– Молодые месяцы на остриях и лента Мебиуса в центре – пня равновесия.
      Веселый блеск в глазах Ника сменился удивлением:
      – А вызов?
      Я улыбнулась и положила в зелье растертые листья герани. Зеленые кусочки повисли в воде, как в желе. Отлично.
      – Который? Вызов внутренней мощи или физической сущности?
      – Оба.
      – Для внутренней силы – желуди и дубовые листья во внутренних точках, а для вызова сущности – кельтская цепь, связывающая вершины.
      Довольная собой от его удивленного вида, я подрегулировала огонь под котлом и полезла в ящик со столовыми приборами за иглой для пальца.
      – О'кей. Я впечатлен.
      Книга легла на стол, а Ник взял из пакета горсть чипсов.
      – Так ты их мне начертишь?
      – Обещаешь, что потом сама сделаешь?
      – Договорились, – сказала я радостно.
      С эссе я уже справилась, теперь только еще сделать Боба фамилиаром – и готово. Проще простого. Посмотрев на Боба, я невольно съежилась. Ага, проще простого.
      – Спасибо, – тихо добавила я, когда Ник расправил черную бумагу, прикатав концы к столу.
      – Я их криво нарисую, чтобы она подумала, будто это твоя работа, – сказал он.
      Я повернулась к нему, приподняв брови:
      – Огромное спасибо, – сказала я сухо, и он ухмыльнулся.
      Закончив варить зелье, я уколола палец и выдавила три капли крови. Они упали в котел, от него пошел запах красного дерева, и зелье забурлило. Пока все как надо. – Колдуньи земли с пентаграммами не работают, – сказал Ник, затачивая мелок трением о наждак. – Откуда ты их знаешь?
      Отставив кровоточащий палец, я протерла магическое зеркало бархатным шарфом, одолженным у Айви. Меня бросило в дрожь от холода, которым пахнуло зеркало. Терпеть не могу смотреть в магическое зеркало – у меня от него мурашки по коже.
      – От банок варенья с пентаграммами, – ответила я. Ник поднял глаза, и от выражения его лица мне почему-то стало хорошо. – Сам знаешь. Видел банки с вареньем, которые потом можно использовать как стаканы для сока? У них на донышке пентаграммы, а сбоку написано, как ими пользоваться. Я целый год прожила на арахисовом масле и сандвичах с вареньем.
      Чуть грустновато мне стало, когда я вспомнила, как папа меня экзаменовал за столом.
      Ник закатал рукава и начал чертить.
      – А я себя считал плохим мальчиком, за то что откапывал игрушки со дна картонок с хлопьями.
      Я закончила подготовительную работу и была готова начинать колдовать всерьез. Пора было чертить круг.
      – Туда или сюда, – велела я Нику, и он поднял глаза от задания, заморгал. – Я сейчас буду чертить круг. Ты в нем будешь или снаружи?
      Он задумался:
      – Ты хочешь, чтобы я пересел?
      – Только если не хочешь быть в круге. Он посмотрел недоверчиво:
      – Ты весь кухонный островок хочешь включить?
      – А что, это проблема?
      – Да не-ет, – протянул Ник, придвигаясь ближе. – Колдуны наверняка умеют держать больше лей-линейной мощи, чем люди. У меня не получился бы круг больше трех футов в диаметре.
      Я улыбнулась:
      – Я не знаю. Спросила бы доктора Андерс, если бы она не заставляла меня чувствовать себя идиоткой. Я думаю, это по-разному. Моя мама тоже не может держать круг больше трех Футов диметром. Так ты внутри или снаружи?
      – Внутри.
      Я с облегчением выдохнула.
      – Отлично, я на это надеялась. – Наклонившись над кухонным столом, я положила рядом с ним мою книгу заклинаний. – Мне нужна твоя помощь вот это перевести.
