Пискари поднес руку ко рту слизать остатки моей крови – и дернулся.
      – Святая вода? – Его бесстрастное лицо скривилось мимолетной гримасой отвращения. Полой халата он стер с себя мою кровь, только ладонь осталась слегка красноватой. – Такой ерундой мне можно разве что слегка досадить. И не тешь себя иллюзиями, я не собираюсь тебя кусать. Ты мне даже не нравишься, зато тебе было бы приятно. Вместо этого ты умрешь медленно и мучительно.
      – Давай, зови его, – прохрипела я, валяясь у него в ногах. Перед глазами все плыло.
      Он отодвинулся на эти сволочные восемь футов, встал между мной и лифтом и начал тщательно произносить латинские слова. Некоторые из них я узнала – эти слова произносил Ник. С участившимся пульсом я лихорадочно оглядела белую плюшевую просторную комнату, ища хоть чего-нибудь. Так глубоко под землей мне не найти лей-линии. А сейчас здесь будет Алгалиарепт. Пискари меня ему отдаст.
      Он произнес имя демона, и я похолодела. Язык обволокло вонью жженого янтаря, в круге вызова образовался красный туман безвременья.
      – Смотри-ка, демон, – прошептала я, подтягиваясь к упавшему столу и вставая. – Все лучше и лучше.
      Покачиваясь, я смотрела, как туман раздувается, превращаясь в шестифутовую фигуру. Краснота безвременья втянулась внутрь, и открылось атлетическое тело янтарного цвета в набедренной повязке с каменьями и цветными лентами. У Алгалиарепта оказались голые мускулистые ноги, невероятно тонкая талия, великолепная скульптурная грудь, которая заставила бы позеленеть Шварценеггера. А сверху – шакалья голова с остроконечными ушами и длинной свирепой мордой.
      У меня отвалилась челюсть. С портрета египетского бога смерти я перевела глаза на Пискари, с новым пониманием разглядывая внешность вампира. Он что, древний египтянин?
      Пискари нахмурился:
      – Я тебе велел не являться передо мной в таком виде, – сказал он сухо.
      Маска смерти осклабилась, как будто была живой частью демона.
      – Забыл, – протянул он невероятно низким голосом, от которого у меня кишки зарезонировали. Между зубами шакала высунулся тонкий, красный язык и облизал морду. Щелкнули зубы.
      У меня застучало сердце, и Алгалиарепт, будто услышав, повернулся ко мне.
      – Рэйчел Мариана Морган, – сказал он, насторожив уши. – И сюда успела.
      – Заткнись, – сказал Пикари, и глаза Алгалиарепта прищурились щелками. – Что ты возьмешь с меня, чтобы допытаться у нее о ходе работ Каламака?
      – Шесть секунд с тобой вне этого круга.
      От неприкрытого желания убить Пискари, прозвучавшего в этом голосе, у меня будто лед по спине прополз.
      Пискари покачал головой, не теряя ни капли хладнокровия.
      – Я ее тебе отдам. Мне все равно, что ты с ней сделаешь, лишь бы она больше не ходила по эту сторону лей-линий. Взамен ты заставишь ее мне рассказать, насколько продвинулся Трент Каламак в своих исследованиях. До того, как унесешь. Согласен?
       Только не в безвременье, только не с Алгалиарептом!Собачья морда демона довольно улыбнулась:
      – Рэйчел Мариана Морган в уплату? М-м-м, согласен. – Египетский бог сцепил руки и шагнул вперед, остановившись у границы круга. Шакальи уши насторожились, собачьи брови приподнялись.
      – Не имеешь права! – возмутилась я, чувствуя, как колотится сердце. Я посмотрела на Пискари. – Так нельзя. Я не согласна. – И снова Алгалиарепту: – Он не владеет моей душой и не может тебе ее отдать!
      Демон глянул на меня мимоходом:
      – Он владеет твоим телом. Кто владеет телом, держит в руках душу.
      – Так нечестно! – кричала я, но никто меня не слушал.
      Пискари подошел к кругу, встал в агрессивной позе, упираясь руками в бока.
      – Ты не станешь, – заговорил он с нажимом, – пытаться меня убить или каким бы то ни было образом ко мне прикоснуться. А когда я скажу, ты немедленно исчезнешь и вернешься в безвременье.
