Будильник еле успел зазвонить, как Ребекка протянула руку и отключила его. Отлично зная, что нежиться в постели — значит опоздать на работу, а опаздывать на работу — очень плохо, она вздохнула и спустила ноги с кровати. Потом застыла, наклонилась назад и нежно провела пальцем по мягкой коже на спине Эвана.
      Он поежился, но не проснулся.
      Ребекка посмотрела на часы и снова вздохнула. Четыре минуты шестого, нет времени возиться. Дару говорила, что в пять минут шестого надо уже быть под душем, а пока она раздумывала, четверка мигнула и сменилась пятеркой.
      Вода смыла последние остатки сна, и Ребекка, тихо напевая, расчесала волосы, растерлась насухо и полезла в аптечку за маленькими розовыми пилюлями. Пилюля на понедельник полетела в туалет. Приложив одну руку к животу, Ребекка другой рукой дернула ручку.
      — Деток не надо, — тихо сказала она под шум сбегающей воды. И тело у нее под рукой с этим согласилось.
      Когда она вернулась в альков, Эван смотрел на нее сквозь полуприкрытые веки.
      — Дождь и буря, Леди! Еще чуть ли не полночь, а ты уже встала.
      Ребекка хихикнула. Таким голосом он говорил в минуты любви, и ей это нравилось. Как в волшебной сказке. Она не все понимала, но ей понравилось.
      — Я иду на работу, — объяснила она, натягивая одежду. — Первая порция плюшек должна быть готова к семи утра.
      — Тускла будет без тебя моя жизнь.
      Даже понимающий все буквально разум Ребекки распознал неприкрытую лесть.
      — Глупый.
      Она улыбнулась, провела ногтем по торчащей из-под одеяла подошве и засмеялась, когда он отдернул ногу. Надев сандалии, она собрала постиранную форму и вышла в другую комнату. Красная сумка стояла под кухонным столом, и в ней все еще лежал черный нож. Осторожно всунув руку, Ребекка вытащила свернутое полотенце. Даже через слои ткани ощущалась острота лезвия.
      И что теперь делать? А, вот. Ее взгляд упал на полочку над телевизором. Там будет безопасно, потому что случайно туда не залезешь — надо потрудиться. Довольная тем, как она хорошо придумала, Ребекка отодвинула плюшевого дракона и положила полотенце на полку. Потом уложила форму, сняла с крючка у двери ключи и пошла попрощаться с Эваном.
      Он приподнялся, провел пальцами по ее влажным волосам и притянул ее лицо к своему.
      — Будь осторожна, Леди, — шепнул он, — ибо Тьма поджидает.
      — Я буду осторожна, — ответила Ребекка, не отнимая губ от его рта. И вышла.
      «У него утром другой вкус, — подумала она. — Абрикосовый, а не яблочный».
      Воздух был чист и спокоен. От утреннего света он казался каким-то хрупким. Под каштаном Ребекка остановилась, глянула вверх и все вспомнила.
      — Ох, Александр!
      Она прислонилась к стволу, и на глаза навернулись слезы. Только сейчас она до конца осознала, что больше ей не увидеть своего друга.
      Пять тридцать, сказали колокола кафедрального собора, все еще за несколько кварталов. Пять тридцать.
      — Да знаю я. — Ребекка выпрямилась. — Уже иду.
      Без десяти шесть она, чуть запыхавшись, вбежала по лестнице в кухню кафетерия. Помахав пожилой женщине, уже заворачивающей рогалики, Ребекка прошла в раздевалку, переоделась и отправилась искать Лену.
      Как и следовало ожидать, управляющая была в своем кабинете, и начался утренний ритуал.
      — Доброе утро, Лена.
      — Привет, киска. — Лена улыбнулась поверх чашки кофе.
      — Ты меня не причешешь?
      — А кто ж тебя еще причешет? Иди сюда.
      Ребекка присела на указанный ей край стола, протянула Лене гребенку и резинку.
      Лена положила сигарету на выщербленное блюдце, исполнявшее обязанности пепельницы, и покачала головой, глядя на перепутанные локоны Ребекки.
      — Ты сегодня утром не причесалась.
      — Я больше не буду.
      — Ладно, не важно. Хорошо отдохнула?
      Воспоминания Ребекки проплыли от Александра до Эвана.
