— Что за чертовщина, Ник? Расскажи мне. Боваллет быстро отвел взгляд от сияния очага и вызывающе посмотрел на Дрейка.
— Почему в моей голове должна быть непременно чертовщина?
Дрейк ткнул в него трубкой.
— Я же знаю тебя, Ник, разве ты не понимаешь? Ты мне еще ничего не рассказал, но Мартин уже выжал из тебя эту тайну.
Тогда Ник все объяснил. Дрейк приоткрыл рот от удивления, глаза его загорелись.
— Хорошо, очень хорошо! — сказал он. — Но как?
— Я поеду за ней в Испанию, — ответил сэр Николас таким тоном, словно говорил о своей воскресной прогулке в Вестминстер[62].
Услышав такой ответ, Дрейк громко расхохотался.
— Господи, спаси и помилуй! — Он внезапно протрезвел и, наклонившись вперед, сжал руку Боваллета. — Послушай меня, Ник, не надо. Ты слишком хорош, чтобы пропасть ни за что.
Блестящие голубые глаза на мгновение встретились с серыми.
— Так вы думаете, я непременно пропаду? Дрейк поднял бороду и пожевал ее кончик, плечи его вздрагивали.
— Не знаю… Впрочем, дерни Филиппа за длинный нос, Ник, если только увидишь его сатанинское величество! Клянусь, ты вернешься невредимым даже из самой преисподней! Но как ты проникнешь в Испанию? Через деревушку контрабандистов?
— Нет, это может привести к разоблачению. Мне нужны бумаги, чтобы было что показать в случае нужды. Черт бы все побрал — у нас ведь сейчас нет посла в Мадриде!
— От английских бумаг толку не будет, — согласился Дрейк. — Тебя сразу задержат. Смирись и выбрось эту блажь из головы.
— Клянусь Богом, только не я! Я попытаю счастья у своих французских родичей.
— Интересно, а они у тебя есть?
— Множество. Кстати, один из них будет особенно рад услужить мне, в память о старых временах. Это маркиз де Бельреми, мы отмерили вместе немало лиг по континенту, много лет назад. Да, и царапин мы выдержали порядочно, Бог свидетель! — Он тихо рассмеялся своим воспоминаниям. — Бели он сможет достать мне французские бумаги — что ж, хорошо. А нет, так я найду какой-нибудь другой способ.
Наступило молчание. Дрейк попыхивал трубкой.
— Не забудь о разрешении на путешествия в открытом море, мастер сумасшедший. Каперское свидетельство[63] тут не подойдет. Только мне почему-то кажется, что королева не захочет так просто терять тебя в каком-то безрассудном предприятии в Испании. У нее могут быть на твой счет иные планы.
— Можете мне поверить, разрешение я достану. Как вы думаете, в случае, если королева откажет, Уолсингхэм[64] не окажет мне эту любезность?
Дрейк состроил гримасу.
— Да уж, конечно, мне известно, что он будет счастлив заслать шпиона в Испанию. Но черт тебя подери, Ник, это безумие! Неужели ты так мало ценишь свою жизнь?
— Я очень ее ценю, но она зачарована. Вы сами так говорили, Дрейк. А где теперь находится двор?
— В Вестминстере.
— Тогда завтра же я отправляюсь в Вестминстер, — решил сэр Николас.
На следующий день он подъехал к дворцу, совершенно неотразимый в расшитом камзоле, надушенный мускусом, со свежеподстриженной бородкой. На его плечах лежал плащ бургундского покроя. Получить доступ во дворец не составило труда для сэра Николаса Боваллета, одного из любимцев королевы. В ее сердце всегда оставался уголок для этого красивого забияки.
Сэр Николас быстро прошел в одну из длинных галерей, которую ему указали. Там уже ждали выхода королевы несколько придворных дам и довольно много кавалеров. Он узнал, что королева уединилась с французским послом, сэром Френсисом Уолсингхэмом, и сэром Джеймсом Крофтсом. Все это ему сообщил вице-канцлер, сэр Кристофер Хэттон, горделиво прохаживавшийся в галерее. Хэттон холодно, но вежливо приветствовал его и протянул два пальца. Боваллет быстро отпустил его руку и пустился в разговор с элегантным и серьезным Рейли, также поджидавшим выхода ее величества. Сэр Кристофер свирепо покосился на Боваллета и, казалось, подобрал край своего плаща. Заметив это, Боваллет открыто ухмыльнулся. Ревность сэра Кристофера показалась ему абсурдной.
