— Это ты, Роланд? — Ага, дядя Тони, я. — Роланд взбежал по четырем ступенькам на площадку и завернул в кухню. — А почему ты дома? Магазин закрыт?
      — Не-а. Твоей тетке опять ночью стало хуже, и я ее в одиннадцать к доктору везу. А у тебя новая девушка? Ты уже пару ночей дома не ночевал.
      …Зеленые глаза, смоляные волосы и мускулистое тело под атласным платьем.
      — Да нет. Это работа, я тебе о ней говорил.
      Тони нахмурился, отложил дешевый детектив, который читал за столом, и забарабанил пальцами по корешку.
      — Ты ни во что незаконное не впутался?
      — Ничего незаконного, дядя Тони. — Роланд выдавил из себя улыбку и добавил: — В этот раз могу определенно сказать, что я на стороне Света.
      — На стороне Света! — Дядя Тони посмотрел на племянника прищуренными глазами. — Все же эта работа, похоже, тебе на пользу. Ты как будто успокоился.
      Роланд вздохнул. Он этого не заметил. В зеркальце в ванной отражалось все то же знакомое лицо, хотя и с новой зарубкой, отвлекающей внимание от бритья. Ему уже порядком надоели постоянные намеки на то, как он повзрослел, потому что он себя и раньше не считал ребенком.
      — Я, пожалуй, пойду. Только переодеться заскочил.
      — Погоди-ка. — Дядя Тони взял с конторки конверт. — Вот это тебе пришло вчера. Похоже, от твоей подруги-певицы.
      — Похоже, — согласился Роланд, увидев штамп Тулзы, штат Оклахома, и сунул письмо в задний карман джинсов. — Тете Сильвии пожелай от меня скорейшего выздоровления.
      — Сегодня придешь?
      — Не знаю.
      — Ты бы поспал. Вид у тебя аховый.
      Роланд остановился на середине лестницы.
      — Ты, кажется, сказал, что новая работа мне на пользу?
      — Внутреннее развитие человека никак не связано с тем, сколько он спит.
      «Банальность, достойная Эвана», — подумал Роланд и сказал:
      — Точно так же говорит один мой друг.
      — У тебя как будто появились друзья поумнее, — крикнул ему вслед дядя Тони.
      Роланд расхохотался и, направляясь поездом подземки в даунтаун, все еще улыбался.
 
      — Видимо, Дару до сих пор где-то в городе. — Роланд повесил трубку и покачал головой. — Сейчас я говорил уже не с секретарем, а с автоответчиком, но сообщение все то же: она перезвонит, когда вернется. Сейчас девять семнадцать. Я начинаю думать, что эта женщина ничего, кроме работы, не делает.
      — У нее важная работа, — сказал Эван. — Она постоянно сражается с Тьмой, и сегодня она может оказаться более удачливой, чем мы.
      Пока же они ни на дюйм не приблизились к разгадке: где собирается открыть врата Адепт Тьмы. День был изнурительный и бесконечный, и в результате они ничего не достигли.
      — Может быть, мы сможем защитить жертву. — Роланд взял одну из ананасовых плюшек, принесенных Ребеккой с работы, и положил ее обратно. Он не был по-настоящему голоден, а ум его продолжал жонглировать ассоциациями. Жертвоприношение. Жертва. Труп.
      — А как? — спросил Эван, приглаживая непокорные волосы. — Он может выбрать кого угодно, единственный критерий — это безгрешность.
      И они оба оглянулись на Ребекку. Она сновала по кухне, готовя чай.
      — Только ее смогу я защитить наверняка, — добавил Эван чуть помягче.
      — Так нам только и остается, что ждать?
      — Ждать, пока он начнет, и надеяться, что мне удастся его остановить, прежде чем он закончит. Да, так.
      — А ты сможешь спасти…
      В глазах Эвана светилась такая боль, что Роланд умолк.
      — Сделаю все, что смогу, но…
      — Неужели мы больше ничего не можем! — Роланд ударил кулаком по дивану. У окна на взрыв эмоций еле слышно отозвалась арфа.
      Ребекка поставила чайник на стол.
