Глава 28

В понедельник утром, когда Кейн остановил машину возле здания суда, их уже поджидала толпа журналистов. Встав с обеих сторон от Дайаны, они с Джеки провели ее вверх по лестнице.

Сразу же к ее лицу протянулось с полдюжины микрофонов.

– Мисс Уэллс, есть ли у вас уверенность, что до суда дело не дойдет?

– Вы измените свои показания, если дело будет передано в суд?

– Вы убили Трэвиса Линдфорда?

Не обращая внимания на фотовспышки вокруг и бесконечные вопросы, Дайана упорно продвигалась вперед. Следуя указаниям Кейна, она смотрела прямо перед собой и не отвечала на вопросы даже пресловутым «Никаких комментариев».

Утомительные многочасовые репетиции, наконец, дали желаемые результаты. Внешне она выглядела спокойной и собранной, несмотря на то, что ее одолевали сомнения и дурные предчувствия. Поверит ли ей судья? Кончится ли когда-нибудь весь этот кошмар?

Зал заседаний был переполнен. Кейн за руку провел ее к столу защиты. Следуя за ним, она чувствовала на себе взгляды множества людей, которые перешептывались и даже показывали на нее пальцами.

Она не обращала внимания ни на кого, кроме одного человека. Проходя мимо второго ряда и заметив сидящую там Маргарет Линдфорд, она повернула голову и встретилась глазами с ее холодным синим взглядом.

Ноги перестали ее слушаться. Если бы Кейн не поддержал ее под руку, она споткнулась бы.

– Не смотри на нее, – шепнул он ей на ухо. – Не смотри ни на кого, кроме Джеки и меня.

Усевшись на стул, Дайана почувствовала, как на ее плечо легла чья-то рука.

– Ди!

Нежный знакомый голос возвратил покидавшее ее мужество. Она улыбнулась через плечо Кэт и Митчу, сидевшим прямо позади нее.

– Всем встать!

Присутствующие встали, и судья, худощавый человек весьма сурового вида с вьющимися седыми волосами и эспаньолкой, вошел в зал и занял свое место за судейским столом. Окружной прокурор выглядела весьма импозантно. Привлекательная и безукоризненно одетая, Джулия Арчер являла собой образец компетентности и самоуверенности. Женственным, но твердым голосом она представила одно за другим все доказательства, зачитала результаты вскрытия, продемонстрировала орудие убийства и сделанные полицией фотографии.

Один за другим выступили эксперты – каждый в своей области: полицейский офицер в форме, который первым прибыл на место убийства, сержант Косак, прибывший следом за ним, а также судебно-медицинский эксперт.

Рука Кейна легла на руку Дайаны.

– Это обычная процедура. Пусть тебя это не беспокоит.

В качестве свидетеля обвинения была вызвана соседка Дайаны из дома напротив. Миссис Кармайкл, тщедушная женщина лет семидесяти, была одета в строгий серый костюм и ради такого случая даже уложила седые волосы в парикмахерской.

Когда окружной прокурор попросила ее рассказать о том, что она видела возле дома Дайаны 13 ноября, старушка, наслаждаясь своим звездным часом, расправила плечи.

– Только я вышла из дома, чтобы забрать корреспонденцию из почтового ящика, как подъехали мисс Уэллс и ее подруга – вот та, которая сидит там. – Она указала на Кэт. – Они остановили автомобиль позади роскошной красной машины, уже стоявшей перед домом мисс Уэллс. Около этой машины их ожидал мужчина.

– Что это был за мужчина, миссис Кармайкл?

– Это был Трэвис Линдфорд. Я сразу же узнала его, потому что за последние недели много раз видела его фотографии в газетах и по телевидению.

– Что произошло, когда мисс Уэллс вышла из машины?

– Она и мистер Линдфорд сразу же стали ссориться. Я сначала не могла расслышать, о чем они говорят, но было ясно, что они оба очень сердиты. Особенно мисс Уэллс.

Джулия Арчер ободряюще улыбнулась ей.

