Ой, конечно, что-то вроде забинтованного человека-невидимки в купальнике. Потрясающе!В который уже раз Мел убедилась в справедливости высказывания, что посвященная моде журналистика – это грандиозное издевательство, вытворяемое тонкими и безнадежно шизанутыми над толстыми и относительно нормальными. Мумии! Боже праведный, следующим номером у них будут трупы. Она покачала головой, пытаясь избавиться от вставшей перед ее глазами неприятной картины, и тут ее взгляд упал на листок, приклеенный к экрану ее компьютера. ОЛИВИЯ СЕГОДНЯ ОБЕДАЕТ В «РИТЦ». ЧАС ДНЯ.
      Как похоже на Оливию. Ни «пожалуйста», ни «спасибо», ни «приходите туда». Сколько сейчас? Четверть первого. Боже, у нее не так много времени. Она позвонила секретарше и отменила все встречи. Потом нагнулась к ящику стола и извлекла из него миниатюрную бутылочку «Реми Мартен» и два больших голубых мешка для прачечной.
      Сделав изрядный глоток коньяка, Мел принялась за работу.
      К тому времени, когда поджарое, как у борзой, тело Оливии в дорогом костюме от Шанель продефилировало через зал ресторана «Ритц», Мел благодаря любезности своего приятеля Луи, метрдотеля этого заведения, уже сидела за лучшим столиком с видом на Сент-Джеймс пари.
      Пока Оливия вручала Луи свое пальто, Мел обвела взглядом пышные фрески, роспись, огромные канделябры, золоченые гирлянды и грандиозный вид на парк. Говорят, что в «Ритц» самый прекрасный в Европе обеденный зал, и кто станет оспаривать это? Мел не смогла бы придумать более удачной декорации для того, что предстояло ей.
      – Мелани, здравствуй, дорогая! – Оливия одарила Мел улыбкой, полной настолько нетипичной для нее любезности, что эта улыбка едва не бросила Мел на растительный орнамент стены. – Что ты хотела бы заказать?
      Мел была воспитана на убеждении, что, когда заказывают обед в ресторане, личные вкусы играют последнюю роль, а первую играет твое положение на общественной лестнице. Если ты выберешь дорогие блюда, ты рискуешь показаться жадной, если дешевые – прослыть человеком с низким вкусом. Неписаные правила хорошего тона диктуют всегда придерживаться золотой середины.
      Ну да сегодня плевать на правила. Она поискала в меню самые дорогие блюда. Вот.
      Избегая встречаться глазами с Оливией, она обратилась прямо к официанту:
      – Спасибо, Луи, я возьму икру и омара.
      Слабый сдавленный звук показал, что шампанское у Оливии попало не в то горло. Официант обратился к ней:
      – А вы, мадам?
      – Спасибо, Луи, закуску я пропускаю. Небольшой кусок поджаренного палтуса, как обычно.
      Официант удалился.
      – Скажи мне, Оливия, у тебя есть хоть какие-нибудьпороки?
      Оливия доверительно пододвинулась к Мел. Возможно, сейчас наступил момент, когда она признается в том, что она лесбиянка, кокаинистка или страдает манией делать покупки.
      – Дело в том, – Оливия понизила голос и огляделась по сторонам, – что я неравнодушна к пресным бисквитам.
      – Не может этого быть!
      – Да, – голос Оливии звучал так, словно она делилась каким-то страшным секретом, – в каждом из них по восемнадцать калорий, так что это будет только триста шестьдесят калорий, если ты съешь всю пачку.
      От изумления Мел не могла сдвинуться с места. Кому, кроме Оливии, могло прийти в голову съесть целую пачку пресных бисквитов? Захотел либы кто-нибудь? И потом, что ни говори, 360 калорий – это больше, чем в батончике «Марс».
