Обиженный и разозленный Дэвид с трудом подавлял желание схватить Лиз и начать трясти ее. Однако, когда он наконец заговорил, его голос был холоден и спокоен:
– В таком случае, возможно, нам лучше подумать о разводе?
Лиз была захвачена врасплох таким неожиданным поворотом разговора, но, разумеется, ни за что на свете не показала бы этого.
Дэвид пристально смотрел на нее. Однако на ее лице не было ни удивления, ни сожаления. А когда она наконец ответила, ее слова звучали почти насмешкой:
– Прекрасная идея. Одновременно мы можем продать дом в Холланд-парк. Может быть, адвокаты сделают нам скидку.
Изо всех сил захлопнув дверцу «мерседеса», Дэвид дал волю своему гневу. Лиз даже не оставила ему шанса что-нибудь объяснить. Просто решила – он знал, как она умеет, – что он самовлюбленное дерьмо, которое бежит от ответственности, и точка. Судья леди Уорд вынесла и огласила приговор. Без права обжалования.
Уже проносясь по поселку, он понял, что может никогда не увидеть ее снова и что в пылу спора даже не обмолвился, что ушел из «Дейли ньюс».
– Ну давай, Лиз, пойдем! Я всегда мечтала об этом! – Мел держала Лиз за рукав и тащила ее к Палас-Пир. – Идем! Теперь все в Лондоне ходят к ясновидящим.
Лиз на минуту задумалась. Она не была уверена, что именно сейчас хочет заглянуть в свое будущее. Весь последний час она мечтала сесть и отдохнуть, держа в руке что-нибудь высокое, холодное и желательно с градусами.
С другой стороны, после горького прощания с Дэвидом сегодняшним утром она нуждалась в чем-то подбадривающем. Лиз очень надеялась на покупки, но вот они уже почти целый день слоняются по распродажам, и хотя Мел купила ношеный кашемировый свитер, чрезвычайно маленькое черное платье для пополнения своей коллекции и джемпер с таким глубоким вырезом, что, по мнению, Лиз на вечеринках не будет никого, кто не испытает искушения заглянуть в него, сама она не увидела ничего, что ей действительно понравилось бы. Поэтому, решив не повторять своих ошибок, она ничего не купила. Весьма печальный итог. В результате она была теперь расстроена потерей целого дня почти так же, как если бы выбросила большие деньги на что-нибудь бесполезное. С покупками, не раз убеждалась Лиз, ты всегда в проигрыше.
А теперь вот Мел хотела идти к гадалке. Лиз решила попробовать отговорить ее от этого:
– Перестань городить ерунду, Мел. Твои ясновидящие – просто старые каракатицы, одетые цыганками. Они берут с тебя десятку и рассказывают тебе, что ты хочешь быть богатой, счастливой и жить долго.
Но Мел настаивала:
– Теперь это не так. Теперь они настоящие профессионалы. Что-то вроде психоаналитиков. С той только разницей, что они дают тебе записать сеанс на пленку, но пленку потом отбирают. Пойдем, я тебя вылечу!
Лиз неохотно позволила Мел оттащить себя от кромки воды к пирсу. Сильный и свежий ветер подхватил ее пальто и едва не вырвал из рук Мел многочисленные сумки с покупками. Они шли, прижимаясь друг к другу, и Лиз смотрела сквозь щели в дощатом настиле на пенистую морскую воду и вспоминала, как ребенком боялась ходить на пирс, опасаясь провалиться в щель. И никто не мог убедить ее, что четырехлетняя девочка физически не может провалиться в щель шириной полдюйма.
Теперь, будучи взрослой, она любила пирсы, любила все атрибуты приморских городков, особенно зимой, когда оркестрики играют для небольших групп укутанных в пледы пенсионеров, когда краска шелушится под натиском штормов и когда, поеживаясь, маленький городишко ждет начала следующего сезона и возвращения отпускников, шезлонгов и продавцов мороженого.
