Глава 17

Битва была страшная. Рианнон никогда прежде не видела такого средоточия смерти и крови. Поэтому не приходилось удивляться тому, что ночью у нее вновь возникли видения…

Раненые стали поступать спустя полчаса после начала сражения. В дальнейшем их поток только увеличивался. Полевой госпиталь располагался восточнее передовой, и Рианнон жадно ловила все известия с поля боя. Силы северян были окружены мятежниками в районе Дэвилз-Дэн. На другом участке битвы полковник Джошуа Чемберлен предпринял смелую контратаку против превосходящих сил противника, там мятежники дрогнули и откатились.

Сражение закончилось очень поздно. Атака конфедератов в районе Семетери-Хилл началась уже под вечер, а закончилась около десяти часов. Но и после этого еще долго слышались ружейная пальба и взрывы. Наконец все смолкло. Враги остались на прежних позициях.

В операционную между тем продолжали доставлять раненых, которые, захлебываясь, рассказывали о перипетиях великой битвы. Именно там Рианнон и услышала рассказ об одном враче-мятежнике, который под пулями собирал раненых с какого-то холма, причем грузил в повозки как своих, так и чужих.

А ночью ей приснился сон.

Сон…

Она знала, что всего этого нет на самом деле, знала, что спит. И все же ей было страшно. Сражение стояло у нее перед глазами как наяву, она вдыхала тяжелый от пороховой гари воздух, до ушей доносились истошные крики, то и дело вырывавшиеся из общей какофонии звуков. Ей все виделось настолько отчетливо, словно она стояла на возвышающемся над полем холме. Ветер разметал волосы, а перед глазами разворачивалась жуткая человеческая бойня.

Когда-то здесь шуршала кукуруза без конца и края. Налитые початки мерно колыхались под легким ветерком, весело кланяясь летнему солнцу. Сейчас это место стало неузнаваемым. Кукурузу вырубили, содрали по живому до голой земли, как до мяса. Вместо золотистых раскачивающихся волн повсюду зияли черные дыры, между которыми по небу плыли почти столь же черные низкие облака, пропитанные вонючим пороховым дымом. Воздух вокруг вспыхивал от пушечных взрывов и ружейных выстрелов, все кровоточило и надрывалось от боли и страданий. Братья, отцы и дети, близкие друзья и добрые соседи, поклонявшиеся одному Богу и говорившие на одном языке, без всякой жалости рвали друг друга на части, убивали, уничтожали. Синие и серые мундиры стали одного цвета — грязи и смерти. Погибшие и раненые валялись вперемешку, и уже нельзя было понять, кто из них кто.

От негодования в груди у нее клокотало. Ей хотелось топнуть ногой и крикнуть так, чтобы все услышали и обернулись, чтобы перестали сеять смерть вокруг себя. Но она не могла произнести ни звука. Ей дано было только смотреть на весь этот ужас и переживать его вновь и вновь.

В стороне пролегала неровная сельская дорога, по которой двигалась цепочка солдат. Дорога вела к пологой возвышенности с венчающей ее маленькой церковкой. Солдаты бежали туда, чтобы превратить ее в опорный пункт своей обороны. Вел их молодой капитан, его светлые волосы пропитались дымом и гарью. Он что-то крикнул, и до нее донесся его зычный голос. Махнув подчиненным рукой, чтобы не отставали, он первым вступил на открытый холм. Вокруг свистели пули, но это не могло его остановить. Его люди долго прятались за каменной оградой фермы, но наконец откликнулись на призыв командира и присоединились к нему. Капитан стоял, повернувшись к ней спиной, его силуэт то и дело закрывали клубы дыма, и она никак не могла разглядеть его лицо. Но ей и не нужно было. Она и так знала каждую его черточку…

Капитан обернулся. Один из его солдат корчился на земле, сраженный пулей или взрывом. Она знала, что будет дальше. Ей не хотелось этого видеть, но она ничего не могла поделать. Капитан что-то крикнул остальным, укрывшимся за церковью, а сам бросился назад к раненому. Опять под пули…

Она вновь прокляла себя за немоту. Ей отчаянно хотелось остановить его, предостеречь. И опять она не смогла выдавить из себя ни звука, но ей показалось, что на какое-то мгновение он заколебался, словно натолкнулся на невидимую преграду, словно услышал ее зов своим сердцем. Но нет. Даже если бы случилось чудо и он действительно ее услышал, она все равно не смогла бы удержать его. Он не мог бросить раненого солдата одного на поле боя, ибо после этого ему не было бы места на земле.

