Смерть шута

– Да, – сказал Раймонд, не меняясь в лице.

– Не знаю, черт возьми, откуда ты набрался такого знания лошадей? А на вид – дурак дураком...

Старый Пенхоллоу снова почувствовал раздражение, но оно никак не могло найти выхода. Раймонд отмалчивался и в перепалку не вступал. Тогда Пенхоллоу упомянул о своих планах в отношении Клея – вернуть его жить в Тревелин.

Это сообщение задело Раймонда, хотя и не настолько, чтобы он открыто возразил отцу. У Раймонда были аргументы против этого – во-первых, Клей еще не отучился хотя бы трех полных лет в колледже, кроме того, Пенхоллоу придется выложить солидную сумму денег за то, чтобы Клея приняли в адвокатскую фирму, причем если Пенхоллоу вдруг не станет, то Клея вытурят оттуда на следующий день и придется его содержать здесь... Но старый Пенхоллоу оборвал сына и заявил, кстати, что он считает очень своевременным, чтобы и Обри, наконец, прекратил заниматься ерундой в Лондоне и вернулся в Тревелин. Вне себя от гнева, Раймонд развернулся на каблуках и вышел из комнаты...

Когда он вошел в конюшню, на его лице все еще сохранялось такое зверское выражение, что мальчишка-конюх, переносивший охапку сена через двор, почел за благо скрыться подальше с глаз хозяина... Двое других конюхов, которые чесали гнедую кобылу в полутемном паддоке, обменялись тревожными взглядами.

Раймонд постоял минутку, наблюдая за работой конюхов, а потом, не найдя, к своему разочарованию, поводов для придирок, прошел дальше. Там были стойла с его собственными лошадьми для охоты, и стоило ему показаться в дверях, как в проход сразу высунулся ряд породистых лошадиных голов. Раймонд прошел мимо них, ласково трепля по гриве одну, проверяя уши у другой, и лицо его немного просветлело как бывало всегда, стоило ему попасть сюда, к лошадям... Он с удовольствием думал, что стойла отлично устроены, а недавно нанятый новый конюх выглядит бодрым, подтянутым и свое дело знает туго. Еще он вспомнил, что надо посоветовать Барту расковать его серую кобылу, и еще, что когда старый Пенхоллоу умрет... Тут он остановил свои размышления, резко повернулся и вышел из прохода между стойлами.

В сумрачном тамбуре мальчишка отмывал заляпанную грязью попону, повешенную на жердь. Ну да, ведь Барт и Конрад обычно объезжали лошадей рано поутру, как и он сам. Раймонд быстрым взглядом окинул развешанную по стенам сбрую, начищенные до глянцевого блеска седла, кивнул в ответ на просьбу молодого конюха выдать еще гуталина и кожи и проследовал дальше, в кормовой амбар.

Осмотрев приготовленные к раздаче корма, Раймонд вышел во двор и завел свой старый автомобиль. Он решил навестить кузницу, а затем уже ехать в Бодмин.

Там он встретил Ингрэма, толкующего с Морганом, кузнецом. Братья коротко поздоровались, после чего Ингрэм, поигрывая своим стеком, сказал:

– Я тут говорил Моргану, что нам лучше бы избавиться от Беглянки. Что скажешь?

Раймонд что-то недовольно проворчал в ответ.

– Как там наш папаша, все в порядке? – небрежно спросил Ингрэм.

– Как обычно.

– Послушай, не хочешь взглянуть на этого жеребчика по кличке Дьявол? Я как раз собирался съездить на верхнюю конюшню...

Раймонд хотел посмотреть жеребца, но у него не было никакой охоты ехать туда в компании Ингрэма.

– Нет, – сказал Раймонд. – У меня нет времени. Мне надо поскорее попасть в Бодмин.

– А, черт, какая жалость, – бросил Ингрэм, болтая ногой. – Ну раз ты едешь в Бодмин, передай там Гитьену, чтобы он прислал мне еще дюжину светлого пива. Сэкономишь мне время на поездку туда...

– Ладно, – сказал Раймонд. – А отсюда ничего не надо отвезти в город?

