— Муж моей сестры всегда говорил, что у меня лучшая фигура из всех, какие он в жизни видел.
      Адепт Тьмы улыбнулся.
      — У мужа вашей сестры прекрасный вкус. — Он терпеливо ждал на втором этаже, пока она подтянется. — Но о чем думает ваш муж, отпуская вас вот так, одну, без провожатых? — Голос его дрогнул. — В этом городе много странных людей, и опасных — тоже. Особенно для одинокой прекрасной женщины.
      — А разве я не знаю? — Она остановилась передохнуть, прижав к сердцу руку — как пухлую колибри среди пурпурных цветов на блузке. Опустила густо накрашенные ресницы. — К сожалению, у меня нет мужа.
      — Мудрое решение — не ограничиваться только одним мужчиной. Такая женщина, как вы, должна быть свободна.
      Всю дорогу дальше по коридору она соглашалась с этой мыслью.
      «Самовлюбленная, тщеславная и глупая, — сделал он вывод, провожая ее до дверей. — Изначально мой контингент».
      — Не хотите ли ненадолго зайти? Выпили бы чаю. Или вина. У меня есть бутылка очень хорошего вина. — Она улыбнулась так, как, по ее мнению, должна улыбаться первая в мире женщина.
      — Буду очень рад зайти. У меня есть на вас виды.
      — Ох! Боже мой! — Она даже не смогла сразу попасть ключом в замок. От почти забытого ощущения — быть желанной — руки стали неуклюжими. К тому времени как из серванта были вынуты бокалы, он уже не считал нужным скрывать свою сущность. Она принадлежала ему.

* * *

      — Давай, парнишка, открывай глаза. У меня есть еще дела, кроме как сидеть тут с тобой весь вечер.
      — Миссис Рут? — Роланд попытался сфокусировать взгляд на старой тряпичнице, но ее лицо ускользало, контуры расплывались. И не стоило усилий держать глаза открытыми, поэтому он их закрыл опять.
      «Что-то мне нехорошо. Хреново мне, честно сказать».
      Болело все тело, но хуже всего было в правом плече, левой ноге, в пояснице и в лице. В правой щеке. Потом в левой. Снова в правой. Он не сразу — мозг болел не хуже тела, — но все же сообразил, что происходит.
      — Миссис Рут… — Он облизнул губы и попробовал снова: — Миссис Рут, пожалуйста, перестаньте меня бить.
      — Сначала открой глаза, парнишка.
      Роланд вздохнул. Чего зря стараться. Левая щека. Правая. Левая…
      — Ой! — Глаза его распахнулись. — Это же больно!
      Миссис Рут сидела около него на корточках с весьма самодовольным видом.
      — Для того и делалось. А теперь шевели задницей. У тебя сегодня еще есть работа.
      — Где я? — вздрогнул Роланд, и старуха нахмурилась. — Ничего, не обращайте внимания. Я посмотрю.
      Сжав зубы, он заставил себя приподняться на локтях. Миссис Рут загораживала ему обзор, и он осторожно повертел головой. С одной стороны в вечернем свете виднелся синий мусоросборник с пятнами ржавчины, и запах гниющих остатков сообщил Роланду, что ящик этот стоит на задворках ресторана. В другой стороне, намного дальше, мимо устья аллеи катились автомобили, слышался шум моторов. Можно было, напрягшись, разглядеть знак: «Пекинг-Гар»…
      — Китайский квартал.
      И тут до него дошло.
      — Китайский квартал! Значит, я дома!
      Он посмотрел на миссис Рут, и та кивнула.
      — Дома, — повторил он, пытаясь сесть. Он все еще был одет в черный шелк и бархат, и чуть дальше вытянутой руки от него в неверном свете поблескивала арфа. Вернулись образы: великаны, дитя, лес, медведи, солнце, степь, копья, принцесса, черные доспехи и финальный ужасающий прыжок с утеса…
      — Ш-ш-ш, парнишка. Тихо. — Миссис Рут сунула Роланду в руки носовой платок и потрепала по спине, утешая, — его трясло.
