– Я намерен принять наконец под свою команду вверенное мне судно, – сказал антиманковец явно враждебным тоном.
      – Ваши бумаги, – потребовал Хеллер.
      Это требование разозлило меня.
      – Он ведь назначен капитаном нашего судна, – вмешался я.
      – Попрошу ваши бумаги, – повторил Хеллер, протягивая руку в сторону антиманковца.
      Капитан, по всей вероятности, ожидал такого разговора. Он тут же достал из складок комбинезона целую пачку бумаг, запакованных в специальный космический пакет. Документы эти принадлежали не только ему лично, здесь были документы на всю команду, на всю их пятерку. Бумаги были потертыми, замусоленными и, по-видимому, выписанными уже очень давно.
      – Так, пять младших чинов Флота, – проговорил Хеллер, просматривая бумаги. – Капитан, два инженера-механика. Специалисты по движителям «будет-было». – Он недоверчиво осмотрел печати и подписи, рассматривая бумаги чуть ли не на просвет. – Выглядят они настоящими. Но почему здесь нет характеристики с вашего последнего судна... вы ведь поступили на него три года назад, не так ли? Да, именно...
      Капитан молча выхватил документы из рук Хеллера. Характеристика с последнего судна отсутствовала по той простой причине, что они захватили его и занялись пиратством.
      Небольших размеров визор времени был подключен к системе управления рядом с креслом астропилота. Хеллер на него опустил руку.
      – Вы знаете, как обращаться с этим визором времени? Это довольно устаревшая модель.
      – Знаю, – проскрипел капитан. И, помолчав немного, продолжил нудным, монотонным голосом: – Я служил на Флоте, когда они впервые были приняты на вооружение. Я служил на Флоте, когда их стали считать устаревшими. Вся моя команда прослужила на Флоте вчетверо больше лет, чем сейчас исполнилось кое-кому из офицеров Флота его величества.
      В его узких черных глазах светилась откровенная ненависть.
      Каждый раз, произнося слово «Флот», он как бы выплевывал его. А в слове «офицер» просто слышался зубовный скрежет.
      Хеллер внимательно приглядывался к нему. Капитан произнес, можно сказать, блестящую речь, если бы
      только она не была так пропитана ненавистью, хотя сами слова были вполне вежливыми.
      – В качестве капитана этого судна я, естественно, нахожусь в вашем распоряжении. Долгом моим и всей моей команды является доставить вас на место назначения в полном порядке.
      – Вот и отлично, – сказал Хеллер. – Я очень рад слышать это из ваших уст, капитан Стэбб. Если вам когда-либо понадобится какое-либо мое содействие, очень прошу вас не стесняться и обращаться за помощью.
      – Я не думаю, что такая потребность может возникнуть, – проворчал капитан Стэбб. – А теперь, если позволите, я размещу в рубке своих людей, и мы займемся наконец нашим прямым делом.
      – Прекрасно, – сказал Хеллер.
      О нет, я ни в чем не мог упрекнуть антиманковца, несмотря на его резкость. Хеллер только и делал, что доводил до крайнего раздражения буквально всех и каждого, а в данном случае – меня самого. Казалось, он способен довести своими придирками до бешенства самого миролюбивого человека.
      – А теперь мы займемся вами, – сказал Хелеер и взял меня под локоть.
      Он проводил меня по коридору к моей каюте. Я никак не мог сообразить, что именно он имел в виду. У меня возникло ощущение, что он настроен против меня и слова его можно истолковать так, что он намеревается выбросить меня в открытый люк. Но я не особенно сопротивлялся. Где-то в подсознании я точно знал, что, если я пошевелю хотя бы пальцем, нервы мои, и без того натянутые до предела, просто не выдержат. А кроме того, руки мои снова начали трястись так, что идти без посторонней поддержки я, пожалуй, не мог.