– Вы помните, что сказала ему мисс Уэллс, прежде чем войти в дом?

– Еще бы! Конечно, помню. – Вытянувшись в струнку, она произнесла: – Мисс Уэллс сказала ему: «Ты никогда не получишь моего сына. Я скорее убью тебя».

По залу заседаний пробежал шумок.

– Протестую, ваша честь, – сказал Кейн. – Свидетельница только что утверждала, что не могла отчетливо расслышать, о чем они говорили.

– Моя свидетельница может объяснить, каким образом ей удалось расслышать их слова, ваша честь.

– Хорошо. – Судья кивнул миссис Кармайкл. – Объясните.

– Я покрутила свой слуховой аппарат и получила возможность слышать лучше, – ничуть не смутившись, ответила миссис Кармайкл. – Но даже и без этого я все равно услышала бы ее слова, потому что она говорила очень громко.

– У вас имеются хоть какие-то сомнения относительно смысла ее слов?

– Никаких. Я еще никогда никого не видела в таком гневе.

Не успел Кейн выразить протест, как Джулия Арчер, одарив судью улыбкой, сказала:

– У меня больше нет вопросов, ваша есть.

Судья взглянул на Кейна:

– У вас есть дополнительные вопросы, мистер Сандерс?

– Да. – Кейн встал, сделал несколько шагов, будто собираясь с мыслями, потом снова остановился у стола защиты. – Миссис Кармайкл, – сказал он чуть громче обычного. – Раньше у вас случались проблемы со слуховым аппаратом? Например, неполадки, затухание или полное отключение звука?

Миссис Кармайкл, наморщив лоб, наклонилась вперед, приложив к уху ладонь.

– Что вы сказали?

– Вы меня слышали? – спросил Кейн, подходя к ней ближе.

– Не совсем хорошо. Вы слишком далеко стояли. Зал снова оживился.

– Я находился в двадцати футах от вас, миссис Кармайкл. Расстояние между дорожкой к дому моей подзащитной и вашим почтовым ящиком почти вдвое больше. Как вы объясните, что расслышали ее слова и не могли расслышать мои?

– Она кричала. Вот как я это объясняю.

Кейн улыбнулся:

– У меня больше нет вопросов, ваша честь. Следующей вызвали Кэт, которая быстро подошла к свидетельскому месту, присягнула и уселась.

Джулия Арчер улыбнулась Кэт. Та ответила улыбкой.

– Вы не пользуетесь слуховым аппаратом, миссис Паркер, не так ли?

– Нет.

– В таком случае вы должны были расслышать, что сказала мисс Уэллс Трэвису Линдфорду перед тем, как вы обе вошли в дом.

Кэт смущенно улыбнулась.

– Боюсь, что ее слова были адресованы мне одной. Видите ли, – добавила она, обращаясь к судье, – Трэвис Линдфорд почти потерял контроль над собой, и меня в тот момент беспокоило одно – как бы поскорее увести от него Дайану в дом. – Она перевела взгляд на окружного прокурора. – Так что если вы хотите узнать, ссорились ли они, то я отвечу «да». Но что касается слов, которыми они обменялись... – Она беспомощно пожала плечами. – Я их не запомнила. Если окружного прокурора и раздосадовал ее ответ, то она этого не показала.

– Звонила ли вам Дайана Уэллс вечером второго декабря?

– Да.

– По какому поводу?

– Она хотела забрать своего сына, который в то время гостил у нас с мужем.

– Почему она хотела его забрать?

– Она собиралась поехать с ним кататься на лыжах.

– Вашей подруге свойственно принимать неожиданные решения?

– Протестую, ваша честь, – сказал Кейн. – От свидетеля требуют оценки поступка.

– Протест принят.

Арчер медленно прошлась перед Кэт, заставляя ее следовать за собой взглядом.

– Куда, по ее словам, она решила отправиться?

– В Маунт-Шасту.

