Рука, гладившая мне волосы, остановилась.
      – Если я ошибся, – сказал он, тщательно подбирая слова и не глядя мне в глаза, – и ты хочешь быть ее наследником, то ладно. Я отвезу тебя с твоей зубной щеткой домой и уйду, дав вам завершить то, что я прервал. – Он снова погладил меня по волосам. – И жалеть буду только о том, что меня не хватило, чтобы сманить тебя от нее.
      Я оглядывала забитую мебелью комнату Ника, слыша за окном гул забитой машинами улицы. Так это было не похоже на церковь Айви с ее открытыми пространствами и полными воздуха помещениями. Я всего-то и хотела – быть ее другом, потому что друг ей нужен отчаянно, она недовольна собой, хочет стать другой, более чистой, нетронутой и незапятнанной. Она изо всех сил хотела вырваться из своего вампирского существования, и я знала, что она лелеет надежду, что когда-нибудь я найду чары, способные ей помочь. И я не могла уехать и сломать единственное, что давало ей силы. Прости меня Боже, если я просто дура, но я восхищалась ее неукротимой волей и верой, что когда-нибудь она найдет, что ищет.
      Вопреки потенциальной угрозе, которую она для меня представляла, ее идиотским педантичным требованиям, ее болезненной организованности, Айви была первым человеком, с которым мы жили вместе и который ничего не говорил, когда я не думая расходовала всю горячую воду из нагревателя или забывала отключать отопление перед тем, как открыть окна. Из-за таких мелочей я дикое количество подруг потеряла. И больше я не хотела быть одна. Самое страшное то, что Ник прав: мы отлично друг другу подходим.
      И теперь вот еще новый страх. Я не осознавала угрозу от моего вампирского шрама, пока Айви не сказала мне: помечена для наслаждения – и ничья. Меня будут передавать от вампира к вампиру, пока я не начну умолять, чтобы у меня взяли кровь. Вспоминая волны эйфории и то, как трудно было сказать «нет», я понимала, как легко может осуществиться предсказание Айви. Хотя она и не укусила меня, наверняка пошла весть по улицам, что я собрала вещички и умотала. Черт побери, как я до этого дошла?
      – Ты хочешь, чтобы я тебя отвез домой? – шепнул Ник, притягивая меня поближе.
      Я шевельнула плечом, прижимаясь к нему теснее. Будь я поумнее, я бы его попросила помочь мне сегодня же перевезти мое барахло из церкви, но сумела я только тихо пискнуть:
      – Еще нет пока. Но я заеду посмотреть, что там с ней. Быть ее наследником я не хочу, но оставлять ее одну не могу. Я сказала «нет» и надеюсь, что она отнесется к этому с уважением.
      – А если нет?
      Я прижалась еще теснее.
      – Не знаю… может, привяжу на нее колокольчик.
      Он тихо засмеялся, но я, кажется, услышала в этом смехе, болезненную нотку. И веселье его испарилось. Моя голова шевельнулась у него на груди, когда он вздохнул. То, что случилось, испугало меня больше, чем я готова была признать.
      – Тебе больше не грозит смерть, – прошептал он. – Отчего ты не съедешь?
      Я не шевелилась, слушала, как бьется его сердце. Потом тихо возразила:
      – У меня денег нет. Разговор был уже не первый.
      – Я тебе говорил, ты можешь переехать ко мне.
      Я улыбнулась, хотя он и не видел; хлопковая рубашка чуть царапнула щеку. Квартирка у него была маленькая, но не поэтому я ограничивала свои ночевки уикендами. У него была своя жизнь, и я бы ей помешала, если бы он стал принимать меня не в малых дозах.
      – Прошла бы неделя, а потом бы мы друг друга возненавидели, – сказала я, зная по опыту, что это правда. – И еще: я – единственное, что мешает ей снова скатиться в практикующие вампиры.
      – Так пусть себе скатывается. Она и есть вампир.
      Я вздохнула, не найдя в себе сил сердиться.
      – Она не хочет им быть. Я буду осторожнее. Все будет хорошо.
