Хороший, плохой, неживой

      – Именно так, мэм, – ответила я, сама удивившись, как мало из меня исходит почтения. – Когда мне было об этом сказано, мои затраты времени и усилий учтены не были.
      Она медленно выдохнула:
      – Терпеть не могу выковыривать дичь из-под земли. Вы колдовали на поле?
      Ее откровенность мне понравилась, я решила ответить тем же.
      – Я три дня билась над тем, как проникнуть в офис мистера Рея, а я ведь могла в это время работать над другими делами. И хотя я понимаю, что вина здесь не ваша, кто-то должен был меня известить.
      – Вероятно, но факт остается фактом: рыбка не пропада- iла. У меня нет привычки откупаться от шантажа. Вам придется перестать.
      – А у меня нет привычки шантажировать, – ответила я, не испытывая ни малейшего искушения сорваться в присутствии ее стаи. – Но я бы поступила небрежно, если бы не поставила вас в известность о своих чувствах. Я вам даю слово, что не стану вмешиваться в игру. Потому что мне это и не нужно будет. Пока мне не заплатят, каждый раз, когда мяч уйдет в сторону или треснет бита, ваши игроки будут думать, не моя ли это работа. – Я улыбнулась, не показывая зубов. – Пятьсот долларов – очень небольшая плата за душевное спокойствие ваших игроков.
       Вшивые пятьсот долларов. Надо было в десять раз больше брать. Какого черта охранники Рея тратили на меня пули ради какой-то вонючей рыбешки, я до сих пор не могла понять.
      Она приоткрыла губы, и я готова поклясться, что в ее вздохе послышалось рычание. Спортсмены славятся своей суеверностью. Она заплатит.
      – Не в деньгах дело, миссис Саронг, – сказалая, хотя сперва дело было именно в деньгах. – Но если хоть одна стая обойдется со мной как с дворнягой, я ею и стану. А я не дворняга.
      Она отвела взгляд от поля:
      – Не дворняга, – согласилась она. – Вы волк-одиночка. – Грациозным движением она подозвала ближайшего верволь-фа – чем-то он показался мне знакомым. Он поспешно вышел вперед с переплетенной в кожу чековой книжкой размером в библию, которую приходилось держать двумя руками. – Одинокий волк – самый опасный, – сказала она, выписывая чек. – И живут они меньше всех. Найдите себе стаю, миз Морган.
      С громким треском она оторвала чек. Я не очень поняла, были ее слова советом или угрозой.
      – Спасибо, уже нашла, – ответила я и спрятала чек, не глянув на сумму. Гладкий мячик коснулся моих пальцев, я его вытащила и положила в ее подставленную ладонь. – Я уйду до начала игры, – сказала я, зная, что обратно на скамейки мне уже никак не попасть. – На сколько мне запрещено посещение?
      – На всю жизнь, – ответила она, улыбаясь как сам дьявол. – Я тоже не дворняга.
      Я улыбнулась в ответ – она мне искренне нравилась. Гленн подошел поближе. Я взяла из его руки бокал шампанского и проставила на подоконник.
      – Всего наилучшего, миссис Саронг.
      Она наклонила голову, как королева, отпускающая подданных, держа в руке второй бокал из принесенных Гленном.
      У нее за спиной притаились три молодых человека, мрачных и хорошо ухоженных. Я бы на ее должности работать не взялась, хотя, кажется, льготы тут серьезные.
      Ботинки Гленна звучно ступали по бетону на обратном пути к воротам – нас теперь не вез Мэтт на микрокаре.
      – Ты там попрощался со всеми от моего имени? – спросила я, имея в виду Ника.
      – Конечно.
      Глаза его смотрели на большие знаки с буквами и стрелками, показывающими на выход. Когда мы туда добрались, солнышко приятно грело и, дойдя до автобусной остановки, я успокоилась. Гленн остановился рядом и отдал мне шляпу.
      – Насчет твоего гонорара… – начал он.
      – Гленн, – перебила я, надевая шляпу, – я уже твоему папе сказала, чтобы вы не парились. Я благодарна за то, что выкупили мой контракт в ОВ, а с двумя_ тысячами, которые дал мне Трент, вполне перебьюсь, пока у меня рука пройдет.
      – Можешь помолчать? – спросил он, копаясь в кармане. – Мы кое-чего придумали.
      Я повернулась, увидела ключ у него в руках, посмотрела ему в глаза.
