На холодец.

— Не волнуйтесь, Яков Семенович, снисходительно обронил амбал-предводитель в майорском чине. — Мы не заблудились, доставим вас в лучшем виде…

Я сразу захотел поинтересоваться, какой именно из видов Я.С. Штерна господин Молчанов считает лучшим, однако вопроса своего задать не успел.

Громко, на весь салон, зажужжал зуммер на передней панели. Гражданин майор шустро сунул себе в левое ухо горошинку наушника, пощелкал никелированными клавишами и произнес в маленький микрофончик, похожий на стручок:

— Молчанов на линии.

Я — человек от природы любопытный, и вдобавок нынешняя моя специальность сильно способствует этому качеству. Поэтому я навострил слух, надеясь подхватить чуток информации с майорского стола: авось для чего-нибудь и когда-нибудь пригодится. В хорошем хозяйстве Якова Семеновича, как известно, обрезков не бывает.

Увы, японские инженеры, придумавшие это миниатюрное средство связи, оказались не дурее частного детектива Штерна. Крохотный динамик-горошина был сделан таким хитрым образом, что, сколько я ни тужился, ничего помимо донельзя приглушенного бормотания уловить не смог. Оставалось только прислушиваться к словам самого майора Молчанова и по его ответам строить разнообразные версии методом тыка. Всегда полезно знать немножко больше, чем тебе считают нужным сообщить. Или хотя бы догадываться. Кто предупрежден — тот вооружен, как говаривал капитан Блад.

Судя по всему, горошинка сообщила амбалу-майору нечто крайне неприятное.

— Что? — злым голосом переспросил тот. — Чаплин?.. Один?.. И когда это случилось?..

Малютка-динамик вновь тихонько заворковал в майорском ухе, и прямо на середине неразборчивой тирады голова Молчанова конвульсивно дернулась, словно он попытался без помощи рук согнать со щеки назойливую муху. От резкого движения голубой проводок, соединяющий горошинку с панелью, натянулся, динамик выскользнул из ушной раковины, и, пока майор сосредоточенно ловил беглеца на лету и засовывал обратно, я успел услышать обрывок фразы: «…уже второй случай за неделю…»

— Спасибо, я умею считать, — напряженно проговорил Молчанов. Что-то странное творилось с его левой щекой. Больше всего это напоминало нервный тик, возникший под влиянием скверных новостей. Мой бывший начальник в МУРе и тоже майор по званию во время неприятных телефонных переговоров всегда теребил мочку уха — как будто проверял: цела пиратская серьга или ее волной смыло? Нервный народ эти майоры, ей-богу!

Японский наушничек что-то кратко бормотнул.

— И куда его теперь? — хмуро спросил Молчанов у стручка микрофона. — Отдадут Дуремару?

Снова — недолгое воркование из района майорского уха.

— Ладно, я доложу главному… — левая щека Молчанова, кажется, начинала успокаиваться. Щека, но не голос майора. — Но зарубите у себя на нocy: Чаплин — не какой-нибудь пацан из деревни!

И если этот заклинатель пиявок… Что? Да плевал я на его звание!..

Молчанов сердито щелкнул по никелированной клавише, вернул стручкообразный микрофончик в его гнездо, а потом выковырял из уха мини-динамик и тоже упрятал его куда-то под панель.

— Значит, теперь и Чаплин… — с непонятной тоской произнес вполголоса один из моих соседей-амбалов. Тот, что сидел справа. Ему-то, очевидно, был уже ясен тайный смысл майорских слов. И только я сидел дурак дураком, ничегошеньки не соображая.

— Разговорчики в строю! — металлическим тоном сказал Молчанов, даже не поворачивая головы в сторону подчиненного. Амбал послушно притих.

— Что-то случилось? — очень осторожно поинтересовался я у майора, вполне допуская, что и мне сейчас вместо ответа кратко посоветуют заткнуться и не вякать.

Но Молчанов уже взял себя в руки, а потому ответил почти вежливо.

