Небольшая бревенчатая рыбацкая хижина притулилась у самой воды, поверх прибрежных камней протянулись легкие мостки. В надвигающихся сумерках хижины почти не было видно.
– Домик принадлежит Энтони? – сухо спросил Джесс. Судя по всему, он колебался.
– Нет, его отцу, – отозвалась Кирнан. Ведь он сам признался, что не знает, куда ехать, и она щедро предложила ему это место.
Джесс пришпорил коня. У хижины он спешился и протянул руки, чтобы помочь девушке. Ей хотелось подольше задержаться в его объятиях, но мужчина тут же отпустил ее и направился к хижине. Почти у самого порога журчала река. Поставив ногу на камень, Джесс задумчиво всмотрелся вдаль.
Кирнан молча обошла Джесса и очутилась в домике. Каждый год его приходилось отстраивать заново – он находился в низине, и весной воды вышедшей из берегов реки заливали его. Вот почему в нем все было предельно скромно: камин, кофейник, сковородка с длинной ручкой – жарить рыбу в случае удачной рыбалки, – грубо сколоченный стол, четыре стула, а в дальнем углу – складная кровать. И некое подобие бара, точнее, полочка, где хранились виски, стаканы и табак.
Кирнан вспомнила, что в последний раз была здесь с Энтони в конце лета. Когда над рекой разлились приятные сумерки и мужчины затеяли горячий спор о политике, младший Миллер повел ее на реку, чтобы научить ловить рыбу.
Как давно это было! А ведь прошло всего несколько месяцев. Очевидно, она сама была другой…
Подвинув стул к полочке, Кирнан взобралась наверх и принялась шарить в поисках выпивки. Джесс наверняка не откажется, когда войдет в хижину.
И не успела она глазом моргнуть, как дверь распахнулась.
На пороге стоял Джесс. Его темная фигура, низко надвинутая на лоб фуражка и форменная накидка на плечах четким контуром вырисовывались в дверном проеме, освещенном угасающим отсветом заката.
Таинственный сумрачный свет и немолчный говор воды, струившейся на перекатах, заставили Кирнан еще сильнее почувствовать беспокойное состояние Джесса, бурю, клокотавшую у него в груди. Никогда раньше она не видела его таким.
Девушка нервно вытерла руки о юбку и уставилась на Камерона. Жар его страстного желания передался и ей. Во рту у нее пересохло, сердце в груди отчаянно забилось. Казалось, кровь вскипает в ее жилах.
Джессу нужна не выпивка, поняла Кирнан.
Джессу нужна она сама.
Глава 6
Он со стуком захлопнул дверь и рванулся к ней, в один миг преодолев расстояние до стула. Кирнан молча сверлила его глазами. Сейчас, сейчас он начнет говорить, а она будет слушать, и, может быть, боль, терзающая ее душу, утихнет. Ну же, пусть слова польются потоком!..
Но слова не полились. Джесс просто протянул руки и обнял ее за талию. Буря – страсть и жар объятия – была столь сильна, что Кирнан инстинктивно тоже обвила руками его шею и на какое-то мгновение застыла. Он прильнул к ее груди, а она словно старалась успокоить его мятущуюся душу.
Впрочем, Джесс не нуждался в жалости.
Он приподнял голову и легко снял Кирнан со стула. Она медленно скользнула вниз, испытав восхитительное ощущение его тела, памятное еще с того вечера на скале.
Камерон весь был как натянутая струна. Девушка чувствовала и железную мускулатуру его груди, и крепость бедер. И требовательную силу того, что таили в себе чресла…
Он жадно припал к ней поцелуем, в котором не было и намека на очередное совращение пресыщенного жизнью мужчины, – его рот мгновенно и властно завладел ее губами. Он и не подумал осторожничать – напротив, его язык, словно миниатюрный кинжал, проник в ее рот, требуя всей его сладости и упиваясь ею.
Джесс все еще не разжимал объятий, и Кирнан чувствовала в них волшебство и пламя страсти, восторг и бурю наслаждения – все, на что откликалось ее тело.