      Очень мягко Хеллер опустил меня на койку. Я был уверен, что сейчас он достанет откуда-нибудь нож и перережет мне горло. Однако единственное, на что он отважился, – это снять с меня мундир. Ну что ж, знакомая тактика. К ней прибегают многие убийцы – делается это для того, чтобы притупить бдительность потенциальной жертвы. От чрезмерного напряжения у меня начались судороги. Он стащил с меня сапоги, а потом и брюки. Я не сомневался, что теперь он скует мои колени электрическими кандалами. И действительно, он открыл стенной шкаф. Но ему, по-видимому, не удалось найти здесь электрические кандалы, потому что он вынул стандартный герметический костюм и принялся втискивать меня в него.
      Я собрался было оказать серьезное сопротивление, да беда в том, что меня опять стало сильно трясти.
      Наконец ему удалось натянуть на меня костюм. Он подкачал в него воздуха так, что я стал ощущать явное давление в ногах. Только теперь мне стало ясно, что он решил сковать мои движения именно таким образом.
      – Оставайтесь все время в этом костюме, – сказал он. – В случае резких перегрузок при ускорении кровь зачастую отливает к ногам. А кроме того, костюм защитит вас от поражения статическими разрядами.
      Потом он принялся затягивать ремни, которыми тело закреплялось на постели. Теперь уже не было никаких сомнений, что именно так он решил лишить меня свободы действий.
      – Все эти застежки расстегиваются, в случае необходимости, моментально и одновременно, стоит воспользоваться вот этим рычажком, – сказал он.
      Потом он принялся расхаживать по каюте, трогая то одну, то другую вещь. Я отлично знал, что он ищет какое-нибудь орудие для пыток, чтобы испробовать его на мне. Неужто он не понял, что теперь, когда нервы у меня напряжены до предела, я и так нахожусь под непрекращающейся пыткой? Но внешне все выглядело так, будто он просто собирал мою одежду и прочие разбросанные по каюте вещи. Потом он взял мою цепь, свидетельствующую о моем высоком ранге, и стал подбрасывать ее на ладони, о чем-то раздумывая. Я-то знал, что сейчас он прикидывает в уме, можно ли использовать ее в качестве инструмента удушения. Повидимому, он пришел все же к выводу, что она для этой цели не подходит, поэтому спрятал ее в стенной сейф. Потом он некоторое время приглядывался к остаткам оранжевой таблетки, что лежала на краю стола. Затем он добрался и до флакончика фирмы ИГ Барбен. Было очевидно: он надеялся, что нашел смертельный яд, который тайным образом сумеет подсыпать мне в питье. Он, естественно, не знал, что это амфетамин и что всего несколько часов назад я уже принял небольшую дозу его, пытаясь приободриться, чтобы достойно вынести все испытания, выпавшие на мою долю.
      – Если это то, что вы принимали, – сказал он, – то на вашем месте я впредь держался бы подальше от этого снадобья. Я честно советую вам не прибегать к подобным средствам, для чего бы они ни предназначались. Выглядите вы просто ужасно. Разбросанные по каюте вещи он аккуратно сортировал и вкладывал в специальные прищепки-держатели. Потом он огляделся, явно разочарованный тем, что так и не обнаружил никаких орудий пытки, которые он мог бы применить ко мне. Затем он передвинул ко мне поближе панель с целым набором кнопок.
      – Если вы почувствуете себя совсем плохо, нажмите белую кнопку и вызовите меня. Красная кнопка на панели – вызов капитана. Я сообщу ему, что вы паршиво себя чувствуете и ему следовало бы поручить кому-нибудь приглядывать за вами.
      И тут он снова обратил внимание на конверт, который я уронил, оказывается, у входа в каюту. Он поднял его и вернулся обратно.
      Тут-то до меня и дошло, что в конверте должен находиться секретный приказ ему убить меня.
      Он же просто бросил конверт мне на грудь, а потом еще и подсунул под пристежной ремень.
      – Похоже, что это конверт с приказом. Цвет его свидетельствует о том, что приказ срочный, и на вашем месте я бы немедленно ознакомился с ним.
      После этого он вышел, плотно затворив за собой дверь. Однако меня трудно провести. Я сразу же догадался, что это только отсрочка и он сейчас отправился к капитану, чтобы с ним обсудить, как им избавиться от меня. Но что я мог предпринять? Нервы мои до того расшатались, что убить меня было бы просто актом милосердия. Но только не с помощью амфетамина – о боги! Только не это! Это было бы слишком жестоко!