— Ничего не случилось, — сказал он, полуобернувшись в мою сторону. — Мелкие внутренние проблемы. Специфика службы, Яков Семенович.

— Ага, — озадаченно кивнул я. Я и без майорских пояснений догадывался, что Чаплин — не пацан из деревни, а классик мирового кино. Но какое все это может иметь отношение к президентской безопасности, мне было трудно себе представить.

Хотя, конечно, господин Сухарев — человек разносторонний. Если уж он дает Президенту экономические советы, то отчего бы ему попутно не заняться и кинематографом? Плевое дело.

Тем временем наш автомобиль сбавил ход и стал медленно тормозить. Пока я наблюдал за манипуляциями с микрофоном и наушником, мы как-то незаметно приехали. Резиденция шефа Службы президентской безопасности расположилась, оказывается, в белом двухэтажном здании на Сущевском валу и выглядела очень мирно. Ни тебе шлагбаума, ни тебе свирепых автоматчиков в камуфляже. И у крыльца, представьте, не была даже припаркована парочка БТРов. Вдобавок две мутноватые таблички у входа извещали всех желающих, что в этом особнячке номер 64 тихо и скромно сосуществуют научно-производственное объединение «Ректопласт» и редакция детского журнала «Кузя».

Как только наша машина остановилась у входа, амбал справа распахнул дверцу, вылез сам и сделал мне приглашающий жест.

— Мы что, уже на месте? — на всякий случай полюбопытствовал я у спины майора, который озабоченно и шумно копался в автомобильном «бардачке».

— На месте, — односложно ответил через плечо Молчанов. — Выходите смело. — Он, наконец, извлек из «бардачка» угрожающего вида аэрозольный баллончик и почему-то показал его мне. Баллончик имел название «Аромат хвойный». Мощный освежитель воздуха отечественного производства — для салонов автомашин и ванных комнат.

Догадавшись, что за процедура мне сейчас предстоит, я покорно выполз из автомобиля вслед заамбалом. При ближайшем рассмотрении скромный белый осббнячок выглядел не так уж мирно. За первым слоем оконных стекол чуть заметно поблескивала мелкоячеистая решетка весьма внушительного вида. Да и сами стекла, судя по зеленоватому оттенку, изготовлены были не иначе как в спецлаборатории Института стали и сплавов и могли надежно защитить обитателей дома как от малолетних хулиганов с рогатками, так и от старших злоумышленников с гранатометом. Вот тебе и «Кузя», подумал я, внимательно обозревая застекленную входную дверь. За дверью ненавязчиво маячила зеленая, под цвет стекол, фигура.

Только фигура была еще и в коричневую крапинку. Этакий леный леопард, поднявшийся на задние лапы.

За моей спиной хлопнула дверца, зашипела аэрозольная смесь, и в воздухе густо-густо запахло хвоей.

— А теперь, пожалуйста, ко мне лицом, — сказал из-за спины голос майора Молчанова.

Я дисциплинированно повернулся и стал с большим интересом наблюдать, как майор пытается с помощью аэрозоля ликвидировать аммиачную вонь моего обмундирования. Точнее, заглушить ее другим запахом. В самом деле: не должен ведь сам господин Сухарев подвергать свое тонкое обоняние химическому нападению смеси номер три. Или это все-таки был четвертый номер?

Когда аэрозольная струя из баллончика иссякла, меня смело можно было помещать в ботанический сад под вывеску «Ель обыкновенная», однако самого Молчанова результаты его кропотливого труда, похоже, не слишком-то устроили. Он принюхался, пару раз чихнул и мрачно объявил мне:

— Пахнете, словно елочка в сортире. Я развел руками, давая понять, что я сегодня, собственно, не рассчитывал на аудиенцию у самого начальника ПБ и немножечко, в интересах дела, провонял. Специфика службы.

— Если хотите, — предложил я, — можете дать мне напрокат свой костюм. Но тогда и галстук. Я ведь не могу показаться…

— Ну, хорошо, сойдет и так, — не слушая, подвел итог Молчанов. — Главное, не подходить к нему слишком близко, и все будет нормально… — . С этими словами он легонько подтолкнул меня в сторону застекленной двери «Ректопласта» и «Кузи».

