– Да, не скажешь.
– Я готов приезжать в город на дневные часы, если это устроит вас и город, – Джереми посмотрел на Сару, – но ночью буду оставаться на ферме.
Саре стало необыкновенно тепло на душе. И не просто потому, что она вспомнила, что такое ночи с Джереми – поцелуи, ласки, упоительные моменты страсти. Ей стало тепло на душе от услышанного в его голосе чего-то такого, что сказало ей о желании быть с ней, заботиться о ней, лелеять ее.
«Я люблю тебя, Джереми».
Хэнк прочистил горло и наклонился вперед, что снова заставило Сару посмотреть на него.
– Думаю, это будет принято, Джереми. Дай мне переговорить с мэром. Думаю, мы сможем найти решение, которое удовлетворит всех.
Джереми кивнул Хэнку Мак-Лиоду и сказал Саре, что пошел на конюшню и чуть позже зайдет за ней.
Когда он ушел, дедушка взял ее за плечи и притянул к себе, чтобы поцеловать в щеку.
– Скажи-ка еще раз, как ты.
– Я счастлива, – проговорила она, и в сердце у нее возник образ Джереми, – я люблю его.
Этих трех слов ей казалось мало, чтобы выразить свои чувства, но она не знала, как еще передать дедушке, что было у нее внутри. Как могут слова выразить ее чувства, и, если есть такие слова, как сможет он их понять? Все было таким новым, таким невероятным. Наверное, никто никогда не чувствовал этого раньше.
Когда я с ним, хотелось ей сказать, я полна сил, я все могу. Когда я с ним, солнце светит ярче и воздух свежей. Когда он дотрагивается до меня, во мне все оживает. Все пробуждается во мне. Все мои мечты... Они исполнились, как только я встретила Джереми. Если бы я умерла завтра, я бы умерла, благодаря ему, счастливой.
– Понимаю, принцесса, – прошептал дедушка. Заглянув в его серые глаза, она подумала, что, возможно, он и понял.
Из конюшни Джереми поехал в контору шерифа. Привязав коня у коновязи, он взбежал по ступенькам в кладовку над тюрьмой. Войдя в нее, осмотрелся. Странно, комнатка показалась ему меньше и унылей, чем он думал раньше. Интересно, будет ли здесь когда-нибудь жить другой помощник шерифа?
Что касается его, он был уверен, что не вернется сюда. Он будет жить на ферме – с Сарой.
С Сарой, которая заставила его начать верить.
С Сарой... женщиной, которую он любит.
Он сел на койку и тяжело вздохнул.
Какой смысл дальше отрицать это. Он любит Сару Она ворвалась в его сердце, и у него не было сил остановить ее.
Да, он любит ее, но от этого ничего не меняется. Он остался таким же, каким и был. По-прежнему он мало что может дать. И нет никакой надежды, что сможет дать больше того, что есть у него сейчас, никакой уверенности в том, что он сумеет позаботиться о ней лучше, чем о Милли. Это по его вине умерла его первая жена. Если бы он не женился на Милли, если бы не увез ее из Хоумстеда, если бы она не была беременна его ребенком...
Попробуй, Джереми.
Если он потеряет Сару...
Попробуй, Джереми.
Если бы все получилось с первым урожаем, если бы благополучно прошли роды...
Попробуй...
Он закрыл глаза и мысленно представил ее себе. Сидит на скамье в церкви, на голове шляпка с перьями и цветами. Идет по Главной улице в серебристо-сером плаще, ее личико обрамляет белый мех. На кухне, одетая в желтое ситцевое платье с оборками и пышными рукавами, а на личико падают белокурые кудряшки. Лежит на его постели... Ее кожа рядом с ним кажется такой белой, тело нежное, зовущее, полное страсти.
– Я люблю тебя, Сара, – прошептал он, обращаясь в пустоту и зная, что дороги назад нет.
Посредине спальной на полу стоял большой сундук, битком набитый одеждой, предметами туалета, куклами и книгами. Заполненный всем тем, что делало эту комнату Сариной многие годы. В углах комнаты, как тени, затаились воспоминания, говорившие ей, какой она была девочкой, каких людей любила.