– Но она вам солгала, не так ли? Судя по показаниям сержанта Косака, представившего авиабилеты в качестве вещественного доказательства, мисс Уэллс и ее сын улетали в Канаду. – Она выдержала паузу. – Как, по-вашему, почему она это сделала, миссис Паркер? Почему она солгала своей лучшей подруге?

Кэт мило улыбнулась:

– Вы требуете от меня оценки поступка?

По залу пронесся смех. Несколько мгновений спустя обвинитель, явно расстроенная, вернулась на свое место.

Кейн, уверенный в том, что Кэт на его стороне, чувствовал себя значительно спокойнее.

– Как давно вы знакомы с мисс Уэллс, миссис Паркер?

– Пятнадцать лет. Мы впервые встретились, когда обе поступили в колледж.

– Вам случалось видеть, чтобы она вышла из себя? Например, ударила кого-нибудь?

– Никогда.

– Как по-вашему, способна она на убийство?

– Абсолютно не способна. Дайана и мухи не обидит, а человеческую жизнь ценит выше, чем кто-либо другой. Предположение, что она могла совершить преступление, тем более убийство, просто абсурдно.

Не успела окружной прокурор вскочить на ноги, чтобы заявить протест, как Кэт закончила свои показания.

Когда суд удалился на обеденный перерыв, Дайана вместе с Кэт и Джеки прошла в комнату отдыха, но не могла ни есть, ни пить. Она подошла к окну, выходившему на залитый солнцем двор, заполнявшийся спешащими на обеденный перерыв служащими.

Кэт подошла сзади и обняла ее за плечи.

– Потерпи, малышка. Осталось еще немного.

Слушание возобновилось в два часа, и Кейн вызвал Дайану для дачи показаний. Она встала, чувствуя, что, несмотря на многочасовые репетиции, делает все неправильно. Она держалась слишком скованно, голову подняла слишком высоко, а уверенность в себе утратила почти полностью.

Подождав, пока ее приводили к присяге, Кейн подошел к свидетельскому месту.

– Мисс Уэллс, вы звонили мистеру Линдфорду утром первого декабря?

–Да.

– С какой целью?

– Я хотела попросить его прекратить судебное преследование по делу об опекунстве, которое он предпринял против меня.

– Вы ему сказали об этом по телефону?

– Нет, но я уверена, что он догадался о цели моего звонка. Ведь до начала судебного процесса оставалось всего пять дней.

– Он согласился встретиться с вами?

– Нет. Он назначил мне встречу на следующий день в половине пятого.

– Вы шли на эту встречу с оптимизмом?

– Вернее сказать, с надеждой.

– Вы не боялись, что встреча обернется бурной сценой?

– Нет, у меня не было причин так думать.

– Вам приходило в голову, что, если он вам откажет, вы можете убить его?

– Конечно, нет. Я никогда не смогла бы никого убить.

– Расскажите, что произошло, когда второго декабря вы пришли к Трэвису?

Зал замер в ожидании. У Дайаны вспотели ладони, но она подавила желание вытереть их об юбку.

– Я пришла туда в половине пятого и позвонила в дверь дважды. Когда никто не ответил, я постучала, подождала немного, потом постучала еще раз. Когда снова никто не ответил, я нажала на дверную ручку. Дверь оказалась незапертой, и я вошла в комнату.

– Что было потом?

– Я позвала Трэвиса и вошла в гостиную. Тут я увидела его. Я имею в виду... его тело.

– Опишите подробнее, что вы увидели, мисс Уэллс.

Она взглянула на свои руки, сложенные на коленях. Ей показалось, что зал и все присутствующие куда-то исчезли. Сейчас она видела перед собой только труп Трэвиса. Она так ясно видела перед собой эту картину, что сердце ее учащенно забилось.

– Трэвис лежал на ковре в луже крови. Его глаза были открыты.

– Что вы подумали?

– Сначала ничего. Я хочу сказать... я не могла думать. Я просто стояла и смотрела на него. Я не верила своим глазам. Все казалось таким нереальным.

– Вы поняли, что он мертв?