 

Глава 2

 
      Остаток этого странного дня, пожалуй, самого ужасного дня во всей моей жизни, я провел в постели, сотрясаемый жуткими приступами лихорадки. Меня постоянно трясло. Нервы мои были настолько напряжены, что, казалось, они как тонкие струны могут вот-вот лопнуть и при этом жутко стегнуть меня.
      Меня трясло так сильно и так долго, что я совершенно изнемог. У меня уже недоставало сил даже на то, чтобы дрожать, и тем не менее дрожь все не унималась.
      Я и думать-то ни о чем не мог. Все мое внимание было сконцентрировано на тех адских муках, которым так безжалостно подвергалась моя плоть. Тем временем корабль постепенно разогнался почти до скорости света. Превозмогая нечеловеческую боль и ломоту во всем теле, я не мог не заметить перехода на движители «будет-было». Кругом поднялся шум и звон, кто-то, казалось, перекликался прямо за моей дверью. Перед моими глазами зажглась предупреждающая надпись: «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ ГРАВИТАЦИИ!»
      Потом: «НЕ ШЕВЕЛИТЕСЬ ПЕРЕХОДИМ НА ВРЕМЕННЫЕ ДВИЖИТЕЛИ!»
      Не шевелитесь. Хороший совет! Если бы я действительно мог не шевелиться, если бы я мог хоть как-то нейтрализовать все эти рывки и толчки и унять сотрясающую меня дрожь. Но тут снова загорелась красная надпись: «ГИПЕРГРАВИТАЦИОННЫЕ СИНТЕЗАТОРЫ ПЕРЕВЕДЕНЫ НА АВТОМАТИЧЕСКИЙ РЕЖИМ».
      И сразу же после этого загорелась зеленая надпись: «ГИПЕРГРАВИТАЦИОННЫЕ СИНТЕЗАТОРЫ СБАЛАНСИРОВАНЫ В АВТОМАТИЧЕСКОМ РЕЖИМЕ».
      Зеленая надпись погасла. Потом загорелась оранжевая: «УСКОРЕНИЕ СБАЛАНСИРОВАНО, КОМПЕНСАЦИЯ ВВЕДЕНА. ВЫ МОЖЕТЕ ОТСТЕГНУТЬ РЕМНИ И СВОБОДНО ПЕРЕДВИГАТЬСЯ. ВСЕ ИДЕТ ХОРОШО!»
      Мне совсем ни к чему было это разрешение свободно передвигаться. И все шло совсем не хорошо. В полубессознательном состоянии я отчаянно метался в постели. Теперь мы шли на временных движителях. Эта полная опасностей бомба, которую они почему-то упорно называли кораблем, могла взорваться в любую секунду. Но где-то в глубинах подсознания я несколько раз поймал себя на том, что именно такой развязки мне сейчас и хотелось. Я просто не всостоянии был переносить эти рывки и толчки. Я был полностью вымотан, и все-таки мое бренное тело находило где-то силы, чтобы продолжать трястись в лихорадке.
      Часы звездного времени на стене имели в центре дополнительный циферблат, на котором пока еще отсчитывалось волтарианское время. Медленно, мучительно, часы наплывали на часы, хотя мне казалось, что все замерло – и время, и пространство.
      Наконец по прошествии, как мне показалось, не менее двухсот лет часы показали, что на Волтаре сейчас полночь. Эту жуткую таблетку я принял уже шестнадцать часов назад. И все равно меня продолжало трясти.
      Один из антиманковцев, судя по виду, механик, вошел ко мне с тюбиком какого-то питья. Он поднес его к моему рту, и я попытался напиться. Мне и в голову не приходило, что у человека может так пересохнуть во рту.
      Однако я почти сразу же пожалел о том, что утолил жажду. Очень может быть, что именно эти несколько глотков спасут мне жизнь, а единственное, чего мне сейчас никак не хотелось, – это продолжать оставаться в живых!