Сара присела у окна и посмотрела на Поуни-Крик с лесопилкой и заснеженными горами на горизонте. Такая знакомая картина, часть ее самой. Она видела эту картину весной, летом и осенью... Она видела себя маленькой девочкой, юной девушкой, молодой женщиной.
– Я тоже помню, – сказал ей стоявший в дверях дедушка.
Сара обернулась и увидела, как он внимательно смотрит на нее.
Он вошел в комнату и медленно подошел к креслу у окна.
– В комнате стало теперь очень грустно.
– Да, очень странное чувство.
– Я надеюсь, придет день, и здесь будет жить другая маленькая девочка, она будет сидеть на том же месте, где ты сидишь у окна, и мечтать о далеких народах и странах.
Она улыбнулась и подумала о маленькой розовощекой девочке с черными косичками и глазами, как у Джереми.
– Я тоже надеюсь.
Но тут же осознала, что жить здесь будет не ее дочка.
Последние несколько дней ее мысли были заняты только ею самой, и никем другим. До этого момента ей не приходило в голову, что может значить для других ее отъезд на ферму.
– Дедуля, что же ты будешь делать, когда Том уедет? У нас на ферме нет еще комнаты. В доме только одна спальня, а Джереми не хочет жить в...
– Том уже подумал об этом, Сара. – Хэнк, не дав ей договорить, протянул руку и похлопал ее по коленке. – Его юная леди, Фанни, переедет ко мне и будет жить со мной, пока Том не вернется сюда доктором и они не поженятся. Я буду в хороших руках. Не тревожься. Теперь у тебя своя жизнь. Тебе не следует тревожиться об обременительном старике.
Слова дедушки настолько потрясли ее, что она даже и не стала возражать, что ее любимый дедушка никакой не обременительный. Она сидела и молчала, пытаясь переварить услышанное. Фанни, Фанни из салуна, будет жить здесь? Жить с ее дедушкой? Может быть, даже в Сариной комнате?
– Но, дедуля...
– Сара, она мне нравится. И, что еще более важно, ее любит Том. Когда ты познакомишься с ней, ты поймешь.
Вспомнив данное Тому обещание не судить о девушке слишком поспешно, Сара кивнула, дивясь тому, с какими превратностями судьбы приходилось им сталкиваться последнее время.
Вечером, помыв и вытерев посуду после ужина, она вошла в гостиную, где сидел Джереми. Она опустилась в кресло рядом с печкой и поставила корзинку для рукоделья у ног. Штопая дырку на одной из рубашек Джереми, она думала о Томе, дедушке и о девушке по имени Фанни. Она думала о том, как сильно ей хочется быть здесь с Джереми и как трудно расстаться со своей комнатой в доме на Северной улице. Она думала о том, как все перепуталось у нее в голове.
– Что-нибудь случилось, Сара?
Она подняла глаза. Каталог, который он читал, лежал перед ним закрытый. Джереми так обеспокоенно смотрел на нее, что у Сары потеплело на душе.
– Ты ни слова не произнесла после того, как мы уехали от дедушки. Это на тебя не похоже.
Она невольно улыбнулась.
– Неужели я так много говорю?
Он тоже улыбнулся, хотя и пожал плечами. Она снова принялась за рубашку, но, сделав несколько стежков, проговорила:
– Я думала о дедушке, Томе и... и о годах, когда я была девочкой. – Иголка в ее руке замерла, и она снова посмотрела на него. – Расскажи мне, каким ты был в детстве. Какая у вас была семья?
На лицо его набежала тень. Он уставился в огонь в печи. Он так долго молчал, ч го Сара подумала, что он ей так и не ответит.
– Я чаще других попадал в истории, – проговорил он, скорее обращаясь к себе, чем к Саре. – Так, ничего особенного, в основном школьные проделки. Лягушка в коробке для завтрака у девочки. Фейерверк под крыльцом у мисс Пендрой. А то запру учителя в уборной. – Он покачал головой. – Мне кажется, я постоянно пытался обратить на себя внимание отца.