– По-моему, ничего, – пожал плечами Ингрэм, вглядываясь в лицо брата. – А ты туда зачем? Опять в банк, что ли?

Раймонд мрачно кивнул.

– По-моему, папаша стал тратить не считая, а?

– Не знаю, – сказал Раймонд. – Но если хочешь, можешь попробовать поговорить с ним. Я уже сыт этим по горло.

Ингрэм равнодушно рассмеялся:

– А, опять крови жаждет и со всеми ссорится? Оставь его в покое, мой тебе совет, и он перестанет дергаться. У тебя никогда не было ни на грош такта, в этом твоя беда.

Раймонд сел в машину и включил зажигание.

– Он хочет выписать сюда Клея, – мрачно сказал он, не глядя на брата.

– А, черт! – воскликнул Ингрэм, вскакивая на ноги с бревна, на котором сидел.

– И кроме того, еще и Обри! – добавил Раймонд, легонько газуя на месте.

– Пропади всё пропадом, вот дьявол! – взвизгнул Ингрэм, сразу теряя всю свою напускную небрежность.

– А, по-моему, остается только смеяться, – с угрюмым сарказмом заметил Раймонд и, блеснув глазами тронулся с места и поехал.

До Бодмина ехать было недалеко, а прибыв туда он довольно быстро управился с банком. Получив на личные, он вышел из дверей банка, где почти лицом лицу столкнулся со своей теткой Делией Оттери. Она, быстро шла по улице, вся в развевающихся ленточках трясущихся на ветру рюшах и вуалетке, держа в одно руке тяжелый пакет с продуктами, а в другой – вмести тельную кожаную сумку. Вокруг шеи ее была неумел» обмотана горжетка из тех, что были в особой моде пере первой мировой войной.

Все, кто знал Делию в молодости, в один голос утверждали, что она была прелестна, только ее всегда задвигала на второй план ее сестра Рейчел. И племянник Делии, по возрасту не имея возможности знать об этой прелести тетушки Делии, должны были верить на ело во. Сами они знали только неопрятную преждевременно поседевшую старую деву, с вечно нечесаными волосами, которые противными косичками свисали на плеч! и спину... Ее девичья стройность слишком рано сменилась старческой костлявостью, которую только подчеркивала ее блёклая, тусклых тонов одежда, – она всегда боялась свежих красок и смелых расцветок.

Неожиданно столкнувшись со своим племянником в первый момент она покраснела от неожиданности радости, но потом спохватилась, засмущалась, уронил; свою сумку на тротуар и как-то сдавленно пискнула:

– О, Раймонд! Как я рада тебя видеть... Такой сюрприз...

Стильно и добротно одетого и постриженного Раймонда всегда страшно раздражала расхристанность нелепый вид его тетки, и он процедил сквозь зубы, ни чуть не стараясь изобразить даже показной радости:

– Привет, тетушка! – и нехотя нагнулся поднять ее сумку с земли.

Делия стояла и щурилась на него своими близорукими глазами, глуповато улыбаясь.

– Да... Вот уж сюрприз так сюрприз... – бессмысленно повторила она.

Вообще говоря, Раймонд приезжал в Бодмин не реже двух раз в неделю, а мисс Оттери ходила в продовольственный магазин каждое утро, так что в их встрече не было ничего особенно удивительного. Но все Пенхоллоу давно уже пришли к заключению, что Делия слаба рассудком, поэтому Раймонд не стал затевать долгой беседы, а просто заметил:

– Я заезжал по делам. Как поживаете? Как дядюшка Финеас?

– О, прекрасно, конечно, прекрасно! А как вы – тоже ничего? Все здоровы, надеюсь?..

– О да, у нас, как всегда, все в порядке, – ответил Раймонд с легкой вынужденной улыбкой.

– Вот и хорошо! – сказала Делия. – А как поживает малышка Фейт? Я ее уже целую вечность не видела! Не знаю, почему так получается, но неужели у нее не находится времени навестить нас...

– С ней тоже все в порядке, – кратко сообщил Раймонд.

