Юджин Мэллт озадачен: опоздал, замечтался в дороге? Но не это волнует его сейчас.
      — И багаж? — спрашивает он. — Улетел?..
      — Семь минут! — Перес все еще не верит, что перед ним Юджин Мэллт. Однако тот повторяет:
      — И багаж?..
      В вonpoce столько металла и льда, что Перес наконец уверился в реальности Мэллта.
      — И багаж… — отвечает он, утвердительно кивнув головой.
      Мэллт удивлен, что отправили багаж без него. На что это похоже? Но замешательство консультанта длится секунду, не больше.
      — Дайте мне самолет! — требует он. — Немедленно! Знаете, что у меня в багаже?..
      Перес не энает. Никто не знает, что с багажом Мэллта улетели расчеты и результаты проведенных испытаний — секретная информация. Сейчас все это болтается в воздухе без хозяина. Конечно, багаж дойдет до места назначения, но не таков Мэллт, чтобы простить кому-либо даже малейшую оплошность.
      — Вшивая страна! — Лицо Мэллта наливается краской.
      Начальник аэропорта чувствует вину: в том, что багаж отправлен без пассажира, провинность его подчиненных, но, увы, самолет уже в воздухе, вне его власти!
      — Что вы стоите? — Мэллт стучит кулаком по столу.
      Ближайшая минута заполнена звонками, трескучей испанской речью по двум телефонам сразу. Перес как виртуоз: слушает, разговаривает, отдает приказания. Черт бы его побрал, думает начальник аэропорта. И сотрудников — тоже! Место в самолете отослали пустым!.. Однако Перес находчив, недаром он служит на самой головоломной службе: по одну сторону океан, по другую — пустыня, горы. Это имеет свои прежмущества: маршруты авиалиний здесь не прямые, как по линейке, а лежат на карте углами, — от гор к побережью, опять в горы и дальше за их вершины. Таков и девятнадцатый рейс, с которым ушел багаж Юджина Мэллта. Пока самопет слетает на север страны, а потом повернет через горы в Сезарио, можно быть в Сезарио раньше, если… Ели консультант этого хочет.
      Юджин Мэллт хочет — краска гнева не сходит с его лица.
      — Мигель, Фернандо! — вызывает по телефону Перес дежурных пилотов. Одновременно он успокаивает Мэллта. — Будете в Сезарио раньше, чем туда прибудет ваш багаж.
      Через четверть часа Мэллт сидит в самолете — в поршневой двухмоторной машине местной линии. Самое большее, что из нее можно выжать — шестьсот километров в час. Пусть себе — лишь бы перехватить багаж. Мэллт доволен собой: стоит прикрикнуть — и крепости падают.
      В иллюминатор Мэллт смотрит на поле аэродрома; Вспоминает разговор в кабинете начальника. Разговор был короток и невежлив. Пилоты говорили на испанском языке, будто отгораживались от Мэллта. Потом мальчик-рассыльный проводил его в самолет — пилоты задержались, все еще разговаривали.
      Стрелки часов сонно ползут по циферблату. Две минуты — Мэллт поглядывает в иллюминатор — Три минуты. Где они там? Время не терпит! И все же — один ноль в его пользу. Конечно, Перес не мог ему отказать. Но от этих каналий ждать можно всего: вторую неделю ремонтируют самолет… Все-таки один-ноль: багаж Мэллт догонит в Сезарио. Догонит место в самолете, которое его ждет. На минуту Мэллту кажется смешным нежданное приключение. Какие глаза сделал начальник аэропорта: «Вы еще здесь?..»
      Четвертая минута. Мэллт нетерпеливо приникает к иллюминатору.
      Вот они. Старший пилот Мигель и его помощник Фернандо. Идут через поле к машине. Как медленно, вразвалку они идут!.. Мэллт готов крикнуть пилотам: скорее!
      Пилоты в самом деле не торопились. В кабинете начальника им некогда было перекинуться словом. Задание объяснял Перес; маршрут, время — при этом он то и дело поглядывал на часы. Маршрут пилотов не радовал. Ночью лететь через горы — кого это обрадует? Хотя бы линия полета была прямая, так нет: атомную дыру в пустыне надо обогнуть стороной. Никаких ориентиров на линии — ночь, пустота. В последний момент, когда рассыльный увел Мэллта к самолету, Перес сунул Мигелю дозатор: «Не залетите в пекло…» Дозатор у пилота в нагрудном кармане, как авторучка. Собачья служба — рыскать над горами в ночи. Хотя бы задание стоящее. И тут не повезло: пилот вспоминает надутого индюка Мэллта.
      — Мне не нравится его рожа, — говорит на ходу Фернандо.
      — Знаешь, кто это?
      — Кто?
      — Юджин Мэллт.
      — Юджин Смерть?!
      — Тише! — одергивает его Мигель.
      С минуту слышен стук каблуков по бетону да, кажется, дыхание обоих пилотов.
      — Я бы утопил эту крысу!.. — говорит наконец Фернандо.
      Опять стук каблуков. И — неожиданные, даже небрежные слова Мигеля:
      — А что нам стоит?..
      Небрежность кажущаяся: в ней бешеная решимость. И бесшабашность — когда после сказанных слов не оглядываются назад.
      — Мигель! — Фернандо сжимает в темноте локоть товарища.
      Теперь они идут быстро — бегут к машине.
      — Наконец-то! — улыбается Мэллт.
      В самолете Мигель и Фернандо надевают парашюты. Помогают надеть парашют Мэллту.
      — Опасно? — спрашивает он.
      — Ночью, в горах… — неопределенно говорит Мигель.
      Когда самолет вышел на полосу, в кабинете начальника аэропорта еще горел свет. Но вот все четыре окна погасли. Перес, однако, не торопился домой. Он подошел к окну и наблюдал, как серебристая птица в свете сигнальных огней набирала разбег и, поднявшись над лентой бетона, канула в темноту.
      Начальник аэропорта устал за день, за все эти дни. Устал от тревоги, от ожидания и секретных шифровок: «Срочные перевозки», «Секретный груз…» И все это завершилось взрывом в пустыне. Не только взрывом — окриком: «Вшивая страна?..» Перес за свои пятьдесят лет вынес немало унижений и оскорблений. И сегодня, собственно, заурядный случай. Но почему перед глазами холеное, налитое краской лицо? Почему в ушах так больно звучит оскорбление ему и его стране? Страна в понятии Переса — это пространство, на котором расположены города и аэродромы, земля, по которой он ходит. Все здесь понятно и просто. Но когда пришли взрывы, Перес ощутил боль, которую чувствовала его земля. Может быть, впервые в жизни старый служака осознал кровную связь с землей. Оказывается, земле можно причинить боль, а человеку — почувствовать эту боль. Можно оскорбить землю и вместе с ней человека. «Вшивая страна!..» Жаль, что самолет ведет не он, Мария Кастелла Перес, он бы вытряхнул спесь из консультанта!..
      Как ни странно, Мэллт тоже думал о земле и о взрывах. Очень ловко предпринято — испытывать бомбу между горами и океаном. Ветры дуют с материка, дождей почти не бывает. Радиоактивную пыль унесло в океан, утопило в воде. Если что и попало в горы, это никому не повредит, разве что бродячим индейцам… Снимок «The Heart of Desert», сделанный с самолета, показал в центре пустыни черную рану. На память Мэллту приходят стихи:
 