В конце пирса рядом с кафе помещался небольшой аттракцион – для Лиз это было гораздо соблазнительней визита к гадалке, – галерея призраков, снаружи мрачная и по случаю зимы закрытая, и тут же маленькая аккуратная табличка, оповещающая о владениях Сюзанны Смит, ясновидящей.
Настроившись увидеть в пещерном мраке этакую мадам с цыганскими серьгами и в шалях с бахромой, с сигаретой, свисающей из уголка рта, Лиз была изумлена видом как самой Сюзанны Смит, так и ее владений. К ним больше подходило название «консультационный пункт». Пожалуй, Мел была права: не содержащая ничего лишнего небольшая ярко освещенная комната с бежевым ковром без единого пятнышка, светло-коричневыми кожаными креслами и столом светлого дерева вполне могла бы быть приемной дантиста с Харли-стрит или модного лондонского психоаналитика.
Лиз обнаружила, что странным образом эта атмосфера приводит ее в некоторое смущение. По крайней мере, по адресу дамы в серьгах и шалях она могла бы отпустить пару шуточек, а вот заведение Сюзанны Смит вызывало у нее такое ощущение, словно она пришла в медицинскую лабораторию или в какую-нибудь брачную посредническую контору. Но, если у нее возникла бы потребность в том или в другом, с раздражением подумала Лиз, она пошла бы туда, где, по крайней мере, знают, что делают.
Однако наибольшим сюрпризом оказалась сама Сюзанна Смит. Это была высокая блондинка не старше двадцати семи лет с внешностью стюардессы и тем нейтральным, лишенным классовых оттенков произношением, которое означает, что его владелица брала уроки риторики, позволяющие скрыть не очень высокое происхождение.
На ней был пестрый твидовый костюм из тех, какие в сельских универмагах предлагают честолюбивым деловым женщинам, желающим намекнуть на свое аристократическое происхождение.
К разочарованию Лиз, нигде не было хрустального магического шара. Возможно, от него отказались из-за того, что он не шел к бежевой обстановке. Оглядевшись кругом, Лиз с трудом подавила смешок. На полке у окна стояла толстая, в кожаном переплете книга регистрации заявок. Рядом с ней – радиотелефон. Предсказание будущего явно было выгодным бизнесом.
– Вы предсказываете будущее по факсу? – поинтересовалась у Сюзанны Лиз, и Мел толкнула ее локтем под ребра.
– Хорошая идея, – Сюзанна невозмутимо улыбнулась в ответ. – Я над этим подумаю. Кто первая?
– Она, – сказала Мел.
– Она, – сказала Лиз.
Для Сюзанны эта ситуация явно была не внове.
– Я тут приготовлюсь, пока вы это выясните между собой.
После долгих препирательств Мел наконец согласилась идти первой.
Сюзанна щелкнула кнопкой магнитофона, и Лиз с наслаждением откинулась на спинку кресла. Она уже предвкушала, как будет пересказывать все это Джинни.
– Но у вас нет магического шара!
– Да, я им не пользуюсь.
Сюзанна со значением бросила взгляд на свои миниатюрные золотые часы, и Лиз в ожидании зрелища поудобнее устроилась в кресле. Сюзанна взяла руку Мел и закрыла глаза.
Последовавшие за этим высказывания несомненно имели целью убедить Мел, что она обратилась по адресу.
– Вам тридцать шесть, вы одиноки. Живете в Лондоне. У вас высокая должность. Вам нравится ваша работа, но впервые вам захотелось большего.
Мел раскрыла от удивления рот, но для Лиз это было малоубедительно. Возьмите любую женщину на четвертом десятке и без обручального кольца, добавьте сюда то, как одета Мел, и остальные мелочи, и все сказанное окажется правдой.
– Вернемся к вашему детству. Детство у вас сначала было счастливым. Вы и ваша сестра любили играть вместе.
Лиз усмехнулась про себя. У Мел сестры не было. Как она и думала, все это – сплошное шарлатанство. Она почувствовала неожиданное облегчение оттого, что мошенничество раскрылось так просто. Уж теперь им будет над чем посмеяться. Она осторожно подтолкнула Мел, но та напряженно смотрела на Сюзанну и не отреагировала.