Они еще постояли друг напротив друга, мисс Оттери слегка дрожа – то ли от возбуждения, то ли от холодного ветерка, а Раймонд – напряженно соображая, как бы ему поскорее отцепиться от нее.

– Ах, это такая радость – видеть тебя, милый, ты очень, очень хорошо выглядишь! – сказала Делия после тягостной паузы. – Я только хотела сказать, что Финеас вспоминал о вас в тот самый день, позавчера, ну правильно, это был вторник, потому что я встретила Майру здесь, в городе, собственно, именно поэтому я и подумала тогда – Боже мой, я же не виделась с вами со всеми целую вечность! А вот теперь я тебя вижу! Это такая радость, знаешь ли...

– Да, – сказал Раймонд, который не сумел придумать в ответ ничего путного. – Давайте я вам помогу донести это все до дому?

Она снова зарделась, словно девушка в семнадцать лет.

– О, это было бы слишком любезно с твоей стороны, милый мой! Конечно, я понимаю, что ты приехал на машине, но знаешь ли, я собиралась еще зайти тут в один магазинчик прикупить зернышек для своих канареек, а потом я думала подождать автобуса, и вообще я боюсь, было бы бессовестно заставлять тебя ждать меня, ведь у тебя, наверное, полно дел!

– Машина стоит рядом, – молвил Раймонд с оттенком безысходности в голосе. – Я буду ждать вас вон там.

– Я тебя не задержу ни секунды! – пообещала Делия. – Только заскочу в лавку и сразу назад. Это займет не более двух минут! А ты помнишь моих птичек? Они такие лапочки, клювики голодные...

Не прошло и двух недель с того момента, как Раймонд навещал Делию с Финеасом в их маленьком доме на окраине городка, где ценная мебель была сдвинута в угол, а все основное пространство занимали золоченые клетки с птицами, но что поделаешь?

Он мрачновато кивнул и не нашелся, что сказать...

Минут двадцать спустя старушка наконец выбралась из магазина и села в машину рядом с Раймондом, прочно установив сумки со своими покупками у себя в ногах. Она принялась с живостью рассказывать, какое участие проявил хозяин магазина к делам ее птичек.

– Он такой милый, знаешь ли, всегда поинтересуется, как они себя чувствуют, а чувствуют они себя не все хорошо, ведь ты знаешь, что Дикки у меня болеет вот уже месяц! И ведь это очень, очень похоже на тебя самого, правда, только ты больше интересуешься лошадьми, а он птичками, не правда ли? Ну конечно, тебе надо интересоваться лошадьми, так же как и ему – моими птичками! Конечно! А как поживают твои лошадки?

Раймонд не был уверен, что на этот вопрос обязательно надо отвечать, однако он все же сообщил ей, что у него есть пара жеребцов, которых только начинают объезжать.

– Ах, как это прекрасно! – воскликнула Делия. – Я всегда жалела, что мы забросили нашу конюшню, но хотя надо сказать, что я никогда не была такой хорошей наездницей, как моя милая Рейчел, просто я всегда любила лошадей, любила их, вот и все... И лошади всегда любили меня. Рейчел всегда нравилось кого-нибудь погонять, понимаешь, погонять, ну да она всегда была особая девочка, это я помню, и ей нравились такие, норовистые лошади, ну а меня отец, то есть твой дедушка, ты его должен еще помнить, ты ведь старший в семье, так вот мой отец, а твой дедушка часто подсаживал меня на самую, понимаешь ли, самую смирную кобылу... Но я никогда не ездила на верховую охоту, это правда. И никогда не могла себя заставить относиться к такой охоте с одобрением, знаешь ли. Но я – я никогда и не имела ничего против людей, которые так охотятся. Видишь ли, я думаю, мир был бы очень скучен, если бы мы все думали и делали одно и то же. Но ездить верхом мне всегда очень нравилось. Ты помнишь моего пони Питера, Раймонд?

