— Я в ваших руках, я бессильна, сеньор, — траурным тоном проговорила Доминика. — Если вам нравится издеваться надо мной, никто не сможет вам помешать.

Однако эти ее слова произвели совсем обратный эффект.

— Девочка, еще немного, и мне придется посадить тебя на колени и поцеловать, — заметил Боваллет.

— Я бессильна, — произнесла она, упорно не поднимая глаз.

Мужчина нахмурился, встал со стула и опустился на колени подле нее.

— Что все это значит, Доминика? Неужели это вы, такая смиренная, такая напуганная? — Он увидел, как горят ее глаза, и расхохотался. — Ах, обманщица! — мягко сказал он. — Посмей я только прикоснуться к вам, вы сразу дадите мне отпор!

Губы девушки вздрагивали от смеха, она смотрела на него сквозь ресницы. Николас поцеловал ее руку.

— Ну, так что же вы хотите, чтобы я вам рассказал? — спросил он.

— Пожалуйста, — протянула она жалобно, скажите, где вы собираетесь высадить нас?

— Всего в нескольких милях к западу от Сантандера, любимая. Там есть одна маленькая деревушка контрабандистов, которая радушно примет нас.

— Контрабандисты! — она взглянула на него. — О, так вот вы еще кто! Мне следовало догадаться об этом раньше!

— Нет, нет, не обвиняйте меня, — улыбнулся он. — Направьте свои укоризненные взгляды на моего толстого боцмана. Это, скорее, по его части. Он уже много лет занимается таким ремеслом, и я полагаю, ему известен каждый контрабандистский порт в Европе. Под покровом темноты мы быстро подойдем к берегу, высадим вас и отплывем до рассвета.

Наступило молчание. Доминика посмотрела на герб на стене и тихо сказала:

— Вот и кончается приключение. Сэр Николас снова поднялся на ноги.

— Вы и в самом деле так думаете? Она была серьезна.

— Именно так я и думаю, сеньор. Я окажусь в Испании и я буду свободна… свободна от вас!

Он упер одну руку в бедро, другая начала теребить бородку. Ей следовало насторожиться, но она еще не знала, что значат эти грозные признаки.

— Леди, — сказал Боваллет, и она вздрогнула, услышав непреклонную настойчивость в его голосе, — основатель моего рода имел немного другой девиз, — он поднял руку, показывая на свиток с девизом за его спиной. — Из хроник, написанных неким Аланом, ставшим впоследствии эрлом[44] Монтлисским, мы узнаем, что Симон, первый из баронов Боваллетов, взял своим девизом следующие слова: «Еще не обладаю, но уже держу». — Голос Николаса зазвенел и замер.

— И что же, сеньор? — нерешительно спросила Доминика.

— Я еще не обладаю вами, но будьте уверены, что уже держу вас, — ответил Боваллет.

В душе девушки шла борьба.

— Вы безумец, сеньор.

— Это сладкое безумие.

— Я не верю, что вы посмеете приехать за мной в Испанию.

— Клянусь смертью Господней, не верите? А что, если бы я посмел?

Она опустила взгляд на сложенные руки.

— Говорите же! Если я посмею! Если я проберусь в Испанию и найду вас там? Что бы вы ответили мне?

Лицо ее пылало, грудь быстро поднималась и опадала.

— О, если бы нашелся человек, способный совершить такое ради любви!..

— Он перед вами. Что бы вы отдали ему? Она поднялась, прижимая руку к груди.

— Если бы только он осмелился, я бы отдала ему… себя, сеньор.

— Запомните ваше обещание! — предупредил он ее. — Не пройдет и года, как вам придется его выполнить.

Девушка со страхом посмотрела на него.

— Но как? Как?

— Сердце мое, — откровенно признался Боваллет, — я еще не знаю как, но я обязательно найду способ.

— О, это все пустое хвастовство! — воскликнула она, и быстро направилась к двери. Его восклицание заставило ее остановиться и оглянуться через плечо. — Что еще, сеньор?

— Мое обещание, — ответил Боваллет и снял с пальца кольцо. — Храните кольцо Боваллета, пока он сам не придет за ним. — Доминика приняла кольцо и задумчиво посмотрела на Боваллета. — Просто так, если хотите, на память. Храните его хорошенько.

На тяжелом золотом кольце искусной работы был изображен герб Боваллета.

— Я всегда буду хранить его, — сказал она, — на память о… таком безумце.

Он улыбнулся.

— Нет, любимая, не всегда! Иногда даже безумец сдерживает свое обещание.

— Только не такое, — со вздохом ответила девушка и вышла.