Наконец он оторвался от нее и взглянул ей прямо в глаза. Тени, отбрасываемые заходящим солнцем, придавали интерьеру романтический вид. Кирнан затаила дыхание, не в силах пошевелиться. Они словно заново переживали то неземное упоение, которое только что испытали в своем неистовом объятии. Девушка с замиранием сердца ждала – еще миг, и перед ней приоткроется завеса над чем-то неизведанным, сулившим такое неземное наслаждение, о котором она могла только догадываться.
Впрочем, и прежде в объятиях Джесса она ощущала такой же восторг, но это было лишь прелюдией к тому, что происходило сегодня.
Он опять стал целовать Кирнан.
Закрыв глаза, она обвила его шею руками, вся отдавшись очередному поцелую и отвечая на него с таким жаром, что губы ее горели как в огне.
Несмотря на свою неискушенность, она быстро поняла, что от нее требуется. Врожденная чувственность, до поры до времени дремавшая в ней, вырвалась наружу, причем произошло это в заброшенной хижине у реки поздним вечером того дня, начало которого было отмечено кровью – кровью столь же густого малинового цвета, что и солнце, опускавшееся сейчас за горизонт.
Они снова и снова льнули друг к другу в неистовых, жадных, бесстыдных поцелуях, поцелуях, от которых, казалось, плавятся не только сами губы, но и тела, а любое мимолетное прикосновение мгновенно рождало жар неудовлетворенного желания, немедленно требовавшего выхода.
Кирнан прекрасно понимала, на что идет. Понимала уже тогда, когда губы Джесса, оторвавшись от ее губ, слегка коснулись пухлых щечек и заскользили вниз, к стройной шее, где, выдавая ее волнение, отчаянно билась тоненькая жилка.
Резко сбросив на пол ее плащ, Джесс снова жадно припал к изумительной девичьей шее.
А что выделывал его язык!..
Кирнан, казалось, вот-вот лишится чувств. Она вздрагивала от каждого прикосновения и совсем перестала соображать, что с ней происходит. Она вся пылала от сладостного натиска мужчины и отдалась доселе не изведанному чувству, не замечая, что Джесс уже нащупал на спине крючки и пуговицы ее платья. И вот оно спустилось до талии…
Чуть заметным касанием рук он скинул бретельки рубашки и тут же припал губами к мраморному плечу девушки. Губы переместились ниже, туда, где тонкий шелк обрисовывал волнующие холмики. Он ласкал нежную кожу прямо сквозь ткань, и вскоре соски затвердели от его неистовых ласк.
Неземной восторг не познанных доселе ощущений пронизал Кирнан, подобно сладостной молнии, порождая все новые и новые желания во всем ее теле. Словно жаркие лучи летнего солнца опалили ее грудь, живот и… самые сокровенные местечки между бедер.
– О, Джесс!..
Кирнан впервые прошептала его имя не протестуя, а изнывая от восторга. В следующее мгновение она почувствовала, как Джесс подхватил ее на руки и, прижав к грубой ткани своей армейской накидки, понес к кровати.
Пусть на складной убогой кровати, заправленной тонким шерстяным одеялом, лежала пыль, пусть в помещении было прохладно – все это теперь не имело никакого значения. Кирнан, как и все ее сверстницы, конечно, не раз с замиранием сердца представляла себе, как все произойдет, и, естественно, рисовала в воображении романтическую картину: цветистые любовные фразы, мерцание свечей, аромат душистых роз…
И вдруг теперь, когда этот первый раз настал, весь романтический антураж разом утратил свой смысл.
Не играло никакой роли и то, что над ними не было произнесено благословение Божье, которое сделало бы их мужем и женой.
Главное – рядом с ней был Джесс, которому она бесконечно доверяла и которого страстно жаждала. Возможно, в том и заключалось неповторимое очарование этого неожиданного любовного свидания, бросившего их в объятия друг друга здесь, в заброшенной хижине на берегу неумолчной реки.