      Он подавил рыдание, попытался овладеть собой и не достиг успеха. Судорожно, прерывисто вдохнув, он прижал к лицу квадратный кусок материи, к его удивлению, пахнувший освежителем. Память о пережитом страхе мешалась с невероятным облегчением от того, что он снова дома, и сбивала с толку больше, чем все, пережитое в царстве теней.
      — Знаю, парнишка, знаю.
      Это не было просто ничего не значащим выражением симпатии — похоже, она действительно знала, и это ошеломило Роланда еще больше.
      — Ты прошел через ужасы, которые мало кто может вообразить. Но как бы плохо ни было тебе сейчас, ты станешь лучше как Бард — потом.
      Тут из ее голоса исчезло сочувствие, и она заговорила обычным своим тоном «хватит чушь молоть».
      — Потом будешь в этом копаться. Сейчас есть люди, которым ты нужен.
      — А что с Томом? Он выбрался?
      — Конечно. Он же кот!
      Роланд понятия не имел, что значит быть котом и какое это имеет отношение к делу, но на всякий случай кивнул. И стал уговаривать свое разбитое тело встать.
 
      «Две ночи до Ивановой. Две ночи. Всего две».
      Эван без конца повторял эти слова, они завладели его мозгом, всем его существом, заставили забыть о земных радостях. Он знал — люди, живущие на Земле, в большинстве своем тяготеют к Свету. Тьма зачастую вызывает у них состояние тревоги и непредсказуемости.
      Душная, липкая жара сникла под струями дневного дождя, и город сейчас жадно вдыхал запахи воспрянувших растений. Эван при всей своей нелюбви к городам к этому относился с почтением. В нем существовало разумное равновесие, не позволявшее принижать обитающих здесь людей.
      Вот вспорхнула стайка детишек и понеслась дальше по улице; их смех наполнил вечер Светом. Эван улыбнулся им вслед — тихое благословение. Одна девочка остановилась и с озадаченным лицом уставилась на него. Она не могла понять, что ее привлекло. Эван начертил в воздухе между ними знак, и девочка ответила ему улыбкой и протянула руку — прикоснуться к тонким чертам Света.
      — Мэриан, побежали!
      Их глаза встретились, и Мэриан кивнула ему, но вдруг спохватилась и вприпрыжку побежала догонять друзей.
      «Вот почему надо остановить Тьму». — Эван снова начал обдумывать решение задачи.
      Он не мог до конца понять, что произошло между Ребеккой и Адептом Тьмы. Когда Эван прибыл, отделавшись от очарования, которое наложил на него противник, битва уже закончилась. Осталась только Ребекка и следы силы.
      — Часы на витрине отстали, Эван, — сообщила Ребекка, удивленная его неожиданным появлением. Но по следам силы Эван увидел, что Тьма напала и что-то ее остановило. Это «что-то» лишь шевельнулось, и Тьма была повергнута.
      Сегодня, когда он провожал Ребекку на работу и шел обратно, он обнаружил еле заметный след, оставленный бежавшим Адептом Тьмы, слишком сильно потрепанным, чтобы замести его как следует. Сегодня вечером он выследит Тьму до самого логова.
      «Две ночи до Ивановой. Две ночи. Всего две».
 
      — Где тебя черти носили?
      — Долгая история, — вздохнул Роланд, откидываясь на перегородку в клетушке Дару и поправляя на плече арфу.
      — Пусть она лучше окажется убедительной. Ребекка чуть не заболела от волнения. — Дару оглядела его с головы до ног и проворчала: — Вырядился, как на бал-маскарад.
      По лицу Роланда пробежала тень.
      — Нет. Не совсем на маскарад.
      Дару стала мягче. У нее сложилось впечатление, что Роланд за последние сорок восемь часов слегка повзрослел. В глазах появилась какая-то глубина, которой раньше не было.
      — Что у тебя с лицом?
      — Да ничего. — Он коснулся тонкой линии, оставленной острием черного меча, и провел пальцем вдоль алых бусинок засохшей крови. — Не хочу рассказывать.
      — Ты сцепился с Адептом Тьмы, — сказала Дару. Это не было вопросом, но Роланд все же кивнул. — Все нормально?
      Роланд вздохнул.
