Я убыстрил шаг — насколько мне позволял сантехнический трос, дошлепал до Соловьиного проезда, потом перешел на Тарусскую и уже по этой улице проделал обратный путь вплоть до улицы Героя Рогова с упомянутой мемориальной доской на крайнем доме. Теперь мне был уже отчетливо виден зад спрятавшегося «Икаруса».

Тупой и желтый зад.

Отлично. Пора приступать к своим сантехническим обязанностям, раз уж я сюда пришел. Бывший безымянный переулок, а ныне улица Героя России, обладал всего тремя мелкими достопримечательностями: доской с перечнем подвигов полковника Рогова, единственным исправным телефоном-автоматом на всю округу (вчера специально проверял) и двумя заржавленными канализационными люками, которые располагались всего в пяти метрах друг от друга и в непосредственной близости от желтозадого «Икаруса». Нащупывая в сумке ломик, я зашел в тыл засадному автобусу и быстро вскрыл оба люка. Возле того, что подальше, я бросил, наконец, чертов моток троса, а второй огородил припасенными мини-колышками с красным флажком. Кусочек улицы имени Героя мигом превратился в захламленное рабочее место. Я прищурился, оглядывая дело рук своих.

Правдоподобно? Более чем. Теперь осталось нанести визит вежливости обитателям «Икаруса». Плотные занавески на окнах скрывали внутренности салона от посторонних. Сколько их, голубчиков, там внутри, интересно? Двое? Трое? Хоть бы не больше трех: с четырьмя работать будет уже сложнее. Я все-таки частный сыщик, а не народный артист Российской Федерации.

— Эй! — хрипло пробурчал я и застучал кулаком в закрытую дверь «Икаруса».

Занавески дрогнули и на меня уставился внимательный глаз. Видимо, я был сочтен неопасным субъектом, поскольку передняя дверь с шипением раскрылась. Я немедленно сунул туда свою вислоусую башку сантехника. Очень хорошо! Трое. Или все-таки четверо? Что это там сзади чернеет? Нет, это просто пиджак. Пустой.

Итак, трое. Один за рулем, а оставшиеся сидят в салоне. И руки их мне не видны…

— Тебе чего, дядя? — весьма неприветливо буркнул патлатый водитель.

Аммиачный запах моей спецовки тяжело поплыл по салону.

— Мне-то ничего, — ухмыльнулся я. — А вот у тебя заднее колесо спустило.

На гвоздь, что ли, напоролся?

Насчет колеса я врал. Маневренность «Икарусa» была мне нужна самому, поэтому никаких партизанских выходок я не допустил.

— Отвали, чудило, — водитель хмуро погрозил мне кулаком. — Поди лучше проспись. Все у меня в порядке, все колеса… Давай-давай, топай отсюда, а то зубы пересчитаю. Здесь тебе не сортир, ишь развонялся… — Водитель даже привстал со своего места, намереваясь выставить меня пинком.

Я отпрыгнул назад и, пока желтая дверь автобуса, шипя, закрывалась, успел повторить:

— А все-таки колесо у тебя, браток, того… Наверное, таким тоном в свое время старик Галилей объяснял отцу-инквизитору: «А все-таки, папаша, она вертится…» Насколько убедительно я сыграл роль сантехника-Галилея, мне предстояло выяснить в течение ближайших пяти минут. За это время я распечатал пачку «Московских крепких», закурил эту дрянь и присел на краю открытого люка.

Того, с красными-флажками. Я почти не сомневался, что шоферское сердце не стерпит неизвестности: лучше проверить, чем черт не шутит. Вдруг вонючий мужик не соврал?

Я докуривал уже третью папиросу, удивляясь выдержке водителя «Икаруса» и костеря про себя Московскую ордена «Знак Почета» Вторую табачную фабрику, когда дверь автобуса поехала с уже знакомым шипением и на асфальт все-таки спрыгнул неприветливый длинноволосый шоферюга.

— Где ты видишь прокол, чудило? — злобно спросил он, поравнявшись со мной и оглядывая совершенно целые на вид задние скаты.

