Пока Роза и Джои делились новостями, Мик выставил стол для пикника и приготовил ланч: похлебка из моллюсков, грейпфрутовый салат, сэндвичи с сардинами и сангрия. Жара не мучила, никто никуда не спешил, и Роза часто перебивала Джои, чтобы обругать Чаза Перроне.
– Вот ведь сукин сын, – сказала она минимум в пятый раз. – До сих пор поверить не могу, что он столкнул тебя за борт!
– А я поверить не могу, что не сломала себе шею, – отозвалась Джои.
– Ты у копов не была?
– Мне так больше нравится. Так я получу ответы на свои вопросы.
– К слову об ответах. – Роза порылась в сумочке. – По-моему, я нашла в библиотеке то, что ты просила.
Она предъявила стопку отксеренных вырезок из газет. Странахэн усмехнулся, прочитав первый заголовок вслух:
– «МЕСТНЫЙ ФЕРМЕР ВЫЗВАН В СУД ЗА ЗАГРЯЗНЕНИЕ БОЛОТ».
– Какой сюрприз, – пропела Джои.
Роза шумно атаковала морковку.
– Ну, рассказывай. Кто такой этот Сэмюэл Хаммернат и что его связывает с твоим мужем?
– Он – хозяин Чаза, – ответил Мик, – по крайней мере, очень на то похоже.
Джои рассказала об анализах воды Эверглейдс и о новом внедорожнике, который купили Чазу «Фермы Хаммерната». Роза обняла ее в утешение:
– Только без обид, солнышко, но я всегда знала, что этот парень – кобель. Ну, и что дальше?
– Мой брат прилетает в Лодердейл в понедельник.
Рози заинтересовалась:
– Этот, из Австралии, которого никто никогда не видел?
– Из Новой Зеландии, – поправила Джои. – Только ты и Корбетт знаете, что я жива. Ну, не считая Мика.
– Который мне, кстати, даже не рассказал, как вы познакомились.
Джои скорчила Мику гримаску – мол, ты что, издеваешься?
– Вообще-то он спас мне жизнь, – сообщила она. – Это он меня из океана вытащил.
Роза потянулась к кувшину с сангрией.
– Это так невероятно романтично. Он тебя правда спас? Чтобы ты не утонула?
– И от акул тоже, – сухо добавил Мик. – И от гигантских осьминогов-мутантов.
Джои ущипнула его за ухо. Она была рада, что он остыл после Фламинго. Он здорово разозлился, узнав, что она выходила из мотеля поболтать с телохранителем Чаза.
– Я так понимаю, твой брат приезжает, чтобы надрать Чазу Перроне его трусливую задницу, – произнесла Роза.
– Он бы с удовольствием, но нет, – ответила Джои. – Он организует службу в память обо мне в какой-нибудь церкви Бока. Мы дадим объявление в газеты.
Роза посмотрела на Странахэна, потом опять на Джои:
– Ну вы и злыдни.
– Мы просто ангелы по сравнению с Чазом, – возразил Мик.
Роза поставила стакан и потерла руки:
– Ну так что? Чем я могу помочь?
– Ты можешь прийти на службу, – начала Джои.
– Само собой.
– И закадрить моего мужа.
Роза на секунду задумалась:
– Мне придется с ним спать?
– По-моему, лучше не стоит, – ответила Джои.
У Чарльза Региса Перроне был богатый опыт общения с оскорбленными женщинами, и для Рикки он выложился по полной программе. Двенадцать дюжин роз на длинных стеблях, шоколадные конфеты «Годива», большая бутылка «Дом Периньон» – все было доставлено в ее квартиру в субботу после обеда. Но она по-прежнему не отвечала на звонки. Ее упорный отказ общаться не только раздражал, но и возбуждал Чаза: эта жесткая, командирская сторона Рикки прежде была ему незнакома. Он ни на секунду не усомнился, что рано или поздно она согласится встретиться и он снова завоюет ее с помощью своего надежного арсенала – театрального шарма, притворной искренности и незабываемого секса. В третий раз нажав на кнопку звонка, Чаз проверил, в кармане ли возбуждающие синие пилюли, которые станут решительным доводом, если ничто другое не поможет.