– Вы вместе играли у воды?
– Да, – тихо ответила Мел.
– До тех пор, пока не случилось несчастье. Боже, что за чушь несет эта женщина.
– Да.
– И после несчастья ваш отец переменился. Он стал редко бывать дома. Ваша мать выглядела убитой горем. Счастье навсегда покинуло ваш дом.
Лиз ощутила резную неприязнь к этой теплой и светлой комнате. Как может Мел воспринимать все это серьезно? Лиз изумляло, что столь циничная и видавшая виды женщина способна верить во всю эту муру насчет предсказания будущего. Что заставляет людей, даже таких разумных, как Мел, испытывать желание, более того – потребность верить в то, что они – не хозяева своей собственной жизни? Она попыталась повернуть беседу к более легковесным темам.
– А как насчет настоящего? Есть ли на горизонте какой-нибудь мужчина?
Сюзанна посмотрела на Мел и вопросительно подняла брови.
– Хотите уйти из прошлого?
– Да, – с облегчением отозвалась Мел, – да, если вы не возражаете.
Она попыталась поддержать тон, предложенный Лиз, и перевести беседу на более легкомысленные темы:
– В моей жизни
появитсякакой-нибудь мужчина? – Лицо Сюзанны приняло неодобрительное выражение.
– Он есть. Вы знаете, что он есть. Он уже есть.
– А что он за человек? – Мел заставила себя вспомнить, что она – трезво мыслящий журналист. Ей не к лицу заглатывать наживку, подобно доверчивому обывателю. Она должна попытаться вывести эту женщину на чистую воду.
– По духу он свободный художник, – заявила Сюзанна, – человек, который не связывает себя никакими условностями.
– Он порядочный человек? – спросила Мел, вспоминая всех тех подонков, в которых была влюблена в прошлом.
– Он не станет избивать или обманывать вас, если вы это имеете в виду, но он всегда поступает так, как ему хочется, а это бывает почти так же больно.
Лиз почувствовала, что хочет чего-нибудь более убедительного. Все это так, пустая болтовня. Сюзанна не привела ни одного конкретного факта об этом свободном художнике Мел.
– Разрешите заметить, что вы довольно туманны в деталях, – прервала она. – Нельзя ли быть несколько более конкретной? Я хочу сказать, не могли бы вы назвать какие-нибудь его отличительные черты?
Лиз замерла в ожидании, припоминая восторги Мел по поводу того, что находилось у Гарта в трусах. Вот это хорошая проверка для Сюзанны Смит.
Никак не реагируя на иронический тон Лиз, Сюзанна на секунду задумалась.
– У него «конский хвост».
Лиз рассмеялась и радостно толкнула Мел локтем. Но Мел оставалась совершенно серьезной.
– Встретимся ли мы снова? – в ее голосе была надежда.
– Возможно. Но только если вы перестанете его преследовать. Сейчас он бегает от вас. И чем больше вы будете преследовать его, тем усерднее он станет от вас скрываться. Вы должны оставить его в покое.
– Но как же я могу оставить его в покое? – жалобно запричитала Мел. – Ведь тогда я его больше не увижу!
– Не забывайте, он свободный художник. Его нельзя принуждать. Ему надо дать возможность выбора.
– Но выберет ли он меня?
– Это будет зависеть от вас.
Деликатно зазвонил небольшой старомодный тикающий будильник, казавшийся чужим в этой ультрасовременной обстановке. Сюзанна открыла глаза и отпустила руку Мел. Потом вежливо улыбнулась и встала. В тот же миг зазвонил радиотелефон.
– Вы позволите мне отлучиться на минуту? – Сюзанна взяла трубку и ушла с ней в соседнюю комнату. У Лиз было такое ощущение, что их оставили наедине нарочно.
– Что это за вздор она несла сначала? У тебя не было никакой сестры.
– Была, – возразила Мел.