      – Согласен, – сказала шакалья голова.
      Струйка слюны упала с клыка и зашипела, упав на разделяющее их безвременье.
      Не отводя взгляда от глаз демона, Пискари большим пальцем ноги разорвал круг.
      Алгалиарепт выскочил наружу.
      Я ахнула, попятилась. Мощная рука схватила меня за горло.
      – Стой! – крикнул Пискари.
      Задыхаясь, я пыталась отодрать от горла золотистые пальцы. Три кольца с синими камнями впились мне в кожу. Я извернулась, пытаясь ударить ногой, и Алгалиарепт сжал сильнее, уходя от удара. Из моего горла донесся влажный хрип.
      – Брось ее! Она не твоя, пока я не получил, что хочу!
      – Я добуду эту информацию иным способом, – сказал шакал, и рокочущий его голос слился с шумом крови у меня в ушах. Голова, казалось, вот-вот взорвется.
      – Я тебя вызвал, чтобы ты добыл информацию от нее, –сказал Пискари. – Если ты ее сейчас убьешь, ты нарушишь условия вызова. Мне нужно это знать сейчас, а не через неделю или через год.
      Пальцы у меня на горле разжались, я рухнула на ковер, ловя ртом воздух. Сандалии на демоне были кожаные, с толстыми лентами. Я медленно подняла голову, ощупывая горло.
      – Всего лишь передышка, Рэйчел Мариана Морган, – сказала шакалья голова, причудливо вращая языком. – Сегодня ты будешь согревать мою постель.
      Я стояла на коленях, мучительно втягивая воздух и стараясь не думать, как я буду согревать ему постель, если буду мертва.
      – Ты знаешь, – просипела я, – мне это уже сильно надоело.
      Сердце стучало, когда я встала на ноги. Он согласился на работу – он снова может быть вызван.
      – Алгалиарепт! – отчетливо произнесла я. – Я призываю тебя, собакоголовый убийца, сукин сын, пес смердящий!
      У Пискари лицо вытянулось от удивления, а Алгалиарепт – могу поклясться – мне подмигнул.
      – А можно мне явиться в виде того, в коже? – сказала шакалья голова. – Бойся его, я люблю им быть.
      – Да чем хочешь, – сказала я, стоя на трясущихся коленях.
      Мигом явились черные кожаные мотоциклетные перчатки, поза собакоголового египетского бога из скульптурно-жесткой стала уверенно-развязной. Передо мной стоял Кистен, с головы до ног одетый в черную кожу, в черных ботинках на толстой подошве. Звякнули цепочки, пахнуло бензином.
      – Вот это красиво, – сказал демон, блеснув клыками и приглаживая светлые волосы. Из-под руки они вышли мокрые и пахнущие шампунем.
      Мне тоже показалось это красивым. К сожалению.
      Медленно выдохнув, копия Киста покусала нижнюю губу, чтобы она покраснела, мелькнул язык, оставивший на ней влажный блеск. У меня пробежала дрожь по телу – я вспомнила, какие мягкие у Киста губы. Будто прочитав мои мысли, демон вздохнул, сильные его пальцы опустились вниз, к штанам, привлекая мой взгляд. Над глазом появилась царапина, недавно полученная Кистом.
      – Чертовы вампирские феромоны, – прошептала я, отталкивая воспоминание о лифте.
      – Не в этот раз, – ухмыльнулся Алгалиарепт. Пискари смотрел, недоумевая:
      – Я тебя вызвал! Ты будешь делать, что я сказал!
      Копия Киста повернулась к Пискари и нагло показала ему палец:
      – И Рэйчел Мариана Морган тоже меня вызвала. У нас с этой ведьмой существуют неурегулированные долговые обязательства. И если у нее хватит хитрости победить после вызова демона без круга, то я их буду выполнять.
      Пискари скрипнул зубами и бросился на нас.
      Я ахнула, отпрянула. Потом возникло какое-то мучительное ощущение, и я увидела, как Пискари налетел на стену безвременья и свалился кучей рук и ног. Поняв, что это Алгалиарепт поставил собственный круг, я похолодела.