– Пошел вон, – приказала Рикка из-за двери.
– Сладкая моя, ну пожалуйста.
– Иди ты к черту, Чаз.
– Золотко, это нечестно.
Чаз услышал щелканье замка, и дух его взмыл к высотам. Дверь открылась, и Рикка спросила:
– Что это за чертовщина с тобой стряслась?
– Москиты.
– У тебя уши как гнилые гуавы.
– Ну спасибо, блин. Могу я войти?
– У тебя есть пять минут.
Чаз шагнул внутрь. Попытался обнять Рикку, но она вырвалась.
– А где розы? – спросил он.
– На помойке, – ответила Рикка.
Чаз вздрогнул, подумав о счете из цветочного магазина.
– А шампанское я вылила в унитаз, – добавила она.
– Понятно. А конфеты?
– Ну нет, конфеты я сохранила, – призналась Рикка, – кроме нуги. У тебя осталось четыре минуты.
Она прислонилась к двери и вцепилась в дверную ручку. Мятый свитер, никакого макияжа. Явно измученная.
– Что происходит? Почему ты не хочешь меня видеть? – спросил Чаз.
– Потому что ты убил свою жену.
– Кто тебе сказал?
– Парень, который все видел своими глазами.
Чаз ощутил, как кровь отхлынула от лица. Он попятился, привалился к стулу и рухнул.
– Он видел, как ты столкнул Джои за борт, – сказала Рикка. – Описал мне в подробностях, как именно ты это проделал.
– И ты ему поверила? – Голос Чаза дрожал, как у Слима Уитмана[49].
– Как ты схватил ее за лодыжки и перекинул назад через перила, – продолжала она. – Боже, я две ночи не могла уснуть.
– Парень просто пытается вытрясти из меня деньги. Он услышал о Джои в новостях и…
– Знаешь, у меня это в первый раз, Чаз. Я еще никогда не встречалась с женоубийцей.
– Подожди. Ты поверила какому-то незнакомцу, какому-то грязному жулику…
– Ты сказал детективу, что я – ваша уборщица. – В голосе Рикки звенел лед. – Уборщица?
Чаз про себя выругался. Он вспомнил, как Ролвааг прижал его в вестибюле «Мариотта» и спросил про телефонный звонок. Коп даже блокнота не открывал, поэтому Чаз плюнул и забыл. А оказывается, у паршивого ублюдка феноменальная память.
– Ролвааг к тебе приходил?
Рикка вяло кивнула:
– Задавал всякие разные вопросы.
Чаз ощутил вкус желчи во рту и с трудом сглотнул:
– Слушай, Рикка, а что я, по-твоему, должен был сказать? Что ты моя любовница? Парень только и мечтает схватить меня за горло.
– И не говори. Он не поленился проследить звонок.
– Мне очень жаль. Очень, – произнес Чаз. – Ты даже не представляешь, как мне плохо.
Рикка ничуть не смягчилась:
– Мне вот что интересно: почему он тебе не верит?
– Кто, коп? Да ладно тебе, – презрительно засмеялся Чаз. – Просто пытается свои ставки поднять, арестовать доктора за убийство.
Рикка закатила глаза – мол: «О боже, опять этот твой "доктор"».
– Пойдем, перекусим чего-нибудь.
– Я не голодна, – отказалась она, – и твое время вышло.
Она открыла дверь и знаком велела ему убираться. Это оглушило Чаза.
– Не делай этого, – сказал он. – Не бросай меня так просто, умоляю тебя, Рикка.
И, видит бог, он ее действительно улолял.
– Все кончено, – заявила она.
– Выпьем по бокалу. Дай мне шанс изменить твое решение.
– Нет, Чаз.
– Всего один несчастный бокал. Ты не пожалеешь.
– Хорошо, но не здесь. А то ты потащишь меня в постель.
Чаза захлестнула волна облегчения.
– Только скажи где.