О да, Раймонд помнил этого милого, правда слишком жирного пони, и Делия расплылась в улыбке. Более того, она припомнила массу случаев, в которых этот пони проявил чудеса сообразительности, выносливости и прочие достойные качества. Несколько отклонившись от этой темы, она неожиданно прозрачно намекнула, что была бы не прочь увидеть и славных жеребцов Раймонда, поскольку она ужасно любила всех маленьких животных, детенышей, даже котят, хотя те, когда подрастут, начинают делать ужасные вещи – душить птичек, мышек, и все это ужасно... А малыши – они так прелестны, она их просто обожает – и всегда жалеет...

– Ну что ж, приезжайте как-нибудь и посмотрите наши конюшни, – сказал Раймонд, отлично при этом понимая, что Делия не примет приглашения просто из-за страха перед Адамом Пенхоллоу.

Но Делия тем не менее ответила длинной витиеватой благодарственной речью, когда он уже высаживал ее у дома на Азалия Лодж. Он ничего не ответил на приглашение заскочить на минуточку повидаться с дядей, а просто обошел машину и открыл ей дверцу. Но пока Делия рассыпалась в любезностях, Финеас, который увидел их прибытие из окошка, уже вышел из дому навстречу им.

После этого элементарная вежливость не позволила Раймонду сразу же исчезнуть, и он не меньше минуты тряс руку дядюшке Финеасу, но решил не выходить больше из машины, а держал свою правую руку высунутой из окна, и над ней трудился дядюшка. Когда собственная рука старого Финеаса посинела от натуги, он наконец воскликнул:

– Ну ладно, воистину, что мы здесь делаем? А я-то уж удивлялся, кого это Делия завлекла к нам в дом! Как это мило! Так как же ты поживаешь, мальчик мой? Нет, стой, тебе не нужно отвечать, все и так видно но твоему цветущему виду. Ты должен, слышишь, просто должен зайти к нам на минутку и освежиться кофе с фруктами. Ты слышишь, я просто настаиваю на этом!

– Спасибо, дядюшка, но боюсь, у меня совершенно нет времени. Рад видеть вас в добром здравии и в бодрости.

Финеас горделивым жестом отбросил на затылок седую прядь, которую ветер норовил скинуть ему в глаза. На его пальце был агатовый перстень, ногти гладко обточены и отполированы.

– Ну что ж, Раймонд, конечно! Ты молодой человек, у тебя, должно быть, куча дел! И это правильно! А как твой дорогой папаша?

Поскольку Раймонд знал, до какой степени Финеас не выносит его отца, он только сдвинул брови и бесцветно произнес:

– Он по-прежнему, как всегда.

– О! – воскликнул Финеас. – Вот это человек! Столько лет, и все молодцом! Он необычайный человек, право, необычайный...

– Почему бы вам не заехать к нам как-нибудь и не повидать его? – с непроницаемым лицом спросил Раймонд. – Отец был бы очень рад.

– Да вот... Может быть, на днях... – пробормотал Финеас несколько туманно, но румянец возбуждения еще горел на его щеках...

Раймонд попрощался с теткой, она положила ему свою сухую руку на плечо, и, поскольку ясно было, что она собирается его поцеловать, он подчинился, только чуть-чуть в непроизвольном отвращении отклоняя голову в сторону, а потом сам поцеловал ее краем губ в напудренную щеку. Еще один поклон дяде, и Раймонд отъехал, развернул машину и направился в сторону Тревелина, а два старых чудака, брат и сестра, стояли на обочине дороги и махали ему вслед.

Глава шестая

До пяти часов дня семья все еще не была в полном сборе, поскольку ни Фейт, ни близнецы не явились к ленчу. Однако за традиционным пятичасовым чаем все они, за исключением разве что самого старика Пенхоллоу, собрались в длинной чайной комнате, где на стенах были развешаны многочисленные портреты предков Пенхоллоу начиная с шестнадцатого века... Чай был подан на тяжелых и, как всегда, не слишком аккуратно начищенных серебряных подносах к тому месту, которое по сложившемуся обычаю занимала Клара. Она разливала чай и кофе и передавала чашки другим. На двух других столиках у буфета были расставлены блюда со снедью в тарелках вустерского фарфора и блюдах краундерби, и там же было разложено печенье, собственноручно испеченное Кларой. Сухощавая Майра, жена Ингрэма, довольно визгливым тоном спорила с Кларой по поводу дурных привычек дворецкого Рубена, а Ингрэм, развалившись в кресле у камина, вяло обсуждал с Конрадом достоинства и недостатки его нового жеребца для охоты.

