На следующей неделе состоялся ужин у Ньютон-Смитов. Марк пришел домой рано, и мы с ним, как обычно, вместе выпили – это были самые приятные моменты нашей супружеской жизни. Но я видела, что он чем-то озабочен, может быть потому, что ему не хотелось идти. Он всегда был против этой затеи, считал, что раз Холбруки ведут нечестную игру у него за спиной, то никакое застолье не поможет, и только наивность Рекса позволяла ему надеяться добиться чего-то во время ужина с дамами.
      Спустя некоторое время Марк сказал:
      – Сегодня мне звонил Роумэн. Говорит, ты не появлялась у него с прошлого вторника.
      – Да…
      – В чем причина?
      – Не думаю, что мне это хоть как-то помогло.
      – Роумэн беспокоился о тебе. Он спрашивал, все ли у тебя в порядке.
      – А в чем дело?
      – Он сказал, ты была очень расстроена, уходя от него в последний раз.
      – Расстроена? Просто мне надоели его допросы.
      Он в третий раз наполнил рюмку и передал мне.
      – Надеюсь, ты не собираешься прекратить?
      – Думаю, придется.
      Глядя на него, я вдруг поняла, как много для него это значит, как он на это рассчитывал.
      – Мне ужасно жаль, Марк, прости. Я старалась.
      – Роумэн уверен, что у тебя глубокий психоневроз, от которого можно избавиться только длительным и кропотливым лечением. Он многое мог бы для тебя сделать, если бы ты вернулась.
      – Я там чувствую себя такой несчастной, Марк… Ты же не хочешь, чтобы я была несчастной, правда?
      – Роумэн считает, надежда есть. Он просил меня уговорить тебя вернуться. Но ты должна сделать это добровольно.
      – Ну!
      – Думаю, мне не стоит давить на тебя, подкупать или шантажировать. Я могу только просить – и он тоже тебя просит – не бросать все сейчас.
      Я не знала, что возразить, и ничего не ответила.
      – Для меня это ужасное разочарование, Марни, – сказал он. – Все равно, что в надежде найти выход внезапно наткнуться на глухую стену. Если ты к нему не вернешься, мне надеяться не на что.
      Вот в таком настроении мы поехали в гости. По дороге мы больше не разговаривали. Иногда я косилась на него лицо и думала: черт упрямый, теперь и тебе придется сдаться.
      Ньютон-Смиты жили в большом доме за городом, и когда мы вошли, то с удивлением обнаружили, что на ужин приглашено двенадцать человек гостей. Я подумала, что довольно странная идея свести нас здесь с Холбруками, чтобы поговорить о делах фирмы, и в то же время пригласить посторонних. Но, может, так и было задумано; именно это обычно называют светским приемом. Хозяева действовали из лучших побуждений, но не слишком разумно. Терри приехал следом за нами, несколько суетливый и напряженный, словно ожидал совсем не того, что увидел. Были ещё Макдональды и какие-то мистер и миссис Малькольм Лестер, я не могла вспомнить, где слышала это имя прежде. Но все сразу забылось, когда сквозь открытую дверь гостиной я увидела вдруг ещё одну прибывшую пару, и уж мужа я действительно знала.
      Это был Артур Строт, партнер фирмы «Кромби и Строт», имеющей филиал в Бирмингеме. А в этом филиале когда-то работала некая мисс Мэрион Холланд, однажды бесследно исчезнувшая.
      Опасность смотрела мне прямо в лицо, словно дуло пистолета. Поначалу меня это нисколько не обескуражило, мне представилось, что дуло целит не в меня, а в Мэрион Холланд. А мы с ней разные люди. Но вот если обнаружится, что мы с ней – одно лицо…
      Пока Мэрион Холланд работала в Бирмингеме, мистер Строт приезжал туда из Лондона каждый месяц, и конечно много раз её видел. Обычно он проводил в конторе целый день, обсуждая текущие дела с управляющим филиала, мистером Принглом. Дважды он по часу и даже больше проводил с Мэрион Холланд.
      Едва мне удалось оторвать присохший к небу язык, я схватила Марка за руку. Он разговаривал с миссис Холбрук и удивленно обернулся.
      – Можно тебя на пару слов? Я вдруг вспомнила… что не выключила плиту.
      – Какую плиту? Дома?