– Ты никогда о ней не рассказывала.
– Не было случая.
– А как насчет «конского хвоста»? Не говори мне, что Гарт его носит.
Мел обернулась и с блаженной улыбкой посмотрела на Лиз. У нее был вид, как у Святой Бернадетты, которой сказали, что Джордж Майкл может проводить ее домой.
– Носит. Разве я тебе не говорила, что у него «конский хвост»?
Лиз почувствовала, что по ее телу побежали мурашки. Все оборачивалось не таким смешным, как она рассчитывала.
Сзади раздался звук открывающейся двери, и Лиз нервно обернулась. Это была Сюзанна. Она улыбнулась Лиз; ее шикарный макияж скрывал едва уловимый намек на холодность. У Лиз было четкое предчувствие, что будущее, которое Сюзанна собиралась предсказать ей, не из тех, за которые захочется выложить двадцать фунтов.
– Прекрасно, – Сюзанна села за стол и взяла ее руну, – теперь вы.
Глава 24
Дэвид ехал по петляющей сельской дороге, вымещая свой гнев на поворотах, которые проходил слишком резко. Если бы Лиз в разговоре с ним вышла из себя, если бы она кидалась вещами, визжала и кричала, он сладил бы с этим. Он визжал и кричал бы в ответ, и в конце концов все обвинения были бы произнесены и аккуратно выложены на стол, и они бы успокоились. Но что он мог поделать с ее горьким сарказмом и со своим подозрением, что претензий у нее даже больше, чем она высказывает?
Ему пришло в голову, что мужчины в гневе теряют над собой контроль и ведут себя по-мальчишески, но женщины борются без правил, с саркастическими насмешками и ехидными подковырками. Теперь он с полным знанием дела мог судить, какое оружие более омерзительно.
Начиная обгонять древний «моррис майнор» с пожилой леди за рулем на «слепом» повороте, Дэвид знал, что идет на риск, но ему было все равно. Уже на середине поворота он услышал рокот приближающегося трактора. За долю секунды ему предстояло решить, жать на газ или на тормоза.
На него вдруг нахлынула волна фатализма, и он, всегда безоговорочно и всецело веривший в свободу воли и во власть человека над своей судьбой, с упоением подчинился ей.
Проскочив в нескольких дюймах от обеих машин, он увидел в зеркале заднего обзора, как пожилая леди перекрестилась, благодаря Бога за его спасение. Или за свое.
После этой последней ссоры с Лиз Дэвиду было на все наплевать. Идею развода он подал только для того, чтобы посмотреть на ее реакцию. И что же – она восприняла ее спокойно и даже развила.
В таком настроении он добрался до дорожного указателя, предлагавшего простой выбор: либо в Лондон, либо по автостраде М1 на север.
На решение Дэвиду потребовалось не больше двадцати секунд. Почему-то вдруг ему показалось, что все его будущее и все надежды на счастье зависят от этого простого решения.
Сюзанна крепко сжала руку Лиз и закрыла глаза.
– У вас тоже было счастливое детство. Вы росли в сельской местности, на ферме с лошадьми и курами.
Лиз ощутила растущее чувство беспокойства. Она
действительноросла с лошадьми. И на протяжении многих лет самым большим и ни с чем не сравнимым для нее восторгом был тот, который она испытывала, сидя на пони.
– Ваш отец взял вас покататься на лошади, когда вам было пять лет. Вы упали с нее, но упросили его сразу же посадить вас обратно. Он гордился вами.
Это воспоминание было так глубоко упрятано в ее памяти, что ей потребовалось несколько секунд, чтобы оживить его. Вот оно. Яркий весенний день на Лонг-Салли, поле, соседствовавшее с фруктовым садом. Отец оседлал самую старую и самую смирную лошадь из всех, какие у него были. Но и она казалась огромной и страшной пятилетней Лилли-бет. На мгновение тот страх вернулся к ней, словно ее сажали на лошадь сейчас. А потом было чувство восторга, когда лошадь медленно двинулась вперед и отец отпустил ее. Она действительно большая! И вдруг неожиданное устрашающее ощущение падения и давно забытый трепет при виде гордости отца, когда она потребовала посадить ее обратно.