Она кивнула:

– Я подбежала к нему, пощупала пульс. Пульса не было.

– Вы поняли в тот момент, что он был убит?

– Не знаю. Может быть... подсознательно. Тут я увидела лежащую рядом с ним подставку для книг. Основание было испачкано кровью. Я подумала тогда, что кто-то, должно быть, ударил его этим предметом.

– Что вы сделали после этого?

Она закрыла глаза. Сколько раз она воскрешала в памяти тот момент, желая, чтобы его не было.

– Я поступила очень глупо. Я подняла с пола подставку для книг и какое-то время держала ее в руках. Помню только, что она выпала у меня из рук, а потом... – Она запнулась, снова взглянув на свои руки. Они дрожали.

– Что было потом, мисс Уэллс?

– Я испугалась и убежала. – Она обернулась к судье, который наблюдал за ней с непроницаемым выражением лица. – Я знаю, что поступила неправильно, но в тот момент я плохо соображала. Я испугалась. Но я его не убивала, ваша честь. Клянусь, что не убивала.

– У меня больше нет вопросов, ваша честь. Окружной прокурор была не столь деликатна.

– Как вы относились к мистеру Линдфорду, мисс Уэллс?

– Я не понимаю...

– Разве у вас не было веских оснований ненавидеть его?

– Меня возмущало то, что он собирался сделать. Но я не ненавидела...

– Перестаньте, мисс Уэллс. Он грозился отобрать у вас самое дорогое – вашего сына. А вы всего-навсего возмущались?

– Да.

– Однако менее чем за двое суток до этого вы грозились убить его?

Дайана понимала, что, несмотря на удачный маневр Кейна с миссис Кармайкл и такую своевременную забывчивость Кэт, Джулия Арчер все равно в конце концов вернется к этому вопросу.

– Это были всего лишь слова, сказанные от отчаяния. Я не имела намерения приводить в исполнение угрозу.

– Отчаяние. Возмущение. Все это слишком мягкие слова, если учесть, что у вас грозились отобрать сына.

Помня наставления Кейна, велевшего ей отвечать только на прямые вопросы, Дайна промолчала.

– Разве не правда, что вы в тот день были сильно разгневаны, мисс Уэллс? И еще сильнее разгневались второго декабря, когда Трэвис Линдфорд отказался от вашего предложения!

– Нет! Мне так и не удалось поговорить с ним.

Арчер, казалось, не слышала ее слов.

– Вы поняли, что можете потерять сына. Между вами произошла ссора. Вы увидели на столе подставку для книг, потеряли контроль над собой и...

Кейн уже вскочил на ноги, но Дайана его опередила. Она вскочила, дрожа от возмущения. Стукнув кулаком по барьеру, она воскликнула:

– Все произошло не так! Я говорила вам, что, когда вошла в комнату, Трэвис был уже мертв. Почему вы мне не верите?

Когда опустился молоток судьи и он приказал Дайане сесть, началось столпотворение. Журналисты встали со своих мест. Судья целую минуту не мог восстановить порядок в зале.

Наконец, все стихло. Джулия Арчер улыбнулась.

– А вы весьма вспыльчивы, мисс Уэллс. – Она не ожидала ответа и кивнула судье. – Я закончила, ваша честь.

Дайана на негнущихся ногах вернулась на свое место, наткнувшись по дороге на стол, словно пьяная. Кейн помог ей сесть.

– Я все сделала не так. Извини, я...

– Ты держалась прекрасно.

Словно откуда-то издалека она услышала голос судьи:

– На основании заслушанных показаний постановляю, что обвиняемая предстанет перед судом, заседание которого назначается на первое мая тысяча девятьсот девяносто четвертого года.

Глава 29

Дайана не помнила, как они вернулись домой из суда. Словно послушный ребенок, она шла за Кейном до машины, от машины до двери дома, потом в свою гостиную.

Она видела на стене в гостиной лучи заходящего солнца, слышала, что звонит телефон, чувствовала, как Кейн настойчиво сует ей в руку стакан.