      — Был момент, — медленно сказал он, — когда я был на волосок от сумасшествия. Я, пожалуй, и сейчас еще не вполне нормальный.
      Он с усилием выпрямился, не обращая внимания на боль в почках.
      — Миссис Рут сказала, что мы с тобой должны немедленно ехать к Ребекке.
      — Миссис Рут сказала?
      — Совершенно верно.
      — Подруга Ребекки, старая сумасшедшая тряпичница?
      — Опять верно.
      Дару нахмурилась и обвела рукой заваленный бумагами стол.
      — У меня еще целые горы писанины, и мне надо с ней покончить, если я собираюсь завтра отправиться в обход, а ты приходишь и говоришь, что я должна все бросить, потому что так сказала старая сумасшедшая тряпичница?
      Роланд пожал плечами. Чувство было такое, будто на каждом лежит груз в сотню фунтов.
      — Я знаю только то, что сказала мне миссис Рут. А она сказала, что мы нужны Ребекке, нужны оба, и мне этого достаточно.
      — Ты ей веришь?
      — Да.
      — Почему?
      Роланд сощурил глаза.
      — Потому что когда как следует познакомишься с Тьмой, научишься различать Свет, — произнес он отчетливо и зло.
      Посмотрев ему в глаза, Дару была вынуждена поверить. Она встала, схватила сумку, и, бросив: «Идем!», направилась к лифту.
 
      Ребекка всматривалась в кувшин с апельсиновым соком. В прошлый раз сока было больше, она точно помнила. Подняв пустую банку, она нахмурила брови и стала рассматривать наклейку. Большая часть слов не имела смысла, но можно было прочесть: «Добавить три банки холодной воды». Может быть, они имели в виду другую банку, побольше? Или в прошлый раз банка была побольше? Нет, картинка точно такая же.
      Кто-то забарабанил в дверь, и Ребекка от неожиданности пролила все в раковину.
      «Наверное, это Роланд, — решила она, подбегая к двери. — Вернулся!»
      Ребекка лихорадочно загремела цепочкой, потом отперла замок — Эван настаивал, чтобы она пользовалась и тем, и другим, когда его нет дома, — и распахнула дверь.
      — Ох! — сказала она.
      Дверной проем заполнила Крупная-блондинка-дальше-по-коридору. Обычно аккуратно уложенные под густым лаком волосы были в полном беспорядке. Лицо под несмытыми остатками косметики опухло и побледнело. А под сиреневой блузкой колыхалось и тряслось тело, избавленное от тисков комбинации и лифчика, и Ребекка с ужасом и любопытством одновременно смотрела, как болтаются туда-сюда соски массивных грудей.
      — Это ты во всем виновата! — взвизгнула гостья ей в лицо.
      Ребекка попыталась захлопнуть дверь, но та, придавленная всем весом Крупной-блондинки-дальше-по-коридору, даже не шевельнулась. Ребекка попятилась, потому что Крупная-блондинка-дальше-по-коридору, шатаясь, прошла еще пару шагов внутрь комнаты.
      — В чем я виновата? — испуганно спросила Ребекка, пугаясь все больше с каждой секундой. — Я ничего не делала!
      Жирные руки разошлись в стороны, и в одной из них оказался граверный нож. От напряжения побелели костяшки пальцев.
      — Это был приличный дом, пока ты сюда не въехала!
      Выпад. Нож описал смертоносную дугу.
      Ребекка отскочила, плача от страха. Удар не достиг цели, но ее обдало холодным дуновением.
      — Не понимаю! — завопила Ребекка. Она бы убежала, но между ней и открытой дверью стояла Крупная — блондинка — дальше — по — коридору.
      Шаг. Взмах ножа.
      — Тебя запереть надо!
      Шаг. Взмах.
      — От нормальных людей подальше!
      Шаг. Взмах.
      — Чего это мы должны на тебя смотреть!
      Шаг.
      — БОЛЬНАЯ!
      Взмах.
      — ПСИХОВАННАЯ!
      Нож бил мимо, но размахивающая рука оттеснила Ребекку к стене. Пальцы ее попали на что-то твердое, металлическое.