      – Да. Я включила её около пяти часов и потом совершенно забыла. Лучше мне вернуться.
      – Да не волнуйся, ничего не случится.
      – Нет-нет, Марк. Я поставила в духовку кекс в промасленной бумаге. Пробовала новый рецепт. Если духовка перегреется, может вспыхнуть пожар. Весь дом может загореться.
      – Чем так волноваться, позвони миссис Ленард и попроси её зайти к нам. Это займет не больше десяти минут.
      – Она не попадет внутрь.
      – Ты же знаешь, у неё всегда с собой запасной ключ.
      – Только вчера она мне сказала, что потеряла его. Я… правда, Марк, лучше мне поехать.
      – Милая, это невозможно. Тебе понадобится минимум полтора часа.
      – Марк, мне нужно уйти.
      – Почему?
      – Уйти немедленно. Через пять минут будет поздно. Я тебе потом все объясню. Пожалуйста, поверь мне!
      Подошел Терри.
      – Привет, дорогая. Выглядишь просто восхитительно, только бледная. Марк с тобой дурно обращается?
      – Очень хорошо, – отрезала я и шагнула к выходу, но слишком поздно. Мистер и миссис Строт уже вошли в зал.
      Рекс знакомил вновь прибывших с остальными гостями. Я видела, как Артур Строт улыбается Гейл Макдональд, и подумала, что сама я успела за это время сильно измениться. Цвет волос стал другой, и прическа совсем не такая, как раньше; тогда я гладко зачесывала волосы назад. И с тех пор прошло уже два года. Может быть, он никогда и не смотрел на меня как следует. Сам он был толстым коротышкой, жена у него – худая и блеклая.
      Строт увидел меня и переменился в лице.
      – Мой кузен с женой, – представил Рекс, – мистер и миссис Ротлэнд.
      Мы обменялись обычными любезностями. Я почти не смотрела на Строта, но видела, что глаза его за стеклами очков возбужденно моргают.
      Прошел почти час, прежде чем Строт смог спросить меня:
      – Полагаю, мы встречались раньше, верно?
      Я удивленно уставилась на него, потом небрежно улыбнулась:
      – Не думаю. Я не помню. Где это было?
      – В Бирмингеме. С мистером Принглом.
      Я покачала головой.
      – Простите, не помню. Я там редко бывала. Давно?
      – Года два назад. Или чуть меньше.
      Жена подозрительно покосилась на него.
      – Нет, сожалею, но два года назад я жила в Кардиффе.
      – И я сожалею, – он отошел, чтобы представиться Малькольму Лестеру и его жене.
      Я как следует хлебнула из бокала. Это оказался крепкий джин, то, что мне и нужно было. Руки мои так дрожали, что пришлось сразу поставить бокал, пока никто ничего не заметил. Кто-то крепко взял меня за локоть.
      – Успокойся, – шепнул Марк. – Он ушел. Я могу тебе помочь?
      Думаю, если что и могло вызвать у меня симпатию к Марку, то это. И его отношение подбодрило меня сильнее джина. Я улыбнулась в ответ и покачала головой.
      Но Строта наш разговор не удовлетворил. Я видела, как он что-то сказал жене, но больше ко мне не подходил, потому что миссис Лестер принялась ему что-то рассказывать, а когда закончила, пришло время садиться за стол.
      Ужин был замечательным, подавали множество прекрасных блюд. Видно было, как Ньютон-Смиты копят силы. Хоть Марк и считал эту встречу пустой тратой времени, я поняла теперь, что Ньютон-Смиты вовсе не так просты. Ведь пригласив вместе с Марком и Холбруками Малькольма Лестера, Рекс заставил Холбруков нервничать. Это напоминало покер, причем игра велась так тонко, что я бы теперь никогда не села играть против Рекса.
      С одной стороны от меня за столом сидел Терри, с другой – мужчина, имени которого я не запомнила. Хотя ужин, как я говорила, был превосходным, у меня комок все время стоял в горле.
      На другом конце стола зашел разговор о делах фирмы. Лестер перегнулся через стол и сказал что-то Марку, тот ответил, все рассмеялись, но я видела, что Марк все равно остался в выигрыше.
