Как раз в этот момент в комнату плавно вошла Сара, рассеянно оглядываясь по сторонам.

— Таня, ты не знаешь, где я оставила ножницы для шитья? Я нигде не могу их найти! О Боже!

Глаза Сары округлились, ее челюсть моментально отвисла, когда она поняла, что ее дочь в присутствии Адама кормит грудью ребенка.

Элизабет, проходя мимо, с любопытством просунула в дверь голову:

— По поводу чего здесь столько шума, Сара?

Онемев от возмущения, Сара не могла ничего сказать и только в отчаянии показывала пальцем на Таню.

Взгляд Элизабет скользил с Сары на Таню, продолжающую спокойно кормить своего сына, потом на Адама, которого, казалось, вовсе не смущало то, что происходит.

С явным усилием Сара вновь обрела дар речи:

— Таня Мартин! У тебя есть вообще чувство приличия? Как ты можешь вот так спокойно сидеть, выставляя все напоказ? Если тебе самой безразлично, подумай хотя бы об Адаме! Вероятно, он слишком вежлив и не может сказать, что ты его ставишь в неловкое положение!

— О, превосходно! — Элизабет разразилась приступом смеха, но, видя скептический взгляд Сары, сказала: — Сара, Адам вырос на ранчо. Всю свою жизнь он находился среди животных и наблюдал, как они совокупляются, рожают, кормят своих детенышей. Для него здесь нет ничего нового. Я уверена.

— Да, но… — начала было Сара.

— Но ничего, — перебила ее Элизабет, доставляя этим удовольствие Тане и Адаму. — Это вполне естественно, и нечего из-за этого расстраиваться. Я сомневаюсь, что для Адама это большое потрясение. Кроме того, я могу поспорить, что в его возрасте он видел не только эту часть женского тела. Если же нет, тогда у него не все в порядке!

Грубый хохот Адама слился со звонким смехом Тани.

— Я все равно буду говорить, что это бестактно! — порицающе глядя на них троих, настаивала Сара.

— Я говорю, что это их дело, и тебя оно не касается, — многозначительно сказала Элизабет. — Они оба взрослые.

Сара с сомнением посмотрела на Адама, а потом на Таню.

— Все в порядке, миссис Мартин, — спокойным, тихим голосом убеждал ее Адам. — Я вовсе не смущен. Как сказала Элизабет, это — естественно и прекрасно: мать, кормящая своего младенца.

— Вы уверены в этом? — спросила Сара, ее волнение чуть поубавилось.

— Мы в этом вполне уверены, мама, — нежно добавила Таня. — Мы оба чувствуем себя очень спокойно.

Что бы еще она ни попыталась сказать, ее все равно бы прервал сердитый голос Джеффри, доносившийся из-за двери: «Тогда я сам се найду, мисс Андерсон!» Буквально через несколько секунд он вломился в комнату, а за ним вошла взволнованная Мелисса.

— Извини меня, Таня, — задыхаясь, произнесла Мелисса и покраснела, увидев, что другие тоже собрались в комнате.

Спокойная, домашняя обстановка, в которой находились Таня, Адам и Стрелец, возмутила Джеффри.

— Господи, Таня! — воскликнул он, ловя ртом воздух. — Что здесь происходит?

Адам протянул ей маленькое покрывало, Таня взяла его и набросила на плечо, закрывая от взгляда Джеффри обнаженную грудь. Сердито вздохнув, Таня уставилась на Джеффри.

— Это выставка, Джеффри! Разве ты не купил у двери билета?

— Это не смешно, Таня, — резко возразил он.

— Разумеется, нет, — согласилась она. — Как и не смешно то, что кто-то без предупреждения и без приглашения врывается в твой дом!

— Я хотел тебя увидеть, — грубо сказал он.

— Мне кажется, вы увидели даже больше, — холодно заметил Адам.

Джеффри уставился на Адама, его голубые глаза пылали неприкрытой ненавистью. Он перевел взгляд на Таню, потом на Сару:

— Миссис Мартин, вы явно не станете мириться с этим позором в присутствии незнакомого человека!

Сара вздернула подбородок.

— Адам не незнакомый человек, лейтенант, сухо ответила она. — Тем более, нет ничего позорного в том, что мать кормит грудью своего ребенка.

— Браво! — мягко прошептала Элизабет. Джеффри пристально посмотрел на нее.