Как по маслу обошлось,
Все отлично взорвалось!..
Са ира, са ира!..
Все отлично взорвалось!
 
      Это стихи о первом испытании водородной бомбы. Мэллт знал и ценил поэзию, цитировал Лонгфелло, Уитмена. Любил английских поэтов прошлого. Но Мэллт не предположил бы, что можно посвятить стихи водородной бомбе.
 
Все отлично взорвалось!
 
      Чьи стихи, Мэллт не помнит. Они были тиснуты в крупнейших газетах, звучали восторженно:
 
Са ира, са ира,
Все отлично взорвалось!..
 
      Французское «са ira», в тексте, несомненно, авторская находка. Так назывался во время революции 1789 года веселый танец. «Са ira» значит — «Лучше не может быть». Подумать только!..
      Но и не будь «са ira», стихи выдавали восторг поэта, лившийся через край и, видимо, должный вызвать восторг всей нации. Как насчет нации, сказать трудно, но скачущие стишки нашли такой же вихлястый мотив, получилась песенка, которую мурлыкали под нос продавщицы в магазинах, аптекари, даже научные работники:
 
Са ира, са ира,
Все отлично взорвалось!
 
      Естественно, тогда был ажиотаж вокруг бомбы. Наверно, ажиотаж породил и стишки. Они жили, жужжали в ушах, назойливые, как мухи. И сейчас жужжат.
      Мэллт трясет головой, чтобы от них избавиться. Но тут же опять повторяет;
 
Все отлично взорвалось!
 