      Покосившись туда, где сидел Строт, я заметила, что он наблюдает за мной. Я тотчас же опустила глаза, а он не менее поспешно отвел свой взгляд. Его жена сидела с другой стороны от Терри, который отнюдь не баловал её своим вниманием, а вновь разговаривал со мной.
      – Неужели ты никогда больше не придешь ко мне на покер, милая?
      – Я этого не говорила.
      – В следующую субботу будет совершенно особая вечеринка. Будет дозволено все, что угодно. Как думаешь, сможешь прийти?
      – Терри, Малькольм Лестер – не из «Гластбери Инвестмент Траст»?
      Гримаса беспокойства скользнула по его лицу.
      – А ты откуда знаешь? Марк сказал?
      – Нет, сама догадалась.
      – Или прочитала в чужих письмах? Помню, отец, говорил, что ты вскрыла письма, адресованные ему лично.
      Только этот кусочек разговора за ужином я и запомнила.
      Потом женщины пошли наверх. Я знала, что нужно быть начеку, но не ожидала атаки со стороны миссис Строт. Она подошла ко мне и спросила:
      – Насколько я поняла, вы знали моего мужа раньше?
      – Нет – запротестовала я. – Он, видимо, с кем-то меня спутал.
      Она смотрела на меня в зеркало, пока я подкрашивала губы, и мешала сосредоточиться. Въедливая такая стерва, не слишком старая, но уже совсем непривлекательная.
      – У Артура хорошая память на лица.
      – Я не говорю, что он забыл, миссис… э… Стотт. Думаю, он просто ошибся. И какое это имеет значение?
      – Я знаю, несколько лет назад он был увлечен одной женщиной, – понизив голос, сообщила она.
      – Мне очень жаль.
      – Я так и не смогла узнать её имя. Он все время уезжал в какие-то деловые поездки… Вы его бросили, да?
      Я убрала помаду в сумочку.
      – Поверьте, миссис Стотт…
      – Строт, вы это прекрасно знаете. Теперь он рассказывает мне сказки, будто вы работали в его филиале в Бирмингеме; но я знаю, что он ни за что бы не проболтался, не застань вы его врасплох. Он всегда так осторожен…
      Другие женщины весело над чем-то смеялись.
      – Иногда я заглядываю в его портфель, бумажник… Но лишь однажды его поймала. И даже тогда…
      Я опять взглянула на неё в зеркало; глаза её наполнились сердитыми слезами. И мне вдруг стало её ужасно жалко.
      – Послушайте, миссис Строт, честное слово, ваш муж никогда не был в меня влюблен. Правда, дорогая. Он принял меня за другую, и теперь вы совершаете ту же ошибку. Мы раньше даже не были знакомы. Вы мне верите?
      К столику подошла миссис Ньютон-Смит.
      – Ну что, девочки, пойдемте вниз?
      – Да, – сказала миссис Строт, но я не поняла, кому из нас она ответила.
      Ясно было, что Строт не успокоится. Его несчастная жена самым досадным образом вынуждала его доказывать свою правоту. Кроме того, такие люди с большой неохотой расстаются со своими деньгами. Полагаю, мистеру Принглу в свое время здорово досталось, что он не слишком рьяно проверил мои характеристики и рекомендации.
      Я все время держалась возле Марка, ощущая, что он на моей стороне. Никогда раньше со мной такого не бывало.
      Мы все разговаривали, пили и болтали. Потом Рекс и принялся рассказывать про охоту. Совершенно не помню, что он говорил. Пробило десять, потом одиннадцать. В половине двенадцатого Макдональды собрались уходить, началась общая суета. Словно сорвавшись с цепи, Артур Строт бросился ко мне, жена следом.
      – Простите, что я возвращаюсь к нашему разговору, миссис Ротлэнд, но ведь до замужества вас звали Мэрион Холланд, верно?
      Звучало это вовсе не вопросом, он просто констатировал факт.
      – Нет, – я решила с ним не церемониться. – Меня так никогда не звали.
      Строт поморгал, глядя на Марка, потом перевел взгляд на жену.
      – Марион Холланд, о которой я говорю, работала в нашей фирме кассиром. Это было в Бирмингеме, у нашего управляющего Джорджа Прингла.
      Я вздохнула. В конце концов, теперь у меня были все основания потерять терпение.