Однако пыль Джесс заметил. Опустив Кирнан на пол, он снял накидку и расстелил ее поверх одеяла атласной подкладкой наружу. Затем повернулся к Кирнан и на мгновение замер, выдав тем самым свое волнение, и чуть дрожащими пальцами откинул волосы с ее плеч. Еще мгновение Джесс стоял, зарывшись в ее волосы лицом, словно хотел собраться с духом, а в следующий миг Кирнан уже вновь очутилась в его объятиях и отдалась неистовому напору его поцелуев в предвкушении сладостных, таинственных и восхитительных ощущений, которые они сулили.
Джесс снова занялся ее платьем, и вот оно с легким шуршанием скользнуло на пол. Теперь Кирнан предстала перед любимым в одном корсете, тоненькой рубашке, нижней юбке и панталончиках.
Сразу стало ясно, что он – умелый любовник. Несмотря на свое нетерпение и страсть, он легко справлялся со сложными застежками и шнуровками одежды, не забывая при этом ласкать, нежить и возбуждать девушку своими поцелуями. Губы Джесса ни на секунду не отрывались от тела Кирнан. Нижняя юбка упала вслед за платьем, соскользнула с плеч тонкая рубашка… Настала очередь корсета – Джесс отбросил его так же решительно.
Теперь плечи и грудь Кирнан были полностью открыты его взору.
Джесс даже отступил на шаг, а потом на мгновение замер. В сгустившихся сумерках глаза Камерона, казалось, излучали огонь, огонь страсти, жаждущей утоления и рождающей ответную страсть. Кирнан считала, что ее взгляд выражает такую же страсть, но так это или нет, она понять не успела, потому что в следующее же мгновение, не успев опомниться, снова очутилась в объятиях Джесса.
Слова, которых она ждала с самого начала, теперь полились нескончаемым потоком. О, какие это были слова – не просто звуки; они, словно обретая материальность, касались, обжигали ее так же неистово, как прежде губы. Исполненные поэтичности и восторга, слова эти позволили Кирнан ощутить, как она прекрасна, нежна, удивительна…
И как он жаждет ее.
Подхватив Кирнан на руки, Джесс страстно и вместе с тем нежно опустил ее на атлас накидки. Его жадные пальцы и дерзкий язык исполняли безумный танец на ее груди, возбуждая и рождая ответный огонь. Там, где прикасались губы и язык Джесса, нежная плоть мгновенно загоралась, меняя свой нежный сливочный цвет на бесстыдно-пламенеющий алый.
Еще минуту назад девушке хотелось, чтобы поцелуи Камерона стали более страстными. И теперь, когда они сделались такими горячими, что у нее горела кожа, ей показалось, что она теряет рассудок. Одно лишь неистовое и пока не утоленное желание владело ею. Повинуясь властному движению рук Джесса, Кирнан выгнулась ему навстречу и почувствовала, что он развязывает шнурок ее панталон. Краска стыда, нежно-розовая в полумраке хижины, мгновенно залила щеки девушки. И тут до нее донесся неповторимый хрипловатый смех Джесса, а еще через секунду его губы нежно коснулись ее рта, а произнесенные шепотом слова помогли преодолеть смущение.
Как долго он этого ждал! Как давно хотел ее! В глубине Души Джесс никогда не сомневался, что в один прекрасный момент она будет принадлежать ему. Так предначертано самой судьбой и потому столь же неотвратимо, как весеннее половодье, летние грозы, зимняя стужа…
С панталонами было покончено, и они упали рядом, туда же, где валялись туфли Кирнан.
Теперь надо снять чулки. Кирнан даже в голову не приходило, что эта нехитрая операция таит в себе столько сладострастия. Легкие, как дуновение ветра, прикосновения Джесса вновь заставили девушку затрепетать, на сей раз оттого, что его пальцы пробежались по ее точеным ножкам и, конечно же, по бедрам, средоточию самых сокровенных желаний.
