Средневековые Де Варенны - Страстная женщина

Начался снегопад, и Толбот понял, что на обратном пути наверняка промерзнет. Он зажег свечу и поставил ее на столике у постели. У Бесс слипались глаза, мокрые от слез ресницы подрагивали на бледных щеках.

Спустившись вниз, Шрусбери увидел трех женщин, с надеждой взирающих на него. Он понял, что время близится к полуночи. Родные Бесс наверняка слышали вопли и шум наверху и теперь ждали объяснений.

— Она спит, как младенец. Завтра встанет такой же, как прежде, — заверил дам Толбот.

Вскочив в седло, он пришпорил жеребца. Снег и мороз вдруг стали ему нипочем: бурлящая в жилах кровь согревала Толбота. Мысли о Бесс прогоняли озноб.

Глава 34

Бесс получила немало писем с соболезнованиями, лондонские друзья и знакомые настоятельно советовали ей вернуться ко двору. Некоторые советы так уязвили Бесс, что она не сдержала возмущения:

— Вы только послушайте, что пишет Энн Герберт: «Найти мужа легче всего при дворе». А вот письмо от Леттис Ноллис: «Убеди ее величество вновь назначить тебя фрейлиной. Сейчас нас всего трое: Бланш Пэрри, Мэри Стаффорд и я, а мужчины при дворе весьма необузданны!»

— Эта особа не имеет ни малейшего понятия о приличиях. Неужели она не слышала о том, что вдовы должны носить траур? — воскликнула Элизабет.

— При дворе траур не в моде. Богатые вдовы в мгновение ока находят себе новых мужей, — объяснила Бесс.

— Ты могла бы стать желанной добычей для любого честолюбивого мужчины, дорогая, — вставила Марселла.

— Больше я никогда не выйду замуж. Мои деньги, поместья и земли достанутся детям. Мое состояние не уплывет к мужу — оно мне слишком дорого досталось.

«И кроме того, я хочу замуж только за одного мужчину на свете, а он женат с двенадцати лет!»

Апрель заставил зиму отступить и возвестил о приходе весны. Пользуясь ясной погодой, Бесс каждый день объезжала свои владения, фермы и поля. Овец уже начали выгонять на холмистые пастбища. Сердце Бесс трепетало в предвкушении того, что вскоре луга покроются пестрым ковром цветов.

Она была благодарна Шрусбери за то, что он держался на почтительном расстоянии, но знала: вскоре его терпению придет конец. На каждой прогулке Бесс ждала встречи с ним и предчувствовала, что рано или поздно это произойдет. Былая враждебность между ними исчезла без следа. Бесс по-прежнему считала Шрусбери самым надменным мужчиной в мире, но когда убедилась, что он заботится о благополучии не только своих, но и чужих арендаторов, ее мнение о нем изменилось. Наконец Бесс пришлось признать, что лорд Толбот — добрый, справедливый и порядочный человек, образец высокой нравственности во всем, кроме того, что касалось его отношения к ней. Он утверждал, что они влюблены друг в друга, а Бесс заявляла, будто их связывает только похоть. Но теперь она поняла, что питает к Шрусбери более глубокие чувства. Значит, надо поостеречься, пока не поздно. Толбот позволил ей носить траур три месяца.

Письмо от давнего друга сэра Джона Тайна удивило Бесс. Он собирался осмотреть несколько поместий в Дербишире, выражал желание посетить Чатсворт и намекал, что не прочь стать соседом Бесс и возобновить дружбу. Кроме того, Джон Тайн сообщил, что хотел приобрести поместье Эббот-Стоук в Линкольншире, близ Шеффилда, но граф Шрусбери опередил его.

Бесс сунула письмо Джона в стол, решив вежливо отказать ему. Она подозревала, что сэр Джон имеет в виду не только дружбу. Луч солнца упал на ее стол, и Бесс вдруг захотелось проехаться верхом в Мидоуплек, навестить Фрэнсис.

Фрэнсис глубоко скорбела о смерти отчима, но Бесс надеялась, что чудесная весенняя погода приободрит дочь.