      Эти слова я произнесла уверенно и убедительно, но не совсем понимая, его я пытаюсь убедить или себя.
      – Рэйчел, – выдохнул Ник, и его дыхание шевельнуло мне полосы. Я ждала, почти слыша, как он решает, надо ли еще что-нибудь говорить. – Чем дальше, – сказал он наконец неохотно, – тем труднее тебе будет сопротивляться наведенной вампиром эйфории. Тот демон, что напал на тебя этой весной, впустил в тебя больше вампирской слюны, чем мастер-вампир. Если бы ведьм можно было обратить, ты бы уже была вампиром. Сейчас положение таково, что Айви тебя может зачаровать, просто назвав по имени. И это она еще даже не мертва. Ты ищешь надуманные поводы, чтобы оставаться в опасной ситуации. Если ты думаешь, что тебе когда-нибудь захочется уйти, то надо уходить сейчас. Поверь мне, я знаю, какое наслаждение доставляет вампирский шрам, когда включается вампирский голод. Я знаю, как глубоко гнездится ложь и как силен соблазн.
      Я села прямо, машинально прикрыв рукой шею:
      – Знаешь?
      Он посмотрел застенчиво:
      – Я же школу кончал в Низинах. Ты же не думаешь, что при этом можно было вообще не получить ни одного укуса?
      У меня приподнялись брови от его почти виноватого вида.
      – У тебя есть вампирский укус? Где?. Он не смотрел мне в глаза.
      – Это была летняя расслабуха. И она была не мертвая, так что вирус я не подцепил. Слюны тоже было очень немного, так что он ведет себя тихо, пока я не попадаю куда-нибудь, где много вампирских феромонов. Это как капкан. Ты ведь и сама это знаешь?
      Я снова приникла к нему, кивая. Нику ничего серьезного не грозило – шрам у него был старый и оставленный живым вампиром, только-только вышедшим из отрочества. Мой был новый и настолько заряжен нейротоксином, что Пискари мог его пробудить одним только пристальным взглядом.
      Ник сидел тихо, и я подумала, не вспыхнул ли его шрам, когда он вошел в церковь. Это могло объяснить, почему он ничего не сказал и только смотрел. И насколько приятным было ощущение от шрама? Я его понимала, если так.
      – Где он, твой шрам? – снова спросила я. Ник подтянул меня ближе.
      – Какая тебе разница… ведьма? – игриво поинтересовался он.
      Вдруг я очень остро почувствовала, что он прижимается ко мне, и руки его обвиваются вокруг меня, не давая упасть. Глянула на часы – надо было ехать к маме и забрать мои старые лей-линейские причиндалы, чтобы выполнить домашнее задание. Если я его сегодня не сделаю, то не сделаю вообще.
      Я посмотрела на Ника, и он улыбнулся – понял, зачем я смотрела на часы.
      – Это оно? – спросила я.
      Повернувшись слегка у него на коленях, я отвела в сторону воротник его рубашки, обнажив едва заметный белый шрам от глубокой царапины у него на плече.
      – Не знаю, – усмехнулся он.
      – Гм… – сказала я. – Ручаюсь, что сейчас определю.
      Он сплел пальцы, удерживая меня за бедра, и я расстегнула пуговицу его рубашки. Двигать руками было неудобно, и я села иначе, верхом ему на колени. Поддерживающие меня руки опустились чуть ниже, и я, приподняв брови от этой новой позы, придвинулась ближе. Завела пальцы ему за шею и ткнулась лицом рядом с воротником, присосалась губами к шраму и выпустила его со слышным чмоканьем.
      Ник шумно задышал, ссутулился чуть сильнее, чтобы не надо было меня удерживать от падения.
      – Это не он, – сказал он.
      Его рука легла мне на спину, провела линию по позвоночнику, наткнулась на пояс штанов.
      – О'кей, – мурлыкнула я, когда его пальцы потянули подол моей тенниски. Он засунул под нее руку, кончиками пальцев поглаживая кожу. – Я знаю, что это не тот.