– Боже мой, – простонала Вивьен. – Неужели в этом доме невозможно услышать ни о чем, кроме этих лошадей? Что это за пытка!

Барт, сидящий рядом, ухмыльнулся:

– Погодите, скоро сюда заявится Клей, и тогда-то у вас будет масса возможностей поболтать с ним о своем, девичьем! Он будет вашим первым союзником, Вивьен, честное слово! А ты, Кон, слышал последние новости? Папаша собирается заставить Клея работать на старину Клиффа!

– Что за вздор? Кто это сказал? – изумился Конрад.

– Юджин. Это правда, Фейт, или нет?

– Мне бы не хотелось это обсуждать! – сухо отрезала Фейт.

– Ну так что из этого, Барт! – воскликнул Кон, не обратив никакого внимания на Фейт. – Ведь Клифф не возьмет его, это же ясно как день!

– Ну что ж, ты можешь спросить у папаши, если мне не веришь, – зевнул Барт, беря с тарелки оладью и отправляя ее в кстати открытый рот.

– О Господи, вот уж беда для Клиффорда! – сказал Конрад, и тут в его мозгу мелькнула еще одна, гораздо более неприятная мысль. – Постойте, а что, Клей, получается, тоже станет жить здесь, с нами?

– Да, именно таков был замысел, – осклабился Барт.

– Господи спаси! – только и сказал Конрад. Фейт, прекрасно слышавшая этот громогласный разговор, покраснела от ярости, но, поскольку она знала, что с близнецами говорить бесполезно, она попыталась отвлечь себя тем, чтобы послушать беседу Клары с Майрой.

– Должна заметить, и в настоящее время в этом доме более чем достаточно людей, – заметила Вивьен, забирая от своего Юджина пустую чашку и протягивая ее Кларе под чай.

– Спасибо, мышка моя, – пробормотал Юджин. – Только молока поменьше, тетя Клара, будьте так любезны... Ингрэм, нельзя ли было бы попросить тебя немножечко отодвинуться, чтобы не загораживать мне огонь... Я сегодня с утра чувствую себя безумно озябшим и боюсь, как бы мне не схватить простуду...

– Юджин?! Что я слышу? Ты мне ничего не говорил о своем нездоровье! – взволнованно заговорила Вивьен. – Но ты себя чувствуешь не слишком плохо, надеюсь? Конечно, я видела, что ты выглядишь сегодня неважно, но я отнесла это на счет бессонной ночи, которую ты провел... Ингрэм, пожалуйста, отсядь чуть подальше от камина. Ты же загораживаешь от Юджина тепло!

– Черт побери этого Юджина и его долбаную простуду! – беззлобно ругнулся Ингрэм, вставая со своего кресла и переходя поближе к столу. Там он шлепнул по руке Барта с грубым окриком:

– Хватит лопать сладкое, мерзкий обжора! – после чего отобрал у того очередную оладью и сунул себе в рот.

– Юджин, милый, но мне кажется, ты и сейчас сидишь на сквозняке! – в ужасе простонала Вивьен, ста раясь абстрагироваться от происходящего вокруг.

– О да, крошка, но трудно сидеть не на сквозняке в этой ужасной проходной и продувной комнате, – с философской грустью отвечал Юджин.

– Я думаю, надо послать кого-нибудь за теплой шалью! – хохотнул Барт. – А может быть, принести Юджину еще и грелку для ног?

– О нет, мой маленький братишка, – ответил ему Юджин, совершенно, казалось, не задетый этим тяжеловесным юморком. – Но я думаю, что если бы кто-нибудь очень добрый, например ты, отодвинул бы этот экран у камина, то мне, а также всем в этой комнате – хотя это уже не столь важно – стало бы немного уютнее.

– Ах ты черт! – восхитился Барт. – Откуда столько нахальства!? Чтобы я стал поднимать для тебя эту громадину!