Устав от унылых траурных платьев, Бесс надела под черную амазонку нижнюю юбку цвета фуксии. По пути в конюшню она нагнулась, чтобы сорвать крокус, и вдруг вспомнила слова Шрусбери: «Зима когда-нибудь кончится… следом придет весна».

К реке Дав Бесс подъехала рысью и с наслаждением вдохнула чистый воздух, как эликсир жизни. Заметив в кустах крольчонка, она подумала о том, станет ли в этом году бабушкой. Бесс давно взяла за правило никому не называть свой настоящий возраст, но ей уже давно за тридцать.

Увидев впереди одинокого всадника, она вздрогнула. Может, броситься наутек? Какая глупая мысль! Он немедленно настигнет ее, как охотник — добычу! Ей ни за что не сбежать от этого настойчивого дьявола. Бесс вдруг почувствовала себя беспомощной, как крольчонок.

Всадник быстро приблизился и преградил ей путь. На смуглом лице сверкнули белоснежные зубы.

— Какая приятная неожиданность! Откуда вы знали, что я еду к вам, моя прелесть? Бесс вскинула голову:

— Я не ваша прелесть.

— Ошибаетесь!

— Я понятия не имела, что вы едете в Чатсворт.

— Лжешь, Бесс: ты прекрасно знала, что рано или поздно я навещу тебя.

Она понимала, что не должна поддаваться гневу: вдова обязана сохранять самообладание.

— Лорд Толбот, я в трауре. Он рассмеялся:

— Вижу — по твоей нижней юбке!

— Дьявол! — Бесс одернула подол амазонки.

— Не пытайся обмануть меня, Плутовка: я знаю тебя как свои пять пальцев.

— Похотливое, ненасытное животное!

Толбот лукаво усмехнулся:

— Под стать тебе, моя прелесть.

— Зачем ты дразнишь меня? Ты же знаешь, как я вспыльчива!

— Мне нравится пробуждать в тебе страсть. А вспыльчивость — неотъемлемое свойство твоей натуры, и я могу разбудить ее, не предаваясь с тобой любви.

— Шру, прошу тебя, перестань.

— Бесс, перед тобой открыта дверь, за ней — свобода. Тебе наверняка хватит смелости перешагнуть порог.

— Господи, как же ты упрям!

— Дорогая, ты уже не замужем, так что не пытайся отказать мне под этим предлогом.

— Но ведь ты женат! — воскликнула Бесс.

Он засмеялся:

— О своих грехах я позабочусь сам, Бесс! — Спешившись. Толбот протянул ей руки:

— Пойдем прогуляемся вдоль реки. Нам надо поговорить.

Больше всего на свете Бесс хотелось, беседуя, идти с ним рядом, но она помнила: стоит Толботу обнять ее, и пути назад у них уже не будет.

— Я пойду с тобой, если ты пообещаешь не прикасаться ко мне и вообще вести себя пристойно.

Минуту он вглядывался в нее пронзительно-голубыми глазами, затем опустил руки, позволив Бесс спешиться самой, и завел беспечную беседу:

— Я купил участок земли в Линкольншире — пожалуй, попробую построить нечто вроде Чатсворта.

— Эббот-Стоук? Сэр Джон Тайн писал мне, что ты выхватил это имение у него из-под носа. Он давно скупает земли в здешних краях.

— Но на самом деле ему нужно нечто другое. — Внезапно вскипев, Шрусбери схватил Бесс за плечи и с силой встряхнул. — Пообещай, что больше не выйдешь замуж! Мужчины увиваются вокруг тебя, как кобели по весне!

Она укоризненно покачала головой:

— Как тебе не стыдно!

— К чертям приличия! У тебя скоро будет столько поклонников, что ты наверняка выйдешь замуж еще до Рождества!

— Значит, вот какого мнения ты обо мне! Нет уж, больше я никогда не взвалю на себя такую обузу. Стоит мне выйти замуж, все мое состояние и земли станут собственностью мужа — я знаю, что такое закон! То, что принадлежит мне, останется моим и перейдет по наследству к детям — каждое поместье, каждый акр земли, каждый пенни!

— Слава Богу, что ты наконец-то взялась за ум! Брак — это тюрьма, пожизненная каторга. Это ад на земле!

— Мне жаль, если твой брак и вправду таков, Шру. Но поверь, супружество бывает и блаженством. Он приложил ладонь к ее щеке.