      Дверь в кабину пилотов закрыта. Машину ведет Мигель. Оба пилота молчат. Они молчат после тех нескольких фраз на аэродроме. Все решено, и не надо слов. Фернандо косится на дозатор в нагрудном кармане товарища. Дозатор, как живой, наливается светом, кажется — кровью. Внизу ни искры, ни огонька. Только красная капля на груди Мигеля. Когда свет достигает накала рубиновой густоты, Мигель то ли спрашивает, то ли утверждает вполголоса:
      — Начнем…
      Фернандо поворачивается к нему;
      — Машину тебе не жалко?
      — Рухлядь! — говорит Мигель и подает рычаг на себя.
      Машину тряхнуло. Мэллт потерял равновесие, удалился головой о спинку сиденья. Тут же самолет накренило, Мэллта оторвало от пола, швырнуло на бок, он едва не выдавил иллюминатор плечом. Вцепился в ремень, схлестнутый пряжкой на животе. Его опять бросило как мешок. В чем дело?.. Дверь пилотской кабины раскрылась. В прямоугольнике, который показался Мэллту ромбом, потому что машина еще не выровнялась, стоял Фернандо.
      — Авария! — крикнул он, ринулся к пассажиру, помочь ему выбраться из сиденья.
      Самолет делал судорожные попытки выровняться, его трясло как в ознобе. Он продолжал скользить на боку, и когда Мзллт с помощью Фернандо освободился наконец от кресла, они пошли к двери по стене — иллюминаторы лежали у них на пути, как пришитые пуговицы. Мэллт был человеком с крепкими нервами, он не поддался панике, ему даже казалось забавным, что они идут по стене и иллюминаторы под ногами как пуговицы… «Са ира!» — мелькнуло в его мозгу.
      — Скорее, мистер Мэллт! — торопил Фернандо. — Будете прыгать! И мы будем! Самолет потерял управление.
      Все это происходило в считанные секунды. Консультант ничего не успел понять и спросить.
      — Внизу пустыня! — кричал Фернандо, балансируя между иллюминаторами. — Почва ровная — приземлитесь благополучно! — ободрял он Мэллта.
      Тот все шагал, шагал через иллюминаторы. Замигало освещение в самолете. Потом свет опять загорелся ровно. Мэллт и Фернандо подошли к двери — вытянутому овалу, лежавшему на пути.
      — Как только открою — прыгайте! — Фернандо, нагнувшись, крутил ручку двери.
      Самолет по-прежнему скользил на боку, падал. Мэллт схватился за лямки — ощутил парашют за спиной. Конечно, он прыгнет — самолет падает.
      Но когда Фернандо рванул на себя дверь и ветер хлынул в кабину точно из шахты, Мэллт заколебался.
      — Прыгайте! — крикнул Фернандо.
      Мэллт наклонился над шахтой, уперся руками в обе стороны дверного проема.
      — Ну, — торопил Фернандо, — смелей! Парашют раскроется сам!
      Мэллт все еще медлил. Фернандо пнул его под колени ботинком, ноги Мэллта рефлективно согнулись, и он нырнул в темноту, точно в воду.
      Секунду ему казалось, что он летит рядом с машиной. Не зацепился ли парашют? Но вот железная птица промчалась выше, ушла вперед. Что-то огромное, круглое вспыхнуло в небе, хлопнуло, точно выстрел. Мэллт почувствовал рывок и закачался на стропах. Гул самолета растаял, Мэллт остался Ьдин между землей и небом. Тоненько свистело над головой: воздух процеживался сквозь купол. Это успокаивало Мэллта. «Нормально!» — подумал он, ему и раньше приходилось спускаться на парашюте. Вот только не видно земли, но она все равно даст знать о себе прохладой или шорохом ветра. Тогда он подогнет ноги, чтобы спружинить, и сядет благополучно. Потом его начнут искать и найдут. Пилоты, конечно, успели передать координаты места аварии. Поиски начнутся с утра, и его найдут.
      Мэллт твердо верил в свою счастливую звезду. «Как по маслу обошлось…» — вспомнил он песенку. Летчики, наверно, тоже выбросились из аварийной машины. Возможно, Мэллт еще встретится с ними. «Как по маслу обошлось…» Но тут Мэллт вспомнил, куда и зачем летел, и настроение его омрачилось. Однако он тут же успокоил себя: «Могло быть хуже…»