      – Получить «добро» на компенсацию тебе отмененного курса мы не могли, но тут у нас попался реквизированный автомобиль. Страховая компания его списала, так что на аукцион мы его выставить не можем.
       Машина? Эдден дает мне машину?Карие глаза Гленна сияли.
      – Сцепление и трансмиссию мы починили. Еще барахли-. ла электросистема, но механик из гаража ФВБ ее наладил бесплатно. Мы ее отдали бы тебе раньше, – сказал он, – но департамент регистрации не понимал, что я пытаюсь сделать, и пришлось три раза туда ездить, чтобы перевести ее на твое имя.
      – Ребята, вы мне купили машину? – спросила я прерывающимся от волнения голосом.
      Гленн улыбнулся и подал мне полосатый, как зебра, ключ на цепочке с лиловой кроличьей лапкой.
      – Деньги, вложенные в нее ФВБ, примерно те же, что мы тебе должны. Я тебя отвезу домой. Там переключение ручное, и вряд ли ты со сломанной рукой сможешь переключать передачи.
      У меня вдруг застучало сердце. Я пристроилась в ногу с Гленном, осматривая стоянку.
      – Которая моя?
      Гленн показал, и стаккато моих каблуков по бетону дало сбой – я узнала красную машину с откидным верхом.
      – Это машина Фрэнсиса, – сказала я, не совсем способная разобраться в своих чувствах.
      – Это ничего? – спросил Гленн, внезапно озабоченный. – Ее собирались сдать на металлолом. Ты же не суеверна?
      – Н-ну… – промямлила я, притягиваемая сияющим красным лаком.
      Потрогала его, ощутила приятную гладь. Верх был опущен, и я повернулась, улыбаясь. Озабоченная мина Гленна сменилась облегчением.
      – Спасибо, – прошептала я, не веря, что машина действительно моя. Нет, правда моя?
      Осторожно ступая, я осмотрела машину спереди, сзади. У нее были новые индивидуальные номера: БЕГУНЬЯ. Совершенство.
      – Она моя? – спросила я с бьющимся сердцем.
      – Давай, садись, – сказал Гленн.
      Лицо его преобразилось от довольного энтузиазма.
      – Она чудесная, – сказала я, сдерживая слезы. Кончились просроченные автобусные проездные. Кончилось стояние на холоде. Не нужно маскироваться колдовством, чтобы меня впустили в автобус.
      Я открыла дверцу. Кожаное сиденье было теплым от полуденного солнца, гладкое, как шоколадное молоко. Веселый звон открываемой и закрываемой дверцы звучал небесной музыкой. Я вставила ключ, проверила, что машина стоит на нейтрали, выжала сцепление и запустила двигатель. Гул мотора – это был голос самой свободы. Закрыв дверь, я обернулась сияющим лицом к Гленну.
      – Это на самом деле? – Голос мой дрогнул. Он кивнул, улыбаясь во весь рот.
      Я была в восторге. Со сломанной рукой я не могла работать рычагом передач, но могла потрогать все кнопки. Я включила радио и подумала, что это знаменье, когда загремела Мадонна. Отключив «Меркантильную девицу», я открыла отделение для перчаток – на регистрационном удостоверении было мое имя. Оттуда выпал большой желтый конверт, и я подняла его с пола.
      – Я его туда не клал, – сказал Гленн с новой тревогой.
      Я поднесла конверт к носу, и лицо у меня вытянулось, когда я узнала чистый запах сосны.
      – Это от Трента. Гленн выпрямился.
      – Выйди из машины, – сказал он властно и отчетливо.
      – Не глупи, – ответила я. – Хотел бы он моей смерти, не посылал бы Квена меня выручать.
      Шевеля желваками на скулах, Гленн открыл дверь. Моя машина запищала.
      – Гленн, – заворковала я, открыла конверт и замолчала. – Гм… он не пытается меня убить. Он мне платит.
      Гленн потянулся посмотреть, я повернула к нему конверт. Он приглушенно выругался.
      – Как ты думаешь, сколько здесь? – спросил он, пока я засовывала конверт в сумку.
      – Я думаю, восемнадцать тысяч, – попыталась ответить я небрежно, хотя пальцы дрожали. – Столько он мне предлагал за очистку его доброго имени.
      Отведя волосы с глаз, я подняла голову – и у меня пресеклось дыхание. В зеркале заднего вида маячил на резервной полосе «серый призрак» Трента. Минуту назад его там не было. По крайней мере, я его не видела. Рядом с ним стояли Трент и Джонатан. Гленн увидел, куда я смотрю, и повернулся туда же.