      – Это чтобы я твое домашнее задание делал, да еще и помог тебе фамилиара привязать? – возмутился он.
      Я виновато поежилась:
      – Единственное заклинание, которое я у себя в книге нашла – на латыни.
      Ник посмотрел на меня, будто не веря:
      – Рэйчел, я по ночам сплю!
      Я глянула на часы над раковиной:
      – Сейчас только полвторого.
      Он вздохнул и подвинул книгу к себе. Я знала заранее, что он не сможет сопротивляться, когда мы уже начнем. И действительно, его легкая досада сменилась горячим интересом, когда он прочел первый абзац:
      – Послушай, это же на старой латыни!
      Я наклонилась через стол, так что моя тень легла на страницы:
      – Я могу прочесть названия растений, и уверена, что рецепт среды переноса пойму правильно, потому что это стандартно, но в заклинании сомневаюсь.
      Он уже не слушал, наморщив лоб и двигая по тексту длинным пальцем.
      – Твой круг надо будет модифицировать, чтобы изменять и собирать силу.
      – Спасибо, – сказала я, радуясь, что он будет помогать.
      Я вообще-то не против копать наугад, но колдовство – наука точная. А мне от самой мысли, что мне нужен фамилиар, уже становилось не по себе. У многих колдунов и колдуний они есть, но лей-линейщикам они нужны просто для безопасности. Разделить свою ауру – это помогает не дать демону утащить тебя в безвременье. Бедняга Боб.
      Ник снова принялся за пентаграммы, поглядывая, как я вытащила двадцатифунтовый пакет соли из-под стола и со стуком взгромоздила его на столешницу. Ощущая на себе взгляд Ника, я наскребла пригоршню слежавшейся соли. По настоянию Айви я когда-то сняла защитный слой и выцарапала в линолеуме неглубокий круг. Айви мне помогала – на самом деле, она все это и сделала, веревочкой и мелом начертив его, чтобы круг был идеальным. Я сидела на кухонном столе и не мешала ей работать – ее бы раздражало, если бы я путалась под ногами. В результате круг получился действительно кругом. Она даже взяла компас и черным лаком для ногтей обозначила север, чтобы я знала, где начинать круг.
      Теперь, вглядываясь в пол в поисках черной отметки, я тщательно сеяла соль, двигаясь по часовой стрелке вокруг островка, пока не нашла начальной точки. Я добавила предметы для защиты и для гадания, поставила на нужные места зеленые свечи, зажгла их от пламени, которое использовала для создания среды переноса.
      Ник смотрел на все это вполглаза. Мне нравилось, как он спокойно относится к тому, что я колдунья. Когда мы познакомились, я боялась, что раз он один из немногих людей, практикующих черные искусства, мне придется когда-нибудь шмякнуть его по башке и сдать властям, но Ник занялся демонологией, чтобы практиковаться в латыни и сдать историю языков, а не чтобы вызывать демонов. А новизна человека, который с такой легкостью воспринимает магию, вполне заводила.
      – Последний шанс уйти, – предупредила я, выключая газ и ставя среду на стол.
      Ник издал горловой звук, отложил идеально начерченную пентаграмму и начал следующую. Завидуя этим ровным прямым линиям, я отодвинула свои параферналии, чтобы очистить на столе место напротив него.
      Мелькнуло воспоминание, как меня наказали, когда я ненароком зачерпнула из лей-линии, и лагерный хулиган оказался на дереве. Я считала глупостью, что моя нелюбовь к лей-линиям связана с этим детским поступком, но я знала, что дело не только в нем. Не доверяла я магии этих линий: слишком легко при этом забыть, на какой ты стороне.
      А с магией земли все куда проще. Если приходится убивать коз, то почти наверняка это черная магия. Магия лей-линий тоже требует в уплату смерть, но эта смерть менее очевидная, берется из твоей души, ее куда труднее измерить и легко не замечать – пока не станет поздно.