      — Не очень, — честно призналась она. — Но к концу стало лучше.
      — Расскажешь? Наклони голову, киска.
      Ребекка послушно наклонила голову.
      — Ну, — наконец произнесла она, — убили маленького человечка, который жил на дереве за моим окном, а мы с Роландом пошли за помощью и на нас напал газон, а потом за помощью отправился призрак Иван, а потом из Света сквозь барьер пришел Эвантарин и остался со мной.
      — Эвантарин остался с тобой? А кто это — Эвантарин? — Лена сильнее обычного затянула резинку вокруг приведенных в порядок кудрей Ребекки. Она всегда беспокоилась, как это девочка остается по выходным без надзора и как это Социальное Обеспечение не поместит ее в какой-нибудь Дом.
      — Он сказал, что его можно звать Эван и он вроде ангела. Он светится, и он пришел биться с Тьмой. — Она протянула руку и потрогала собранные в конский хвост волосы, надеясь, как всегда, что волосы смогут дышать даже в такой тесноте. — Ты меня причесала?
      — Причесала, — ответила Лена, довольная тем, что гость Ребекки оказался плодом необузданного воображения. — И давай, киска, начинай. Плюшки сами не испекутся.
      — Потому что если бы они так делали, я бы осталась без работы, — серьезно объяснила Ребекка. Ей очень нравилось, когда она знала, что сказать. Убрав расческу, она пошла в кухню.
      — Чего это ты смеешься? — спросила пришедшая последней работница, засовывая голову в кабинет, когда Ребекка вышла.
      Лена от души затянулась сигаретой.
      — У Ребекки в гостях был ангел. — Дым завился колечками из ноздрей. — Его зовут Эвантарин, и он пришел биться с Тьмой.
      — Да? — Взгляд пришедшей упал на заголовок в газете, которую она держала в руках: «Человек убил соседа. Он заявил: Этот сучий яппи получил свое». — Что ж, удачи ему. Она ему понадобится.

* * *

      — И чего это ты так рано поднялся?
      Роланд отвернулся от книжной полки и пожал плечами.
      — Не спалось, дядя Тони, хотел взять что-нибудь почитать. Не возражаешь?
      — Не возражаю? Да нет. — Он взглянул на книжку в руках племянника. — Энциклопедия? Вряд ли ты ищешь информацию для получения выгодной работы?
      — Не совсем так. — Роланд захлопнул книгу и поставил ее обратно на полку. — Меня в субботу назвали бардом, и я хотел посмотреть, что это значит. Не нашел ничего толкового.
      — А что тут удивительного? — Дядя Тони застегивал последние пуговицы на рубашке. — Книга из бакалейной лавки — премия постоянному покупателю стоит всего один доллар девяносто девять центов. Сядь, выпей со мной кофе, и я тебе перед уходом расскажу все, что знаю о бардах.
      Роланд последовал за дядей в кухню, где тот налил две кружки из кофеварки на буфете.
      — А ты откуда знаешь про бардов? — спросил он, выуживая из холодильника сливки.
      — Книжки. — Тони протянул ему кружку и показал на табуретку. — Правильные книжки читать надо. Все ваши беды, современная молодежь, от того, что книжек не читаете. Больше надо читать по истории и меньше всей этой голливудской адюльтерной чепухи. Ладно, для начала: бард — это больше, чем просто музыкант. — Дядя посмотрел, как кружится в черной жидкости струйка сливок, и добавил две ложки сахара с верхом. — На чем я остановился? Ах да… Бард использует музыку, как чародей — колдовские заклинания, изменяя музыкой реальность…
      Роланд слушал как зачарованный. События последних дней не оставили места неверию.
      — …нечно, не каждый музыкант был бардом. Нужен талант и годы учения. Семь лет учения, семь лет упражнений и семь лет игры — так, по-моему. — Дядя Тони хмыкнул. — Двадцать один год. А мне-то казалось, что пять лет обучения на электрика — это целая вечность. Как бы там ни было… — Он встал и опустил пустую кружку в раковину. — Тебе сколько сейчас? Двадцать восемь? Ты начал всю эту чепуху где-то в четырнадцать, так что ты еле-еле вторые семь лет закончил.
      «Не заносись…» — Он вспомнил слова миссис Рут, и теперь они обрели смысл.