Ждать пришлось еще около получаса, но он приятно провел время и довольно скоро заставил возмущенно рассмеяться одну из фрейлин, считавших его отважным, но нахальным кавалером. Таким он, собственно, и был.
Наконец в дальнем конце галереи послышались шаги, занавес отдернули, и в галерею медленно вошли четверо. Первой шла королева, худощавая женщина среднего роста на очень высоких каблуках. Огромный воротник, сиявший драгоценными камнями, поднимался за ее головой. Огненно-рыжие волосы королевы были тщательно завиты и уложены локонами, прическу украшали драгоценные гребни и прочее. Необъятное платье тоже сверкало драгоценностями. Королева ослепляла взоры сиянием украшений и блеском дорогой материи. Глаза присутствующих обратились к ней, но так было бы, будь она одета даже в самый скромный наряд из бумазеи. Ее лицо было густо намазано гримом, но глаза были очень живые — необычные темные глаза, не очень большие, но невероятно блестящие и странно пронзительные.
Немного позади королевы, придерживая рукой занавес, стоял, наклонив величавую голову и почтительно выслушивая брошенное ему через плечо приказание, де Мовиссьер. Сэр Френсис Уолсингхэм держал свиток, который тут же передал Крофтсу, хмурившемуся в глубине комнаты. Довольно печальные глаза сэра Френсиса заметили, казалось, всех собравшихся в галерее. Взгляд его задумчиво остановился на Боваллете, но он ничего не сказал.
Де Мовиссьер склонился, целуя руку королевы. Она притопнула ногой, и глаза ее опасно сузились. Фрейлины, знакомые с этими грозными признаками, почувствовали приближение грозы.
Де Мовиссьер отступил, кланяясь, назад, королева кивнула и снова топнула ногой. Она была вне себя, бросала свирепые взгляды на двух своих министров и нетерпеливо дергала плечом.
Уолсингхэм дал Боваллету знак. Царственную владычицу надо было развлечь, ни Хэттон, ни Рейли, которых она видела каждый день, для этого не годились. Сэр Николас прибыл в добрый час.
— Клянусь смертью Господней! — возопила королева. — Хорошо же со мной обращаются!
Послышались быстрые шаги, какой-то джентльмен опустился на колено, целуя ей руку, и лишь затем поднял голову, глядя на нее искрящимися от смеха глазами.
— Клянусь смертью Господней! — снова произнесла королева, на этот раз радостно. — Боваллет!
Она позволила ему еще раз поцеловать свою руку, коснулась его руки своим веером и просила подняться. Гроза миновала, ее величество удалось отвлечь. Уолсингхэм прятал в бороде улыбку, сэр Джеймс Крофтс перестал настороженно хмуриться.
— Как, разбойник! — сказала ее величество, обнажая в добродушной улыбке слегка пожелтевшие зубы. — Так ты вернулся!
— Как иголка прилипает к магниту, мадам, — с готовностью отозвался сэр Николас.
Она оперлась на его руку и прошла несколько шагов по галерее.
— Какие известия принес ты мне о моем добром кузене, короле Испании?
— Увы, мадам, но мне точно известно, что он потерял три отличных корабля: караку[65] и два больших галеона.
Ее блестящие глаза бросили на него косой взгляд.
— Так-так! И чьей же добычей они стали?
— Они достались некоему разбойнику, мадам, по имени Боваллет.
Королева громко расхохоталась.
— Клянусь, я так люблю тебя, мой веселый флибустьер! — Она поманила Уолсингхэма и передала ему новости. — Что же нам с ним делать, сэр Френсис? — поинтересовалась она. — Пожелай что хочешь, разбойник, и ты это получишь. — Она ожидала его ответа, зная, что он ни в чем не нуждался, а наоборот, прибыл, чтобы обогатить ее казну.