      Нагнувшись, я уронила волосы ему на грудь, быстрыми движениям вылизывая сперва первый, потом второй след прокола зубов, которые я ему оставила, когда была норкой, а его считала крысой, пытающейся меня убить. Он ничего не сказал, и я очень осторожно прикусила трехмесячный шрам зубами.
      – Нет, – сказал он, вдруг севшим голосом. – Эти мне оставила ты.
      – Правильно, – выдохнула я, жуя ему шею губами, пробираясь легкими поцелуйчиками к уху. – Гм… Кажется, тут кое-что надо расследовать… Вам известно, мистер Спарагмос, что я профессионально обучена проводить расследования?
      Он ничего не сказал, а его свободная рука доставляла мне восхитительные ощущения, проводя легкими пальцами в районе поясницы.
      Я отодвинулась, и его руки прошли по закруглениям талину меня под рубашкой, нажимая сильнее. Хорошо, что было почти темно. Так тихо и так тепло. В его взгляде читалось нетерпение, и я, наклонившись вперед и касаясь его лица кончиками волос, шепнула:
      – Закрой глаза.
      Все его тело шевельнулось, когда он вздохнул и сделал, как я просила.
      Прикосновения Ника стали настойчивее, и я ткнулась лбом в выемку между его плечом и шеей. Закрыв глаза, я нащупала пуговицы его рубашки, наслаждаясь растущим чувством предвкушения, когда они по очереди поддавались. С последней я завозилась, вытаскивая его рубашку из джинсов.
      Он убрал с меня руки и извернулся, высвобождая рубашку из штанов. Я наклонила голову и легонько укусила его за мочку уха.
      – Не смей помогать! – шепнула я, не выпуская ее из зубов.
      И вздрогнула, когда он снова коснулся меня, теплыми руками – моей спины. Закончив с пуговицами, я прошлась губами по бугоркам, обрамляющим ухо.
      Он быстро взметнул руки, прижался ко мне лицом. Губы его требовали, тихий стон заставлял меня откликнуться. Он его издал или я? Не знаю. Не важно.
      Он запустил руку мне в волосы, губами и языком погружаясь в меня. Движения его стали резче, я оттолкнула его обратно в кресло, наслаждаясь его агрессивностью. Ник звучно ударился спиной о спинку, увлекая меня за собой.
      Щетина у него кололась, губы сливались с моими губами, он охватил меня рукой, прижимая сильнее. С усилием, ухнув, он встал на ноги, подняв меня, и я обвила его ногами, пока он нес меня к кровати. Губы ощутили холод, когда он прервал поцелуй, бережно опустив меня на постель, руки его соскользнули, когда он надо мной нагнулся.
      Я смотрела на него снизу – он все еще был в рубашке, но расстегнутой, и видны были стройные мышцы, уходящие под пояс. Я театрально закинула руку за голову, а другой провела линию от груди вниз, подергала за пояс его джинсов.
       Пуговицы,подумала я в порыве нетерпения. О Господи, ненавижу я эти джинсы на пуговицах!
      Едва заметная улыбка погасла на миг, когда я бросила возню с пуговицами и завела руку ему за спину, поглаживая, опуская вниз, куда рука доставала. Доставала она совсем не так далеко, как я хотела, и я притянула его к себе. Покачнувшись вперед, Ник оперся на локоть. Я испустила вздох, когда руки добрались туда, где они хотели быть.
      Восхитительная смесь тепла, грубой кожи и нежного нажатия – Ник запустил ищущую руку мне под юбку. Я гладила его по плечам, чувствуя, как напрягаются и расслабляются мышцы. Он скользнул ниже, я ахнула от неожиданности, когда он ткнулся мне в живот, и его зубы искали подол моей тенниски.
      Я задышала быстрее, и окрашенный придыханием шепот нетерпения вырвался у меня, когда он дернул тенниску вверх. Спеша от нахлынувшего голода, я бросила теребить его пояс, чтобы помочь ему снять с меня рубашку. Она чуть царапнула мне нос, и вместе с нею снялся амулет. Задержанное дыхание вырвалось из меня со звуком облегчения. Зубы Ника дразняще прошлись под тугим спортивным лифчиком. Я задрожала, подавшись ему навстречу.