      — Надо спросить миссис Рут, что еще можно сделать. Миссис Рут все знает.
      «Почему-то, — подумал Роланд, вспоминая свое пробуждение в аллее и склонившуюся над ним тряпичницу, — я в этом не сомневаюсь ни капельки».
      Он вскинул руки.
      — А я хотел бы узнать, что она может. Хуже нет, чем сидеть и ждать.
      — Хорошо, — согласился Эван, с видимым усилием заставив свои руки лежать спокойно. — Ты поговоришь с миссис Рут — она по крайней мере обладает мудростью. А я пока останусь здесь и буду ждать, не начнет ли Тьма действовать раньше, чем ты получишь ответ.
      «Здесь, в этом убежище, я смогу защитить свою Леди. Ее он не получит, даже если я по всем другим статьям проиграю».
      — Леди, ты останешься со мной?
      Ребекка перевела взгляд с Роланда на Эвана и помрачнела. Она боялась, что миссис Рут не станет говорить с Роландом, если он придет один. Она умела быть очень грубой, миссис Рут. Но Эван хочет, чтобы она осталась, значит, ему нужно, чтобы она осталась, пусть даже непонятно зачем.
      — Если Роланд помнит дорогу, — решила она в конце концов.
      — Помню, детка.
      Он подобрал Терпеливую, сказал арфе, что скоро вернется, — она ответила чуть печальным журчанием струн, но, кажется, не возразила, — и пошел к двери.
      — Постой! — Ребекка схватила плюшку, подбежала через всю комнату к Роланду и сунула ее ему в руки. — Миссис Рут бывает приветливее, если ей что-нибудь принести.
      — Спасибо, детка.
      Роланд подмигнул Ребекке, кивнул Эвану и пошел. Им не было смысла напоминать ему об осторожности.
      Добравшись на трамвае до Спадина, Роланд пересел на автобус в сторону Блур-стрит. В автобус, смеясь и болтая, вошли три девушки и стало как-то светлее. Пухлый младенец в подвесном сиденье улыбнулся Роланду. На его глазах подросток с зеленым ирокезом на голове уступил место нагруженной свертками пожилой даме восточного типа. И Роланд решил, что мир, быть может, все-таки достоин спасения. Он, что-то тихо напевал в такт покачиванию автобуса, и даже мысль, что сегодня Тьма возьмет очередную жертву, не могла до конца испортить ему настроение. Тьмы он недавно наглотался до отвала. И теперь хочет насладиться этим кусочком света.
      Только наслаждаться пробками на улицах ему пришлось дольше, чем он намеревался. За то же время успел бы и пешком.
      «Что ж, теперь понятно, почему герои не ездят в общественном транспорте, — подумал он, стиснутый бурлящей толпой у выхода. День был жаркий, на людях это сказывалось, да еще у кого-то в толпе был пакет со свежей рыбой. — В следующий раз пойду пешком».
      Выхлопные газы на Блур-стрит показались ему после этого загородным ветерком.
      Возле кустов сирени стояла на часах одинокая мусорная тележка, и Роланда охватило дурное предчувствие, подтвердившееся, когда он встал на колени и сунул голову в лиственный туннель. Слишком здесь хорошо пахло, чтобы миссис Рут могла быть дома.
      Ее и не было.
      Только в середине полянки, где обычно сидела тряпичница, торчала в земле окоренная палочка, и на ней болтался какой-то серый флажок. Роланд протянул руку и снял бумажку.
      — Рецепт из «Доминиона»? — удивился он. Потом перевернул другой стороной.
      На серой неровной бумаге были еле заметны прыгающие следы бледного карандаша. Они складывались в слова: «Кто воздвиг барьеры?»
      «Ив самом деле, кто?» — подумал Роланд с недоуменной гримасой. Интересно, всегда ли миссис Рут оставляет, уходя, загадочные записки, или это как раз ответ на тот вопрос, который он пришел задать.
      Что теперь делать?
      «Кто воздвиг барьеры?»
      Не слишком информативный ответ, решил он.