      Густой красный туман пульсировал и гудел, давил на меня, хотя я была в двух футах от него. Пискари встал, оправил на себе халат. Я коснулась барьера пальцем – его поверхность пошла рябью, и ледяная струйка холода побежала у меня от пальца вверх. Никогда не видела такого мощного, толстого слоя безвременья. Ощутив на себе взгляд Алгалиарепта, я убрала руку и вытерла палец об штаны.
      – Не знала, что ты такое умеешь, – сказала я, и демон засмеялся. Если подумать, то это понятно. Он демон, он в безвременье живет. И знает, конечно, как с ним работать.
      – Я научу тебя, как работать с такими массами безвременья и оставаться в живых, Рэйчел Мариана Морган, – сказал он, будто прочитав мои мысли. – За свою цену, конечно.
      Я покачала головой:
      – Может быть, позже.
      С криком бессильной ярости Пискари схватил проволочный стул и хряснул им о барьер. Я вздрогнула, во рту пересохло.
      Алгалиарепт бросил на разъяренного вампира скучающий взгляд. Пискари оторвал от стула ножку и попытался пронзить ею барьер как шпагой. Демон презрительно облокотился на барьер круга, обернувшись ко мне тугими ягодицами в кожаных штанах.
      – Проваливай, старая перечница. – Он в точности изображал британский акцент Киста, отчего Пискари взбесился еще больше. – Солнце скоро встанет, через три минуты у тебя будет шанс.
      Я вскинула голову.
       Три минуты? Восход уже так близко?
      Пискари в бешенстве швырнул отломанную ножку – она поскакала, вертясь, по ковру. Глаза его превратились в черные ямы, и он начал медленно, мерно кружить вокруг нас в предвкушении.
      Но пока что, в круге Алгалиарепта, я в безопасности.
       И что же в этой картинке не так?
      Заставив себя опустить руки, я посмотрела на фальшивое окно Пискари, увидела солнечный блик на самом высоком здании. Три минуты. Я приложила пальцы ко лбу.
      – Если я тебя попрошу убить Пискари, сравняет ли это наш счет?
      Он обернулся вполоборота:
      – Нет. Хотя убить Птаха Амона Финеаса Хортона Мэдисона Паркера Пискари входит в список моих дел, все равно это просьба, и она увеличит твой долг, а не освободит тебя от него. Кроме того, если ты пошлешь меня против своего врага, он сможет сам меня вызвать, как ты сейчас, и мы вернемся к тому, с чего начали. Единственная причина, по которой он сейчас не может меня призвать – мы не договорились ни о чем и, так сказать, находимся в преддверии процесса призывания.
      Он осклабился, и я отвернулась. Пискари стоял и слушал, думая о чем-то.
      – Ты можешь меня отсюда вытащить? – спросила я, подумав о спасении.
      – С помощью лей-линии – да. Но на этот раз это будет стоить тебе души. – Он облизал губы. – И ты станешь моей.
       Варианты – один другого лучше.
      – Можешь ли ты мне что-нибудь дать для защиты от него? – взмолилась я, начиная отчаиваться.
      – Столь же дорого… – Он подтянул перчатки. – И у тебя уже есть все, что тебе нужно. Логика событий тебя сюда привела, Рэйчел Мариана Морган. Все, что спасет твою жизнь, потребует твоей души.
      Пискари ухмылялся, и у меня живот свело судорогой, когда он застыл в восьми футах от меня. Мой взгляд метнулся к сумке с флаконом, который дал мне Кист – она была на той стороне барьера.
      – Что же мне просить? – отчаянно выкрикнула я.
      – Если я отвечу на этот вопрос, лапонька, у тебя не останется, чем платить, – прошептал он, наклоняясь ко мне и шевеля дыханием мои волосы. Я отпрянула, учуяв «бримстон». – Но ты же изобретательная колдунья, – добавил он. – Любой, кто может заставить звонить городские колокола, может выжить в схватке с вампиром. Даже таким старым, как Птах Амон Финеас Хортон Мэдисон Паркер Пискари.
      – Но я же на три этажа под землей! – возразила я. – Мне отсюда не достать лей-линии.
      Заскрипела кожа – это он ходил вокруг меня, сцепив руки за спиной.
      – Что ты хочешьсделать?