— Все равно, это лучше делать наедине, — настаивал он.

— Это и происходило наедине до тех пор, пока ты не вломился сюда, — подчеркнула Таня.

Он процедил сквозь зубы:

— Таня, мне нужно с тобой поговорить.

— Тогда говори, — приказала она.

— Наедине.

— Думаю, что так не пойдет.

Джеффри сделал угрожающий шаг в ее направлении, но Адам поднялся и встал перед Таней.

— Янг, вы злоупотребляете гостеприимством. Дама не желает с вами разговаривать.

От злости вся светлая кожа Джеффри покрылась красными пятнами. Стиснув кулаки, они начал размахивать ими перед Адамом.

— В последнее время, Сэведж, вы слишком часто встаете у меня на пути, и я могу забыть, что я офицер и джентльмен.

— Хорошо, но сейчас помните об этом и уходите, — строго посоветовала ему Элизабет. — В следующий раз перед тем как врываться в мой дом, подождите, пока вас не пригласят. Это мой дом, а не армейская казарма, Джеффри Янг!

Элизабет сделала шаг к нему и посмотрела сверху вниз, как встревоженная наседка.

Бормоча себе под нос проклятья, Джеффри широким шагом вышел из комнаты. С силой захлопнувшаяся входная дверь сообщила о том, что он ушел, сильно рассердившись.

— Этот человек может наделать много хлопот, — сурово предсказала Сара.

Никто даже не пытался с ней спорить.

Адам поговорил с родителями Тани и получил от них разрешение повезти ее на ранчо и познакомить с матерью, Конечно, Джулия едет тоже вместе с ними и не только ради знакомства. Всех беспокоило ее затянувшееся увлечение лейтенантом, поэтому решили, что прогулка ей пойдет на пользу. Мелисса также изъявила желание поехать вместе с ними и приглядывать за детьми, и, естественно, Джастин тоже напросился на поездку.

— Ты уверен, что твоя мама не будет против? — спросила Таня, когда, наконец, последний чемодан поставили в коляску. — Мы похожи на армию захватчиков!

— Маме так не терпится увидеть тебя и мальчиков, что можно привезти с собой самого черта, и она не станет возражать, — успокоил ее Адам.

Джастин и Джереми сопровождали в коляске Мелиссу и Джулию. Таня предпочла ехать верхом на Пшенице. На ней была юбка с разрезом для верховой езды. Стрелец лежал в люльке, которую привязали к передней луке. Таня ехала рядом с Адамом. Это было похоже на старые времена: она со Стрельцом, Адам, державший перед собой Охотника. Глаза Тани восхищенно искрились, видя, как Пшеница подходит бочком к Тени и заигрывающе ржет. То и дело смех Адама смешивался с хохотом Тани.

Солнце садилось за окрашенные в пурпурный цвет горы, когда они подъехали к дому, выстроенному в испанском стиле. По удлиняющимся теням Танин взгляд уловил расположившиеся за домом амбары, конюшню, хозяйственные пристройки. Затем Адам провел гостей через широкую, закрытую арку во внутренний двор, а потом к парадному входу в дом.

Не успели колеса коляски остановиться, как открылась тяжелая дубовая дверь. На пороге появилась высокая, стройная женщина с волосами цвета воронова крыла. Всего лишь на мгновение она остановилась в тени дверного проема. Потом ноги быстро понесли ее к Адаму. Приятная улыбка осветила ее спокойное лицо. Приподнявшись на носки, она поцеловала сына в щеку и протянула руки к Охотнику со словами «Мы ждали вас».

Она говорила с легким акцентом, обращаясь ко всем, но ее темные глаза поглощали мальчика, которого она держала на руках. Она крепко прижала к себе Охотника, и на ее глазах моментально выступили слезы. Она нежно прижалась щекой к его темным волосам.

Через минуту она пришла в себя и обратилась к гостям.

— Добро пожаловать, — сказала она, широко улыбнувшись. — Mi casa es su casa, как говорит мой народ. — Мой дом — ваш дом. Входите и чувствуйте себя как дома. Должно быть, вы устали. Ужин скоро будет готов.

Она первой вошла в дом со словами:

— Хосе позаботится о вашем багаже и лошадях. Они вошли в широкий темный коридор, а из него почти сразу же попали в большую, удобную комнату, что находилась слева.