      Мел бросила взгляд на часы. Четверть второго, и, по ее расчетам, Оливия вряд ли доберется до сути дела раньше двух. Мел была частым посетителем ресторанов и знала обычаи. Деловые обеды влиятельных людей следуют по раз и навсегда заведенному распорядку, нарушать который опасно. Сначала аперитив и сплетни о том, кто лезет вверх, а кто катится вниз. Потом недожаренная утка и минеральная вода, за которыми можно обсуждать покупки, но только в самой общей форме. Никакого десерта, увы. Под конец кофе-эспрессо или, для чревоугодников, «капуччино». Только после этого можно открывать свою записную книжку и переходить к кровопролитию.
      Ровно в 2.03 Оливия отодвинула в сторону свою кофейную чашку и наклонилась к Мел.
      – Так вот, Мелани, я думаю, нам надо поговорить. Последние несколько недель я наблюдала за тобой, и знаешь, к какому я пришла выводу?
      – Что я потрясающе способный редактор и что ты собираешься повысить меня?
      Оливия словно не слышала ее слов:
      – Что ты перестала верить в «Фемину», Мелани.
      Мел спросила себя, стоит ли ей опровергать это утверждение. Ведь это правда. Она могла верить в «Фемину», у которой хватило бы смелости подвергнуть сомнению свою философию, но не в «Фемину», которая отказывается признать бьющую ее по щекам реальность и продолжает талдычить, как это делает Оливия, что спасение женщин в одной только работе.
      К ужасу Мел, Оливия взяла ее за руку. Рука Оливии была холодной и гладкой, как полированный дорогой камень.
      – Я знаю, дорогая Мел, что для тебя это будет ударом, но я думаю, что нам пора отпустить тебя, пока положение не стало совсем кошмарным. В конце концов, мы ведь не хотим крови на стенах, не правда ли, особенно твоей крови, после того как ты столько сделала для «Фемины».
      Оливия полезла в свою сумочку, достала из нее конверт и протянула Мел.
      – Это твое жалованье за два года вперед. Но с одним маленьким условием.
      Мел спросила себя, что же для Оливии равноценно этой сумме.
      – Ни при каких обстоятельствах ты не должна делиться с прессой этими твоими разрушительными идеями.
      Боже, она, похоже, действительно очень ранима. Сотня тысяч фунтов за умолчание очевидных вещей. Но Оливия еще не закончила.
      – Кроме того, ты немедленно уходишь. Тебе не надо возвращаться в редакцию. Твои вещи я вышлю позже.
      Мел взяла конверт и встала.
      Будь она проклята, если оставит за Оливией последнее слово.
      – Не беспокойся, Оливия, – она полезла рукой под стол и извлекла из-под белоснежной скатерти два большущих голубых мешка для прачечной, – от этих хлопот я тебя избавила!
 
      – Слушай, они хотят взять интервью для брайтонского радио!
      – Джинни, это замечательно! – Лиз улыбнулась, отметив про себя смесь гордости и озабоченности на лице Джинни. – Я надеюсь, у нас все получится с брайтонским филиалом.
      Лиз окинула взглядом их прекрасное новое помещение, вклинившееся между аптекой и универмагом на главной улице Льюиса, и еще раз порадовалась тому, что «Женская сила» продолжает расширяться так быстро.
      Вокруг нее под деловитый писк компьютеров восемь новых сотрудниц беседовали с потенциальными работницами и подыскивали им подходящую работу.
      Дон оказалась блестящим администратором и осуществила переезд в новое здание без сучка и задоринки. Ей удалось даже очаровать представителей телефонной компании, и те без очереди выделили «Женской силе» несколько новых телефонных линий. После того памятного обеда с Ником Дон старалась искупить свою вину круглосуточной работой.
      Но настоящим открытием последних двух месяцев явилась Джинни. У любительницы засушивать цветы и варить джем оказалась предпринимательская хватка и талант рыночного торговца. Лиз наблюдала, как неделя за неделей костюмы Джинни становились строже, манеры жестче, а записная книжка толще.
      Но с Джинни происходило и еще кое-что, и это начинало беспокоить Лиз. Джинни почти перестала говорить об Эми с Беном и о Гэвине.
      – Привет, Лиз, это Мел.
      Лиз сидела у себя за рабочим столом. Среди дня Мел раньше никогда не звонила. Это ей показалось, или Мел действительно глотает слова?
      – Мел, что случилось? У тебя голос, как у Питера О'Тула в неудачный день.