— Да вон, глянь… — я выплюнул бычок в люк, лениво поднялся с места и ткнул указательным пальцем левой руки в место предполагаемого прокола. — Нет, нет, левее…

Озлобленный патлатый водила так засмотрелся на мою левую руку, что совсем забыл о правой. А в ней-то я уже держал обрезок фановой трубы, обернутый мешковиной. Тюк — и первый из троицы мягко осел на асфальт. Я быстро осмотрелся. Даже если бы за нами и попытались наблюдать из-за занавески на заднем стекле, мой последний жест должен был остаться для наблюдателей незамеченным. Но за нами, кстати, никто и не присматривал: вонючий канализационных дел мастер был покамест вне подозрений. Почти как жена Цезаря.

Я оттащил тюкнутого шофера к своему открытому люку и осторожно опустил его туда — ногами вперед, словно усопшего. За жизнь и здоровье клиента я, впрочем, не больно волновался: глубина там всего порядка трех метров, авось шею не свернет. Шофер достиг дна с легким шумом, однако без всплеска. Правильно: сточных вод в этом месте тоже быть не должно. Не захлебнешься, милый. Запахи, правда, там внизу еще те, но уж придется потерпеть, когда очнешься. Я ведь вот нюхаю свою спецовку — и ничего, не умер.

Отправив в люк незадачливого водилу, я вернул на место упавшие столбики с флажками, посетовал на тех оболтусов, что пренебрегают техникой безопасности, и снова устроился на краю колодца. Главное в нашей профессии — не суетиться. Сиди себе спокойненько на одном месте, а тот, кто тебе нужен в данный момент, обязательно придет сам. Я раскурил новую «московскую крепкую», переложил газовый баллончик из пролетарской сумки в боковой карман спецовки и стал ждать у моря погоды. Вроде того старика-рыбака из сказки Пушкина. Первый раз закинул он невод-пришел невод с глупым волосатым шоферюгой. Второй раз закинул он…

Так-так. Зашипела, открываясь, дверца автобуса, и ко мне в гости пожаловала рыбка номер два. Такой румяный, хорошо откормленный пузан. Вид у него был пока еще не настороженный, а только удивленный. Оружия в руках тоже не было. «Вот что значит недооценивать противника», — Укоризненно подумал я. Парни-то надеялись на увеселительную прогулку — всего-то окоротить десяток чайников-ботаников и забрать у них товар вместе с машинами. Дела, можно сказать, на один чих. Только вот про одиннадцатого чайника им, бедняжкам, не доложили. Поскольку о договоренности моей с Тимом знали только двое: я да Тим.

А чайник я, ребятки, хоть и с ба-а-альшим свистком, но о своем присутствии на поле боя стараюсь заранее не свистеть. Не расходовать зря пар, вот так-то.

— Где он? — недовольно спросил пузан, озираясь по сторонам в поисках напарника.

«Эх, не туда глядишь, толстый».

— Кто «он»? — с дураковатой ухмылкой уточнил я. — Кореш твой, что ли?

— Ну да, — послушно кивнул головой пузан из «Икаруса».

Я хитро потеребил свой вислый ус, бросил жадный взгляд на оттопыренный нагрудный карманчик куртки толстяка, а затем предложил:

— Сигарету дашь, тогда скажу…

Мне хотелось, чтобы пузан подошел ко мне поближе, и он выполнил мою мысленную просьбу. Даже перевыполнил: не только подскочил поближе, но и схватил меня за лацканы вонючей светло-зеленой спецовки.

— Чего-о-о?! Сигарету тебе? — раздраженно гаркнул он. — Быстро говори, чмо зеленое, куда он пошел!

Я безвольно обвис в его руках, стараясь, чтобы пузану не так-то просто было удерживать меня в положении стоя.

— Куда-а-а, куда-а-а вы удали-и-и-лись… — радостно пропел я вместо ответа. Икнул, подумал и закончил так:

— Пошли поссать и провалились!