      Земля встретила Мэллта теплом, как из погасшей, но не остывшей печи: за день от жаркого солнца не успела остыть… Внизу было темно. Тщетно Мэллт всматривался, стараясь хоть что-нибудь рассмотреть над собою. Поднимал взгляд — и вверху темно: небо сплошь затянуто облаками. Но за этой тьмой угадывались звезды, небо казалось серым. Круг парашюта светлел над ним большим одиноким глазом, который повернут вниз и, наверное, ничего не видит. Человек тоже ничего не видел внизу, ни огонька, ни воды, которую отличишь в темноте по свинцовому блеску. Только горячий воздушный ток рвался навстречу.
      Проходили минуты, спуск длился медленно. Столб воздуха держал, даже толкал парашют вверх. Так бывает на планере: воздух ударяет снизу, несет аппарат как на спине. Может, потянуть стропы, уменьшить площадь зонта? Будешь опускаться быстрее. Этому учили Мэллта в летном клубе. Когда учили — двадцать два года тому назад?.. Мэллт нащупывает стропы, но потянуть к себе не решается. Все равно спуску будет конец; несколько раз Мэллту кажется, что земля близко, он поджимает ноги — вот-вот коснется почвы. Но почвы не было. Стало почему-то темнее. Чернота висела не только внизу, но и по сторонам, как будто Мэллт опускался в колодец. Это его встревожило. Он поднял глаза. Все так же висело над ним бельмо парашюта, выше стелилась серая простыня неба, а внизу и кругом — черно. «Что за притча?» — мелькнуло в голове Мэллта, и тут его ноги коснулись земли. Странное ощущение: Мэллт опустился на битые черепки — так захрустело и зазвенело у него под ногами. Несколько шагов он пробежал по инерции, поспешно расстегнул лямки — чтобы парашют не потянуло ветром. Но ветра не было. Парашют съежился и лег на землю белым пятном. «С прибытием!» — поздравил себя Мэллт. Его правилом было — не теряться в любой обстановке. Ну-ка, где он? Мэллт огляделся. Потоптался на месте — черепки гремели у него под ногами, нигде не заметил просвета. Поднял вверх голову — недостижимо далеко серое небо. И всетаки он был внизу, опустился благополучно. Два — коль в мою пользу, подумал Мэллт и еще раз поздравил себя: «С прибытием?» Голос прозвучал слабо, как будто слова произнесены шепотом. Мэллт откашлялся — першило в горле. Где он? В предгорьях? Попал в каньон? Это не страшно, из каньона есть выход, надо его найти. Не удивила Мэллта и сухая жара: каньон тоже не успел за день остыть… Итак, искать выход! Мэллт пошел вперед, вытянув руки. Уперся в стену. Хорошо, сказал сам себе, теперь он пойдет вдоль стены, только надо быть осторожным, не оступиться. Ощупывая ногами почву, Мэллт двинулся в темноте. Местность казалась ровной, под ногами похрустывало: обычный каньон, дно усеяно галькой. А стена необычная: гладкая, точно стеклянная. Иногда стекло было потрескавшимся, ощущалась шероховатость камня: в таких местах под ногами больше рассыпанных черепков. И уж очень знойно. Мэллт расстегнул ворот рубахи. Это не помогло. Жар охватывал тело, будто Мэллт брел в нагретой воде. «Горячевато…» — сетовал он, расстегивая на ходу пуговицы. Подобием прохлады веяло сверху. Мэллт останавливался и, подняв лицо, дышал. Шея его вытягивалась, рот раскрывался широко, как у рыбы… «Дьявол, — ругал он стену, — когда ты кончишься?..» Стена не кончалась. Мэллт двигался дальше. Хотелось бежать, но осторожность сдерживала Мэллта. И что-то его пугало. Каньон? Темнота?.. Страшное позади, успокаивал он себя. Самолет потерпел крушение, но он, Юджин Мэллт, спасся. Парашют опустил его в теснину между горами. Но и отсюда — Мэллт верил — найдется выход. Ни происшествие, ни ущелье не пугали его. Пугала стена. Глаза освоились с темнотой, ловили малейшее изменение цвета. Стена светилась, неуловимо флюоресцировала. Это было непонятно и, как все непонятное, вызывало тревогу. Несколько раз Мэллт останавливался: кажется ему или на самом деле стена светилась?.. Несомненно, светилась: палевым, местами сернисто-желтым цветом. «Чертовщина! — Мэллт старался не поддаваться страху. — Это мне кажется!»