      Он зарылся лицом мне в шею. Демонский шрам, идущий от ключицы до уха, выдал острый импульс ощущения, и я застыла в испуганной настороженности. Никогда раньше так не бывало у нас с Ником. Я даже не знала, наслаждаться мне этим чувством или отнести его к той же категории, что и ужас от происхождения шрама.
      Ощутив мой внезапный страх, Ник замедлил движения, ткнулся в меня раз, другой, потом остановился совсем. В медлительной тишине он провел по шраму губами. Я шевельнуться не могла от волн поднимающегося во мне обещания, низко и настойчиво устраивающегося в моем теле. Сердце забилось чаще – я сравнила это с экстазом, наведенным феромонами Айви, и увидела, что ощущение одно и то же. Слишком хорошо, чтобы отмести небрежно в сторону.
      Ник застыл в нерешительности, обжигая мне ухо горячим дыханием. Ощущение медленно спадало.
      – Мне перестать? – шепнул он хриплым от желания голосом.
      Я закрыла глаза, потянулась вниз почти яростно к его ширинке.
      – Нет, – простонала я. – Это почти больно… Ты – осторожнее…
      Он тяжело и быстро задышал в ритм со мной. Уже настойчивее, он запустил руку мне под лифчик и стал нежно целовать шрамы на шее. Непроизвольно постанывая, я сумела расстегнуть на нем последние пуговицы.
      Губы Ника поднялись по моему подбородку, нашли рот – нежнее, чем хотелось, и я глубоко вставила в него язык. Он прижался ко мне, покалывая щетиной. Дышали мы в одном ритме. От настойчивых ласковых пальцев у меня на шее по мне пробежала внезапная судорога.
      Проведя руками по его рубашке сверху вниз, я дошла до джинсов, быстро задышала и сдвинула их вниз так, чтобы можно было подцепить ногой и стащить совсем. Дав волю своему голоду, я запустила ищущие руки, тянулась найти то, что хотела.
      У Ника перехватило дыхание, когда я нашла, ощутила в сжатой ладони тугую гладкую кожу. Он уронил лицо, спрятал его между моими грудями, тыкаясь носом; лифчик куда-то исчез.
      Он нажал на меня бедрами, предлагая, и я подалась ему навстречу. Сердце колотилось. Сильно и настойчиво шрам посылал в меня волны, хотя ищущих губ Ника возле него уже не было.
      Я отдалась на волю демонского шрама, наполнила себя его ощущением. Потом буду думать, хорошо это или нет. Мои руки ускорили движения, ощущая разницу между Ником и каким-нибудь колдуном, и это меня заводило еще сильнее. Продолжая ласкать его одной рукой, я другой схватила ту руку, на которую он не опирался, и направила ее на завязку моих штанов.
      Он схватил меня за руку, прижал ее поверх моей головы к подушке, не желая принимать мою помощь. Меня пронзило будто молнией. Он куснул меня в шею и отдернулся, едва заметно прихватив зубами, и я ахнула. Руки Ника дернули завязку, стянули с меня штаны и белье одним яростным движением. Я выгнулась дугой, помогая ему стащить их с меня, и тяжелая рука прижала мое плечо к кровати.
      Я открыла глаза. Ник навис надо мной и выдохнул:
      – Это моя работа, ведьма.
      Но штанов на мне уже не было.
      Я потянулась рукой к нему вниз, и он перенес тяжесть тела, коленом толкнув изнутри мое бедро. И снова я выгнулась, пытаясь достать, найти его. Он упал, накрыв меня собой, достав губами мои губы, мы задвигались в такт.
      Медленно, почти дразня, он вдвинулся. Я вцепилась ему в плечи, сотрясаемая спазмами от его губ у меня на шее.
      – Запястье, Рэйчел, – тяжело выдохнул он мне в ухо. – Она меня укусила в запястье.