      Цена за белую магию лей-линий ерундовая – для меня достаточно срывать растения и использовать их в составлении зелий. Но нефильтрованая сила, приходящая к тебе по линиям, соблазняет. Нужна сильная воля, чтобы держаться в поставленных себе границах и оставаться белой колдуньей. Границы, которые кажутся такими разумными и сдержанными, когда ты их себе ставишь, часто начинают казаться глупыми или трусливыми, когда сила лей-линии течет через тебя. Слишком много у меня было подруг, которые от «срывания растений» переходили к «убийству коз», даже не заметив, что уже перепрыгнули к темным искусствам. И они никогда меня не слушали, говорили, что я просто завистлива или глупа. В ре-|ультате получалось, что я тащила их в кутузку ОБ, когда они накладывали черные чары на копа, остановившего их за скорость пятьдесят при разрешенных тридцати пяти. Может, потому долгой дружбы у меня ни с кем не получалось.
      О бывших подругах я тревожилась – хорошие по сути ведьмы, но соблазненные силой, превосходящей их волю. Они были достойны жалости – их души медленно съедались в уплату за черную магию, с которой они баловались. Но пугали меня профессиональные черные колдуны, достаточно сильные, чтобы перенаправить смерть души в уплату за магию на кого-нибудь другого. В конце концов все-таки эта смерть души находила дорогу – быть может, приводя с собой демона. Я только знала, что тогда бывает крик, кровь и оглушительные взрывы, сотрясающие город.
      И больше этот колдун или колдунья мне беспокойств не доставляли.
      Я особой силой воли не обладала. Я это знала, с этим смирилась и избегала создавать себе проблемы, шарахаясь от лей-линий когда только можно. И сейчас надеялась, что превратить рыбку в фамилиара – это будет не началом нового пути, а просто ухабом на моей дороге. Взглянув на Боба, я поклялась про себя, что так оно и будет. У всех ведьм есть фамилиары. И в чарах привязки ничего страшного нет.
      Сделав медленный вдох, я приготовилась к дезориентации, возникающей при подключении к лей-линии. Медленно включила второе зрение, добиваясь от него резкости. Нос защекотала вонь жженого янтаря. Волосы шевельнул невидимый ветер, хотя окна в кухне были закрыты. В безвременье всегда ветер. Я себе представила, что окружающие меня стены стали прозрачными, и перед мысленным взором так оно и стало.
      Второе зрение начало крепнуть, и ощущение, будто я снаружи, росло, пока ментальный пейзаж за стенами церкви не стал так же реален, как кухонный стол, невидимый, у меня под пальцами. Закрыв глаза, чтобы отключить обычное зрение, я глянула мысленным взором, через несуществующую кухню. Ник вообще пропал, а память о стенах церкви выцвела в едва заметные серебристые меловые линии. И сквозь них виден был окружающий ландшафт.
      Здесь было что-то вроде парка, и горящее красное зарево отражалось от подложки облаков там, где должен стоять Цинциннати, спрятанный за чахлыми деревьями. Все знали, что у демонов есть собственный город, построенный на тех же лей-линиях, что и Цинциннати. Деревья и прочая растительность светились тем же красноватым светом, и хотя ни ветерка не шелестело в липе за кухней, ветви низкорослых деревьев безвременья мотались на том же ветру, что шевелил мне волосы. Есть такие, кто ловит кайф от несовпадений реальности и безвременья, но мне это чертовски неуютно. Когда-нибудь я пойду к Кэрью-Тауэр и посмотрю на изломанный, светящийся город демонов своим вторым зрением. У меня ком свернулся в животе. Ага, как же. Разбежалась я туда идти.
      Мой взгляд привлекли белые, почти светящиеся надгробья кладбища. Они – да еще луна – вроде бы только и существовали без красного сияния, неизменные в обоих мирах, и я подавила дрожь. Лей-линия крупным красным мазком лежала к северу на высоте человеческого роста над надгробиями. Линия небольшая – меньше двадцати ярдов, как мне показалось, – но настолько мало использованная, что казалась сильнее даже той огромной лей-линии, на которой стоял университет.