Рикка выбрала бар неподалеку в кегельбане за его оглушительное отсутствие интимности. В субботу вечером показывали матчи Лиги чемпионов, и Чазу проще было бы докричаться до Рикки, если б они сидели в сердце Багдада под обстрелом крылатыми ракетами. Пока Рикка ходила в дамскую комнату, он выудил из кармана флакончик с синими пилюлями и, дабы не повторилось болезненное свидание с Медеей, вытряхнул на ладонь всего одну таблетку. Он проглотил ее, не запивая, и глянул на часы. Волшебное зелье начнет действовать через час, и он надеялся, что за это время ему удастся растопить Риккино сердце.
Когда она вернулась, Чаз рискнул нежно пожать ей локоток, но она отпрянула, как будто Чаз с головы до ног в гнойниках. Его ошеломила эта непоколебимая враждебность, а равно самодисциплина. Он успел пропустить три мартини, прежде чем она выцедила половину своего легкого «Миллера». Сквозь гармоничное громыхание кеглей он беспрестанно извинялся за то, что назвал ее «уборщицей», – он вычислил, что это гораздо непростительнее женоубийства.
Но Рикка не уступила.
– Пора уходить, – сказала она.
– Нет еще. Позволь мне закончить.
Чаз считал себя мастерским треплом, но дешевая водка, похоже, притупила его способности к импровизации. Неожиданно для самого себя он выпалил:
– Ролвааг рассказал тебе про завещание Джои?
– Нет, – ответила Рикка. – Но ты говорил, что она отписала все деньги животным. Якам и пандам, по твоим словам.
– Да, так она мне сказала. Но вчера этот коп появился на пороге с новым завещанием – спрашивал, что я об этом знаю. Завещание, которое Джои подписала, типа, месяц назад!
– Ну и что?
– Солнышко, она оставила все мне.
– С какой стати она сделала такую глупость?
Чаз наклонился к ней и понизил голос:
– Тринадцать миллионов баксов!
– Сможешь купить на них кучу сигарет в тюрьме. Пора учиться курить.
– Три раза «ха», – уныло фыркнул Чаз. Как это может быть – новости о его грядущем богатстве не разожгли ее рвение по новой. Что случилось с игривой, свободомыслящей девушкой, которая выкрасила свой лобок в зеленый и выбрила его в форме трилистника?
– Ты что, не поняла, что это значит? – настаивал он. – Ты только подумай, что мы можем сделать с тринадцатью миллионами долларов в кармане, в какие потрясающие места поехать, какое клевое барахло накупить.
– Чаз, ты пришил свою жену.
– Как ты можешь так говорить?
– Отвези меня домой, – приказала Рикка, – немедленно.
На парковке она заметила его неестественно прямую походку.
– Подвернул колено, – пробормотал он.
– Когда? Когда слезал со стула в баре? Повернись, я хочу кое-что проверить.
– Забудь.
– Чаз, повернись.
Он был слишком тщеславен и не стал отказываться. Даже перед лицом столь непостижимой холодности Чаз верил, что один вид наливающейся выпуклости в его штанах способен покорить Рикку. Однако реакция ее была далека от восхищения или предвкушения:
– Ты что, серьезно? – только и сказала она.
Чаз завел старую проверенную пластинку:
– Я ничего не могу поделать, детка. Видишь, как ты на меня действуешь?
– Ух ты. Хочешь, помогу тебе справиться?
Чаз утвердительно застонал. Опрометчиво: Рикка врезала ему коленом, и он снова застонал, но уже не от желания.
– Я хочу домой, – сказала она. – Вбей это себе в башку.
Они ехали в молчании, в голове у него шумело. С Риккой определенно будут проблемы. Гигантские проблемы. Хоть она и не может напрямую обвинить его в исчезновении Джои, прокурор использует ее, чтобы обосновать весьма дурнопахнущий сценарий убийства – хорошенькая любовница и неожиданное наследство. Судя по ее поведению, Рикка с удовольствием исполнит свой гражданский долг и даст показания. Чуточку поуговаривать – и она поделится с истекающими слюной присяжными изрядно приукрашенной версией своего романа и предельно низкой оценкой человеческих качеств доктора Чарльза Перроне. Ее появление в суде будет настоящей катастрофой.