– Что это?

– Шотландское виски. Выпей. – Он уселся рядом на диван, подождал, пока она сделала глоток. – Мне очень жаль...

– Ты ни в чем не виноват. Ты сделал все, что мог. – Сделав еще один глоток, она поставила стакан на стол. – Я сама все испортила, вспылив. А ведь ты меня предупреждал...

– Джулия постаралась вывести тебя из равновесия. – Кейн взял ее руки в свои. – Я хочу, чтобы ты забыла о сегодняшнем дне. Он уже прошел. Давай теперь сосредоточимся на суде.

– Что еще ты можешь сделать, если уже сделал все возможное?

– О многом еще не сказано. – Он рассказал о счете в швейцарском банке, о своей версии относительно того, что Трэвиса шантажировали. – Это маленькая зацепка, но все-таки зацепка.

– Если Трэвис собирался заплатить, зачем было шантажисту убивать его?

– Это мне и предстоит выяснить.

Дайана подняла на него глаза, в которых читалась мука. Напряжение последних дней начало сказываться.

– А если суд вынесет не то решение, на которое мы надеемся, если мне придется идти...

– Не придется. – Кейн взял ее голову обеими руками и, хотя его прикосновение было нежным, голос прозвучал сурово: – Если потребуется, я переверну все вверх дном, но отыщу убийцу. Я прошу только, чтобы ты не теряла веру в меня.

– Я никогда не потеряю веру в тебя, Кейн. – Дайана потянулась к нему губами, и на ее глаза навернулись слезы. Напряжение и страх последних дней растворились в горячем поцелуе. С нетерпением изголодавшегося по ласке человека она стянула пиджак с его плеч и принялась расстегивать сорочку, нежно покусывая его нижнюю губу.

Кейн также нетерпеливо раздел ее, стянув с бедер юбку. Он собирался действовать совсем не так, а медленно и нежно, но почувствовал, как отчаянно они нужны друг другу сию же минуту.

Откликаясь на эту потребность, он наклонился к Дайане, запустив пальцы в ее волосы. Его поцелуй был жадным, язык настойчиво раздвигал ее губы, пробираясь внутрь.

– Кейн, люби меня.

Лучи заходящего солнца заливали комнату. Лицо Дайаны горело, он чувствовал ее жаркое дыхание на своей коже и никогда еще не видел, чтобы ее глаза так блестели. Она приподняла бедра, и он еще глубже погрузился в ее лоно, застонав от мучительного наслаждения.

Дайана закрыла глаза под наплывом целой гаммы ощущений, вызванных жаром самозабвенной, неистовой близости. Почувствовав приближение кульминации, она обеими руками взяла его голову и прижалась губами к его рту.

– Я люблю тебя. Боже, как я тебя люблю!

Прерывисто дыша, Кейн уронил голову ей на грудь и закрыл глаза. Именно эти слова он и хотел сейчас услышать.

– Как поживаешь? – Хотя посещение Кейна снова пробудило в Рендле беспокойство, он приветствовал адвоката улыбкой и крепким рукопожатием и пригласил пройти в гостиную. – Хочешь выпить чего-нибудь? Кофе? Содовой? Может быть, чего-нибудь покрепче?

– Спасибо, ничего не надо. – Кейн наблюдал, как Рендл пересек комнату и, подойдя к бару, открыл бутылку минеральной воды. Самоуверенность, появившаяся у Рендла после смерти Трэвиса, по-прежнему проскальзывала в его поведении. Пожалуй, теперь он был даже еще спокойнее. – Франческа, наверное, сказала тебе, что я опрашивал персонал отеля?

– Она сказала, что ты ищешь свидетелей. – Он повернулся, глядя на собеседника открытым взглядом.

– А также проверяю алиби.

Рендлу стало не по себе.

– Алиби?

– Это самый простой способ сузить круг подозреваемых лиц.

– Так я тоже нахожусь под подозрением?