На последних словах этой во многом правдивой песенки я нашарил в кармане баллончик и слегка брызнул в толстую физиономию пузана. Газ в моем баллончике что надо: человек отрубается минимум на полчаса. Теперь наши роли с пузаном переменились — он обмяк, а уже я принял на себя всю его тяжесть, нацеливая толстяка в тот же люк. Рыбка, номер два весила, должно быть, целую тонну или даже килотонну, упорно застревая в канализационном люке где-то на уровне талии.

Правду в народе говорят: легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем тебе, толстяку, попасть в канализацию. А вот не жрал бы мучное, не хлестал бы пиво в три горла — глядишь и не пришлось бы мне тебя утрамбовывать в люке, словно мясо в узком жерле мясорубки. Я навалился изо всех сил сверху-и победил. Тело пузана исчезло в люке и шмякнулось вниз. Внизу послышался приглушенный вопль. «Теперь-то у шофера могут возникнуть проблемы», — запоздало сообразил я. Чует мое сердце, что после килотонного удара едва ли он в ближайшее время сможет участвовать в засадах и водить желтые «Икарусы».

Я поправил флажки, уселся на прежнее место и, со вздохом достал из пачки еще одну папиросину. Остался третий, самый опасный заброс невода. Золотой рыбки мне не видать, это ясно. Но какой-нибудь гадости, типа глубинной бомбы, я могу дождаться запросто.

Дверь «Икаруса» отворилась с особенно неприятным шипением, и на асфальт выпрыгнул мой улов номер три — такая поджарая чернявая меч-рыба, готовая проткнуть все, что ей попадется на пути. Якову Семеновичу Штерну такая рыбка почему-то наименее симпатична.

— Эй ты! — клацнув зубами, скомандовал третий и последний пассажир желтого «Икаруса». В одной руке чернявый держал автомат «узи» с самодельным глушителем, а в другой — «уоки-токи». Настроен этот третий был крайне подозрительно и готов был, кажется, палить во все, что движется.

Я поэтому и не стал двигаться с места и ворчливо произнес:

— Ну, чего тебе? Видишь — сижу, курю…

— Курит он! — злобно процедила чернявая меч-рыба и, держа меня под прицелом, подплыла поближе. — А ну, встать! Руки за голову!

Я кряхтя поднялся, сцепил пальцы в замок, возложил их на свой затылок и обиженно буркнул:

— Да чего пристал-то к рабочему человеку?

— Щас я пулю в лоб пущу рабочему человеку, — с угрозой в голосе пообещал чернявый, поднимая дуло своего «узи» как раз на уровень моего лба. — Если не скажешь, вонючка, куда ты девал моих…

— Никого я никуда не девал, — рассудительно проговорил я, мельком отмечая, что прямо за спиной чернявого по-прежнему раскрыл свой зев второй из моих люков. — Сам удивляюсь, чего их в канализацию понесло. И первый сюда запрыгнул, и второй тоже… Посмотри сам! — Я сделал приглашающий жест правым локтем.

Как я и надеялся, чернявый парень проявил похвальную бдительность. Не поддавшись на хитрую уловку подозрительного мужика, он инстинктивно сделал шаг не вперед, ко мне, а назад. Ноги его тут же запутались в раскинутой возле второго люка «спирали Бруно», он нелепо взмахнул руками, роняя свой инвентарь, и сам на добровольных началах рыбкой ушел в люк. Его, в отличие от шофера и толстяка, даже подталкивать не пришлось.