Двигаясь к дверям, я еще успел подумать, что если этот вид Якова Семеновича Штерна для майора Молчанова является лучшим, то каков же худший? Не иначе как в гробу. Тут мы с майором совпадаем во взглядах…

— Куда?! — рявкнул на меня сразу за дверью леопард в крапинку, тыкая прямо в живот коротким стволом девятимиллиметрового пистолета-пулемета «кедр». — Назад! Пропуск!

Похоже, даже лучший вид детектива Я.С. Штерна этому вооруженному деятелю не понравился. у леопарда, кстати, оказался рядом и напарник: такой же зеленый в коричневую крапинку, но только не с «кедром» в руках, а тоже с девятимиллиметровым «кипарисом». Чистая оранжерея, подумал я машинально, добрым словом поминая убогую фантазию наших оружейников. Совершенно непонятно, отчего бы «кедру» с «кипарисом» не принять в свою семью благоухающую елочку системы «Штерн»? Вернее, Штерна системы «Елочка».

Майор Молчанов прервал мои ботанические размышления на самом интересном месте, сунув леопардам из-за моей спины два заветных пропуска в логово журнала «Кузя» — один яркий, заклеенный в целлофан, а другой в виде простой картонки с чернильным штампом поверх бледного триколора. Именно эта картонка, как я понял, и обеспечивала сам факт пребывания детектива Штерна в этом укромном месте.

— На второй этаж, — сообщил первый из леопардов, сменив гнев на милость.

Леопард с «Кипарисом» хоть и явно был знаком с майором Молчановым, аккуратно проверил нас обоих металлоискателем и сопроводил к лифту. Только теперь я оценил в полной мере высокий статус заведения, укрытого за двумя невзрачными табличхами: иметь лифт в двухэтажном здании могла себе позволить только очень-очень влиятельная организация.

На втором этаже возле выхода из лифта у нас еще раз проверили пропуска, но тут контроль был уже почти формальным. И леопард со второго этажа уже не рявкал, а дружелюбно козырял майору, и вместо автомата с деревянным названием у него был лишь «Макаров» в полурасстегнутой кобуре.

Дальше по коридору, устланному зеленой (без крапинок) ковровой дорожкой, мы с Молчановым Уже двигались беспрепятственно. Пару раз, повинуясь направляющей майорской руке, я сворачивал, один раз притормозил, уступая дорогу озабоченному коротышке в цивильном, а один раз уже сам мой провожатый на минуту задержался у какой-то двери с латинским "R" вместо номера: открыл ее, заглянул, с кем-то кратко переговорил и вновь присоединился ко мне. Пока голова Молчанова находилась за дверью "R", я уже начал было изучать близвисящую доску объявлений, но тут же был бдительно пойман за рукав майором.

— Извините, Яков Семенович, — строго произнес он, ведя меня дальше, как собачонку на поводке, — но здесь все бумаги секретны.

Я понимающе покивал. В конце концов, даже единственная бумажка на доске, приглашающая сотрудников посетить кинозал и посмотреть американский фильм Криса Твентино «Угроза», здесь могла обернуться шифровкой.

— Долго еще? — спросил я у Молчанова после третьего поворота.

;

— Уже пришли, — ответил майор, словно только и ждал этого вопроса, и запустил меня в дверь без номера и без буквы.

За дверью обнаружилась белоснежная приемная с тремя пустыми мягкими стульями и полукруглым столом секретаря, за которым восседал совсем молодой паренек в кокетливой камуфляжной курточке из джинсовой ткани. На столе стоял ящик селектора и громоздился ряд телефонных аппаратов разнообразной конструкции. Один из аппаратов лежал на боку, и парень трудолюбиво ковырялся отверткой в металлических телефонных потрохах. Увидев майора, он начал было привставать со своего места.

— Ладно-ладно, — Молчанов махнул рукой. — Главный у себя?