— Мадам, я на коленях молю вас о двух одолжениях.
— Клянусь сыном Господним! Это звучит нагло, вот что я тебе скажу! Но говори же!
— Во-первых, я прошу ваше величество принять от меня запоздалый новогодний подарок, который я осмелюсь вам преподнести — горсточку рубинов, не больше. Во-вторых, я прошу ваше величество разрешить мне отбыть на некоторое время во Францию.
Последняя просьба ей совсем не понравилась. Королева нахмурилась и задумалась.
— Обещаю, что дам тебе место при дворе, — сказала она.
Теперь нахмурился Ник. Каждый истинный придворный в ответ на такие слова улыбнулся бы и забормотал о вечной преданности. А Сумасшедший Николас только сдвинул густые черные брови и совсем невежливо покачал головой.
— Клянусь Богом, ты наглый молодчик! — резко произнесла королева. Однако, казалось, эти слова больше развеселили ее, чем разозлили. — В чем дело? Ты не шутишь?
— Позвольте мне немного попутешествовать, мадам, — взмолился сэр Николас.
— Эй, ты, я тебе уши надеру! — предупредила королева.
— О, мадам, простите мой язык, он не привык к галантным разговорам. Я с большой охотой предпочту служить вам мечом за границей, чем праздно прозябать при вашем дворе.
— Хорошо, хорошо! Неплохо сказано, а, Уолсингхэм? Но мне не нужен твой меч во Франции. Нет, я не разрешаю тебе. Советую тебе быть со мной пооткровенней! — Она увидела искорки, танцевавшие в глазах мореплавателя, и легонько ударила его по руке веером. — Ха, ты смеешься? Клянусь смертью Господней, ты дерзкий плут! Но я хочу знать все. Говори, Боваллет, королева слушает.
— Мадам, я не стану вас обманывать. — Боваллет опустился на одно колено. — Позвольте мне съездить ненадолго в Испанию.
Эта невероятная просьба прозвучала в полной тишине. Затем королева громко расхохоталась, и даже те, кто находился в дальнем конце галереи, позавидовали Сумасшедшему Николасу, который сумел так позабавить ее величество.
— Шутка! Вот так шутка! — выговорила, наконец, королева. Но ее пронзительные глаза были устремлены прямо на Ника Боваллета. — А это еще зачем?
— Мадам, я должен выполнить данный мною обет. Исполните мою маленькую просьбу.
— Позволить тебе пожертвовать своей жизнью? А зачем мне это? Вы слышали, Уолсингхэм? Что же, он сумасшедший или говорит серьезно?
Уолсингхэм поглаживал бороду. Он невозмутимо смотрел на сэра Николаса, так что понять, о чем он думал, было невозможно.
— Сэр Николас вполне может привезти нам кое-какие новости из Испании, — медленно произнес он наконец.
Королева нетерпеливо дернула плечом.
— Ну уж нет! ищите себе других шпионов, сэр! А если я исполню эту просьбу, сэр Николас? Что тогда?
— Тогда, мадам, вам останется сказать мне, какой подарок вы бы хотели получить из Испании!
Возможно, ей понравился быстрый ответ, возможно, ей просто было любопытно узнать, что он задумал, но королева ответила:
— Привезите мне лучшее, что есть в Испании, сэр. Запомните это!
Медленным, бесстрастным голосом заговорил Уолсингхэм. Он увел беседу в сторону. Боваллет был доволен. Королева не сказала ни да, ни нет, но теперь сэр Френсис Уолсингхэм, несомненно, выхлопочет ему разрешение, надеясь на те сведения, которые он собирался получить таким образом.
Глава VIII
Три месяца спустя сэр Николас оставил Париж и отправился к югу, в направлении испанской границы. Задержка произошла не по его вине — надо было проследить за передачей добычи в казну королевы, а потом заняться устройством прочих дел. Нику надо было посетить сестру в Вустере, и она не скоро отпустила его. Он хорошо провел там время, но ничего не сказал Адели о своих планах и самым бесстыдным образом флиртовал с молодыми дамами, которых она приглашала к себе, надеясь склонить его к браку.