— Бесс, я тоже хочу испытать блаженство, но только с тобой.

Прикрыв его ладонь своей, она коснулась губами руки Толбота. Толбота влекло к ней так же неудержимо, как и ее — к нему. Он стал для нее опорой, а о большем Бесс не смела даже мечтать. Отрицать истину нелепо. Шрусбери давно понял, что они любят друг друга, почему же она так долго сомневалась в этом?..

Бесс вдруг ясно осознала, что после смерти Кавендиша просто боялась полюбить — слишком уж мучительным было расставание с любимым. Вот почему она вышла замуж за Синтло — чтобы уберечь собственное сердце.

— Что же нам делать? — прошептала Бесс. Шрусбери обнял ее и привлек к себе.

— Об этом мы подумаем вместе. Решим, как быть. Завтра я возвращаюсь ко двору, чтобы привести в порядок дела в казначействе и тайном совете. А потом нас ждет целое лето. Я отвезу тебя в Уингфилд-Мэнор, Раффорд, Бракстон-Холл, Уорксоп, Уилбек… куда захочешь. Ты же любишь красивые особняки, Бесс, — вот я и покажу тебе все свои владения. Кое-что тебе понравится, а некоторые ты возненавидишь с первого взгляда — например, замок Татбери. Там вечная сырость, стены покрыты мхом.

— Шру, ты слишком торопишь события.

— Так ты поедешь со мной? — настойчиво спросил он.

— Да, — тихо отозвалась Бесс, — поеду. Но разве там нет слуг?

— В каждом особняке есть прислуга, но в отличие от Шеффилда немногочисленная. Я позабочусь о том, чтобы слуги держали язык за зубами. Нам не нужен скандал, который наверняка докатится до наших детей.

— И до королевы, — напомнила Бесс.

— Проведи этот день со мной. Мы уедем подальше от всех. Среди холмов не встретишь ни души. — Он говорил так уверенно, словно повелевал всей вселенной.

Пустив лошадей галопом, они засмеялись, как дети, которым все равно, что подумают о них другие. Почти два часа Шрусбери и Бесс поднимались по холмам, прка не добрались до вершины самого высокого из них. Здесь они остановили лошадей и застыли в седлах, держась за руки и глядя вниз — на долину, перечеркнутую лентами рек.

— Дорогая, ты понимаешь, что весь этот мир принадлежит нам?

В этот миг Толбот напоминал бога, взирающего на землю с вершины Олимпа. Бесс зачарованно улыбнулась:

— Ты любишь властвовать?

— Но не так, как люблю тебя, Плутовка.

Через две недели Бесс получила еще одно письмо от сэра Джона Тайна. Услышав о том, что Хардвик-Мэнор выставлен на продажу, он спрашивал у Бесс позволения купить его.

Бесс вызвала Роберта Бестни:

— Разыщи Джеймса. Я хочу видеть его сейчас же!

Джеймс Кромп был не только управляющим Чатсворта, но и близким другом Бесс в течение последних шестнадцати лет. Она полностью доверяла ему. Когда секретарь вернулся вместе с Кромпом, Бесс спросила:

— Кто-нибудь из вас слышал о том, что Хардвик выставлен на продажу?

— Хардвик-Мэнор и земли? — удивился Джеймс. — Я сразу известил бы вас об этом.

— Я только что оплатил счета за ремонт дома, — добавил Бестни. — Этого не может быть! Джеймс Кромп нахмурился:

— На прошлой неделе я пригнал туда скот… Нет, хозяин поместья мне ничего не сказал.

— Мерзавец! — воскликнула Бесс. — Роберт, немедленно поезжайте в Дерби, в контору Фалька и Энтвистла, и привезите сюда одного из них. — Она взглянула на библиотечные часы. — Мы с Джеймсом будем ждать вас в Хардвике ровно в два.

В час дня Бесс в сопровождении Кромпа прибыла в Хардвик. Сдерживая гнев, она осмотрела любимый старый дом, попросила брата Джеймса показать ей недавно купленных овец и коров, завела расспросы о том, что он намерен посеять в этом году, — словом, не раз давала ему возможность признаться. Но Джеймс упорно молчал. Бесс осторожно осведомилась:

— Какой доход принес Хардвик в прошлом году?

