– Может, они кино снимают.

Чаз изучал горизонт, и голова его подергивалась. Прямо как ящерица муху караулит, подумал Тул.

– Свалишься на своем драндулете в воду – утонуть не успеешь, а я тебя уже придушу, – пообещал Тул.

– А вдруг они следят за нами? – спросил Чаз.

– А вдруг у рыбки есть сиськи?

– Я серьезно. Боже, видишь вон тот, синий? Прямо за нами! Посмотри в зеркало!

Тул, на которого как раз подействовал свежий фентаниловый пластырь, закрыл глаза.

– Вертушки. Офигеть, – сказал он и тут же снова провалился в сон.

Чаз остановился у водослива, влез в свои сапоги, схватил клюшку и побрел в болотную жижу. Он насчитал в небе семь вертолетов, все кружили на разной высоте. Казалось ужасающе очевидным, что они следили за ним, поэтому Чаз осторожничал и брал пробу старательно и неторопливо. Он изо всех сил пытался вести себя хладнокровно, но изрядно напрудил в штаны, когда небесно-голубой вертолет снизился и завис прямо у него над головой.

Когда Тул снова проснулся, Чаз уже спешил назад по дамбе. Вертолеты улетели.

– Дай сотовый, – попросил Чаз.

– Чё это?

– Мне надо позвонить Реду.

Тул бросил трубку Чазу, потному и багровому от злости. Чаз нажал кнопку вызова офиса в Лабелль и потребовал соединить его с мистером Хаммернатом.

– Где он? На рыбалке? Замечательно, – рявкнул Чаз на секретаршу Реда.

Тул сонно улыбнулся. Рыбалка – прекрасный способ провести день.

Чаз кипел:

– Тогда переключите меня на его голосовую почту.

– Потом перезвони, – посоветовал Тул.

– Нет, нет, это не может ждать. Ред? Ред, это Чаз. Слушай меня как следует: мы выбрались сегодня ко второму водосливу, и тут в небе полно, нафиг, вертолетов – не знаю, кто они, откуда взялись и что вообще за дела. Но поскольку ты единственный мой знакомый, кто может себе позволить нанять целый вертолетный флот… я вот что пытаюсь тебе сказать, Ред: будь осторожен. Очень, очень осторожен. Ты же не хочешь, чтобы со мной приключилась беда, совсем не хочешь. Ты хочешь, чтобы я был счастлив, спокоен и невозмутим, а это ничуть не похоже на то, как я себя теперь чувствую – черт, проклятая машина меня отключила!

От волнения Чаз задыхался. Тул схватил телефон и сказал:

– Парень, да ты совсем рехнулся.

– Это вы мне и внушаете, а? Это ваш тайный план, верно?

Чаз высунул голову из «хаммера» и беспокойно уставился вверх. Небо было ярким, чистым и пустым, не считая одинокого грифа, что парил высоко в теплых воздушных потоках.

Джои Перроне вспомнила, что «Славные парни» – один из любимых фильмов ее мужа, и это подсказало ей план с вертолетами. Корбетта идея увлекла, он сказал, что это будет захватывающее зрелище. Он сам позвонил в службу проката и заплатил по счету – больше двадцати трех штук – своей платиновой кредиткой. Джои не любила летать из-за того, что случилось с родителями, но Корбетт пообещал, что ей понравится.

– Вертолеты – это балдеж, – сказал он.

И был прав. Небесно-голубой «Белл Рейнджер» подобрал их на острове и низко полетел сперва через залив, потом вдоль берега. Корбетт сидел рядом с пилотом, Джои – рядом с Миком Странахэном, обеими руками вцепившись в его левый локоть. Он показал ей Стилтсвиль, где когда-то жил, потом Ки-Бискейн, Саут-Бич, многоэтажное ущелье Коллинз-авеню. Вертолет заложил вираж и полетел над плотно застроенными пригородами, исчерченными невероятно загруженными дорогами. Джои видела межштатную магистраль, заблокированную в обоих направлениях из-за аварии: у водоворота затора мигали красные и синие огни «скорой помощи».

Корбетт повернулся и закричал, перекрывая грохот винта:

– Без обид, сестренка, но я б скорее себе иголки под ногти загнал, чем стал тут жить.