– Скажи мне, только честно, – попросил Чаз, – ты что, вправду веришь, что я столкнул Джои за борт?
– Да.
– Ты поверила совершенно незнакомому человеку, какому-то гаду, который приперся в салон и рассказал тебе дикую историю?
– Я знаю, когда мужчины говорят мне правду, – сказала Рикка. – Это бывает нечасто, но уж когда бывает, я это точно знаю. И, кстати, не такой уж он и гад.
– Ты что, смеешься? Да он настоящее животное! Чуть не забил меня веслом до смерти.
– Ну да, конечно.
– Ты посмотри на мой нос! – Чаз поразился: похоже, Рикка встала на сторону шантажиста. Внезапно он вспомнил интригующее открытие Тула: у шантажиста есть подружка.
«О господи, – подумал Чаз. – Теперь все ясно. Ублюдок выследил Рикку и попытался вытянуть из нее побольше грязи. Она согласилась, но при условии, что он возьмет ее в долю. И вуаля, мы во Фламинго».
Рикка и была той девушкой, которую Тул видел в доке! Она заодно с мошенником!
– И много ты этому парню рассказала? – осторожно спросил Чаз.
– Которому из двух – копу или шантажисту?
– Шантажисту.
– Ничего, Чаз. Я только слушала.
– Ага, как же.
Рикка уставилась на него:
– Да пошел ты.
– А Ролваагу? Ему ты что рассказала?
– Что на самом деле я никакая не прислуга. Объяснила ему, что тут какое-то недоразумение.
– Так, – сказал Чаз. – Значит, теперь он все о нас знает.
– Он бы все равно узнал.
– Не сомневаюсь.
– Слушай, ты пропустил мою улицу, – возмутилась Рикка.
«Разве у меня есть выбор?» – подумал Чаз.
– Куда ты едешь? Разворачивай, – потребовала она. Чаз достал из-под сиденья кольт, который перезарядил
перед тем, как выйти из дома. Наставил кольт на Рикку:
– Мы не едем домой.
– Ты что, собираешься меня изнасиловать?
– Ты себе льстишь.
Двадцать минут он ехал на запад по дороге вдоль канала Хиллсборо по направлению к Национальному заповеднику Локсахатчи, заповеднику, что расползся на западном шельфе Эверглейдс. Рикка молча кипела; Чаз левой рукой держал пистолет на уровне ее сердца. Он дивился собственной невозмутимости, уверенности и ясной голове. Один раз, когда Рикка подергала дверной замок, Чаз поднял пистолет к ее виску. Рука его оставалась прямой и твердой. В мерцании огоньков приборной панели он видел, как Рикка уставилась на него широко открытыми, холодными глазами.
Наконец-то она испугалась.
Чаз повернул на грязную тропу к закрытым металлическим воротам. Насвистывая себе под нос, он включил дальний свет, направил внедорожник с крутой насыпи и громыхал вдоль неглубокого кювета, пока не объехал дорожное ограждение. Потом газанул и вернулся на узкую, изрезанную колеями дамбу, где перед ними лежала только укрытая плащом ночи дикая природа.
– Боже мой, – сказала Рикка.
Чаз хранил молчание. Главное – сосредоточиться. Убивая Джои, он ни разу не отвлекся, не отступил от намеченного сценария, не вышел за рамки.
– Когда это ты купил пушку? – спросила Рикка. – Я думала, ты ненавидишь оружие…
Кончиком ствола с накладками Чаз нажал кнопку на CD-плеере, и в салоне «хаммера» взорвались Джордж Т. и «Делаверские разрушители». Пронзительная слайд-гитара стерла Риккины жалобы, и Чаз благодарно соскользнул в грохот музыки – это еще лучше, чем превышение скорости.
Он ехал по дамбе еще пятнадцать минут, затем притормозил и велел Рикке выйти. Он стояла щурясь в свете фар, смахивала насекомых с лица и старалась не сорваться. Чаз ощутил легкое неприятное жжение в животе. Он бы предпочел беззвучно напасть из засады, как с Джои, но Рикка не оставила ему такой возможности.