      Пустая банка из-под сока. Схватив банку, Ребекка бросила ее изо всех сил. Она ударилась о стенку, и звон отвлек Крупную-блондинку-дальше-по-коридору как раз настолько, чтобы Ребекка успела схватить кувшин с апельсиновым соком и бросить ей в лицо.
      Та завопила и, закрыв руками глаза, уронила нож.
      Ребекка дрожала в своем углу. Пройти к двери мимо Крупной-блондинки-дальше-по-коридору она не могла. Просто не могла.
      Протирая глаза, женщина посмотрела на Ребекку и ухмыльнулась.
      — Тебя прикончить — это даже не считается убийством, потому что ты не такая, — произнесла она с ужасающей ясностью. Оставив нож там, где он лежал, Крупная-блондинка-дальше-по-коридору стала приближаться.
      Скользя вдоль стены, Ребекка бросала в нее все, что попадалось под руку. Тостер с холодильника. Плюшевый дракон с полочки над телевизором. Свернутое полотенце…
      Полотенце ударило Крупную-блондинку-дальше-по-коридору в подбородок, упало и развернулось. К ее ногам соскользнул черный нож. Опухшие губы расплылись, обнажая длинные белые зубы, и она наклонилась, чтобы подобрать его.
      В этой массивной ручище он выглядел до нелепости маленьким и совсем не опасным.
      А потом из клинка излилась Тьма.
      В странном молчании обе женщины смотрели, как окутывает теневое облако руку с кинжалом. Оно осело и начало расползаться.
      Когда оно дошло до пухлого локтя, Крупная-блондинка-дальше-по-коридору завизжала:
      — Уберите от меня это! УБЕРИТЕ!
      Она пыталась бросить нож, но пальцы ей не повиновались. Тень проползла по плечу, перешла на грудь и начала распространяться дальше, набирая скорость. Визг сменился бессловесным воем и захлебнулся, когда тень накрыла лицо. Карие глаза выглянули на миг из Тьмы, и в них отразились боль и непонимание.
      Тело ударилось об пол, и тень исчезла вместе с ножом.

* * *

      С заднего сиденья машины донесся аккорд, такой тревожный и суровый, что Дару при этом звуке едва не съехала с дороги.
      — Что это? — спросила она, чуть не задев ругающегося велосипедиста.
      Роланд повернулся, как на шарнирах.
      — Арфа, — коротко ответил он.
      — Зачем…
      — Это не я.
      — Тогда как…
      Роланд сжал губы.
      — Боюсь, как бы мы не опоздали.
      Шины взвизгнули, когда Дару влетела под запрещающий стоянку знак у дома Ребекки, и они с Роландом вылетели наружу. И услышали вопли.
      С арфой под мышкой и с колотящей его по ногам Терпеливой Роланд бросился вслед за Дару.
      — Дверь! — крикнула она, колотя по стеклу. — Заперта!
      — Что? — Роланд налетел на нее с разгону. — Ключ у тебя есть?
      — Откуда? — возразила Дару. — Я же здесь не живу!
      — Да мать его так! Должна быть задняя…
      Из футляра раздался приглушенный звук на пронзительно высокой ноте. Арфа в руках дернулась и ответила. Громко.
      Но недостаточно громко. Появилась пара трещин, но дверь держалась.
      — Ах так? — Роланд аккуратно отставил в сторону Терпеливую и пристроил арфу на бедре.
      — Уши закрой, — бросил он Дару, глубоко вдохнул и дернул самую тонкую струну, бросив себя в единую ноту, как всегда бросался в музыку.
      Стеклянная дверь задрожала и рассыпалась.
      Звук еще отдавался в голове, а Роланд уже, подхватив Терпеливую, вбегал в здание вслед за Дару. Поскользнулся на осколках, въехал больным плечом в стенку. Мир исчез из глаз, а когда вернулся, то холл качался вверх-вниз перед глазами, и ничего не было слышно, кроме гуляющего под сводами черепа эха.
      «Надо было знать, что и за это придется платить», — подумал Роланд, кое-как карабкаясь вверх по ступеням.
      Дару протолкалась через толпу жильцов к двери Ребекки и вошла в комнату.
      — О Боже мой!