      Сунув записку в карман, Роланд выполз из-под кустов сирени и остановился, не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих. По Блур-стрит ровным потоком ползли машины, развеивая всякие иллюзии, что на Спадина могло стать свободнее. Роланд глянул на часы и вздохнул. Десять тридцать три. И чего бы всем этим людям не сидеть сейчас дома в кругу семьи?
      «Посмотрю-ка я поблизости. Вряд ли она ушла далеко, бросив тут половину своего имущества».

* * *

      Дару держалась, пока не закрылась за ней дверь лифта, и тут позволила себе привалиться к приятно холодящей стенке. Она уже и не помнила, когда последний раз так мечтала о горячем душе. Закинув за спину косу, Дару глянула на часы. Одиннадцать семнадцать. Что ж, тогда понятно. Не надо было давать миссис Сингх уговорить себя на третью чашку кофе.
      Пока лифт ковылял оставшиеся девять этажей вниз, Дару прикинула время, чтобы добраться отсюда, из квартала между Джейн- и Финч-стрит, до дома Ребекки в центре. По крайней мере час, в такое время на магистрали должно быть пусто.
      «Хотя, наверное, я приду слишком поздно, чтобы от меня была польза».
      Иногда ей казалось, что так она живет всю жизнь: идет по следам Тьмы, подбирая обломки и стараясь вновь склеить из них целое.
      И все же она не жалела о решении продолжать свою работу, а не мчаться на помощь Эвану. От нее зависели люди. Не безликие человеческие массы, а отдельные люди. Она была им нужна и не собиралась бросать их на произвол судьбы. Как любил говаривать дядюшка Девадас, войну выигрывают малые битвы.
      Лифт дернулся, остановился в холле, и двери разошлись в стороны, хороня надпись: «Тони любит Шейлу, и Анну, и Рейджет, и Грейс».
      «Ну и хлопот у этого Тони», — подумала Дару, шагая через тускло освещенный холл. Половина лампочек была разбита, и Дару напомнила себе, что утром первым делом надо позвонить управляющему. Сорвав с замка изоляционную ленту, Дару восстановила его функцию, и он удовлетворенно щелкнул за ее спиной. Все не прибывшие пока «кавалеры» могут спать на помойке.
      Свой автомобиль она припарковала под одним из немногих уцелевших фонарей на гостевой стоянке, почти смирившись с тем, что никогда его больше не увидит. Подземный гараж был до некоторой степени надежнее — в том случае, когда у него работали ворота, — но Дару последнее время держалась подальше от подземных гаражей.
      Несколько раз качнув бензин — надо было напомнить древнему автомобилю, что пора заняться делом, — Дару повернула ключ зажигания. Безрезультатно.
      — Брось ты эти шуточки, — рявкнула она, повторяя попытку с тем же успехом. — Не мог аккумулятор сесть!
      Подняв капот, она вылезла посмотреть — скорее от нелюбви к бездействию, чем зная, что искать и что делать.
      Аккумулятор не сел. Он исчез.
      Батюшка Дару, изо всех сил держащийся за традиционный индийский образ жизни, всегда беспокоился, как бы манеры и нравственность подопечных его дочери не сказались на ней самой. Ее манеры и нравственность от тлетворного влияния убереглись, но за много лет она пополнила свой словарный запас вокабулами, которых батюшка также не одобрил бы. И она прошлась по этому запасу, начав с английского, перейдя на французский, хинди, португальский, корейский и закончив тремя известными ей вьетнамскими словами, — они к автомобилю были биологически неприложимы, зато облегчили душу.
      Она снова посмотрела на часы. Одиннадцать двадцать семь. Транспорт работает до полуночи. Забросив сумку на плечо, Дару заперла машину и поспешила к остановке автобуса. Когда она подошла, автобус с ревом промчался мимо.
      Ночь, казалось, стала еще темнее.
      Неделю назад Дару отнесла бы это на счет собственного воображения.
      По коже заскользил теплый ветерок и принес знакомый сладковатый запах. Дару осмотрелась, заметила красный огонек у края тени от здания. Тьма была слишком густая — ничего не рассмотреть, но, пока она вглядывалась, огонек придвинулся на шаг, стал чуть ярче и снова на шаг приблизился.