      Так он прошел, наверное, с километр. Может, больше, а может, меньше. Чувство пространства, как и чувство времени, покинуло Мэллта. Механически он поднимал и переставлял ноги, под подошвами башмаков хрустело. Нестерпимо мучила жажда. Пот струился по лицу, губы растрескались. Галстук он бросил, рубашку расстегнул на все пуговицы; в голове стучало. Стена бесконечно тянулась… Мэллт перестал ругаться. Им овладело тупое ожесточение — скорей выбраться из каньона. Он уже не обращал внимания на светящуюся стену — скорее! — убыстрял шаги, почти бежал, разбрызгивая из-под башмаков черепки. Это было неосторожно, можно свалиться в пропасть, но когда кончится стеклянный туннель?.. Мэллту казалось, что он бежит по бесконечной штольне метро, не светит ни одна лампочка. Как он попал сюда, он не знает, он весь заполнен тревогой. Может быть, это воздушная тревога, он спустился в метро и заблудился в бесконечных туннелях?..
      Тогда быстрее, быстрей — будет же где-то станция!
      Станции не было. И метро не было. Кровь стучала в висках Мэллта, как будто ее проталкивали насосом. Перед глазами шли радужные круги. Раза два Мэллт падал на колени. Что со мной?.. — бормотал он. Вскакивал, опять механически переставлял ноги: скорее бы убежать. Куда, от кого убежать — безразлично. Только бы убежать. Иногда Мэллту казалось, что он бежит целую вечность, его мучила жажда. Небо все так же плоско висело над ним, светилась стена. Мэллт старался не поднимать на нее глаз, но тусклые желтые пятна проходили сквозь веки, сами рождались в глазах. Мэллт останавливался, тер глаза кулаками. Опять стремился вперед, смутно чувствуя, что дороге конца не будет.
      Вдруг Мэллт замер: впереди что-то белело. «Лужа! — подумал он. — Можно напиться!..» Кинулся к белому, опустился на корточки. Это был парашют. Сперва Мэллт подумал, что кто-то из летчиков опустился в каньон вместе с ним. Но парашют был белый. У Мигеля и Фернандо — Мэллт отчетливо помнит — парашюты из красного шелка. Это его парашют!.. Каньон оказался круглым. Мэллт готов поклясться, что ни на шаг не отходил от стены. Значит, он сделал круг и вернулся на то же место — каньон представлял собой воронку, вулкан!.. Мэллт пошарил вокруг, руки его ощутили миллионы стекляшек. В горле першило от невыносимой гари. Вулкан — но какой?.. Чудовищная догадка шевельнулась в мозгу: вулкан от взрыва «Пепиты»! Слово вспыхнуло перед ним, как страшное «Мене, текел…» «Пепита!..» Мэллт чувствует, как тысячи невидимых игл впиваются в тело, рвут его, живого, на части. «О-о!..» — застонал он, пугаясь своего хриплого, похожего на рычание голоса, повалился на хрустнувшие стекляшки.
      Это был не сон. И не забытье. Страх сковал Мэллта, парализовал руки, ноги, не давая вздохнуть. Чтобы спрятаться от него, Мэллт до боли сожмурил веки. Но страх не ушел. Проник в грудь Мэллту, схватил за сердце. «Аве Мария…» — Мэллт обратился к святой Марии: «Да святится имя твое!» Молитва казалась ему спасением. От страха, от «Пепиты», от самого себя. «Аве Мария…» — повторял он второй, третий, четвертый раз, пока его не охватило беспамятство.