      Я выругалась про себя. Вне нашего круга ждал Пискари. Если я даже уйду от него, он выйдет сухим из воды. Вряд ли я смогу просить Алгалиарепта выступить свидетелем…
      Вытаращив глаза, я подняла голову.
      – Время? – спросила я.
      Изображение Киста посмотрело себе на запястье, и там появились часы – точно такие, как те, что я раздолбала молотком для мяса.
      – Минута тридцать секунд. У меня похолодели щеки.
      – Что ты хочешь за свидетельские показания, что Пискари и есть серийный убийца колдунов?
      Алгалиарепт осклабился:
      – Мне нравится ход твоих мыслей, Рэйчел Мариана Мор-,ган.
      – Сколько? – выкрикнула я, видя, как выползает солнце сбоку от домов.
      – Моя цена прежняя. Мне нужен новый фамилиар, а добывать душу Николаса Грегори Спарагмоса – слишком долго.
      Моя душа. Нет, этого я не могу сделать, даже пусть это удовлетворит Алгалиарепта и спасет Ника от потери души и похищения в безвременье, где он станет демонским фамилиаром навечно. С серьезным лицом я так пристально глянула в глаза Алгалиарепта, что он даже мигнул от удивления. У меня возникла мысль. Дурацкая и опасная, но, быть может, достаточно безумная, чтобы сработать.
      – Я стану твоим фамилиаром добровольно, – прошептала я, не зная, смогу ли пережить те потоки энергии, которые он будет через меня тянуть или заставит меня для него удерживать. – Я становлюсь твоим фамилиаром бесплатно, но сохраняю душу.
      Может быть, если я сохраню душу, он меня не сможет затащить в безвременье. Я смогу остаться по эту сторону лей-линий. Он сможет использовать меня лишь пока солнце не взойдет. Может быть. Вопрос был вот в чем: не будет ли у Алгалиарепта времени понять, в чем фокус?
      – И я хочу, чтобы ты свидетельствовал до того, как мои обязательства по этому соглашению вступят в силу, – добавила я на случай, если выживу.
      – Добровольно? – спросил он, и контуры его стали чуть размытыми. Даже Пискари был поражен. – Так не делается. Никто никогда раньше не становился фамилиаром добровольно. Я даже не знаю, что это значит.
      – Это значит, черт побери, что я – твой фамилиар! – рявкнула, зная, что стоит ему задуматься, он тут же поймет, что получает от меня только половину. – И соглашайся сейчас, а то через тридцать секунд либо я, либо Пискари будем мертвы, и ты ничего не получишь! Ничего! Договорились или нет?
      Образ Киста подался вперед, и я отпрянула с визгом. Он посмотрел на часы.
      – Добровольно?
      Глаза его блестели от радости и алчности. Я кивнула, охваченная паникой. Потом буду беспокоиться – если это «потом» еще будет.
      – Договорились, – ответил он так быстро, что я подумала, не сделала ли я ошибку. Но все же меня заполнило облегчение, а потом реальность дошла до меня как пощечина. Господи, помоги мне! Мне предстоит быть фамилиаром демона.
      Он тронул меня за запястье, и я отдернулась.
      – Договорились, – повторил он, с вампирской быстротой схватив меня за руку.
      Я ударила его ногой прямо в живот. Ничего не случилось – он только покачнулся от силы удара, но и все. Я ахнула, когда он процарапал черту поперек моей демонской метки. Полилась кровь. Я дернулась, и демон, издавая успокаивающие звуки, наклонил голову и подул на рану.
      Я попыталась освободиться, но он был сильнее. Меня мутило от крови, от всего вообще.
      Демон отпустил меня, и я рухнула, скользнув по дуге его барьера, ощущая покалывание в спине, и тут же поглядела себе на руку. Где была одна черта, теперь стало две, и новая выглядела не новее старой.
      – На этот раз не было больно, – сказала я, слишком заторможенная, чтобы быть потрясенной.
      – И в первый раз тоже не болело бы, если ты не попыталась зашить разрез. То, что ты чувствовала – это выгорало волокно нити. Я демон, а не садист.
      – Алгалиарепт! – крикнул Пискари, но наше соглашение уже было заключено.
      – Поздно, – ответил ухмыляющийся демон и пропал. Барьер у меня за спиной исчез, я рухнула назад, визжа, а Пискари бросился на меня. Упершись спиной в пол, я двинула его обеими ногами и перебросила через себя, а рукой схватила сумку и запустила в нее пальцы. Нащупала флакон, и в этот момент Пискари дернул меня на себя.