      — И если бы я даже во все это верил — а я не говорю, что верю или не верю, — и если ты даже бард, с прежних времен все сильно скатилось вниз. Нынче бард — это Джонни Наличняк. А ты лучше давай иди, если нашел работу.
      Роланд поднялся, блуждая мыслями за много миль отсюда.
      — Да, кажется, нашел.
      — И отлично. — Дядя Тони притормозил в дверях. — Попытайся для разнообразия довести хоть эту до конца.
      Дверь закрылась. Роланд, разглядывая мозоли на пальцах от струн, задумался, чей же это замогильный голос у него в голове твердит, что конец уже рядом.
 
      — Опоздание — это на Мишель не похоже.
      — Каждый рано или поздно опаздывает, — философски заметила ее компаньонка.
      — Так-то оно так, только Мишель завелась тут с одним из гостей, убирала его комнату малость подольше, если ты меня поняла. Казалось бы, она тут должна быть еще до звонка.
      — Да ладно, брось. Милая, маленькая, невинная Мишель?
      — Милая, маленькая, невинная Мишель может прыгнуть в любую койку, которую ей приходится застилать, только мне наплевать. — Ключ заело в замке, и освободить его стоило некоторых нетерпеливых усилий. — Пока она вовремя выходит на работу. Мне не хочется делать ее половину работы вдобавок к своей. Странно, тут уже открыто.
      Дверь распахнулась, и девушка протянула руку за угол к выключателю.
      — Воняет, как в туалете. И на полу что-то.
      — О Господи! Ну и разгром!
      Щетки, тряпки, шампуни из перевернутой уборочной тележки были разбросаны по всей комнате.
      И тут они посмотрели вверх.
      Прямо над тележкой, высунув черный распухший язык, висела Мишель. Шея была стянута шнуром от занавеса и покрыта длинными царапинами — Мишель пыталась сорвать петлю.
 
      Заложив руки за голову, Адепт Тьмы прислушивался к далеким воплям.
      — С тем же успехом можно было и не вставать, — сказал он сам себе. — Завтрак, похоже, запаздывает.
      — Хозяин?
      Адепт скользнул глазами вниз с потолка на тень, напоминавшую пятно на голубой простыне.
      — Вон с кровати! — скомандовал он холодно. — Если мне еще раз придется тебе говорить…
      — Нет еще раз, Хозяин. — Тень исчезла и появилась на столике рядом с постелью. — Хозяин, Адепт Света… я видел, я слышал!
      Адепт Тьмы поморщился, вспомнив боль, что причинил ему Свет. А он рассчитывал победить сразу, и оттого было еще больнее.
      — Что ты видел? — спросил он ледяным голосом. — Что ты слышал?
      От голоса Хозяина тень задрожала, но она знала, что медлить — еще хуже.
      — Их трое, Хозяин. Мужчина и две женщины. Они помогают и знают, что помогают Свету. Они охотятся за тобой, Хозяин.
      — Дураки.
      Он потянулся и пальцами левой руки пощупал мышцы правого плеча. На безупречном теле белел шрам, и рана, хотя зажила почти сразу после схватки несколько часов назад, все еще саднила. Осталось ждать четыре ночи и пять дней, когда можно будет открыть врата, и вот тогда тут станет весело. Уже не в первый раз он подумал, что лучше бы появиться поближе к Ивановой ночи, но проходить барьер пришлось, когда представилась возможность, а Иванову ночь — середину лета — не сдвинешь. При воспоминании о проходе через барьер все тело пронизала судорога.
      — Откуда взялась у тебя такая сила, сияющий братец мой? — подумал он вслух, когда дыхание успокоилось и исчезла выступившая внезапно испарина. — После всего, что с тобой было, ты мне должен был сам в руки свалиться.
      Свету, как и Тьме, было откуда почерпнуть силы, а Свет еще нашел друзей.
      — Дай мне их сущности! — вдруг потребовал он.
      — Слушаюсь, Хозяин. — Тень почти на толщину бумажного листа распласталась по полированному дубу. — Только у меня всего двое, мужчина и одна женщина. Другая слишком… то есть… я…
      — Ты не справился. — Адепт отмел в сторону оправдания.
      — Но, Хозяин, она же… — Тень взвыла, сменила несколько форм и распласталась, совсем лишенная формы.