Низко пригибаясь, зигзагами он стал возвращаться по открытому пространству к тому месту, где лежал его подчиненный. Тот уже затих и не подавал признаков жизни, но капитан не сбавлял шага. Он был все ближе и ближе к своему солдату… И тут она увидела, как его настигла пуля. Точнее, поняла это по тому, как внезапно он остановился. Стреляли в спину, и пуля попала в шею у самого основания черепа. Ранение было смертельным.

На одно неуловимое мгновение время для него остановилось, и перед глазами пролетела вся жизнь. На лице отразилось сожаление. Губы его шевельнулись, он беззвучно произнес ее имя. Прежде чем глаза затуманились, он успел увидеть темное небо и малиновое заходящее солнце. Горизонт стал пропадать, тела павших слились с черной землей, яркие краски в последний раз сверкнули перед ним и погасли. Он упал лицом вперед, и вокруг него сомкнулась мгла…

Она зажмурилась, пытаясь проснуться. Этот сон отнимал слишком много сил, доставлял слишком много страданий. Хуже всего то, что он не отпускал ее, а являлся вновь и вновь. Она переживала его настолько остро, словно все это было взаправду. Почему? Почему кошмар не исчезает, ведь это все прошлое, прошлое, прошлое… Всего этого нет, как нет и его, Ричарда…

Перед глазами вспыхнула новая картина. Начался другой сон.

Она снова стояла на холме, но вокруг раскинулась другая местность, все изменилось, в том числе и люди, их было больше, они накатывались живыми волнами. Но суть осталась та же. Тот же тяжелый, пропитанный порохом и пылью воздух. Такое же поле, на котором кипело сражение. Те же страшные звуки взрывов и ружейных залпов, от которых закладывало уши. Те же истошные крики. Многоголосый вопль, разносившийся по всей округе. Только в нем уже не было боли, отчаяния и страха смерти, в нем слышались бездумная отвага, охотничий азарт, горделивое и агрессивное упрямство. Мятежники шли в атаку. Их дело умирало, но они не желали в это поверить.

Она увидела всадника. Взрывной волной его сбросило с лошади и отшвырнуло далеко в сторону. Приподнявшись на локтях, он ошалело огляделся по сторонам, помотал головой, затем поднялся на ноги, весь покрытый пылью. Покачиваясь из стороны в сторону, он побрел назад, призывая к себе своих людей. Вокруг было много раненых и убитых, и он лично проверял каждого. Этот офицер, так же как и Ричард, пытался уклоняться от сыпавшейся на него отовсюду земли, поднятой взрывами, пригибался и находился в постоянном движении. Не обращая внимания на непрерывный свист пуль, он быстро перемещался от одного раненого к другому и умело руководил действиями своих подчиненных. Одному солдату он наложил на руку жгут, другого приказал немедленно унести с поля боя, третьему закрыл глаза… Господи, вокруг было столько растерзанных человеческих тел!

Атака ушла вперед, но работы по-прежнему хватало. Врач и санитары работали под пулями. До их слуха доносились страшные звуки рукопашной схватки — те из мятежников, кто сумел выйти живым из-под лавины огня, добежали до вражеских позиций, и теперь оттуда слышались крики, одиночные выстрелы и металлический звон сталкивающихся в воздухе сабель.

А тем временем врача постигла та же участь, что и Ричарда.

И она снова увидела это. Все произошло почти так же. Пуля попала сзади в голову, человек дернулся и замер как вкопанный. Она встретила его взгляд. Он был врачом и сразу понял, что ранение смертельно. А потом стал падать на землю лицом вперед…

Очнувшись от кошмара, она резко села в постели. Солнце только-только вставало, показываясь из-за далеких пологих холмов и окрашивая все вокруг рассветным заревом. Первые его лучи робко скользили по холщовому тенту палатки, заглядывали в маленькое окошко, играли на одеяле походной кровати, на ее ночной рубашке и тонких руках, придавая коже бледно-розовый оттенок.