      – Ведьма! – зашипел он, сжимая мне плечо. – Я получу, что мне нужно. А потом ты умрешь.
      – Иди ты к черту, Пискари! – рявкнула я, с тихим хлопком открывая фиал и выплескивая ему в лицо.
      Он вскрикнул, резко от меня оттолкнулся. Я смотрела, лежа на полу, как он отпрыгнул, лихорадочными движениями стирая с лица жидкость.
      С колотящимся в горле сердцем я ждала, чтобы он упал, чтобы потерял сознание. Он ни того, ни другого делать не стал.
      У меня ребра стянуло страхом, когда Пискари вытерся и поднес пальцы к носу.
      – Кистен, – сказал он. Отвращение в его голосе смешивалось с усталым разочарованием. – Ох, Кистен… что же ты?
      Я с трудом проглотила слюну:
      – Оно безвредно?..
      Он посмотрел мне в глаза:
      – Ну ты же не думаешь, что я мог бы прожить так долго, если бы рассказывал детям, чем меня на самом деле можно убить?
      У меня не осталось ничего. Три секунды я глядела на него, и губы его сложились в плотоядную усмешку.
      Я попыталась вскочить, но Пискари небрежным движением поймал меня за лодыжку, и я упала, отбиваясь свободной ногой, два раза сумев попасть ему в лицо, пока он подтащил меня к себе и навалился всей тяжестью.
      Шрам у меня на шее вздрогнул ударом пульса, и страх разошелся вместе с этим ударом, создавая тошнотворную смесь.
      – Нет, – сказал Пискари, прижимая меня к ковру. – За это тебе придется помучиться.
      С обнаженных клыков капала слюна.
      Я пыталась вздохнуть, пыталась из-под него выбраться. Он сдвинулся, завел мне левую руку за голову. Правая осталась свободной и я, стиснув зубы, ударила ему в глаза.
      Пискари отдернулся, с вампирской силой перехватил руку и сломал ее с хрустом.
      Мой вопль эхом отдался от высокого потолка, спина выгнулась от боли. У Пискари загорелись глаза.
      – Говори, есть ли у Каламака работающий образец! Легкие требовали воздуха, дикая боль поднималась от руки волнами и отдавалась в голове.
      – Иди ты к черту… – прохрипела я.
      Прижимая меня телом к ковру, он сжал мне сломанную руку.
      От дикой боли я задергалась в судорогах. Все нервные окончания жгло огнем. У меня вырвался нечленораздельный звук – боли и решимости. Я ему не скажу.
      Тем более, что ответа не знаю.
      Он навалился на сломанную руку всем весом, и я завопила снова, чтобы не сойти с ума. Глаза его горели злостью, и страх наполнял болью мой череп. У Пискари глаза становились все чернее, инстинкты, раззадоренные моим сопротивлением, брали верх. Я слышала собственные стоны будто откуда-то снаружи, серебристые искры болевого шока заиграли между Пискари и мной, и я почувствовала облегчение – сейчас я потеряю сознание.
       Слава тебе Боже!
      Пискари тоже это заметил.
      – Нет, – прошипел он, успевая подобрать языком слюну с клыков, чтобы не капнула. – Не будет тебе такого счастья.
      Он перестал давить мне на руку, и я застонала, когда волна боли схлынула, оставив рябь.
      Он наклонился ко мне поближе, глядя в зрачки холодно и отстраненно, а серебристые искры исчезли, я снова видела. Под внешней бесстрастностью Пискари ощущалась горячая волна возбуждения. Если бы он не успел насытить свой голод с Айви, то не удержался бы, чтобы не выпить у меня всю кровь. Увидев, что я в сознании, он улыбнулся, предвкушая.
      Вздохнув, я плюнула ему в лицо, смешивая слюну со слезами.
      Пискари только закрыл глаза с таким видом, будто я ему надоела. Но, чтобы утереться, ему пришлось отпустить мое левое запястье.
      Основанием ладони я нацелилась ему в нос.