— Это la sala, главная гостиная, — объяснила она. — Пожалуйста, располагайтесь. Я скажу Хуаните принести прохладительные напитки и закуску. Адам, выбери, что ты и Джастин будете пить.

Адам улыбнулся своей всегда изысканно современной матери, которая сейчас явно была возбуждена.

— Si, mamacita, но сначала давайте познакомимся. Этого молодого человека, которого ты так быстро украла у меня, зовут Охотник, а вот этого младенца — Стрелец. — Он указал на ребенка, которого Таня держала на руках. — Эта прекрасная молодая женщина и есть та леди, о которой я тебе так много рассказывал. Ее зовут Таня Мартин. Таня, позволь мне представить тебе мою мать, Ракель Адаму Марию де Валера Сэведж, или просто Ракель, как ее обычно называют в этих местах.

Таня вежливо кивнула своей свекрови:

— Senora, для меня честь познакомиться с вами. Большие черные глаза улыбнулись ей в ответ.

— Для меня честь видеть вас в своем доме, — сказала Ракель, хотя ее глаза говорили намного больше, чем ее слова, когда она с теплотой изучала Таню и Стрельца.

— Эта симпатичная девушка — сестра Тани, Джулия, — продолжал Адам, — а другая — мисс Мелисса Андерсон, лучшая подруга Тани.

Ракель поприветствовала каждого, радушно поклонившись.

— Джастина ты знаешь, а вот Джереми живет в Пуэбло сравнительно недавно. Он — племянник Элизабет Мартин, сын ее сестры. Сейчас он живет с Мартинами, и я пообещал научить его ездить верхом, пока он будет здесь.

— Привет, Джереми, — поздоровалась с ним Ракель. — Значит, ты хочешь научиться ездить верхом? Тебе не выбрать лучшего инструктора, чем мой сын.

— Да, мэм, — вежливо ответил Джереми. Ракель засмеялась, глядя на его торжественный вид.

— Для всех вас я — Ракель, потому что мы с вами будем большими друзьями, я в этом просто уверена. Только незнакомые обращаются ко мне «мэм», а слуги и рабочие на ранчо называют меня сеньорой.

Она решительно хлопнула в ладоши:

— А сейчас вы все пойдете устраиваться, как вам удобно, а я посмотрю, как там Хуанита справляется с закусками. Если захотите принять душ или переодеться, Адам проводит вас в ваши комнаты.

В сторону Адаму она сказала:

— Я разместила Таню и детей в комнате, которая находится по соседству с твоей, поскольку в ней много места. Мелисса и Джулия будут жить в одной комнате рядом с моей. Джастин будет жить рядом в комнате поменьше, а Джереми может выбирать, где ему захочется спать: либо в доме, либо в бараке с рабочими.

Джереми просиял от восхищения:

— О, я действительно могу спать вместе с рабочими?

Адам усмехнулся:

— Конечно, если хочешь.

— О, хочу! Хочу! — Джереми чуть не подпрыгнул от радости.

Таня сама приятно удивилась, увидев свою комнату. Это была не просто просторная и прекрасно обставленная комната. В ней находились детская кроватка для Охотника и кроватка с сеткой для Стрельца, а самое главное, эта комната была смежной с комнатой Адама.

— Вот видишь, любовь моя, — подчеркнуто говорил Адам, и его темные глаза вспыхнули. — Моя мать предоставила тебе эту комнату и тем самым намекнула, что одобряет нас.

Таня изумленно посмотрела на него:

— При сложившихся обстоятельствах, кажется, она все отлично понимает.

Адам кивнул и сразу сделался серьезным.

— Моя мать считает, что мы женаты. Она всегда считала, что ее замужество имеет силу и связывает ее с моим отцом. Вот почему она никогда не выходила больше замуж, хотя у нее была возможность. Теперь, будучи свободной, она может однажды выйти замуж.

— Она и сейчас красивая женщина, — заметила Таня. — Не удивительно, что твой отец так сильно домогался ее.

Адам усмехнулся, глядя на нее сверху вниз.

— Мы, чейинцы, присматриваемся к красивым пленницам. Мы обожаем укрощать их и заставлять подчиняться нашим похотливым желаниям.

Золотистые глаза Тани озорно мигнули.

