Но Лиз ее не слушала. Она думала о Нике и пыталась представить себе его лицо, когда скажет ему, что Дэвид, похоже, не будет возражать против развода. И она поняла, как скучала по Нику. Пусть стиль его жизни – возвышенный гедонизм, но поэтому-то с ним всегда интересно. Порой ее раздражало, что он ничего не принимает всерьез, но сегодня ей была нужна именно его мягкая насмешливость.
Она могла поехать прямо домой, к Джейми и Дейзи, но сейчас они уже должны были спать, а Лиз понимала: пусть это эгоистично, но человек, которого она хочет видеть больше всего, это Ник. Ей было нужно, чтобы он обнял ее и овладел ею, чтобы рассеял ее тоску, опустившуюся, словно молоток на последний гвоздь, забитый в гроб ее брака. Она хотела не думать, а только чувствовать. Быть несдержанной и легкомысленной, в глубине души зная, что он ее любит и поймет. Хотела, чтобы он рассказывал ей о чудесной жизни, которая их ждет.
Когда они свернули на дорогу к Симингтону, Лиз повернулась к Мел и сказала, стараясь ничем не выдать охватившего ее волнения:
– Мел, я пока не хочу заезжать домой. Ты не подкинешь меня к Нику? Я хочу появиться у него неожиданно и сделать ему сюрприз.
На языке у Мел вертелось, что не все любят сюрпризы и что Ник может оказаться одним из таких людей, но радостное ожидание в голосе Лиз заставило ее сказать себе, что все это глупости.
Но ее все равно пробрала дрожь, возможно, из-за ночной прохлады осени, за один вечер сменившей лето.
– Почему бы тебе сначала не заехать домой и не посмотреть на Джейми и Дейзи, а ему позвонить? Если он дома, я могу отвезти тебя.
Лиз рассмеялась:
– Не смеши меня. Джейми и Дейзи спят. А нам все равно ехать почти мимо его дома. – Она с интересом посмотрела на подругу. – Он тебе не нравится, да?
– Я за него замуж не собираюсь.
– Дело не в этом. Почему он тебе не нравится?
– Лиз, ради Бога, я ничего обидного в виду не имела. Не начинай сразу кипятиться.
Лиз поняла, что Мел права. Когда речь заходит о Нике, она действительно
начинаеткипятиться. И постаралась спросить как можно более равнодушно:
– Так что тебе не нравится в нем?
Мел сдалась. Она не могла честно сказать, что считает его тщеславным, легкомысленным и самовлюбленным. Но все же могла воткнуть свою стрелу где-то рядом. Секунду она подумала, пытаясь обосновать свою инстинктивную неприязнь к этому человеку.
– Я не могу представить себе его с галстуком, испачканным яйцом.
– А кому нужен мужчина с испачканным яйцом галстуком? Уж, конечно, не тебе!
– Ты поняла, что я имела в виду. – Беда была в том, что Лиз поняла.
– И я думаю, что ты в состоянии представить себе Дэвида со стекающим по подбородку маслом.
– Понимаешь, об этом я никогда не думала. Но да, это я могу себе представить.
Они подъехали к правому повороту на Ферл. До дома Ника отсюда было четверть мили. Ну что, ехать ей к нему? Проклятая Мел совсем сбила ее с толку. Ну, надо решать.
– Высади меня здесь. В гостиной я вижу свет. Он, наверное, дома.
Она выбралась из машины и наклонилась к дверце.
– Поезжай. Ник довезет меня до дому.
Она посмотрела, как Мел сворачивает, и отправилась по дороге. Аромат жимолости висел в воздухе, еще более густой и сладкий, чем днем, а ее розово-желтые цветущие ветки причудливо оплели изгородь и столбы белых ворот усадьбы священника.
Гравий поскрипывал под ногами Лиз, когда она секунду постояла в кромешной темноте, вдыхая осенние запахи и думая об осени. Скоро начнется листопад. На шиповнике уже появились плоды, а яблони в саду Ника согнулись под тяжестью плодов, румяных и лоснящихся, как отравленное яблоко в «Белоснежке».