«Троица упакована», — подвел я краткие итоги. Без выстрелов, без шума и без скандала. Пора заняться теми, что сидят в «рафике». Я хозяйственно подобрал брошенный «уоки-токи» и взглянул на часы: десять минут второго. Надо поторапливаться, время не ждет. Согласно моему оперативному плану, сейчас настала пора сделать несколько телефонных звонков. Я подхватил с асфальта сумку сантехника и спортивной трусцой бросился к телефону-автомату, нащупывая в карманчике пару жетонов. Первый мой звонок будет… Я сунул жетон в прорезь, приготовился снять трубку и поймал пальцами воздух. Что за черт! Только вчера на этом же самом месте я собственноручно убедился в полной комплектности и полной исправности телефона-автомата. И вот теперь мы имеем то же, но без трубки. Срезали, собаки! Какая-то ведь сволочь ухитрилась ночью или ранним утром вывести из строя единственный работающий таксофон на всю округу. Ради грошового микрофона в трубке. Пррроклятье! Все сразу же пошло кувырком, все наперекосяк. Мой остроумный замысел буквально на глазах превращался в труху. Я поднял глаза и уперся взглядом в золоченый портрет Героя России Рогова, который не мигая смотрел на меня с мемориальной доски. «Тебе-то что, герой», — с беспричинным раздражением на полковника подумал я. — У тебя на Кавказе таких-то идиотских проблем не было. У тебя были другие неприятности, да? Зато, по крайней мере, радиотелефон у твоих десантников…

Минуточку, подумал я, судорожно цепляясь за слово, как утопленник за соломинку. Радиотелефон! Да нет, не радио, а… Точно! Сегодня каждый богатенький Буратино в Москве носится с сотовым телефоном как с писаной торбой.

Моднючая вещь, почти как «шестисотый» «Мерседес». Символ крутизны и преуспевания. Звонить из любого места — вечный кайф!

Добежав до «Икаруса», я вскочил в салон, бросил свою сумку на сиденье и принялся лихорадочно перебирать барахлишко, оставленное троицей. Под руку мне попались початая бутылка «Смирновской», еще один «узи» с глушителем, две банки из-под пива «Хольстен», часы «Ролекс» на подлокотнике одного из кресел, российский «Пентхаус» с полуголым Ярмольником на обложке, еще банка пива, полная… Где же, где же, где же? Неужто никто из троицы не подвержен моде? Или телефончик уплыл в канализацию вместе с пузаном или чернявым? Ах ты, дьявол, какая досада! Я напоследок ощупал карманы черного пиджака на одном из задних сидений. Сигареты… микрокалькулятор… вот он! Нашел!

Никогда в жизни я так не радовался при виде убогой пластмассовой коробочки с кнопками и антенной. Я выпустил антенну, тронул кнопку включения и услышал восхитительный звук телефонногo гудка.

По правде сказать, звук был и тихим, и пискля-SbiM, но мне в тот момент он показался именно восхитительной музыкой, и не спорьте, пожалуйста! Я поднял мысленный тост за изобретателя этого славного средства коммуникации и принялся за работу. «Ролекс» на подлокотнике кресла показывал тринадцать часов двадцать одну минуту. Впритык, но успеваю.

Заглянув в свой блокнотик, я набрал первый из номеров.

— Банк «Ханой», приемная директора, — сейчас же откликнулся мелодичный, с нежным юго-восточным акцентом, голос секретарши.

Я зажал свой нос заранее заготовленной бельевой прищепкой и нагло прогнусавил в трубку:

— Директора давай, и поживее!

— Господина Ван Тхо нет на месте, — заученным тоном пропела секретарша. — Что ему передать?

Господин Нгуен Ван Тхо, генеральный директор «Ханоя», разумеется, был на месте. Я кое-что успел выяснить о распорядке дня этого пожилого благообразного вьетнамца, отдаленно похожего на памятник Хо Ши Мину на одноименной улице Москвы. Впрочем, на этот памятник смахивают, по-моему, вообще все вьетнамцы, перешагнувшие за семьдесят.

— Немедленно зови Нгуена, дура, — зловеще загнусавил я. — Иначе Ворона может очень, очень рассердиться…

Называя имя Вороны (он же — Воронин Валерий Николаевич), я практически ничем не рисковал. Территория, на которой находился «Ханой», была уже поделена между двумя ясеневскими гауляйтерами, но молодой, жадный и завистливый Ворона, опоздавший к дележке, последнее время все сильнее начинал качать права.

Господин Ван Тхо всегда был информированным человеком, и я почти не сомневался, что, по крайней мере, имя Вороны ему известно.