Вернувшись в настоящее, Лиз с содроганием поняла, что ей страшно. Ей хотелось и убежать, и не сходить с места. Но Сюзанна все еще крепко держала ее руку.
– Он гордился вами тогда, – сказала она мягко, – и он гордится вами сейчас.
Лиз подняла на нее глаза. Уже десять лет, как ее отец умер! На долю секунды ей показалось, что ясновидящая сжала ее руку чуть сильнее, но не сказала при этом ни слова. Лиз подумала об отце, которого так любила, и ощутила неожиданное чувство покоя, не замутненное печалью, всегда возникающей в душе при мысли о нем.
Сюзанна заговорила снова:
– Вы многое изменили в своей жизни. Вы чувствовали себя бабочкой в железной клетке, и вы сломали ее. Это потребовало огромных усилий. Но это не дало вам счастья, которого вы ждали. И вам предстоит изменить еще очень и очень многое. Но в конце концов вы будете счастливы.
Слушая Сюзанну, Лиз наконец поняла, почему Мел так хотела попасть сюда сегодня. Обещание счастья в конце концов, после мучительной борьбы, так обнадеживает, что ты готова отбросить все разумные соображения, чтобы поверить в него. Тебе
нужноповерить в него. И это побуждает тебя не предаваться пассивно в руки судьбы, а более страстно бороться за счастье, которое тебе когда-то было обещано.
Чтобы как-то справиться с нахлынувшими эмоциями, Лиз решила переменить предмет беседы:
– А как насчет моей личной жизни? Меня тоже ждет свободный художник с «конским хвостом»?
Но Сюзанна никак не отреагировала на ее насмешливый тон. Вместо этого она немного сместила руну Лиз в своей руке, словно открывая дорогу какому-то потоку энергии.
– Вас любят двое мужчин, и оба они причинят вам боль.
– С ума сойти! – посочувствовала Мел. – Для меня не секрет, кто один из них.
– Но вы сильны, вы переживете, – гадалка сделала паузу и провела пальцем по ладони Лиз, словно перепроверяя какой-то удивительный факт. – Один из них на перекрестие своей жизни. Он может повернуть либо к вам, либо от вас.
Сюзанна помолчала.
– Он поворачивает от вас.
Она открыла глаза и посмотрела на Лиз затуманенным и встревоженным взглядом.
– Вы уверены, что хотите этого?
– Это ерунда, Мел, это немного забавно, но не больше! – Холодный ветер прояснил голову Лиз, и к ней вернулся ее обычный скептицизм.
– А как насчет твоего отца, и лошади, и «хвоста» Гарта?
– Какая-то разновидность чтения мыслей, и ничего больше. – Почувствовав, как ей на щеку опустились не сколько снежинок, первых снежинок этой зимы, Лиз поплотнее запахнула пальто. – Возможно, что она в состоянии рассказать нам, о чем мы думаем сейчас, но она никак, абсолютно никак не может заглянуть в будущее.
Десятью минутами позже Дэвид вырулил с площадки за дорожным указателем и включил сигнал левого поворота своего «мерседеса». Ничто не связывало его с Лондоном, и он ощутил внезапное желание снова увидеть Йоркшир. Не родной дом, – к этому он пока не был готов, – а страну своего детства. Он купит пару крепких ботинок, куртку с капюшоном, может быть, даже простую палатку и спальный мешок. Завтра он уже сможет наблюдать с вершины холма восход солнца над Ниддердэйл-Эдж.
Нажимая педаль газа, он внезапно и остро ощутил, что Юг остался в прошлом, а в будущем его ждут широкие, дикие просторы Севера.
По дороге к своему коттеджу Лиз включила стереомагнитофон и поставила кассету с «Жаворонком». Эта музыка всегда давала ей покой и оптимизм. Смешно принимать близко к сердцу то, что наговорила модернизированная гадалка.