Все последующие дни ей казалось, что Испания приближается слишком быстро. Погода стояла отличная, попутный ветер нес корабль к родным берегам. Они уже миновали Канарские острова, и Доминика понимала, что приключение заканчивалось. Она стала вежливей со своим пылким кавалером, но все еще не могла поверить ему и потому держалась несколько настороженно. Она позволила ему учить ее английским словам, и смешно лепетала их, повторяя за своим учителем. Она больше не ставила хитрых ловушек бедному Дэнджерфилду, слишком мало у нее оставалось времени и слишком сладок был самообман. Если бы не присутствие отца, возможно, она была бы рада быть увезенной в Англию в качестве приза победителю, но… теперь она уже не сомневалась в намерениях Боваллета. Было совершенно ясно, что он собирался высадить их с отцом в Испании. Об этом она думала со вздохом и улыбкой, признавая, что он поступает честно. В остальном она очень сильно запуталась. Николас казался ей настоящим героем, который ничуть не сомневается в собственном могуществе. Немудрено, что он вынудил бедную девушку верить ему едва ли меньше, чем самому Господу Богу. Хотя, может быть, ему просто нравилось рисоваться и слыть дерзким хвастуном. Конечно, он забудет о ней, как только снова окажется в Англии.

Донья Доминика была вынуждена признать, что атака на ее сердце велась всерьез и по всем правилам. Его мягкая улыбка преследовала теперь ее грезы и сны, и ей никак не удавалось избавиться от нее. Да, он был дерзок и отважен. Она не могла понять, что заставляло ее постоянно думать о нем, ведь он не прибегал к тончайшим приемам ухаживания, не пользовался придворными тонкостями этикета. Боваллет решительно обхватывал талию девушки, срывал поцелуй и снова уносился прочь к своим приключениям, раньше, чем она могла опомниться. О, это был веселый разбойник! Он действовал чересчур напрямик, думала наша леди, был слишком стремителен, не признавал науку нежного ухаживания. Ей нравилось думать, что он похож на сильный ветер, свежий, звенящий от морской соли. Казалось, он не знал отдыха, мог оказаться одновременно и здесь, и там, неутомимый, исполненный искрящейся силы жизни. Вот, например, его блестящие глаза, их откровенный взгляд из-под полуопущенных век.

Стыд и позор! Стыд и позор, что в ответ на его взгляд сердце начинает учащенно биться. А он проносится по палубе, руки в бока, сильный и беззаботный, и на него нельзя не смотреть. Команда не только уважает его, а просто боготворит. Ничего хорошего не ожидает того, кто вздумает перечить сэру Николасу. Он — командир, которого любят, но и боятся. Улавливая только что выученные английские слова, донья Доминика сумела понять, что команда считает Боваллета на редкость остроумным человеком, и это заставило ее задуматься, какие же все-таки странные люди эти англичане. Смех повсюду сопровождает их. В Испании все совсем по-другому.

Как бы то ни было, Испания, в ее холодной вежливостью, этикетом и торжественной пышностью, все приближалась и приближалась. Заканчивались дни сладкого безумия в открытом море. Дон Мануэль, откидываясь на подушки, поговаривал о дуэньях[45], а леди, внутренне содрогаясь, обращала печальные взоры на Боваллета. Для человека, выросшего на свободе Нового Света, оковы Старого казались чем-то ужасным. Дон Мануэль жестко упрекал свою дочь в излишней вольности. Это была правда, думала девушка про себя, он имел основания считать ее бойкой и своенравной. Конечно, это касалось только ее поведения на борту «Святой Марии». Девушка, захваченная врасплох пиратствующими разбойниками, должна была застыть неподвижно, как статуя мученицы. Дочери Испании не полагалось брыкаться, кусаться и царапаться, угрожать кинжалом своему похитителю, обливать его презрением. Дон Мануэль был не на шутку удивлен и не делал замечаний своей дочери, только зная ее характер. Он надеялся, что его сестра сумеет найти Доминике строгую дуэнью. Кроме того, он начал строить планы ее замужества и даже намекнул ей об этом, рисуя заманчивые картины будущего. Донья Доминика слушала все это с нарастающим ужасом.

— Ах! — воскликнула она. — Неужели и английских девушек так охраняют, следят за ними и не дают им жить? — спросила она как-то у Николаса.

Теперь корабль находился в более холодных широтах, пронзительный ветер налетал резкими порывами, и Боваллет снял плащ, накидывая его на плечи девушки.

— Нет, я не буду следить за тобой, любимая, но я знаю, как хранить мое сокровище, можешь не сомневаться.

Она плотнее закуталась в плащ и расширенными глазами посмотрела на него.