Через несколько месяцев, самое большее через год, она будет жить здесь и в старой соломенной шляпе, с корзиной в руке рвать белые маргаритки и стричь розы для своих букетов. Хозяйка поместья. Лиз улыбнулась. Не клянись головой, Мария Антуанетта.
Встав перед парадной дверью, она засомневалась, стоит ли звонить, и решила, что куда интереснее будет войти с заднего хода. Дверь кухни, как всегда, наверняка открыта.
В уютной и опрятной кухне было темно. Кухонные полотенца аккуратно висели на вешалках, а мочалки – над раковиной. Слегка пахло хлоркой, и этот запах, успокаивающий и обеззараживающий, напоминал о кабинете школьной сестры-хозяйки. На сегодняшний вечер экономка наверняка была отпущена. Но в холле свет горел. Лиз заметила, что одна из ламп перегорела, и это в безупречной в остальном обстановке бросалось в глаза, как прыщик на лице красавицы.
Она пересекла холл, ее ноги тонули в древнем персидском ковре. По голубоватому мельканию под дверью гостиной Лиз поняла, что включен телевизор.
Уже положив ладонь на ручку двери, она услышала за ней голоса и на секунду замерла, пытаясь угадать, кому они принадлежат.
Потом она повернула дверную ручку.
Много раз Лиз спрашивала себя потом, как сложилась бы ее жизнь, отправься она этим вечером домой. Но тогда она просто улыбнулась и открыла дверь.
Глава 34
На мгновение она застыла в дверях.
Перед ней была в некотором смысле безобидная и невинная картина. И все же все инстинкты Лиз кричали, что в ней не было ничего ни безобидного, ни невинного.
Ник лежал на софе лицом вниз. Стоявший на коленях рядом с ним на ковре у камина Генри массировал его.
Никто из них ее не заметил, и она слышала стоны наслаждения, которые издавал Ник, когда пальцы Генри растирали его спину. Лиз поразило, насколько сексуальным может быть акт массажа.
Глаза Ника были закрыты, на его лице застыла улыбка, время от времени он издавал стоны то боли, то экстаза. Как это похоже на Ника – не думать о том, кто доставляет ему удовольствие, а просто лежать и отдаваться моменту.
Внезапно Лиз услышала свой голос, прозвучавший для нее так, словно говорила не она, а кто-то другой:
– Какая трогательная сценка. Старый верный друг массажем облегчает страдания молодого хозяина. А у тебя довольно хлопотная жизнь, не правда ли, Ник?
Ник в изумлении вскочил, уронив на пол чашку с чаем. У него был такой виноватый вид, словно она застала их вдвоем в кабинке общественного туалета.
Правда, он тут же взял себя в руки и с атлетической грацией сел, приглашающе похлопав по софе рядом с собой.
– Лиз, дорогая, я не ждал тебя сегодня вечером.
– Понятное дело.
Ник проигнорировал язвительную нотку в ее голосе или, как с горечью подумала Лиз, возможно, даже ее не заметил.
– У меня жутко разболелась голова, и Генри предложил помассировать мне спину. Ты не знаешь, что у Генри волшебные руки? – Ник улыбнулся самой обворожительной из своих улыбок. – Люди идут к нему за десятки миль.
– Не утруждай себя извинениями, Ник. Мне это не интересно.
– Лиз… – она услышала умоляющую ноту. Но говорил не Ник. Говорил Генри. – Это не то, о чем ты подумала.
– А о чем я подумала, Генри?
Генри отвернулся и пожал плечами. Лиз он казался бесконечно жалким. Как старая собака, которая уже не может служить хозяину, но все еще ждет у его стола любой крохи внимания и ласки. И теперь Лиз поняла, почему Ник тогда так рвался домой, чтобы похвастаться обручальным кольцом. Бедный Генри.
И еще она осознала, что к Нику не испытывает ничего кроме холодного, пустого равнодушия.