      – Я только что обедала с Оливией.
      – И это было так страшно?
      – Как сказать. Она дала мне сто тысяч.
      – За что, черт возьми?
      – За мое место.
      – Ой, Мел, она уволила тебя? Бедняжка ты моя!
      – Не уволила, а отпустила.Одни увольняют сотрудников, другие их отпускают. При твоей нынешней профессии ты должна знать это.
      – Ой, Мел, она тебя отпустила! Бедняжка ты моя!
      – Ох, Лиззи, – запричитала Мел, – «Фемина» была всей моей жизнью!
      – Послушай, почему бы тебе не приехать сюда пожить несколько дней. Ты увидишь, что работой жизнь не ограничивается.
      – Опять ты за свое. А теперь извини меня. Я собираюсь купить ящик белого вина и разделаться с ним, желательно сегодня же вечером.
      – Купи заодно и алка-зельцер.
      – Боже мой, Лиз, нельзя же быть такой предусмотрительной.Нельзя покупать алка-зельцер заранее. Этим ты испортишь все удовольствие!
      Лиз попрощалась и повесила трубку. Только что ей в голову пришла замечательная идея.
      Мел как раз прикончила вторую бутылку, когда в дверь позвонили. Она озадаченно выпрямилась, как встревоженный суслик. Ее подруги были слишком заняты, чтобы случайно забрести к ней, в их расписаниях не было места для незапланированного визита. Особенно теперь, когда она стала никем.
      Полная подозрений, она поднялась и осторожно прокралась по коридору ко входной двери. Не иначе, какой-нибудь наркоман прослышал о ее падении и пришел убить ее. Она прильнула к дверному глазку.
      Боже, это был Гарт! Внезапно отрезвев, Мел побежала к зеркалу в прихожей и взглянула на себя. Вернувшись из «Ритц», она тут же избавилась от своего делового костюма и макияжа и залезла в ванну с такой горячей водой, какую только могла вытерпеть. Потом вымыла голову. Она словно хотела смыть с себя все, что было связано с «Феминой» и с Оливией. Потом надела свои самые старые джинсы, опорожнила две бутылки вина и умяла упаковку шоколадных батончиков «Марс». Проделав все это и заревев, она могла честно сказать себе, что хуже ей никогда не было. А какого черта ей еще оставалось делать?
      Пожалуй, если она сделает вид, что не слышит звонка, он уйдет.
      Но Гарт явно не собирался уходить. Десятью минутами позже он все еще стоял у двери, опершись локтем на кнопку звонка, и кричал в щель для писем: «У меня важное сообщение от Оливии!»
      Ворча, Мел приоткрыла дверь на несколько дюймов, не снимая цепочки и стараясь продемонстрировать ему как можно меньше своего тела.
      – Так что передает Оливия?
      – Она говорит, что для того, чтобы избавить твою головку от забот, тебе нужен достигший половой зрелости молодой человек, который сделает тебе массаж шейки.
      – Чушь! Как только Оливия видит достигшего половой зрелости молодого человека, она тут же припрятывает его для себя!
      – Ну, а тебе?
      – Что мне?
      – Тебе нужен достигший половой зрелости молодой человек для массажа твоей шейки?
      Через проем двери она посмотрела на глубокий вырез рубашки Гарта, выглядывавший из-под его черной кожаной куртки. Она вспомнила твердость его бедер и тяжесть его длинного, худого тела, лежащего на ее теле. Мел открыла дверь и прислонилась к ней.
      – И это все, что ты можешь мне предложить?
      Она притянула Гарта к себе и, улыбаясь, начала расстегивать его пуговицы.
      Перестань улыбаться, велела себе Мел, ты выглядишь, как деревенская дурочка! Однако лежа на следующее утро в кровати и изучая лицо Гарта, она чувствовала, как бесстыжая самодовольная улыбка снова расползается на ее лице. Он так прекрасен! И он вовсе не подонок. Он чувствовал, что на него идет охота, и не мог удержаться от искушения обмануть охотника. Вот и все. А если это и не так, она готова толковать сомнение в пользу подозреваемого.
