– Нет, я только последние несколько дней всерьез задумалась об этом! И когда представилась возможность, у меня просто не хватило сил устоять. Я не планировала, правда, Марк. Я просто слабый человек, мне не следовало этого делать, но… Видишь ли, мне пришло это в голову неделю назад, когда Сюзен уехала в отпуск, но даже тогда я не думала ни о чем всерьез… Только в среду эти мысли меня одолели мысли, и я потеряла покой, даже спать не могла.
      Снова хлынул дождь, и Марк Ротлэнд включил дворники. На лобовом стекле расчистился квадрат, в нем появились пригороды Оксфорда.
      – Тебе уже случалось прежде воровать?
      Я поколебалась, потом созналась:
      – Дважды, в Плимуте. Когда мне было десять лет… меня избили за это.
      – Я не о том, – нетерпеливо поморщился он. – Позднее.
      Изображать из себя совершенную невинность было рискованно.
      – Да… одни раз, в Бристоле.
      – Когда?
      – Года три тому назад. Я пришла в магазин…
      – Сколько ты взяла?
      – Только шарф. Не очень дорогой.
      – Сколько?
      – Около двух фунтов…
      – А потом?
      – С тех пор – нет.
      Улицы в Оксфорде опустели из-за дождя, автобусы и машины двигались по ним с зажженными огнями. За городом мы опять миновали дорожный указатель, который я не успела прочитать.
      – Куда ты меня везешь?
      – Как ты докажешь, что сказала правду?
      – А как я могу доказать?
      – В Плимуте тебя кто-нибудь знает?
      – Ну…
      – Есть или нет?
      – Да, думаю, есть; но если ты не собираешься сдавать меня полиции, я лучше…
      – Я этого не говорил.
      – Я могу показать метрику… свидетельство об окончании бухгалтерских курсов… характеристику из школы… Больше у меня ничего нет.
      – И где все это?
      – Документы я могу собрать.
      – Где все это хранится?
      – По разным местам… Я могла бы написать в «Саут Вестерн Электрисити Борд» и попросить их подтвердить, что я у них работала. Потом фирма «Плендер и Гриффитс» – то же самое, хотя я пробыла у них только шесть месяцев… Где-то до сих пор хранится договор на покупку Фьюри… Сразу всего не вспомнишь. Что я должна доказывать?
      – Ты должна доказать… – Он запнулся, то ли от раздражения, то ли ещё от чего. – Ладно, ничего.
      – По-твоему, я просто мелкая воровка?
      – Если тебе так нравится.
      – Но я и правда воровка… Как иначе можно меня назвать?
      – Ладно, не обращай внимания. Я вовсе не собираюсь себя судить; просто хочу понять.
      Я судорожно вздохнула.
      – Думаю, это невозможно. Когда я украла деньги, я сама себя не понимала.
      – Но я не заметил, что ты спешила их вернуть.
      – Да… И не стала бы этого делать.
      – Ну что же, по крайней мере честно.
      – Прежде всего потому, что очень боялась.
      Некоторое время мы молчали.
      – Человеку не всегда легко узнавать правду о себе самом, – заговорила я. – Или у тебя так не бывает? Ты ведь живешь совсем другой, благополучной жизнью.
      Он не ответил.
      – Может быть, у тебя не бывает раздвоения сознания, продолжала я. – А у меня такое часто… половина принадлежит человеку, которого я пытаюсь изображать сейчас, другая – той девушке из Девонпорта. А она так и осталась беспризорником. С возрастом прошлое никуда не уходит, нельзя забыть голод, унижения, когда к тебе относятся, как к грязи под ногами. Думаешь, все давно забыто, но вот у тебя в руках внезапно оказывается тысяча фунтов, и и хочется схватить их и удрать куда подальше. Все здесь перемешано. Я не могу объяснить тебе этого, Марк.
      – Пожалуй, – вздохнул он, – сегодня это самые убедительные твои слова.