      — Ты не справился, я сказал.
      — Да, Хозяин.
      Даже голоса почти не осталось.
      — Давай сюда тех двоих. — Он оскалил зубы, и тень скользнула в открытую ладонь. — И посмотрим, мой красавчик враг, как лишить тебя силы и не привести при этом прямо ко мне.
 
      Дару пробиралась по лабиринту клетушек, составлявших Отдел Социального Обеспечения с компьютерной распечаткой в одной руке и слойкой на чашке кофе — в другой. Не глядя, обошла угрюмого подростка, буркнула что-то вроде приветствия коллеге и скривилась, глядя на список имен и цифр у себя в руке. За выходные не могло набраться столько работы. Или могло?
      Свернув в миниатюрную ячейку, являющуюся ее собственным кабинетом, Дару сняла с кресла стопку папок и стала без особой надежды выискивать место, куда бы их пристроить. Вздохнув, положила штабелем на пол поверх уже лежащих там, подхватила готовую упасть слойку — совсем про нее забыла — и расплескала кофе на просроченный доклад.
      — Мисс Састри?
      — Чего надо?!
      Взглянув на лицо Дару, девушка сделала шаг назад.
      — Э-э… мистер Грэхэм только что ушел — заболел гриппом, его вырвало в лифте, он сказал, что до пятого этажа все было хорошо, а потом… и еще мисс Фридман и мистер By звонили, что не придут… — девушка протянула стопку папок, которую держала в руке, — и директор сказал, чтобы это отдать вам. — Она отступила еще на шаг и оказалась почти вне кабинки. — Не стреляйте в пианиста, мисс Састри, он играет, как умеет.
      Бормоча себе под нос, Дару взяла бумаги и с подчеркнутой аккуратностью положила их на стол.
      — Это все? — проворчала она.
      — Э-э, нет. Мне велели вам напомнить, что через двадцать минут вас ждут в суде. Да вы, наверное, и сами знаете…
      И она вышла еще быстрее, чем вошла.
      Дару бросилась на стул и уронила лицо в ладони. Меньше чем за тридцать секунд на нее свалилась тройная работа.
      — Я только сделаю все самое необходимое и отпишусь до конца недели, — передразнила она свои вчерашние слова. — Надо было знать, что так просто не выйдет.
      — Мисс Састри, полиция на проводе. Они подобрали бродягу, у него карточка с вашим именем и этим номером.
      Никогда так просто не выходило.

* * *

      — Я думал, ты придешь пораньше?
      — Ага, я застрял. — Роланд протолкнулся мимо Адепта в квартиру Ребекки, Том шел следом. Роланд бережно прислонил Терпеливую к стенке — явно рассчитанное и сдержанное движение, потому что он кипел от избытка энергии.
      — Во-первых, метро сегодня — хуже некуда. — Он, не в силах стоять на месте, стал ходить из угла в угол. — Шесть поездов — не один, не два — шесть! — пошли в другую сторону. Народу на платформе — как сельдей в бочке. Какой-то идиот уронил мне на футляр зажженную сигарету. Чуть не сгорел, да еще на меня наорали, когда я спихнул ее на пол. Ладно. — Он перевел дыхание. — С этим я готов мириться. В конце концов поезд пришел, мы туда упаковались, и тут, между станциями, на полпути в никуда, поезд останавливается, и свет вырубается. Орет какой-то младенец, а за мою задницу хватается толстая потная дама. Я пытаюсь от нее отлезть, наступаю на чью-то ногу, чуть свалка не началась. Ты смеешься?
      — Я бы не стал смеяться. — Эван отвел волосы со лба и проследил за выражением своего лица. Это действительно не было улыбкой.
      Роланд нахмурился, прошел еще пару раз по комнате и примерился пнуть кота. Промахнулся довольно сильно, но Том зашипел и нырнул под диван. Без всякой видимой причины Роланд почувствовал себя лучше.
      — Кот в твоих бедах не виноват, — мягко упрекнул его Эван.
      — А ты откуда знаешь, — огрызнулся Роланд. — Он меня ждал на углу.
      — Я его послал тебя покараулить.
      — А…
      — Я думаю, тебе следует перед ним извиниться.
      — И не подумаю, — запротестовал Роланд. — Я перед котами не извиняюсь.