Позже, когда пилот повернул на север, Джои услышала, как ее брат чуть не подавился от отвращения при виде западного округа Бровард, где новые и новые микрорайоны язвой расползались во все стороны, тьмы и тьмы домов-близнецов, так тесно прижатых друг к другу, что казалось, можно пройти многие мили по крышам, ни разу не спустившись на землю. Промежутки между домами заполняли офисные парковки, торговые комплексы и гигантские авторынки – на солнце жарились бесконечные акры «тойот» и «крайслеров». Лишь узкая грязная полоска дамбы отделяла галдящий людской поток от Эверглейдс.

– По крайней мере, они оставили пару озер для ребятишек, – заметила Джои.

Мик грустно покачал головой.

– Это карьеры, – объяснил он. – Сотни футов глубиной. Оттуда вынимали щебень для домов и дорог.

– А что здесь было раньше? До всего этого?

Он указал вперед, на ту сторону дамбы.

– Вот что, – сказал он. – Самая широкая река на свете.

Корбетт саркастично хмыкнул.

– Я только что видел дерево! – заорал он. – Богом клянусь. Настоящее дерево!

Вскоре городская застройка уступила место влажным зарослям меч-травы, что волновались на свежем весеннем ветру, словно затопленная пшеница. Не считая редких катеров – пятнышек размером с москита на желто-коричневом пейзаже, – следов человека не видно. Странахэн заметил трех оленят, которые поскакали под защиту островка деревьев, и до Джои дошло, что, помимо случайных енотов-помоечников, это первые по-настоящему дикие животные, которых она увидела после переезда во Флориду. Ее всегда интересовали Эверглейдс, но Чаз отказывался брать ее с собой в поле под предлогом того, что это нарушает правила его отдела. То, что он никогда не рассказывал об Эверглейдс – минус нытье по поводу змей и насекомых, – еще больше ошеломило Джои теперь, когда наконец она все увидела своими глазами. Как мог Чаз – биолог, в конце-то концов, – не быть ослепленным этим великолепием?

Но болота его явно не ослепляли. Он предал Эверглейдс так же равнодушно, как предал Джои. Он – эта жадная свинья, за которую она вышла замуж, – продал их, и мегатонны ядовитого дерьма день и ночь сливались в блистающие воды внизу. «Может, – думала Джои, – для такой бессердечной скотины нет особой разницы, убить место или убить человека».

– Посмотри-ка, – сказал Странахэн.

Прилетели остальные вертолеты, шесть штук, и принялись нарезать концентрические круги по часовой стрелке. Настоящее шоу. Джои повернулась к Корбетту:

– Ты превзошел самого себя. Просто фантастика!

Желтый «хаммер» Чаза Перроне сложно было не заметить, даже если бы за ним по дамбе не летел хвост пыли. Странахэн протянул Джои бинокль, и она разглядела растрепанную на ветру голову мужа, высунутую из водительского окна и задранную к небу.

– По-моему, он не рад, – отметила она, и ее брат весело хихикнул.

Их пилот беседовал по радио, перепроверяя траектории и высоты полета остальных вертолетов. В разговор вмешалась «Сессна» полиции Палм-Бич, и сержант Робинсон осведомился о причинах такой вертолетной активности. Пилот небесно-голубого «Белла» ответил, что они репетируют воздушную погоню для нового фильма бондианы, и эта эффектная ложь подействовала безупречно: полицейская «Сессна» заложила крутой вираж и улетела прочь. Как известно, власти Южной Флориды подлизываются к киноиндустрии: например, как-то раз они перекрыли основные автострады, чтобы сцену гонок вампиров-подростков можно было снимать и переснимать, не нарушая художественного замысла.

Когда Чаз наконец остановил «хаммер» и побрел в воду, Джои настояла на бреющем полете у него над головой. Однако это Корбетт уговорил пилота зависнуть прямо над непокрытой башкой зятя. Вертолет замер достаточно высоко, чтобы Чаз не разглядел пассажиров, – впрочем, он даже не пытался. Забавно было наблюдать, как неуклюже он возится с бутылкой, делая вид, что не замечает ни тени вертолета, ни его оглушительного грохота.

– Хватит, – крикнула Джои, и пилот увел вертолет.

Они кружили выше, снижаясь по очереди с другими вертолетами, пока Чаз не закончил с пробой и не умчался на своем внедорожнике прочь.

– Как по-твоему, что он думает? – спросил Корбетт.