Кейн улыбнулся:

– На данном этапе подозревается каждый. Рендл поднес к губам бутылку с минеральной водой и сделал глоток. Он знал, что не обязан отвечать на вопросы Кейна, но, если откажется, это может показаться подозрительным.

– Что ты хочешь узнать?

– Где ты находился второго декабря между четырьмя и пятью часами дня?

– Здесь. Работал. Я каждый день это делаю.

– Кто-нибудь может это подтвердить? Горничная? Посыльный?

– Боюсь, что нет. У нас есть уборщица, которая приходит ежедневно, но в три часа она уходит.

– Что ты почувствовал, узнав о смерти Трэвиса?

Рендл пожал плечами:

– Ни для кого не секрет, что мы с Трэвисом не ладили. Но если ты хочешь узнать, радуюсь ли я его смерти, я отвечу «нет». Я сделал бы все, что угодно, лишь бы оградить Франческу и Маргарет от мучений, которые они сейчас испытывают. Даже если бы для этого потребовалось мириться с несносными выходками Трэвиса в течение последующих сорока лет.

Годы работы с нервничающими свидетелями в зале судебных заседаний научили Кейна подмечать малейшее изменение в поведении. Он заметил, что Рендл испуган, по легкому трепетанию ресниц, пересохшим губам, которые тот быстро облизал.

– Тебе никогда не хотелось, чтобы он умер?

– Конечно, нет. Боже мой, Кейн, за кого ты меня принимаешь?

– За простого смертного. А также за мужчину, который любит.

– Какое это имеет отношение ко всему остальному?

– Разве тебя не угнетала мысль, что Трэвис скоро станет хозяином отеля? Что твоя жена будет вынуждена ему подчиняться, хотя каждому известно, что она гораздо больше, чем он, заслуживает поста председателя правления?

– Конечно, это меня расстраивало. Но разве из-за этого я мог бы стать убийцей?

Кейн покачал головой.

– Наверное, нет. – Он поднялся с кресла. – Еще один вопрос: тебе не приходит в голову, кто мог желать смерти Трэвиса?

– Полицейские уже задавали мне этот вопрос, но, боюсь, я снова отвечу «нет». Я хотел бы помочь тебе, Кейн, но, по правде говоря, мы с Трэвисом не доверяли друг другу свои секреты, и ты это прекрасно знаешь. Я не имею понятия, кто были его друзья и его враги, если уж на то пошло. – Он не спеша сделал еще глоток воды. – Извини.

Даже если минуту назад Рендл немного нервничал, то сейчас все прошло. «Может быть, мне это показалось? – подумал Кейн. – Или, может быть, Рендл умеет скрывать свои чувства лучше, чем я полагаю? В любом случае его допрос закончился. Пока закончился».

– Спасибо за помощь, Рендл. Если вспомнишь что-нибудь важное, позвони мне. Ты знаешь, где меня найти.

– Конечно.

Закрыв за посетителем дверь, Рендл возвратился в гостиную. При всех своих блестящих способностях Кейн Сандерс не имеет ни малейших доказательств, которые подтвердили бы, возможно, возникшие у него подозрения. Он просто в отчаянии хватается за каждую зацепку.

Задрав голову, Рендл стал жадно пить из бутылки. Ему не о чем беспокоиться, пока он держит себя в руках. Особенно в присутствии Кейна Сандерса.

Стоя в ярких лучах утреннего солнца, которое проникало сквозь окна его студии, Рендл отступил на шаг от мольберта, чтобы лучше рассмотреть только что законченную работу.

Мастерски смешав краски преимущественно розовых, золотистых и коричневых тонов, он добился абсолютно чистого охристого цвета для изображения здания миссии «Непорочного зачатия» – одной из многочисленных калифорнийских миссий, основанных отцом Джениперо Серра в конце XVII века.

Вместо того чтобы изобразить миссию Ломпок такой, какой ее привыкли видеть современные калифорнийцы, он написал ее такой, какой она была два века назад, когда на полях вокруг нее паслись стада, а индейцы и священнослужители жили в полном согласии.