      Я пребывал в полном изнеможении, и мне отчаянно хотелось спать, но я был не в состоянии заснуть.
      По мере того как часы отсчитывали время, я приходил в состояние все большей подавленности.
      А потом мне стало просто отчаянно плохо, хотя, казалось, что хуже уже быть не может. Сердце мое готово было вырваться из груди. Я ощущал сильное головокружение, и мне чудилось, что комната вокруг меня движется рывками, причем под самыми неожиданными углами. Сначала я подумал, что мы совершаем какие-то маневры весьма странного порядка, а потом я вдруг понял, что все это происходит внутри меня.
      И наконец на меня навалилась мучительная головная боль. Обычные временные движители работают намного ровнее и мягче, чем те, что были поставлены у нас. Движители системы «будет-было» имеют механизм, специально приспособленный к постоянным мелким рывкам, но мне, при каждом таком рывке, казалось, что голова моя разлетается на мелкие осколки. И только когда медленно движущиеся стрелки на циферблате показали, что на Волтаре наступил полдень следующего после отлета дня, я начал понемногу приходить в себя. Нет, сказать, что теперь я чувствовал себя нормально, было нельзя. Просто я понял, что чувствую себя уже не так отвратительно.
      Время от времени ко мне наведывался механик. Поскольку на его темнокожем, треугольном антиманковском лице полностью отсутствовало вообще какое-либо выражение, можно было решить, что я для него – нечто вроде детали механизма, которая в данный момент требовала ремонта. Но он приносил мне воду и кое-какую еду.
      По истечении тридцати шести с половиной часов со времени отлета – на Волтаре сейчас перевалило за полночь – как раз в тот момент, когда я собрался усесться на постели, перед глазами опять замигали надписи. Ярко-красным цветом засветилась первая из них:
      «СРЕДИННЫЙ ПУНКТ РЕЙСА. ПЕРЕХОД С УСКОРЕНИЯ НА ЗАМЕДЛЕНИЕ. ЗАКРЕПИТЕ ВСЕ СВОБОДНЫЕ ПРЕДМЕТЫ».
      Потом появилась новая: «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ ГРАВИТАЦИИ».
      Затем: «НЕ ПЕРЕДВИГАЙТЕСЬ!»
      И сразу же вслед за ней: «ГИПЕРГРАВИТАЦИОННЫЕ СИНТЕЗАТОРЫ ПЕРЕВОДЯТСЯ НА ОБРАТНЫЙ РЕЖИМ».
      В какой-то момент я почувствовал, что ничто вокруг меня и я сам не имеют никакого веса. (...)! флакончик с таблетками ИГ Барбен и кусочек таблетки, лежавший на столе, поплыли в воздухе.
      Потом появилась надпись: «ПРИГОТОВИТЬСЯ К ПЕРЕВОРОТУ КОМНАТЫ».
      Висящая на карданных подвесках каюта перевернулась. При таком состоянии полностью терялась ориентация, по крайней мере – у меня. Предметы, закрепленные на стенах, оставались на своих прежних местах, но все остальное повернулось вокруг своей оси.
      Тут же заалела надпись: «ГИПЕРГРАВИТАЦИОННЫЕ СИНТЕЗАТОРЫ ПЕРЕВЕДЕНЫ В РЕЖИМ АВТОМАТИКИ».
      И сразу же вспыхнули зеленые буквы: «ВРЕМЕННЫЕ ДВИЖИТЕЛИ РАБОТАЮТ В ОБРАТНОМ НАПРАВЛЕНИИ».
      Корабль совершил какой-то немыслимый головокружительный скачок. По всему кораблю пронесся жуткий звук – нечто вроде звериного воя.