      – Сколько можно повторять одно и то же? Моя девичья фамилия Элмер. В то время, о котором вы говорите, я жила с моим первым мужем в Кардиффе. Его звали Джим Тейлор, он умер. В Бирмингеме я была всего два раза в жизни пять лет назад.
      Строт пожирал меня глазами, словно собираясь был во всеуслышание назвать лгуньей. И тут вдруг вмешался Марк:
      – Я могу подтвердить, мистер Строт, если вас это удовлетворит. Хотя и не понимаю, в чем проблема. Я знал жену задолго до того, как мы поженились.
      Я была поражена. А Строт искренне огорчен. Заметно было, как развеивается его уверенность, сменяясь серьезным сомнением.
      – Ну надо же… Никогда не видел такого поразительного сходства. Правда, Марион Холланд была блондинкой, но вы же знаете, как женщины меняют цвет волос…
      Позади нас расхохотался Терри. Артур Строт повернулся ко мне.
      – Приношу извинения, миссис Ротлэнд. Понимаете, у меня есть особые причины желать встречи с мисс Холланд. Понимаете, я, конечно, сам свалял тогда дурака. Полагаю, у вас нет сестры-близнеца?
      – У меня вообще нет сестер, – я одарила его очаровательной улыбкой. И зря.
      – Вы даже улыбаетесь, как она… Но я вам обещаю, что больше не стану приставать с расспросами.
      Они уехали, мы следом.
      Мы ехали молча. Я ждала расспросов Марка, но он молчал, а лицо оставалось совершенно непроницаемым.
      В машине было холодно, меня бил озноб, я подняла воротник пальто. Впереди шла какая-то машина, но я не могла вспомнить, кто уехал раньше нас. Под деревьями встречались затянутые ледкам лужи, и машину впереди один раз даже занесло. Но почти полпути она так и ехала впереди нас. Взошла луна, похожая на фару встречной машины.
      – Марк, – не выдержала я, – спасибо за то, что ты сделал. Сегодня ты так за меня заступился – я никогда не забуду.
      – Никогда?
      – Никогда. Как чудесно чувствовать, что ты не дашь меня в обиду! Я очень тебе благодарна!
      – В таком случае разве не пришло время перестать врать?
      – Насчет сегодняшнего?
      – О чем же еще? – фыркнул он.
      – Ты на меня сердишься?
      Он поглядел на меня.
      – Сердишься – не то слово. Скорее расстроен и обеспокоен.
      – Просто удивительно, что ты за меня заступился.
      – Ты это уже говорила. Давай не будем преувеличивать. Мне просто не понравилась мысль, что тебя отправят в тюрьму.
      – Ну, слава Богу и за это, – вздохнула я.
      – Я искренне считаю, Марни, что пора тебе перестать благодарить бога, или меня, или ещё кого-то, а повернуться наконец лицом к жизни.
      – К чему именно?
      – Тебе придется рассказать мне обо всех кражах, которые ты совершила в прошлом.
      – О чем ты говоришь? Кто сказал, что это имеет какое-то отношение к воровству?
      – Я спросил Строта.
      – Что ты сделал?
      – Я спросил у него, почему встреча с Марион Холланд привела его в такое волнение. Тысяча сто фунтов – достаточная сумма, чтобы взволновать любого.
      – Но он подумает…
      – У него все равно остались подозрения.
      – Мне жаль, что так случилось…
      – Не переживай.
      Машина впереди нас исчезла. Несколько миль мы проехали в молчании. Потом Марк вновь заговорил.
      – Я должен знать все, здесь и сейчас, все факты. Помочь тебе, может, и вообще не удастся, но делать это вслепую – совершенно бесполезно.
      – Получается, что я тебя обманывала. Но ты же знаешь, я никогда не хотела, чтобы ты…
      – Могу поверить.
      – Позволь мне закончить. Я не хотела, чтобы ты знал, потому что чувствовала – ты в меня веришь, а если я расскажу больше, неизвестно что будет. Тебе, может быть, кажется, что мне на тебя наплевать… – мой голос сорвался.
      – Что бы ещё сегодня ни случилось, – тихо сказал Марк, – ради Бога, не лей крокодиловых слез.
      Мы свернули во двор.