— Никакого. Ты же знаешь, мне пришлось взять деньги под залог дома, чтобы выплатить долг!

— А какой доход ты рассчитываешь получить в этом году? — невозмутимо продолжала Бесс.

— Пожалуй, мне хватит денег только на выплаты по закладной. Это поместье никогда не окупится, Бесс.

— Значит, по-твоему, оно ни на что не годится? Джеймс насторожился:

— Этого я не говорил. Здесь пятьсот акров и две фермы, которые я сдаю в аренду. Но почему ты спрашиваешь об этом? Как раз вчера я подумывал о том, чтобы продать поместье.

— Только вчера? И какую же цену ты хотел назначить?

— Пятьсот фунтов.

Бесс изобразила изумление:

— Так много?!

— Мне надо выплатить деньги по закладной и купить дом в Лондоне.

— Дом в Лондоне обойдется недешево.

— Это не твое дело!

— Говоришь, не мое? Но ведь я только что оплатила ремонт дома и купила тебе скот!

— Об этом я не просил, ты сама предложила. И потом, для тебя эти расходы — сущие пустяки.

— Джеймс, я все-таки не выдержу и ударю тебя — и не за оскорбительные намеки. У меня толстая кожа. Мне претит, что ты решился на обман! Ты выставил Хардвик на продажу тайком от меня, наняв агента из другого графства.

— Хардвик по закону принадлежит мне — я вправе продать его, если захочу! — выкрикнул Джеймс.

— Значит, ты можешь продать его и мне. О, у нас гости! — К конюшне подъехали два всадника. — Джеймс, ты, кажется, знаком с поверенным Энтвистлом? Я попросила его встретиться со мной здесь и составить купчую на Хардвик.

Неожиданный поворот событий ошеломил Джеймса. Поведение сестры настораживало его: он ждал от нее брани и взрыва ярости. Но появление адвоката убедило Джеймса в том, что Бесс всерьез решила купить Хардвик. Он знал, что у сестры есть деньги. Возможно, ему представился шанс избавиться от ненавистной обузы.

— Рад видеть вас, джентльмены. Пожалуй, лучше перейти прямо к делу.

— Так ты назначил цену в пятьсот фунтов, Джеймс? Джеймс настроился на долгую торговлю. Хардвик не стоил пятисот фунтов, а Бесс знала толк в недвижимости.

— Пятьсот. Хардвик стоит этих денег.

— А вы как думаете, Кромп? — спросила Бесс управляющего.

— По-моему, цена слишком высока.

— Мистер Энтвистл? Поверенный нахмурился:

— Фунт за акр — это неслыханно! В Дербишире земельные участки идут по десять — двенадцать шиллингов за акр. Надо еще учесть доходы, которые приносит поместье, леди Сент-Лоу.

— О, я сумею сделать его доходным, мистер Энтвистл! Об этом позаботятся мои управляющие. Что ж, я готова проявить щедрость: пятьсот — так пятьсот!

— Значит, решено? Пятьсот фунтов? — оживился Джеймс.

Бесс кивнула:

— Решено. Приготовьте купчую, мистер Энтвистл, а ты подпиши ее, Джеймс. — Бесс обратилась к секретарю:

— Бестни, вы только что оплатили счета за ремонт особняка. Какова была итоговая сумма?

— Пришлось полностью перекрыть крышу, сменить водосточные трубы и потолочные балки, прочистить дымоход, починить две стены и заново оштукатурить их — это обошлось ровно в сто фунтов. Еще пятьдесят было затрачено на пристройку нового хлева и загонов для овец, итого — сто пятьдесят фунтов, миледи.

— Кромп, сколько вы заплатили за скот? — Сто фунтов, миледи. Джеймс побагровел.

— Черт побери! Значит, мне останется только двести пятьдесят фунтов?

— Совсем забыла! Я выкупила твою закладную, Джеймс. Мистер Энтвистл, какая сумма указана в ней? Энтвистл деликатно прокашлялся.

— Двести пятьдесят фунтов, леди Сент-Лоу.

— Сука! Жадная, ненасытная тварь! Ты свела в могилу трех мужей, чтобы завладеть их деньгами, а теперь хочешь пустить по миру и меня!