Дэвид сейчас ни на каком не на перекрестие своей жизни. Сейчас он уже вернулся в Лондон, сидит, не вылезая, за своим столом, редактирует свою драгоценную газету и решает, какие сомнительные и грязные истории страна прочтет завтра за завтраком. Такому пустяку, как ссора с ней, не оторвать Дэвида от Логана Грина и не остановить его подъема по служебной лестнице.
Играла музыка, Лиз забыла о холодной слякоти за стеклами машины и представила себе конец весны и синее до рези в глазах небо, в котором жаворонок кувыркается и поет над нивами Восточного Суссекса. Через полчаса она будет дома с Джейми и Дейзи. Они сядут пить чай, и ее мать отрежет им по толстому кусну своего темного и сочного рождественского кекса.
Вот наконец и Симингтон. Дома. Местный магазинчик, на удивление, был еще открыт, и Лиз вспомнила, что надо купить молока. Она остановилась у магазина. К ее досаде, осталось одно гомогенизированное молоко в пластиковых пакетах, которым чашку чая можно только испортить, но которое годится для утренних хлопьев. Открыв сумку, она обнаружила, что кошелек остался в машине. Возвращаться не хотелось, и Лиз принялась искать по карманам. В одном затерявшаяся фунтовая монетка, в другом даже пятифунтовая. Но вот в ее руке что-то захрустело. Она с любопытством вытащила это наружу и в ярком свете у прилавка увидела колечко блестящей ленты, которую сунула в карман перед Рождеством. Лиз уже хотела выбросить ее, но вдруг остановилась, оценив наконец ее значение. Она нашла эту ленту у крыльца как раз перед Рождеством. И как раз там, где Дэвид, по его словам, оставил подарки.
Перед ее глазами вдруг встал Дэвид, спешащий из Лондона с багажником, полным подарков для нее и детей. Оказывается, он все-таки говорил ей правду. А она кричала на него и ругала его. А в первый день Рождества, когда он сидел один на квартире Логана Грина, она даже обвинила его в том, что он испортил Джейми праздник.
Пообещав заплатить за молоко в следующий раз, Лиз бросилась к машине, схватила кошелек и сквозь холодную ночь побежала к старой красной телефонной будке на другом конце поселка, рядом с почтовым ящиком того же цвета – напоминание о единстве стиля в викторианские времена. Однако за дверью будни она снова оказалась в двадцатом вене с его непристойными надписями на стенах и застарелым запахом мочи. Слава Богу, что хотя бы телефон работал.
Обшарив кошелек, Лиз набрала стопку монет. Она не знала, сколько времени займет попросить прощения.
С редактором, как ни странно, ее соединили сразу. Был уже седьмой час, и его секретарша, скорее всего, ушла. После семи или восьми гудков ответил сердитый мужской голос, в котором она с удивлением узнала голос Берта.
– Берт? Это ты? Хорошо провел Рождество? Послушай, Берт, – ей приходилось кричать, потому что в трубке начались щелчки и гудение, – Дэвид есть? Мне не хотелось бы отвлекать его, но это довольно важно.
– Дэвид?
Она не могла понять изумления в голосе Берта. Она просила не папу римского и не Мика Джаггера, а только своего мужа.
– Да, Дэвид. Мой муж.
– Но Дэвид ушел.
– Куда ушел? Домой?
– Никто не знает. Вчера он пошел к Логану и подал заявление об уходе. С тех пор никто из нас его не видел.
Лиз почувствовала, что ее сердце на минуту замерло, а потом стало биться оглушительно громко. Дэвид ушел из «Дейли ньюс» и поехал прямо к ней. И вместо того, чтобы спросить, почему он это сделал, она устроила ему скандал и рассмеялась, когда он предложил развод.
Когда она вошла в дом, там никого не было. Чайный сервиз был аккуратно расставлен на кружевных белых салфетках на сосновом столе. Ее мать любила порядок. Сейчас, должно быть, она повела детей на качели.