      Квартира выглядела, как после битвы. Повсюду валялись обломки комнатных цветов, осколки горшков, и все было покрыто тонким слоем грязи. Диван отодвинули почти к противоположной стене, а рядом с ним лежало огромное пухлое тело в пурпурном платье, в позе, слишком спокойной для живого. Ребекка съежилась в углу у батареи, прижав к подбородку колени и крепко зажмурив глаза, и качалась взад-вперед.
      Дару перешагнула через тостер и наклонилась к телу. Погрузив пальцы глубоко в складки жира, она поискала на шее пульс. Бесполезно.
      Это ее не удивило. За годы работы она видела много трупов, но ни один из них не выглядел настолько мертвым, как этот. Обтерев руку о бедро, потому что кожа трупа была одновременно и холодной, и липкой, Дару наклонилась и одернула пурпурную ткань на изрытых ямками коленях.
      «И без того мало достоинства в смерти», — подумала она, отлично зная, как расценит ее действия полиция. Вмешательства в картину происшествия полиция не поощряет.
      Потом Дару подошла к Ребекке.
      — А-ах! А-ах! А-ах!
      На каждом вдохе Ребекка издавала короткий плачущий звук, как раненый зверек.
      — Ребекка! Ребекка, это я, Дару. Открой глаза, детонька. Все в порядке, я здесь.
      Если Ребекка и услышала ее, это не было заметно. Плач становился громче, качания — неистовее. Вдруг она бросилась в сторону, и Дару еле успела ее подхватить, чтобы она не ударилась головой о батарею.
      — Детка, все хорошо, все кончилось. Все кончилось. — Роланд присоединился к Дару. Они вдвоем держали Ребекку.
      Она стала вырываться, и крики перешли в сплошной визг:
      — Нет! Нет! Нет!
      — Пошлепать ее по щекам? — предложил Роланд. Ему пришлось кричать, чтобы Дару услышала.
      — Рискованно. Можно еще сильнее напугать. Надо ее успокоить. Как-то до нее докричаться.
      Роланд нахмурился и постарался понять, почему ему все это так знакомо. Когда-то, давным-давно — «Нет, — поправился он, — меньше недели назад. А кажется, что прошла вечность».
      Ребекка была в истерике. Он встал, потянув за собой Ребекку и Дару.
      — Надо вывести ее наружу.
      — Куда?
      — Наружу. Послушай, не спорь, поверь мне. Это не первый раз.
      Дару в ужасе взглянула на труп.
      — Не это! — рявкнул Роланд. — Вот это! — Он чуть встряхнул Ребекку.
      Не имея собственных идей, Дару согласилась и помогла Роланду почти пронести бесчувственное тело Ребекки из квартиры, сквозь толпу зевак, вниз по лестнице. Дойдя до первого этажа, они услышали рев приближающихся сирен.
      — Хоть один из этих идиотов догадался вызвать полицию, — проворчала Дару, когда они волокли Ребекку мимо осколков стекла. — Что дальше?
      — Вот сюда. — Роланд сошел с бетонной дорожки на траву. Он повернул Ребекку и прислонил к стволу дерева.
      Вой оборвался на середине. Ребекка прерывисто вздохнула, прислонилась всем телом к грубой коре и стала всхлипывать, медленно оседая на землю.
      Роланд встал возле нее на колени и обнял, бормоча нелепые слова, утешения.
      Подъехал первый полицейский автомобиль. За ним второй.
      Дару пошла им навстречу. С этим она умела обращаться.
 
      — Састри? Дару Састри? Из Социальной Службы? — Констебль Паттон не верила своему счастью. Это ж надо, чтобы из всех присутствующих…
      — Я бы хотела, задать вам несколько вопросов об одном вашем друге. Некто мистер Эван Тарин.
      — Прямо сейчас?
      В Департаменте ходили легенды, что брови Дару умеют повергать врага наземь одним движением. И это движение было сделано.
      Констебль Паттон почувствовала, что краснеет. Джек рядом с ней поежился.
      — Нет, не сейчас, — буркнула она.
      К тому времени, когда Дару разрешила им побеспокоить Ребекку, тело уже унесли, показания свидетелей записали, а граверный нож забрали как вещественное доказательство.