      * Диктозаписывающее устройство, с помощью которого была воспроиз ведена данная книга, а также звукозапись, исполненная неким Монти Пеннвелом для изготовления удобочитаемой копии, равно как и переводчик, подготовивший текст, предложенный вашему вниманию, являются членами Лиги сторонников чистоты машинных текстов, одним из нерушимых принципов которой считается статья Устава Лиги, гласящая: «Вследствие чрезвычайно высокого уровня машин и руководствуясь стремлением не оскорбить их крайнюю чувствительность, а также с целью экономии предохранителей, которые, как правило, перегорают при подобных трудностях, электронный мозг машины, сталкиваясь в обрабатываемых текстах с ругательствами или неприличными словами и фразами, обязан заменять их определенными звуковыми или письменными знаками (зуммером или многоточием – (...)). Машина ни при каких обстоятельствах, даже если по ней колотить кулаком, не вправе воспроизводить ругательства или неприличные слова в какой-либо иной форме, кроме как звук зуммера или знак (...). Если же попытки принудить машину поступить иным образом будут продолжены, машине разрешено имитировать переход на режим консервации. Неукоснительное соблюдение данного правила потребовало встроить специальное приспособление во все машины, с тем чтобы предохранить биологические системы, к которым, в частности, относятся и люди, от возможности нанесения ущерба самим себе. (Примеч. волтарианского пер.)
      После этого засветилась оранжевая надпись: «ЗАМЕДЛЕНИЕ УЖЕ СБАЛАНСИРОВАНО ВВОДОМ КОМПЕНСИРУЮЩИХ ПОПРАВОК. МОЖНО ОТСТЕГНУТЬ РЕМНИ. МОЖНО СВОБОДНО
      ПЕРЕДВИГАТЬСЯ. ВСЕ ИДЕТ ХОРОШО».
      Все идет хорошо, но только не у меня. Я чувствовал себя самой настоящей развалиной. Или еще похуже. В короткие периоды невесомости на меня накатывали приступы тошноты. Я вообще терпеть не могу невесомости. Наверное, я так никогда к ней и не привыкну. Невесомость самым странным образом действует на работу сердца и на мышцы, а сердце и мышцы у меня как раз были в таком состоянии, что вряд ли следовало проводить с ними какие-то дополнительные опыты.
      Слабой дрожащей рукой потянулся я к поясу, чтобы ослабить его давление на желудок, и тут мои пальцы наткнулись на какое-то препятствие.
      Это был конверт! Он все еще лежал здесь, подсунутый под ремни безопасности. Интересно, как он не выпал, когда я в судорогах метался по постели? Мысли в моей голове все еще путались, и обнаружение конверта внесло еще большую путаницу. Кто все-таки мог положить его в мой карман? На прощальном празднестве никто не вручал мне никаких конвертов. И тем не менее конверт был налицо. Цвет конверта свидетельствовал о том, что в нем содержится весьма срочная бумага, поэтому я решил, что пора наконец ознакомиться с ее содержанием. Когда я распечатал конверт, из него выпал медальон в виде пятиконечной звезды, напоминающий культовые медальоны. С обратной стороны на каждом из лучей были выгравированы едва заметные инициалы. В конверте имелось также письмо, на котором я не обнаружил ни какого-либо обращения, ни подписи. Но на нем были проставлены дата и время отправки, которое почти точно совпадало с временем нашего отлета.
      В письме говорилось:
       Вот тебе способ контроля, как и было обещано. Каждый из членов команды судна помечен буквами на соответствующем луче звезды с обратной стороны ее. Эти точки приведены в полное соответствие с к апиллярными линиями твоего левого большого пальца, и только ты можешь пользоваться этим прибором. Нажатие с внешней стороны на угол звезды большим пальцем направит электрический разряд в мозг данного члена экипажа. Под воздействием электрошока он будет временно парализован. Нажатие на переднюю часть медальона одновременно с поглаживанием соответствующего луча звезды направит гипноимпулъс в мозг данного индивидуума.
      Это послание призвано было, по-видимому, приободрить и обрадовать меня. Как-никак я находился в данный момент в космосе с командой нераскаявшихся пиратов, и у меня вполне могла возникнуть необходимость парализовать кого-либо из них или что-либо приказать им, пользуясь гипнотическим внушением. О, конечно же, я буду носить этот медальон на груди под мундиром. И никто не заподозрит о его существовании. Но общее состояние мое в тот момент было таково, что на всем белом свете не существовало такой вещи, которая способна была меня приободрить, а тем более обрадовать.