Глядя на его легкомысленную провоцирующую улыбку, на то, как он пожимает плечами с таким видом, словно уличен в сущем пустяке вроде того, что забыл имя хозяйки или за столом воспользовался не тем ножом, Лиз впервые поняла правду о нем.
Это ребенок, привыкший делать все по-своему просто потому, что он ребенок. Этот ребенок, однако, вырос и обнаружил, что у него есть еще одно, куда более мощное оружие – его сексуальность. И с этого злосчастного дня он никогда не упускал случая воспользоваться этим оружием.
Она спросила себя, были ли Ник и Генри любовниками. И продолжают ли быть?
А потом с чувством глубокой усталости поняла, что ей это безразлично. Она не может выйти замуж за Ника.
У нее уже есть двое детей, и третий ребенок ей не нужен.
В оцепенении и чувствуя себя опустошенной, она повернулась, чтобы уйти. Ник протянул к ней руку и попытался удержать ее, но Лиз стряхнула с себя его руку. Она понимала, что по-своему он любит ее. Но сегодня осознала, что этого ей недостаточно.
Она медленно вышла из комнаты и открыла входную дверь. Только теперь она по-настоящему поняла, что случилось, и она бросилась бежать по гравию дорожки, оставив дверь широко открытой и думая только о том, как поскорее выбраться отсюда и как поскорее набрать в легкие свежего воздуха. Холодный ночной ветер обдувал ее пылающее лицо.
Внезапно Лиз вспомнила, что у нее нет машины, что уже почти полночь и что она в двух милях от ближайшей телефонной будки и еще дальше от своего дома.
Но все это было неважно. Неважно было все, кроме этого ощущения грязи и еще своей слепоты из-за любви к нему. И ковыляя в кромешной тьме по сельской дороге, Лиз не чувствовала страха. Если бы из кустов на нее бросился насильник, она только рассмеялась бы. Она была неуязвима.
Никто не мог причинить ей больших страданий, чем те, которые она уже испытала.
– Ты знала! Ты все знала и ничего не сказала мне! Они стояли на следующее утро у дверей конторы Росса Слейтера, и Бритт слышала боль в голосе Лиз.
– Я не знала, Лиз. Я подозревала, что что-то не так вот и все. Я могла и ошибиться.
– Но ты ведь не ошибалась, не правда ли? Ох, Бритт что же мне теперь делать?
– Начисто забыть о нем. У тебя Джейми и Дейзи. У тебя чудесный дом. И сегодня утром ты можешь разбогатеть! – Она взяла Лиз за руку. – В конце концов он ведь был только мужчиной. – Бритт устало улыбнулась. – А что значат мужчины?
Лиз улыбнулась в ответ. Обе они знали, что в их жизни, хотели они этого или нет, мужчины значили слишком много.
Но Бритт права. У нее есть ее дети и ее дом. И вчера она нашла наконец решение. Она не собирается пополнить собой ряды богатых бездельниц. Она уже видела, к чему этот шаг приводит других, заставляя их бесцельно дрейфовать от уроков тенниса к дизайнеру интерьеров, а потом к парикмахеру, считая минуты до шести вечера, когда откроются первые увеселительные заведения. Она не собирается продавать фирму Россу Слейтеру, сколько бы он ни предложил за нее, особенно сейчас, когда «Женская сила» нужна ей как никогда.
Ожидая вместе с другими своей очереди в роскошной приемной «Мира труда», Лиз старалась выбросить из своей памяти все события прошлой ночи и сосредоточиться на предстоящей встрече. Подруги рассчитывают на нее, и надо избавиться от этой невыносимой горечи, которая заставляет думать, что важнее ее нет ничего.
Ровно в десять к ним вышла секретарша Росса Слейтера и пригласила их, но не в кабинет Слейтера, где Лиз уже была, а в зал заседаний совета директоров. Было ясно, что их станут принимать по высшему разряду.