      — Ребекка, — констебль Паттон заговорила голосом, которым обращалась к маленьким детям, — Ребекка, я должна задать тебе несколько вопросов.
      Састри ей рассказала кое-что о Ребекке, и она обещала действовать осторожно. «Я не людоед!» — отрезала констебль Паттон. Састри извинилась.
      Ребекка подняла голову с груди Роланда и потерла лицо ладонью.
      — Вы — полиция, — сказала она, хлюпая носом. — Полиция — наши друзья.
      — Это правда. Полиция — твои друзья. «Если бы и с так называемыми нормальными было столь просто!» Нам надо тебя спросить, что сегодня случилось у тебя дома?
      У Ребекки задергались губы, а глаза снова наполнились слезами, но она ответила относительно разумно, хотя и на одном дыхании:
      — Она постучала в дверь и я открыла и она сказала что меня надо запереть и у нее был нож и я бросила в нее сок и теперь у меня больше нет сока и она уронила нож но пыталась до меня добраться пока ее не съела Тьма.
      — Ее съела тьма?
      — Ага. — Ребекка снова спрятала лицо на груди Роланда.
      Паттон встала.
      — Ты слышал? — спросила она у напарника.
      Констебль Брукс кивнул.
      — Полностью совпадает со свидетельскими показаниями. Кроме последней детали. Ее съела тьма. Хотел бы я знать, что это значит.
      — Понятия не имею. — Паттон обернулась к Дару: — А вы знаете?
      — Ни малейшего представления, — честно ответила Дару. Но не стала добавлять, что собирается это выяснить.
      — Ребята из отдела убийств говорят, что это обширный инфаркт. — Констебль Паттон мотнула головой в сторону стоявших на тротуаре мужчин в безрукавках. Убийства не было, и они несколько расслабились. — В общем, я думаю, вам не стоит беспокоиться. Вы с ней останетесь на ночь?
      — Если она не сможет, останусь я, — сказал Роланд.
      Паттон ему кивнула.
      «Человеку с такими глазами можно верить, — подумала она по дороге к патрульной машине. — У него такой вид, будто он прошел сквозь ад и выжил. Только одет странно».
      — Она меня не узнала, — удивился Роланд.
      — Ты изменился, — хмыкнула Дару. Роланд пожал плечами и помог Ребекке встать.
      — Пошли, детка. Давай зайдем в дом.
      Ребекка икнула.
      — Роланд, ее съела Тьма.
      — Интересно, что бы это значило, — пробормотала Дару.
      — А мне интересно, — Роланд посмотрел ей в глаза поверх головы Ребекки, — где сейчас Эван.
 
      — А мы с ней так и не поговорили.
      Паттон переложила руль, и патрульная машина с визгом вылетела на Дандес-стрит.
      — Сама знаю.
      — Наверное, надо доложить сержанту.
      — Что доложить? Нам нечего докладывать.
      — Да, но…
      — Доложим после разговора с ней.
      — Не знаю, Мэри Маргарет.
      — Я знаю.
      С этими словами она обогнала попутный автомобиль, и резкое ускорение отбросило их обоих на спинки сидений.
      — Знаешь, Джек, не бери в голову.
 
      Это было здесь. Каждый, кто способен ВИДЕТЬ, мог бы заметить это по покрову, окутавшему трехэтажный викторианский дом. Эван очень осторожно выслеживал Адепта Тьмы вплоть до логова, используя только крохотные кусочки силы. Поэтому работа, на которую требовались секунды, заняла часы. Но зато можно было надеяться, что Адепт Тьмы не заметит слежки.
      Эван осторожно прощупал дом и нашел там только одну жизнь — темную, но человеческую. Все свидетельствовало о том, что здесь кончается след. Отбросив с лица волосы, он прошел по дорожке и позвонил. Звонок отозвался по всему дому эхом, и послышались шаги.
      — Чем могу служить?
      Седые волосы, выцветшие голубые глаза и неожиданно черные брови. Голос уверенный, тщательно модулированный, но лишенный всяких эмоций.