Уловка сработала. Секретарша неуверенно пробормотала: «Момент, я посмотрю», раздался щелчок, и в трубке возник надтреснутый тенор:

— Ван Тхо у телефона.

— Нгуеша, ты оборзел, — мерзко прогундосил я. — Мы тебя предупреждали?

Предупреждали! Теперь пеняй на себя. Понял?

— Простите, я не вполне понимаю… — начал было оскорбленный господин Ван Тхо.

— Не простим, — отрезал я сурово. — Жди наших парней в гости.

С этими словами я отключился и снял прищепку. Господин Ван Тхо — банкир осторожный, но отнюдь не трус. Сейчас он наверняка позвонит начальнику своих банковских секьюрити и прикажет утроить бдительность. Насколько я знаю, служба секьюрити «Ханоя» состоит сплошь из молодых вьетнамцев. Эти щуплые на вид мальчики все, между прочим, мастера тэквандо и вдобавок отличные стрелки. Это вам не инвалидная команда Тима.Гаранина, эти-то любому «перехватчику» дадут отпор. Главное, чтобы они захотели это сделать.

Я бросил взгляд на часы. Тринадцать часов двадцать шесть минут. Ну-с, пора: Нгуен уже наверняка настропалил своих орлов. Я набрал номер службы безопасности «Ханоя».

— Алло, — сказали в трубке. — Вас слушают.

— Здравствуйте! — молодцевато отчеканил я. — С вами говорят из Дежурной части ГУВД Москвы, старший лейтенант Иванишин. По нашим оперативным данным, группа боевиков планирует вооруженное ограбление вашего банка. Есть предположение, что они уже где-то поблизости от «Ханоя». Их машина — зеленый «рафик» с надписью «Мосгаз».

— Мы усилим охрану парадного входа, — деловито проговорил мой собеседник.

«Спасибо, конечно, — кисло подумал я, — но лично меня ваш парадный вход мало интересует. А вот задняя, глухая стена банка…»

— Этого мало, — твердо возразил старший лейтенант Иванишин в моем лице. — У этих боевиков — особый почерк. Они проникают в банки сзади, подрывая стену направленными взрывами…

— Сзади? — удивленно переспросил «ханойский» секьюрити. Видимо, он в первый раз сталкивался с таким странным способом ограбления банка.

— Так точно, — подтвердил я и дал отбой. В другое время, вероятно, мальчики из секьюрити проверили бы такой необычный звонок из ГУВД. Но сейчас, когда господин Нгуен успел накрутить им хвосты, они предпочтут действовать без задержки. Очень хорошо.

Тринадцать часов тридцать минут. Сейчас тяжелые ворота военной типографии должны раздвинуться, и первый «КамАЗ» автопоезда, ведомый Тимом Гараниным лично, выезжает на улицу Айвазовского.

В моем боковом кармане ожил «уоки-токи», ранее принадлежавший чернявому.

«Они поехали, действуйте по плану», сказал радиоголос и пропал, не дожидаясь ответа. «Действуем, действуем», ухмыльнулся про себя я, сел за руль и завел мотор. Только план будет теперича мой. Загораживать проезд «КамАЗам» мы, понятно, не станем, зато будет очень пользительно отсечь автопоезд от зеленого «Мосгаза». Вдруг тем моча в голову ударит кинуться вдогонку за ускользающей добычей?

Послышался тяжкий гул, и первая машина с Тимом в кабине неторопливо прокатилась мимо моего наблюдательного пункта. Гаранин, похоже, краем глаза заметил «Икарус» и меня в «Икарусе», удивленно вскинул брови. Я махнул ему-мол, все о'кей, проезжай, — а сам скоренько набрал еще один номерок. На сей раз — директора типографии, которую автопоезд только что благополучно покинул. Трубку взял сам босс.

— Генерал Сысоев у аппарата, — сочно отрапортовал он.