      Когда зазвонил телефон, фантазии Мел витали где-то между предложением руки и сердца и белым подвенечным платьем.
      – Привет, Мел, это Лиз. Я знаю, что для тебя это, скорее всего, как гром среди ясного неба, но Джинни и мне пришло в голову, что раз уж ты осталась без работы, то ты, может быть, согласишься пойти к нам в «Женскую силу»? Мы сейчас очень быстро расширяемся, нам нужен хороший представитель по связям с общественностью, и мы подумали о тебе. Если хочешь, мы можем дать тебе полную свободу действий. Что ты скажешь?
      Мел была ошарашена:
      – Мне? Перебраться в деревню, жить без сандвичей с солониной, без магазинов «Хилз», без круглосуточных турецких ресторанов?
      – Мел, когда ты последний раз была в круглосуточном турецком ресторане?
      – Не помню. Но это неважно. Если мне в три часа ночи придет в голову фантазия поесть турецкой солянки, я получу ее. Я городская девчонка, Лиз, мусор, городские бродяги и пролетающие мимо такси с зажженными огнями действуют на меня успокаивающе. Я не могу жить в тишине, покое и без «Макдональдсов».
      – А я могу, – вмешался Гарт, который внезапно поднялся и начал целовать ее руку снизу вверх, – и я думаю, что это прекрасная мысль.
      Мел с удивлением посмотрела на Гарта. Она не заметила, как он проснулся.
      – Я вырос в деревне, – продолжал настаивать он, – я из Суффолка.
      –  Ты?Не смеши меня, – Мел прикрыла руной трубку. – Ты из отдела игрушек «Харродс». Я выписала тебя на прошлой неделе.
      В отместку он начал щекотать ее.
      Лиз ждала ответа на свое предложение, но вместо него слышалось только сдавленное хихиканье и крики: «Перестань же, перестань!». Потом Мел совсем выронила трубку. Лиз в своей слышала, как мужской голос громко распевал: «Я снова буду деревенской девочкой», и ей не надо было объяснять, как обстоят дела у Мел.
 
      Номера первого выпуска обновленной «Селден Бридж стар» выскакивали из печатной машины, и Дэвид переживал радостное возбуждение, какого не знал долгие годы. Издатель и владелец, он имел полную свободу писать все, что ему хочется, и никто не мог снять у него статью, так как она задевает каких-то влиятельных персон, или наоборот, заставить его печатать то, что он считает безвкусным. Пустяки, но это давало пьянящее, мощное ощущение свободы.
      Он вспомнил вчерашнее редакционное совещание. Кое у кого из молодых репортеров были потрясающие идеи, а редактор отдела новостей был так молод и так шустр, что Дэвиду приходилось осаживать его. Была только одна проблема. Женская страница. Ее редактировала каракатица с накладными ресницами, представления которой о женских интересах застыли примерно на 1934 годе. Решение проблемы было очевидным, но каждый раз, когда Дэвид снимал трубку, чтобы позвонить Сюзанне Браун и предложить ей это место, что-то удерживало его.
      Он сказал Лиз, что Сюзанна приезжает, чтобы работать у него, но правда состояла в том, что он пока даже не просил ее об этом. И сам не знал почему. То ли это была просто гордость, делавшая непереносимой мысль о том, что Лиз в конце концов оказалась права, то ли его собственные сомнения, предостерегавшие от увлечения такой молодой девушкой, как Сюзанна. А может быть, это была даже какая-то идиотская верность Лиз.
      Просто смешно. Но вдруг он ощутил ослепляющий приступ ярости, вспомнив тот мечтательный, отвлеченный оттенок ее голоса, и, сняв трубку, набрал номер «Дейли ньюс».
 
      – Но, Лиз, это же глупо – не открыть филиал в Лондоне! Ну, пусть не сейчас, пусть через полгода, – Джинни вскочила из-за стола и стала мерить шагами комнату. – Это же очевидно! Если у нас не будет лондонского отделения, мы никогда не сможем конкурировать с «От девяти до пяти» и с «Миром труда».
      Лиз оторвалась от отчета, который читала; в ее глазах было беспокойство.