      Когда Мэллт очнулся, небо светлело. Где-то в невероятной выси вставала заря. Тот же пронизывающий жар стоял на дне кратера, испепелял душу и тело. Вместе с Мэллтом проснулся страх и не отпускал его, сковывая по рукам и ногам. Только глаза повиновались Мэллту, требовали: смотри! Медленно, словно боясь поскользнуться на крутизне, в кратер спускалось утро. Мэллт видел обожженные скалы, изгрызенные пламенем камни. От звездного жара они сплавились, покрылись стеклянной корой. Потом, охладившись, корка полопалась, осыпалась вниз бутылочными стекляшками — зелеными, черными, желтыми. Кратер завален ими как шелухой. Днище было округлым, точно арена, и черным, как сажа. Вся мощь «Пепиты» выплеснулась отсюда, разодрала землю, каждую пылинку пронзила лучистой смертью.
      — А-а-а!.. — завопил Мэллт, выдохнув из легких отравленный воздух, чтобы вновь с еще большей силой вдохнуть отраву. — A-a-a!.. — бросился на стену, работая руками, ногами, ногтями, — только бы выбраться наверх.
      Сержант Бигбери, часовой охранного 132-го поста, был жизнерадостным человеком. Чего бы ему печалиться? Жалованье идет в тройном размере, капитан Харри к нему благоволит, до окончания службы два месяца… Пустыня, правда, сержанту не нравится, атомная дыра в пустыне тоже не нравится. Но дыра далеко. И вообще эти посты — лишнее дело: кто туда сунется?..
      Сержант смотрит из-под руки: скоро ли сядет солнце? Сегодня сменщики — ночью дежурят по двое — задерживаются, автомашины не видно. Поставив автомат возле шершавой металлической будки, Бигбери на губной гармонике выводит песню о Миссисипи. Тонкие скрипучие звуки повисят в воздухе и уйдут. С ними уходит время. «Миссисипи» закончена. Бигбери вытягивает из гармоники «Красотку Джен», вспоминает свою Мерилин, от которой вчера получил письмо, и ему становится весело. Даже в этой дрянной пустыне жить можно… Вот и облачко показалось на горизонте — автомашина. Бигбери сует гармонику в нагрудный карман, подтягивается — служба прежде всего, — берет автомат в руки. И тут он слышит, как над пустыней плывет хриплый звериный вой. Бигбери оглядывается по сторонам — может, почудилось? Вой повторяется. Сержант с автоматом в руках бросается на другую сторону будки.
      В четверти мили расстояния от него со стороны «дыры», где, по предположению Бигбери, ничего не может быть живого, прямо на пост идет человек. Идет — не то слово. Его качает, как пьяного, валит на четвереньки, он ползет, поднимается и одичалым голосом тянет: «А-аа!!..» Иногда вой срывается на невнятное бу-бу-бу, а потом опять хрипло и непрерывно: «А-а-а!»
      Сержант знает инструкцию: к дыре никого не пускать. На то и посты, чтобы никакой дурак туда не сунулся. Но человек идет не туда, а оттуда… Бигбери растерян: кто может выйти из пекла — дьявол?.. Сержант вскидывает оружие:
      — Стой!
      Пришелец не обращает внимания, с каждым шагом он ближе.
      Его лицо страшно, как в дурном сне: круглые птичьи глаза, с расплывшимися зрачками, губы кровоточат, подбородок зарос, как у мертвеца, лохмотья рубахи свисают с плеч… Кажется, он ничего не видит — идет напролом, бежит, словно кто-то беспощадный догоняет его.
      — Стой!.. — не своим голосом кричит Бигбери.
      Незнакомец падает, с минуту лежит ничком… К посту подходит машина. Рядом с Бигбери появляются капитан и двое солдат:
      — Что такое, в чем дело?
      В это время пришелец, поднявшись с земли и потеряв ориентировку, начинает кружиться на месте.
      — Боже!.. — восклицает капитан. — Это же мистер Мэллт!
      Капитан в курсе событий: ночью в ста милях отсюда упал самолет. Пилоты Мигель и Фернандо спаслись. Они заявили, что с ними был пассажир, который выпрыгнул раньше. Они старались спасти машину, но самолет потерял управление и как скользил на крыле, так и врезался в землю.
      — Мистер Мэллт!..
      Это был действительно Мэллт. Он кружился на месте, выбирая, в какую сторону ринуться, и хохотал, заламывая вверх руки. Внезапно он оборвал хохот и затянул:
 