— Здравия желаю, генерал, — торопливо сказал я. — Полковник Родионов, замначальника Московской службы ПВО. Извините, произошла накладка. Плановые учения по теме «Ракетная атака вероятного противника» начнутся сегодня не в четыре, а в половине второго…

— Бардак! — с удовольствием проговорил Сысоев. — У вас, говорю, бардак, полковник Родионов. Нам и про четыре никто не сообщал. И какой у нас,кстати, вероятный противник?

— Не могу знать, товарищ генерал, — протараторил я. Мимо моей кабины проплыла уже седьмая машина с «Великолепной Анной», вести долгие разговоры на военные темы с генералом не было ни времени, ни желания. — Но приказ начальника Московского военного округа… — На середине этой фразы я отключился. В конце концов, пусть сам генерал пофантазирует, что же такого мог приказать начальник МВО и что ему будет за неисполнение. Меня интересовало только одно: мощная сирена-ревун на территории типографии. Во время учебных тревог ее надлежит включать.

Последний «КамАЗ», за рулем которого сидел сосредоточенный Костя Богомолов, проплыл мимо меня, после чего я побыстрее вывел свою желтую махину «Икаруса» прямо поперек улицы Айвазовского. Больше всего я опасался немедленно столкнуться с зеленым «Мосгазом», но, кажется, основным силам «перехватчиков» было сейчас не до меня: вдали вьетнамцы из «Ханоя», просочившиеся сквозь пешеходную щель, уже, по-моему, затеяли перестрелку с предполагаемыми грабителями банка. Пассажиры «Мосгаза» сквозь бойницы своего «рафика» вынуждены были вести ответную стрельбу на крайне невыгодных условиях — у «ханойских» секьюрити была одна большая и малоподвижная цель (что-то случилось, наверное, с мотором «рафика»), а у банды «перехватчиков» — целая куча мелких и вертких целей. В самый разгар суматохи взревела, наконец, сирена типографии. Под шумок «Мосгаз» попытался уйти от вьетнамцев, однако для такого случая у меня уже были под рукой оба своих пиротехнических приспособления. Их я, высунувшись в боковое окно кабины «Икаруса», метнул навстречу «рафику». Ба-бах! Ба-бах! Судя по звуку и размеру вспышки можно было решить, что взорвалось что-то серьезное. Водитель «Мосгаза» инстинктивно вывернул руль, чего на узкой улице делать не рекомендуется. «Рафик» плавно въехал в ближайшую кирпичную стену, и мне стало ясно: больше этот транспорт никуда не поедет. Просто не сможет. Что до вьетнамцев, подчиненных дядюшки Нгуена, то их мои взрывы, думаю, окончательно укрепили в справедливости предостережения старшего лейтенанта Иванишина. Под заунывные звуки ревуна они усилили огонь из своих шпалеров по машине потенциальных грабителей банка. Отдельные шальные пули стали долетать и до «Икаруса». Дело было сделано, пора сматываться. Я вместе со своей верной сумкой и трофейным телефоном стремительно выкатился из кабины уже ненужного «Икаруса» и кинулся по улице имени Героя Рогова — мимо открытых люков, мимо пустых домов, мимо искалеченного таксофона и мемориальной доски с Роговым анфас. По улице Тарусской я уже двигался медленнее, а метров за сто до станции метро «Ясенево» вообще перешел на прогулочный шаг. Почему, собственно, хорошо поработавшему сантехнику не прогуляться перед обедом?

Кстати об обеде. Мне вдруг пришло в голову, что бедняг, отправленных в канализацию, могут ведь и не хватиться, и они там, чего доброго, помрут голодной смертью. Особенно если учесть, что половина ржавых скоб обломана — потому выбраться самостоятельно наверх они вряд ли сумеют. Не доходя до спуска в метро, я свернул в скверик, присел на лавочку и привел телефон в боевую готовность. Так, антенна, включение, гудок. Я набрал номер, который даже помнил на память. Собственно, номер этот постоянно рекламировался в «Московском листке» — хочешь не хочешь, а запомнишь.

— Служба "Д" слушает. Чем можем быть полезны? — Голос парнишки на том конце провода выразил явное желание немедленно помочь, выручить, спасти. За умеренную плату. Детям и пенсионерам — скидка.