– Ничего хорошего, – ответила Джои.

Мик Странахэн засмеялся:

– Это он еще газету не видел.

Позже, вернувшись на остров, они все на «Китобое» отправились на рыбалку. Странахэн выудил несколько приличных желтохвостов и поджарил их по-кубински на ужин. После ужина Корбетт закурил сигару, а Джои продемонстрировала шелковую юбку от Майкла Корса, которую купила в «Галерее». Мик откупорил бутылку австралийского каберне. Втроем они сидели на дамбе и смотрели, как садится солнце, а Сель водрузил свою черную морду Джои на колени.

– Что мне сказать про тебя в четверг? – спросил Корбетт. Он составлял речь для поминальной службы.

– Можешь сказать, что я была доброй и любящей сестрой, – предложила Джои.

– Да ну, для нас слабовато.

– Скажи, что она была настоящей тигрицей, – высказался Странахэн. – Что она никогда не сдавалась.

Корбетт просиял:

– Мне нравится.

– Скажи, что она была полна жизни и у нее было большое сердце.

– Не большое, а глупое, – поправила его Джои.

– Неправда. – Мик коснулся ее руки.

– Я скажу, что ты была идеалисткой, – решил Корбетт.

Джои нахмурилась:

– Это синоним «наивной».

– Да, и не забудь сказать, что у нее были шикарные ноги, – напомнил Странахэн.

– Что ж, почему бы и нет? – фыркнул Корбетт.

Джои закрыла уши руками:

– А ну, прекратите немедленно.

Времени не хватило, и Корбетт не смог найти хор, поэтому пришлось удовольствоваться гитарным трио.

– Они исполняют фолк-мессу в католической церкви Лайтхаус-Пойнт. Священник говорит, они вполне пристойны.

– Что, если Чаз не придет? – спросила Джои.

Корбетт задрал свой рыжеватый подбородок и выпустил кольцо дыма:

– О, он придет. Он знает, как плохо это будет выглядеть, если он не явится.

Странахэн согласился:

– Сейчас он до смерти боится сделать неверный шаг. Ему теперь осталось только до упора играть безутешного вдовца.

– Господи, как бы я хотела посмотреть, – протянула Джои.

Странахэн уставился на нее:

– Даже и думать забудь. Ты обещала.

– Но я могу так загримироваться, что он ни за что меня не узнает.

– Джои, это же не «Шоу Люси»[61], – сказал ее брат. – Парень пытался тебя убить.

Некоторое время она молчала, потягивая вино и поглаживая лоснящуюся шею Селя. Солнце скрылось за горизонтом, и небо над заливом Бискейн меняло окрас с золотого на розовый, с розового – на пурпурный. Джои думала, что ее муж наденет на службу. Где сядет. Что может сказать ее друзьям. Заметит ли Розу на передней скамье. «Разумеется, он заметит Розу».

– Да, это был первоклассный закат, – признал Корбетт и щелчком выбросил сигару в воду. Шипение разбудило добермана. Корбетт свистнул, и собака поднялась на ноги.

Странахэн тоже встал.

– Давайте-ка еще раз посмотрим видео.

Корбетт отметил, что вышло на удивление хорошо, учитывая, что снимали с одного дубля.

– У вас обоих есть будущее на телевидении.

– Слушайте, я тут подумала. – Джои встала и разгладила юбку. – А вдруг Чаз собирается что-нибудь сказать на службе? Вдруг этот придурок считает, что должен встать и толкнуть речь?

– Уверен, он как раз ее готовит, – подтвердил Корбетт. – Я уже оставил ему сообщение на автоответчике. Сказал, что у него будет пять минут, чтобы поведать всем с амвона, какой святой женщиной ты была. Велел ему хорошенько постараться.

Капитан Галло указал на банки на столе Карла Ролваага:

– Это самые плохие анализы мочи, какие я только видел за свою жизнь.

Из уважения к его чину Ролвааг изобразил смешок:

– Это просто вода.

– И где она побывала? В кишках усопшего буйвола?

– Вода из Эверглейдс. – Детектив собирался спрятать банки в столе, дабы избежать как раз такого разговора. Обычно Галло обедал существенно дольше, но, видимо, сегодня дежурная девка его продинамила.

Капитан с отвращением таращился на мутное содержимое банок:

– Боже, там внутри всякие жуки плавают и какое-то дерьмо.