Несколько дней назад, когда картина была написана лишь наполовину, он вдруг почувствовал, что происходит нечто необычайное. Эта картина, несомненно, обещала быть лучшей работой из всех, что он написал до сих пор. Боясь ошибиться, он попросил прийти взглянуть на нее Энтони Моралеса, владельца картинной галереи, иногда принимавшего на комиссию его картины.

Энтони, невысокий коренастый мужчина, который знал толк в искусстве, увидев картину, так загорелся, что это превзошло самые фантастические ожидания Рендла.

– О Боже! – воскликнул владелец галереи, пожирая полотно темными глазами. – Это превосходная работа, Рендл. В ней есть энергия, мощь. А с помощью этих удачных оттенков тебе удалось воссоздать подлинную атмосферу старой Калифорнии.

Шевеля от возбуждения усами «а-ля Сальвадор Дали», он произнес те волшебные слова, услышать которые Рендл жаждал всю жизнь:

– Мы должны устроить твою персональную выставку. Даже две: одну в феврале при условии, что ты сможешь написать еще десяток аналогичных полотен. А другую осенью. Мы назовем ее «Миссии ранней Калифорнии». – Схватив руку Рендла, он сжал ее железным рукопожатием. – Ты будешь звездой, мой мальчик. Звездой!

С тех пор Рендл работал как одержимый. Сейчас, наклонившись, чтобы добавить кончиком кисти несколько заключительных мазков к листьям старого дуба, он что-то тихо напевал себе под нос.

– Вот как? Ты сегодня, видно, с утра пребываешь в хорошем настроении?

Услышав голос Франчески, Рендл обернулся.

– Почему ты дома в такое время? – Опустив кисть в банку со скипидаром, он взял тряпку и стал вытирать руки.

– Я забыла свой «дипломат» и подумала, не заглянуть ли к тебе, чтобы еще разок поцеловать на прощание.

Рендл улыбнулся и распахнул объятия. Теперь, когда с лица жены исчезло мрачное выражение, она стала еще красивее, чем прежде. Звонче стал ее голос, появилась новая пружинистая походка, напомнившая ему Франческу прежних дней, в которую он когда-то влюбился. Было приятно сознавать, что этой переменой она обязана ему.

– Иди сюда.

Он поцеловал ее долгим нежным поцелуем, как ей нравилось. Когда они, наконец, оторвались друг от друга, Рендл взял ее за руку.

– Я хочу кое-что показать тебе. – Он остановился перед мольбертом. – Картина закончена. – Объявил он с гордостью.

Увидев картину Рендла, которую он тщательно скрывал от нее все эти дни, Франческа открыла рот от изумления. На полотне была изображена старинная калифорнийская миссия, окутанная золотистой дымкой, придававшей оштукатуренному снаружи зданию почти призрачный характер. Краски были нежными и в то же время жизнеутверждающими, мазки кисти – сильными и явно сделанными рукой мастера.

Глаза Франчески наполнились слезами радости и гордости.

– О, Рендл, она прекрасна. Это лучшее из всего, что ты когда-либо сделал. – Обняв мужа одной рукой, она спросила: – Энтони уже видел это?

– Он заходил ко мне в понедельник и пришел в восторг. Он хочет устроить мою персональную выставку.

– Персональную выставку, – словно эхо, повторила Франческа. Слова эти казались нереальными. Еще всего три месяца назад Рендл был готов бросить живопись, убежденный, что ему никогда не сравниться в мастерстве с другими современными художниками. – Почему ты не сказал мне об этом раньше?

– Я хотел показать тебе законченную работу.

Франческа не могла глаз отвести от полотна.

– Я всегда говорила, что ты талантлив. Теперь, наконец, ты сам убедился, что я права.

– Всем этим я обязан тебе, Франческа.

– Нет. Талант сам пробьет себе дорогу, дорогой. Ты лишь должен найти способ выразить его.

– Но именно ты верила в меня, поддерживала меня. – Рендл усмехнулся. – А что, если нам отпраздновать это событие?