Широкие плечи Джесса в вечернем полумраке отливали бронзой. Мерно вздымалась могучая грудь, покрытая густыми волосами. Весь он, поджарый и мускулистый, напоминал сейчас натянутую струну: плоский живот, узкие бедра…
И эта темная курчавость паха, таинственная и страстная…
Джесс лишь на мгновение предстал перед Кирнан нагим и уже в следующую минуту навалился на нее сверху. У нее захватило дух от не испытанного доселе ощущения, когда ее коснулась его тугая плоть, твердая, как сталь, и горячая, как все тело, горевшее от поцелуев. Губы Джесса, как всегда, слегка кривились в усмешке, однако чувствовалось его внутреннее напряжение. Он испытующе взглянул на Кирнан, и ей стало ясно – одно ее слово, и он обуздает свою безумную страсть.
Солнце тем временем скрылось за горизонтом, и хижина погрузилась во мрак. Никаких теней, еще недавно плясавших по комнате, ничего, одни лишь багряные отсветы на их телах – таинственные отблески вечерней зари.
А теперь темно-красные, словно кровь…
Ей вдруг стало страшно, и она, вздрогнув, еще теснее прижалась к Камерону.
– Джесс… – шепотом произнесла она его имя.
– Что я наделал, – сокрушенно проговорил он. – Нельзя было увозить тебя вот так, тайком, нельзя было вообще прикасаться к тебе. Теперь твой отец имеет полное право пристрелить меня…
Кирнан заморгала, и кроваво-красный кошмар исчез. Все ее тело, да и душа горели, как в огне. Ей захотелось прикоснуться к Джессу, осторожно провести рукой по мускулистым плечам и упругому своду живота, прижаться губами к груди. Но больше всего ей хотелось утолить ту страсть, что, казалось, снедает ее изнутри. Словно какая-то пустота жаждала своего наполнения.
Высвободив руку, девушка коснулась щеки Джесса, и у нее невольно вырвалось:
– Я люблю тебя, Джесс…
С его губ сорвалось какое-то невнятное восклицание, и вот она уже снова в его объятиях. Поцелуи Джесса становились все горячее и настойчивее. Вот он, как безумный, жадно набросился на ее грудь…
По телу Кирнан вновь разлился сладостный огонь, она отвечала столь же жадно, приподнимаясь и вертясь, чтобы прижаться губами к его плечам, шее, груди. Вдохновленная невесть откуда взявшейся мудростью, она инстинктивно провела язычком по его маленьким твердым соскам.
Мгновенно взвившись, как натянутая струна, Джесс навалился на нее сверху всей своей тяжестью, коленом раздвинул ее ноги и тут же скользнул рукой в сокровенную впадину. Его пальцы ласкали и одновременно, словно изучая, устремлялись внутрь – туда, где, как представлялось Кирнан, лежал источник неумолимого жара, что терзал ее, ища выхода.
Неожиданно устыдившись, девушка протестующе вскрикнула и попыталась высвободиться, но Джесс еще крепче обнял ее, лаская все так же страстно и вызывая все новые приливы возбуждения.
О, какая сладостная мука!..
Буря чувств бушевала в душе Кирнан, и она извивалась как змея, отдаваясь умелым рукам Джесса. Искра, высеченная первым его прикосновением, разгорелась в настоящее пламя, и она теперь сгорала в этом огне, мучаясь и наслаждаясь одновременно.
Джесс придвинулся ближе. Даря Кирнан новые наслаждения, он требовал в ответ того же, хотя казалось, больше уже невозможно. Теперь в сокровенную глубину ее лона, где еще недавно властвовали его руки, передвинулись губы.
«Я не должна допускать такое», – убеждала себя Кирнан, чувствуя, как горячая волна румянца заливает ее щеки. Она попыталась прошептать его имя, но слова не шли с языка.
Нет, она не станет сопротивляться – слишком уж обострены ее чувства, слишком силен огонь страсти!..
Джесс совсем осмелел, и теперь уже не горячие и влажные губы, а дерзкий язык плясал там, у нежного изножья ее невинной плоти. Ничто на свете не могло бы вызвать такого изысканного, поистине неземного наслаждения. Кирнан, задыхаясь, попыталась подняться, но ласковые и вместе с тем решительные руки Джесса буквально пригвоздили ее к кровати.