— Тебя? Но согласно купчей, Хардвик принадлежит мне.

— Да, ума тебе не занимать! Ты просто смеешься надо мной!

— Нет, Джеймс. Сказать по правде, мне хочется плакать. — Ком в горле мешал Бесс говорить. Она поднялась из-за стола и посмотрела в окно на старый могучий дуб. Через пару минут Бесс овладела собой и решительно вернулась к столу. — Мистер Энтвистл, будьте любезны сжечь закладную и составить расписку о передаче пятисот фунтов. Как сказал мой брат, Хардвик стоит этих денег — по крайней мере для меня.

Бумаги вскоре были составлены, подписаны и скреплены печатями. В результате сделки Бесс достался Хардвик.

— Немедленно зарегистрируйте бумаги, мистер Энтвистл, — попросила она.

— Непременно, леди Сент-Лоу. — Поверенный сложил документы в кожаную папку. — Кстати, вы слышали печальную новость? О графине Шрусбери?

— Какую новость?

Вместо поверенного ей ответил Джеймс Кромп:

— Вчера ночью графиня скончалась. Сегодня утром об этом уже говорили в Дерби.

— А бедняга Шрусбери еще ничего не знает — он во дворце. Все произошло так внезапно! Для него смерть жены станет тяжким ударом.

— Пожалуй, — вымолвила Бесс, чуть не лишившись дара речи.

Всю дорогу до Чатсворта она молчала. Управляющий и секретарь скакали впереди, а Бесс двигалась неспешной рысью, впав в глубокую задумчивость. Едва переступив порог Чатсворта, она разыскала мать и тетку:

— Гертруда Толбот умерла!

— Когда? — ахнула Элизабет.

— Похоже, вчера ночью. Шрусбери при дворе. Ему понадобится два или три дня, чтобы добраться до дому. А я не знаю, как мне быть. Нанести Шрусбери визит или нет.

Мать пожала плечами:

— Конечно, поезжай!

Марселла остановила на Бесс понимающий взгляд:

— Поскольку вы со Шрусбери — соседи и давние друзья, твой визит не вызовет никаких подозрений. Передай семье покойной наши соболезнования и помоги, чем сможешь, пока не вернется Шрусбери.

— Конечно. Я возьму с собой Фрэнси — она знакома с Энн Герберт с детства.

Глава 35

Леди Сент-Лоу и ее старшую дочь встретили безутешные фрейлины Гертруды Толбот, растерянные, с покрасневшими от слез глазами. Когда одна из них сказала: «Он ненавидит нас всей душой!» — Бесс поняла, что фрейлины боятся оказаться на улице.

— Хотите проститься с графиней, миледи? Ее перенесли в часовню.

— Нет-нет! — поспешно ответила Бесс. — Мы приехали проведать детей.

— Маленькие дьяволята совсем отбились от рук. Это они во всем виноваты!

Эти слова не понравились Бесс. Она оглядела слуг, которые занавешивали окна черными портьерами.

— И все-таки я хотела бы увидеть детей.

— У юных леди есть гувернантки, а у джентльменов — гувернеры. Мы не имеем никакого отношения к младшим Толботам.

— Тем лучше для них! — раздраженно отозвалась Бесс. — Предупредите о нашем приезде кого следует. Шрусбери будет недоволен, узнав, что нас заставили стоять в холле!

Прошло немало времени, прежде чем Бесс провели в верхнюю гостиную и позволили поговорить с тремя младшими дочерьми Толбота — Кэтрин, Мэри и Грейс.

Двенадцатилетняя Кэтрин громко рыдала. Бесс обняла ее.

— Поплачь, поплачь, детка, тебе станет легче.

— Я хочу, чтобы приехал папа! Но мне так страшно… Он накажет нас!

— Кэтрин, милая, этого не будет. Папа любит вас!

Девятилетняя Грейс объяснила;

— Мы убили маму и за это будем гореть в аду.

Бесс всей душой потянулась к малышке. Она взяла ее на руки и усадила к себе на колени.

— Грейс, кто-то наболтал тебе чепухи. Вы не убивали свою маму. Она долго болела, а потом Господь взял ее к себе на небеса.