— Ты все-таки слишком самоуверенный, — согласилась она, и ее улыбка говорила о том, что дальнейшие удовольствия они получат позже. — Потом ты сможешь освежить мою память, но сейчас нам лучше присоединиться к остальным, пока нас не потеряли…

Вечером за ужином присутствовал еще один человек: высокий, приятной внешности молодой мужчина. Он поздоровался с Адамом, крепко, по-братски обнявшись с ним, ослепительно улыбнулся и быстро заговорил по-испански.

Como esta, Roberto? — спросил Адам, усмехнувшись.

Когда все познакомились с Роберто, то узнали, что он был одним из кузенов Адама. Несколько месяцев назад он приехал в гости из Санта-фе и остался на ранчо помогать Ракель. Когда Адам вернулся, Роберто на ранчо не было. Сегодня в первый раз за много лет братья встретились.

У Роберто горели глаза, он открыто восхищался женским обществом.

— Ах, Адам! Ты совсем недавно вернулся домой, но уже успел пригласить весь цвет Пуэбло!

Он низко поклонился и по очереди поцеловал дамам руки.

— Такие красотки! Ты, конечно, поделишься со мной одной из них, братец!

Адам засмеялся:

— Это зависит от леди, Роберто, но твой выбор значительно меньше, чем кажется. Джастин может обидеться, если ты начнешь ухлестывать за Мелиссой, а я убью тебя и при этом не буду чувствовать раскаяния, если ты больше двух раз посмотришь на Таню. А пока тебе придется направить свои чары на Джулию и посмотреть, как пойдут дела.

Не собираясь сдаваться, Роберто спокойно повернулся к Джулии. Дьявольская улыбка осветила его лицо и обнажила белые зубы.

— Но, кузен, ты только что предложил мне самый лакомый кусочек, а я умираю с голоду!

Джулия изогнула бровь, нахмурившись. Резко выдергивая руку из его руки, она огрызнулась:

— Никто вам ничего не предлагал, сэр! Не нужно меня подбирать, как… какой-то предмет на благотворительном базаре!

Глаза Роберта и его улыбка сделались шире.

— Ах, сеньорита, я так люблю, когда мне бросают вызов! Будет интересно посоревноваться в остроумии с такой норовистой женщиной и посмотреть, сколько пройдет времени до того момента, как вы упадете в мои руки как спелый летний персик!

— Боже мой! — воскликнула Джулия, в то время как другие старались подавить смех. — Вам придется ждать целую вечность, прежде чем я брошусь к такому человеку, как вы! — Раздраженная, она топнула ногой.

Совсем не расстроившись, Роберто закинул назад голову и от чистого сердца рассмеялся:

— Это мы еще посмотрим, моя маленькая злючка! Посмотрим!

В целом этот визит обещал быть интересным для всех. В тот вечер все поздно легли спать. Таня заглянула к детям и проверила, как они спят. Лунный свет просачивался сквозь шторы на окне. Таня тихонько пошла в спальню Адама.

Адам услышал, что она идет, еще до того, как она успела коснуться дверной ручки. Он не спал и прислушивался к тому, что происходило в соседней комнате.

Он с нетерпением ждал ее прихода. Сейчас он наблюдал, как она приближается к кровати. При свете луны ее тонкая, как паутина, белая ночная рубашка казалась серебряной, а сама Таня был похожа на видение. Ее распущенные волосы мягкими волнами ложились на плечи.

— Ты похожа на ангела, — тихо сказал он и, поймав ее руку, притянул к себе. Его пальцы тереби ли кромку ее рубашки, а потом его рука успокоилась на ее оголенном бедре. Здесь он провел рукой по шраму, напоминавшему по форме пантеру. Прошло три года после того, как появился этот шрам, но он по-прежнему был виден. — Но на тебе дьявольское клеймо.

— Тогда, должно быть, я падший ангел, потому что я — рабыня по собственной воле и обожаю своего хозяина, — прошептала Таня, а потом ее губы нашли его губы и слились в поцелуе.

Только на одно мгновение Адам позволил ей контролировать поцелуй. Потом его губы потребовали своего превосходства над ней. Они заявили о своем праве, и под его натиском Таня раскрыла губы. Он провел языком по контурам ее губ, потом его язык почувствовал острые, ровные зубы и скользнул во влажную пещеру ее рта. Ее собственный язык метался, как бы в поединке с его языком, а Адам легонько зажал его своими зубами и чувственно начал сосать, от чего ее дыхание участилось.