Впервые она увидела сон про Ричарда, когда тот был еще жив. И все вышло именно так, как ей явилось во сне. Теперь она увидела другой сон. И знала — смерть придет вновь. Если ее не остановить…

Но как? Разве ей дано прекратить весь этот ужас? Это массовое избиение людей людьми? Разве способна она докричаться до сердца каждого обезумевшего человека, которых вокруг тысячи и тысячи? Нет, но она может предотвратить по крайней мере одну смерть. Смерть этого человека. Не Ричарда, другого. Она должна сделать все, чтобы с ним не случилось то, что случилось с ее мужем. Ей нужно предупредить его, остановить… Господи, остановить Джулиана? Этого ослепленного своими принципами и воинственным упрямством гордеца? Скорее небо упадет на землю, чем ей удастся убедить его хоть в чем-то. Но если она ничего не предпримет, он погибнет. А она не могла этого допустить. Она не сможет пережить горечь утраты снова, у нее не хватит на это сил…

Она быстро поднялась, умылась, оделась и вышла из палатки, расположенной в госпитальном секторе военного лагеря северян. Капрал Уоткинс, санитар и вестовой в одном лице, как раз заваривал кофе.

— Рано поднялись сегодня, Рианнон. До новой бойни еще несколько часов, так что вы пока без работы. — Он передал ей дымящуюся чашку и покачал головой. — Вам-то тяжелее, я понимаю. Для янки эти южане все на одно лицо. А для вас и для тех, кто родился и вырос на Юге, ведь все по-другому? Наверняка вы знаете среди мятежников немало хороших людей. Но пушечные ядра не разбирают, кто хороший, кто плохой. Правильно я говорю, а?

Она взяла из его рук чашку и увидела, что пальцы дрожат.

— Мне нужно увидеться с генералом Маги, капрал, — вместо ответа сказала она.

— Право, не знаю. Они там в штабе над своей стратегией колдуют, вряд ли примут…

— Передайте ему, что я очень прошу. Уверена, он мне не откажет.

Да, генерал относился к ней с уважением, доверял, он захочет увидеться с ней, даже если занят. И что она ему скажет? Неужели она решилась? Джулиан… Джулиан Маккензи… Однажды она уже обманула его, а теперь… Он ее возненавидит, она знала. Но хотя бы он будет жив. И однажды — не сейчас и совсем еще не скоро — у ребенка, возможно, появится отец…

Джулиан лежал неподвижно, но сон не шел. Он вообще забыл, когда в последний раз спал по-человечески. Работа военного доктора требовала от него почти постоянного бодрствования. Лишь изредка удавалось сомкнуть веки или хотя бы просто привалиться к какому-нибудь дереву, как сейчас. Вчерашний день принес очень много раненых, и всю ночь ему пришлось простоять на ногах. Он поднял глаза к небу. Рассвет только-только занимался. Он перевел взгляд на операционную палатку. Входить туда совершенно не хотелось, но он понимал, что рано или поздно все равно придется это сделать. Хорошо, что есть еще немного времени, которое можно потратить на жалкое подобие отдыха. Лицо обдувал легкий предутренний ветерок. Кожи ласково касалась прохлада, воздух был свеж и совершенно не похож на тот тяжелый и спертый, который всегда обволакивал его в палатке, где лежали раненые.

Джулиан глубоко вздохнул. Свежесть и прохлада бодрили. Именно это ему сейчас нужно. Все равно скоро придется подняться и возобновить работу. Если, конечно, можно назвать работой то, чем он занимался в своей импровизированной операционной. Война омерзительна… Из-за ее лишений, недостатка времени и препаратов он не имел возможности исцелять, а лишь рубил, пилил и кромсал живые тела, как мясник, чтобы не допустить смертельного заражения… В такой обстановке мозг отказывался воспринимать окружающую действительность. Джулиан делал свое дело, стараясь не подпускать к сердцу ни жалость, ни сострадание. Он вообще старался ни о чем не думать, ибо это было слишком тяжело и к тому же бессмысленно.

Лишь сейчас, лежа в тени дерева, он временно стряхнул с себя это давящее бремя и… сразу же вспомнил о Рианнон. Проклятие, что мешало ему насладиться редкими минутами покоя? Что заставило его опять думать об этой женщине? Джулиан злился на себя, но поделать ничего не мог. С той самой минуты, когда он увидел ее впервые, ее образ запал ему в сердце и мысли о ней не отпускали ни на мгновение. Что бы он ни делал, как бы о ней ни думал… Ведь она враг и служит врагу. Кроме того, она ведьма. Надменная, упрямая, горделивая, издевательски красивая ведьма. И все же…

И все же, Господи, как бы он хотел, чтобы она была рядом с ним!