Разрешение на путешествие удалось получить без труда. Боваллет провел наедине с Уолсингхэмом целый час и затем жалобно заявлял, что секретарь просто привел его в дрожь. Однако все знали, что оба они приветствовали планы начала войны с Испанией.
Запасшись необходимой для его целей суммой денег, сэр Николас, в сопровождении Джошуа Диммока, прибыл, наконец, в Париж и принялся разыскивать своего дальнего родственника, Юсташа де Боваллета, маркиза де Бельреми. Этого дворянина Николас не видал со времен их бурной юности в Италии, когда обоим им было чуть больше двадцати лет. Добравшись до его городского дома, Ник узнал, что Юсташ направился в Бельреми, свое поместье в Нормандии. Кроме того, поговаривали, что маркиз отправился дальше к югу, навестить одного из своих друзей. Разыскивать неуловимого маркиза по всей Франции нечего было и думать, Боваллет очень раздосадовался из-за такой задержки и решил ждать возвращения своего родственника в Париже. Он не стал наносить визиты английскому послу и двору Генриха III. Что касается первого, то сэр Николас предпочитал, чтобы его приезд во Францию не был известен послу; а что до второго, то фатовство и щегольство французского двора были Боваллету совсем не по вкусу. Он нашел способ неплохо провести время вдалеке от двора и не давал себе скучать.
В конце месяца маркиз вернулся в Париж и, узнав о приезде Боваллета, недолго думая, пнул своего мажордома за то, что тот позволил такому дорогому гостю остановиться не в доме самого маркиза, и отправился за сэром Николасом.
Боваллет нашел себе жилье неподалеку от Сены. Его вполне устраивало такое жилище, но Джошуа продолжал бормотать невнятные жалобы и видел в каждом из приходивших к хозяину веселых сотрапезников только католических шпионов. Варфоломеева ночь[66] еще слишком свежа в памяти простого англичанина, говаривал он.
Маркиз, гибкий и проворный, блистая роскошным нарядом, и молодостью — он был на год старше самого Боваллета — шумно ворвался в его комнату и крепко обнял родственника с множеством восклицаний и упреков. Прошло немало времени, прежде чем Боваллет смог заговорить о своих делах, ибо маркизу надо было прежде рассказать все новости, задать множество вопросов и вспомнить немало приключений, которые они вместе пережили. Когда маркиз услышал, что Боваллету нужен французский паспорт для поездки в Испанию, он воздел руки вверх жестом отчаяния и закричал:
— Невозможно! Полчаса спустя он сказал:
— Ну-ну, может быть! Но это безумие, подлог, а ты просто негодник, что просишь меня об этом!
Через неделю он принес кузену паспорт и на вопрос Боваллета, как ему это удалось, он только неопределенно хмыкнул. Паспорт был выписан на имя некоего мосье Гастона де Боваллета, которому давалось право путешествовать за границей. Боваллет узнал, что этот Гастон был одним из кузенов маркиза, и ухмыльнулся.
— Но будьте осторожны, мой друг! — предостерег его маркиз. — Смотрите, не повстречайтесь в Мадриде с французским послом, ведь он знает и Гастона, и всех нас. Прошу вас, будьте осторожны! Ох уж это путешествие в Испанию! И с вашим именем! Подлинное безумие! Невероятный каприз!
— Basta, basta! — ответил сэр Николас, внимательно разглядывая паспорт.
И теперь, направляясь к югу, он думал, что этот паспорт вполне мог обеспечить ему беспрепятственный пропуск на границе, но мог стать и причиной его разоблачения в Мадриде. Николас ехал молча, сокрушенно раздумывая над этим, но вскоре опять поднял голову, словно отбрасывая заботы, и пришпорил лошадь. Джошуа, который следовал за ним смиренной трусцой, вел за собой вьючного коня. Он увидел, как хозяин исчез в облаках пыли и покачал головой.
— Наше последнее путешествие, — проговорил он и ударил своего конька. — Чума бы забрала всех женщин! Шевелись, кляча!