Сладостный восторг был так силен, что стал почти болью. Казалось, Кирнан вот-вот лишится чувств: голова у нее кружилась, сознание буквально плавилось. Боже, еще миг, и она взорвется.
Джесс овладел ею как раз в тот момент, когда она так отчаянно хотела избавиться от внутренней пустоты, терзающей ее тело. Острая боль пронизала девушку. Она вскрикнула, дернулась и впилась ногтями в надежную спину любимого.
Боль тут же отступила.
Покрывая тело Кирнан страстными и нежными поцелуями Джесс, впрочем, и не думал останавливаться. Бархатный клинок словно разрезал ее надвое с таким неистовством, что Кирнан испугалась – а сможет ли она перенести это дерзкое вторжение?
Но прикосновения и ласки любимого вкупе с милыми глупостями и осторожными движениями помогли девушке преодолеть испуг. Она вновь воспламенилась, страстное желание и предвкушение неземного наслаждения пересилили.
Джесс снова двинулся вперед, осторожно и неторопливо. Боясь обидеть его своей сдержанностью, Кирнан не сопротивлялась, хотя опять почувствовала боль.
И вдруг в какой-то момент инстинктивно подалась ему навстречу. Теперь ей хотелось только одного – ощутить Джесса у себя внутри. О, каким огромным было это желание! Кирнан казалось, что ее захлестнуло с головой и она вот-вот задохнется. Но Джесс не спешил, и Кирнан, перестав бояться, неожиданно для себя выгнулась под ним, приглашая проникнуть в глубину своего грота.
Объятия Джесса сменились железной хваткой, он больше был не в силах сдерживаться и теперь стал двигаться резко и ритмично, приглашая и ее присоединиться. Кирнан потеряла представление о том, что с ней происходит. Откуда-то издалека доносился приглушенный рокот реки, бившейся о камни, но он лишь усиливал ее смятение. Ее желание и страсть как будто были удовлетворены, но она жаждала чего-то большего, и эта жажда была сродни боли, но боли сладостной, восторженной, неземной. Она, казалось, достигла самого пика наслаждения и, если Джесс сейчас же не оставит ее, наверное, умрет, исчезнет, испарится…
Однако, он не останавливался, и Кирнан вдруг почувствовала, что и в самом деле умирает, исчезает, испаряется. Все вокруг озарилось дрожащим светом, вместе с тысячами звезд на нее вдруг обрушились солнечные лучи. Она закрыла глаза, и мир исчез, а когда вновь их открыла, с высоты все так же неудержимым каскадом низвергались звезды. По всему телу разливалось приятное тепло – сладкий нектар, заставивший Кирнан содрогаться от неизведанного наслаждения.
В тот же миг Джесс, напрягшись, резким толчком проник еще глубже, и какая-то горячая волна затопила ее лоно. К изумлению Кирнан, эта влага вызвала новый прилив восторга, экстатический порыв страстного волшебства.
На мгновение он, обмякнув, навалился на нее всей тяжестью и тут же перекатился на бок. Нежно обнял Кирнан, привлек ее к себе. Зарывшись в густые волосы на его широкой груди, она закрыла глаза, снова мысленно отдаваясь только что пережитому. Никогда прежде она не чувствовала такой усталости.
И такого наслаждения!
Джесс молча играл ее волосами. Кирнан тоже не издавала ни звука. Отдаваясь недавно той восхитительной гармонии единства тел, сейчас, когда этот момент уже был в прошлом, она словно стыдилась чего-то. Холод ночи затопил крошечную хижину, тьма сменила романтический вечерний сумрак, и Кирнан вдруг отчетливо осознала всю глубину своего падения. Отец наверняка будет шокирован, да что там отец – любой человек их круга, будь то мужчина или женщина, был бы шокирован, узнав о том, что произошло.