— Уже полчаса как приехали, — гулким шепотом отрапортовал парень. — Что доложить?

— Доложить, что я привез Штерна. Частного детектива Якова Штерна.

Парень с готовностью отложил отвертку, выбрал из всех телефонных аппаратов самый невзрачный, поднял трубку и протараторил сообщение. На боку селектора зажглась лампочка, раздался щелчок и важный начальственный голос произнес:

— Штерну можно войти. Молчанов пока свободен.

Через мгновение я предстал пред светлые очи генерал-полковника Анатолия Васильевича Сухарева, начальника Службы президентской безопасности. Третьего человека в стране после Президента и премьера — если, разумеется, верить рейтингам радио «Эха столицы». Сухарев был в штатском. Элегантном таком штатском. От Кардена, не иначе. О генеральстве хозяина кабинета свидетельствовала только фуражка с орлом, висящая на одинокой вешалке в углу.

— Закрой за собой дверь и сядь, — повелительно сказал мне Третий человек. — Есть разговор.

Решительным движением господин Сухарев задвинул верхний ящик своего стола, и я с трудом подавил нервное хихиканье. Жест этот был мне более чем знаком. В свое время, в бытность свою сотрудником МУРа, я тоже держал в ящике стола детективчик или потрепанный «Плейбой», и точно так же задвигал этот ящик, как только в кабинет мой входил кто-то посторонний. Хотелось бы мне знать, что именно всемогущий Сухарев почитывает, сидя в своем кабинете? Неужто свежий номерок «Женщины без комплексов»?

Я закрыл дверь и сел. Раз уж в этом учреждении обходятся без «здравствуйте», то не стоит лезть в чужой монастырь со своим уставом. Итак… — Наслышан о тебе, — продолжал после паузы Сухарев. — Говорят разное.

— Я тоже о вас наслышан, — мысленно ответил я генерал-полковнику. — В основном по радио «Эхо столицы». и о вас-то говорят исключительно одинаковое…" Вслух же я, конечно, ничего не сказал. зможно, потому, что пока еще не решил, как мне обращаться с шефом ПБ — на «вы» или на «ты».

Сама атмосфера генерал-полковничьего кабинета, по-моему, не очень-то располагала к сердечному «ты». Или, может, я еще толком не освоился в этих внушительных апартаментах с мебелью красного дерева. В общем, я предпочел пока помалкивать и, для верности, есть глазами начальство. По своему муровскому опыту я знал, что любому начальству на первых порах это нравится. Злиться оно начинает чуть позже.

— Говорят, что ты мало пьешь. Это хорошо. Говорят еще, что ты разведен, но не бабник. Это плохо.

«А вот это не ваше собачье дело, господин генерал-полковник, — обиделся я про себя. — Или я, по-вашему, должен бросаться на первую встречную, раз разведен?»

— В Московском УВД тебя, однако, хвалят. До сих пор жалеют, что не удержали. Считают профессионалом. Для меня это — главное. Понял?

Я дисциплинированно кивнул. "Ай да майор Окунь! — с веселым удивлением подумал я. — Надо было уйти из МУРа, чтобы удостоиться, наконец, его похвалы.

Пока я работал под его началом, он мне сроду слова доброго не сказал. Что имеем не храним, потерявши-плачем. Плачь, плачь, рыбья душа, я к тебе не вернусь!"

— Ты ведь теперь по книжкам спец, так? Я вновь кивнул, как заведенный. На мгновение мне пришла в голову дикая мысль, что вот сейчас генерал-полковник Сухарев задушевно попросит частного детектива Штерна подыскать ему на книжном рынке какой-нибудь боевичок поприличнее. Поскольку-де книжку «Приключения майора Звягина», которую генерал-полковник держит в столе, он все-таки дочитал.

С трудом, но осилил…

К счастью, шеф ПБ повернул разговор в совершенно ином направлении.

— И издательства, какие есть в Москве, знаешь? Так?

Я опять кивнул, чисто автоматически.