Было время, когда московские диггеры шастали по подземным коллекторам и прочим коммуникациям ради одного спортивного интереса и немножечко славы. Но одним спортом сыт не будешь, телевизионщикам эти парни в касках с фонариками постепенно надоели, а в мэрии слишком дорожили своим фондом зарплаты, чтобы вот так, с кондачка взять на городской баланс сомнительных юнцов — пусть даже и неплохих знатоков подземной Москвы. Чтобы заработать денег на спорт, дигтерам пришлось перейти на самоокупаемость и сформировать летучие бригады, которые по первому звонку могли явиться на место и вытащить из люка зазевавшегося пешехода или любой предмет крупнее пятирублевой монеты, потерянный каким-нибудь раззявой. Но сейчас, голубчики, речь пойдет о трех предметах одушевленных — длинноволосом предмете, чернявом предмете и толстом предмете. Трусе, Бывалом и Балбесе, если угодно.

— С вами говорит инвалид ВОВ Ладыженский Игорь Борисович; — старательно прошамкал я в трубку. — Слышите меня? Ладыженский, ударение на букву "е".

— Чего-нибудь потеряли, дедуля? — участливо отозвался юноша из службы диггеров. — Говорите адрес.

— Я вам не дедуля, молодой человек, — все тем же шамкающим голосом сердито поправил я парня. Проходящая мимо моей скамеечки почтенная пожилая дама изумленно взглянула на грязного канализатора, кривляющегося перед трубкой нового сотового телефона. Свободной от трубки рукой я сделал даме «козу», и дама быстренько убралась от греха подальше. Представляю, что теперь эта мадам порасскажет своим подружкам! Чует мое сердце, что публике будет явлен рассказ о сексуальном маньяке с сотовым телефоном, чуть не покусившемся на честь этой пожилой мадам прямо в сквере близ метро «Ясенево». «И куда только милиция смотрит?» — скажет одна подруга мадам-рассказчицы с плохо скрытой завистью в голосе. А другая подружка мрачно поддакнет: «В наше время такого не было…» И если найдется третья подружка, то ей ничего не останется, как сказать:

«Расстреливать их надо, как при товарище Сталине!» И все трое перейдут на обсуждение очередной серии телефильма про греко-мексиканскую красавицу…

— Алло, алло! — вклинился в мои фантазии встревоженный голос юноши-диггера. Он, видимо, вообразил, что старичку стало плохо. — Игорь Борисович!

— Слышу, — сварливо прошамкал я. — Чай, не глухой. Я живу на улице Рогова, в районе Ясенева. И хочу сделать вам внушение…

— Что случилось? — растерялся бедный юноша.

— Ваши товарищи у меня под окнами с утра крышками люков гремят. И вдобавок сквернословят, дерутся и лезут под землю в нетрезвом состоянии, — пожаловался я. — И автомат у одного из них. Или пистолет. Кто это вам разрешил под землю с пистолетом?

— Улица Рогова, вы говорите? — сейчас же насторожился диггер у телефона.

Больше всего ребята из службы "Д" не любили всяких проходимцев-конкурентов, которые без лицензии сновали по подземным коммуникациям, бросая тень на доброе имя диггеров «в законе». Таких парни из "Д" беспощадно метелили.

— Рогова, Рогова, — повторил я. — Ты что, милок, сам глухой?

— Мы разберемся, не волнуйтесь, — озабоченно проговорил юноша.

Я чуть не фыркнул в трубку, но вовремя успел замаскировать фырк стариковским кашлем.

— Разберитесь, — нравоучительным тоном произнес я и отключился. Теперь уж судьба троицы из «Икаруса» в надежных руках. В ежовых рукавицах. Глушители, которые эти деятели навертели на свои «узи», подтверждали мое подозрение: удайся засада — и всю команду Тима положили бы на месте, в упор. А раз так, то на войне как на войне.