      – Ага, – сказал он озабоченно. – Рэйчел, я хочу подойти к,‹»ой вон билетной будке и поговорить с хозяйкой насчет возможности купить блок мест для пикника ФВБ в будущем году. – Он помолчал, закрыл дверь со звонким щелчком. Темные пальцы выделялись на светлой краске. – Ты как тут, ничего?
      – Ага. – Я отвела глаза от Трента. – Спасибо, Гленн. Если он меня убьет, скажи папе, что автомобиль мне понравился.
      Он едва заметно улыбнулся и отошел.
      Шаги его затихли. Я все так же смотрела в зеркало заднего вида. Со стадиона донесся рев болельщиков – игра началась. У Трента шел разговор с Джонатаном на повышенных тонах, потом он оставил своего разъяренного собеседника и медленно направился ко мне. Руки он держал в карманах и выглядел хорошо. Лучше чем хорошо, на самом-то деле: в простых брюках, удобных туфлях, свитере грубой вязки от осенней прохлады. Из-под свитера виднелся воротник шелковой темно-синей рубашки, создавая чудесный контраст загару. Твидовая кепка затеняла зеленые глаза и не давала ветру трепать тонкие волосы.
      Он медленно встал рядом со мной, все время глядя мне в глаза, ни на секунду не глянув на машину. Пошаркав нотами, он полуобернулся к Джонатану. Тут до меня доперло, что я помогла ему оправдаться. Он за полгода убил как минимум двоих, и один из них Фрэнсис. А я теперь сижу в машине мертвого колдуна.
      Я ничего не сказала, сжимая руль здоровой рукой, держа сломанную на коленях, и напомнила себе, что Трент меня боится. По радио диктор скороговоркой передавал новости, и я вывела громкость почти в ноль.
      – Деньги я нашла, – сказала я вместо приветствия.
      Он прищурился, потом сдвинулся ближе к боковому зеркалу, чтобы скрыть лицо в тени.
      – Всегда пожалуйста. Я всмотрелась в него:
      – Что-то я не помню, чтобы я говорила «спасибо».
      – Все равно для вас – всегда пожалуйста. Я поджала губы. Зараза.
      Взгляд Трента упал на мою руку:
      – Долго еще вам выздоравливать? Я удивленно моргнула:
      – Не очень. Перелом без смещения. – Я тронула амулет на шее. – Были повреждены мышцы, поэтому я еще ею не владею, но сказали, что лечение никакое не нужно. Через шесть недель вернусь к оперативной работе.
      – Это хорошо, – быстро сказал он, и наступило долгое молчание.
      Я сидела в машине, думая, что же ему нужно. В нем ощущалась какая-то напряженность, брови были едва-едва заметно приподняты. Он не боялся, не был встревожен. Непонятно, чего он хотел.
      – Пискари говорил, что наши отцы работали вместе, – сказала я. – Он соврал?
      Солнце блеснуло на белых волосах Трента, когда он качнул головой. – Он не врал.
      У меня по спине поползла льдинка. Облизав губы и смахнув с рулевого колеса пылинку, я спросила небрежно:
      – А что они делали?
      – Приходите на меня работать, и я скажу. Я вскинула на него глаза:
      – Ты вор, мошенник, убийца и плохой человек, – спокойно сказала я. – Ты мне не нравишься.
      Он пожал плечами – движение, от которого он казался совершенно безобидным.
      – Я не вор, – сказал он. – Но я не против манипуляцией заставить вас на меня работать, когда мне это будет нужно. – Он улыбнулся ровнейшими зубами. – Не то что не против – мне это приятно.
      У меня краска бросилась в лицо.
      – Ты так собой доволен, Трент, – сказала я, жалея, что не могу поставить машину на задний ход и переехать ему ногу.
      Он улыбнулся еще шире.
      – Чего лыбишься?
      – Вы только что назвали меня по имени, не по фамилии. Мне это нравится.
      Я открыла рот – и закрыла.
      – Созывай по этому поводу банкет и Папу Римского пригласи. Мой отец работал на твоего отца, но сам ты – дерьмо, и единственное, почему я тебе твои деньги не швырнула в морду, так потому что: а) я их заработала, и б) мне надо на что-то жить, пока заживут травмы, полученные, когда я твою задницу спасала от тюрьмы!
      Его глаза блеснули весельем, и я вышла из себя.
      – Спасибо, что обелили мое имя.