Они не очень торопились, ибо сэр Николас не хотел загонять приобретенную им в Париже лошадь. Это было благородное животное, и он очень полюбил ее. Они медленно продвигались к югу, останавливаясь в трактирах вдоль почтовой дороги, и наконец подъехали к одинокому трактиру, откуда всего полдня пути отделяло их от испанской границы. Трактир находился в убогой деревушке, путешественники не слишком часто заглядывали туда. В последней большой таверне они не остановились, потому что Джошуа разнюхал, что в ней лежит больной с заразной лихорадкой. Солнце стояло еще высоко, день был теплый, и Боваллет согласился ехать дальше.
Никто не вышел им навстречу в этом забытом Богом месте, и Джошуа принялся барабанить в дверь и кричать. Хозяин с кислой миной появился на пороге, но, увидев богато разодетого дворянина, смягчил свое недовольство и поклонился чуть ли не до земли. Конечно, у него есть комната для монсеньора, если только монсеньор снизойдет до этих убогих апартаментов.
— Снизойдет, — ответил сэр Николас. — Скажи-ка, любезный, а есть у тебя выдвижная кровать?[67] Так пусть ее поставят в моей комнате для моего слуги. — Он спрыгнул с седла и остановился, ласково поглаживая кобылу. — Ах ты, моя красавица! — Это была черная, как смоль, быстроногая лошадь с мощными конечностями и мягкими, теплыми губами. — Позаботься о ней, Джошуа!
Он потянулся, браня себя за усталость. Хозяин открыл дверь и, кланяясь, проводил гостя в общую комнату с низким потолком. Боваллет послал его принести вина и понюхал воздух. В помещении было душно, виной тому, очевидно, была накопившаяся по углам грязь. Он подошел к окну и с рудом открыл его, чтобы впустить внутрь свежий воздух. Вернувшийся хозяин покосился на открытое окно и что-то пробормотал сквозь зубы. Они уже ужинали, поглощая скудную местную трапезу, вызвавшую немало ядовитых замечаний Джошуа, когда во дворе послышалось цоканье подков ведомой на поводу лошади. Спустя минуту дверь распахнулась, и в комнату влетел разъяренный молодой человек.
Одет он был богато, но его костюм был сильно запылен. Он сердито посмотрел на Боваллета, уселся за стол и закричал, требуя хозяина. Едва только хозяин появился, как молодой человек разразился яростной речью. Жалобам его не было конца. Начал он с обилия пыли на дороге, от которой он чуть не задохнулся. Затем он упомянул больного, находившегося в большой таверне на почтовой дороге в нескольких милях отсюда. Последней же соломинкой стала для него захромавшая лошадь. Он немедленно потребовал привести ему другого коня.
Высказав все это, молодой человек сбросил плащ, потребовал ужин и откинулся на спинку стула.
Что касается лошади, то решить проблему хозяин трактира был не в силах. Он объяснил своему новому гостю, что в его конюшне нет верховых лошадей, как нет их и в маленькой деревушке.
Мосье должен послать в ближайший город, он располагается в нескольких милях назад по почтовой дороге.
При этих словах мосье выругался и заявил, что он не может терять времени и рано утром непременно должен пересечь границу. Хозяин ничего на это не ответил и, пожав плечами, повернулся, чтобы уйти. Однако незнакомец схватил его за ухо.
— Слышишь, ты! Лошадь, и побыстрее! — прорычал он.
— Я не держу лошадей, — повторил хозяин, высвобождаясь и потирая ухо. — В моем сарае только две лошади, но обе они принадлежат этим господам.
Тут мосье обратил, наконец, внимание на Боваллета, который все это время пытался разгрызть жесткого рябчика. Он слегка поклонился. Сэр Николас поднял бровь и кивнул, удивляясь тому, что молодой господин не слишком-то вежлив.
— Желаю вам доброго вечера, мосье, — молодой джентльмен старался скрыть свое плохое настроение. — Как вы, возможно, уже слышали, меня постигло несчастье.
— Да, по правде говоря, весь дом уже слышал об этом, — ответил сэр Николас и налил себе еще вина.