      Их трое.
      Можно оставаться неподвижной и полагать, что они ее не заметили. Но это было бы глупое решение, потому что у нее даже по волосам мурашки побежали от их хищных взглядов.
      Можно попытаться убежать обратно к машине, запереть дверцы в надежде, что их остановит свет на стоянке. Напрасная надежда.
      Если б она не исправила замок, можно бы вернуться к миссис Сингх и позвать на помощь. Но она не сожалела об этом, потому что пусть замок не впускает ее, он не впустит и этих троих.
      Оставаться на остановке — значит просто дать загнать себя в угол.
      Распрямив спину, Дару пошла к дальнему светофору большого перекрестка. Она полагала, что ей надо бы испытывать страх, но единственной эмоцией, которую она могла осознать, была злость. Злость, что это вообще происходит. Злость, что она не может постоять за себя в драке.
      — Эй, мамулечка!
      Голос прозвучал прямо у нее за плечом. Как они успели так близко подобраться? Не тратя времени на раздумья, Дару бросилась в бежать.
      Свет уличных фонарей, казалось, не доставал до земли, и Дару мчалась в какой-то сумеречной зоне. Стук ее кожаных подошв почти заглушал шум погони — но не совсем. Она все дыхание тратила на бег: в этом квартале на крик никто не отзовется.
      И вдруг прямо перед ней возник молодой человек. Он расставил руки и, сверкая белозубой улыбкой, без капли веселости проговорил:
      — Позабавимся?
      Слишком близко, чтобы вильнуть… Дару вдвинула плечо ему в грудь, сбила с дороги и тут увидела еще двоих, выходящих из темноты.
      — Сколько их! — выдохнула она и рискнула обернуться через плечо. Первые трое настигали. Дару знала, что надо оставаться на магистрали, но выбора не было. Вдохнув влажный вечерний воздух, она сделала рывок в сторону темной дорожки между двумя зданиями. Может быть, удастся оторваться от них в этом лабиринте.
      Сзади раздался мерзкий смешок.
      — Куда бежишь, детка? Тебе же понравится!
      Она неслась по извивам и поворотам, но шайка не отставала. И росла. Между домами гремело эхо, и Дару понимала, что рано или поздно, устав и запутавшись, она свернет не в ту аллею и упрется…
      Запыхавшись, Дару прислонилась к бетонной стенке — всматривалась во тьму и пыталась уловить по звукам погони, откуда исходит опасность. Сюда, по аллее справа от нее…
      «О Господи, и слева тоже!»
      Она выпрямилась, и приготовилась прихватить с собой сколько сможет.
      — Хэй! Девонька!
      Не позволив себе вскрикнуть, Дару стремительно обернулась. За ней стояла толстая приземистая тряпичница и показывала рукой на мусорную тележку с выпирающими боками.
      — Лезь туда.
      — Как?
      — Туда. В тележку.
      — Миссис Рут?
      — Если не хочешь влипнуть в эту кашу.
      Дару влезла в тележку. Как-то умудрилась. Рогожи и мусор, распиравшие проволочные бока, оказались просто камуфляжем, а в середине было пусто. Упираясь коленями в собственные щеки и обхватив ноги руками, Дару глянула вверх на хмурую физиономию тряпичницы.
      — Как это…
      — Тихо, девонька, — сказала миссис Рут, не повышая голоса, и обрушила на голову Дару ворох рогож.
      Топот шагов слева пронесся мимо и затих.
      Справа шаги удалились и затихли.
      Визгливо протестуя, тележка пришла в движение.
      — Куда… — начала Дару.
      Миссис Рут твердой рукой надавила сверху на рогожи.
      — Тихо, девонька, — повторила она.
 
      Ребекка зевнула и спрятала лицо в изгибе локтя, устраиваясь на диване поудобнее.
      — Леди! — Голос Эвана, казалось, доносился откуда-то издалека. — Отчего бы тебе не лечь спать?