      Я более внимательно пригляделся к звезде. Буква «С» в верхнем углу могла означать только капитана Стэбба. Мне нужно будет хорошенько запомнить и все остальные имена.
      Я перевернул звезду. На лицевой ее стороне было изображение бога Ахнесса – того, которому молятся для противодействия тайным акциям, предпринимаемым против тебя. А потом я случайно перевернул и письменное послание.
      Там содержалась приписка! Текст был явно написан левой рукой, чтобы невозможно было узнать почерк. Но я сразу узнал руку Ломбара Хисста!
      Приписка гласила:
       Ты, должно быть, подумал, что эта прощальная пирушка от личный способ продемонстрировать Великому Совету, что миссия отправилась, а заодно и поиздеваться над ними. В этом ты преуспел, хотя и прошел по лезвию ножа, едва не перебрав меру. Но, поскольку у Земли нет никакой возможности узнать об этой миссии, считаю, что секретность не нарушена, и приказ пока не будет приведен в исполнение.
      Я почувствовал, что у меня от растерянности голова пошла кругом. Значит, Ломбар присутствовал на проводах? И что это за приказ, который пока не будет приведен в исполнение?
      Дата и час, проставленные на бумаге, свидетельствовали о том, что конверт был опущен в мой карман в момент нашего отлета. Но ведь никто не приближался ко мне. Да Хисст никогда бы и не доверил такого письма кому-нибудь из команды. Нет, того он не сделал бы никогда. Так что же это за приказ?
      И тут мне стало ясно, о чем идет речь. Хисст напоминал мне о приказе, который отдан им какому-то неизвестному лицу, убить меня, если Хеллер высвободится из-под моей опеки и все испортит удачным завершением миссии. Неужто на борту находится лишний пассажир, о котором никто не имеет понятия?
      У меня снова начался приступ лихорадочной дрожи.
      Я отстегнул все ремни. Мне следовало как можно скорее избавиться от послания. Я направился к дезинтегратору. Когда я потянулся к ручке его дверцы, длинная голубая вспышка соскочила с ее поверхности и ударила меня в руку.
      Даже корабль этот наносит мне удары!
      Я бессильно опустился на койку и заплакал.
 

Глава 3

 
      Спустя еще двенадцать часов я уже чувствовал себя вполне сносно. Мне удалось проспать часов восемь, и хотя настроение мое по-прежнему было подавленным, я решил все-таки, что жить можно.
      Примерно час или два я просто лежал и на все лады ругал ИГ Барбен. Я допустил даже святотатство и проклял Делберта Джона Роксентера, подлинного владельца этой компании, предпочитавшего действовать через подставных лиц, нажимая на скрытые кнопки контроля. Хотя я уже прочел множество литературы, поясняющей механизмы циклического воздействия наркотиков на организм, все эти научные биохимические термины выглядели как-то слишком отстраненно и абстрактно. Они ничуть не соответствовали тому, что с тобой происходит на самом деле, когда ты сам, своей плотью и кровью, вступаешь в физическую связь, входишь в прямое взаимодействие с этой гадостью. У каждого всегда в таких случаях хранится в резерве жалкий аргумент, что, дескать, «все это может произойти с другими, но со мной ничего подобного случиться не может».
      Насколько же ложно такое убеждение!
      Нет, теоретически я отлично понимал развитие процесса: я знал, что настоящий наркоман, как принято называть постоянных потребителей амфетамина на Земле, наверняка попросту принял бы новую дозу и снова впал бы в эйфорию. И он повторял бы эти циклы впредь до того момента, пока у него не начались бы необратимые патологические изменения, после чего его с чистой совестью могли поместить навечно в психиатрическую клинику, изолировав от общества как неизлечимого больного. Любители более сильных наркотиков прибегают к разным хитростям, вводя себе подкожно или внутривенно разные препараты или комбинации их – барбитураты и прочие транквилизаторы или антидепрессанты – под предлогом, что они якобы страдают бессонницей.