Лиз ожидала увидеть панели красного дерева и картины старых английских мастеров со сценами охоты, но вместо этого комната оказалась одновременно безвкусной и стильной – терракота и раскрашенные египетские колонны. Лиз постаралась не подать виду, что узнала работу Рори О'Лири Русская чайная в Нью-Йорке. Дворец в Абу-Даби. И штаб-квартира «Мира труда». Этот художник никогда не разглашал свои цены. Если вы спрашивали цену, это означало, что она вам не по карману.
Маленький столик у стены сначала показался Лиз бутафорским, но потом она увидела на нем золотой кофейник с пятью чашками и поняла, что он настоящий. Пять чашек. Их четверо: она, Джинни, Мел и Бритт, их консультант. Россу Слейтеру, как видно, консультанты не нужны. Он из тех людей, которые сами решают, чего они хотят, и сами же и добиваются этого.
Его секретарша только что успела разлить им кофе по чашкам, когда появился Слейтер, один, как всегда спокойный и любезный, в костюме от дорогого портного. Только подмигивание бриллианта на его массивном золотом перстне да слегка невнятное произношение гласных указывали скорее на Ист-Энд, чем на Итон в его прошлом. Он сел, и раскованность и спокойствие его позы словно говорили: «Ага, вы думали, что знаете меня, думали, что я – выскочка, уличный торговец, но вы меня недооценили». Лиз поняла, почему он пригласил их сюда, а не пришел к ним сам. Он хотел показать им свою мощь и свой вкус, показать, что он человек со своим видением мира, индивидуальность в мире бизнеса.
Пока Лиз представляла Слейтера своим спутницам, она смогла увидеть, что его тактика уже сработала. Они зачарованно смотрели на него, ожидая его первого хода.
Убедившись, что внимание всех приковано к нему, Слейтер откинулся на спинку кожаного кресла и очень непринужденно сделал подачу.
– Как вы знаете, я хочу приобрести «Женскую силу», и попробую объяснить вам, почему я собираюсь это сделать и, разумеется, почему вам следует продать ее мне.
Он обезоруживающе улыбнулся.
– «Женская сила» добилась огромного успеха. Такую популярность, какая есть у вас, невозможно купить за деньги. Пресса без ума от вас. Правительство хочет знать ваше мнение и ищет вашего сотрудничества. Вы
осталисьженщинами и вы работаете. Но вы не извлекаете из своего бизнеса прибыли, – тут он обвел их взглядом, – и мой анализ говорит мне, что причина в том, что вы этого и хотите. Вы хотите оставаться маленьким предприятием, чтобы продолжать совмещать личную жизнь и бизнес.
Так, это его домашняя заготовка. Кто мог рассказать ему это? Дон, заведующая канцелярией, после нескольких рюмок и кучи лести? Из них четверых ни одна не могла этого сделать. До сегодняшнего дня ни одна из них, кроме Лиз, с ним не встречалась.
– И для вас будет, наверное, неожиданностью услышать, что я с глубокой симпатией отношусь к этой вашей позиции.
О да, подумала Лиз, именно так и может относиться к ним мужчина, который работает семь дней в неделю, три брака которого распались из-за того, что он не бывает дома, домом которому служит небольшой уютный вертолет.
– Но я боюсь, что жизнь диктует свои законы. Клиенты не могут понять вас, если рабочие места у них пустуют из-за того, что вы хотите сами забирать своих детей из школы.
Лиз заметила, что его голос приобрел интонации сурового, грубого, но справедливого начальника.
– Некоторые из ваших клиентов проявляют недовольство. Ходят даже слухи о неэффективности. Письма остаются без рассмотрения. На звонки никто не отвечает.
Лиз бросила взгляд на Бритт. Они дудели в одну дуду. Бритт могла бы подписаться под его словами.
Приступ паники овладел ею. А не могла Бритт снабдить его информацией? Ведь первой о его намерениях узнала она. А если ей причитаются солидные комиссионные в случае заключения сделки? Но потом Лиз вспомнила искаженное болью лицо Бритт, смотревшей на нее, когда она пряталась в коттедже, лицо, которое так красноречиво выражало страдание, что Лиз, имевшая все основания во многом винить Бритт, была тронута. Нет. Этого Бритт не сделала бы. Кто угодно, только не Бритт. Во всяком случае, сейчас.