Другой такой женщины нет на всем белом свете. Сущая волшебница, целительница, неотступный образ ее притягивал к себе с невероятной силой. Сейчас она находилась в стане янки, куда, собственно, и стремилась с самого начала. Вовсе не в той относительной безопасности, которую он ей предлагал, а именно там, где он меньше всего хотел ее видеть. Возможно, даже по ту сторону ничейной земли, всего в нескольких сотнях ярдов от него.

Она там, и она спасает жизни тех, кто убивает южан, жизни которых, в свою очередь, спасает он…

— Капитан Маккензи! Капитан Маккензи!

Джулиан вздрогнул от неожиданности и быстро поднялся на ноги. К нему приближался какой-то всадник, вот он резко остановил коня и соскочил на землю. Это был вольнонаемный Дабни Крейн.

— В чем дело, Дабни?

— Вам записка с той стороны. Мне передал ее один из янки.

В дневное время здесь кипели сражения, но после захода солнца начиналась совсем другая жизнь. Южане и северяне часто обменивались записками, которые пересекали линию фронта в ту и другую стороны чуть не каждую ночь. Этому никто из офицеров не препятствовал. У них самих за ничейной землей оставались родственники, отцы или братья. Гражданская война отличается от войны обычной в том числе и этим.

— От брата?.. — нерешительно спросил Джулиан, сглотнув внезапно подступивший к горлу комок. Неужели там Йен? Черт возьми, Джулиан до сих пор не знал, где его носит. — Что с ним?

— Нет, сэр. Насколько я понимаю, это не похоронка. Письмо от женщины.

— От сестры? Но она же…

— Нет-нет, сэр, не от сестры. От другой женщины. От миссис Тремейн. Она у янки доктор. Человек, который передал мне конверт, строжайше наказал, чтобы я отдал его только вам лично в руки. Он сказал, что такова ее воля, и велел держать язык за зубами. Пожалуйста, возьмите. Она просит, чтобы вы с ней встретились в старой церкви на холме. Только если вы согласитесь. Лучше с этим поторопиться, мой вам совет, сэр. Уже светает. Вот-вот вы вновь понадобитесь здесь.

— Она просит, чтобы я с ней встретился?.. — несколько растерянно переспросил Джулиан. Что ей нужно? Почему в церкви? Она хочет его о чем-то предупредить? Или снова обмануть? Он повертел конверт в руках и протянул обратно Дабни. — Передай ей, что я не смогу прийти.

— Но тот человек сказал, что дело неотложное. Я думаю, вам лучше пойти туда, сэр.

— Разве я могу отлучаться ради встречи с этой женщиной, если сейчас тут опять польется кровь и я буду нужен нашим людям?

— Не могу знать, сэр. Вскройте письмо.

Ему не хотелось. Лучше разорвать этот конверт, выбросить и тут же забыть о нем. Как жаль, что он не мог этого сделать… Джулиан торопливо развернул письмо.

Капитан Маккензи! Я абсолютно точно знаю, что вы будете не рады этому посланию, как бываете не рады всему, что исходит от меня. Но я полагаюсь на ваше благородство. Сейчас идет война, повсюду льется кровь, и это обязывает меня обратиться к вам с просьбой о встрече. Как джентльмен, вы не бросите на произвол судьбы невинных и не позволите другим жить в бесчестье и позоре. Умоляю вас, сэр, не отказывайтесь от встречи со мной. Я жду вас в епископальной церкви на ничейной полосе. Обещаю, это не отнимет у вас много времени.

Дабни Крейн по-прежнему мялся неподалеку и хранил вежливое молчание. Но от взора Джулиана не могло укрыться, что молодой волонтер с любопытством поглядывает на него и на раскрытое письмо. Наконец Джулиан поднял глаза на паренька, изо всех сил пытаясь сохранить маску безразличия. Задача была не из легких, ибо сердце колотилось в груди с такой бешеной силой, что казалось, это даже заметно со стороны. В церкви… Вот оно что! Выходит, она наконец нашла в себе силы признаться в том, что раньше с такой яростью отрицала?..

— Капитан? — Дабни осторожно кашлянул в кулак.

— Что ж, я пойду, но не намерен задерживаться там надолго. Меня ждут раненые.