Грейс смотрела на Бесс серьезными темными глазами, пытаясь осмыслить ее слова. В этот момент в комнату вошли Фрэнсис Толбот и его молодая жена Энн Герберт.

— О, как я рада вам, леди Сент-Лоу! — воскликнула Энн.

— Ты уже замужняя дама. Зови меня просто Бесс. Пока Энн и Фрэнси обнимались, Грейс объявила:

— Бесс говорит, что мы не убивали маму, — это сделал Бог.

Когда появился Гилберт Толбот, дети собрались с духом и рассказали Бесс о бурной ссоре Фрэнсиса с матерью и о том, что все молодое поколение Толботов поддержало старшего брата. Замахнувшись на сына тростью, графиня упала на пол, забилась в судорогах и умерла.

Несколько часов Бесс убеждала детей в том, что они ни в чем не виноваты и никто их не обвиняет.

Наконец Грейс робко спросила:

— А папа накажет нас?

— Нет, милая, — заверила ее Бесс. — Я напишу ему письмо и отправлю с вашим братом Фрэнсисом. Завтра ваш отец уже будет дома. Он очень любит всех вас и будет о вас заботиться.

Бесс написала Шрусбери, что дети считают себя виновными в смерти матери: «Я знаю, ты сумеешь успокоить их, как когда-то успокоил меня. У тебя неиссякаемый запас сил, сострадания и поразительное умение утешать. Я всем сердцем сочувствую детям тебе, Шру».

Этой ночью Бесс долго лежала без сна, думая о Толботе. Уезжая ко двору, он пообещал что они проведут вместе все лето. Теперь ему предстояло вернуться в унылый, осиротевший дом, похоронить жену и носить траур по ней. Смерть Гертруды изменила все.

Несмотря на холод и сырость, Бесс все же заснула. Постепенно у нее согрелись спина и нога. Она потянулась, чувствуя, как приятное тепло охватывает все тело, и вдруг поняла, что не одна в постели.

— Ты приехал! — радостно шепнула Бесс. Он коснулся ее губ.

— Конечно, приехал.

Бесс с наслаждением прижалась к Шрусбери и приоткрыла губы, постанывая от предвкушения. Более привлекательного мужчины она никогда еще не встречала. Ее тело изнывало от желания. Бесс хотелось упиваться ласками его рук и губ, она мечтала, чтобы длинное твердое копье заполнило ее лоно, но больше всего на свете ее прельщал титул графини Шрусбери.

— Ты спятила? — Он отстранился и сел на постели. — Ты всего-навсего служанка!

Бесс вскочила, позабыв про свою наготу.

— Я Бесс Хардвик, а это имя ничем не хуже любого другого!

— Оно тебе идет, — осклабился лорд Толбот. — Мой фитиль и вправду стоит торчком.

Метнувшись к нему, Бесс вцепилась ногтями в смуглое высокомерное лицо:

— Ублюдок! Сукин сын! Развратник! Он засмеялся:

— Ты же сама соблазнила меня, Плутовка.

— Я не стану спать с тобой, Шру. Не буду твоей любовницей. Без свадьбы — никакой постели!

— Ты слишком высоко ценишь себя! Нет, тебе никогда не стать графиней Шрусбери!

— Посмотрим!

Бесс проснулась, как от резкого толчка, и села в постели. Ее покрывал липкий пот. Поначалу она не могла понять, где находится. Она зажгла свечу и с облегчением увидела роскошную спальню Чатсворта. Картины сна, порожденные воспоминаниями о прошлом, все еше стояли перед глазами Бесс. Шрусбери давно желал ее, хотел, чтобы Бесс стала его любовницей. На большее она не могла рассчитывать. Бесс сознательно сдерживала чувства к нему, но теперь, когда Шрусбери стал свободен, призналась себе, что любит его. И вдруг в ее ушах ясно прозвучал голос Толбота: «Тебе никогда не стать графиней Шрусбери!»

Бесс подтянула колени к груди и обхватила их руками. В такой позе она просидела целый час, погрузившись в размышления. Наконец уголки ее рта приподнялись, и Бесс прошептала, глядя на колеблющееся пламя свечи:

— Я непременно стану графиней! Вот увидишь!