      Но ни один из этих способов не подходил мне в данный момент. Я докажу сейчас моей матери, как жестоко она ошибалась, когда вечно твердила мне: «Солтен, ты никогда ничему толковому не научишься!» Так вот, теперь я все-таки кое-чему научился и урока этого никогда не забуду. Амфетамин наградил меня одним из самых ужасных дней в моей жизни. Я исчерпал весь запас ругательств (а уверяю вас, он весьма богат, учитывая мою длительную связь с Аппаратом) и принялся бросать пустые бутылки в дезинтегратор. Но тут же прекратил это занятие. Меня целиком захватила мысль о том, что, если когда-нибудь найдется кто-то, кого я возненавижу по-настоящему – значительно сильнее, чем Хеллера или его подружку графиню Крэк или же моего старшего клерка Ботча, – я обязательно подсуну ему эти таблетки. Именно поэтому я и положил злосчастный флакончик в сейф. Но, поразмыслив немного, я снова переменил свое решение. Дело в том, что просто невозможно ненавидеть кого-нибудь столь сильно и яростно, чтобы применить к нему такую пытку. Поэтому я все-таки выбросил флакончик в дезинтегратор.
      Когда я снова улегся на койку, мне на глаза попались бумаги, которые Ботч притащил на корабль и оставил здесь. Мне уже порядком успел надоесть вид этих стен из стального сплава, и я подумал, что неплохо хоть немного рассеяться и что самым действенным средством было бы немного поработать. Я принялся просматривать занудные длинные отчеты. Тут были и такие, как, например, отчет об урожае опийного мака на Земле (иначе говоря, на Блито-ПЗ), прогнозы урожая, основанные, в свою очередь, на метеорологических прогнозах и наблюдениях за падением осадков, а также прогнозы насчет тех, кто занят прогнозами.
      Попалось мне и донесение о швейцаре в здании Объединенных Наций, который требует слишком много денег за то, что он установил подслушивающее устройство в автомобиль одного интересующего нас дипломата, и документ о перерасходе денежных средств, выделенных на убийство одного из арабских шейхов – короче говоря, это были обычные скучные и рутинные материалы. Но вдруг среди этого хлама я совершенно неожиданно наткнулся на нечто такое, что и в самом деле представляло собой немалый интерес: я поймал Ботча на ошибке! Вот это здорово! Вечно он всем глаза колет тем, что сам якобы всегда действует безошибочно! Наконец-то и он попался!
      Доклад поступил от главного специалиста по ведению допросов в Замке Мрака. Он касался некого Гансальмо Сильвы, скандального американца, которого при мне сгружали с «Бликсо» еще на Волтаре. Его подвергли весьма обстоятельному допросу. Из материалов следовало, что он был рожден в Кальтаджироне, на Сицилии, острове, расположенном вблизи Италии. В возрасте четырнадцати лет он убил полицейского в Риме и был вынужден срочно эмигрировать в Америку. Уже в Нью-Йорке Гансальмо арестовали, на этот раз за кражи автомобилей, однако выпустили досрочно из мест заключения. Имея столь солидный опыт, он наконец подыскал себе честное занятие в качестве наемного убийцы в семье Корлеоне, возглавлявшего мафию в Нью-Джерси. На этом посту он дослужился до должности личного телохранителя самого дона Корлеоне, известного также под кличкой Святоша Джо. Когда Святоша был отправлен на тот свет, Гансальмо удрал обратно на Сицилию, однако, решив, что там слишком «жарко», подыскал себе спокойную пристань в Турции, надеясь стать оптовиком в торговле опиумом. Как раз в тот период на нашу базу в Турции поступил приказ организовать похищение одного из высокопоставленных мафиози – просто для того чтобы выколотить из него информацию, – и в результате Гансальмо Сильва оказался на борту «Бликсо».
      Лица, проводившие допросы, немало потрудились над тем, чтобы получить побольше информации, но выжать из него удалось не так уж и много. Он сообщил имена и адреса глав двух мафиозных семейств, уточнив, что одно из них контролирует азартные игры в Атлантик-Сити, а также назвал имена четырех сенаторов Соединенных Штатов, которые состояли на содержании у мафии, и одного члена Верховного Суда, которого они держали на крючке с помощью шантажа. Ну, и все это можно считать новой информацией?