Она посмотрела на подругу. Но Бритт не глядела в ее сторону. Она бесстрастно слушала Слейтера.
– Если вы будете продолжать в том же духе, я даю вам шесть месяцев.
Тут Бритт впервые бросила взгляд на Лиз, словно повторяя его предсказание. Шесть месяцев!
– «Женская сила» распадется, как карточный домик. Вам надо действовать сейчас, закрепляя ваши достижения! Гибкий график работы – это идея, время которой пришло! И не только для женщин. Все хотят большего равновесия в своей жизни. Это в восьмидесятые люди сходили с ума по работе. Семидесятичасовая рабочая неделя, восьмидесяти часовая! И чего ради? Они получили деньги, но потеряли свое время. Теперь они хотят получить свою жизнь назад!
Он встал и начал ходить по комнате.
– Если вы присоединитесь к «Миру труда», вы сможете донести ваши идеи до главной улицы каждого города в этой стране! Подумайте о людях, которым вы сможете помочь!
В его голосе они слышали искреннее волнение, желание внести свой вклад в богатую возможностями идею и развить ее, и это опьяняло и увлекало. Лиз чувствовала, что против ее воли энтузиазм Слейтера действует на нее.
Возможно, он и прав. Возможно, «Женская сила» принесет больше пользы, если ее филиал будет на главной улице каждого города. На секунду ее позабавила мысль, что вывеска «Женской силы» будет попадаться на глаза так же часто, как вывески агентства Брука или магазинов гимнастических принадлежностей. Возможно, им следует продать «Женскую силу».
Росс Слейтер перестал шагать по комнате и оперся на спинку своего кресла.
– Я знаю, о чем вы сейчас думаете. «Женская сила» –
нашедитя, а этот мужик, этот самодельный миллионер, которому плевать на него, который видит в нем лишь еще один кирпичик своей империи, хочет отнять его у нас. Но я подумал и об этом. Я считаю, что «Женская сила» уникальна, и я хотел бы сохранить ее привлекательность для женщин, этот ее материнский оттенок!
Лиз почувствовала, что сейчас Слейтер вытащит свою козырную карту.
– И уж конечно, я не собираюсь избавляться от вас. Я хотел бы, чтобы и Джинни, и вы, Лиз, остались в «Женской силе» в качестве директоров с неполным рабочим днем. Я видел слишком много компаний, купленных у их создателей, и видел, как они терпели банкротство через несколько месяцев. Вы
нужнымне! Я хочу купить «Женскую силу», потому что знаю, во что мы можем превратить ее вместе.
Лиз показалось, что слова Слейтера прозвучали эхом. «Ваш опыт не купить ни за какие деньги» – именно так он говорил и тому старику.
Но она оказалась не готова к тому, что он сказал вслед за этим.
– Я действительно очень хочу купить «Женскую силу», – он сделал паузу и обвел взглядом их всех по очереди, рассчитывая силу воздействия своих слов, – и я готов заплатить за нее два миллиона фунтов.
У Лиз перехватило дыхание. Два миллиона! И ей достанется почти половина! Она постаралась выкинуть из головы мысль о плавательных бассейнах и яхтах и сосредоточиться на том, что говорил Слейтер.
А это было блестящее представление. Он продумал все. Не без дрожи Лиз осознала, что им будет очень трудно отвергнуть его предложение.
Лиз задернула молнию своего портфеля, чувствуя, что Росс Слейтер смотрит на нее. Она видела, что он отлично понимает ситуацию. Понимает, что именно она, а не другие, будет его противником.
Он с улыбкой подошел к ней. И Лиз стало ясно, почему его холодная любезность заставила ее чувствовать себя так неловко при их первой встрече. Это была любезность солдафона. Он был из тех, кто решает за вас, начиная с того, что вам заказывать на ужин, и кончая тем, как вам жить. Некоторым женщинам, возможно, нравится это, но только не ей.