      – Джинни, а нужноли нам конкурировать с ними? Я считала, вся идея «Женской силы» состоит в том, что это небольшое дело, в котором ты и я можем работать неполный день, чтобы видеть наших детей.
      – Ты права. Пожалуй, права. Только вот в «Женской силе» оказалось столько возможностей, что кажется преступным не воспользоваться ими.
      Лиз вздохнула. Она понимала, что имеет в виду Джинни. «Женская сила» становилась куда более успешным делом, чем они обе могли предвидеть. И Лиз невольно примеряла к себе какие-то другие занятия, которым в случае чего могла бы посвятить себя.
      Суть дела была в том, что она слишком хорошо знала цену успеха, а Джинни не знала этой цены совсем. Джинни все еще пылала энтузиазмом новообращенной. А Лиз не могла смотреть на это с сочувствием. Она понимала, каким пьянящим может оказаться открытие, что у тебя есть и другие способности, кроме способности быть женой и матерью. И ей была ненавистна мысль, что на Джинни придется вылить ушат холодной воды.
      Лиз взглянула на часы. Половина седьмого. За этими разговорами она едва не пропустила купание детей.
      – Пошли, Джинни. Я тебя подожду.
      – Поезжай, мне кое-что надо доделать.
      –  Пошли.Или я разобью твой телефон.
      – Ну ладно, ладно, – Джинни улыбнулась ей, – ты меня уговорила.
      Но Лиз оказалась не готова к зрелищу, которое ждало ее, когда полчаса спустя они остановились у дома Джинни. Похолодало и шел дождь, а дом Джинни стоял без единого огня, холодный и сырой. Видя удивление Лиз, Джинни поспешила вперед, чтобы разжечь камин.
      Но самый большой удар ждал Лиз на кухне. Холод, казалось, струился от покрытого плиткой пола, и Лиз поймала себя на том, что переступает с ноги на ногу, чтобы согреться.
      – А, черт, – извиняющимся голосом сказала Джинни, – я забыла, кажется, закрыть заслонку.
      – А где дети?
      – Сегодня какой день?
      – Вторник.
      – Тогда они на продленке, и Гэвин захватит их по дороге домой, – Джинни извлекла из холодильника упаковку готового ужина и поставила ее в микроволновую печь. – Я забираю их по средам и пятницам. Ты выпьешь?
      Секунду Лиз колебалась. Может быть, ей стоит остаться и попробовать убедить Джинни умерить свое рвение?
      Но на каком основании? Ведь это жизнь Джинни, а не ее. И Джинни, возможно, сочтет верхом лицемерия попытку Лиз вмешаться.
      – Нет, спасибо. Мне надо ехать, я и так опаздываю. – Она взяла свою сумку с кухонного стола и направилась к двери, и перед ее глазами встала картина ее собственного дома, теплого, словно только что поджаренный тост. Там сейчас время купания детей, и Минти развесила над «Агой» два комплекта детского белья, чтобы согреть его. Лиз на мгновение остановилась, когда ее взгляд упал на вышивку, которая так повлияла на ее решение изменить свою жизнь: Стены – из камней и кирпичей. Но дом – из ласковых речей.
      Разглядывая аккуратные стежки, сделанные сотню лет назад, Лиз особенно ясно увидела, во что успех «Женской силы» обошелся Джинни. Ее дом, ее чудо тепла и счастья, стал таким же, как любой другой. И Лиз поняла, что потеряно что-то неизмеримо ценное и надо сказать об этом Джинни, пока не слишком поздно.
      Только как же это может сделать она? Она, которая сама когда-то не видела своих детей месяцами. Она, которая была так уверена в праве женщины Иметь Все. В ее устах эта мораль прозвучит фальшиво.
      – Джинни, – начала Лиз нерешительно, снова кладя свою сумку на стол и стараясь говорить легко и непринужденно. Она понимала, как болезненно воспримет Джинни ее слова, – тебе не кажется, что ты тратишь на «Женскую силу» слишком много сил? Вместо половины ты, похоже, проводишь там всю неделю…
      Лиз замолчала, соображая, как ей продолжить, чтобы не впасть в менторский тон.