      Мы миновали Тейм и двинулись в сторону Эйлсбери. Я чувствовала, что за последние минуты кое-чего добилась и почти вывернулась, однако рассчитывать приходилось только на удачу и действовать быстро, но не поспешно.
      – У меня были и другие причины так поступить. Сложнее, чем ты думаешь.
      – Какие вдруг?
      – Я не могу тебе сказать.
      – Лучше скажи.
      – Ну… кроме нужды в деньгах, ещё и… Короче, мне все равно нужно было бежать.
      – Бежать?
      – Да. От тебя.
      – Ну, спасибо.
      Я усомнилась, верно ли он понял.
      – Ты что, не видишь… Не видишь? Наши отношения… стали слишком дружескими.
      – И из-за этого тебе нужно было бежать?
      – Да. Я считала, нужно. Может быть, я стала принимать все слишком всерьез. Мне кажется, тебе было приятно, но я всегда избегала привязанностей, и поняла, что пора кончать.
      – Что дальше?
      – Ты не понимаешь?
      – Я хочу слышать от тебя.
      – Послушай, Марк, что я могла поделать? Ведь я так чувствовала. И думала, что подворачивается безумная возможность покончить со всем сразу.
      – О чем ты?
      – Я думала: он стоит на самой верхней ступеньке лестницы. А я… я вообще ни на какой. Я только пыль на этих ступенях. И что получится? Ничего, кроме ужасных неприятностей для меня.
      – И ты решила…
      – Потому я и решила бежать, бежать так, чтобы раз и навсегда положить всему конец. Так я и сделала. Замарашке достался очень неплохой улов, верно? Только ей и в голову не приходило… то есть мне и в голову не приходило… что ты меня найдешь… и так быстро… Просто невероятно… Я не хочу начинать все сначала! Сдавай меня в полицию и уезжай!
      Марк снял руку с руля, и я испугалась, что он собирается коснуться меня. Но он этого не сделал.
      Потом он сказал:
      – Не волнуйся. Ты пока не в тюрьме.
      Когда мы въехали в Эйлсбери, машин стало больше, потому пришло время закрытия магазинов.
      – Думаю, пора мне называть тебя Маргарет, а не Мэри.
      – Меня всегда звали Марни.
      – Марни… Марли… хорошо, пусть будет Марни.
      – Куда ты меня везешь? Можешь ты мне сказать?
      – Домой.
      – Куда?
      – Ко мне домой. Тебе придется провести там ночь. Уже слишком поздно что-то ещё предпринимать.
      – А что скажет твоя экономка?
      – А что она должна сказать?
      Я спохватилась, не слишком ли я тороплюсь.
      – Ей это не покажется странным?
      – Ты опасаешься за свою репутацию?
      – А что будет утром?
      – Ты вернешься на фирму.
      Я подпрыгнула от удивления,
      – Как? Пожалуйста, не шути!
      – Я не шучу.
      – Но как я могу вернуться?
      – Как ни в чем не бывало. По крайней мере, на несколько недель. Если потом захочешь уволиться – пожалуйста, дело твое. Но лишний скандал мне не нужен.
      Я коснулась пальцами его руки.
      – Как ты не понимаешь, Марк? Ведь ты наверняка там был вчера. Все вышло наружу. Даже если ты не сдашь меня в полицию, это сделает мистер Уорд или кто-то еще!
      – Когда ты не пришла на работу, – начал он, – мы пытались звонить тебе домой, но никто не ответил. Поэтому я решил: раз мисс Клейбоун в отъезде, а Донна Уитерби занята розничной продажей, закончу с зарплатой сам. И успел сделать с полдюжины конвертов, прежде чем заметил, что денег не хватает. Тогда я проверил, на какую сумму ты выписала чек в четверг и сколько поступило от розничной торговли. Потом достаточно было вскрыть первый же конверт…
      – Ну, тогда тем более…
      – Да, я сразу все прекрасно понял.
      Я не сводила с него глаз.
      Он опять включил стеклоочиститель.