– Обратить внимание отца?
– Растить мальчиков одному оказалось для него трудным делом. Папа не умел показывать свои чувства. Если только не сердился. Это у него получалось хорошо. – Джереми грустно улыбнулся. – По-моему, я всегда завидовал другим семьям. Мне хотелось, чтобы и мы жили так же, как они. Но мы были другими. У меня никак не получалось быть таким, каким, в представлении отца, должен быть сын, а отец всегда был... ну, как бы это сказать... далек от нас. Он никогда ни перед кем не раскрывался. Его любили, этого не отнимешь, но он никогда не подпускал к себе никого слишком близко. Может быть, он и хотел этого, но у него не получалось.
– Как Уоррен, – тихо промолвила она. Джереми бросил на нее быстрый взгляд.
– Да, наверное, ты права. Уоррен очень напоминает нашего отца.
– Как это печально.
Она бросила рубашку на корзинку для рукоделья и поднялась с кресла. Подойдя к нему, она взяла его руку и приложила ладонью к своему животу. Другой рукой она откинула с его лица волосы и провела по ним ото лба назад.
– Ты не как твой отец, – произнесла она, глядя ему в глаза. – Твой сын не будет гадать, любит ли его отец.
«Мой сын, – подумал Джереми, медленно вставая. – Наш сын».
Он обхватил Сару руками, притянув ее голову к своей груди, потом прижался щекой к ее волосам, вдыхая запах лаванды, без которого невозможно было представить Сару. Милую Сару.
Боже, как ему хотелось, чтобы все было именно так. Ему хотелось быть хорошим отцом, вырастить сына, который бы знал, что отец любит его и гордится им. Он потерял всякую надежду, что это может произойти, но вот она, Сара, с открытой душой предлагает ему это. Он знал, что она верит в это без тени сомнения в сердце.
Милая, милая Сара. Она не видит жизнь так, как видит он. Даже после того, как он бесчестно поступил с ней, лишив невинности, сделав ей ребенка, превратив в объект сплетен и насмешек, она продолжает выискивать в нем добро.
К чему бы ни прикладывал руки Джереми, все приносило несчастье. Он не хотел, чтобы это повторилось и на сей раз, хотя бы только потому, что она верила в него.
Он хотел, чтобы у нее все было хорошо. Он хотел, чтобы у нее все было хорошо, ради нее. И ради себя...
ГЛАВА XXXI
У Фанни дрожали пальцы – ей никак не удавалось проткнуть соломенную шляпку булавкой. Том вот-вот придет за ней, а она еще не готова. Не нужно было соглашаться идти с ним в церковь. Она к этому еще не готова.
Как жаль, что ей не с кем посоветоваться о своих страхах. Тому этого не объяснишь. Он просто скажет, чтобы она выбросила все из головы. Он скажет, что знает, чего хочет, и что людям придется согласиться, что она его жена. Но Фанни понимала, что не все так просто. Оупэл предупреждала ее, но ей не хотелось слушать правду.
Пристроив, наконец, на голове шляпку, Фанни присела на краешек кровати, сложила руки на коленях и стала смотреть на дверь, прислушиваясь к шагам. В ней неумолимо нарастало чувство беспокойства и страха.
Том сказал, что, возможно, сегодня в церкви будет его сестра. От этого Фанни нервничала еще больше. Интуиция подсказывала ей, что Сара неодобрительно относится к знакомству ее брата с Фанни Ирвин. Том ничего не рассказывал об этом, но перестал говорить о сестре.
Когда она лежала больной и он приносил ей еду из ресторана, он рассказывал ей о своем детстве, о своей семье. Фанни видела, как он обожает старшую сестру. Она помнила, как завидовала ему, жалея, что они с Оупэл не так близки. Но потом, как только Том нашел ей работу в гостинице и забрал ее из салуна, он перестал говорить о Саре. Фанни чувствовала, что между братом и сестрой пробежала кошка. Она была уверена, что причина этого – она.