В сущности, с Энтони она даже толком не целовалась.
И уж конечно, Энтони и в голову бы не пришло заняться-с ней любовью так, как это только что делал Джесс. Такое поведение джентльмену не подобает. Пожалуй, выйдя замуж за Энтони, она никогда не испытает наслаждения, которое мгновение назад познала с Джессом.
Нет, она не ошиблась, пойдя на такой шаг! Ведь она любит Джесса – сама только что в этом призналась. И если бы она вдруг его отвергла, он не стал бы настаивать. Все произошло; с ее, Кирнан, согласия, и она прекрасно понимала это.
Девушка вздрогнула, остро ощутив ночную прохладу.
– Замерзла? – спросил Джесс.
– Ужасно! – прошептала Кирнан.
Притянув девушку к себе, он быстро поцеловал ее в лоб, а; потом спрыгнул на пол. Ничуть не смущаясь своей наготы, Джесс подошел к камину и присел на корточки.
– Смотри-ка, тут даже хворост есть! – пробормотал он удивленно.
Пошарив в карманах форменных брюк, Камерон извлек спички, и через несколько минут в камине уже трещал веселый огонь. Кирнан тем не менее поспешно завернулась в форменную кавалерийскую накидку, еще недавно служившую им простыней. Может быть, она и не стыдилась содеянного, но вот чувствовать себя вольготно в присутствии Джесса, будучи не одетой, было выше ее сил, хотя сам он, похоже, не обращал внимания на такие мелочи. Девушка села и, немного нервничая, в упор посмотрела на него.
Джесс улыбнулся, озорно сверкнув глазами из-под спутанных черных как смоль волос. Сейчас он казался мальчишкой, совсем не похожим на того охваченного страстью мужчину, который только что так неистово обладал ею. В улыбке, как всегда лукавой, светилась необычная нежность.
– Помнится, ты искала виски в тот момент, когда мы сюда приехали. Хочешь выпить?
– Да, – поспешно ответила Кирнан и тут же поправилась: – Вернее, нет, не хочу. Мне не стоит пить виски. Леди не должны…
Она запнулась и, взглянув на Джесса, жалобно проговорила:
– О, Джесс, но леди никогда не решатся и на то, что я только что натворила, правда? Никогда…
Он нашел стакан, тщательно протер его и плеснул туда немного виски. Сделав большой глоток, он подошел к кровати и сел рядом с Кирнан. Притянув ее к себе, он на мгновение прижался щекой к ее лбу и сказал:
– Только самые лучшие на свете леди могут любить так страстно и так самозабвенно.
Он протянул ей стакан. Кирнан отпила, закашлялась и чуть не поперхнулась. Камерон с улыбкой похлопал ее по спине.
– Пожалуйста, не смейся надо мной! – взмолилась девушка.
– Я и не смеюсь. Как ты не понимаешь, милая, сегодня был самый лучший и неповторимый день во всей моей жизни! Я всегда буду благодарен тебе за него…
Похоже, он не притворялся, но Кирнан вдруг смутилась и уставилась на свои руки. По сравнению с руками любимого – огромными, загорелыми, чуть загрубевшими от постоянной езды верхом, но с пальцами длинными, изящными, как нельзя лучше подходящими для работы медика, – ее собственные были белыми, как алебастр, и очень маленькими.
Пальцы любовников переплелись.
– Мы с тобой как будто всю жизнь ждали этого, – проговорил Камерон.
– Но я вроде бы помолвлена с другим, – слабым голосом напомнила ему Кирнан.
– Ах да, бедняжка Энтони, – хмыкнул Джесс, и тон его ей не понравился.
Он встал, надел форменные брюки с желтыми лампасами и отошел к камину. Пошевелил хворост, отчего пламя разгорелось с новой силой, да так и остался стоять, уставившись на_ огонь. Теперь, когда он отвернулся, Кирнан рискнула взглянуть на него. Пламя камина отбрасывало золотые и оранжевые языки на его крепкий торс. Джесс, безусловно, был красив – настоящий мужчина, немного грубоватый, правда, но вместе с тем чрезвычайно привлекательный. Только что он обнимал ее своими сильными руками, прижимал к груди и дарил такую восхитительную любовь. При всей своей неискушенности Кирнан понимала, что делила ложе с мужчиной, знавшим в этом толк, владеющим волшебством истинного чувства. И если Джесс исчезнет из ее жизни, она, возможно, никогда больше не испытает ничего подобного.