      — Потому что я хочу тебе помочь, — объяснила Ребекка, вновь зевая. Рывком приподнявшись, она повернулась к стоящему у окна Эвану. — Мы вместе будем биться с Тьмой.
      Он улыбнулся в ответ, прошел через комнату и ласково отвел локоны с ее лица.
      — Когда Тьма… — начал он, но Ребекка вдруг судорожно сжала его запястье, и он замолчал.
      — Смотри! — Свободной рукой она показала на белый туман, сочившийся сквозь открытое окно.
      Эван нахмурился, но силу проявлять не стал. Чем бы это ни было, оно не походило на творение Тьмы.
      Туман свернулся в столб и принял форму высокого человека с длинными вьющимися волосами и большими руками рабочего.
      — Иван? — У Ребекки глаза полезли на лоб. — Что ты здесь делаешь?
      Теперь и Эван его узнал. Это был дух, который вел его из Света.
      — Иван, почему ты не отвечаешь?
      — Думаю, он не может, Леди. Он ушел далеко от своего места, и у него не хватает сил на слова.
      — Но почему? Он никогда из кампуса не уходит. Никогда. Я даже думала, что он не может.
      — Леди, там, где у этого духа дом, нет ли широкой открытой местности?
      Эван, не дождавшись ответа, сам догадался, потому что Иван потерял форму и завертелся.
      — Ага. Там такое большое круглое поле… Это и есть то место, Эван? Тьма там?
      — Да, Леди, я так думаю.
      Он нагнулся, быстро ее поцеловал, и в глазах его загорелся огонь от предвкушения битвы. Он придет раньше, чем начнется жертвоприношение, раньше, чем сдвинутся весы. И на этот раз Тьме не удрать!
      — Эван, я тоже пойду!
      — Прости меня, Леди, но моим путем ты пойти не сможешь.
      — Смогу, — возразила Ребекка, вскакивая с дивана. — У меня кроссовки есть! — крикнула она во внезапно опустевшей квартире.
 
      Тельце лежало в воздухе на высоте половины своего роста над травой, удерживаемое двумя полосами тьмы. За ним стоял человек. Он улыбнулся и занес над головой левую руку. В руке было зажато кривое лезвие черного ножа.
      Эван не стал тратить время на тонкости. Собрав силу, он ударил молнией чистого Света точно в грудь стоящего человека — только бы остановить падение.
      Отдача отбросила его назад и швырнула на землю, ослепив вспышкой энергии от собственного удара.
      Адепт Тьмы засмеялся.
      — Какой же ты дурак!
      Голос, понял Эван, раздается футах в двадцати…
      — Иллюзия! — выкрикнул он в отчаянии, стараясь прояснить зрение.
      — Да нет, зеркало. Оно показало тебе то, что ты хотел увидеть, и отразило твою силу на тебя же.
      На это ушла почти вся моясила, и ты, если бы ума хватило, легко бы со мной справился. Но Свет так предсказуем! Ты действовал точно так, как я предвидел, хоть я и надеялся, что ты вложишь в удар все и сам себя разрушишь. Избавил бы меня от хлопот с тобой, когда я тут закончу.
      Эван заставил себя встать и сделал два неверных шага в сторону голоса, еле различая затененный контур среди вспышек звезд, все еще застилающих взор.
      Городские колокола стали отбивать полночь.
      — Поздно! — раздался издевательский голос Адепта Тьмы.
      И тогда взгляд Эвана прояснился.
      Он увидел кудрявую девочку не старше четырех лет, растянутую в самой середине Круга Кингз-колледжа. Увидел, как коснулся ее горла черный нож. Увидел кровь на траве.
      И весы сместились.
      Эван вскрикнул от боли и упал на колени, вцепившись в себя руками в отчаянной попытке сдержаться. Он ощутил, как к нему приближается Тьма, и поднялся из последних сил — встретить его лицом к лицу.
      — Дурачок! — повторил Адепт Тьмы, и черты его исказились от неимоверной силы, переполнявшей его.
      Черный бич распорол кожу на руке, которую успел для защиты вскинуть Эван. Потом на боку. Бич оставил полосы боли на ногах и разметал оборону в клочья.