      – Я все обдумал. Проверил пару начисленных тобой зарплат, все оказалось совершенно верным. Зачем ты утруждала себя, начисляя зарплату каждому до шиллинга, если это не имело никакого значения?
      – Полагаю. сказалась врожденная аккуратность.
      – Единственное, чего не хватало, – это денег. Поэтому я сходил в банк, снял со счета тысячу фунтов, вернулся обратно и принялся распечатывать твои конверты и делать все заново.
      Я смотрела на него в темноте, пытаясь понять, не смеется ли он надо мной,
      – Конечно, будь Уорд на месте, ничего бы не вышло. Но так мне никто не мешал. В одиннадцать я вызвал мисс Смит и поручил ей выдать рабочим те конверты, которые уже успел сделать. Остальным пришлось подождать. Я передал, что мисс Клейбоун в отпуске, а миссис Тейлор внезапно заболела. Последний конверт я запечатал к половине третьего. Вот только в спешке я дважды ошибся, вчера пришлось исправлять.
      Мы подъезжали к Биркемстэду. Голова моя работала теперь как компьютер, мысли вертелись вокруг одного вопроса, который никак не сходился с остальными.
      – Зачем ты это сделал?
      – Понимаешь, Уорд все время говорил, что ты слишком хороша, чтобы тебе верить.
      – И он был прав.
      – А я не прав. Но мне не хотелось слышать, как Уорд торжествует: «Ну, что я говорил!»
      Я ждала продолжения, но его не последовало.
      – Только из-за этого? Не может быть!
      – Отчего же?
      – Ты не стал бы стараться ради такого пустяка. Не стал бы, Марк. Никто бы не стал.
      – Тебе это кажется неубедительным?
      – Нет.
      – Ну что же, у меня все-таки были свои причины.
      – Какие?
      – Пусть тебя это не волнует.
      Когда мы добрались до его дома, миссис Ленард уже ушла к себе. В столовой был оставлен холодный ужин. Марк достал ещё один прибор и мы принялись за салат, язык и бутылку пива. Я готова была наброситься на еду, но перед ним старалась не походить на голодного волка. Я понимала, что все ещё хожу по лезвию бритвы, что все ещё стою одной ногой в тюрьме, но впереди уже наметился выход, я увидела его, поскольку Марк вновь стал со мной мягок и мил – как раз то, что нужно. Просто чудо.
      Теперь все было не так, как в машине. Там мы сидели в полутьме, боком друг к другу. Здесь, за столом, мы смотрели друг другу в лицо, как во время ужина в Кембридже. Марк мог не только слышать, но и видеть меня, поэтому мне приходилось все время следить, как я говорю и как выгляжу. Еще в холле мне удалось бросить взгляд в зеркало, припудриться, чтобы скрыть следы слез, и провести расческой по волосам. Но слишком аккуратной и собранной выглядеть не стоило.
      Я удивилась, как раскраснелись мои щеки. Но лицу это только пошло на пользу.
      Марк был бледен, как мел, и выглядел очень усталым. Черные глаза пристально и неотступно вглядывались в меня, словно хотели проникнуть в самую душу.
      – Сколько денег в кейсе? – спросил он.
      – Шестьсот фунтов.
      – А остальные?
      – В банке в Суиндоне и на почтовом счете в Шеффилде. А часть – с багажом в камере хранения в Ноттингеме.
      – Зачем ты так их разбросала?
      – Нельзя было оставлять так много в одном месте.
      – Ты обо всем подумала заранее, верно?
      Я мяла в руках кусочек хлеба.
      – Видно, не обо всем, раз ты меня нашел.
      – Да, нашел.
      – Как?
      Видно, я зря спросила: лицо его сразу напряглось.
      – Лучше я пока об этом помолчу. Просто для надежности, что ты не сбежишь снова.
      – Марк, ну не могу я пойти завтра на работу, будто ничего не случилось! Правда, не могу. У кого-то все равно должны были возникнуть подозрения.