В глубине души она всегда чувствовала, что счастлива будет только с Джессом. И ни с кем иным. Никогда…
– Нет никаких причин оскорблять Энтони, – упрекнула она Джесса, плотнее запахивая накидку, словно укрываясь неким щитом респектабельности.
– Разумеется, – тут же отозвался он. – Нет никаких причин оскорблять Энтони.
– Джесс, я не видела тебя почти целый год, и вдруг…
– И вдруг я снова появился в твоей жизни, – закончил он тихо и задумчиво.
– Когда ты сегодня приехал… – начала было Кирнан, но Джесс не дал ей договорить, а, стремительно бросившись к кровати, опустился на одно колено и взял девушку за руку.
– Да, я налетел, как ураган, закружил и увлек за собой. И ты со мной поехала! – победно выкрикнул он.
Кирнан улыбнулась.
– Да, поехала, – кивнула она.
Высвободив одну руку, она нежно откинула волосы, упавшие ему на лоб. К чему сейчас говорить об Энтони? Ведь любые слова могут разрушить очарование их невероятной близости с Джессом. А вдруг волшебство исчезнет?!
Сегодня в этой хижине будут только они двое – она и любимый.
Энтони, несомненно, остался в прошлом. При всем своем упрямстве, безрассудстве и даже необузданности Джесс – человек глубоко порядочный. После того, что случилось, он, разумеется, женится на ней. В будущем. Первым делом надо мягко и деликатно устранить Энтони. И еще отец… С ним, пожалуй, будет посложнее. Он крайне удивится, что она так сблизилась с мужчиной, фактически будучи невестой другого. Ну ничего! Она сумеет его убедить – если подойдет к делу дипломатично.
Только сейчас не время и не место для любой дипломатии. Незачем портить воспоминания прошлой ночи.
– Джесс, что с тобой? Ты расстроен?
– Я не вправе был так поступать. В самом деле, не вправе.
– Но что все-таки произошло?
Он пожал плечами и, опустившись на кровать, обнял Кирнан.
– Ты считаешь, ничего такого?
– Джон Браун в тюрьме. Все кончено!
– Нет, не кончено. Ну как тебе объяснить? Теперь жизнь уже никогда не будет такой, как раньше.
– Я тебя не понимаю.
– Ты видела только то, что происходило в Харперс-Ферри. – Джесс встал и, снова подойдя к камину, невидящим взглядом уставился на пламя. – Кирнан, на Западе я видел страшные вещи. Индейцы творили бесчинства по отношению к белым, причем Многому, надо признать, они у белых же и научились. И сегодня здесь, в Харперс-Ферри, я тоже столкнулся с этой бессмысленной жестокостью. Людей не просто убивали, Кирнан, – над ними глумились и издевались, бессмысленно и страшно!
Она и понимала и не понимала его. Наблюдая за событиями в Харперс-Ферри, девушка тоже воспринимала их неоднозначно – на ее взгляд, многих инцидентов можно было бы избежать, – но Джесс, похоже, переживал происходящее гораздо глубже. Создавалось впечатление, беспорядки в городе затронули в его сердце какую-то чувствительную струну, ей неведомую, или вызвали некие неприятные воспоминания.
– Джесс, не забывай, что Джон Браун напал первым. Он застрелил мэра, самого милого и безобидного на свете человека. Горожане вынуждены были принять ответные меры!
– Да, но эти меры зачастую принимали слишком ужасающую форму, – тихо проговорил Джесс.
– Ты меня пугаешь, я не понимаю, о чем ты?