Она уже направлялась к выходу, когда почувствовала, что Слейтер придерживает ее за локоть. Ее подруги выходили из комнаты.
– Миссис Уорд. Я не ошибаюсь, считая, что вы были женой журналиста Дэвида Уорда?
– Я и сейчас замужем за ним, – поправила Лиз, сама не понимая, что заставило ее это сделать.
– Понимаю. Но живете вы врозь? Ваш муж очень настойчивый человек, – в его голосе она услышала скрытое раздражение.
– Хорошие журналисты обычно бывают настойчивыми людьми.
– Возможно. Но боюсь, у меня нет особого уважения к журналистам. И случилось так, что ваш муж составил себе превратное представление обо мне. Он слушал озлобленного пожилого человека, у которого был зуб на меня.
Лиз спросила себя, как много она может открыть из того, что ей уже было известно.
– И этот зуб не имел никакого отношения к тому, что вы выжили старика из совета директоров его бывшей компании?
Слейтер рассмеялся:
– Это смешно, как я уже сказал тогда вашему мужу. Старик уже впал в маразм, дело было в этом. Его память сдала. Он не мог присутствовать на заседаниях совета директоров.
Лиз вспомнила слова Дэвида, сказанные об этом человеке: умный и рассудительный.
Росс Слейтер пододвинулся к ней поближе и понизил голос:
– Я надеюсь, миссис Уорд, – или мне лучше называть вас Сюзанной Смит? – что, когда все это будет позади, вы не откажетесь поужинать со мной?
Он открыл для нее дверь.
– Ваш стиль мне нравится.
Делая шаг в открытую дверь, Лиз представила себе лицо Дэвида, когда он рассказывал ей о том старине. Это говорил прежний Дэвид, страстный и сердитый.
Она знала, чьей версии верить. Но вот удастся ли склонить и остальных к этому?
– Вот это да, вот это предложение! Он подумал обо всем!
Мел взяла в руки официальную бумагу в специальной папке и просмотрела ее.
– Это – осуществление мечты! «Женская сила» на главной улице каждого города, – восторженно поддержала ее Джинни, – директоры с неполным рабочим днем! Смачный кусочек в два миллиона! Гэвину не надо будет ездить на работу, он сможет найти работу на дому! Нам не надо продавать свой дом!
Слыша облегчение в голосе Джинни, Лиз почувствовала боль в груди и озноб, как в начале простуды. Но это была не простуда. Это было сознание того, что ей придется надеть смирительную рубашку на радостное возбуждение, царившее вокруг нее. В Слейтере они видят спасителя, Рыцаря в Белом, который прискачет и решит все их проблемы, прольет на них золотой дождь, своей мужественностью вселит в них веру в себя.
Теперь, когда я с тобой, дорогая, все будет хорошо. Ты можешь сбегать и купить себе новое платье, пока я тут разберусь с твоими делами.Так?
И как ей убедить их, что Росс Слейтер никакой не спаситель, а подколодная змея?
– О да, он подумал обо всем, – вмешалась Лиз, – только вот сдержит ли он свое слово? Росс Слейтер – предприниматель, человек-оркестр. Свои решения он принимает
сам.На эту встречу он даже не привел никаких советников. Любой другой явился бы в свите бухгалтеров, личных помощников, администраторов и управляющих. А он пришел один. Почему? Да потому, что он действует на основе своих инстинктов, потому, что сам все решает. Он не станет нас слушать! А если мы начнем ему возражать, избавится от нас и сделает так, как
онхочет. Демократизма у него не больше, чем у вождя гуннов Аттилы!
Лиз знала, что подносит шило к воздушному шарику своих подруг, но это нужно было сделать до того, как они своими подписями отдадут «Женскую силу» Слейтеру и им останется только наблюдать, как он разрушает все, что им дорого.
Джинни перестала улыбаться и повернулась к ней.
– Тогда почему он пригласил нас директорами? Он мог и не делать этого.
Лиз видела, что не убедила Джинни.