      – Какие могут быть подозрения, если деньги на месте?
      – А где был Терри? Ты ему ничего не сказал?
      – Я никому не сказал. К тому же он все утро был занят с клиентами.
      – Но как же я возьму остальные деньги? Из Суиндона и Шеффилда, я имею в виду. На это завтра уйдет весь день!
      – Сначала выйди на работу. За деньгами съездим потом вместе. Пока, чтобы возместить недостачу, я могу положить шесть сотен на счет фирмы из собственных средств. В бумагах все будет в порядке, если Уорду или кому-то из Холбруков захочется взглянуть. Хотя вряд ли.
      Голос Марка утратил прежнюю резкость. Вначале он говорил со мной очень зло и сердито, но теперь успокоился. В известном смысле, мы, наверное, оба чего-то добивались. И если у меня больше не будет промахов, может быть, все обойдется. Угроза исчезла, теперь шли переговоры. Но о чем? Даже влюбленный не не может быть образцом христианского всепрощения. Чего он хочет?
      Понятно одно: ему нужна я. Мурашки пробежали у меня по спине.
      Сейчас Марк Ротлэнд наблюдал за мной, и следовало быть осторожной.
      – Странное ты создание. Самое странное из всех, кого мне доводилось встречать.
      Я опустила глаза.
      – Ты в самом деле так думаешь?
      – Если судить по твоему рассказу, ты мало общалась с другими людьми. Занималась верховой ездой – понимаю. Но остальное время? Ведь ты жила так больше двух лет. И у тебя не было друзей?
      – У меня не было приятелей. Я мало кого знала. Но не чувствовала себя одинокой. Мне всегда было чем заняться.
      – Но так же жить нельзя. Ты слишком замкнута.
      – Меня это устраивает.
      – Или одиночество помогает тебе сочинять столь захватывающие истории? Помню, как ты рассказывала мне о своем муже. Как потрясла тебя катастрофа, в которую он попал на мотоцикле, и как ты не могла оставаться больше в Кардиффе. Очень трогательно!
      – Не напоминай, пожалуйста. Мне очень стыдно.
      – Неужели? Надо же! А насчет родителей в Сиднее, как тяжело они переносят жару в летние месяцы? Или как твой отец смотрит матчи на кубок Дэвиса? Ведь это все нужно было придумать!
      – Прости, мне очень жаль.
      – Интересно, сколько из твоих сегодняшних рассказов – такие же придумки?
      Я подняла голову.
      – Теперь я не лгу! Это совершенно разные вещи! Я была дурой, но мне и в голову не приходило, что придется с кем-то близко сойтись на работе. Я говорила тебе уже, что люблю уединение! Когда оказывается, что нужно знакомиться с людьми, я вынуждена что-то добавлять к тому, что рассказывала о себе прежде. Это как снежный ком, который все растет…
      – Обычный результат, Марни. Но объясни, зачем отправлять родителей в Австралию, если их уже нет в живых? Какой тут прок?
      Впервые он назвал меня моим настоящим именем.
      – Дело не в пользе. Просто я хотела придумать жизнь, ничем не похожую на мою собственную.
      – Бывают патологические лжецы. Ты из таких?
      – Не знаю. Но ты можешь проверить все, что я тебе сегодня рассказала, и убедиться сам.
      Марк как-то странно смотрел на меня, взглядом отчасти врача психиатра, отчасти влюбленного.
      – Я не могу проверить все. Не могу проверить самое важное из того, что ты мне сегодня сказала.
      – Что именно?
      – Ты сказала, что хотела сбежать от меня, боялась, что слишком привяжешься и будешь страдать.
      – Но это правда!
      – Хотел бы верить.
      – Марк, это правда! Неужели ты думаешь, что я вообще не способна ни на какие чувства!
      – Уверен, что способна, но не знаю, на какие.
      Какая мука была смотреть все время на него, и знать при этом, что попадаешь в новую ловушку. Но выхода не было.