      Он перехватил мою руку, удержал ее, блестя клыками, и я посмотрела туда, где он оставил мне царапину, чтобы оживить свой амулет, и сердце у меня гулко грохотало в груди. По локтю медленно стекала ленточка крови, на ее конце вырастала красная капля, набухала и падала мне на грудь, теплая и мягкая.
      Я дышала прерывисто, смотрела, не в силах оторвать глаз. Он все сильнее напрягался, мышцы его затвердели, глаза смотрели на мое запястье. Упала еще одна капля, я ощутила ее тяжесть.
      – Нет! – взвизгнула я в ответ на его плотоядный стон.
      – Теперь понимаю, – сказал он до ужаса тихо, и под этой сдержанностью бесился обузданный голод. – Не удивительно, что Алгалиарепт так долго искал, чем тебя напугать. – Прижав мне руку к полу, он приблизился, наши носы терлись друг о друга. Я не могла ни дышать, ни шевельнуться. – Ты боишься желания, – прошептал он. – Скажи мне то, что я хочу знать, ведьмочка, или я тебя распотрошу, наполню собой твои жилы, сделаю своей игрушкой. Но дам тебе помнить свободу – в вечном у меня рабстве.
      – Иди к чертям! – ответила я в ужасе.
      Он отодвинулся заглянуть мне в лицо. Халат его съехал в сторону, и его кожа там, где меня касалась, горела жаром.
      – Начну я отсюда, – сказал он, вытягивая мою кровоточащую руку так, чтобы мне было видно.
      – Нет… – прохрипела я тихим испуганным голосом – страха не могла скрыть.
      Попыталась подтянуть руку к себе, но Пискари держал крепко. Медленным контролируемым движением он вытянул мою руку, как я ни сопротивлялась. От сломанной руки по телу расходились волны тошноты каждый раз, когда я пыталась ею шевельнуть, толкая его слабее, чем мог бы котенок.
      – Нет, Господи, нет! – заорала я, удваивая усилия, а он наклонил голову и лизнул мне локтевой сгиб, постанывая от удовольствия, медленно подводя язык туда, где текла кровь. Если его слюна попадет мне в жилы, он будет мною владеть. Вечно.
      Я извивалась, билась. Теплая влажность языка сменилась холодной остротой зубов, покусывающих, но не прокусывающих.
      – Скажи, – прошептал он, поднимая голову так, чтобы заглянуть мне в глаза, – и я тебя убью сразу, иначе буду убивать сто лет.
      Во мне булькала тошнота, смешиваясь с чернотой безумия. Я выгнулась, брыкаясь, пальцы сломанной руки нашли его ухо, я вцепилась, метя в глаза. Я дралась как животное – инстинкты повисли туманом между мной и безумием.
      Он задышал резко и отрывисто – мое сопротивление и боль вогнали его в горячку воздержания, которую я слишком часто видела у Айви.
      – Да ну его к черту, – произнес он, и меня обдало его резким голосом, как горячей волной. – Я тебя выпью сейчас, а то, что мне нужно, узнаю другим способом. Пусть я мертв, но все равно я мужчина.
      – Нет! – взвизгнула я, но было поздно.
      Он оскалил зубы. Прижав к полу мою кровоточащую руку, он запрокинул голову, целясь в шею. Туман боли вознесся до экстаза, когда он сжал мне сломанную руку, и я заорала, а он ответил мне нетерпеливым стоном.
      Меня потряс далекий звук взрыва, и пол подо мной вздрогнул. Меня дернуло судорогой, теплый восторг от сломанной руки сменился слепящей болью. Сквозь туман тошноты донеслись кричащие мужские голоса.
      – Они не успеют, – буркнул Пискари. – Для тебя уже слишком поздно.
       Только не так! –думала я, сходя с ума от страха и проклиная себя за глупость. Он нагнулся с перекошенным от голода лицом, я сделала последний вздох…
      Он вырвался из меня взрывом, когда зеленый шар безвременья ударил прямо в Пискари.
      Его вес чуть-чуть сместился на мне, и я задергалась. Не отпуская меня, Пискари зарычал и поднял голову.
      Рука моя оказалась свободной, и я смогла просунуть между нами колени. Слезы застилали глаза и мешали смотреть, но я отбивалась с возрожденным отчаянием. Кто-то пришел. Кто-то пришел мне на помощь.