Как по маслу обошлось,
Все отлично взорвалось!..
 
      У солдат холодом обдало спины.
      Мэллт наконец заметил людей.
      — Бегите! — закричал он. — Еще одна бомба — и вы превратитесь в стекляшки! Будете хрустеть под ногами…
      Несколько раз ударил каблуком в землю, поднял облако пыли:
      Са ира, са ира!..хохотал он, топая и кружась: — Еще бомба — и планета вверх тормашками!.. — Он всвднул руки над головой, разорванный рукав затрепетал на ветру, как знамя. — К черту! К черту!.. — кричал Мэллт. — Ха-ха-ха-ха!..
      Бигбери поднял автомат и нажал спуск, чтобы заглушить сумасшедший хохот. Очередь пророкотала как гром. Хохот смолк. Мэллт на секунду очнулся, повертел головой из стороны в сторону, словно расслаблял туго затянутый галстук.
      — Люди! — двинулся он к солдатам.
      Люди дрогнули, как под ветром, отступили назад.
      — Люди! — повторил Мэллт, протянул руки.
      Солнце стояло над горизонтом, было тревожным и красным. Его лучи упирались в лицо идущему, кровавили ему губы. Мэллт был похож на вурдалака, возвращавшегося с могильного пира. Глаза его излучали смерть. «Люди!..» — повторял он, твердил, словно в его мозгу крутилась пластинка с одним-единственным словом: люди!..
      Это было невыносимо до тошноты, до дрожи в ногах. Капитан Харри, сержант Бигбери, сменные, приехавшие на пост, повернулись и побежали к машине.
      Мэллт споткнулся, упал на колени, протянул руки к солдатам, прыгавшим с разбега в машину.
      — Гони! — крикнул шоферу капитан Харри.
      Стартер завизжал, автомобиль пыхнул дымом.
      — Люди!! — кричал Мэллт, потрясая руками. — Люди!..
      Машина полным ходом мчалась через пустыню прочь.

ГАЛИ