Мосье прикусил губу.
— Мне срочно нужна лошадь, — заявил он. — Я был бы счастлив приобрести любую из ваших кляч, если вам будет угодно продать ее.
— Тысяча благодарностей, — ответил сэр Николас.
Лицо незнакомца просветлело.
— Вы сделаете мне это одолжение?
— Увы, мосье! Я не могу этого сделать, — сказал сэр Николас, в чьи планы не входило расставаться с лошадьми.
Это показалось юноше последней каплей. Кровь ударила ему в голову, но он превозмог свою ярость и продолжал упрашивать, хотя и очень неохотно. Сэр Николас откинулся на стуле и засунул руки за пояс, насмешливо глядя на молодого француза.
— Мой дорогой мосье, советую вам быть терпеливее, — сказал он. — Утром вы сможете послать в город и приобрести новую лошадь. Расставаться с моими у меня нет охоты.
— Купить одну из этих кляч, — фыркнул француз. — Не думаю, что они могли бы подойти мне, мосье!
— Мне-то они точно не подойдут, в этом я совершенно уверен, — ответил сэр Николас.
Француз посмотрел на него с явной неприязнью.
— Я уже сказал вам, мосье, мне срочно нужна лошадь.
Сэр Николас зевнул.
Тут француз опять разразился бранью и жалобами. Он кусал ногти, бросал по сторонам свирепые взгляды и, не переставая, ходил по комнате.
— Вы обращаетесь со мной неподобающим образом! — бросил он через плечо.
— Да неужели! — иронически поинтересовался сэр Николас.
Мосье еще раз прошелся по комнате, проглотил какие-то слова, готовые сорваться у него с языка, и изобразил на лице улыбку.
— Я не буду ссориться с вами! — сказал он.
— Да, вам бы это показалось слишком трудным делом, — согласился сэр Николас.
Мосье открыл было рот, снова закрыл его и с усилием сглотнул. — Позвольте мне разделить с вами кров, — произнес он наконец.
— С большим удовольствием, мой мальчик, — отвечал сэр Николас, напряженно сверкнул глазами.
Однако француз, казалось, отбросил в сторону свое плохое настроение. Он сообщил, что решил подождать до утра и приобрести новую лошадь в городе. Больше всего его огорчало, что переход через границу теперь для него задерживался дня на два, а то и больше. Насколько он мог припомнить, город лежал в нескольких лигах назад по почтовой дороге, но нечего было расстраиваться. Он поднес Боваллету полный кубок.
Ужин подошел к концу, и тут французом снова овладело беспокойство, он стал жаловаться на скудость развлечений, обругал тусклый свет, который бросали две сальные свечи, и под конец предложил Боваллету сыграть в кости, если только такое удовольствие могло понравиться его сотрапезнику.
— Ну, что же, отлично, — ответил Боваллет и хлопнул по столу пустой кружкой, призывая хозяина. Принесли кости, на столе появился новый кувшин вина, вечер стал казаться веселее.
Кости загремели в стаканчике.
— Называйте очки! — сказал француз. Боваллет назвал число и бросил кости. Мосье погремел костями и тоже бросил. Монеты покатились по засаленному столу, принесли еще вина, и двое мужчин склонились над столом, поглощенные игрой.
Вечер и в самом деле прошел довольно весело. Свечи уже догорали в грубых подсвечниках, вино подходило к концу, монеты быстро переходили из рук в руки. Наконец одна из свечей, затрещав, окончательно оплыла и погасла. Боваллет отодвинул стул и провел рукой по лбу.
— Хватит! — сказал он немного хрипло. — Бог мой, неужто уже пробило полночь? — Он нетвердо встал и потянулся, подняв руки над головой. От такого движения он слегка качнулся и засмеялся. — Напился! — проговорил он и снова рассмеялся, покачиваясь на носках.
Француз поднялся, довольно твердо держась на ногах, лицо его покраснело, глаза стали какими-то шальными. Он выпил не так много, как Боваллет.
— Последний тост! — воскликнул он и плеснул вина в пустые кружки. — За быстрое путешествие, вот за что я пью!