Девушка взяла с умывальника маленькое потрескавшееся зеркальце и посмотрелась в него.
Только Господу Богу известно, почему Том захотел жениться на ней, – подумала она. – Она прекрасно знала, что у нее не на что смотреть. Худая, костлявая. Глазищи слишком велики для ее лица. Нос длинный и острый. Она посмотрела на свою грудь и пришла в еще больший ужас. Она достаточно долго проработала в салуне, чтобы знать, что мужчины предпочитают полногрудых женщин.
Она почувствовала, как краска заливает ее лицо, когда подумала о том, почему мужчины любят полногрудых женщин. Она знала все, что происходит в постели. Оупэл все описала ей в подробностях. Раньше Фанни была уверена, что никогда не захочет в этом участвовать, но, после того как Том поцеловал ее, у нее такой уверенности уже не было. Она почти хотела, чтобы он не только целовал ее, но он всегда оставался джентльменом.
Это только подтверждало то, насколько мало они подходят друг другу. Том джентльмен, а она, Фанни, хотела, чтобы он обращался с ней, как... как мужчины обращаются с ее сестрой.
Она проглотила застрявший в горле комок и смахнула слезы, набежавшие на глаза. Ей не хотелось, чтобы Том заметил, что она плакала. Ей не хотелось испортить ни одной минуты, которые они проводили вместе. Совсем мало времени осталось до его отъезда в Бостон. Она отдавала себе отчет, что он может раздумать жениться на ней, когда вернется. Но сейчас ей хотелось, чтобы все было идеально.
Услышав стук в заднюю дверь кухни, она со вздохом поднялась и пошла открывать дверь.
Открыть дверь и увидеть его улыбку было для нее все равно что в ясный весенний день впустить в комнату солнечный лучик. У нее замерло сердце и сразу же поднялось настроение. Она не могла чувствовать себя несчастной, когда рядом был Том.
– Как ты красива, Фанни, – сказал он, входя на кухню и поцеловав ее в губы на глазах у повара.
– Ну, разве моя девушка не выглядит красавицей, мистер Пенни?
Мистер Пенни поднял кустистую бровь и секунду рассматривал ее.
– Выглядит, – подтвердил он и снова повернулся к плите.
Фанни внезапно почувствовала себя красивой. Том мог заставить ее поверить во что угодно, для этого ему было достаточно лишь сказать, что это так.
– Одевайся-ка побыстрее. Нам незачем опаздывать.
– Том, я не уверена...
Он поцеловал ее так нежно, что у нее опять набежали слезы. Отстранившись от нее, он сказал:
– Одевайся, Фанни. Мы идем в церковь...
У нее беспорядочно колотилось сердце, когда она пошла за пальто, она ни в чем не могла отказать ему – так сильно она любила его.
Во второй раз за последние два дня Сара сидела в санях рядом с Джереми, и они ехали в город, на этот раз на службу в церковь.
Сара пыталась успокоиться. Она посещала службы в Хоумстедской общинной церкви сколько себя помнила. Все прихожане были ее друзьями и соседями. Она хорошо знала их всех.
Но после вчерашней встречи с Этель Боннель она знала, что там будут люди, которые осудят ее за то, что она разорвала помолвку с Уорреном и вышла за его брата всего через несколько недель после этого. Там может даже оказаться кто-то догадывающийся о том, что произошло на самом деле.
Взглянув украдкой на мужа, она попыталась представить себе, что он думает. Она вспомнила, как он встал на ее защиту в магазине, и не удержалась от улыбки. Он так хорошо дал почувствовать, что не позволит миссис Боннель сплетничать о его жене.
Она еще раз почувствовала, какое это чудо – любить его, и ощутила радость в самых сокровенных тайниках души, где хранилась уверенность, что он тоже любит ее. Она страстно желала услышать это из его уст, но понимала, что надо еще подождать.