– Так это правда насчет твоей жены, – выдавила она.
– Да, боюсь, что правда.
– Чаз, как ты можешь так со мной поступить?
– Так же, как и с ней.
Он сидел на капоте «хаммера» между фар и целился. Тул поможет ему избавиться от машины Рикки и навести порядок в ее квартире. Сделать вид, что она рванула из города.
– Ты не можешь меня убить, Чаз. Ты не можешь, – заявила она. – Джои не смотрела тебе в глаза, как смотрю я. Она не знала, что ее ждет.
«Это, – про себя посетовал Чаз, – как раз такая неприятная сцена, какой я хотел избежать».
– Я вот чего не понимаю, – сказал он, – какого черта ты спала со мной, если тебя так волнует моя жена.
Рикка будто съежилась.
– Ну? – не отступал Чаз.
– Потому что я была дурой.
– Дальше.
– И эгоисткой, – хрипло добавила она.
– Это уже что-то. Расскажи мне о себе и о шантажисте, – велел он. – У вас чисто деловые отношения, или с ним ты тоже трахаешься?
– О боже. Ты совсем чокнулся, – ощетинилась Рикка. Она приложила ладонь козырьком к глазам, чтобы лучше его видеть:
– У тебя рука дрожит.
– Черта с два.
– Сам посмотри, Чаз.
– Заткнись.
– К тому же у тебя до сих пор стоит. Что, блин, вообще происходит?
А Чаз-то всеми фибрами души надеялся, что она не заметит. Черт, невероятные пилюли.
– Плохо уже то, что ты наставил на меня пушку, – продолжала Рикка, – но еще и это?
Он прикинул, что до нее футов тридцать – попасть нетрудно.
– Развернись, – приказал он.
– И не подумаю.
Болото за ее спиной битком набито здоровенными аллигаторами. Вне света фар Чаз различал не меньше полудюжины больших глаз, мерцающих, как угольки. К рассвету Риккино тело исчезнет. Что не съедят аллигаторы, то сожрут черепахи и еноты.
– Я не отвернусь! – повторила она.
– Тогда стой, как стоишь. – Чаз навел на нее короткий ствол, держа кольт обеими руками, – он тысячу раз видел такое по телевизору.
«Господи, она права. Я, блин, трясусь, как алкаш».
– Чаз, ты сам не понимаешь, что делаешь.
– Стой смирно, я сказал.
– Это большая ошибка. Худший кретинизм из всех кретинизмов…
Он задержал дыхание и нажал на курок. Рикка вскрикнула, но не упала.
– Ты, гандон вонючий, – заорала она, подпрыгивая. – Это даже не смешно!
«Офигеть, – подумал Чаз, – она считает, что я специально промахнулся. Или, может, что я стреляю холостыми».
Он напрягся и еще раз прицелился, недоумевая: «Как, ради всего святого, я умудрился ее не зацепить? Она же в сто раз больше, чем тот проклятый кролик».
Второй выстрел зацепил ее по левой ноге, и Рикка крутанулась вокруг своей оси. К удивлению Чаза, она так и не упала.
– Посмотри, что ты сделал! – Она схватилась за пораненную ногу. – Ты что, совсем рехнулся?
«Невероятно, – подумал Чаз. – Надо было взять ружье для охоты на буйволов».
Еще один москит ужалил его в щеку, и Чаз прихлопнул его так яростно, что соскользнул с капота «хаммера». Рикка воспользовалась передышкой и неожиданно резво похромала в темноту. Чаз собрался с силами и погнался за ней, убыстрив шаги, когда впереди замелькала серая кофта. Он ее уже почти догнал, когда Рикка неожиданно свернула с колдобистой дороги и, к его огромному изумлению, очертя голову бросилась в болото.
Чаз немедленно прекратил погоню, ибо ничто так не пугало его, как перспектива войти в теплую, как моча, воду Эверглейдс в полной темноте – влажная ряска набьется в рот, зазубренная меч-трава порежет на ломтики, и, наконец, пиявки присосутся к ногам, которые одну за другой неизбежно засосет чернильная мерзость.