Дабни покачал головой:

— Вот именно, сэр. Как представлю, что сейчас начнется, так душа в пятки. Сколько народу не доживет до завтрашнего дня… эх! И правда, сэр, поторопитесь.

Не стоит откладывать эту встречу, если она так важна. Сами знаете, в какое время живем. Война…

Легкий холодок пробежал по спине Джулиана. Что, если он откажется от встречи? Откажется, и его убьют? Что, если она и правда ждет его ребенка? И его будет воспитывать другой человек? Ему не достанется его, Джулиана, фамилия? А будет чужая?.. Этого нельзя допустить!

— Сэр, вы идете?

— Да, Дабни, я иду! — спохватился Джулиан. — Приведи мне мою лошадь.

— Возьмите Бена, сэр. Добрый скакун, летит что ветер. Он в беде не подведет. Торопитесь, сэр. Скоро уже будут играть подъем, а потом, сами знаете…

Да уж… Не хватало еще, чтобы его объявили дезертиром…

Джулиан все стоял около того дерева, под сенью которого провел последние пару часов. Он никак не мог решиться начать действовать. Она вызвала его на встречу. Идти он не хотел, а не идти не мог.

— Сэр, прошу вас, время не ждет! — вновь подал робкий голос Дабни.

— Да-да, иду… — Джулиан все колебался. Он не доверял Рианнон. С другой стороны, если это очередной ее трюк… Он стиснул зубы и нахмурился. Так тому и быть. Она все равно получит то, о чем просит. — Разыщи отца Виксри и пошли его вслед за мной. И побыстрее.

— Так точно, сэр! — Дабни ухмыльнулся. Ему показалось, он понял, зачем Джулиану понадобился местный священник.

…Проезжая мимо постов южан, Джулиан не слезал с лошади, его узнавали в лицо. Вскоре лагерь остался позади и началась ничейная земля. Здесь уже можно было встретить кого угодно.

Впереди показалась церковь. Джулиан остановил коня и внимательно осмотрелся. Вокруг старенького здания простиралась лысая луговина. Небольшой лесок, росший тут когда-то, начисто выкосило огнем артиллерии. Джулиан не торопился вперед.

Если бы поблизости находились янки, он бы их обязательно заметил. Им негде было укрыться от его взора, их орудия позаботились об этом. Соскочив на землю, он привязал коня к чахлому деревцу и направился к церкви пешком. Потом напряжение взяло верх, и он побежал пригибаясь. Перед самым крыльцом вновь замедлил шаг и огляделся по сторонам. Никого как будто. Он тронул тяжелую дверь, она оказалась незапертой и легко подалась.

Рианнон находилась внутри. Он сразу увидел ее. Она стояла спиной к нему у алтаря. Черное платье. Траур носят целый год, но разве от него не принято отказываться, когда принимаешь решение о новом замужестве?.. Джулиан знал, по ком она скорбит. Ричард… Погибший муж-янки… Она была искренна в своей печали. Траур поселился в ее сердце, и он ничего не мог с этим поделать.

Значит, Рианнон все-таки пришла одна. Джулиан не торопился, наблюдая за ней, ожидая, когда она сама обернется. Но она стояла все так же неподвижно. Внешне безразличный, он небрежно оперся о притолоку и сложил руки на груди.

— Вы звали меня? — вежливо спросил Джулиан.

Она вздрогнула и мгновенно обернулась. Ее узкая ладонь взлетела к горлу. На мгновение ему показалось, что в ее взгляде мелькнуло какое-то чувство. А может, это всего лишь отблеск церковных свечей в ее волшебных зеленых глазах? Как бы то ни было, невидимая тень вновь легла на ее лицо, она опустила ресницы.

— Вы пришли…

Он пожал плечами, не делая попытки приблизиться. Поразительно, ничто не могло ее испортить. Ни эта убогая обстановка, ни простое черное платье, пи изнуряющая работа по уходу за ранеными янки в походных условиях. Она выглядела усталой, изможденной и похудевшей. Но в то же время осанка оставалась все такой же царственной, а черты все такими же прелестными.

— Вы звали меня, и, да, я пришел.

Она еще ниже опустила голову и еле слышно проговорила, почти прошептала:

— Я не слышала, как вы вошли. Вы уже долго здесь?

— Достаточно долго. Вы общаетесь с Господом? Или, может быть, с Ричардом?