      Эвану потребовалось все его самообладание, чтобы не вспыхнуть и не обратить этого человека в Свет так же глубоко, как он был сейчас обращен во Тьму. Вместо этого, протянув руку, дрожащую от необходимости сдерживаться, он коснулся груди человека и вернул его к тому, чем он был, пока не начал свою губительную работу Адепт Тьмы. Но Эван оставил ему память о Тьме и о том, чем он чуть не стал.
      Человек выпучил глаза, поднес руку ко рту и отскочил от двери.
      Эван вошел и аккуратно закрыл за собой дверь. Он молча направился по следу Тьмы вверх по лестнице и оказался в комнате, которая когда-то была большой и приятной спальней. Здесь не было так плохо, как в отеле, но и Тьма была здесь не так долго.
      Вдруг весы сдвинулись, и Эван чуть не вскрикнул, такой силы был удар. Вскрикнул он потом, когда ужас из отдаленной комнаты Ребекки донесся до него. По его лицу текли слезы, но он стоял как вкопанный, хотя сердце его разрывалось пополам.
      «Прости меня, Леди, но если для уничтожения Тьмы я должен буду пожертвовать тобой, я это сделаю».
 
      Адепт Тьмы, насвистывая, повернул к дому — ну просто вылитый молодой преуспевающий менеджер. Сегодня вечером он был собой доволен: все складывалось так, что проиграть невозможно. Выживет Ребекка или умрет, Свет будет занят только тем, чтобы остановить его, Тьмы, орудие. И какое орудие: вся жизнь, состоящая из разочарований и мнимых унижений, сжатая в один кулак. Девственность ее была лишь дополнительной премией, взятой лишь постольку, поскольку она ею дорожила.
      Адепт Тьмы толкнул дверь и пошел вверх по лестнице.
      — Хозяин, сверху!
      Предупреждение еле успело. Адепт Тьмы бросился вниз от вспышки сияния, сама близость которого скрючила его болью. Он зарычал в лицо Света и пропал.
      Эван медленно спустился с лестницы, окруженный сиянием славы.
      — Дважды ныне, — сказал он седому, который дрожал, хныкал и прятал глаза, — по своей воле выбрал ты Тьму. Немногим дается второй шанс. Третьего у тебя не будет.
      Он сцепил руки, и в них вырос огненный меч.
 
      Квартира Ребекки была освещена лившимся в окна неясным светом ночного города. Ребекке дали кружку теплого молока и уложили спать. Дару растянулась на кушетке, коса свесилась до полу. Роланд сидел на табуретке, подбирая на Терпеливой колыбельную. Когда появился Эван, он медленно встал и еще медленнее отложил гитару.
      — С возвращением, — произнес он.
      Лицо Эвана осветилось. Он уже всерьез думал, что больше не увидит Роланда.
      — И тебя также. — В его словах бушевала радость.
      Роланд не стал улыбаться в ответ.
      — Где тебя черти носили? Ты был нужен Ребекке!
      — Я знаю. — Радости больше не было. — Я ощутил ее страх.
      — И наплевал?
      — Я не мог прийти.
      — И когда ты был нужен мне, ты тоже не мог прийти? — Роланд протиснулся мимо него и включил свет. В темноте Эван излучал ослепительное сияние, был слишком нереален, слишком недоступен обвинению.
      Дару что-то недовольное пробормотала сквозь сон и села, протирая глаза. Увидела Эвана, уловила выражение лица Роланда и решила, что с приветствиями можно не спешить.
      — Ну? — Роланд схватил Эвана за плечо и развернул к себе лицом. — Где ты был, когда я… когда я… — тут его голос задрожал, и он смахнул слезу, — когда ты был мне нужен!
      Эван развел руками, тихо прозвенев браслетами.
      — Даже ради твоего спасения я не мог прекратить битву с Тьмой. Прости меня.
      — На хрен мне твое «прости»!
      — Самая крепкая сталь, — спокойно сказала Дару, — выходит из самого жаркого огня.
      — Да? — резко обернулся к ней Роланд. — А кто-нибудь спросил сталь, хочет ли она лезть в этот сволочной огонь?
      И он так же резко снова отвернулся к Эвану, зная, что Эван прав и что он не мог рассчитывать на преимущество перед всеми жизнями, которым угрожала Тьма, но даже от самого этого знания было больно.