Я еще немного покрутил в руках пластмассовую коробочку сотового телефона и потом выкинул ее в ближайшую урну. Яков Семенович Штерн, конечно, может взять трофей на поле боя, но мародером он сроду не был. И не будет, граждане-товарищи. Он вам не какой-нибудь там наемник, «солдат удачи», а честный частный сыщик, которого надо только напоить, накор…

В животе у меня тотчас же забурчало от голода, и я быстрым шагом, не думая больше о посторонних вещах, достиг метро. «Удачно проведенная операция, — мечтательно соображал я, держась за поручень в вагоне, — есть хороший повод посетить ресторан. Для такого случая и деньги имеются, и аппетит я уже нагулял».

Мои ресторанные мечты неожиданно были нарушены. Уже знакомым братцем-кроликом в сантехнической униформе. При переходе с Третьяковской на Новокузнецкую я вновь столкнулся с ним нос к носу.

— Откуда? — задал он мне свой коронный вопрос, улыбаясь, как родному.

— С Ясенева, — без запинки ответил я.

— Отстойник забился? — проявил смекалку коллега-сантехник.

— Еще как! — кивнул я, припоминая пузана, коего я пытался протащить сквозь игольное ушко.

— Все нормально? — проявил заботу братец по Разуму.

— Нет проблем, — успокоил я его. — Только жрать охота.

Сказал — и сообразил: меня ведь в такой хламиде не то что в ресторан «Аэрофлот» — в «Макдоналдс» не пустят. Хочешь не хочешь, а придется идти домой, переодеваться. А уж когда я дома, выходить куда-нибудь еще в город меня едва ли потянет. Я себя знаю. Каша есть? Консервы есть? Кофейный напиток «Ячменный колос» имеется? Значит, можно и дома посидеть…

Впрочем, в этот день до дома я добрался не скоро.

Точнее, я уже был близок к родному подъезду, когда за моей спиной скрипнули тормоза, хлопнули дверцы и чей-то голос поинтересовался:

— Штерн? Яков Семенович?

Обычно у меня неплохая реакция. Но в эту минуту я был усталый, голодный, мысленно путешествовал по кухне в поисках провизии — и меня взяли, можно сказать, тепленьким. Пара амбалов подхватила меня под белы ручки и запихнула на заднее сиденье «Волги». Даже почти не били: так, дали пенделя, чтобы получше утрамбовать на заднем сиденье меж двух мордатых конвоиров.

"Вот вам и финал, Яков Семенович, — печально подумал я. — Полчаса назад ты кого-то ловил, теперь и тебя поймали. Интересно, правда, кто нынче охотник?

Если долгопрудненские, то выкрутимся. Если солнцевские — дело хуже. Ну а если это кто-то из наследников покойного Лехи Быкова из фирмы «Сюзанна» или господина Лебедева из «Папируса», то светит тебе, Яша, билет только .в один конец. И билет тебе этот выпишут в первом же лесочке за окружной. М-да.

Пакостно умирать на голодный желудок".

— Яков Семенович, — прервал мои предсмертные размышления амбал с переднего сиденья. — Вам придется поехать с нами.

— Я уже догадался, — вздохнул я чуть свободнее. Простые мордовороты не скажут «вы» и не назовут по отчеству. По крайней мере, те из них, которые хотели бы задавить Я.С.Штерна без предупреждения.

— Шеф хочет с вами поговорить, — уточнил свою мысль передний амбал. — У него к вам какое-то дело.

— Шеф? — непонимающе переспросил я.

— Ах да, чуть не забыл, — немного переигрывая, спохватился главный амбалЗнакомьтесь! — И он сунул мне под нос раскрытое удостоверение.

Честь по чести, с печатью на фотографии, с орлом в правом углу.

Меня, однако, сперва заинтересовали не орел и даже не фамилия амбала, а подпись загадочного шефа в самом низу. И когда я ее разобрал, то первой моей мыслью было: «Вот влип!» А мыслью второй: «Накаркал, идиот!»

Удостоверение амбала подписал не кто иной, как начальник Службы президентской безопасности Анатолий Васильевич Сухарев собственной персоной.