«Это не для меня, – подумал доктор Чарльз Перроне. – Нет уж, увольте».
Рикка пыталась выплыть, а он стоял на берегу и стрелял в нее, пока она не опрокинулась и, ахнув, не ушла под воду. Вскоре у него перестало звенеть в ушах, вода успокоилась, и ночь снова загудела, очухиваясь. Чаз всмотрелся туда, где утонула Рикка, но ничего не увидел, кроме флотилии жуков-плавунцов, шныряющих туда-сюда в отраженном свете звезд. Что-то крупное плеснуло неподалеку в зарослях кувшинок. «Может, просто лысуха или сарган, – подумал Чаз, – но к чему испытывать судьбу? Тут кишмя кишат аллигаторы, а у меня кончились патроны».
Он рысью вернулся к «хаммеру», ловко развернулся на сто восемьдесят градусов и направился обратно в город. Сердце колотилось, как у воробышка, но Чазу полегчало: он был свободен и доволен, что превратил ненавистное, намозолившее глаза болото в сообщника.
Двадцать два
– Вы прелестно сегодня выглядите, Нелли, – сказал Карл Ролвааг.
– От комплиментов такого кретина, как ты, мне повеситься охота. Слыхал о бедняжке Пинчоте?
– Слыхал, – ответил детектив. – Его еще не нашли? Миссис Шульман качалась из стороны в сторону, пытаясь заглянуть ему за спину в комнату.
– Бедняжки Пинчота здесь нет, Нелли.
– Тогда, надеюсь, ты не против, если я осмотрюсь?
– Если честно, я против. – Ролвааг не хотел, чтобы она заметила, что террариум пуст.
– Тебе это так просто с рук не сойдет, – рявкнула она. – Ты похитил бедного маленького щеночка для своих развратных удовольствий. Ты, наверное, снял все на видео. Может, даже выложил ролик в Интернет!
«Безмозглая старая крыса», – подумал Ролвааг.
– Я не скармливал своим змеям пса Берта Миллера, – сказал он, чуть не добавив: «Но бывают несчастные случаи…»
– Ну, тебе же явно нравится, как беспомощные маленькие мышата визжат в агонии, – заявила миссис Шульман. – Представляю, сколько радости доставили мучения шпица!
– Это совершенно безосновательное обвинение. – Детектив с трудом подавил желание чихнуть. Миссис Шульман облилась духами, которые воняли как гнилые гардении.
– Тогда почему нельзя войти? В конце концов, на дворе воскресное утро.
– Потому что вы назвали меня кретином, – объяснил Ролвааг.
– Ты и есть кретин. Любой, кто любит змей, – на всю голову больной ублюдок. – Она попыталась проскочить, но он двинул плечом, преградив ей путь. – Миллеры совершенно вне себя от горя!
Ролваагу и так было хуже некуда. Он три часа обыскивал территорию «Сограсс-Гроув», но нашел только одну змею – злющего черного полоза, который цапнул его за большой палец левой руки.
– Я вчера видела, как ты тут рыскал, – продолжала миссис Шульман, – искал маленьких вкусных собачек!
– Нелли, вы опять лекарства смешали?
Она пихнула его в пряжку ремня.
– Думаешь, раз ты коп, значит, можешь безнаказанно творить что угодно? Ну нет, мистер. Мы тебя выселим, варвар, как Невиля, а он у себя в церкви был дьяконом!
Гордон Невиль, удалившийся от дел дорожный инженер, был вынужден покинуть «Сограсс-Гроув» после непристойной внеурочной игры в шаффлборд с двумя женщинами, которых он встретил на амбулаторной физиотерапии в больнице Империал-Пойнт.
– Мы прижали его к ногтю, и тебя тоже прижмем, – пообещала миссис Шульман.
Ролвааг с силой захлопнул дверь. На полпути в спальню он услышал за спиной шуршание. Он понадеялся, что это один из пропавших питонов, но оказалось, что Нелли сует ему под дверь очередной листок. Детектив подобрал его и мрачно посмотрел на фотографию.