– Потому что он хочет уговорить нас продать фирму! Если мы думаем, что будем продолжать влиять на ее дела, мы уподобляемся человеку, который подписывает чистый бланк!
– Ты уверена, что не сгущаешь краски? – мягко спросила Бритт. – Ведь он не Конрад. Под его руководством «Женскую силу» может ждать большое будущее. Он блестящий бизнесмен. И ясно, что он в восторге от «Женской силы», это было слышно по голосу.
Лиз поняла что спокойные вопросы Бритт игнорировать гораздо труднее, чем возражения Джинни.
– Да, но в восторге от чего? От нашей популярности, вот и все. Ты думаешь, его хоть капельку волнует судьба женщин в нашей картотеке и то, получат ли они справедливое вознаграждение? Да плевать он на них хотел!
–
Что-тонам нужно делать, Лиз, – спокойно напомнила ей Бритт. – Если вы не продаете фирму, вам нужно найти для нее управляющего с полным рабочим днем. Тогда вы получите облегчение, – даже не став богатыми.
Лиз вздрогнула. Она знала, что Бритт права. Но неужели невозможно найти кого-нибудь симпатичного на место руководителя «Женской силы»? Вдруг ей пришло в голову решение настолько очевидное, что она не могла понять, почему не нашла его раньше.
– А
тыне хотела бы возглавить ее, Бритт? – Бритт мягко улыбнулась:
– Прости, Лиз. Но у меня моя собственная компания. – Лиз посмотрела на Мел:
– А ты, Мел? – Мел смутилась:
– Я бы с радостью, но мы с Гартом хотим основать наш собственный журнал.
Лиз повернулась к Джинни. Она знала, что это бесполезно, но спросить ее была должна.
– Ты, Джинни?
– Не смеши меня, Лиз! Ты же сама мне сказала, что это будет стоить мне семьи, а она мне дороже любой компании!
Лиз криво улыбнулась.
Джинни ответила ей слегка нервной улыбкой:
– Ну а ты, Лиз, теперь, когда ты, гм… – она замолкла, слишком смущенная, чтобы продолжать.
– Теперь, когда мне не о ном мечтать, ты это хотела сказать?
Лиз знала, что все они думают. Они думают, что, прося
ихо жертвах, она не готова принести свою. Что из всех четверых идеальным кандидатом является именно она. Особенно теперь. Теперь, когда она рассталась с Ником.
И в эту минуту Лиз поняла, что проиграла сражение. Если она не готова возглавить «Женскую силу» сама, то вряд ли может рассчитывать, что они не продадут ее тому, кто готов сделать это.
У нее оставался только один шанс, чтобы переубедить их. И пора было им воспользоваться.
– Когда я была в Лидсе, я виделась с Дэвидом.
– И? – Джинни была уже готова разразиться поздравлениями по поводу развода.
– И он рассказал мне одну историю про Росса Слейтера. Историю о том, как однажды он купил компанию у старика, который всю свою жизнь создавал ее. Сначала старик не хотел продавать свое дело, но Слейтер сумел уговорить его. Как мы все знаем, он очень красноречив. И знаете, чем кончилась сделка?
Лиз видела, что все напряженно смотрят на нее, словно опасаясь, что ее слова убьют курицу, несущую золотые яйца.
– Он предложил старику место в совете компании. Сказал, что было бы глупостью покупать компанию без творческих сил, стоящих за нею, совсем как нам. А потом, когда старик осмелился возразить ему, то в два счета оказался за воротами.
Лиз сделала паузу и по наступившей тишине поняла, что наконец заставила их задуматься.
– Еще через год старик умер, так и не получив никакой радости от миллиона, который лежал на его счете в банке.
Джинни собралась возразить. У нее на кону стояло больше, чем у остальных.
– Возможно, старик уже просто выжил из ума.
– Дэвид сказал, что он был разумен, как пятидесятилетний.
– Я не знала, что Дэвид такой специалист по психологии. – Лиз оставила ее слова без ответа.