      Зная, что Ник наверняка тоже смотрит своим вторым зрением, я протянула собственную волю и коснулась этой ленты силы. Меня пошатнуло, глаза зажмурились крепче, пальцы сильнее сжали край стола. Пульс запрыгал, дыхание участилось.
      – С-супер! – шепнула я, решив, что льющаяся в меня толчками сила кажется мощнее, чем была в прошлый раз.
      Я стояла пассивно, а поток стремился внутрь меня, пытаясь уравнять наши силы. Пальцы покалывало, ступни заныли, пока поток омывал мои теоретические конечности, зеркально отражавшие реальные. Наконец возникло равновесие, и часть энергии стала вытекать из меня обратно в лей-линию. Как если ни меня включили в какую-то схему, и проходящая через меня и линия оставляла накапливающийся заряд, от которого мне казалось, что я чем-то вымазана.
      Связь с лей-линией пьянила, и я, не в силах больше держать глаза закрытыми, распахнула их. Моя захламленная кухня сменила серебристые контуры. От дезориентации кружилась голова, и я попыталась согласовать мысленный взор с обычным зрением, используя их одновременно. Мысленным взором Ник не виден, но в обычном зрении он может стать темнее из-за теней, которые ложатся на него в мире второго зрения. У некоторых людей этих теней вообще нет, но я готова была ручаться, что Ник не окажется из таких. Наши взгляды встретились, и я почувствовала, как вытягивается у меня лицо.
      Его аура была обрамлена черным. Это не обязательно плохой признак, но указание в неприятном направлении. Узкая фигура Ника казалась изможденной, и где раньше его книжная мина придавала ему ученый вид, сейчас в ней читались тоны опасности. Но потрясла меня черная круглая тень на левом виске. Именно там оставил свою метку демон, от которого Ник меня спас, и это было как долговая расписка, которую Нику предстоит когда-нибудь оплатить. Я тут же глянула на свое запястье.
      На коже был лишь обычный выпуклый шрам в форме круга, пересеченного линией. Но это не значило, что Ник там не видит ничего другого. Подняв руку, я спросила:
      – Он светится черным?
      Ник мрачно кивнул, и его обычный вид стал проступать сквозь тот угрожающий по мере того, как ментальное зрение мое слабело под натиском обычного.
      – Это метка демона? – спросила я, поглаживая запястье пальцами. Я ничего черного не видела, но мне же и собственная аура не видна.
      – Да, – тихо сказал он. – А тебе кто-нибудь говорил, что когда ты каналируешь лей-линию, у тебя вид… гм… совсем другой?
      Я кивнула, чуть покачиваясь от борьбы двух реальностей. «Совсем другой» – это лучше, чем «страшный, как смерть», как однажды выразилась Айви.
      – Не хочешь выйти из круга? Я его еще не замкнула.
      – Нет.
      Мне тут же стало лучше. Правильно замкнутый круг не может разомкнуть никто, кроме его создателя. Ник не боялся оказаться в ловушке со мной, и это проявление доверия было очень приятно.
      – Ладно, тогда поехали.
      Сделав глубокий ровный вдох, я мысленно передвинула узкую канавку соли из нашего измерения в безвременье. Мой круг резко дернулся, шлепнув по коже как отпущенная резина. Я вздрогнула, когда соль мигнула и исчезла из существования, сменившись равным кольцом безвременья. Волна покалывания в позвоночнике была ожидаемой, но каждый раз заставала меня врасплох.
      – Терпеть не могу, когда оно это делает, – сказала я, глядя на Ника, но он уставился на мой круг.
      – Ух ты! – выдохнул он в восхищении. – Посмотри вот на это. Ты знала, что так будет?