ПРОПАЛА!!!
Наша любимая и обожаемая Пандора.
Сиамский котенок окраса блю-пойнт, ошейник со стразами.
Легко узнать: на правой передней лапке – семь пальчиков!
Пожалуйста, верните ее Манкевичам из «Сограсс-Гроув», 17-Г.
Награда: наша вечная благодарность!
«Что еще я могу поделать? – подумал Ролвааг. – Змей не заманишь в ловушку, они же не медведи».
Тщательный осмотр кустов не дал результата, и оставалось только ждать. Детектив уже решил не брать питомцев с собой в Миннесоту: тамошний климат пагубен для экзотических рептилий. Но оставлять их на свободе в «Сограсс-Гроув» опасно – не только для местной фауны, но и для самих змей. Многие соседи постарше разделяют суровый настрой миссис Шульман и вовсе не заинтересованы в том, чтобы взять питонов живыми. Садовые грабли или набалдашник ортопедической трости отлично справятся с работой.
Ролвааг съел легкий завтрак, принял душ и собрал сумку для ночевки вне дома, включая карту сельскохозяйственной области Эверглейдс. Карту ему дала Марта, начальница Чаза Перроне в отделе контроля за использованием водных ресурсов. Она любезно отметила красными чернилами грунтовые дороги и дамбы, по которым доктор Перроне обычно передвигался, чтобы собрать свои образцы воды. Хотя на карте не было имен людей, чьи владения граничили с болотами, Ролвааг твердо-мягким карандашом заштриховал примерные границы «Ферм Хаммерната».
Детектива не удивило то, что говорили красные линии, но он должен был проверить сам.
Перед тем как покинуть квартиру, он открыл окно на внутренний двор – на тот дикий, невозможный случай, если его змеи найдут дорогу домой.
– Ты сегодня ужасно тихий, – заметила Джои, – не то чтобы ты обычно болтаешь, как попугай.
Через эркер они видели, как Роза молотит веслом по воде. Она уже два раза опрокинула каяк, но по-прежнему храбро отказывалась от помощи.
– Я ночью врезал твоему мужу веслом, – признался Странахэн. – Надо было рассказать тебе, а я не рассказал.
– Ничего страшного. Он всем на нервы действует.
– Я даже подумывал его убить, – сказал Странахэн.
– Ну и что? Я постоянно об этом думаю.
– Есть одна маленькая разница.
– Я знаю, – согласилась Джои. – Я всего лишь фантазирую. А ты это по правде раньше делал.
– Именно.
– И это тебя доконало.
– А теперь я наконец могу спать спокойно.
– Мы не будем убивать Чаза, ничего такого. Ты же сам говорил. – Джои поцеловала Мика в губы, отчего у него восхитительно закружилась голова, и добавила: – Спасибо, что ты все это терпишь. Ты заслужил медаль.
– Еще не поздно соскочить. Сходи к копам, расскажи им, что он сделал.
– Еще не пора.
Роза опять перевернулась, и Сель бросился ей на помощь. Чайки и крачки возмущались, но Роза буйно хохотала, помогая неуклюжему псу выбраться на берег.
– Все это может обернуться против нас, – пробормотал Странахэн себе под нос.
Джои сжала его руку:
– Все под контролем.
Хотел бы он быть так же в этом уверен. Действующие лица, в том числе и он сам, недисциплинированны и – в разной степени – неуравновешенны. Прекрасный пример: влюбляться в Джои не входило в его планы, но Странахэн влюблялся. И чем сильнее он влюблялся, тем сильнее ему хотелось выбить дерьмо (в идеале вместе с признанием) из доктора Чарльза Перроне. Возьми себя в руки, приказал себе Странахэн.
– Ты тоже думаешь о нас, – произнесла Джои. – Я же вижу. О перспективах наших отношений.
– К сожалению, моя биография говорит сама за себя.
– Ну, я действительно никогда не встречалась с такими парнями, как ты, – сказала она, – но спорим, что и ты никогда не встречался с такими девушками, как я?