      Еще один зеленый взрыв ударил в Пискари, он откатился назад. Упираясь ногой, я смогла приподнять нас обоих и сбросить его с себя.
      Кое-как встав, я схватила стул и замахнулась – попала ему по голове, и удар отдался у меня в руке.
      Он обернулся с разъяренным лицом, подобрался, готовясь на меня прыгнуть.
      Я быстро попятилась, прижимая к груди сломанную руку.
      И третий удар зеленого безвременья просвистел мимо меня, сбил Пискари с ног и бросил его спиной на стену.
      Я повернулась к далекому лифту.
       Квен.
      Он стоял рядом с большой дырой в стене возле лифта, в облаке пыли, и в руке его рос очередной шар безвременья, пока еще красный, но уже приобретающий оттенок его ауры. Наверное, он запас энергию в своем ци, потому что мы слишком глубоко были под землей, чтобы достать до лей-линии. У ног его стояла черная сумка, из-под расстегнутой молнии торчали несколько похожих на меч кольев. За дырой открывалась лестница.
      – Вовремя, – пропыхтела я, пошатываясь.
      – На переезде застрял, – ответил он, шевеля руками в воздухе – это он творил магию лей-линий. – Не надо было притягивать сюда ФВБ.
      – Я не стала бы, не будь твой босс такой заразой! – крикнула я, делая еще один неглубокий вдох и стараясь не закашляться от пыли. Моя записка оказалась у Кистена – как же сюда могло попасть ФВБ, если не Квен его сюда привел?
      Пискари поднялся на ноги, посмотрел на нас и обнажил клыки в улыбке:
      – А теперь еще эльфийская кровь? С самого Поворота я так не наедался.
      С вампирской быстротой он бросился через всю комнату на Квена, по дороге сбив меня ударом наотмашь. Я отлетела спиной в стену и сползла на пол. Оглушенная, почти потерявшая сознание, я увидела, как Квен уклонился от удара Пискари, похожий на тень в своем обтягивающем костюме. У него в одной руке был деревянный кол длиной с мою руку, в другой – растущий шар безвременья. Он произносил латинские слова, слова черной магии, прожигающие мозг.
      В затылке забилась волнами боль, и когда я коснулась там, где болело, меня затошнило, но крови там не было. Черные пятна перед глазами растаяли, сквозь завесу пыли от проломленной стены я стала глазами искать сумку.
      Низкий крик боли заставил меня оглянуться на Квена, и сердце будто остановилось.
      Пискари его схватил и, обнимая как любовника, присосался к шее. Квен обмяк, деревянный меч выпал у него из руки, крик боли сменился стоном восторга.
      Опираясь на стену, я встала.
      – Пискари! – крикнула я, и он обернулся с красными от крови зубами.
      – Жди, пока очередь подойдет.
      – Я первая здесь была!
      Разозленный, он бросил Квена. Будь он голоден, его бы ничто не отвлекло от схваченной добычи.
      Квен вяло поднял руку, не вставая. Я знала, почему – это слишком хорошее ощущение.
      – Не умеешь ты вовремя остановиться, – сказал Пискари, надвигаясь на меня.
      Из меня полились латинские слова, прожженные в мозгу голосом Квена, руки задвигались, творя черную магию. Язык распух от вкуса фольги, я тянулась к лей-линии – и не находила ее.
      Пискари врезался в меня, я открыла рот, не в силах дышать, а он на меня навалился, тянулся зубами.
      И что-то разорвалось от этого страха, поток безвременья захлестнул меня с головой, я услышала свой удивленный крик от этого водопада силы. У меня из рук хлынул взрыв золотой энергии, переплетенной с черным и красным. Пискари оторвало от меня, подбросило в воздух и ударило в стену так, что затряслись лампы.
      Я кое-как поднялась, пока он валялся на полу, и поняла, откуда пришла эта энергия.
      – Ник! – в страхе воскликнула я. – Ник, прости меня, о Боже мой!
      Я зачерпнула из линии через него как своего фамилиара. Энергия текла ко мне через него. И зачерпнула я больше, чем он мог вынести. Что я наделала?
      Пискари валялся у стены, но уже шевельнул ногой и вскинул голову. Глаза у него еще смотрели мутно, но были черны от ненависти. Нельзя было дать ему встать.