— Значит, и про «Тетрис» такой ты, наверное, слыхал. А?

— Слыхал, — ответил я вместо того, чтобы в очередной раз кивнуть. Шея у меня устала от такого разговора с генерал-полковником. Я все-таки частный детектив, но отнюдь не китайский болванчик. Кроме того, последний Сухаревский вопрос меня здорово удивил. Что-то сегодня мне этот «Тетрис» покоя не дает.

Сперва Искандеров из «Тетриса» в новостях мелькнул, потом Родин его припомнил, а теперь еще и товарищ генерал-полковник имеет здесь свой пиковый интерес.

Очень любопытно, какой же пасьянс тут собираются раскидывать? И кому светит дальняя дорога в казенный дом?

— Вот и прекрасно, что слыхал, — подвел жирную черту Сухарев. — К завтрашнему дню соберешь мне все сведения о «Тетрисе». Адреса, база, крыша, финансы, ассортимент. Поподробнее выясни, что они издают. Короче, все, что накопаешь, неси сюда. Понял?

— Никак нет, — ответил я, спокойно глядя в генерал-полковничьи глаза.

Может, этот Сухарев и вправду Третий человек в России, но это вовсе не означает, что Яков Семенович Штерн по первому же его свистку кинется шустрить, задрав штаны.

Сухарев нахмурился. Должно быть, он привык, что подчиненные понимают его с полуслова и бегут исполнять его приказы на полусогнутых. Только я покамест в штате Службы президентской безопасности не состою. И не жажду.

Между тем лицо Сухарева вскоре прояснилось, и он даже позволил себе небольшую начальственную улыбку.

— Не бойся, Штерн, — покровительственно сказал он. — Не обижу. Хорошо сделаешь дело — награжу. Ну,теперь-то понял?

— Никак нет, — повторил я упрямо. — Не понял. Шеф Службы ПБ генерал-полковник Анатолий Васильевич Сухарев глянул на меня даже не сердито, а, скорее озадаченно: коса, представьте, нашла на камень в самом неожиданном месте.

— Ты чего, Штерн, сдурел? осведомился Сухарев. — Или ты не знаешь, что есть предложения, от которых НЕЛЬЗЯ отказываться?

— Так я и не отказываюсь, — вежливо ответил я. — Просто хочу сначала разобраться, вникнуть в детали. Вы ведь сами меня назвали профессионалом…

Примерно с полминуты генерал-полковник Сухарев внимательно рассматривал мою физиономию, словно прикидывал: не пора ли ему, Анатолию Васильевичу Сухареву, вызвать снизу пятнистых леопардов с «кедрами» и «кипарисами» и велеть расшлепать в ближайшем коридоре непослушное длинноносое насекомое по фамилии Штерн? Острое желание власть употребить так явственно читалось на лице шефа Службы ПБ, что я уж начал всерьез беспокоиться за свою дальнейшую судьбу. В конце концов, у меня еще не было опыта общения с ТАКИМ большим человеком. Вдруг теперешнее суперначальство НАСТОЛЬКО самолюбиво? Впрочем, внутренний голос мне подсказывал, что все обойдется без кровопролития. Это ведь Сухареву зачем-то понадобились услуги Штерна, а не наоборот. Стало быть, Штерн имеет законное право проявить строптивость. Если не для пользы делу, так хоть для пущей важности.

— Хрен с тобой, Яков… как там тебя… Соломонович? — со вздохом прервал свое молчание генерал-полковник и начальник президентской стражи.

— Семенович я, — кротко уточнил я. Надо полагать, дело наклевывается и впрямь серьезное, ежели такое высокоответственное лицо именует тебя по имени и отчеству. Пусть даже и с ошибкой.

— Тем более, — отмахнулся Сухарев. — Ну, говори, чего тебе непонятно?

Теперь уже надо было не выкобениваться, а четко отвечать.

— Всего два момента, — для наглядности я показал генерал-полковнику два пальца «пистолетиком», большой и указательный. — Первый. Я не понимаю, отчего такое большое, такое могущественное ведомство, как ваше, нуждается в услугах такого ма-а-аленького частника Штерна?