      Эван просто смотрел на него. И через минуту Роланд опустил глаза.
      — Да ладно, — виновато сказал он, повернув голову в сторону Тома. — Я прошу прощения, что пытался тебя пнуть.
      Сидя в безопасности под диваном, Том угрожающе заворчал. И лишь присутствие Эвана помешало Роланду заворчать в ответ. Разжав непроизвольно стиснувшиеся в кулаки пальцы, он постарался успокоиться. Просто такое уж выдалось утро. И это не дает ему права портить день другим. Он почувствовал, как взгляд Эвана проходит по нему сверху вниз, сглаживая острые края и успокаивая расходившиеся нервы.
      — Потом я сам над этим посмеюсь, — вздохнул он.
      Эван усмехнулся.
      — Потом, я сказал!
      Но усмешка осталась, и Роланд обнаружил, что улыбается в ответ. Это было сильнее его: мелкие утренние неприятности не могли состязаться с силой Эвантарина, Адепта Света, и это, если подумать, было чертовски здорово, если учесть, с чем им предстояло иметь дело.
      Взгляд Эвана стал внимательным, между ними возникло натянутое молчание, и Роланд почувствовал, что краснеет, когда вдруг обнаружил, что на Эване не надето ничего, кроме джинсов. На животе и груди Адепта, над линиями мышц, золотилась гладкая кожа, и рука Роланда медленно потянулась к ней.
      «О нет! Только не это! Сегодня утром мне еще этого не хватало».
      Вызвав в памяти утреннее раздражение, Роланд заставил руку опуститься, облизал губы и спросил:
      — Ты уже завтракал?
      И в ту секунду, которая понадобилась Адепту для ответа, Роланд понял, что нажми Эван чуть-чуть — и Роланду не устоять, и вся его сексуальная ориентация разлетится прахом. Но Эван просто повернулся к столу и гордо показал на тостер.
      — Я тосты сделал.
      Это было так похоже на ответ Ребекки, что с Роланда тут же спало напряжение.
      — Ладно, тогда надень что-нибудь, и выпьем кофе перед уходом.
      — Отличная идея, — кивнул Эван и скрылся в алькове.
      По звону браслетов Роланд догадывался, что там происходит. Интересно, снимает ли Эван эти браслеты перед сном. Снимает ли он их, чтобы…
      «Хватит! — прикрикнул на себя Роланд. — Сам у себя грязные мыслишки вызываешь».
      С одетым Эваном было куда проще иметь дело, и они быстро собрали наброски и покинули квартиру, причем Том успел выскочить за дверь в последний момент.
      — С чего начнем? — спросил Роланд, когда они втроем шли через холл.
      — С лучших гостиниц, — ответил Эван. — Тьма предсказуема ничуть не меньше, чем Свет, которому она это приписывает. И к тому же разве ты не остановишься в самой лучшей, если нет необходимости в обратном?
      — Ты же так не сделал, — отметил Роланд, чуть не споткнувшись о неожиданно выскочившего на лестницу Тома.
      — А ты не слыхал, что кровать, купленная дружбой, лучше, чем купленная за деньги?
      — Звучит, как бумажка из печенья с предсказанием, — съязвил Роланд.
      — Ты задумывался когда-нибудь, откуда взялись печенья с предсказанием?
      — Ладно, уволь меня.
      — Нет, в самом деле, это вторая крупнейшая статья нашего экспорта.
      — Готов об этом пожалеть… — Тут они вышли на солнце, и Роланд подозрительно взглянул на своего спутника. — А первая?
      — Светлое пиво.
      Роланд закатил глаза:
      — Это другое дело. Светлое пиво. Свет… — Эван вздохнул. — Я над этим подумаю.
 
      — Вы уверены, что его не видели?
      Женщина за конторкой отеля «Кинг Джордж» покачала головой.
      — Нет, я…
      — Подумай хорошенько, Шейла, — произнес Эван доверительно, почти шепотом. — Это важнее, чем ты можешь представить.
      Секунду Роланд недоумевал, откуда Эван знает ее имя, но тут его взгляд упал на приколотую к форменному жакету медную табличку с именем. «Один — ноль в пользу реального мира», — подумал он.
      Женщина снова внимательно рассмотрела рисунок, прикусывая блестящую от помады нижнюю губу.