Невидящим взглядом Лиз обвела комнату со знакомыми, любимыми вещами: бело-голубым фарфором, старым диваном с цветастой ситцевой обивной и подушками, которые она сшила сама, фотографиями Джейми и Дейзи, вставленными в рамки. Дэвид ушел, исчез, и никто не знал, где он. Она попробовала позвонить Бритт в абсурдной надежде, что он окажется там, одновременно страстно желая, чтобы его там не оказалось.
Но ей ответил автоответчик, и с грустным удовлетворением Лиз заметила, что он больше не заявлял, что ни Дэвид Уорд, ни Бритт Уильямс сейчас не могут взять трубку. Теперь только голос Бритт сообщал звонящему, что Бритт в настоящее время вышла и сможет перезвонить ему позже.
Но если Дэвид не у нее, то где же? На несколько недель поехал проветриться за границу? Нет, это не в его характере. На второй неделе любого отпуска он уже начинал скупать все подряд газеты: ему не терпелось домой. Где же тогда он, Господи?
Она в третий раз попробовала позвонить в их дом в Холланд-парк, однако и там никто не отвечал. И хотя Лиз понимала, что это смешно, что это технически невозможно, но она была убеждена, что в ответных гудках была какая-то пустота, нечто присущее только телефону, которым давно никто не пользовался. Он словно говорил ей, что трубку снять некому.
На память невольно пришла Мел и ее нескончаемая охота на Гарта, все эти бесчисленные послания, записанные на его автоответчик и оставшиеся без ответа, горы записок, оставленных на его имя в самых разных местах по всему Лондону, и Лиз спросила себя, не тем ли самым занимается и она. Нет, конечно, это совсем другое. Она не преследует Дэвида. Она просто хочет попросить прощения и сказать, что была несправедлива к нему. Вот и все.
Чтобы отвлечься от своих мыслей, она включила телевизор. Ей было странно ощущать себя просто зрителем, без всяких связанных с телевидением профессиональных забот. Развлечение – это все, что ей нужно от ящика. Предыдущая передача как раз кончалась, и Лиз вдруг узнала в титрах знакомые имена. Это был сериал по Агате Кристи, поставить который она помогала – уже столько месяцев назад!
На мгновение вспыхнула досада на то, что ей никогда больше не придется испытать волнующее чувство причастности к созданию чего-то долговременного. Конечно, воспитывать Джейми и Дейзи очень важно и иногда приятно, но есть что-то временное в собранных из конструктора замках, которые будут разобраны через десять минут, и в испеченных ею кексах, которые будут съедены за чаем.
Внезапно поняв, что не хочет больше смотреть телевизор, Лиз уже потянулась к пульту, чтобы выключить его, как ее внимание привлек рекламный клип. Рекламировалось пиво. Отец средних лет и взрослый сын играли вместе в футбол.
Они обсуждали предстоящую свадьбу сына, которая, к досаде отца, была назначена на тот же день, что и финал кубка по футболу. Сын, явно из этой новой породы «скользких» молодых людей, с улыбкой сказал, что кубок будет и на следующий год. Проходивший по экрану в это время строчкой текст гласил: «Кроненбург» – это крепость совсем другого рода».
Чушь, подумала Лиз, половина гостей просто не придет на свадьбу. И все-таки в этом ролике было что-то, что запало ей в память. Уже выключив телевизор и взяв книжку, она вдруг поняла, чем обратил на себя ее внимание этот клип. Отец и сын были северянами, и рекламный ролик был с любовью снят на промышленном Севере.
И в тот же миг ей стало совершенно ясно, что именно туда поехал Дэвид.
– Привет, Бетти. Это Лиз.