— Неужели в Англии вы тоже нанимаете отвратительных дуэний, чтобы следить за вашими женами? — спросила она.

Он покачал головой.

— Нет, мы просто доверяем им.

На щеках девушки появились ямочки.

— Ах, вы почти убедили меня, сэр Николас! — Она предупреждающе нахмурилась, увидев, что его рука потянулась к ней. — Фи, перед всей командой? Я сказала «почти», сеньор! Да будет вам известно, что мой отец строит планы моего замужества.

— Предусмотрительный джентльмен, — ответил Боваллет. — Я занимаюсь тем же.

— Вполне может статься, что, когда вы приедете в Испанию, вы найдете меня уже замужней дамой, сеньор.

Глаза его блеснули. «Как лезвие меча», — подумала она.

— В самом деле? — спросил он.

Тон его требовал немедленного ответа. Она отвернулась, улыбнувшись, затем нахмурилась и залилась краской.

— Н-нет, — сказала она.

Ей казалось, что день, когда к югу от них оказались берега Испании, наступил слишком скоро. Дон Мануэль осмелился выйти на несколько минут подышать холодным воздухом и посмотрел в направлении, указанном Боваллетом.

— Там находится Сантандер, сеньор. Сегодня ночью я высажу вас на берег.

Вечерело. Спустились сумерки, Доминика наблюдала, как Мария укладывает ее платья. Старательно все пересчитав, Мария сложила драгоценности хозяйки в золоченую шкатулку. «За этими англичанами нужен глаз да глаз», — думала Мария, полная неопределенных подозрений.

Вдруг странная фантазия пришла Доминике на ум. Она поднесла шкатулку к свету, высыпала ее содержимое на стол и принялась печально разглядывать и перебирать украшения. В конце концов она выбрала золотое кольцо, слишком большое для ее маленькой руки и слишком тяжелое для дамы. Быстро завернув его в носовой платок, она поспешно заперла шкатулку, чтобы Мария не заметила пропажу ценного украшения.

Прячась в мягком сумраке, она накинула плащ и побежала на палубу. Лишь бледный овал лица выдавал ее присутствие в темноте. Корабль шел медленнее, темная вода мягко плескалась о его дубовые борта. На палубе происходило движение, послышался голос шкипера: «Держи по ветру». В свете покачивающейся висячей лампы она увидела Боваллета. Рядом с ним стоял боцман. Он держал фонарь, напряженно всматриваясь в темноту. Далеко к югу виднелись огни, и Доминика поняла, что они, наконец, добрались до Испании.

Девушка подкралась к Боваллету и робко положила руку на его расшитый рукав. Он круто повернулся, быстро накрыл ладонью ее пальцы.

— Это вы, милая?

— Я пришла… мне хотелось… мне надо поговорить с вами минутку, — неуверенно проговорила она.

Он отвел ее в сторону и остановился, вопросительно глядя ей прямо в глаза.

— Говори, дитя мое, я слушаю.

Ее рука, державшая золотое кольцо, показалась из складок плаща.

— Сеньор, вы дали мне ваше кольцо на память. Я… я думаю, что мы больше никогда не увидимся, поэтому… поэтому я… я прошу вас принять вот это кольцо на память обо мне.

Сильная рука перехватила и кольцо и ее руку. Николас быстро вывел ее прочь из светлого круга, отбрасываемого лампой, и темнота показалась ей близкой и желанной, когда она очутилась с ним лицом к лицу. Она почувствовала, как его руки сомкнулись вокруг нее, и застыла, прижав ладони к груди. Он крепко обнял ее, прижавшись щекой к ее локонам, и пробормотал. «Хорошая моя! Любимая! Безумие, безумие, но как же сладко потерять рассудок хоть раз в жизни». Девушка взглянула вверх, подняла руку, касаясь его бронзовой щеки, и несколько раз поцеловала его, быстро и испуганно. Голова ее кружилась, она думала, что никогда уже не сможет забыть чувство, испытанное ею в момент этого страстного объятия. Дрожь восторга пробежала по ее телу, она прошептала:

— Querida![46] Дорогой! Не забывай меня!

— Забыть! — воскликнул он. — Ах, ты, недоверчивое существо! Ты же чувствуешь, как я дорожу тобой!

Она спустилась с небес на землю, потрясенная, с пылающим лицом.

— О, отпустите меня! — попросила она, задрожала в его руках. — Как я могу поверить, что вы способны осуществить невозможное?

— В этом нет ничего невозможного, — сказал он. — Мы расстаемся только на время, ненадолго, любовь моя! Тебе придется ждать меня меньше года. Я найду тебя!

Неподалеку раздался голос.