– Точняк, – подтвердил Ролвааг.

– Могу я спросить, какого черта оно тут делает?

В отличие от большинства детективов, Ролвааг не любил врать капитану Галло в лицо, даже когда это было в высшей степени разумно. Но на сей раз он попытался.

– Это для моих змей. В водопроводной воде слишком много химикалий, – объяснил Ролвааг. – Всякие там фториды и хлор не слишком полезны для их здоровья.

– А это дерьмо полезно? – недоверчиво спросил Галло. – Без обид, но ты рехнулся. Ты знаешь хоть кого-нибудь, чьим питомцам нужна болотная вода и живые крысы?

Детектив пожал плечами. Если рассказать Галло правду, это ничего не решит. Он посмеется над вылазкой Ролваага в поле – мол, пустая трата времени, каковой она безусловно не была. По карте Марты Ролвааг поехал на участок забора проб рядом с «Фермами Хаммерната». Там он босиком побрел в заросли рогоза и наполнил три банки водой цвета корневого пива, которую потом отвез знакомому профессору во Флоридский Атлантический университет. В любительских образцах Ролваага оказались запрещенные уровни взвеси фосфора – 317 327 и 344 частей на миллион соответственно. Данные резко отличались от результатов исследований доктора Чарльза Перроне – в сточных водах овощных ферм он стабильно обнаруживал всего 9 частей на миллион.

Ролвааг не поделился результатами своих тестов – а также своими скверными выводами – с коллегами Перроне по отделу контроля за использованием водных ресурсов. Вежливо уходя от расспросов, он отчетливо понял, что ни один из них не расстроится, если Чаза уволокут прочь в наручниках. Детектив не сообщил им никаких деталей расследования: не исключено, что подделка данных о составе воды не связана со смертью жены ученого. Если последняя воля и завещание Джои Перроне настоящие, Чаз мог убить ее просто ради денег. Если завещание – фальшивка и наследство Джои не было мотивом, Чаз мог ее убить по дюжине банальных причин, которое доводят супругов до смертоубийства.

Если рассказать капитану Галло о фосфорной афере, тот либо вытаращится недоуменно, либо презрительно фыркнет и немедленно опишет, как трудно разъяснить столь загадочный мотив суду присяжных. Однако доказательства того, что Чарльз Перроне подделывал данные по Эверглейдс, были очень важны для Карла Ролваага. Это придавало странной афере с шантажом гораздо более зловещий смысл, если учесть, что угрожало Сэмюэлу Джонсону Хаммернату. Если его незаконная сделка с биологом вскроется, его карьере конец, как финансовой, так и политической. Нарушения норм загрязнения повлекут за собой внушительные правительственные штрафы, а подкуп госслужащего – уголовное преступление, наказуемое тюремным сроком. Даже если Ред Хаммернат умудрится избежать приговора, одна только дурная слава навсегда запятнает репутацию его компании. Ролвааг верил, что наглый магнат сделает все возможное, чтобы защитить себя от шантажиста, а также от Чаза Перроне, чья верность мгновенно испарится, едва за спиной лязгнет тюремная дверь.

Когда Галло спросил, как подвигается расследование, Ролвааг ответил:

– Не очень. Я получил разные оценки завещания миссис Перроне. Ее брат считает, что это подделка. К сожалению, так же считает и один из двух моих экспертов-графологов.

– Значит, кто-то пытается засадить муженька за решетку?

– Не исключено. Чаз мало кому по душе.

Ролвааг судорожно чихнул. Сегодня капитан опять полил себя одеколоном, как из пожарного шланга.

– Очень плохо, – произнес Галло. – Я-то думал, мы поймали удачу за хвост.

– Я тоже.

– Так что, ты наконец готов это бросить? – с надеждой спросил Галло.

– Если только ничего не случится, я прямо не знаю, что и делать, – ответил Ролвааг. На самом деле он точно знал, что делать: сидеть и наблюдать. – Нет смысла биться головой об стенку, – добавил он.

– Ты здорово потрудился, – признал Галло.

– Да уж.

– Кстати, Карл, я получил твое заявление об отставке. Я его порвал и выбросил в мусорную корзину.

– Ничего страшного, – ответил Ролвааг. – Я снял копии.

– Ты еще не оставил эту идиотскую мысль?