      Волна ощущений накатывала синхронно с ритмом наших тел, а я жадно искала это запястье. Он застонал, когда я сомкнула на нем губы, прижала зубами, присосалась голодным ртом, пока он то же самое делал с моей шеей. В остром до боли желании я вцепилась зубами в его старый шрам, присваивая его себе, пытаясь отнять у той, кто первая его пометила.
      Шею пронзила боль, я вскрикнула. Ник остановился, но снова прихватил складку рубцовой ткани, а я сделала то же с его запястьем, показывая ему, что все правильно. Безмолвный в отчаянном желании, его рот впился в меня. Я чувствовала, как то же желание пожирает меня изнутри, раздувается, я поманила его ближе, приближая то, что случится. Сейчас,подумала я, почти крича. Бог мой, пусть это будет сейчас!
      Мы с Ником вздрогнули одновременно, и тела наши отвечали как одно целое волне эйфории, идущей от меня к нему. Она отражалась обратно, ударяя в меня с удвоенной силой. Я ловила ртом воздух, цепляясь за Ника, он стонал, как от боли. И снова нас подхватила волна и потащила обратно, мы повисли на вершине оргазма, стараясь удержаться там вечно.
      Медленно-медленно волна отхлынула, импульсы засыпающего наслаждения еще дрожали в нас, и напряжение отпускало скачками. Медленно я ощутила на себе всю тяжесть Ника. Дыхание его обжигало мне ухо. Уже совершенно измотанная, я подумала, что нужно снять руки с его плеч, и сняла. От моих пальцев на нем остались красные полосы.
      Секунду я лежала, ощущая затихающее покалывание в шее, потом и оно ушло. Языком я провела изнутри по зубам – крови не было. Слава Богу, я не прокусила ему кожу.
      Все еще лежа на мне, Ник сдвинулся, чтобы мне легче было дышать.
      – Рэйчел? – шепнул он. – Кажется, ты чуть меня не прикончила.
      Дыхание становилось медленнее, я ничего не ответила, только подумала, что сегодня могу обойтись без обычной трехмильной пробежки. Сердцебиение слабело, наполняя меня блаженной расслабленностью. Я ближе подтянула руку Ника, разглядывая старый шрам, чисто-белый на фоне красноватой натертой кожи. Чуть смутилась, увидев, что оставила засос. Но это не было чувство вины, будто я его пометила. Он наверняка лучше меня знал, что случится, и шея у меня тоже, небось, выглядит так же.
      А мне не плевать? Сейчас – плевать. Может быть, потом, когда мама увидит…
      Я поцеловала нежную кожу и положила его руку на постель.
      – Почему ощущение такое, будто один из нас – вампир? – спросила я. – Никогда мой демонский шрам не был так чувствителен. А ты…Я не договорила. За последние два месяца я обгрызла приличную долю его тела, и никогда не вызывала в нем такого отклика. Хотя и не жалуюсь.
      Он с усталым видом слез с меня и со стоном свалился на кровать.
      – Наверное, оттого, что начала все Айви, – сказал он, лежа навзничь с закрытыми глазами. – Завтра все болеть будет.
      Я взяла платок и натянула его на себя – без жара его тела стало холодновато. Повернувшись набок, я придвинулась ближе и шепнула:
      – Ты точно хочешь, чтобы я съехала из церкви? Кажется, я начинаю понимать, почему у вампиров так популярны тройственные союзы.
      Ник открыл глаза и хмыкнул:
      – Ты хочешь меня убить?
      Засмеявшись, я встала, завернувшись в шаль. Пальцы коснулись шеи – кожа саднила, но была цела. Не сказала бы, что нехорошо было воспользоваться чувствительностью, которую пробудила Айви, но беспокоила меня возникшая неистовая тяга. Почти неудержимая… не удивительно, что Айви так туго приходилось.
      Под эти медленные отвлеченные мысли я порылась в ящике комода, вытащила его старую рубашку и пошла в душ.

Глава четырнадцатая