Глава 23
Лондон, 1557 год
Бесс оцепенела от горя. Ей казалось, что стены дома рухнули и погребли ее. Она ничего не чувствовала, ни о чем не думала, тело отказывалось подчиняться ей. На этот раз судьба нанесла Бесс сокрушительный удар. Она была уверена, что не оправится от него.
Роберт Бестни и Джеймс Кромп сделали все необходимое. Они немедленно известили о случившемся родных леди Кавендиш и осторожно расспросили ее о том, какими должны быть похороны.
Мать Бесс, тетя Марселла и Джейн прибыли вместе со всеми детьми и нянями. Увидев Бесс, они перепугались: она сидела молчаливая и отчужденная, как сомнамбула.
…Сэра Уильяма Кавендиша похоронили в День всех святых, последний день октября, на кладбище Сент-Ботолфс в Олдгейте. Бесс решила, что муж должен лежать рядом со своими родителями, в окружении могил других Кавендишей. В глубоком трауре Бесс долго стояла у могияы, держа за руку дочь Фрэнси — точную копию отца. Другие дети стояли рядом с матерью и неотрывно смотрели на гроб, опускающийся на дно могилы. Знатные друзья покойного, пришедшие проститься с ним, скорбели вместе с Бесс.
Сэр Джон Тайн первым подошел к вдове. Ему уже минуло сорок лет, но густые каштановые кудри молодили его. Зеленые глаза сэра Джона выражали сочувствие.
— Леди Кавендиш… Бесс, примите мои искренние соболезнования. Если вам понадобится помощь, прошу вас, обращайтесь ко мне без стеснения.
Бесс словно не слышала его.
Фрэнсис Грей и Нэн Дадли пытались утешить Бесс. Всех троих объединяла ненависть к Марии. Однако Бесс по-прежнему молчала, а ее сухие глаза смотрели отрешенно. Подруги всем сердцем сочувствовали ей.
Глядя куда-то вдаль, Бесс вдруг прошептала:
— Будь она проклята!
Целых две недели Бесс ни с кем не говорила, не ела и не спала. Она удалилась от всех — туда, где никто не мог причинить ей боль. Ее сердце умерло вместе с Уильямом. Бесс не знала, выживет ли без него. Уильям был ее бастионом, опорой, поддержкой. Он стал для нее не просто любовником и мужем, но и самой жизнью. Рядом с ним Бесс не сомневалась, что сумеет завоевать мир, а без него ей казалось, что она мертва. Бесс не отвечала на вопросы матери и Джейн, и они вскоре оставили ее в покое, велев детям не шуметь.
Наконец в спальню Бесс зашла Марселла и увидела, что племянница лежит на огромной постели, устремив невидящий взгляд на красный шелковый балдахин.
— Бесс, это не выход. Ты пренебрегаешь своими обязанностями в тот момент, когда тебе следовало бы помнить о них каждую минуту.
— Ты ничего не понимаешь…
— Да, ровным счетом ничего. Поэтому ты должна встать, спуститься вниз и поговорить с нами.
Бесс не ответила, но через полчаса спустилась по лестнице и вошла в гостиную, где собрались все женщины семейства Хардвик. Устало прикрыв веки, Бесс сообщила родным обо всем, что случилось с Уильямом за последние месяцы. Бесстрастным голосом она поведала о том, что королева погубила репутацию мужа и обвинила его в краже из казны пяти тысяч фунтов. Услышав эту сумму, Элизабет и Джейн ахнули.
— Королева Мария убила его так же расчетливо, как если бы сама всадила кинжал ему в сердце, — тихо закончила Бесс.
— И ты спокойно говоришь об этом? — удивилась Марселла.
«Я ничего не чувствую», — мысленно отозвалась Бесс.
— Значит, пусть королева торжествует? Ты и впредь намерена сидеть сложа руки?
— Ты ничего не понимаешь! Уильям умер!
— Нет, Бесс, это ты ничего не понимаешь. Да, Уильям мертв. И теперь заняться его делами должна ты. Под лежачий камень вода не течет. Это тебе предстоит выплатить пять тысяч фунтов. Продав свои владения, ты отдашь долг. Уильям оставил тебе в наследство не Чатсворт, а детей.
Бесс вскочила.
— Будь проклята эта тварь! — Она бросилась к двери, распахнула ее и крикнула, перекрывая завывания ноябрьского ветра. — Будь она проклята!
Женщины с облегчением переглянулись: если Бесс разозлилась, стало быть, дело пошло на лад.