Копыта лошади простучали по мостику через Доуни-Крик. Джереми натянул вожжи, и лошадь перешла на шаг, когда они подъехали к церкви. Остановив сани, Джереми закрепил вожжи на рукоятке тормоза и соскочил на снег, помогая Саре выйти.
Выйдя из саней, она первым делом увидела брата – он переходил улицу, рядом с ним шла стройная девушка. Сара сразу же поняла, что это должна быть Фанни. Она быстро перевела взгляд на Тома, чтобы увидеть выражение его лица. Она хотела, чтобы он простил ей ошибки, и знала, что он ей не простит, если она отвергнет девушку.
Джереми предложил Саре руку и, прижав ее кисть к своему боку, повел навстречу неотвратимой встрече с ее братом и Фанни.
К ступеням, ведшим в церковь, они подошли одновременно. Обе пары остановились и посмотрели друг на друга. На какой-то момент Сара испуганно подумала, что Том даже не собирается разговаривать с ней. Ей показалось, что он все еще сердится на нее.
Они с Томом очень похожи, – подумала Сара, встретившись с ним взглядом. Его реакция была такой же.
Она посмотрела на Фанни, пытаясь увидеть ее без всякой предвзятости. Внешне девушка ничем особенным не отличалась – молоденькая, лет шестнадцать-семнадцать, не больше, большие карие глаза с густыми ресницами; худенькая и хрупкая, кажется, подуй ветерок посильнее, и он подхватит и унесет ее, никакой косметики на лице, пальто из темной шерсти, юбка из обыкновенной синей материи... Фанни мало чем отличалась от любой другой девушки ее лет в Хоумстеде.
– Здравствуйте, мисс Ирвин. – Сара решительно улыбнулась и протянула руку. – Я – Сара Уэсли, сестра Тома.
Фанни быстро посмотрела на Тома, потом опять на Сару. Наконец она решилась и пожала протянутую ей руку.
– Это мой муж, Джереми, – продолжала Сара. Джереми кивнул.
– Здравствуйте, мисс Ирвин. Рад с вами познакомиться.
Саре не нужно было смотреть на брата, чтобы понять, что его напряженность как рукой сняло. Ей захотелось встать на цыпочки и расцеловать Джереми за его слова, она понимала, что вместе с ее словами они значили для Тома необычайно много.
– Надеюсь, вы сядете с нами, – добавила Сара, обращаясь к Фанни и поняв, что и в самом деле ей этого хочется. Если Том любит эту девушку, значит, она особенная. Если Том женится на Фанни, Сара хотела бы стать ей сестрой. Она снова посмотрела на брата и сказала:
– Наверное, нам уже надо войти.
Том ничего не сказал. В этом не было нужды. Сара поняла, что они устранили первое препятствие к примирению.
Роуз слышала, как Этель Боннель зашептала мужу, когда Джереми и Сара Уэсли протиснулись между рядами скамей, а за ними Том Мак-Лиод и Фанни Ирвин. По тону Этель она заключила, что та высказалась очень нелестно по поводу четырех молодых людей. Этель Боннель кашей не корми, дай посудачить о каком-нибудь скандале. Если скандала нет, она его выдумает. Роуз уже слышала о том, что произошло накануне в магазине, и могла себе представить, что еще эта женщина могла наговорить Саре, если бы там не было Джереми, вступившегося за жену и остановившего сплетницу.
На память Роуз пришла ее собственная скоропалительная свадьба. Тогда и в отношении ее пошли пересуды. Отец принудил ее выйти за человека, которого она едва знала, и все обсуждали причину.
Ее брак мог бы оказаться катастрофой, но Господь благословил ее чудесным мужем. Майкл научил ее верить ему настолько, чтобы всем сердцем отдаться любви и любить его так же, как он любил ее. Ничего больше она не пожелала бы четверым молодым людям, севшим на скамью перед ней.
Как только спели последний гимн и служба закончилась, Роуз взяла мужа под руку и подвела его к Саре и ее спутникам. Она заметила, какое настороженное лицо у Сары, и хорошо поняла ее. Она не так давно сама прошла через это.