      – Помнишь, – спросила я, – когда ты меня разыскал и привез сюда, мы с тобой ужинали, и я сказала, что я воровка? Сказала совершенно откровенно. И предложила – прости меня и отпусти. Не раз я тебе это говорила, но ты не захотел.
      – Значит, виноват только я?
      – Я этого не говорю.
      – Но я тоже должен отвечать? Ну что же, и это верно.
      Марк заглушил мотор, и минуту мы сидели в темноте. Я промокнула платком глаза. Слышно было, как в саду между голых стволов шумит ветер.
      – Все верно, – сказал Марк. – Я хотел верить тебе. Кое-что я проверил, остальному поверил. Ведь я любил тебя, и хотел доверять. Нет, я боялся копнуть слишком глубоко, вдруг действительно что-то в твоем рассказе окажется неправдой. Но что кончено, то копчено. Мы любим друг друга – и с этого можно начать. Если ты меня обманывала, то я и сам охотно обманывался, сам соглашался быть жертвой. Поэтому ты в общем-то права.
      – Марк…
      – Но что толку это обсуждать? Что было, то прошло. Теперь мне все равно придется разобраться с твоей прежней жизнью, Марни.
      – Я расскажу все, что могу…
      – Расскажешь все, чего нельзя не рассказать? Боюсь, так не получится. Нам придется копнуть поглубже.
      Я открыла дверцу машины, чтобы выйти.
      – Марни, – начал он.
      – Все в порядке.
      – Нет, на этот раз ты так просто не отделаешься. Я теперь не тот человек, за которого ты выходим замуж. С твоей помощью я лишился иллюзий. Поэтому, хоть я по-прежнему хочу тебе помочь, клянусь, если поймаю тебя хоть на единой лжи, пойду к мистеру Артуру Строту и сознаюсь ему, что соврал. Тогда ничто уже не спасет тебя от полиции. Имей это в виду, ясно?
 
      В ту ночь мы не спали. Марк вполне сошел бы за инквизитора. Он был неутомим, только лицо становилось все бледнее и бледнее. Сущий дьявол! Иногда я начинала плакать, иногда кричать, но он не унимался.
      И я рассказала ему все о Бирмингеме, все о Манчестере, все о Ньюкасле. Под утро я так измучилась, что не стояла на ногах. И возненавидела его, как никогда. Все, чего он добился, заступившись за меня у Ньютон-Смитов, пошло прахом.
      Но про маму я ничего не сказала. Он думал, что выжал меня до капли, но не тут-то было.
      Впрочем, все равно я никогда не думала, что кто-то сможет заставить меня выложить так много. Я слышала, что если удавалось развязать военнопленному язык на допросе, то из него уже можно было вытянуть все до конца.
      В пять утра Марк заварил чай, мы пили его вместе. Все это время мы сидели на кухне, потому что там было теплее. Окна запотели, будто на них осел пар наших жарких споров.
      За чаем Марк сказал:
      – И все же я не понимаю, зачем ты это делала. Что заставило тебя заняться воровством?
      – Если сейчас ты меня ещё о чем-нибудь спросишь, я просто грохнусь в обморок.
      – Нет, после того, как ты напилась горячего чаю, нет… Но все же, думаю, на сегодня хватит. Ты уверена, что ничего не забыла?
      Я только покачала головой.
      Он положил себе ещё сахара.
      – Вопрос, что теперь делать.
      Я пожала плечами.
      – Понимаешь, любимая, нельзя оставить все так, как есть, – продолжал Марк.
      – Почему?
      Он не ответил, и я добавила:
      – Зачем ты лгал ради меня, если не хочешь оставить все как есть?
      – Я лгал, чтобы спасти тебя и выиграть время. Но это не может длиться вечно. Нельзя нормально жить, когда тебя ищет полиция трех разных городов.
      – Меня не ищет…
      – Конечно, ищут не Марни Элмер и не миссис Ротлэнд. Но ты не знаешь, что тебя ждет в любой момент. В следующий раз меня может не оказаться рядом. И ты не отделаешься так легко.
      Меня трясло, словно от простуды.
      – Позволь мне лечь в постель.
      – Наверное, есть какой-то выход, но я его не знаю. Нельзя прожить всю жизнь в бегах.
      – Давай подумаем об этом утром.
      Он поставил чашку на стол.