Лондонский дом Кавендишей стоял на набережной Темзы. У причала покачивалась барка Уильяма. Быстро спустившись к воде, Бесс позвала лодочника:
— Вези меня вверх по реке, к Уайтхоллу. Мне нужен воздух!
Она ступила в барку, даже не накинув шаль. Ярость горячила ее. Бесс мысленно осыпала королеву проклятиями, зная, что не одинока в своей ненависти. Мария и испанец, за которого она вышла замуж, ввели в стране инквизицию, и теперь на кострах сжигали еретиков. Подданные были охвачены страхом и ненавистью.
Завидев впереди Уайтхолл, Бесс, ослепленная бешенством, крикнула во весь голос:
— Кровавая Мэри, мы с тобой еще сочтемся! Тебе не достанется ни акра земли Кавендишей, слышишь, ни единого акра! Я сделаю все, чтобы свести тебя в могилу, мерзкая тварь!
Этой ночью, оставшись одна в спальне, Бесс впервые заплакала. Ее гнев вырвался наружу, а вместе с ним — боль и скорбь.
Позднее, немного успокоившись, Бесс затихла на широкой постели, положив рукуна подушку Уильяма.
— Любимый, лежа в лихорадке и думая, что умру, я заставила тебя поклясться, что ты устроишь браки всех наших детей. Теперь мой черед дать такую клятву. Я сделаю все, что от меня зависит. Ты всегда будешь рядом со мной. Помоги мне быть сильной!
Бесс назначила управляющим Чатсворта Фрэнсиса Уитфилда, а помогать ему попросила мужа своей сестры Джейн. Тимоти Пьюзи было поручено заняться свинцовыми и угольными шахтами. Роберт Бестни стал секретарем Бесс, а Джеймс Кромп, которому она безоглядно доверяла, — ее правой рукой.
Прежде всего Бесс отправила Кромпа с письмом к своему давнему другу сэру Джону Тайну, который на похоронах предлагал ей помощь, а затем вместе с Робертом Бестни нанесла визит адвокатам.
Она приступила прямо к делу:
— Джентльмены, вероятно, вы считаете, что простейший способ разрешить затруднения и отдать долг казне — продать Чатсворт и северные земли. Но ничего подобного я не сделаю! Я намерена бороться, джентльмены, а если уж взялась за дело, меня ничто не остановит. Я воспользуюсь любыми доступными мне средствами. Если у меня есть хоть малейшая возможность выплатить долг, не продавая ни акра земли, я ухвачусь за нее обеими руками! — Убедившись, что ее внимательно слушают, Бесс продолжала:
— Требование о выплате пяти тысяч фунтов должны подписать члены парламента. Мне уже случалось иметь дело с судебными разбирательствами, поэтому я знаю, что они способны затянуться надолго. Ваша задача — всеми силами откладывать рассмотрение дела Кавендиша в парламенте. Мне все равно, как вы этого добьетесь и кого подкупите. Муж давно объяснил мне, как безотказно действует взятка. А лондонский дом я сегодня же выставлю на продажу.
Бесс знала: единственный способ сохранить рассудок — не давать себе ни минуты покоя. За три месяца, прошедшие после смерти мужа, она продала лондонский дом и уложила вещи. Арендовав у сэра Джона Тайна дом в Брентфорде, Бесс перевезла туда детей. Совсем рядом, в Зайон-Хаусе, жила ее подруга Нэн Дадли. В тихой деревушке близ Челси Бесс вздохнула свободнее. Вместе с тем, находясь недалеко от Лондона, она пристально следила за ходом процесса.
Сдавая земли и рудники в аренду, Бесс получала триста фунтов в год. Однако этот доход покрывал лишь затраты в Лондоне, поэтому строительство Чатсворта пришлось приостановить. Бесс не могла пожертвовать ни единого фунта на выплату жалованья рабочим или покупку материалов. Кроме того, она еще не расплатилась с Уэстморлендом и Уильямом Парром за тысячи акров земли, купленные у них.
По ночам, лежа в постели, Бесс с тревогой размышляла о том, что теперь будет с ее семьей. Днем она властно приказывала адвокатам придерживаться тактики создания искусственных препятствий, но практичность не позволяла ей забыть о том, что роковой день неизбежен. Бесс опасалась, что в конце концов придется пожертвовать не только Чатсвортом, но и прочим имуществом, поскольку во всех бумагах она значилась совладелицей поместий Кавендиша. Бесс с неизменной благодарностью думала о предусмотрительности Уильяма.
Не давая себе покоя и без оглядки расходуя силы, Бесс боролась с горем. Она играла с детьми, смеялась в присутствии посторонних, но по ночам ее одолевала тоска по Уильяму. Бесс похудела. Ей не удавалось заполнить пустоту в душе, дни тянулись медленно, походя один на другой.