– Ну ты если не сделаешь этого, сделаю я! – воскликнула Вивьен, ставя на стол чайник и бросаясь к массивному многослойному металлическому экрану.

– Ладно, ладно, не надо глупить, надорветесь! – сказал Барт, вскакивая с места и пытаясь ей помочь. – Ну где, где ты хочешь, чтобы она стояла, эта чертова штуковина?

– Прямо здесь, правее от моего кресла! – указал Юджин без малейшего смущения от суматохи, которая возникла вокруг из-за его капризов.

– Ну вот... Так оно гораздо лучше... Вот видишь, Барт, я говорил, что все-таки заставлю тебя сдвинуть ее, и я был прав....

– Если бы ты не был таким ужасным лентяем, ты не позволил бы Вивьен в одиночку передвигать тяжелые веши! – гневно заявил Барт, возвращаясь на свое место рядом с Ингрэмом.

– О да, но мне вдруг пришло в голову, что твоя галантность не позволит тебе смотреть на все это равнодушно! – рассмеялся Юджин. – Конечно, я не стал бы рисковать с Коном или Ингрэмом, но насчет тебя я всегда знал, что у тебя нежная душа, мой милый! Но раз ты был так ЛЮБЕЗЕН, я сообщу тебе еще кое-что, от чего твои переживания по поводу прибытия Клея покажутся сущим пустяком... К нам скоро вернется еще и Обри!

– Что?! – взвизгнул Барт.

– Да нет, он не приедет, – сказал Конрад тоном большого знатока. – Ему здесь не место, он сам это отлично знает.

– Да брось ты! – отмахнулся Барт. – Он наверняка опять проигрался... Он все у меня перебьет... Папаша всегда его почему-то жаловал...

– Не надо паники! – продолжал спокойно Конрад. – Я готов побиться с тобой об заклад, что он не приедет.

– Ты кретин, каких мало! Он будет вынужден приехать на день рождения старика! – сказал Барт. – Даже такой негодяй, как Обри, не посмеет забыть об этом... И если он снова проигрался, я не знаю, что я сделаю... Ах, Раймонд, скажи ты, неужели все это правда?! И Обри к нам действительно заявится?

Раймонд, который только что вошел в комнату, спокойно заметил на это:

– Нет, если у меня найдется кое-что сказать отцу по этому поводу...

– Но ведь ты же ни черта не скажешь! – хохотнул Ингрэм саркастически.

И тут вмешался Барт:

– Послушай, Раймонд! Скажи наконец прямо, что ты думаешь. Не можешь ведь ты допустить, чтобы здесь у нас появился Обри и начал своим мерзким языком развращать наши юные души! Не обо мне, хотя бы о Коне подумай!

Это страстное замечание вызвало взрыв хохота. Единственным, у кого на лице сохранялась скучная мина, был Раймонд. Он неторопливо подошел к чайному столу и стал ждать, пока тетушка Клара нальет ему чашку.

– Ну да, старику только и осталось вызвать домой еще и Клея для полного комплекта – с мягкой грустью высказался Юджин. – Какой у нас сегодня, однако, получился знаменательный денек, нечего сказать...

– Да-а, вот тебе раз, а вот тебе два! – сказал Конрад, отрезая себе огромный кусок пирога. – А неплохо бы услышать еще и мнение Вивьен. И вообще всей той массы людей, которые живут в нашем доме...

– Ты не беспокойся об их числе! Мы всех способны прокормить! – хладнокровно заверил его Раймонд.

– А за каждый прожитый здесь день они нам очень благодарны!

Вивьен густо покраснела, а Юджин, как бы невзначай, спросил:

– Это что, в мой огород камешки?

– Вероятно, – бесцветным голосом отвечал Раймонд.

– Ага, ну теперь, по крайней мере, мы знаем, чего нам ожидать! – нехорошим смехом засмеялся Ингрэм.

– Раймонд всегда так нежен, заботлив к своим родным и даже немножко перехлестывает со своими братскими чувствами...

Раймонд тихо помешивал ложечкой сахар в чашке, не глядя на Ингрэма. Его губы искривились, словно он что-то хотел сказать, но сдержался...