— Сэр, где вы? Они отвечают на наш сигнал. Боваллет быстро встал, заслоняя леди. К ним подошел боцман, вглядываясь в темноту.

Все, что случилось потом, казалось Доминике каким-то сном. На берегу показался огонек, он мигал, подавая какие-то знаки. Она быстро бросилась вниз, но ее вещи уже унесли. На палубе царила суета, спускали шлюпку. Дон Мануэль был уже готов, он сидел, завернувшись в отделанный мехом плащ, озноб опять сотрясал его.

— Он выполнил обещание, — с тихим удовлетворением проговорил старик. — Храбрый человек!

Немного спустя к ним подошел Дэнджерфилд, учтиво подал руку дону Мануэлю, бодро заговорив с ним, однако его печальные взоры постоянно с глубокой печалью обращались к Доминике. Они поднялись на палубу и увидели Боваллета, стоявшего подле веревочной лестницы. Внизу их ожидала небольшая шлюпка, качающаяся на чернильно-темных волнах. Боцман и несколько матросов уже сидели в ней, багаж тоже был уже уложен.

Сэр Николас приблизился к ним.

— Дон Мануэль, у вас хватит сил спуститься по веревочной лестнице?

— Я попробую, сеньор, — ответил дон Мануэль. — Бартоломее, спускайся вперед. — Он повернулся к Боваллету, разглядывая его лицо в неверном свете тусклой лампы. — Сеньор, вот мы с вами и прощаемся. С вашего позволения я хотел бы сказать…

— Не спешите, сеньор, вы скажете это позже. Я прослежу, чтобы вы оказались в безопасности на берегу.

— Вы сами, сеньор? Нет, я не стану просить вас об этом.

— Не волнуйтесь, вы и не просили меня. Я делаю это с удовольствием, — ответил Боваллет, протягивая сильную руку, чтобы помочь ему удержаться на лестнице.

Дон Мануэль с трудом спускался по веревочной лестнице следом за своим слугой, который испуганно следил за ним. Боваллет повернулся к Доминике, распахивая объятия.

— Доверься мне еще раз, любимая, — сказал он.

Не говоря ни слова, она подошла к нему и позволила вскинуть себя на плечо. Он быстро спустился и, придерживая девушку крепкой рукой, поставил на ноги в шлюпку. Она увидела свободное место рядом с Марией, которая сжалась на корме, и удобно устроилась рядом со служанкой. Боваллет отпустил лестницу, ступил в шлюпку, прошел, перешагивая через багаж, мимо женщин к рулю позади них и отдал тихое приказание своим людям. Длинные весла бесшумно погрузились в темную воду, и шлюпка тихо понеслась к берегу. Черные облака на минуту разошлись, показался тонкий серп месяца. Доминика осторожно взглянула на Боваллета, сидевшего у руля. Он сосредоточенно смотрел вперед, но, заметив, что она повернулась, улыбнулся. Девушку охватил страх:

— А что, если там солдаты? Это ловушка! Белые зубы блеснули между черными усами и бородкой.

— Не бойтесь, — ободряюще сказал Николас.

— Безумие! — прошептала она. — Я жалею, что вы поплыли с нами!

— Неужели вы думаете, я способен послать моих людей туда, куда не осмелюсь явиться сам? — рассмеялся он.

— Да, это действительно на вас не похоже, — тихо согласилась она. — Прошу прощения.

Луна снова скрылась в облаках, и Боваллет казался теперь тенью в темноте.

— Со мной мой меч, девочка, не бойся.

— Тогда уж «Не отступай» ! — попросила она. В ответ раздался его веселый смех.

Скоро, слишком скоро, шлюпка ткнулась в прибрежные камни. Навстречу им бежали люди, они подтянули шлюпку к берегу, быстро задавая вопросы на вульгарном испанском. Сэр Николас пробрался между гребцами на нос шлюпки и спрыгнул в воду, за ним следом прыгнул боцман. Послышались быстрые вопросы и ответы, громкое восклицание, приглушенный разговор в непроницаемой темноте. Переговоры шли долго, затем Боваллет вернулся к шлюпке, вода доходила ему до колен. Он подал руку дону Мануэлю.

— Все в порядке, сеньор, эти достойные молодцы приютят вас на ночь, а завтра ваш слуга сможет отправиться в Сантандер за каретой.

Здоровенный матрос доставил дона Мануэля на берег. Другие, несравненно более нежные руки подхватили его дочь. Боваллет перенес ее на берег и на секунду задержал в объятиях. Чуть помедлив, он наклонился и поцеловал ее.

— Скоро я приеду за тобой! — сказал он, ставя ее на ноги. — Верь мне!