В конце января Бесс получила записку от Фрэнсис Грей: «У меня есть сюрприз для тебя и Нэн Дадли. Жду тебя завтра в Зайон-Хаусе».
Бесс и Нэн, по-прежнему носившие траур, с удивлением увидели Фрэнсис в ярко-алом платье.
— Боже правый, в своих вдовьих одеяниях вы похожи на двух унылых ворон! Вам давно пора сбросить траур и обзавестись любовниками!
— Должно быть, ты это уже сделала, — сухо заметила Бесс.
— Вот тут-то ты и ошиблась, дорогая! Я обзавелась любовниками задолго до того, как овдовела. Нэн Дадли была шокирована:
— Ты встречалась с любовником при жизни мужа?
Фрэнсис выразительно приподняла брови:
— А ты — нет?
— Герцог Дадли подарил мне тринадцать детей. Зачем мне любовник?
— Бесс, но у тебя-то наверняка был возтобленный!
— Никогда! Мне и в голову не приходило изменять Повесе Кавендишу. К тому же он отличался неуемным аппетитом…
— Ну, а у меня, к счастью, есть теперь пылкий муж! — И Фрэнсис помахала перед носами подруг новеньким обручальным кольцом.
— Ты вышла замуж? — изумилась Нэн.
— За кого? — спросила Бесс.
— За Адриана Стоукса, моего старшего конюха. Нэн Дадли лишилась дара речи.
— Сколько же ему лет? — осведомилась Бесс.
— Двадцать один, дорогая. У него ярко-рыжие волосы, а ты же знаешь, что говорят о рыжих! Я довольна, как кошка, налакавшаяся сливок.
— Неужели ты не боишься Кровавой Мэри? — удивилась Бесс.
— Слава Богу, она запретила мне появляться при дворе — тем лучше: дворец стал похож на склеп. Моя дочь Кэтрин сообщила, что королева больна. У нее округлился живот, но никто не верит, что она ждет ребенка. А ее муж Филипп вернулся в Испанию: наверное, сыт по горло ложными беременностями Марии!
Королева сделала Кэтрин Грей своей фрейлиной — должно быть, пытаясь загладить вину перед Фрэнсис, старшую дочь которой, леди Джейн, отправила на плаху.
— Надеюсь, Мария смертельно больна! — мстительно заметила Бесс.
Остаток дня три подруги вели кощунственные беседы, но перед расставанием снова заговорили о браке Фрэнсис. Бесс и Нэн поцеловали подругу и пожелали ей счастья.
— По правде сказать, я восхищаюсь Фрэнсис. Ей наплевать, что подумают люди. Я всегда буду любить ее — несмотря на возмутительные выходки.
— Как ты думаешь, королева и вправду смертельно больна? — с надеждой спросила Нэн.
— Во всяком случае, я уже прокляла ее, — призналась Бесс.
— Мои сыновья — тоже. — Нэн тяжко вздохнула. — Едва их выпустили на свободу, как они отправились воевать во Францию. Наша королева объявила войну Франции только по настоянию мужа, чтобы помочь Испании. Знала бы ты, как я боюсь за мальчиков!
— Нэн, они так долго пробыли в Тауэре. Как же вышло, что их в конце концов освободили?
— Думаю, Елизавета обратилась за помощью к Сесилу. Когда-то он служил у моего мужа. Ведь именно герцог Дадли убедил молодого короля Эдуарда назначить Сесила своим секретарем. Королева Мария отказалась от его услуг, но Сесил по-прежнему пользуется влиянием.
Бесс со вздохом вспомнила насмешливого юношу, когда-то дружившего с ней и Уильямом. Елизавета всегда доверяла Сесилу. Внезапно Бесс захотелось, чтобы до Елизаветы дошли слухи о болезни королевы. Ни у кого в королевстве нет больше причин ненавидеть Кровавую Мэри, чем у Елизаветы!
О том, что она едет в Хэтфилд, Бесс оповестила только кучера. Пока слуги вели ее в личные покои принцессы Елизаветы, Бесс вдруг поняла, как давно не бывала здесь. Встретившись с рыжеволосой подругой, Бесс низко поклонилась, потом внимательно оглядела принцессу.
— Неужели прошло уже целых четыре года? — задумчиво проговорила Елизавета, предостерегающе прикладывая палец к губам.
Хотя подруги постоянно переписывались, им приходилось читать между строк. Ни одна из них не решалась доверять тайные мысли бумаге. Бесс сообщала Елизавете о появлении на свет каждого ребенка, та отвечала поздравлениями, а после смерти сэра Уильяма прислала искренние соболезнования.