      Ее сомнения разрешил Гэвин, который ввалился в кухню с Беном и Эми на руках.
      Еще с порога он заметил одноразовые тарелки из фольги.
      – О нет, – устало простонал он, – только не этот готовый ужин опять!
      – Ну, так что ты скажешь?
 
      Дэвид только что провел Сюзанну по издательству и вручил ей первый номер своей газеты.
      Несколько минут она его изучала. Потом подняла глаза на Дэвида и улыбнулась.
      – У нее большие возможности.
      Дэвид рассмеялся:
      – Ты хочешь сказать, что это провинциальная белиберда!
      Сюзанна нерешительно посмотрела на него, опасаясь увидеть, мак радость исчезает с его лица, и не желая признаться даже самой себе, что сейчас она уже пожалела о своем решении.
      – Да, это действительно отличается от «Ньюс».
      – Ну что ж, спасибо и на этом. Конечно, это белиберда, Сюзанна. Это первый номер, а сотрудники годами выпускали «Глуповскую ежедневную». И вдруг им предлагают выдать что-то новое, свежее и дерзкое. Если принять во внимание все, то они не так уж плохо поработали. Через три месяца ты не узнаешь нашу газету. И потрудиться для этого предстоит не только мне, но и тебе!
      – Идет.
      Она облегченно вздохнула: перед ней был прежний Дэвид, как всегда откровенный и умный. И оказались ложью рассказы репортеров в ближайшем к редакции «Дейли ньюс» пабе «Нож в спину» (там именно этим главным образом и занимались), что у Дэвида «поехала крыша».
      К счастью, Сюзанна не слышала другой сплетни, которую в «Ноже» повторяли про нее и Дэвида. О том, что у ее отъезда в занюханный Селден Бридж могла быть только одна причина. Нашлись даже охотники заключить пари, когда все это произойдет. А заместитель редактора «Ньюс» начал принимать ставки.
      Сюзанна положила сумку на свой новый стол и улыбнулась:
      – Ну что ж, тогда за дело.
      Дэвид улыбнулся ей в ответ, и в уголках его голубых глаз обозначились морщинки. Он знал Сюзанну достаточно хорошо, чтобы угадать ее мысли. Она думает, что допустила порядочную глупость, но готова теперь сделать все, что от нее зависит. Вот это и нравилось ему в Сюзанне больше всего. Ее решительность.
      И пока она набирала номер, чтобы сделать свой первый звонок в качестве редактора женского отдела «Селден Бридж стар», он вдруг с содроганием понял, кого она ему напомнила. Лиз. Та же энергия, та же решимость извлечь из неудачи хоть что-нибудь полезное. Было даже что-то общее в рисунке скул и в манере держать голову, что заставило его вспомнить Лиз много лет назад, когда она тоже начинала в местной газете, не очень отличавшейся от этой.
      Внезапно разозлившись на себя, Дэвид резко отвернулся. Ему пора забыть Лиз. Подняв глаза, он увидел, что Сюзанна смотрит на него, и вновь улыбнулся ей. Она действительно была очень красивая девушка.
 
      – Привет, Джинни.
      Утром следующего дня Лиз присела на краешек стола Джинни и нерешительно улыбнулась.
      – Послушай, извини меня за вчерашнее вторжение в твою жизнь. Почему бы нам не пообедать вместе и не обсудить, как нам облегчить работу для нас обеих?
      Джинни холодно посмотрела на нее.
      – Прости, Лиз, но сегодня я занята.
      Ее тон означал, что она будет занята и в любое другое время, которое предложит Лиз.
      Лиз взяла портфель и прошла в свой кабинет. Войдя туда, она прислонилась к двери, закрыла глаза и помолилась, чтобы успех «Женской силы» не стоил ей и Джинни их дружбы.
      Между тем в офисе раздался какой-то шум. Неужели уже появились недовольные клиенты? Или это буянит какой-нибудь уличный бродяга? Забыв о Джинни, Лиз приоткрыла свою дверь.