      Я проследила за его взглядом – он смотрел на свечи, – и у меня отвисла челюсть. Свечи стали прозрачными. Языки пламени все еще дрожали над ними, но зеленый воск пылал совершенно неземным сиянием.
      Ник слез с табурета, осторожно обходя стол, чтобы не затмить круга. Он нагнулся к свече, и я дико испугалась, когда он протянул к ней палец.
      – Нет! – завопила я, и он отдернул руку. – Понимаешь, я думаю, они с этой солью перешли в безвременье, и я не знаю, что будет, если их тронуть. Так что просто не надо.
      Он кивнул, не сходя с места, и с достаточно запуганным видом вернулся к своему табурету. Но мел в руки не взял – он хотел посмотреть. Я улыбнулась ему – мне не понравилось, по магия лей-линий ставит меня в столь невыгодное положение. Но если следовать рецепту, то все будет в порядке.
      Вся сила, которую я взяла из лей-линии, кроме едва заметших остатков, текла теперь через мой круг. Я чувствовала, как онa давит на меня. Молекулярной толщины слой безвременья красным мазком отделял меня от остального мира, образуя выгнувшийся у меня над головой купол. Через слои перемещенных реальностей ничто проникнуть не могло. Эта вытянутая сфера зеркально продолжалась подо мной, и если она там где-нибудь пересечется с трубами или проводами, то в этом месте круг будет несовершенным и подверженным разрывам.
      Хотя почти вся взятая из лей-линии сила ушла на замыкание круга, во мне уже стала нарастать вторая волна этой силы. Она была медленнее, росла почти крадучись. И расти она будет до тех пор, пока я не разорву круг и не отключусь от лей-линии. Специалисты лей-линейщики знают, как правильно хранить силу, но я этого не знаю, и если буду соединена с линией слишком долго, она ввергнет меня в безумие. Однако мне нужно меньше часа, а это и близко не значит «слишком долго».
      Удостоверившись, что круг поставлен надежно, я полностью позволила второму зрению угаснуть. Аура Ника снова стала неразличима.
      – Готова для второго шага? – спросил он, и я кивнула.
      Отложив пентаграммы в сторону, он подтащил поближе старую книгу. С нахмуренным лбом он поводил пальцем по тексту, оставляя меловые следы.
      – Дальше ты должна снять с себя все амулеты и наложенные чары. – Он поднял глаза. – Может быть, стоит соленую ванну принять. – Не надо, на мне только амулеты.
      Я сняла амулет, полученный от мамы, зацепившись шнурком за волосы. Ощупала шею, криво улыбнувшись в ответ на взгляд Ника. После минутного колебания сняла кольцо с мизинца и отложила в сторону.
      – Я так и знал! – воскликнул Ник. – У тебя веснушки. Это кольцо, да?
      Он протянул руку, и я подала ему кольцо через заваленный стол.
      – Папа мне его подарил на тринадцатилетие, – сказала я. – Видишь деревянную вставку? Я ее должна каждый год обновлять.
      Ник глянул на меня из-под упавших на лоб прядей:
      – А мне твои, веснушки нравятся.
      Смутившись, я взяла обратно кольцо и отложила в сторону.
      – Что дальше?
      Он опустил глаза к книге:
      – Гм… подготовить среду переноса.
      – Уже сделано, – сказала я, щелкнув по котлу, чтобы услышать его звон. Это было неплохо.
      – О'кей… – Он замолчал, и часы будто застучали громче. Не отрывая глаз от книги, Ник сказал: – Теперь ты должна встать на свое магическое зеркало и переместить свою ауру в свое же отражение. – В карих глазах мелькнула тревога, когда он поднял их на меня. – Ты это можешь?
      – В теории – да. Вот почему я позаботилась о круге. Пока я не верну ауру обратно, я уязвима для всего на свете. – Он кивнул, о чем-то задумался. – Ты не можешь посмотреть и сказать мне, получается или нет? Я собственной ауры не вижу.