Ее рука ласкала мускулистую стену его груди, а ищущие пальцы исследовали каждый шрам, каждое ребро. Наконец он отпустил ее губы, по лишь затем, чтобы целовать тропинку, что тянулась от подбородка к уху. По ее телу пробежала дрожь, вызывая мурашки по коже, распаляя внутренний огонь.

Его губы ласкали нежную кожу ее шеи, а рука скользила по изгибу ее бедра. Он провел большим пальцем по бедру и впадине на животе.

Таня застонала, когда его губы оставили в покое плечо, но нашли сквозь тонкую паутину ее рубашки грудь. От его прикосновения ее грудь сделалась упругой, и Таня изогнулась, будто подчиняясь не высказанной словами команде. Он нашел зубами сосок, и его язык начал ласкать его чувственную ткань. Таня чувствовала, как внутри нее разгорается огонь, как ее мышцы напрягаются. Она погрузила пальцы в его волосы и упивалась его ласками.

— Пантера! Адам! — стонала она. Приподнимая ее, Адам стащил с нее ночную рубашку и прошептал:

— В хижине у нас никогда не возникало такой проблемы.

Потом его губы снова обрели свой обнаженный приз. Он опять обхватил зубами ее сосок, и язык начал безжалостно его дразнить. Ее пронизывало пламя желания, и она затрудненно дышала от удовольствия. Она затаила дыхание и крепко прижалась к нему, когда он провел рукой по внутренней части бедра и ощутил влажную теплоту. Здесь его пальцы задерживались, лаская самые чувствительные точки zo тех пор, пока она не начала извиваться и стонать.

Ее пальцы не слушались ее. Она ласкала и гладила его, требуя, чтобы его тело слилось вместе с ее телом в старом, как мир, ганце любви.

Ее тело дрожало, мускулы продолжали сокращаться под его ищущими пальцами до тех пор, пока он не привел ее к чудесным высотам. Его собственное тело тоже кричало и просило освобождения. Он вошел в ее гостеприимную теплоту, чувствуя, как его обволакивает бархатная оболочка. Стиснув зубы, он заставлял свое тело двигаться медленно, смакуя великолепное ощущение. Медленными легкими движениями он ласкал ее и поднимался вместе с ней по холмам страсти до тех пор, пока мог контролировать свое тело. Ее ногти впивались в его спину, а он обхватил руками ее бедра и держал. Он вес быстрее и быстрее углублялся в ее податливое тело и вел ее за собой, а потом они оба унеслись в заоблачные высоты. Пытаясь подавить крики экстаза, она вцепилась ему в плечо, его же глубокие стоны заглушались в ее волосах. Вспотевшие и пресыщенные, они спокойно уснули. Танина голова уютно устроилась на его плече, а нога Адама покоилась на ее ногах.

Таня проснулась оттого, что услышала чейинские слова любви, а потом почувствовала на спине поцелуи. Она открыла глаза: за окном было еще темно, ее внутренние часы говорили ей, что она спала не более двух часов.

— М-м-м, — вздохнула она, сворачиваясь в клубочек и прижимаясь к его телу, от которого исходило тепло. — Хорошо.

— Тебе пора просыпаться, лентяйка, — поддразнил ее Адам. — Я уже думал, что мне придется щекотать тебе пятки, как маленькому ребенку, чтобы ты проснулась.

— Что ты хочешь? — зевнув, спросила Таня.

— Догадайся.

— Перекусить? Стакан молока? — ехидно улыбаясь, задавала она вопросы.

— Я перекушу, если сегодня в меню — ты.

— Ты ненасытный дьявол, вот кто ты.

— Умирающий с голоду! — И, чтобы доказать свои слова, он ущипнул се за шею, а потом снова занялся с ней любовью, доводя ее до помешательства, пока не удовлетворил ее желания.

Он несколько раз в течение ночи будил ее, иногда овладевая ею нежно, а порой настойчиво, но каждый раз с любовью.

— Я так долго не был с тобой вот так, чтобы держать тебя, любить и ласкать всю ночь, — прошептал он.

— Слишком долго, — согласилась Таня, а потом подшутила: — Похоже, ты хочешь возместить все за одну ночь. Завтра я просто не смогу ходить. Что я скажу, если кто-нибудь заметит?

Адам засмеялся:

— В конце концов, у тебя есть оправдание! Ты можешь свалить все на долгую езду верхом. А какое объяснение я предоставлю, я себе даже не представляю!