      Посреди офиса стоял Гэвин, держа одной рукой Бена, а другой Эми. Лиз никогда не видела его таким сердитым.
      – Черт побери, Джинни, что с тобой? Бена надо было отвести сегодня в больницу, чтобы проверить его астму. Мы несколько месяцев ждали своей очереди, и из больницы только что позвонили и спросили, почему он не пришел.
      Джинни в смятении смотрела на него.
      – Прости, я так закрутилась, что совсем забыла.
      – Так же, как на прошлой неделе ты забыла забрать детей с продленки? Ради Бога, Джинни, почему мы не видим тебя больше? Мы что, совсем пустяк по сравнению с твоей блестящей карьерой?
      – Ради всего святого, Гэвин, не говори глупостей. И потом, разве раз в сто лет тыне мог бы отвести ребенка в больницу? Почему это всегда должна делать я?
      Понаблюдав некоторое время новое для себя зрелище, когда его родители кричат друг на друга при всех этих чужих дядях и тетях, всегда очень мужественный и не по-детски рассудительный Бен вдруг разревелся. Эми тут же последовала его примеру.
      Тут Джинни впервые за время этого разговора сообразила, где она находится и что здесь происходит. Она прижала к себе Эми и стала гладить ее по головне.
      – Не плачь, моя маленькая, все хорошо.
      Ее взгляд упал на прислонившуюся к двери Лиз, и только сейчас, похоже, Джинни поняла то, что Лиз пыталась сказать ей.
      – О, Лиззи.
      Она бросилась к подруге, и Лиз обняла ее и Эми, сама едва сдерживая слезы.
      – Все не так, да? Что нам делать?
      – Я не знаю, Джинни, но что-нибудь мы придумаем. – Говоря это, она понимала, что им обязательно надо найти выход. «Женская сила» была блестящей идеей. Но теперь превратилась в чудовище, которое пожрет их, если они ему это позволят.
      – Для начала нам надо увеличить численность руководства.
      Лиз всю ночь просидела над проблемами «Женской силы».
      – Кого ты взяла бы, например?
      – Для начала Мел. Я уже говорила с ней, и она клюнула. – Но Джинни была полна скептицизма.
      – Мел никогда не уедет из Лондона. Она – часть декораций, как Букингемский дворец, только классом пониже.
      – Это было до Гарта.
      – А кто такой Гарт? Для меня это звучит, как «дядька» у Бена.
      – Я его не видела, но Мел говорит, что это настоящая любовь, и Гарт хочет снова стать деревенским мальчиком.
      – Боже, только не говори мне, что он один из рейнджеров с картин Слоуна, который решил поселиться в деревне и стать помещиком.
      – Не думаю. Судя по тому, что говорит Мел, он скорее техасский рейнджер, чем рейнджер Слоуна.
      – А, ну тогда это кое-что.
      – Но даже если Мел поступит к нам, этого будет недостаточно, – Лиз задумчиво пожевала кончик своего карандаша. – Нам нужен советник, которому мы доверяли бы, у которого есть свое дело и который сказал бы нам, можноли вести дела «Женской силы» так, как мы этого хотим. И, похоже, – Лиз бросила взгляд на свои руки, – такая кандидатура у меня есть.
      – Кто же это?
      – Бритт.
      Джинни едва не подпрыгнула от удивления.
      – Бритт? – пискнула она.
      – Да, Бритт, – твердо сказала Лиз. – Ты не забыла Бритт? Высокая блондинка, которая увела моего мужа.
 
      – Хорошо, я возьмусь за это. На двух условиях. – Бритт сидела напротив Лиз за круглым столом, который в «Женской силе» использовали для важных встреч.
      Лиз почувствовала, что с ее плеч свалилось тяжкое бремя. Бритт наведет у них порядок. Она лучшая женщина-предприниматель из всех, кого знает Лиз. И Бритт теперь чувствует себя гораздо лучше. После выкидыша она с головой окунулась в работу. Она снова была прежней Бритт. Только лучше, гораздо лучше.
      – И что это за условия?
      – Первое. Я получаю полный доступ к вашим финансовым отчетам, вплоть до последнего пенни, потраченного на канцелярскую скрепку. И второе…
      Она помолчала секунду.