      – Конечно. А это как, не больно должно быть?
      Я покачала головой, взяла магическое зеркало и положила на пол. Взгляд на его черную поверхность напомнил мне, почему я так сторонилась магии лей-линий. Идеальная чернота зеркала будто впитывала свет, и в то же время оно сверкало. Я не видела себя в этом зеркале, и датчик жуткости от этого срабатывал.
      – Босиком, – добавил Ник, и я сбросила шлепанцы.
      Глубоко вздохнув, я встала на зеркало – оно было так же холодно, как и черно, и я подавила дрожь, испытывая такое чувство, будто могу провалиться как в дыру.
      – Уй-я, – сказала я, скривившись от ощущения затягивания под ногами.
      Ник встал и глядел через стол мне на ноги.
      – Получается, – сказал он, внезапно побледнев.
      Я сглотнула слюну и провела руками по голове, будто стряхивая с себя воду. В голове заныла пульсирующая боль.
      – Ага, – сказал Ник таким голосом, будто ему неприятно было смотреть. – Так гораздо быстрее ее втягивает.
      – Мерзкое ощущение, – буркнула я, продолжая стряхивать с себя ауру к ногам. По легкой ноющей боли я понимала, что она уходит. Во рту ощущался металлический вкус, и я, поглядев на черную поверхность подо мной, раскрыла рот от удивления, впервые увидев свое отражение в ней. Рыжие волосы разметались вокруг лица, как я и ожидала, но само лицо было смазанным янтарным пятном.
      – У меня аура коричневая? – спросила я.
      – Ярко-золотая, – ответил Ник, перетаскивая табурет на мою сторону стола. – В основном. Кажется, ты ее всю сняла. Будем продолжать?
      Услышав в его голосе беспокойство, я посмотрела ему в глаза:
      – Да, пожалуйста.
      – Отлично. – Он сел и положил книгу себе на колени, чтобы прочесть следующую фразу. – Так, теперь положить зеркало в среду переноса. Но осторожно, чтобы не коснуться среды пальцами, а то аура снова к тебе прицепится и придется начинать все заново.
      Я не хотела глядеть в зеркало – неприятно было видеть себя в нем как в клетке. Ссутулившись, я снова надела шлепанцы. Ноги ныли, в голове пульсировала боль, как в начале мигрени. Если я не закончу с этим быстро, то завтра весь день проваляюсь в темной комнате с мокрой тряпкой на голове.
      Подняв зеркало, я осторожно опустила его в среду. Кусочки дикой герани мелькнули и исчезли, растворенные моей аурой. Это было жутковато даже по моим меркам, и я не смогла удержать возглас восхищения.
      – Что дальше? – спросила я, желая наконец получить свою ауру обратно.
      Ник наклонился над книгой.
      – Дальше ты должна помазать средой своего фамилиара, но осторожно, чтобы самой не коснуться среды. – Он поднял глаза: – А как можно намазать рыбу?
      У меня у самой морда вытянулась:
      – Не знаю. Может, просто бросить его в котел вместе с зеркалом? – Я потянулась к книге на коленях у Ника, перевернула страницу. – Тут ничего нет о том, как сделать рыбку фамилиаром? Все остальное там есть.
      Ник оттолкнул мои руки от страниц, чуть не порвав одну.
      – Нет. Сунь свою рыбу в этот котел с зельем. Если не поможет, попробуем что-нибудь еще.
      Я сразу расстроилась:
      – Ага, а потом аура будет рыбой пахнуть, – буркнула я, погружая руку в кастрюлю с Бобом. Ник отозвался смешком.