— Да хранит вас Господь, — ответил Боваллет, залпом выпил и бросил кружку через плечо, где она и разбилась, ударившись о стену. — Нас двое, а свеча одна… — Он поднял свечу, капая горячим салом на пол. — Ступайте наверх, юноша. — Он остановился у начала шаткой лестницы, нетвердой рукой подняв свечу. Тусклый свет задрожал на ступеньках, француз пошел наверх, придерживаясь за стену рукой.
Наверху обнаружился почти догоревший фонарь. Француз взял его, пожелал Боваллету спокойной ночи и прошел в свою комнату. Сэр Николас, отчаянно зевая, разыскал свою и налетел в темноте на выдвижную кровать, на которой сном праведника сладко спал Джошуа.
— Черт побери! — выругался сэр Николас. Капля горячего сала упала на нос Джошуа, и он вскочил, потирая ожог. — Боваллет, смеясь, поставил свечу. — Бедный Джошуа!
— Хозяин, вы пьяны! — сказал Джошуа свирепо.
— Я совсем не пьян, — бодро возразил сэр Николас, отыскивая таз и кувшин, стоявшие на грубо сколоченном сундуке. Послышалось плескание, полетели брызги. — Уф! — сказал сэр Николас, вытирая голову. — Засыпай, бедолага! Что ты не спишь?
Джошуа сонно поднимался.
— Вам надо помочь раздеться, сэр, — сказал он.
— А, оставь! — ответил Боваллет и, не раздеваясь, бросился на кровать.
Свеча догорела, в незакрытое окно лился лунный свет. Он падал на лицо Боваллета, но не мог его разбудить. Скоро в комнате послышался храп, а затем еще один.
Глубокий сон Боваллета внезапно прервался: кто-то тряс его за плечо и невнятно шипел в самое ухо. Ник стряхнул с себя дремоту, почувствовав хватку на своем плече, и инстинктивно выбросил вперед руки, хватая незнакомца за горло.
— Ага, собака!
Джошуа напрягся и попытался расцепить душившие его пальцы.
— Да это же я, Джошуа! — прохрипел он, наконец.
Хватка тут же ослабла. Сэр Николас сел на кровати, трясясь от смеха.
— Опять тебе не повезло, бедняга! Что с тобой стряслось, зачем ты разбудил меня?
— Очень даже стряслось! — ответил Джошуа. — Кончайте смеяться, сэр! Ваш француз спустился вниз, чтобы увести нашу кобылу.
— Что? — Боваллет сбросил ноги с кровати и стал нащупывать ножны. — Вот так петушок, краснорожий пьяница! Как ты об этом узнал?
Джошуа натягивал штаны.
— Я проснулся, когда услышал, как кто-то крадется вниз по лестнице. Скрипнула ступенька. Будьте уверены, я тут же вскочил! Уж я-то не напиваюсь допьяна.
— Да ладно тебе, болтун! Что потом?
— Затем мне показалось, что внизу тихо открылась дверь, и через минуту человек в плаще и с фонарем прошел через двор в сарай. Ого, подумал я…
— Подай мне меч, — прервал его Боваллет и, стал пробираться к двери.
— Сейчас я вас догоню! — зашипел Джошуа вслед. — Черт бы побрал все эти шнурки!
Сэр Николас быстро спустился по лестнице, держа меч в руке, и в два прыжка пересек общую комнату. Двор был залит ярким светом луны, стоявший справа сарай казался черной тенью. Оттуда пробивался свет фонаря и слышались приглушенные звуки.
Боваллет тряхнул головой, выгоняя из нее остатки винных паров и, как кот, стал беззвучно красться по булыжникам.
Француз уже торопливо застегивал пряжки на седельных подпругах. Кобыла Боваллета была уже взнуздана. На грязном полу стоял фонарь, а рядом были брошены плащ и шляпа француза. Его пальцы слегка дрожали. Затягивая подпруги, он стоял спиной к двери.
Вдруг какой-то звук заставил его подскочить и круто повернуться лицом к двери. Сэр Николас с обнаженным мечом в руке стоял на пороге, смеясь над испуганным юношей.