Барт, отрезая себе от пирога здоровенный кусок, громогласно спросил:

– Слушай, Рай, а может быть, ты намерен всех нас выгнать вон, когда старик помрет?

Раймонд на секунду нахмурился, словно от боли, а потом так же спокойно сказал:

– Наоборот, старик завещает все тебе, если ты только будешь вести себя без дураков...

– Не знаю, на что ты намекаешь, – проговорил Барт, густо краснея. – Но я и сам хотел бы, чтобы старик поторопился со своим завещанием, потому что...

Глаза Ингрэма бегали от Раймонда к Барту.

– Черт вас возьми! – воскликнул он. – О чем это вы? И что это ты такое говоришь, маленький Барт?

– Ничего. Это тебя не касается.

– Ага, ЛЮБОВЬ! – пробормотал Юджин. – Мечты молодости...

– Ну да! Как одно связано с другим? При чем тут любовь и наследство?.. – в сомнении заметил ему в ответ Ингрэм, совершенно расстроенный...

Но в этот интересный момент Ингрэма отвлекла его жена Майра, которая спросила, как он относится к высказыванию их кузнеца о том, что их дети лучше научатся езде верхом на лошади, если будут терпеть боль и падать на скаку. В связи с этим она начала развивать тезис о неспособности Бертрама и Рудольфа сколько-нибудь продолжительно выносить страдание, и этот слюнявый разговор так нехорошо подействовал на Барта, что тот попросту вышел из комнаты.

Барт нашел свою Лавли в одном из коридоров; девушка стояла лицом к окну и разглядывала садик, посаженный тетушкой Кларой... Заслышав его шаги, она повернула к нему лицо и улыбнулась всепозволяющей улыбкой... Он схватил ее без особых церемоний и повлек прочь...

– О Господи, как давно я не видела тебя... – простонала она томно...

Она вдруг приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы своими раскрытыми губами... Потом проговорила грудным, страстным голосом:

– Сегодня!..

– Но только на пару минут!

– Нет, на полчаса...

– О Боже! Я не могу так! Нет уж, лучше зайди сейчас в классную комнату...

Он прошел с ней туда и потом одним ударом каблука захлопнул за собой дверь... Сперва они просто целовались, потом она, как бы ослабнув, опустилась на старинную софу... Но ее нежные ручки лежали на его груди и не позволяли приблизиться вплотную, к чему Барт так стремился... Она, слегка прикрыв глаза, расслабленно повторяла:

– Не сейчас, Барт... Только не сейчас... Нет... Барт совсем сошел с ума после этих слов.

– Ты маленькая чертовка, я теперь вовсе не верю, что ты меня хоть немного любишь! – заявил он, задыхаясь.

– Ах, меня так легко обмануть такому джентльмену, как ты... – она то ли горько смеялась, то ли сладко плакала, не понять... – Ты меня обманешь...

Он схватил ее и бросил на себя, так, что ее голова оказалась у него на коленях.

– Я женюсь на тебе, Лавли! Клянусь тебе! Я женюсь на тебе!

Она, не делая ни малейших попыток высвободиться из его объятий, произнесла все так же горько:

– О нет, нет... Это вряд ли будет...

Его рука, ласкавшая бедро девушки сквозь тонкое сукно, вдруг напряглась, коснувшись чего-то сокровенного...

– Лавли, я схожу с ума... Ну давай же...

– О нет, мы должны быть терпеливыми! – отвечала она. – Барт, любовь моя, дай мне сесть нормально и остаться приличной девушкой... Нет, нет, нам нужно быть осторожными...

Он освободил ее из своих объятий, и она сразу стала приводить в порядок свои растрепанные волосы и платье...

– Черт побери! Я в конце концов сам себе хозяин, и я сделаю то, что решил! И если даже папаша не оставит мне ферму Треллик, я смогу и сам заработать себе на жизнь! Я способен на это, в отличие от моих слабосильных братьев!

Она тонко улыбнулась:

– Надо еще поискать того, кто захочет нанять тебя на работу, милый... С твоим диким нравом, с твоими амбициями, со всей той кашей, что у тебя в голове... Мы небогато будем жить, думаю, даже если ты получишь эту ферму...