      Боб в котел с зельем не хотел. Пытаться поймать мечущуюся рыбку в круглой кастрюле – занятие почти безнадежное. Из ванны его было куда легче достать – я просто спустила всю воду, пока он не оказался на мели, – но сейчас, несколько раз чуть его не поймав, я уже была готова вылить воду на пол. Наконец я его поймала и, закапав водой весь стол, бросила в котел. Заглянула, посмотрела, как его жабры гоняют янтарную жидкость.
      – О'кей, – спросила я, надеясь, что с Бобом все в порядке. – Помазали. Что дальше?
      – Только заклинание. И когда среда переноса станет прозрачной, получишь ауру, которую твой фамилиар тебе оставит.
      – Заклинание, – повторила я, думая, насколько же глупая штука эта магия лей-линий. Магия земли никаких заклинаний не требует и прекрасна в своей простоте. Глянув на нездешние свечи, я подавила дрожь.
      – Вот оно. Я его вместо тебя прочитаю.
      Он встал с книгой, и я расчистила место для нее рядом с Бобом в котле. Наклонилась к Нику и подумала, что хорошо от него пахнет, мужским хорошим запахом. Специально с ним столкнувшись, я ощутила теплый поток – наверное, его ауру. Он не заметил, увлеченный разбором текста. Я вздохнула и тоже стала смотреть в книгу.
      Ник прокашлялся. Сведя брови, шевеля губами, он стал шептать слова, звучащие темно и опасно. Я понимала разве ч го одно из трех. Он дочитал до конца, повернулся ко мне со своей обычной полуулыбкой.
      – Как тебе это? – спросил он. – Оно в рифму звучит. У меня плечи шевельнулись вздохом:
      – Я должна сказать это на латыни?
      – Не думаю. Единственная причина, по которым эти штуки пишутся в рифму, – это чтобы колдун их легче запомнил. Фокус в намерениях, скрывающихся за словами, не в самих словах. – Он наклонился над книгой. – Погоди, я сейчас переведу. Может, даже в рифму – для тебя. Латынь допускает очень свободные интерпретации.
      – О'кей. – Нервничая, неверными руками, я заправила волосы за ухо и наклонилась над котлом. Бобу явно там не нравилось.
      –  Pars tibi, Шит mihi. Vinctus vinculis, prece factis. –Ник Поднял глаза от книги. – Значит, так: «Пусть часть тебе, но целое – мне. Связанный узами просьбы творитель».
      Я послушно повторила, чувствуя себя глупо. Заклинания – бывает ли большая ерунда на свете? Того гляди, придется еще Прыгать на одной ноге и махать на полную луну метелкой из перьев.
      Ник водил пальцем по странице:
      –  Luna servata, lux sanata. Chaos statutum, pejus minutum. – Он нахмурился. – Пусть будет так: «Луна сохраняет, день просвещает. Злобой людскою Хаос взрастает».
      Я повторила, подумав, что колдунам лей-линий сильно недостает воображения.
      –  Mentem tegerts, malumferens. Semper servus, dum duretmundus.Так, я бы сказал: «Вызван защитой кошмаров носитель. Связан, пока…»
      – Ой, Ник, – взмолилась я, – ты уверен; что правильно перевел? Это же ужас. Он вздохнул:
      – Тогда попробуем так… – Он задумался. – Можно вот как перевести: «Разума сторож, боли носитель! Будь мне рабом до скончания дней».
      Это было еще туда-сюда, и я это произнесла, ничего не ощутив. Мы оба уставились на Боба, ожидая, чтобы янтарная жидкость стала бесцветной.
      – Кажется, я что-то не так сделала, – сказала я, нашаривая шлепанцы.
      – Ой, блин! – выругался Ник, и я проследила за его взглядом – он смотрел на дверь. Кадык у него дернулся в судорожном глотательном движении.
      У меня на шее волосы зашевелились, демонский шрам запульсировал. Затаив дыхание, я повернулась к двери, решив, что Айви вернулась.
      Это была не Айви. Это был демон.

Глава шестнадцатая