      — Я победил! — самодовольно крикнул Адепт Тьмы.
      И черная молния ударила Эвана в грудь. Она выбросила бы его прочь из Круга на мостовую, если бы он не налетел на ствол молодого дуба и не соскользнул на землю. Там он лежал в полузабытьи, собирая ту малость силы, что еще у него оставалась. Он устал и был сильно изранен. Наконец, подавляя стон, он с трудом встал на ноги. Под рукой он ощутил силу живого дерева, поднимавшуюся глубоко из-под земли от корней, и вдруг, к собственному удивлению, почувствовал, как эта сила переливается в него. Не было ни ветерка, но по всей дуге опоясывавших Круг деревьев прошел шепот листьев — деревья вступили в битву на стороне Света.
      По сравнению с силой, которую могла призвать теперь на помощь Тьма, — когда так резко сместила весы жертва, — это было не очень много, но Эван обрадовался от всего сердца. Он поднял голову, соединил руки, и из них ударил Свет.
      — Ты и в самом деле не понимаешь, что разбит? — спросил Адепт Тьмы подкрадываясь. — Если ты сдашься, то доживешь до завтра и увидишь, как этот мир… Чтоб тебя!
      Мгновение, одно лишь мгновение он с перекошенным болью лицом смотрел на обрубок своей руки. Потом она снова стала целой, и он направил ее на Эвана.
      Первый удар Эван отбил. И второй. Третий хлестнул его вокруг головы, и полоса Света замерцала. Четвертый поднял его в воздух, сбил с ног, и полоса погасла.
 
      — Что это там, черт побери, творится в Круге Кингз-колледжа? — спросила констебль Паттон, озадаченно глядя на своего напарника.
      — Фейерверк, — ответила диспетчер, и в ее доносившемся из приемника голосе сквозила усталость: из-за гриппа вся полиция отрабатывала удлиненные смены. — Два сообщения о фейерверке и одно — про какого-то психа с огненной саблей.
      — В нашей зоне патруля, — вздохнула она.
 
      Адепт Тьмы раздвинул пальцы и посмотрел сквозь них на Эвана. Тот скорчился на траве, судорожно дыша.
      — Надо было тебе драпать, пока мог, — произнес он и отлетел назад — что-то ударило его в живот, приложило всей спиной о землю и сбило дыхание.
      — Не трогай его! — крикнула Ребекка. Она встала над Эваном, вздернув подбородок и сжав руки в кулаки. Когда она добежала до Круга и увидела упавшего Эвана, то бросилась вперед без раздумий, ударив Адепта Тьмы головой в живот.
      Физического нападения он ожидал меньше всего, и потому внезапность сработала.
      — Я его трону, еще как трону. — Адепт Тьмы судорожно перевел дыхание, и ярость сгустилась вокруг него, как плащ. — Но сначала я трону тебя.
      Он занес руку для удара и вдруг обнаружил, что его окружил туман. Он сгущался и разрежался, необъяснимым образом мешая смотреть и потому — ударить. Рыча от злости, Адепт Тьмы ударил в туман.
      — А мне ты ничего не сделаешь, — шепнул туман, и два бледных глаза уперлись в глаза Тьмы. — Я и так мертвый.
      — Ошибаешься, и очень, — предупредил Адепт Тьмы. — Но разрушение — это для всех вас слишком хорошо.
      Он стряхнул с джинсов пучок травы и улыбнулся.
      — Живите. Живите и знайте, что завтра я открою врата, и барьер падет. Зачем мне давать вам легкое избавление, когда вы сами будете терзаться эти сутки, ничего лучше даже мне не придумать.
      Он исчез, и его хохот потонул в вое приближающихся сирен.
      Ребекка упала на колени и слегка тронула кончиком пальца багровеющий изгиб щеки Эвана. И всхлипнула.
      — Эван, он ушел. Что мне теперь делать?
      Эван слышал ее голос откуда-то из невероятной дали. И не мог собрать силы для ответа. И не мог посмотреть в глаза своему поражению.
      — Эван?