– Я ухожу, капитан. Я серьезно.

– В Эдину, штат Миннесота? Уезжаешь из Флориды?

– Жду не дождусь, если честно.

В «Сограсс-Гроув» пропал еще один пес, карликовый пудель. Насколько Ролвааг знал, питоны многодневных пирушек не закатывают, но нельзя исключить их вину. Похоже, нечто охотилось на питомцев его соседей, и его пропавшие змеи – главные подозреваемые. Детектив собирался отправить анонимный чек на тысячу долларов каждой из скорбящих пар, каковое действие очистит ему не только совесть, но и банковский счет.

– У тебя тут блестящее будущее, – сказал Галло.

Ролвааг постарался скрыть веселье.

– Сам человек заметил, как хорошо ты работаешь, – доверительным тоном прибавил Галло. Человек – в смысле, шериф.

– А я думал, он рассвирепел из-за того, что я допрашивал Хаммерната, – возразил Ролвааг.

– Черта с два, Карл. Он прикрывал себе задницу, вот и все. Он твой большой фанат, поверь. – Детектив ни на секунду не поверил, что шериф его «фанат», и еле нашел в себе силы казаться польщенным. – Ради Христа, – продолжал Галло, – что мне сделать, чтобы изменить твое решение? Только не говори: «Предъяви обвинение Чарльзу Перроне».

– Не волнуйся, – улыбнулся Ролвааг.

Перроне совершенно точно столкнул ее за борт круизного лайнера, но его никогда не арестуют за убийство жены, – с этим детектив смирился. От унизительного разочарования Ролваага спасли банки мутной жидкости на столе – болотной воды, приправленной худшими удобрениями, что производило человечество. Чаз Перроне ради денег мог предать столь святое место, как Эверглейдс, и это – доказательство его врожденной лживости, отвратительной аморальности и общей никчемности. А раскрытие подлого преступления биолога, хоть и подтвердило подозрения Ролваага насчет так называемого ученого, оказалось скорее иронией судьбы, чем подлинным разоблачением.

Потому что Чарльз Регис Перроне обречен.

Детектив никогда и ни в чем не был так уверен. Проанализировав каждый обрывок информации, который попал к нему в руки, Ролвааг осознал, что больше ни минуты не должен тратить на попытки засадить Чаза Перроне в камеру смертников.

Парень уже не жилец. Спекся.

Он самонадеян и импульсивен, и Сэмюэл Джонсон Хаммернат его устранит. Даже захоти Ролвааг вступиться, он лишь отсрочил бы неминуемое.

Чаз Перроне, согласно наблюдениям его шурина, – неисправимый идиот. Если бы Перроне хоть на миг испугался, что его махинации всплывут на свет, он тут же переметнулся бы и настучал на Реда Хаммерната, стараясь подать себя в наименее преступном свете. И кто может предвидеть такое развитие событий скорее или яснее, чем тот, кто нанял молодого биолога именно за его малодушие и легкомысленную лживость? Ред Хаммернат за милю чует запах паленого и ни за что не станет спокойно дожидаться, пока его поджарят.

Карл Ролвааг мог теперь покинуть Южную Флориду умиротворенным, если не удовлетворенным. Чаз Перроне никогда не будет осужден за убийство жены, однако будет наказан.

Лишь одно продолжало мучить детектива – ниточка, которая протянулась от стандартного запроса в «Америкэн Экспресс». Через двенадцать дней после того, как Джои Перроне упала за борт, кто-то использовал ее кредитную карту, чтобы взять напрокат «шевроле-субурбан», а также купить женские туфли, косметику, дизайнерские солнечные очки и груду модной одежды, в том числе раздельный купальник «Барберри». Ролвааг не верил, что Чаз Перроне настолько лишился рассудка (или развил вкус), чтобы устроить такой кутеж в магазине, хотя, возможно, одна из его знакомых женщин нашла и прикарманила золотую кредитку Джои, пока была у Чаза в гостях.

– Поверить не могу, что ты и вправду пакуешь свое барахло, – ныл Галло, упершись костяшками в стол Ролваага. – Поверить, блин, не могу, что ты это делаешь.

Детектив сконфуженно улыбнулся.

– Я скучаю по снегу, – сказал он.

Еще один, последний визит в «Дюны восточного Бока, ступень II». Потом можно загружать фургон.