      Он подошел потрогать мой автомобиль, но остановился, когда я издала предупреждающий звук, и тогда он это движение превратил в полуоборот – посмотреть, не ушел ли Джонатан. Не ушел. И Гленн тоже за нами наблюдал.
      – Насчет этого можешь просто забыть, – ответила я. – На охоту за Пискари я вышла, спасая жизнь моей матери, а не твою.
      – Все равно спасибо. И еще – на случай, если для вас это что-нибудь значится сожалею, что бросил вас на крысиную арену.
      Я пригнулась к окну, чтобы разглядеть Трента, отвела от лица волосы, заброшенные порывом ветра.
      – И ты думаешь, это для меня что-нибудь значит? – сказала я сурово. И покосилась на него украдкой: он едва ли не приплясывал на месте.
      – Подвиньтесь, – сказал он наконец.
      – Чего? – уставилась на него я.
      Он посмотрел мне за спину на Джонатана и снова на меня.
      – Я вас отвезу, подвиньтесь. Джон никогда не пускает меня за руль, говорит, это ниже моего достоинства. – Он обернулся на Гленна, незаметно стоящего у столба. – Или вы предпочитаете, чтобы вас отвез какой-нибудь детектив из ФВБ, ни разу не превысив скорость?
      От удивления у меня даже злость не прозвучала в голосе:
      – Вы умеете водить с ручным переключением?
      – Получше вас.
      Я посмотрела на Гленна, снова на Трента и медленно откинулась на спинку сиденья.
      – Знаете что? – сказала я, подняв брови. – Можете отвезти меня домой, если по дороге будем держаться одной темы.
      – О вашем отце? – спросил он, и я кивнула. Кажется, я начинала привыкать к договорам с демонами.
      Трент сунул руки в карманы, покачался на каблуках, глядя в небо и раздумывая. Потом, вернувшись на грешную землю, кивнул головой.
      – Сама себе не верю, – сказала я себе под нос, забрасывая сумку на заднее сиденье и неуклюже перелезая через рычаг переключения передач. Сняв красную хаулерскую шляпу, я скрутила волосы в пучок и натянула шляпу покрепче, ожидая встречного ветра.
      Гленн двинулся к нам, но замедлил шаг, когда я ему помахала. Качая головой, будто не веря своим глазам, он повернулся и пошел обратно на стадион.
      Я застегнула ремень, Трент открыл дверцу и сел на место водителя. Поправил зеркала, дважды прогазовал перед тем, как выжать сцепление и включить первую скорость. Я уперлась в приборную панель, ожидая рывка, но он тронулся с места так плавно, будто зарабатывал на жизнь парковкой автомобилей.
      Джонатан поспешил к своему лимузину, я украдкой глянула на Трента. Прищурилась, когда он, настраивая радио, пока мы стояли на светофоре, не тронулся даже когда включился зеленый. Я хотела на него рявкнуть, чтобы не трогал мое радио, но он нашел станцию, где передавали Такату, и включил ее. Раздосадованная, я ткнула в кнопку «оставить».
      Светофор переключился на желтый, и Трент резко бросил машину через перекресток, ускользая от поперечных машин, под визг шин и рев клаксонов. Стиснув зубы, я про себя поклялась, что ежели он мою новую машину разобьет раньше, чем я смогу сделать это сама, я его засужу.
      – Я не буду снова на вас работать, – сказала я, когда он дружески помахал оставшимся позади разъяренным водителям и влился в трафик магистрали.
      Моя злость несколько поуменьшилась, когда я поняла: он застрял на зеленый, чтобы оставить Джонатана на светофоре.
      Я посмотрела на Трента недоверчиво. Видя, что я его поняла, он вдавил педаль газа в пол. Восторг быстрой езды охватил меня, а Трент улыбнулся мне уголком губ – ветер бросал волосы ему на глаза.
      – Если вам так легче думать, миз Морган, продолжайте, будьте добры.
      Ветер теребил мою одежду, я закрыла глаза от греющего лицо солнца, всем телом, костями ощущая гул шин по бетону. Завтра я уж буду думать, как избавиться от соглашения с Алгалиарептом, убрать демонскую метку, разорвать связь, делающую Ника фамилиаром, и жить с вампиршей, старающейся скрыть, что она снова практикует. Сейчас я ехала в собственной машине, вел ее самый влиятельный холостяк Цинциннати, а в кармане у меня восемнадцать тысяч шесть долларов и пятьдесят семь центов. И никто не капает на мозги насчет превышения скорости.
      Учитывая все обстоятельства, неплохой результат недельной работы.