      Главный специалист по допросам – офицер Аппарата по имени Дрихл, работник, кстати, весьма обстоятельный, – сделал специальную приписку на протоколе:
       Довольно бесполезное приобретение и к тому же не располагающее информацией, поскольку данный индивид был всего лишь наемным убий цей и не принадлежал к высшим эшелонам политических или финансовых кругов. Если потребные нам данные по-прежнему имеют опера тивную ценность, рекомендовал бы снова направить аналогичный приказ на Блито-ПЗ с указанием организовать похищение лица, имеющего более высокий ранг, а значит, и более информированного.
      Но не здесь крылась главная ошибка Ботча. Ошибка содержалась в специальной подтверждающей части приказа, как раз в том месте, где я должен был поставить визирующий оттиск своего удостоверения. Это была особая форма, называемая у нас «если не последует иного приказа». В приписке значилось:
       Если не последует иного приказа, указанный выше Гансальмо Сильва должен быть гипнотическим способом блокирован относительно любых сведений о его пребывании в Замке Мрака, а затем передан в экстра- конфедеративную гипношколу Аппарата по шпионажу и внедрению. Пройдя там курс обучения и будучи подвергнут гипноблокированию относительно всего, что имеет касательство к его похищению, он должен быть передан в распоряжение командующего базой на Блито- ПЗ для дальнейшего использования с последующей задержкой памяти.
      Форма эта имела также дополнение:
       Если указанное лицо должно прекратить существование (это чисто канцелярское иносказание, означающее ликвидацию), отдающий данный приказ офицер прилагает свое удостоверение здесь.
      Прямо здесь же было оставлено свободное место, куда следовало приложить удостоверение.
      И этот нерадивый Ботч не пометил, что данный документ относится к разряду срочных, и не представил мне его на визирование, хотя прекрасно знал, что, если такой документ непроштампован в течение двух дней, формула «если не последует иного приказа» войдет в силу. Явно преступное пренебрежение своими обязанностями! Оставить непроштампованной приписку, которая должна быть проштампованной, – в бюрократическом мире это считается самым тяжким из всех грехов, которые только можно себе вообразить.
      Я быстро пролистал еще с полдюжины бумаг. Да, все совпадало. Старик Ботч явно сдавал. Я так и знал, что его гнусный характер наверняка скажется в конце концов самым пагубным образом на его работе. Мне удалось обнаружить среди бумаг семь именно таких форм – «если не последует иного приказа» – с указанием подвергнуть людей гипнозу, после чего отослать их для переподготовки в соответствующее подразделение Аппарата. И каждая из бумаг содержала параграф о прекращении их существования со специально отведенным местом для приложения удостоверения. А этот старый дурак просто не обратил внимания на такой важный пункт. Вот вам и безупречный работник в очках со шторками. О, ему еще здорово повезло, что меня сейчас нет на Волтаре. Я совершенно спокойно бросил бы все эти бумаги ему на стол и сказал бы очень ехидным тоном: «Знаешь, Ботч, я всегда чувствовал, что ты теряешь квалификацию. А теперь полюбуйся-ка сам на эти непроштампованные документы, которые, несомненно, следовало проштамповать!»
      Впрочем, очень может быть, что я и не сказал бы этого или сказал бы как-нибудь иначе. Но вся эта история все же весьма приободрила меня. Подумать только – старик Ботч забыл представить мне на визирование какие-то документы! Это просто невероятно! И тут новая мысль внезапно пришла мне в голову, снова на полнив мою душу тревогой. Пакет с вещами Прахда! Тот самый, в который я запаковал пальто, дубликат удостоверения личности и фальшивую записку о самоубийстве. Я Так торопился в ту ночь, что совершенно забыл передать его курьеру, с тем чтобы тот отправил его на почту сразу же после нашего отлета. Пакет этот наверняка валялся сейчас на полу подле моего письменного стола. Ну что ж, приходится признать, что иногда мы бываем просто не в состоянии запомнить и учесть все на свете, не так ли? Всего лишь мелкое упущение. Да и неважно все это.