– Не думаю, что он был полным идиотом. Росс Слейтер хотел выжить его, вот и все. И если мы продадим «Женскую силу» Слейтеру, он разрушит ее, а когда мы попытаемся ему помешать, избавится и от нас.
– Как я понимаю, ты против продажи? – спокойно спросила Бритт.
Одна фраза Дэвида вдруг всплыла в памяти Лиз. Росс Слейтер сможет продать снег эскимосам. Он начал мелким торговцем, и остался им по сию пору. Только на этот раз он предлагает им купить их собственную гибель, а они барахтаются на его ладони, ожидая, когда он сожмет ее в кулак!
– Против.
Бритт повернулась к остальным:
– Остальные акции у вас двоих. Что, по-вашему, нам следует делать? Принять предложение Слейтера или послать его подальше?
Глава 35
– Я не могу понять, зачем мы даже обсуждаем это. Конечно, принять. Это идеальное решение!
Джинни с изумлением смотрела на своих подруг. Для нее все было просто. Им нужен кто-то, чтобы руководить «Женской силой», а Росс Слейтер хочет этого да еще собирается сделать их богатыми.
– Если мы боимся, что он не сдержит слово, то почему бы нам не
потребоватьписьменных гарантий в контракте?
– Потребовать гарантий мы, конечно, можем, но он никогда не согласится занести их в контракт. Он скажет нам, что мы должны верить ему.
– А почему мы не должны ему верить?
– Потому что он вроде похотливого старика с мешком сладостей. Если бы у него не было на уме ничего грязного, он не предлагал бы нам их!
Бритт повернулась к Мел, которая на этот раз спокойно слушала, что говорят ее подруги.
– Что думаешь ты, Мел? У тебя десять процентов акций. Продавать или не продавать?
– Ах, Боже мой, я не знаю. Иногда мне кажется правильным то, что говорит Джинни. Но есть в этом Россе Слейтере что-то такое… Я не могу даже выразить… А, знаю!
Все устремили взгляды на нее, ожидая услышать довод, который положит конец сомнениям.
– Он носит замшевые туфли, а мой отец говорил, что никогда нельзя доверять человеку в замшевых туфлях!
– Ну, знаешь, Мел, – огрызнулась Джинни, – ты еще скажешь, что у него глаза поставлены слишком близко друг к другу!
– Раз уж ты упомянула об этом, Джинни, то немного да. А помнишь его рукопожатие? Я ожидала, что это будет рукопожатие Арнольда Шварценеггера, а оказалось – Вуди Аллена!
– Спасибо, мы поняли вас, доктор Фрейд! – Джинни едва могла сдержать свое раздражение. – У кого-нибудь есть разумные доводы? Бритт, а ты что скажешь?
Бритт поправила свои бумаги, полностью отдавая себе отчет в последствиях, которые могут возыметь ее слова. Перед ней разверзлась пропасть, в которой в любой момент могут сгинуть дружба и доброе отношение к ней трех женщин, сидящих здесь. Особенно Лиз.
Наконец она подняла на них глаза:
– Я не думаю, что было бы правильно мне высказываться. Я с радостью дам любой совет по условиям сделки. Но я не акционер. Эта компания принадлежит вам троим, но не мне. Поэтому я пасую.
Она попыталась изобразить небольшую нейтральную улыбку, но эта улыбка не успела сойти с ее губ – слова Лиз заставили ее превратиться в болезненную гримасу:
– Знаешь, не надо этого, Бритт. Этой чушью мы все уже сыты по горло. Я хочу правды, – она безжалостно смотрела в глаза Бритт, не давая той отвести взгляд, – я
заслужилаправду. И больше, чем кто-либо на свете, ты должна сказать ее мне.
Бритт перевела взгляд на руки Лиз. Для такой стройной женщины ее руки были на удивление крепкими, и на одном ногте Бритт заметила крохотное пятнышко лака. Так что же ей сказать? Из всех присутствующих самой горькой правда будет именно для Лиз. А Лиз была именно тем человеком, кому она ни за что не хотела бы причинить боли.