В эту минуту я сам себе напоминал Кота в сапогах, который смущает здоровенного людоеда коварным предложением превратиться в мышонка.

— Так-так, — сказал людоед «Коту» — Штерну вместо ответа. — И какой же второй твой… момент?

— Второй, — проговорил я, — совсем простой. Я хотел бы знать, извините, конечную цель своего задания по «Тетрису». Терпеть не могу, когда со мной играют втемную.

Сухарев побарабанил пальцами по крышке своего номенклатурного стола. Два ближайших телефона чутко звякнули. Людоед определенно не торопился превращаться в мышонка. Правда, лично мне это было и без надобности. Главное, чтобы он не пожелал пристукнуть наглого котяру.

— Отвечаю, — произнес президентский страж. — Сразу на оба вопроса. Хотя и не обязан. Во-первых, дело деликатное. Если мои парни в него полезут, начнутся разговоры. Нам это ни к чему. А твое . любопытство подозрения не вызовет…

Я слегка помассировал шею и кивнул. Мне-то был куда более важен именно второй вопрос.

— …Теперь во-вторых, — сказал Сухарев. — Конечную цель знать тебе не обязательно. Интересы государственной безопасности.

Три последних слова генерал-полковник проговорил веско, внушительно, с расстановкой. Такая интонация побуждала немедленно прекратить умничать, взять под козырек и исполнять. Муровский оперативник, еще окончательно не умерший во сделал было попытку точно так и поступить. Однако усилием воли я придавил в себе послушного курсанта и просто пожал плечами. Возможно, даже кекоторой долей нахальства.

— В таком случае, — печально объявил я Сухареву, привставая с места, — я с громадным сожалением вынужден отказаться от вашего предложения.

Это был просчитанный жест. Раз уж генерал-полковник сказал "а", то скажет он и "б". Даже самый большой начальник, если разобраться, обычный человек. И законы психологии на него так же распространяются, как и на простого смертного.

— Сидеть! — грозно прикрикнул на меня Сухарев. Лицо его покраснело, а пальцы сжались в кулаки. Ох и давненько, наверное, в его кабинете с ним не говорили в таком тоне. Как сейчас хочется, наверное, людоеду взять наглеца за пушистый хвост — и усатой головой об стену! В интересах, само собой, государственной безопасности.

Я сел на место.

— Предупреждали ведь меня, — злобно проговорил генерал-полковник, обращаясь не ко мне, а, в пространство. — Знал я, что ты с норовом. Знал я, что сукин сын. Но чтобы тако-о-ой…

Я скромно склонил голову набок, всем сбои! видом давая понять, что я именно тако-о-ой. На самом деле я — вполне умеренный сукин сын, и гонору у меня не больше, чем у других. Но в общении с большими чинами иногда следует показать себя с худшей стороны. Пай-мальчиков эти деятели сами презирают. Будь наглее, и начальство к тебе потянется. Тем временем свирепое выражение на лице Сухарева тихонечко исчезло, само лицо вернуло себе почти нормальный цвет, кулаки разжались. Мне почудилось, будто генерал-полковник даже усмехнулся исподлобья, глядя на меня. Грозу пронесло стороной. Сухарев продемонстрировал мне, какой он крутой начальник, а я ему — какой я стойкий оловянный солдатик. Паритет.

— Лады, — чуть ли не весело сказал мне Сухарев. — Расскажу, так и быть.

Под свою ответственность. — Он бросил нетерпеливый взгляд в сторону задвинутого ящика своего стола, и я, похоже, догадался об еще одной причине Сухаревской быстрой уступчивости. Генерал-полковнику, вероятно, не терпелось побыстрее покончить с текущими делами, проводить нахального посетителя и углубиться в созерцание «Женщины без комплексов». Или какое там издание лежит сейчас у него в столе? Я постарался, чтобы на моем лице нарисовалось напряженное внимание.