– Это уж точно.
Вчера вечером он попросил ее и Розу написать имена всех битлов – через этот фильтр он просеивал молодых женщин, и в прошлом это уберегало Странахэна от совсем уж клинических случаев. Роза назвала правильно только трех из четырех, а вот Джои Перроне прошла тест влет, благодаря специальной передаче «Би-би-си», которую посмотрела как-то ночью по Историческому каналу, пока Чаз развлекался с дружками в топлес-баре.
Странахэн невольно улыбнулся: нет смысла притворяться, будто он может теперь уйти. Когда Джои рядом, он становится беспомощным, легко управляемым и, возможно, счастливым. Однажды она покинет его, как покинули другие, и он вернется к своему замедленному существованию, что вращается вокруг собаки, лодки и груды ржавых рыболовных снастей. Таков цикл его жизни, предсказуемый, как прилив.
Джои легонько толкнула его локтем:
– Мик, завязывай. А то я слышу, как у тебя скрипят шестеренки.
– Извини.
– Расслабься, хорошо? – Она стащила с себя купальник и повела Странахэна в спальню. – Это приказ.
Чазу Перроне приснилось, что его расчленяет пятнадцатифутовый аллигатор с двумя голодными головами: одна жует левую ногу, вторая правую – сумасшедшее состязание между двумя жрущими глотками, кто первый доберется до его промежности. Он с воплем проснулся и увидел, что Тул с пустым лицом стоит у изножья его постели.
– Просто ночной кошмар, – объяснил Чаз, пытаясь собраться с мыслями. Он весь взмок и очень надеялся, что это – результат кошмара, а не горячечного приступа западно-нильского вируса. Накануне он насчитал тридцать четыре укуса на лице, и сейчас каждый зудел, словно от ядовитого сумаха.
– Твоя мать на проводе, – сказал Тул.
– Господи, сколько времени? Скажи ей, что я перезвоню.
– Сам и скажи, дерьмец. Это же твоя ма, а не моя.
С тех пор как они покинули Лабелль, от Тула веяло зловещим холодом. Оглядываясь назад, Чаз размышлял, не дал ли маху, облив парня грязью перед Редом Хаммернатом.
Едва Тул вышел из комнаты, Чаз поднял трубку и услышал знакомый вопрос из Панама-Сити:
– Что новенького, сынок?
– Ничего, мам.
– Как ты, держишься?
– Иногда получше, иногда похуже, – горестно ответил Чаз. По-прежнему очень важно казаться человеком, который нуждается в сочувствии.
– Надежда умирает последней.
– Мам, прошло уже, типа, девять дней. Никто не проживет так долго в океане без пищи и воды.
– Думай о хорошем, – посоветовала она.
– Мам, прошу тебя.
– Ты не смотрел «Изгой»[50]?
Чаз Перроне цыкнул зубом. Его отношения с матерью испортились, когда ему было лет двадцать, хотя и не из-за того, что она вышла замуж за Роджера, чудаковатого военного летчика. Скорее из-за того, что мать начала замечать (и к тому же часто по этому поводу высказываться), что сын не смог перерасти самые несносные черты своей юности. В ее списке фигурировала лень, привычка мастурбировать, глубоко укоренившийся недостаток честолюбия и рефлекторное отвращение к правдивости. Чаз отказался признать правоту ее обвинений и вместо этого ехидничал, что недальновидно выслушивать карьерные консультации от старшего кассира из «Таргет». Когда он получил докторскую степень в Дьюке, мать со слезами извинилась, что сомневалась в нем. Он пафосно ее простил, но на самом деле ее мнение не могло ни ранить его, ни согреть. Время от времени он радовал ее телефонным звонком, но то был акт милосердия в чистом виде. Мать сбивчиво и долго вещала, как она им гордится, как прекрасно, что ее единственный сын использует свои блестящие научные познания ради спасения Эверглейдс от уничтожения. Жалкие речи либеральной зануды. Мать обожала Джои – еще одна причина, по которой Чаз вовсе не жаждал с ней разговаривать.