      — А Ребекка? — спросил он.
      — А я все понимаю, Роланд, — подала голос Ребекка.
      Гнев Роланда угас.
      — И я тоже, детка. — Он посмотрел в глаза Эвану. — В самом деле.
      Но он и не пытался скрыть боль. Эван кивнул, разделяя его боль, больше ничего он сделать не мог и повернулся к Ребекке.
      — Я бы пришел, если б мог, — сказал он ей.
      — Я знаю, — улыбнулась она.
      — Ладно, — Дару подобрала ноги на диванчик, освобождая место, — ты лучше сядь, Эван, и мы тебе расскажем, что тут без тебя было. Или ты уже знаешь?
      — Нет, не знаю. — Он сел на диван, притянул к себе Ребекку и прижал к сердцу.
      И по порядку, начиная с пробуждения Роланда в аллее, — по молчаливому согласию никто не спросил, что было до того, — Эвану рассказали события этого вечера.
      — А когда полиция уехала, — закончила Ребекка, — мы пошли наверх, и Дару заставила меня ле…
      Она в недоумении воззрилась на окно. Остальные повернулись.
      На подоконнике сидел Том с исключительно самодовольным видом и держал в зубах извивающуюся частицу Тьмы. Он спрыгнул, прошлепал через всю комнату и положил свою ношу к ногам Эвана.
      Вокруг нее тотчас же возникла клетка света.
      — Большое спасибо, — серьезно сказал коту Эван.
      Том зевнул.
      — Что это? — спросила Дару, разглядывая шевелящуюся черную каплю.
      — Именно то, на что оно похоже. Клочок Тьмы, отпочковавшийся и наделенный ограниченной жизнью.
      — Оно живое?
      — О да. И тьмы здесь не больше, чем в сердцах многих людей, — количество, которое легко не заметить. Я полагаю, Адепт Тьмы использовал это в качестве глаз и ушей.
      — А что мы собираемся с этим делать? — поинтересовался Роланд и сам удивился, до чего спокоен его голос. Он не мог решить, хочется ему размазать эту мерзкую тварь по полу или с воплем выбежать из комнаты.
      Адепт Света протянул руку, клетка стала сферой и поднялась на четыре с половиной фута над полом.
      — Мы его допросим.
      Комок сжался с испуганным писком.
      — Я ничего не знаю! — завизжал он.
      Эван продолжал как ни в чем не бывало.
      — И оно нам расскажет о планах своего хозяина. Клетка засветилась ярче.
      «Эту штуку легко было бы пожалеть, — подумала Дару, прищуриваясь, — если бы она не была так символична. Тьма каждый раз захватывает лишь маленький клочок, а мы не придаем этому значения, пока не становится слишком поздно».
      Посланец Адепта Тьмы вертелся и извивался в клетке, стараясь держаться как можно дальше от ее краев.
      Эван ждал, и остальные ждали вместе с ним.
      — Он откроет врата в Иванову ночь, — прохныкал наконец клочок Тьмы.
      — Это мы знаем. Где?
      Роланд подумал, что таким тоном Эван мог бы заставить говорить даже бетонный тротуар.
      — Он не говорил. Правда! Правда! Правда! Врата откроет жертва!
      — Жертва?
      Клочок Тьмы съежился от прозвучавшей в голосе угрозы.
      — Путь готовят кровью, — пискнул он.
      Клетка сжалась, и Тьма вскрикнула от прикосновения Света. Через секунду осталась лишь слабая искра света, потом исчезла и она.
      — Он умер? — спросила Ребекка.
      Эван покачал головой.
      — Тьму невозможно убить. Только изгнать на время.
      За спиной Эвана Роланд обменялся взглядом с Дару. Она пожала плечами. Ее опыт подсказывал, что, когда мир сужается до банальностей, единственный выход — идти вперед.
      — Что за жертва? — спросила она.
      — Врата надо привязать к этой реальности, — нехотя объяснил Эван. — И завтра вечером для этого умрет невинный.
      Пальцы его сжались в кулаки, и он с разворотом вдвинул кулак в стену.