Лиз подождала, пока свекровь справится с удивлением по поводу того, что впервые за шесть лет слышит ее голос. Ожидая ответа, она представила себе Бетти, сидящую в своем опрятном домике, каждый дюйм которого пропылесосен до дыр, где каждая поверхность сверкает, а воздух благоухает противным искусственным запахом воздухоочистителя «Эйрвик», разложенного во всех комнатах на случай, если нежеланный запах тепла и жизни осмелится туда проникнуть. Вершиной жизни Бетти был приз Союза матерей в Кеттли за самую чистую кухонную утварь. Когда она умрет и ее вскроют, у нее на сердце наверняка будет надпись, как у Марии Тюдор: «Всему свое место и все на своих местах».
– Лиз? Какая неожиданность! – И неожиданность не приятная, говорил ее тон. Лиз почувствовала себя виноватой перед свекровью. Следовало позвонить ей уже несколько раз после того, как они с Дэвидом расстались. В конце концов Бетти и Билл все-таки бабушка и дедушка ее детей. Но не было сомнений, что, когда Бетти услышит о крушении их брака, она тотчас же обвинит в этом Лиз и ее карьеру. Просто не хватало духу услышать сейчас этот голос домашней хозяйки, наконец получившей возможность отомстить за свои прежние обиды.
– Бетти, скажи, пожалуйста, ты давно видела Дэвида? – Бетти мгновенно встала в оборону:
– Он очень занят. У него никогда нет времени. Ты это знаешь. Он приезжал бы чаще, если бы мог, он всегда говорит это. А почему ты спрашиваешь?
На секунду Лиз захотелось сказать ей правду. Но Дэвид – их гордость и радость, сын, который оправдал все вложенное в него и добился в жизни успеха, он один из самых знаменитых сынов Кеттли. И если ценой, которую надо было заплатить за это, было отсутствие возможности видеть его, то, по крайней мере для Бетти, такая цена была приемлемой. Лиз вовсе не собиралась лишать бедняжку этих иллюзий, сообщив, что ее гордость и радость лишилась работы, бросила свою беременную подругу и ударилась в бега.
Если Дэвид захочет сообщить родителям все это, он, без сомнения, в скором времени сделает это сам.
– Ты что, не могла застать его в редакции? – в голосе Бетти Лиз услышала нетерпеливое желание поскорее вернуться к полировке мебели.
– Сейчас его нет там. У него что-то вроде отпуска. Если он появится у тебя, попроси его, пожалуйста, позвонить мне.
– У меня он не появится, – сердито отрезала Бетти. – Родной дом – это как раз то место, где меньше всего надежды встретить его на Новый год.
И мало кто станет винить его за это, язвительно подумала Лиз, торопливо прощаясь. После пяти минут разговора с Бетти она чувствовала себя измочаленной. Одному Богу известно, что сделали с Дэвидом восемнадцать лет общения с ней!
Со всеми этими переживаниями по поводу ухода Дэвида с работы она совсем забыла, что сегодня канун Нового года. И это она-то, которая всегда знала все знаменательные даты, их особенности и связанные с ними ритуалы! Но сейчас она знала только, что никак не хочет провести сегодняшний день в одиночестве.
Наудачу она набрала номер Джинни и Гэвина и с облегчением улыбнулась, услышав в трубке смех Джинни, который был словно дыхание жизни и тепла после ненатурального, брюзгливого голоса Бетти.
– А что, если я предложу… – Только теперь, когда ее подруга взяла трубку на том конце провода, Лиз вдруг поняла, о чем же она хочет ее попросить, и оробела, не желая ломать планы, которые у той, возможно, были.
– Ты хочешь предложить?..
– А что, если я предложу, чтобы вы все приехали сюда и встретили Новый год у меня? Мы поужинали бы, а потом, если хотите, вы остались бы переночевать, чтобы не надо было беспокоиться водителю.
– Как водитель, – Гэвин отобрал у Джинни трубку, – я могу сказать, что это самое интересное предложение, услышанное мною за весь сегодняшний день!
– Дочка, ты счастлива?
Еще три года назад Бритт не могла себе вообразить, что даже за миллион лет дождется от отца такого вопроса.
Она уже была готова сказать: «Конечно, счастлива, папа» и повернуть разговор в безопасное русло, но вместо этого посмотрела на него и на минуту задумалась над ответом.