      — Нет. Но наверняка запомню его, если увижу.
      — Черт возьми, — выругался про себя Роланд. — Седьмая попытка.
      На самом деле они начали не с самых лучших — по крайней мере не с «Кинг Джорджа», поскольку между ним и домом Ребекки было еще несколько гостиниц. Роланд вначале подумал, что могут быть трудности, если персонал отелей не захочет иметь с ними дело, потому что никаких формальных прав на расспросы у них нет, однако присутствие Эвана действовало умиротворяюще на всех, от директора до последней уборщицы. Пока что в каждом отеле все — мужчины, женщины, старики, молодые — совали Адепту номер домашнего телефона и шептали, что потом наверняка припомнят больше.
      — Только, вы понимаете, — продолжала Шейла, возвращая Эвану рисунок и застенчиво улыбаясь, — я последние две недели была в отпуске. Давайте я кого-нибудь еще позову.
      — Спасибо.
      Глаза ее проехались по всей фигуре Эвана, и Роланд прикусил язык, чтобы не сказать резкость. Он только от души понадеялся, что у него самого не появляется такой слюнявый вид, когда он смотрит на Эвана. Но сильное подозрение, что все-таки появляется, повергло его в уныние.
      Не замеченный ими посыльный тихо выбрался из-за мраморного барьера и направился к лифтам. Мистеру Апотику может быть интересно узнать, что тут его ищут какие-то двое. Может быть, он в благодарность даст еще один пакетик. «А еще один пакетик, — выцветшие глаза посыльного заблестели, — это еще несколько дней наверху блаженства».

* * *

      — Джек. — Констебль Паттон подтолкнула напарника локтем. — Вот эти двое около портье.
      — Они, — согласился он. — Подходят под описание до черточки.
      И они пошли через вестибюль.
 
      — Эй, Эван!
      Эван поднял голову, оторвавшись от разглядывания мраморного узора, — кончики пальцев гладили холодный камень.
      — У нас тут проблема. — Роланд за многие годы на улице привык распознавать по виду слуг закона, когда они просто проходят мимо, а когда направляются именно к нему. Идущие к ним мужчина и женщина не были разозлены, но и от радости тоже не сияли.
      — Можно с вами побеседовать, джентльмены?
      Строго говоря, это не был вопрос. Это был, строго говоря, приказ.
      — Разумеется, офицеры, — грациозно склонил голову Эван.
      Констебль Паттон, испытывая непонятное ощущение, будто ей оказано благодеяние, отвела их в более спокойный угол. Они уже переработали восемь часов после смены из-за этого чертова вируса гриппа, и у нее не было никакого желания подвергаться благодеяниям со стороны какого-то юного лоботряса, как бы он ни был красив. И тут до нее дошло, как он красив, и от взгляда этих штормовых глаз затрепетало сердце, и это ее вывело из себя еще больше.
      — В «Рамаде» нам сказали, что вы ходите и показываете картинку. Дайте-ка посмотреть.
      Роланд считал вполне допустимым, как ответную реакцию со своей стороны, попросить предъявить ордер, но решил, что лучше не стоит, и молча смотрел, как Эван протягивает полисменам рисунок.
      Констебль Брукс открыл свою папку, и констебли сравнили фоторобот с этим рисунком.
      — Совпадает на девяносто процентов, — решил Брукс.
      — Где вы его взяли? — спросила Паттон, помахивая рисунком.
      — Сам нарисовал, — доброжелательно ответил Эван.
      — Ты со мной не умничай, панк! — рявкнула она. — Этот человек подозревается в убийстве, и если ты скрываешь информацию, живо загремишь за решетку!
      Роланд не знал, способен ли Эван на ложь, но проверять это не было времени.
      — Мы его взяли там же, где и вы достали ваш, — быстро вставил он. К счастью, Эван промолчал.
      У констебля Брукса брови полезли вверх.
      — Старуха… — начал он и осекся под взглядом своей напарницы.
      «Старуха? — повторил про себя Роланд. — Стару…»
      — У миссис Рут.
      По выражению лиц констеблей он понял, что попал в точку. Почти физически он почувствовал, как исчезло напряжение, — то есть им невдомек, что это была догадка, решил он. Полицейские все еще были не очень довольны, но перестали хвататься за наручники.