– Сара, я так рада за тебя, – проговорила она, обнимая подругу. Она посмотрела на высокого статного мужчину, стоявшего рядом с Сарой. – Мистер Уэсли, вы исключительно проницательный человек. Лучшей жены вам никогда не найти.
Джереми наклонил голову в знак согласия.
Посмотрев в темные глаза Джереми, Роуз непроизвольно подумала, что и Сара не ошиблась с выбором. Она почувствовала, что Джереми будет любить жену так, как Уоррен Уэсли никогда не смог бы.
Она обернулась к Саре.
– В день нашей с Майклом свадьбы мы въехали в дом Пендроев. В нем давно никто не жил, и было полно грязи и пыли. И тут пришла твоя бабушка, а с ней Эмма Барбер и Зу Поттер. Вот это был настоящий свадебный подарок, они вычистили и вылизали мне весь дом. Твоя бабушка была особенная женщина. Я уверена, она была бы рада за тебя, если бы была жива.
– Думаю, ей понравился бы Джереми, – тихо сказала Сара.
– Обязательно, – согласилась с ней Роуз и повернулась к другой паре. – Фанни, как приятно видеть тебя в церкви. Я должна была пригласить тебя сама. Я ведь знаю, какая ты застенчивая... Том молодец, что привел тебя сюда.
Краем глаза Роуз видела, что Этель Боннель, зло улыбаясь, разговаривает с Бетси Варни. Роуз могла себе представить, что говорит Этель и какие козни затевает.
Достаточно громко, чтобы его слышали во всех концах комнаты, Том объявил:
– Фанни оказала мне честь и согласилась стать моей женой.
В церкви прекратились разговоры, и все глаза обратились к ним. Даже Этель Боннель, казалось, утратила дар речи.
Сара ужаснулась той мертвой тишине, которая наступила после слов Тома. Ей хотелось как-то защитить Тома и Фанни от направленных на них осуждающих взглядов. Она бы предпочла, чтобы все узнали правду о ней, о том, как она легла в постель Джереми до венчания и как забеременела от него, чем видеть, как люди жестоки к ее брату и Фанни. Но она не знала, что предпринять, чтобы помочь им.
Слава Богу, здесь была Роуз Рэфферти. Не моргнув глазом, Роуз произнесла:
– Просто чудесно, – и наклонилась, чтобы поцеловать Фанни в щеку. – И какая радость для семьи Мак-Лиод.
Майкл Рэфферти последовал примеру супруги – пожал руку Тому и похлопал его по спине.
Тогда и другие сгрудились вокруг них, поздравляя Сару и Джереми со свадьбой, а Тома и Фанни с помолвкой. Преподобный Джекобс с женой. Зигмунд Леонард и его жена Аннали. Чед и Офелия Тернеры. Уилл и Эдди Райдеры. Янси Джонс и его жена, Ларк. Джордж и Лесли Блейк. И многие, многие другие.
Перед ней проходили знакомые лица, и у каждого были свои слова любви и пожелания счастья, и Сара почувствовала, как теплеет у нее на душе. Она посмотрела на Джереми.
«Все будет хорошо, моя любовь. Все, что ты искал эти годы в чужих краях, все время находилось здесь. И все, что хотела я во всех тех далеких странах, тоже находится здесь. Не где-нибудь, а здесь, в Хоумстеде, с тобой и со мной, с моей семьей и этими друзьями. Ты видишь это, Джереми? Можешь ты это почувствовать? «
Джереми пришел в церковь главным образом ради Сары. Он знал, что миссис Боннель не прекратит сплетничать только из-за того, что он заткнул ей вчера рот. Ему уже приходилось видеть таких кумушек. Он надеялся, что если он появится в церкви с Сарой, то другие не поверят в мерзкие наветы миссис Боннель.
Но такого теплого приема он не ожидал. Он чувствовал большее, чем если бы его встречали просто как нового помощника городского шерифа. Большее, нежели бы ему выражали теплые чувства по поводу спасения им Сары во время бурана. Нет это было нечто совсем другое. Это было... это было чувство, что он не чужак, что он здесь свой.