Мне и самому, признаться, не очень-то хотелось чересчур задерживаться в этом кабинете и в этом здании. Не нравилось мне здесь — вот и все.

— Ты видел книгу «Воспоминания Президента»? — внезапно осведомился у меня Сухарев. — В руках держал?

Я оскорбление повел плечами. Словно десятиклассник, у которого вдруг решили проверить знание таблицы умножения.

— Ну, и как тебе?

Я несколько затруднился с ответом. Несмотря на всю свою благоприобретенную наглость, я не испытывал особого желания обсуждать литературное качество президентских мемуаров в компании начальника дворцовой стражи. Ляпнешь что-нибудь не то — и кого-нибудь непременно оскорбишь. Либо невниманием, либо чрезмерным вниманием.

— Да нет, не мучайся, — пришел ко мне на помощь генерал-полковник. — Я не в смысле содержания. Тем более что Президент только на магнитофон наговаривал.

А писал уже Генка Батыров… — ри упоминании этого имени по лицу Сухарева пробежала крайне неприязненная гримаса. — Ты мне скажи про внешний вид. Ну, там обложка, картинки, фото и все такое. Как тебе?

— Так себе, — коротко ответил я. Коротко и вполне искренне. Издательство «Время» исполнили президентский заказ далеко не самым лучшим образом. По крайней мере, господин Гринюк мог бы не жадничать и выпускать на финской бумаге тираж, а не только первые две тысячи. В результате как раз эти две тысячи по договору «Межкниги» ухнули куда-то за рубеж, а нам досталось все остальное — тома, отпечатанные на грязно-серой бумаге. Про скверно припрессованный целлофан я уж не говорю…

— Именно, — согласился генерал-полковник. — Говенненько вышло. И вот сейчас появилось мнение, что надо выпустить новое издание. Исправленное и дополненное, как говорится. Красивое и недорогое…

В кратких и энергичных выражениях Сухарев поведал мне, что теперь решено обратиться не к государственному, а к частному издательству. Кандидатура «Тетриса» выплыла буквально на днях. Потому-то генерал-полковник и принял решение пригласить специалиста, то есть меня. Чтобы специалист, значит, хорошенько проверил: не водится ли за издательством каких-нибудь больших и малых грехов, способных бросить тень на автора переиздающихся мемуаров.

«Просмотри все .их последние книги, — инструктировал меня главный президентский страж. — Проверь, что за авторы. Нет ли сомнительных. Ну, там порнографии или какого еще свинства. Если сядем в лужу накануне выборов, то сам знаешь, что будет. Понял?» Я слушал генерал-полковничьи инструкции, время от времени надувал щеки и кивал, а сам думал, что сесть-то в лужу легко даже после десятка проверок и просмотров. Кому-кому, а мне был хорошо известен прошлогодний казус с первым изданием президентских мемуаров. Гринюковкское «Время» имело права только на территории СНГ, мировые же права были закуплены крупным германским концерном «АБ-Ферлаг». В переводе, подготовленном немцами, оказалась не просто смешная, но идиотская опечатка: вместо слова «аффект» возникло слово «аффе», что по-немецки означает «обезьяна». В результате пострадал один из эпизодических персонажей президентских мемуаров — парламентарий Маслов. Бедный депутат, в состоянии аффекта рванувшийся к трибуне, превратился в разъяренную обезьяну. Сверить тексты никто не удосужился, и пошло-поехало. Вся Европа, Азия и Америка делали переводы уже с немецкого издания, а потому каждый переводчик мемуаров в каждой стране изощрялся по-своему. В датском варианте Маслов стал «атакующей обезьяной», в польском — «неистовой обезьяной», а в японском — почему-то «плешивой макакой». Больше всего фантазии проявил американский переводчик, обозвавший Маслова «яростным Кинг-Конгом», что было уж совсем далеко от правды жизни: парламентарий был плюгав и по своим кондициям напоминал в лучшем случае рядового шимпанзе. Ситуация усугубилась тем, что Маслов был членом какой-то международной комиссии парламента и довольно часто ездил за рубеж в составе наших делегаций. Во время очередного такого визита, совпавшего с выходом американского издания мемуаров, жертву опечатки и взяли в оборот штатовские журналисты. Как назло, Маслов оказался человеком без юмора, закатил истерику и, наконец, подал в суд на Президента… Об этой душераздирающей истории я знал со слов моего друга Эндрю Франкфурта-литературного агента, который имел несчастье выступать посредником между нашей стороной и немецким «Ферлагом». Ни в чем не повинного Франкфурта едва не сделали стрелочником, намереваясь повесить на него идеологическую диверсию и с позором выслать диверсанта из России. Спасла его только педантичность немцев-издателей: они разыскали-таки наборщицу и корректора, Штрафовали обеих и принесли ему извинения. идрю даже показывал мне номер «Шпигеля» с этими извинениями.