      – Так ты и жила всегда, предлагая подумать утром, когда возникали трудности? И так свыклась с этой манерой, что опасность перестала пугать. Ну, а мне она кажется очень серьезной.
      – Подумай только – каждый раз, входя в чей-то дом, встречая новых людей, мы будем ждать и бояться; потом наспех лгать, и так всегда, но в один прекрасный день это не поможет, и тебя разоблачат.
      – Другого выхода нет.
      – Но ведь и я несу ответственность как соучастник, укрыватель преступления. Я не хочу садиться в тюрьму, Марни.
      – Отпусти меня – и все.
      – Отпустить в тюрьму?
      – Нет, просто дай уйти. Я тихо исчезну. Люди скоро все забудут.
      – Сомневаюсь. Твое бегство ничего не решит… А может, это и выход… Подумаем завтра на свежую голову.

      Но и завтра, и послезавтра, и после послезавтра яснее не стало. Мы перестали говорить на эту тему, но я видела, что Марк продолжает думать.
      Но что тут можно было сделать? Марк мог либо выдать меня полиции, либо не выдать. Я не перила, что он когда-нибудь действительно предаст меня, – а ведь каждый день только усугублял его собственную вину, все больше вовлекал его в уголовное дело. Во всяком случае, он по-прежнему любил меня. А то, как он защитил меня у Ньютон – Смитов, меня просто потрясло.
      Зато последующих несколько недель, пока все висело в воздухе, я целиком и полностью зависела от его доброй воли, и я жалела, что так многое уже растеряла. Нужно было снова заслужить его симпатию или, по крайней мере, не давать поводов для недовольства. Конечно, если бы пойти ему навстречу, как все, было бы гораздо проще…
      Примерно через неделю Марк сообщил, это ему опять звонил Роумэн, интересовался, решила ли я отказаться от лечения навсегда, и я сразу увидела, что если чем и могу порадовать Марка, лучшего не придумаешь. Поэтому пообещала потерпеть ещё несколько недель. Марк согласился, и я отправилась к Роумэну, чувствуя, что Марк воспринимает это как единственно возможное решение.
      Так что у меня просто не было времени раздумывать, есть ли какой-то выход из положения, возникшего на том ужасном ужине у Ньютон-Смитов, сохранились ли у Марка какие-то отношения с Холбруками и убедил ли «Гластбери Траст» Рекса продать свою долю акций; но я не могла не заметить, что Марк очень занят и возвращается домой позднее обычного. Я всегда могла определить, думает он обо мне или о другом, и была рада, что ему есть о чем беспокоиться; у него оставалось меньше времени думать обо мне.
      В конце второй недели он сообщил, что должен уехать. Уикэнд они с матерью провели у каких-то людей, имени которых я не помню; Марк сказал, что это его троюродный брат, или что-то в этом роде, и спросил, не буду ли я против, если он поедет один, потому что там будут решать какие-то семейные дела.
      Я, конечно, не возражала. И в тот же вечер поехала к Терри.
      Скорее всего, я сама напрашивалась на неприятности, но мне ужасно нужны были деньги.
      Гостей там оказалось пятеро, кроме меня, и шла игра без ограничения на повышение ставок. Некоторое время все шло хорошо, а потом я стала проигрывать. В ту ночь суммы проигрывались крупные, и мне дважды пришлось брать в долг у Терри, а потом я провела ужасную партию с Алистером Макдональдом, когда все остальные как-то быстро вышли из игры а я осталась с полным набором карт на руках. Судя по сброшенным картам, я полагала, что у него остались тройки, и мы с ним ставили и ставили друг против друга, пока он не накрыл меня – у него оказались четыре семерки.
      В ту ночь я проиграла сорок семь фунтов. Все, это в последний раз, решила я. И никогда больше, с меня довольно. Когда мы закончили играть, ко мне подошел режиссер-еврей и сказал:
      – Знаете, я ещё не встречал женщины, которая лучше вас играла бы в покер.
      – Вы смеетесь?
      – Вовсе нет. Только одно вам мешает.
      – Что?
      – В картах вам чутья не занимать, но недостает совсем другого: вы не чувствуете, на чьей стороне счастье. Когда я играю, я знаю. Если ветер благоприятный, я знаю, что при хороших картах выиграю, при отличных крупно выиграю. Если дует против меня, то я решаю, как обойтись малой кровью. Ведь даже если мне выпадет хорошая карта, кто-то другой, вопреки всем правилам, сыграет лучше.