Елизавета провела Бесс в свою гостиную, где жарко пылал камин. Бесс поцеловалась с Кэт Эшли, которая с вышиванием в руках сидела у двери, как сторожевая собака, и бдительно следила, чтобы никто не помешал беседе подруг.
— Ты заметно похудела, Бесс. Куда девались твои пышные формы?
— Мне кажется, что часть меня умерла вместе с Уильямом. Вы знаете, что это такое, ваше высочество.
— Еще бы! Но тоска и дорогие воспоминания умеряют скорбь. Я узнала, что в мире существует кое-что похуже скорби — это страх, точнее, животный ужас. Оказавшись в Тауэре, я не верила, что выйду оттуда живой. Даже когда меня освободили и увезли в Вудсток, я долго еще просыпалась среди ночи, даже боялась есть, думая, что меня отравят. Шпионы Марии повсюду и здесь, в Хэтфилде.
Бесс кивала, внимательно слушая принцессу. С тех пор как она узнала, в какую беду попал Уильям, страх не покидал ее ни на минуту.
— Ваше высочество, я приехала сюда не просто так. Мне хотелось обнадежить вас. — Бесс понизила голос:
— Леди Кэтрин Грей сообщила своей матери, что Мария больна. У нее распух живот, но не от беременности. А недовольный Филипп вернулся в Испанию.
На миг янтарные глаза Елизаветы блеснули золотом.
— Мария ни за что не объявит меня наследницей престола. Уже несколько месяцев меня пытаются выдать замуж за испанца, но до сих пор мне удавалось избегать ловушки.
Подруги проговорили два часа. Елизавета призналась, что устала жить в заточении и носить унылые, серые платья. А Бесс рассказала ей об огромном долге Кавендиша и о том, как она пытается спасти имущество.
Задержаться в Хэтфилде Бесс не осмелилась, опасаясь вызвать подозрения.
— Мне пора, ваше высочество.
— Бесс, ты подарила мне надежду — тонкий лучик света во мраке. Пообещай, что непременно приедешь, если услышишь что-нибудь еще!
По пути в Брентфорд Бесс размышляла о поездке. Сознание того, что ей удалось хоть немного развлечь и обнадежить близкого человека, вселяло в нее уверенность.
Один месяц неумолимо следовал за другим, и в конце каждого Бесс с облегчением вздыхала, убедившись, что парламент еще не рассмотрел дело о задолженности Кавендиша королевской казне. Пряча страх, она регулярно встречалась с адвокатами и убеждала их любыми средствами отдалять неизбежный день.
Чтобы не оставлять свои владения без надзора, Бесс часто посещала Дербишир. Она привезла свою мать в Чатсворт и поручила ей присматривать за огромным пустым домом. По пути Элизабет сказала:
— Бесс, дорогая, в последнее время ты так похудела! Ты доводишь себя до изнеможения, трудишься не жалея сил. Может, лучше продать Чатсворт и забыть об этом чудовищном долге? После этого ты могла бы выйти замуж за какого-нибудь деревенского сквайра и до конца жизни ни о чем не тревожиться…
— За сквайра? — возмутилась Бесс. — За какого-то ничтожного деревенского сквайра? Как ты могла?! Ты хочешь, чтобы я довольствовалась малым? В таком случае я больше никогда не выйду замуж!
Вернувшись в Брентфорд, Бесс просидела за столом всю ночь. Она подсчитывала доходы и урезала расходы, чтобы свести концы с концами. Ее сыновья росли так быстро, что новую одежду им приходилось покупать чуть ли не каждый месяц, да сверх того платить учителям. Бесс не могла позволить себе послать детей в школу, а они, лишившись строгого отцовского присмотра, быстро превращались в сорвиголов.
Однажды поздно вечером в июне Бесс навестил необычный гость. Узнав в высоком привлекательном мужчине Робина Дадли, она провела его наверх, в свою гостиную.
— Леди Кавендиш, вы стали еще прекраснее, чем во времена нашего знакомства.
— Милорд, мне тридцать.
Темно-карие глаза насмешливо блеснули.
— Никогда не признавайтесь, что вам больше двадцати семи: это идеальный возраст для женщины. Бесс засмеялась:
— Ладно, последую вашему совету. — Ее лицо стало серьезным. — Насколько мне известно, вы только что вернулись из Франции. Говорят, наши дела плохи?
— Мы потерпели постыдное, позорное поражение и потеряли Кале!
— Знаю. Правление Марии стало бедствием для всех: для вашей семьи, для моих близких и вот теперь — для Англии.