Он посмотрел на сидевшую рядом с ним жену и увидел, что она смотрит на него. Глаза у нее были счастливые, он прочел в них любовь. Это она сделала его своим среди этих людей.
Сара, со своим безоблачным оптимистическим взглядом на жизнь, с ее улыбкой, способной затмить само солнце, проложила дорогу к его сердцу и теперь заполнила его без остатка, и он знал, что без нее будет ничем.
В последовавшие за памятным воскресеньем дни и недели Джереми начал верить, что все может сложиться хорошо.
Хэнк Мак-Лиод объявил, что уходит в отставку, хотя преданные ему граждане Хоумстеда просили его не делать этого, и новым шерифом стал Чэд Тернер, последние двадцать лет державший конюшни и кузницу. Джереми оставили помощником шерифа, он должен был приезжать в город три раза в неделю и мог каждый раз возвращаться на ферму до наступления ночи.
Джереми построил курятник, который просила Сара, и, закончив его, съездил к Эвансу и купил шесть несушек. Сара повела себя так, словно получила бесценный подарок, когда увидела их, без конца его благодарила и тут же дала каждой курице имя.
Снег медленно, но верно подтаивал, и Джереми починил плуг, наточил лемех, заменил части, изъеденные ржавчиной или совсем сработавшиеся. Привел в порядок сбрую. Убрал из конюшни весь залежалый корм, вычистил стойла, сделал новую дверь на сеновал.
По вечерам он часами просиживал за столом, листая каталоги и решая, что заказать сейчас, а что может подождать до урожая. Он исписывал страницы колонками цифр, подсчитывая, сколько он может позволить себе истратить и когда.
Ночами он лежал, прижимая к себе Сару, и мечтал об осени и урожае, о том, как у него родится ребенок.
Тогда он будет знать наверняка, что оказался достойным ее. Тогда он сможет сказать ей, что любит ее.
Как ему хотелось сказать это сейчас. Но он не мог. Он боялся, что если он это сделает, то потеряет ее. Он понимал, что его страхи беспочвенны – он в общем не суеверен, – но не мог себя заставить чувствовать по-другому. У него никогда ничего не получалось. Стоит ли дразнить судьбу? Возможно, это просто глупое суеверие, но если его молчание может уберечь Сару, то почему бы и не помолчать?
Для Сары это было особенное время. Несмотря на то, что ей страстно хотелось услышать от Джереми признание в любви, она замечала, как он тем или другим способом молча говорит ей о своих чувствах, и она очень дорожила этим. Она не сомневалась, что, каковы бы ни были препятствия, мешающие ему сказать заветные слова, в один прекрасный день он их скажет, и она услышит их желанную музыку.
Тем временем она занималась превращением домика в семейный очаг. Сшила кружевные занавески на окно в гостиной, повесила на простые досчатые стены картины, которые привезла с собой из дедушкиного дома, где они лежали на чердаке. Начала шить лоскутное покрывало на кровать и такую же накидку на детскую люльку. Переделала несколько своих старых юбок, расставив их в талии, чтобы было удобно носить, когда увеличится живот. Она разузнала все, что касается ухода за курами, и три раза в неделю отсылала лишние яйца с Джереми в город для продажи в магазин. Когда муж возвращался вечером домой, будь то из Хоумстеда или из конюшни, его всегда ждал горячий ужин.
Если не считать воскресений, когда они посещали церковь и заезжали к дедушке и Тому, она редко покидала ферму. Быть с Джереми доставляло ей огромную радость. Она постоянно открывала в нем что-нибудь новое. Он до сих пор мало рассказывал о себе или своем прошлом, но Сара обнаружила, что многое можно узнать по взгляду, выражению лица, обрывку фразы.
Так вместе со снегом таяли дни, и по ночам, когда Джереми обнимал и крепко прижимал ее к себе, она чувствовала себя самой счастливой женщиной на этой благословленной Господом земле.