Прошло две недели после пышных похорон Гертруды Толбот, на которые собралась вся местная знать. Не приехала только Бесс. Вместо нее на церемонии присутствовала Фрэнсис со своим мужем Генри Пирпонтом. Бесс и Шрусбери не виделись после того, как вдвоем скакали по живописным холмам Дербишира.

Кончался последний день мая; на парк Чатсворта опустились сумерки. Услышав, что гонг созывает всех к ужину, Бесс велела дочерям идти в дом. Сама же задержалась в розарии, вдыхая сладкий аромат. После теплого дня вечер выдался прохладным. Оторвав взгляд от восхитительного розового бутона, Бесс увидела, что к ней приближается Шрусбери.

— Я так соскучился по тебе!

— Как дети?

Выяснилось, что они каждый день вспоминали о ней. Старшим она понравилась, а маленькая Грейс настойчиво спрашивала, почему Бесс не может быть ее матерью.

— С ними все хорошо. Спасибо за заботу. Тебе удалось утешить их.

— На похороны я не приехала потому, что не умею лицемерить.

— Понимаю. Но почему ты избегаещь меня, Бесс?

— Все изменилось.

— Что именно? — удивился он.

— Ты поужинаешь со мной?

— Наедине?

— Конечно.

Бесс ждала приезда Шрусбери, поэтому заранее продумала, как будет вести себя с ним. С ранней юности ее учили заманивать в сети мужчин, и теперь эти уроки сослужили ей хорошую службу.

Выразив графу соболезнования, Элизабет и Марселла удалились. Бесс велела подать ужин в свою гостиную. Как только они остались наедине, Шрусбери потянулся к Бесс.

— Не надо, Шру.

— Но почему?

— Сначала давай кое-что проясним. Прошу тебя, сядь. Мне трудно говорить, не перебивай меня. Он опустился в кожаное кресло.

— Я избегала тебя потому, что твое положение изменилось. Теперь ты вдовец, и я хочу, чтобы ты знал: у меня нет желания выходить за тебя замуж. — Шрусбери нахмурился, но промолчал — к тайной радости Бесс. — Мне известно, что ты хотел бы заполучить Шервудский лес и построить собственный Чатсворт. Все преимущества сделки между нами совершенно очевидны. Мои владения граничат с твоими, ими было бы легко управлять, к тому же впервые в жизни у меня появились большие доходы и нет никаких долгов. Я богатая вдова и получила уже два предложения, поэтому от тебя мне ничего не нужно.

— Кто, черт побери?.. — Шрусбери прервало появление лакея, который принес вино.

Бесс спрятала усмешку: слуга пришел весьма кстати.

— Мы справимся сами. Можете идти, — сказала она лакею, и тот поклонился и вышел. — Не спрашивай, кто сделал мне предложение. Я не хочу злить тебя — ты и без того слишком возбужден. — Бесс указала на еду:

— Ешь, пока не остыло.

Шрусбери вскочил:

— К черту еду! Это Джон Тайн?

— Нет, не сэр Джон, хотя в письмах он тоже делал мне кое-какие намеки. — Бесс улыбнулась и приложила ладонь к щеке Шрусбери. — Кто это — не важно, ведь мое сердце принадлежит тебе.

Он застонал и стиснул ее в объятиях.

— Бесс, Бесс, не мучай меня — ты же знаешь, я с давних пор влюблен в тебя! Мне не нужны твои земли, мне никто не нужен, кроме тебя.

Мужчины хотят лишь то, чего не могут получить, строго напомнила себе Бесс. Чтобы добиться своего, мужчина способен свернуть горы. Подумав об этом, Бесс суеверно скрестила пальцы.

— Дорогой, — прошептала она, — если мы начнем целоваться, еда останется нетронутой. Нам нечасто удается поужинать наедине, так не будем упускать случай! — Бесс понимала, что за едой и разговором ей будет проще удержать себя в руках, а в объятиях Шрусбери она потеряет голову.

На блюдах, накрытых серебряными крышками, лежали жирная куропатка в вине и паштет из оленины с луком и зеленью. Бесс наполнила тарелку гостя и разлила вино, чувствуя на себе взгляд Шрусбери.