— Слишком долгая ночная скачка? — дерзко предложила она.

— Возмутительно, Таня Мартин! — Она удачно передразнил Руфь Райт, и Таня начала хихикать.

За завтраком на следующее утро темные круги под глазами Тани и Адама вызвали интерес у присутствующих.

— Таня, тебе нездоровится? — заботливо поинтересовалась Джулия. — Ты выглядишь так, будто не смыкала глаз всю ночь.

Таня чуть не подавилась гостом.

— Незнакомая кровать, — быстро пробормотала она.

Роберто криво усмехнулся:

— Это понятно, но почему Адам тоже выглядит таким усталым?

— Все из-за шороха и ерзаний в соседней комнате, — ответил он на колкость.

— Я уверена, что скоро привыкну, Адам, — пообещала Таня. — Я чувствую себя виноватой в том, что помешала твоему драгоценному сну.

Она улыбнулась, изображая застенчивость.

Ракель показала гостям дом. Это был просторный, изящный, но в то же время практичный и уютный дом, в котором чувствовался испанский дух занятого работой ранчо. В отличие от дома Мартинов, здесь были просторные комнаты с добротной мебелью. Смелые, яркие цвета отражали индейскую культуру, здесь почти не было той напыщенности, утонченности, которую так любила тетя Элизабет.

Тане все это нравилось, она сразу же почувствовала себя как дома. Ей также было уютно с Ракель. В отличие от других свекровей, Ракель не проявляла никакого неодобрения по отношению к женщине, которая полонила сердце ее сына. Более того, казалось, что она испытывает облегчение и благодарность за то, что Адам нашел женщину, согласившуюся разделить с ним все стороны его необычной жизни. По своему горькому опыту Ракель знала, что для этого нужна особенная женщина, сильная и способная привыкать к новым условиям, готовая к трудностям чейинской жизни. Сама она не смогла справиться, и этим навлекла горе на себя и на Белую Антилопу, которого сильно любила. Кажется, Таня сможет процветать в любой обстановке. Ракель восхищалась этой ее способностью, поскольку в будущей совместной с Адамом жизни эта способность очень пригодится.

Ракель обожала своих внуков. С самого начала она стала заботиться о них, помогая одевать и кормить их, гуляла с ними. Он водила их в конюшню и показывала лошадей. Они вместе исследовали коровник, кормили кур и уток.

Поначалу Таня боялась, что слишком добрая бабушка избалует детей, но потом она поняла, что, если было нужно. Ракель могла быть с ними строгой. Она решительно запрещала любознательному Охотнику самому посещать стойла, амбары, загоны для птиц.

На ранчо у Охотника появились первые обязанности. Ракель начала обучать его испанскому языку, тем самым расширяя его растущий словарный запас. Ему представлялась определенная свобода, и он должен был выполнять свои первые поручения. В его обязанности входило следить, чтобы Кит не съела цыплят и уток Ракель и даже не приближалась к птице. Он должен был предупредить взрослых, если Кит позволяла себе лишнее. Хотя Ракель снисходительно относилась к присутствию Кит, она все-таки не доверяла ей. Он не могла не считаться с естественной потребностью пантеры в охоте, тем более что кругом было столько соблазнительной птицы. Она четко дала понять каждому, что нужно внимательно следить за хитрой кошкой и что она без зазрения совести задаст Кит по заслугам, если та решит испробовать говядины или птичьего мяса. Только благодаря усердной дрессировке Адама и добровольному послушанию Кит их не постигла такая неприятность. Как только Таня или Адам отдавали ей команду, она тут же с готовностью ее выполняла. Казалось, кошка понимала, что должна вести себя прилично, что здесь не потерпят некоторых вещей, которые разрешаются в природе. Она довольствовалась тем, что ходила хвостом за Таней и Адамом или охраняла мальчиков.

Однажды, наблюдая за ней, Таня сказала:

— Мне кажется, она скучает по Кэту.

— Возможно, — согласился Адам, — но если все сложится удачно, она снова увидится с ним через несколько месяцев.

— Мы вернемся туда вскоре после того, как поженимся? — поинтересовалась Таня.