– Боюсь, что ты никогда меня не поймешь…
– Так объясни же, наконец, что ты имеешь в виду! – взорвалась Кирнан.
Но Камерон только покачал головой:
– Я сам себя не понимаю, Кирнан.
И вдруг ее осенило. Она выпрямилась, не обращая внимания на то, что накидка упала и теперь она стоит перед Джессом в чем мать родила.
– Джон Браун – фанатик! – отчетливо выговаривая слова, бросила девушка в лицо Джессу. – Такой же, как Линкольн. Если он победит на выборах, страна расколется – расколется пополам.
– Ты не можешь этого знать, Кирнан.
– Нет, могу! И знаю. Тут намешано много всего – и стремление к свободе, и экономика. Но главное то, что у них одна жизнь, а у нас – другая!
– Не за свое дело ты берешься, Кирнан.
Девушка вдруг похолодела от ужаса. Казалось бы, только что она владела всем на свете: Джесс был рядом. Они провели чудесную ночь любви. Конечно, не следовало бы так торопиться, но она всегда была выше условностей, ну а Камерон тем более. Любовь оказалась настоящей волшебной сказкой, и теперь перед Кирнан открывалось блестящее будущее, такое же прекрасное и сверкающее, как звезды, всякий раз представавшие перед ее мысленным взором, когда Джесс ласкал ее.
И вдруг оказалось, что это самое будущее коварно ускользает прочь, словно она, набрав воду в ладони, пытается удержать ее, но, разжав пальцы, обнаруживает, что там ничего нет. Вода вытекла…
– Джесс, ты же виргинец!
Он обернулся:
– Нельзя отделять Виргинию от остальных штатов. Тебе это не под силу, Кирнан.
Она отвернулась, пытаясь скрыть навернувшиеся на глаза слезы, и поспешно принялась подбирать валявшуюся на полу одежду.
Черт, корсет она одна надеть не сможет. Обращаться за помощью к Джессу? Ну уж нет!
Внезапно он вырос у нее за спиной.
– Не прикасайся ко мне! – гневно выкрикнула девушка.
– По – моему, просьба слишком запоздалая, – пробормотал Джесс, улыбаясь.
– Уйди!
Она рванулась, пытаясь высвободиться, но он уже ухватился за шнурки. Кирнан снова рванулась, но Камерон уже невозмутимо шнуровал корсет, и она чуть не упала.
– Стой спокойно!
Едва корсет обрел свое законное место, как девушка высвободилась и торопливо напялила на себя одежду. Она чувствовала на себе взгляд Джесса, но даже не подумала поднять глаз.
– Я ухожу, Джесс! – наконец выпалила она.
– Придется тебе подождать меня.
– Доберусь и сама!
– Нет, я тебя отвезу.
– Джесс!..
– Ты приехала со мной, значит, со мной и уедешь.
Джесс неторопливо поднял с пола рубашку и встретился взглядом с Кирнан. Глаза ее, яростно сверкая, метали молнии.
Как он может подвергать сомнению право южных штатов на отделение? Как может выступать против собственного образа жизни, против того, что дорого его брату и ее отцу?
Кирнан попыталась уверить себя, что теперь это не имеет значения. Не должно иметь.
Но ведь имело же! Она словно попала в некий водоворот, и вода теперь безжалостно тащит ее по острым камням. Слухи о возможной войне уже давно носятся по округе.
Но если война и в самом деле разразится, неужели Джесс окажется в стане противников?..
Тем временем Джесс заправил в брюки рубашку и потянулся к сапогам.
На губах его играла обычная ухмылка. Лихо сдвинув фуражку на лоб, он подхватил с кровати свою накидку.
Ту самую, на которой они провели ночь.
Кирнан резко обернулась и направилась было к двери, но Джесс схватил ее за руку.
– Кажется, ты сказала, что любишь меня.
– Я не могу любить предателя!
– Я не предатель!
– Ты не на той стороне.
– О чем, черт побери, ты толкуешь?
– Тогда поклянись! – торопливо заговорила Кирнан. – Поклянись, что будешь на правильной стороне…