Он оскалился:

– Нет, брось, ты ничего не знаешь! Я чертовски нужен Раймонду. Он наймет меня для работы на конезаводе, вот увидишь.

– Нет, милый, это не так. Попробуй только рассказать своему братцу Раймонду, что ты собираешься жениться на Лавли Трюитьен, и увидишь, что за этим последует... Но более того, он ничего и не может сделать для нас, даже если бы хотел, пока твой папаша жив...

– Ну ладно, так или сяк, я могу устроиться работать тренером верховой езды сам по себе.

– И все равно тебе на первое время нужны будут деньги, милый! А если ты вступишь во владение Трелликом со всеми его долгами, то будь уверен, тебе еще не один месяц придется с ними расплачиваться...

– Да, но я не стану ждать!

Она глубоко и прочувствованно вздохнула.

– Почему бы тебе, Барт, не пойти по тому пути, который тебе прочит отец? Это было бы проще для тебя...

– Послушай, я и без того просто болею, ловя тебя по закоулкам, так что и вправду лучше бы мне отдаться воле отца и больше ничего не желать! Вот лафа бы настала! Но только он много болтает, да мало что для меня делает...

– Подожди! – оборвала его Лавли. – Мало ли еще что случится, милый, и во всяком случае, сейчас не самый подходящий момент говорить ему неприятные вещи... Он теперь, вероятно, влезет в долги после получения того письма от Обри, о котором мне сказал мой дядя... Так подожди же, любовь моя!

– Не знаю... Мне кажется, ты просто не хочешь выйти за меня! – мрачно заметил Барт.

Она склонилась к нему, приникла к его груди, и ее ручка крепко сжала его руку...

– Нет, мой милый, мой дорогой, я решила выйти за тебя, и ты об этом знаешь... И ты знаешь, что я буду тебе хорошей женой, хоть я и не из твоего круга... Но знай, что никто из твоих братьев, а прежде всего твой отец, не позволят тебе жениться на мне – это уж точно! Но мы должны понимать их. И вести себя соответственно. Если они раскусят нас раньше времени, то просто заставят меня уехать, а ты даже не сумеешь меня проводить – вот так!

Он захохотал, хотя в глубине души не был уверен, что ему все удастся, как он задумал.

– Неужели ты, крошка, думаешь, что кто-нибудь из них способен меня удержать? И вообще, что я позволю себя удержать кому-нибудь?

– Да, я думаю, что Конрад на это способен! – настаивала она. – Мне кажется, он только и хочет, что моей смерти!

– Что за ерунда? – переспросил Барт. – Ты сошла с ума, милочка! Ведь Кон мой близнец!

– Но ему тоже не чужда ревность! – заявила Лавли с некоторым кокетством.

Но Барт только захохотал в ответ. Он считал, что если Конрад и мрачен, то это только от несварения желудка. И когда Лавли заметила, что Конрад может сообщить о своих сомнительных наблюдениях старику Пенхоллоу, Барт сразу же ответил:

– Нет, это исключено. Даже Юджин этого не сделает...

Ее пальцы переплелись с его...

– Да, но ведь это может сделать Джимми...

– Что?! – взревел он.

– Ах, тише, тише, милый, нас ведь могут подслушивать горничные! Нет, конечно, Джимми не станет разносить сплетни, не думаю... Хотя это ничего ему и не стоит.

– Я убью негодяя, если только обнаружу, что он сплетничает обо мне! – мрачно пообещал Барт. – Ишь ты, он будет рассказывать обо мне моему отцу! Много чести! Не бойся, милая, он не станет совать нос в мои дела! Не посмеет.

– Нет, он может причинить тебе большие неприятности... – простонала тихо Лавли.

– А какого черта, скажи на милость?

Она не смогла бы объяснить ему словами свои смутные догадки, даже если бы у нее под рукой был весь огромный шекспировский словарь. Эти предчувствия не могли быть высказаны вслух, да и не было у Барта ни малейшего уважения к примитивному уму Джимми. Но насторожило его вдруг другое.