      – Ну что же, – вставил Терри, – зато ей должно везти в любви.
      – Я отдам долг на следующей неделе, Терри, – сказала я. – Или вышлю чек по почте.
      – Сэкономишь на домашнем хозяйстве? Марк дает тебе столько денег?
      – Не могу пожаловаться.
      – Интересный вечер поучился у Рекса, верно? – заметил Терри, когда режиссер пошел собирать свой выигрыш.
      – Да?
      – Во всяком случае, мне так показалось. И вся история с каким-то мужчиной из твоего прошлого. Как это воспринял Марк?
      – Он не из моего прошлого, – ответила я. – Все было ясно с самого начала.
      – Ну, моя милая, с самого начала ясно было, что у тебя в прошлом был какой-то мужчина. Осталось только непонятным, Строт это или Марк. Оба явно отстаивали свою кандидатуру.
      – Послушай, Терри, это глупо.
      – А как на вас смотрела жена Строта! Забавнейшая ситуация. А твой первый муж? Я надеюсь, что ты все мне честно расскажешь.
      – Рассказывать особо нечего. Я познакомилась с Марком. Мы были с ним друзьями. Когда в фирме Ротлэндов появилась вакансия, он написал мне.
      – Господи! Это же надо! – воскликнул Терри и схватил меня за руку. Глаза его стали липкими. – Зачем ты сюда приходишь, Марни?
      Я посмотрела на него, но ничего не ответила.
      – Марк бы не позволил тебе прийти. Отношения между нами сейчас очень натянутые. Хочешь, скажу, почему ты сюда ходишь? Потому что я больше подхожу тебе, чем Марк. И здесь ты дышишь свободнее. Тебя ничто не ограничивает, ничто не заставляет вести себя как надо. Нет флотской дисциплины. Тебя не заставляют вытягиваться в струнку, когда мимо проходит начальство. Зачем себя обманывать и притворяться? Признайся, дорогая.
      Все остальные уже разошлись, кроме Макдональдов. Меня удивила страсть в голосе Терри; в ней не было никакого притворства.
      – Ведь ты обманщица, милая. Ты что-то скрываешь и выдаешь себя не за ту, кто ты есть. Но что ты скрываешь, меня не интересует, я не стану докапываться, даже если бы мог. Зачем? Меня не волнует, кем ты была и что ты делала. Хоть отрави своего первого мужа, мне-то что? Так даже интереснее. Заруби это себе на носу.
      Он рывком притянул меня к себе прежде, чем я успела его остановить; но я бы могла помешать ему поцеловать меня, если бы захотела. А я позволила. Я восприняла это, пожалуй, как проценты, которые нужно заранее выплатить за мой долг. Но если честно, мне хотелось проверить, не изменилась ли я хоть немного за это время. В последние несколько месяцев со мной столько всего произошло, что я с любопытством ждала, не появилось ли чего-нибудь нового в моих чувствах к Терри. И вообще к мужчинам.
      Нет, ничего не изменилось. Я отодвинулась.
      Теперь Терри улыбался.
      – Не приходи сюда больше, если не хочешь; но и не обходи стороной только потому, что Марк не разрешает. Пойми, нет ничего правильного или неправильного, плохого или хорошего; есть только жизнь. Ты живая. Именно это мне в тебе и нравится.
 
      Вернувшись к Роумэну, я старалась играть с ним честно. Ведь я зависела от доброго отношения Марка. Пришлось насиловать себя. Ведь Роумэн непременно даст знать Марку, если я не пойду ему навстречу. Я словно снова стала школьницей, которая, получив замечание за плохое поведение, не может позволить себе ещё раз проштрафиться, пока все не забудется.
      Поэтому у нас с Роумэном выдался настоящий медовый месяц, и две недели я стремилась ему угодить, а он не пытался узнать слишком много. Я зашла так далеко, что рассказала ему, как однажды стянула деньги и мучилась, что не могла их вернуть, но это, по всей видимости, его мало волновало и не очень впечатляло.
      Но постепенно я разговорилась, хотя он и не слишком нажимал. Многие вещи стали вдруг всплывать не только в моих рассказах, но и в моей памяти.