ГЛАВА XXXII
Сара вынимала из духовки пирог, когда услышала, как во двор въезжает повозка. Она поставила противень на плиту и подошла к окну. Она не поверила своим глазам, увидев, что у самых дверей дома остановила повозку Эдди Райдер.
Сара побежала к дверям и открыла их как раз в тот момент, когда Эдди спрыгнула в слякоть, забрызгавшую ей ботинки и подол юбки.
– Миссис Райдер, какой сюрприз! – воскликнула она.
Эдди, улыбнувшись, направилась к ней.
– Я подумала, что мне пора побывать у вас. Твой муж дома?
– Нет, он в городе.
– Ну что ж, тогда я оставлю свой свадебный подарок тебе.
– Подарок? Но с какой стати...
– Как она тебе нравится? – прервала ее Эдди, показывая на лошадь, привязанную сзади повозки. – Она твоя.
Сара поразилась, услышав это. Кобыла была красавица, гнедая, с золотистой гривой и хвостом. Солнце переливалось красноватым отблеском на ее красивом теле.
– Это одна из наших лучших кобыл. Очень скоро она принесет вам замечательного жеребеночка.
– Миссис Райдер, я не могу принять такой дорогой подарок.
– Сара, я хочу, чтобы ты взяла ее. – Эдди шагнула к ней. – Если у тебя есть время, мне хотелось бы рассказать кое-что.
– Ну что вы, конечно, заходите, пожалуйста. – Сара открыла пошире дверь и придержала ее для Эдди.
Сара заварила чай, и женщины сели за стол. Отхлебывая чай, Эдди разглядывала комнату, потом поставила чашку на стол и сказала:
– Да, ты хорошо потрудилась. Этот дом никогда не был таким при жизни Теда Уэсли. А теперь он такой теплый, уютный.
– Спасибо вам, – Сара взглянула в окно. – Миссис Райдер, что касается этой кобылы, честное слово, я не могу...
– Сара, прошу тебя. Таким способом я возвращаю долг.
– Долг?!
– Ты еще под стол пешком ходила, когда я приехала в Хоумстед из Коннектикута, так что ты вряд ли помнишь, как все это произошло. Я была первой в городе учительницей, и тогда мы занимались в церкви. Первое время я скучала по дому, в котором выросла в Кеннектикуте, по океану и всему, к чему я привыкла. Но люди были очень добры ко мне, и это помогало не чувствовать себя такой одинокой. Потом я полюбила Уилла... – Она проговорила это мечтательно, как школьница. – Когда я согласилась стать женой Уилла, твоя матушка предложила мне воспользоваться ее свадебным платьем. Никогда не забуду тот день, когда она показала его мне. Более красивого платья я в жизни не видела. Кремовый шелковый фай, бумажный сатин и бельгийские кружева. Я почувствовала себя сказочной принцессой, когда примерила его.
– Мне это знакомо. Я тоже мерила его. Думала, надену на свою свадьбу, но... – Сара не договорила и только пожала плечами, в первый раз сообразив, что ей тогда не хотелось надевать мамино подвенечное платье, так как она не любила Уоррена. Вот почему и прелестное творение миссис Гонт не пригодилось для свадьбы с Джереми. Она не могла его надеть, потому что его сшили, чтобы она надела его для Уоррена...
Эдди дотронулась кончиками пальцев до ее руки и вернула мысли Сары в настоящее.
– Твоя матушка совершенно не обязана была проявлять ко мне такую щедрость. Мы почти не были знакомы. Такая уж она была. Она так любила твоего отца, что ей хотелось всех видеть счастливыми и влюбленными. В ней не было ни капельки корысти. – Она нахмурилась, и две маленькие морщинки пролегли между ее бровями. – У меня все не получалось толком отблагодарить ее. Через час или чуть больше после того, как преподобный объявил нас мужем и женой, родился Томми.
Эдди не нужно было больше ничего объяснять. Остальное Саре было известно – родив ребенка, Мария Мак-Лиод умерла в тот же день.