Парламентарий Маслов мог товесить себе на стену заверенный юристами серфикат, что он, Маслов, «назван обезьяной по ошибке и на самом деле обезьяной не является». Да, наверное, повесил, дурак…

— Ну, теперь-то тебе все понятно? закончил свое отеческое напутствие генерал-полковник. Он бы, вероятно, очень огорчился, узнав, что во время его инструктажа детектив Штерн втихомолку думал об обезьянах.

Чтобы быть до конца последовательным, я отрицательно помотал головой.

— Теперь-то что? — с тяжелым вздохом спросил Сухарев.

— Сроки, — объяснил я. — Тщательная проверка потребует не меньше недели.

Это минимум. Сухарев страдальчески скривился:

— Какая еще, на хрен, неделя? Завтра к вечеру мне нужен отчет!

В принципе работы здесь было часа на три, не больше. Однако слишком быстрый результат всегда вызывает подозрения. В течение пятнадцати секунд я делал вид, что напряженно думаю.

— Конечно, если очень сильно постараться… — с сомнением в голосе проговорил я. — То, пожалуй, за три дня… Иначе будет халтура.

— Даю сроку два дня, — увесисто подвел итог Сухарев. — Послезавтра придешь сюда с результатами. Сам не придешь — привезут.

— Но это могут быть самые предварительные… — счел я нужным еще немного посопротив-ляться.

— Пусть предварительные, — прихлопнул по столу ладонью генерал-полковник.

— Потом доработаешь все не торопясь. Будет тебе и неделя, и белка, и свисток.

Короче, послезавтра являешься сюда в это же время. Пропуск будет внизу. Вот возьми телефон, на всякий пожарный. — Сухарев извлек из кармана своего модного пиджака умопомрачительный кожаный бумажник. Из бумажника генерал-полковник, порывшись, достал визитку с золотым обрезом, накорябал на ней шариковой ручкой слово «ТЕТРИС» с восклицательным знаком — в качестве напоминания, чем я, значит, должен заниматься, после чего визитка начальственным жестом была вручена мне.

Я выудил из кармана своей спецовки сантехника замызганный кошелек и торжественно упрятал в него генерал-полковничье напоминание. Визитка легла рядом с двумя жетонами и свернутой вчетверо купюрой достоинством в пять рублей.

Больше ничего в кошельке не было.

— Только учти, Яков Штерн, — сурово проговорил Сухарев. — Будешь трепаться — пожалеешь. Хотя ты не болтун, я в курсе. И это плюс. И для нас, и особенно для тебя. Докладывать будешь мне лично, никому другому. Есть вопросы? — При этих словах генерал-полковник снова бросил быстрый взгляд в сторону ящика своего стола. Того самого ящика, задвинутого. Очень ему, наверное, хотелось, чтобы у меня никаких вопросов больше не было.

Увы, у меня вопрос все-таки был:

— Как насчет задатка?

Лицо генерал-полковника стало недовольным.

— Ну, ты и жук, — пробурчал он. —Тут ведь тебе не частная лавочка, не обманут.

— И тем не менее, — кротко объяснил я, поглядывая на сухаревский бумажник.