      – Поражаюсь, как при твоей сообразительности, не пришло в голову действовать иначе, – заметил Марк.
      – Как именно?
      – Просто не знаю, радоваться или обижаться, что ты этим не воспользовалась.
      – Не понимаю, о чем ты…
      Слава Богу, он вдруг резко отодвинулся от стола. Галстук его сбился, он тяжело дышал.
      – В следующий раз, если подвернется зеркало, посмотри на себя. Неужели ты никогда не замечала, как смотрят на тебя мужчины?
      – Да, но я…
      – Неужели тебе никогда не приходило в голову, что я два года как потерял жену и в некотором смысле вполне подходящая кандидатура для близких отношений?
      – На работе только об этом и говорили.
      – Вот как? Ладно, пока не станем разбирать, почему ты не сочла меня достойным кандидатом, но неужели не сообразила, что, подцепив меня, можно было взять гораздо больше, чем тысяча двести фунтов?
      – Все зависит от того, что ты называешь словом «подцепить».
      – Выйти за меня замуж.
      Часы в зале пробили полночь. Били они долго, и хотя совсем не походили на часы в маминой кухне, тоже отбивали удары по голым нервам.
      – Это невозможно! – меня залила волна панического страха.
      – Почему нет?
      – Мы совершенно разные люди.
      – У тебя довольно старомодные представления о сословиях.
      – Может быть. Может, я просто дура. Но мне кажется менее стыдным добывать деньги, как это сделала я, чем продавать ради них себя.
      – Я тебе не нравлюсь?
      – Дело не в том!
      – А в чем же? Ты сказала, что хотела сбежать от меня, поскольку боялась, что слишком привяжешься и будешь страдать. Значит, ты была ко мне не совсем равнодушна. Тогда почему же замужество кажется тебе продажей себя ради денег?
      Меня загнали в угол!
      Ситуация для меня совершенно невероятная, ведь я никогда не терялась, если нужно было найти объяснение, или предлог, или выход из положения. Второй раз за вечер Марк оказывался явно умнее меня, и мне это не нравилось.
      Чтобы выиграть время, я прикрыла лицо руками. Нужно подумать как следует, чтобы найти выход. Через минуту Марк подошел и положил руку мне на плечо; впервые за весь вечер он коснулся меня.
      – Ответь, Марни.
      – Как я могу ответить, если сама не знаю? – с отчаянием воскликнула я. – Я думала, это невозможно. И теперь уже поздно об этом.
      – Но разве можно заранее знать, что возможно, а что невозможно?
      Я чувствовала, что нужно взглянуть на него. Средство спасения было не лучшее, но делать нечего. Если я отвергну Марка, остается одно – полиция.
      Момент был просто ужасный. Рука его сжала мое плечо. Я подняла глаза, надеясь, что они не выдадут моих истинных мыслей.
      – Марк, ведь я воровка. Не обманывай себя. От этого никуда не деться. Прости меня, если можешь, и отпусти.
      – Ты хочешь так?
      – Я думаю, так будет лучше.
      – Для кого? Для тебя? Или для меня?
      – Я уверена, для тебя.
      – А я считаю иначе. Или ты не понимаешь, что я люблю тебя? Думаю, ты догадывалась, правда?
      – Нет.
      – Нет? Тогда знай: я люблю тебя, Марни.
      – Марк, ты… ты сошел с ума.
      – Может быть.
      В отчаянии я сказала:
      – Послушай, будь благоразумен… Ведь я вас обокрала, лгала тебе. Их этого ничего хорошего не выйдет. Ты мне веришь?
      – Нет, – улыбнулся он. – Пока ещё нет.
      – Вот видишь. И что получится? Любови нужно доверие.
      – Чушь. Любовь случается, как случается. И что ей нужно, все решают по-своему.
      Я не ответила. Он снова загнал меня в угол.
      – Неужели ты думаешь, – сказал Марк, – что я исколесил половину Англии, чтобы найдя тебя, отпустить?

8