      — Не знаю, чего это она поперлись к вам, — буркнула Паттон. — Вы что, вообразили себя комитетом бдительности, или как? — Она сминала в кулаке рисунок Адепта, пока не скатала в тугой шарик. — Так вот, не лезьте в это дело. А теперь уматывайте.
      И они умотали.
      После кондиционера в вестибюле жаркий воздух улицы обступил их стеной, и на коже выступил пот. Выхлопные газы тысяч машин укрыли улицы изжелта-серым одеялом, в горле першило. Всего в двух кварталах от Йонг-стрит шаталась туда-сюда по-летнему ярко одетая толпа, но здесь тротуары были, слава Богу, пусты.
      — Даже не верится, что так отделались, — порадовался Роланд, спускаясь по трем пологим ступеням выхода из отеля.
      Эван пожал плечами и засунул руки за один из своих ремней с заклепками.
      — Мы были ненужным осложнением и кучей бумаг, без которых они бы с удовольствием обошлись, и на это я и сделал нажим. Ну провели бы мы несколько часов в участке, давая показания, которым все равно никто из них не поверил бы. Какая от этого польза Свету?
      Роланд покачал головой.
      — Слушай, я, кажется, понял. Ты не просил помощи у копов, потому что никто из них не способен ВИДЕТЬ?
      — Правильно. А те, кто может, слепнут или выплевываются системой в два счета, потому что система интересуется Правосудием, но не Истиной.
      «Крутая философия для человека, только что научившегося делать тосты», — подумал Роланд, опираясь на газетный стенд и тщательно оберегая голую кожу от контакта с раскаленным металлом.
      — И что теперь?
      — Будем ждать. Полиция уйдет — Тьма отлично сможет от них загородиться, а тогда мы…
      И тут он замолчал, устремив взгляд на газету.
      — Пойдем и поговорим с другими клерками?
      — Нет. Это уже не нужно.
      Роланд повернулся и стал изучать газету, пытаясь понять, откуда появилась эта новая нота в голосе Эвана. «Полиция усиливает поиск подозреваемого в убийстве» — гласил самый большой заголовок. «Но это мы и так знаем». Он подумал, как миссис Рут могла дать полицейским описание Адепта Тьмы, и тут заметил заголовок поменьше, почти скрытый отблеском солнца на стекле стенда: «Самоубийство горничной в отеле «Кинг Джордж»» — и забыл о своем вопросе.
      — Он здесь, — произнес Эван теперь уже суровым и холодным голосом. — Пойдем. Должна быть другая дверь, где полиция нас не заметит.
      — Отель большой, Эван. Как мы узнаем, на каком он этаже? В каком номере?
      — Теперь, когда я знаю, что он здесь, — губы Эвана растянулись, обнажив зубы, — номер его я найду.
      Они разыскали боковую дверь, совсем маленькую по сравнению с шикарным стеклянным и бронзовым главным входом, и проскользнули внутрь, стараясь незамеченными добраться до лестницы.
      — В вестибюле он себя экранирует, — объяснил Эван, когда они поднимались по лестнице, — но у себя на этаже он вряд ли об этом побеспокоится. И останется след.
      Роланд за каждой дверью ожидал увидеть на кремовых коврах липкие смоляные следы Тьмы, но когда Эван втащил его на шестой этаж и сказал «здесь», ничего подобного там не было: ни на ковре, ни на стенах цвета розовой лососины не было ни пятнышка. Тогда Эван протянул руку и провел по глазам Роланда, и тут Роланд чуть не исторгнул свой завтрак.
      Адепт без раздумий двинулся по коридору, Роланд за ним, стараясь не отрывать глаз от его спины. И без того мелькавшее в боковом зрении было ужасно. Эван остановился, и Роланд поднял глаза. Медная табличка на двери гласила: «666».
      — Ну что ж, по крайней мере у Тьмы есть чувство историзма, — шепнул Роланд себе под нос, гадая, что это: случайность, шутка или предупреждение. Если бы все это было в кино, сейчас ему полагалось бы завопить: «Нет! Не открывай!» Сквозь дерево и краску двери сочилась аура — скажем так, зла. Роланд проглотил слюну и облизал губы — от возбуждения, не от страха. Слишком нереальным все это казалось, чтобы бояться.