Ее глаза были полны надежды. Адам внимательно наблюдал за ней, а потом спросил:

— Ты действительно хочешь вернуться? Будешь ли ты довольна той жизнью, после того как вернулась к цивилизации и вновь обрела свою семью; сейчас, когда ты понимаешь, что у меня есть выбор: либо остаться здесь и управлять ранчо, либо снова приобрести свой чейинский облик?

Таня нежно взглянула на него.

— Адам, я люблю тебя. Все, что делает тебя счастливым, также делает счастливой меня. Я знаю, что твое сердце принадлежит чейинскому народу, и я это понимаю. Куда бы ты ни шел, я буду следовать за тобой и останусь довольна. Я была счастлива с чейинцами и с радостью вернусь к ним вместе с тобой. Да, это трудная жизнь, но вместе с тем это честная, хорошая жизнь, и с каждым днем я все с большей тоской о ней вспоминаю. Я скучаю по своим друзьям. Я хочу делать что-то полезное, чтобы занять свои руки и голову. — Она прижалась к нему. — Меня больше не устраивает та жизнь, где дамы проводят большую часть времени в магазинах, плетут никому не нужные кружева, устраивают чаепития, В жизни существуют более важные вещи, чем просто решать, какое платье или туфли надеть, как уложить волосы и следить за каждым словом, движением во избежание кривотолков. Я задыхаюсь в Пуэбло после свободы равнин, чувствуя себя птицей с перебитым крылом, которая может только вспоминать с грустью в сердце, как прекрасно парить в вышине.

Адам удивленно покачал головой:

Ты изумляешь меня, Таня. Черный Котел был прав, когда говорил, что у тебя сердце чейинки. Даже сейчас твои мысли и твои слова больше похожи на мысли и слова чейинца. нежели белого человека. Я боюсь забыть о наших планах, отнестись неуважительно к чувствам твоей семьи и прямо сейчас увезти тебя и наших сыновей отсюда. Мое сердце поет от радости, потому что ты чувствуешь то же, что и я, а твои желания так похожи на мои желания. Мы созданы друг для друга. Маленькая Дикая Кошка.

— Было неизбежно, что я принадлежу тебе, Пантера, — нежно ответила она, и ее глаза светились любовью. — То, что мы встретимся и полюбим друг друга, было предопределено небесами. А сейчас скажи мне, когда мы вернемся к нашему народу и будем жить так, как оба этого хотим?

— Как только мы поженимся, нам, вероятно, удастся это устроить, — пообещал он. — Я не представляю себе, как рассказать твоей семье правду, поэтому мы должны сделать вид, что хотим поселиться где-нибудь в другом месте на время. Может быть, они не слишком расстроятся, если мы пообещаем, что будем иногда приезжать к ним в гости, и, таким образом, они смогут видеться с внуками.

Таня кивнула:

— Да, может, на Рождество или другие праздники.

Все-таки они расстроятся, — вздохнул Адам.

— Они смирятся с этим, — утешала его Таня. — По крайней мере, это будет совсем по-другому, чем раньше. Теперь они не будут волноваться за меня. Тогда они не знали, увидят ли вообще меня когда-нибудь. Теперь они знают, что я вернусь.

— Это не совсем так, Таня, — не согласился с ней Адам. — Наша жизнь полна риска день ото дня, в ней нет никаких гарантий. В любой момент нас может подстерегать опасность. Тебе известно это так же хорошо, как и мне.

— Ты прав, но наши дни на земле сочтены на небесах, и когда придет время, нас позовут. Этот день может наступить завтра для каждого из нас. И случиться это может где угодно: здесь, в Пуэбло, или на равнинах, и ничто не сможет этого предотвратить. Можно попасть под экипаж на шумной улице или спокойно умереть в своей мягкой постели.

— Не важно, где мы будем находиться, когда это произойдет. Если мы останемся, неизбежное может случиться и здесь. Мы не можем надеяться, что нам удастся избежать своей судьбы, преградить ей путь.

Адам улыбнулся:

— Какой же умудренной в вопросах жизни ты стала, моя женщина.

— Я научилась этому у твоего народа, у нашего народа, — поправила она себя. — Они научили меня терпению и тайнам, я поняла, что тщетно пытаться бороться с тем, над чем не имеешь власти.

— У тебя много власти надо мной, — сказал он, прикоснувшись губами к ее губам, — хотя ты не борешься со мной.

— Это потому, что твоя власть надо мной сильнее, — ответила она шепотом. — Ты навсегда пленил мое сердце.