      – И второе?
      – Вы не станете ненавидеть меня, если я буду говорить вам горькую правду.
      – Горькая правда нам как раз и нужна. – Бритт посмотрела на свою чашку.
      – Лиз, и еще я хочу сказать одну вещь. Спасибо тебе, что ты пригласила меня.
      – Тебе спасибо, что ты приняла приглашение.
      На мгновение их взгляды встретились, закрепляя доверие.
      Лиз ушла за отчетами для Бритт, когда в дверях появилась голова Джинни.
      – Здравствуй, Бритт. Когда ты начинаешь?
      – В понедельник.
      – Давай начнем в воскресенье. Приходи ко мне на обед. Мы с Гэвином начинаем возрождать все эти маленькие ритуалы, чтобы взбодрить наш брак, а то он что-то совсем скуксился! Сбор в двенадцать. Жратвы хватит на армию, а потом дремота в креслах с воскресной газетой.
      – Спасибо, Джинни, это звучит очень заманчиво, но, боюсь, я не смогу. У меня кое-какие дела.
      – Жаль, – Джинни понизила голос до шепота, – потому что ты упустишь шанс увидеть мистера Идеал. Лиз наконец решилась официально представить его нам.
      – В таком случае, – Бритт улыбнулась и ответила тоже шепотом, – я брошу все и приду. Судя по тому, как выглядит Лиз, он – что-то потрясающее.
 
      К воскресенью погода наладилась и выдался чудесный день раннего лета, из тех дней, когда каждый чувствует себя патриотом своей прекрасной зеленой Англии. Солнце сияло с самого утра, небо было ярко-голубым, а высоко плывущие пухленькие облака, казалось, только что сошли с покрывала на кровати Джейми.
      Гости Джинни с террасы разбрелись по саду, где дети бесились в свое удовольствие под фруктовыми деревьями.
      Бритт стояла и смотрела на Лиз, изумляясь перемене, которая произошла с той за последние месяцы. Переложив на Бритт, по крайней мере, на неделю или две, заботы о «Женской силе», она сияла от счастья, словно героиня голливудского мюзикла, знающая, что в конце фильма ее ждет хэппи-энд.
      Украдкой Бритт рассмотрела и того, кто совершил все это. Несомненно, это был тот незнакомый ей молодой мужчина, что так поглощен сейчас разговором с Гэвином. Он был высок и красив, у него были необыкновенные зеленые глаза и настолько изысканная, дорогая и красивая одежда, что, казалось, он сошел прямо с какой-то рекламы, например мартини или нового сорта пива.
      На секунду Бритт вспомнила Дэвида в тот момент, когда он валялся в одежде на ее белой софе рядом с орущим телевизором. Тогда ее ужаснула его неопрятность, но теперь в сравнении с безупречным Ником Уинтерсом он казался каким-то реальным, настоящим.
      Так что же не понравилось ей в Нике Уинтерсе? Он потрясающе красив, он богат, он сделал Лиз счастливой. Но отчего же до сих пор какая-нибудь хитренькая девица не прибрала его к рукам, не спрятала в особняк в лжетюдоровском стиле с плавательным бассейном и не начала рожать ему по ребенку в год, чтобы покрепче привязать его к себе?
      Кто-то вдруг взял ее под руку и потянул к нему. Это была Лиз.
      – Ник, ты должен познакомиться с Бритт.
      Бритт ощутила на себе взгляд всепроникающих зеленых глаз. Потом он улыбнулся. Но это была не теплая, чуть насмешливая улыбка, которая так нравилась ей в Дэвиде. Ей показалось, что ее стараются очаровать, но так, словно очарование не природное качество, а какой-то инструмент.
      Ник повернулся к стоявшему рядом с ним более пожилому мужчине в красном кашемировом кардигане.
      – Вы не знакомы с моим партнером, Генри Карлайлом? – Бритт улыбнулась пожилому мужчине, отметив про себя его прекрасно ухоженные ногти, безупречно начищенные ботинки и выражение усталого долготерпения на лице. И сразу многие вещи встали на свои места.