— Леди Кавендиш… Бесс, я знаю, вам можно доверять. Вы позволите мне быть откровенным и пообещаете, что этот разговор останется между нами?
— Робин, меня вам нечего опасаться.
— Вы давно виделись с Елизаветой…
— Пять месяцев назад я известила ее о том, что Мария больна.
— Я очень хочу повидать ее, но покне решаюсь. Не согласитесь ли вы съездить к ней и передать, что Мария неизлечимо больна? Откуда я узнал об этом сказать пока не могу, но Мария по-прежнему отказывается назвать Елизавету своей наследницей. Значит, после ее смерти нам предстоит гражданская война, иначе Елизавете не взойти на престол. Но как бы там ни было, мы поддержим ее. Передайте ей, что мы уже наготове. Она все поймет.
— Нам понадобится уйма денег и целая армия.
— И то и другое у нас уже есть. — Робин обвел взглядом роскошно убранную комнату. — Вы арендовали этот дом у сэра Джона Тайна?
— Да. Он мой близкий друг.
— И друг Елизаветы. Джон — богатый землевладелец, он достал деньги под залог своего имущества. А Уильям Парр, еще один наш общий друг, переманил на нашу сторону командование бервикского гарнизона, численность которого — десять тысяч человек.
Бесс воодушевилась. Неужели долгожданное спасение уже совсем близко?
На этот раз она отправилась в Хэтфилд в сопровождении сэра Джона Тайна. Через несколько дней после ее визита Елизавету посетил испанский посланник граф Фериа. Это означало, что правление Марии подходит к концу. Союзные державы пытались снискать благосклонность Елизаветы.
К августу дорога в Хэтфилд была запружена толпами людей, желающих снискать благоволение будущей королевы Англии. Судя по всему, Елизавета могла взойти на престол без объявления гражданской войны: народ с нетерпением ждал смерти ненавистной Марии.
Хотя жизнь в Хэтфилде разительно изменилась, у Бесс все оставалось по-прежнему. В уединенном Брентфорде она коротала осенние дни, занимаясь подсчетами и составлением балансов. Бесс сознавала, что ее будущее туманно. Неуверенность в завтрашнем дне угнетала молодую женщину. Однако в глубине души Бесс теплилась надежда. Если королева Мария умрет, Елизавета, взойдя на престол, вряд ли потребует выплаты долга Кавендиша. Но Мария была еще жива; она цеплялась за жизнь, не желая отдавать корону сестре. В конце сентября Бесс решила отправиться в Дербишир, пока на севере не начались холода. Она осмотрела свои владения, переговорила с арендаторами, возобновила аренду небольших усадеб, проверила, как ведутся работы по осушению земель, и обсудила со своими управляющими множество других дел. Бесс выказывала неуемную энергию и целеустремленность, она не теряла ни минуты, поставив перед собой цель вернуться вместе с детьми домой к годовщине смерти Уильяма.
25 октября Бесс и ее дети присутствовали на поминальной службе по Уильяму. На следующий день Бесс села в барку и отправилась в Лондон, на кладбище Сент-Ботолфс. Положив цветы на могилу мужа, она прошептала:
— Неужели прошел всего один год? Любимый, это был самый бесконечный год в моей жизни! Не знаю, выдержу ли я еще один…
Опустившись на колени, Бесс вдруг ощутила, что на нее нисходит умиротворение, а неуверенность исчезает. Как бы там ни было, она перенесла беду и нашла в себе силы выжить. Бесс знала, что по-прежнему исполнена отваги, сил и решимости. Ей недоставало лишь радости. Когда она поднималась, порыв ветра взметнул ее юбки, обнажив ноги в черных кружевных чулках. Бесс усмехнулась:
— Ах ты, Повеса!
В первую неделю ноября Лондон облетела долгожданная весть: Мария наконец-то объявила Елизавету наследницей престола и послала приближенных в Хэтфилд сообщить ей об этом.
Мария Тюдор умерла семнадцатого ноября. Бесс разразилась слезами, испытав невыразимое облегчение.
— Елизавета еще ничего не знает, — всхлипывая, сказала она сестре Джейн. — До Хэтфилда несколько часов езды. Надо немедленно отправляться в путь: вскоре дорога будет запружена.
Открыв дневник, Бесс поставила вверху страницы число и вдруг содрогнулась:
— Боже милостивый, ровно год назад в этот день я подплыла к Уайтхоллу и прокляла ее!
Она отчетливо помнила, как выкрикнула в безудержной ярости: «Я сделаю все, чтобы свести тебя в могилу, мерзкая тварь!»