— Ого, мой юный проказник! — сказал он и снова рассмеялся. — Боюсь, теперь вы попались!
Мгновение француз стоял, оторопев, его лицо подергивалось от ярости. Боваллет коснулся острием меча пола и опять прыснул, видя замешательство ночного вора. Тут француз резко прыгнул вперед, выхватывая из ножен меч, опрокинув при этом фонарь и погасив его слабый свет. Сэр Николас стоял в луче лунного света, падавшем через открытую дверь, в самом сарае царила кромешная тьма.
Боваллет выбросил меч перед собой и легко отскочил в сторону, чувствуя, как на волосок от его плеча просвистело лезвие меча, затем он сделал быстрый выпад. Удар пришелся в точку, послышалось глухое хрипенье, звон меча, упавшего на пол, и глухой удар.
Боваллет выругался, переводя дыхание, и застыл, прислушиваясь. Тишину нарушало только беспокойное фырканье лошадей. Ник осторожно двинулся вперед и споткнулся обо что-то, неподвижно лежавшее на полу.
— Клянусь телом Христовым, неужто я убил мальчишку! — пробормотал он и склонился над телом.
Через двор, подпрыгивая, пробежал Джошуа и ворвался в сарай.
— Черт побери! Что происходит? Хозяин! Сэр Николас!
— Да не ори ты так! Лучше помоги мне вытащить его наружу.
— Как, он убит? — ахнул Джошуа, шаря в темноте.
— Пока не знаю, — коротко ответил сэр Николас. — Бери его за ноги и помоги мне тащить его. Вот так!
Они вынесли свою ношу из сарая и опустили на булыжники. Боваллет встал на колени и разорвал элегантный камзол. Напротив сердца зияла глубокая рана с ровными краями.
— Черт, я ударил лучше, чем думал, — пробормотал Боваллет. — Вот проклятие! Но юный предатель тоже чуть не прикончил меня. А это что?
В его руке оказался зашитый в шелк пакет, висевший на шее молодого человека.
— Вскройте, — сказал, дрожа, Джошуа. — Может, мы узнаем его имя.
— А какая нам от этого польза, болван? — тем не менее сэр Николас сунул пакет за пазуху. — Это может все испортить. Нам надо похоронить его, Джошуа, и побыстрее. Только не шуми.
— А чем копать? Вашим мечом? — спросил Джошуа. — Вот несчастный час! Нет, подождите! Я припоминаю, в сарае должны быть лопаты.
Спустя час дело было закончено, и сэр Николас, окончательно протрезвев, тихо вернулся в трактир. Он слегка хмурился. Все это было очень некстати, дела пошли совсем не так, как он рассчитывал. Но кто мог предполагать, что юноша окажется таким предателем? Он молча прошел в свою комнату, и опустился на кровать. Джошуа зажег фонарь и поставил его на сундук. Боваллет медленно вытер меч и убрал его в ножны. Затем он вынул из-под камзола пакет и кинжалом разрезал тонкий шелк. Внутри были шуршащие листки бумаги. Боваллет склонился к свету. Нахмурившись, он быстро пробежал глазами первый листок и задержался на подписи. Короткое восклицание вырвалось у него, он еще ближе пододвинул фонарь. В его руках было письмо от герцога де Гиза королю Филиппу, однако основная часть письма была зашифрована.
Джошуа, нетерпеливо крутившийся рядом, осмелился задать вопрос. — Что это, хозяин? Может, там написано его имя?
Боваллет разглядывал пропуск через границы.
— Похоже, друг мой Джошуа, — сказал он, я убил отпрыска дома де Гизов.
— Господи, спаси мою душу! — проговорил Джошуа. — А вам это пригодится, хозяин? Можем мы что-нибудь из этого извлечь?
— Эти бумаги предназначены для передачи его католическому величеству, значит, они нам очень пригодятся, — ответил сэр Николас, снова вернувшись к первой странице. — Да, насколько я могу судить, а я немного разбираюсь в шифрах… — Он поднял глаза. — Ложись спать, разбойник, ложись скорее!