— Знай я, что ты не притронешься к еде, не стала бы приглашать тебя на ужин.

— Я изголодался по тебе. — Толбот отбросил салфетку и посадил Бесс к себе на колени.

— Я еще не закончила, — сказала Бесс, ощущая жар его чресел.

— А я — не начал. — Приподняв волосы на затылке Бесс, он приник губами к ее шее.

Бесс ахнула, когда Толбот подхватил ее груди и сжал их.

— Дорогой, нам незачем спешить. Я хочу, чтобы ты остался здесь на всю ночь. — Бесс поняла, что эти слова воспламенили его: он поднял подол ее юбки и начал поглаживать обнаженные бедра.

— Этих слов я ждал целую вечность!.. — простонал Шрусбери, неутомимо работая пальцами. Его жадные губы завладели ртом Бесс, настойчивый язык заметался, палец, проникнув между влажными складками, ритмично вонзался вглубь. Ее лоно сжимало палец, подхватив игру, и Шрусбери возблагодарил небеса за то, что они подарили ему такую страстную возлюбленную.

Бесс льнула к нему, доведенная до экстаза ловкими пальцами, и знала, что это лишь начало восхитительной ночи. Когда Шрусбери развязал тесемки ее платья, она с лукавой улыбкой соскользнула с его колен.

— Я разденусь сама. Наберись терпения и смотри на меня. Я так счастлива видеть твои глаза, горящие желанием!

Страстный взгляд Шрусбери действительно приводил ее в трепет. Бесс задернула тяжелые парчовые портьеры на окнах, зажгла десяток свечей в резных серебряных подсвечниках, потом медленными, чувственными движениями сняла платье.

Увидев оранжевое белье, Шрусбери издал восторженный возглас. Одежда Бесс вполне соответствовала ее натуре. Под скромным серым платьем скрывалось вызывающе-яркое белье, а под ним таился настоящий вулкан страсти, глубины которого Шрусбери еще только предстояло изведать.

Переступив через нижнюю юбку, Бесс отбросила ее, и та яркой кометой пролетела по освещенной свечами комнате. Оставшись в короткой блузке и черных кружевных чулках, она обнажила подвязки мандаринового оттенка, контрастирующие с черными чулками и оттеняющие рыжие завитки внизу живота.

Медленно облизнув губы, Бесс самым соблазнительным движением подняла блузку выше груди. Она знала, как возбуждает Шрусбери ее грудь, и намеренно распаляла его.

Явно изнемогая от желания, он наслаждался удивительным зрелищем. Пышное тело Бесс, казалось, говорило с ним на своем языке, уверяя, что мечтает о близости. Оно обещало неслыханное блаженство тому, кто отважится принять вызов и утолить неистовую жажду.

— О такой любовнице никто из мужчин не смеет даже мечтать!

— Шру, я не хочу быть твоей любовницей. Женщину унижает, когда мужчина платит женщине за близость; это все равно что торговать своим телом. Мы должны быть равноправными и свободными любовниками. Обещай мне это!

Он пообещал бы ей даже достать луну с неба. Поспешно сорвав с себя одежду, Шрусбери ринулся за добычей, подхватил ее на руки и усадил на свой могучий рог. Ему не пришлось упрашивать Бесс обнять его ногами. Черные кружева чулок терлись о кожу Шрусбери, сквозь ажурное переплетение нитей его обжигал жар тела. Возбужденный до предела, он вонзился в нее бешеным ударом, а Бесс впилась ногтями ему в спину. Ее бархатистое лоно стиснуло его. Опустив Бесс на пол, Шрусбери вошел еще глубже. Она казалась сладкой, как мед, все его тело напряглось, из горла вырвался неистовый крик.

Во время этого стремительного и жадного соития Бесс непрерывно извивалась под его большим, мощным телом, открыто проявляя нестерпимую жажду, но не желая упустить ни капли удовольствия. Близость стала неистовой, партнеры стремились полностью завладеть друг другом. Бесс нравилось все, что делал Шрусбери, она наслаждалась прикосновением его сильных рук и своими ощущениями. Он знал, как довести ее до безумия. Ее лоно конвульсивно сжималось, втягивая в себя его мужское достоинство, которое с каждым ударом проникало все глубже.