      Она дернула его за разорванный рукав футболки. Все его тело было покрыто ранами и кровоподтеками, но вместо крови из всех ран сочился Свет.
      — Эван! Ты должен встать!
      — Он не может, Леди.
      Ребекка обернулась на голос и бросилась в объятия тролля.
      — Лан, Лан, я не знаю, что мне делать!
      Лан молча гладил ее по голове.
      — Он ранен! Тяжело!
      — Знаю, Леди. Я чувствую его боль.
      Ребекка шмыгнула носом и вытерла глаза подолом кофты.
      — Полиция едет, — сказала она, поворачивая голову на звук сирены.
      — Они его у тебя заберут.
      — Правда?
      — Он не из этого мира. Давай-ка я укрою его в безопасном месте, Леди, я у него в долгу.
      — Давай! Давай! — Ребекка оттолкнулась от Лана и посмотрела ему в лицо. По ее щекам текли слезы. — Ты его возьми, потому что мне его не унести, а я расскажу полиции, что тут было. Дару говорит: если попадешь в беду, иди к полиции.
      С оглушающим звуком и ослепительным светом влетел патрульный автомобиль, и она пошла через лужайку ему навстречу.
      «Эван у Лана. Про Эвана не надо рассказывать».
      Ребекка постаралась отложить это в сторону от остальных кусочков, но тут захлопали дверцы автомобиля, закричали люди, и у нее в голове все перемешалось. Она споткнулась о почти незаметное в темноте крохотное тельце, и восставшая вокруг него темнота чуть не сбила ее с ног. Жертва. Лишние кусочки куда-то отлетели, и Ребекка закричала.
 
      Констебль Паттон вглядывалась в центр лужайки.
      — Отлично выглядят эти штуки, — она показала на старомодные фонари, — но света дают так мало, что этого хмыря не видно.
      Констебль Брукс покрепче перехватил дубинку.
      — Кто-то сюда идет. Похоже… — Он замолчал. Это было похоже на крик боли дикого зверя, но движущаяся тень была человеческой. — Это девушка, — добавил он через секунду, когда бегущий оказался ближе к свету.
      — И не какая-то девушка. — Паттон шагнула вперед и поймала Ребекку за руку, потянув ее на себя, чтобы не упасть вместе с ней.
      — Он ее убил! Он ее убил! — всхлипывала Ребекка, отчаянно вцепившись в поддерживающую руку. — Это была просто маленькая девочка, а он ее убил. Теперь уже поздно, и он убежал!
      Последнее слово потонуло в рыданиях. Уже на второй фразе констебль Паттон запросила по радио помощь. На третьей она выхватила фонарик и залила светом Круг и лужайку в середине. На четвертой она была на полпути к скорченной на траве бледной тени.
      Паттон разжала пальцы Ребекки (слегка удивившись, сколько силы на это понадобилось) и обняла девушку Двумя руками.
      — Кто ее убил? — Она перекрикивала сирены двух подъезжающих машин. — Кто?
      Ребекка старалась отвернуться от шума и суматохи и выла. Она хотела домой.
      — Ребекка! Ребекка!
      — Роланд? — Ребекка подняла голову и, разорвав объятия Паттон, отчаянно бросилась к Роланду на грудь.
      Роланду как-то удалось устоять на ногах.
      — Тихо, детонька, тихо. Я здесь.
      Неуклюже переступая, он вместе с ней сдвинулся на траву, поглаживая девушку по спине. У него был миллион вопросов, но сейчас он лишь шептал ей в волосы утешительные слова, стараясь успокоить. И скоро они были единственным островком спокойствия среди огней, сирен и людей, которые понятия не имели о том, с каким на самом деле ужасом столкнулись.
      И никто не заметил, как на лужайке появился новый дуб. А когда суматоха затихла, этого дуба не стало.
      Потом они все пришли в участок.
      — Я остался с ней, — Роланд сделал жест рукой, — из-за вчерашнего вечера.
      «Верьте мне», — взывал его голос, правда и искренность за каждым словом. Он надеялся, что не пережмет в правдоподобии. Потому что не знал, что может сделать без Терпеливой и без арфы.