Братья Баркли - К дальним берегам

— Элизабет, — мягко начала Дженни. — Я знаю, что это трудно понять и принять тем более, но в конце концов каперство как раз и существует для того, чтобы мешать британскому морскому сообщению, поэтому совершенно необходимо нападать на торговые суда. Алекс вовсе не бессердечный человек и тем более не вор. Никому из нас не нравится это занятие, но война есть война — вещь сама по себе не очень приятная, разве не так?

Элизабет хранила каменное молчание и смотрела на свои руки. Тогда в разговор вступил Гренгер:

— Очень трудно в лице своего врага видеть индивидуальность. Гораздо легче видеть в нем кишащую массу. Но ведь эта масса состоит из индивидуальностей, не лучших и не худших, чем мы сами. Поверьте мне, мисс Трент, никому из нас не доставляет удовольствия причинять вред отдельным людям — индивидуальностям — во имя любых соображений, однако иногда это необходимо для того, чтобы добиться конечных целей.

— Таким образом, вы верите в то, что цель оправдывает все средства и способы ее достижения? — с сомнением спросила Элизабет, и ее фиолетовые глаза потемнели.

— Да, — ответил он, не колеблясь. — Я так считаю.

По ее спине прошел холодок. Она не знала почему, и к тому же это мимолетное чувство быстро прошло, но что-то внутри нее восстало против такой философии.

Несколько минут спустя инцидент был забыт. Все начали обсуждать историю, придуманную для спасения Элизабет. Гренгер с готовностью обещал поддержать ее. Более того, он выразил мнение, что очень скоро вся Филадельфия «положит на нее глаз». — То есть, — пояснил он, — Элизабет станет гвоздем сезона.

— Неужели вы действительно так думаете? — задумчиво спросила Элизабет.

— Без сомнения, так и будет. У нас сейчас много говорят о бале, который должен быть дан в ближайшие месяцы, и я, пожалуй, зарезервирую один танец с вами немедленно. Могу ли я иметь честь?

— Конечно, — улыбнулась Элизабет, но при этом было видно, что она почти не слушает обращенных к ней слов, мысли ее были где-то далеко.

Наконец Гренгер поднялся, отклонив предложение Дженни остаться на обед, но пообещал, что будет заглядывать к ним время от времени.

— Мисс Трент, — сказал он на прощание, дружески взяв ее за руку. — Могу ли я вас уверить, что для меня было огромным удовольствием познакомиться с вами? Пожалуйста, простите мою дерзость, но я должен добавить, что был в высшей степени удивлен. Вы оказались совершенно не тем человеком, которого я ожидал увидеть.

Она вопросительно посмотрела на него:

— А кого же вы ожидали увидеть, сэр?

— Уж наверняка не прирожденную леди. Вот уж не думал, что Алекс такой негодяй! Но не стоит говорить об этом, тем более в таком тоне. Просто разрешите мне еще раз вас заверить, что я в вашем распоряжении в любое время, когда понадоблюсь.

— Спасибо. Я буду об этом помнить.

Он легко поклонился и зашагал к двери, однако внезапно обернулся снова, как будто вспомнив что-то важное.

— О, между прочим, Дженни, курьера не было здесь в последнее время?

— Нет, хотя Алекс ждет одного в скором времени. Мы можем пока просто ждать.

— Очень хорошо. Я уверен, что теперь, когда Алекс вернулся… Хорошо, передайте мои приветы Адаму и скажите Алексу, когда вернется, что старые друзья хотят его видеть! Всего хорошего, уважаемые леди.

Он завернулся в свой бордовый плащ и вышел, входная дверь за ним закрылась. Элизабет несколько мгновений смотрела ему вслед, размышляя о том, что он имел в виду под словом «курьер». Ей очень хотелось спросить об этом Дженни, но она все же передумала, решив, что это бестактно — задавать вопросы о разговоре, в котором она не принимала участия.

Дженни болтала что-то относительно приготовлений к обеду, об Адаме и Саре, о хозяйственных делах, но Элизабет ее едва слушала. Все мысли были сосредоточены на другом — на том, что сказал Гренгер, — она станет гвоздем сезона, как он выразился. Эти слова, сказанные, очевидно, ради пустой учтивости, заронили ей в голову одну идею, которую нужно было немедленно обдумать. Всю оставшуюся часть дня, пока они с Дженни время от времени разговаривали о самых обыденных вещах, в ее голове созревал план, который постепенно развивался и усложнялся, обрастая все новыми деталями.

Глава 19

На следующий день Дженни взяла с собой Элизабет на прогулку по городу. Стояло холодное декабрьское утро, однако воздух казался бодрящим, и снег ослепительно сверкал под лучами солнца. Даже небо над головой было ярко-голубое, как будто приглашая всех выйти на свежий воздух. Удобно расположившись на обитом кожей сиденье экипажа напротив Дженни и Сары, с уютно укутанными в теплый плед коленями, Элизабет с любопытством поглядывала в окно. Для этой поездки Дженни одолжила ей свое темное меховое пальто, так как ее когда-то прекрасный белый плащ теперь стал абсолютно непригоден для выездов. Элизабет было обещано, что сегодня же для нее специально вызовут личную портниху Дженни, которая поможет ей обновить гардероб.

— Мы не можем рассчитывать на то, что вы станете гвоздем сезона в Филадельфии с таким незначительным количеством платьев, которые вам удалось привезти с собой! — весело оповестила ее Дженни во время завтрака.

Смущенная таким великодушным предложением, Элизабет попробовала отказаться, но Дженни решительно пресекла все возражения, сказав, что Алекс дал им по этой части вполне определенные инструкции.

— Алекс дал вам инструкции? Относительно меня? — запинаясь, спросила Элизабет.

— Ну конечно. Он именно так и сделал. Вы можете выбирать все что захотите — цена не имеет никакого значения. Это его собственные слова. — Дженни уже смеялась. — Ну же, Элизабет, приободритесь, не смотрите столь потрясенно. Если уж мой брат смог вас украсть и провезти через весь океан, то, думаю, самое меньшее, чем он может искупить свою вину, это обновить ваш гардероб. Без всякого сомнения, вы должны согласиться.

«Ну что ж, это правда», — неожиданно решила Элизабет. И кроме того, несколько новых красивых нарядов помогут ей осуществить ее новый план. Так почему бы не позволить Александру Бурку внести лепту в собственное поражение?

И вот теперь, когда колеса экипажа мерно постукивали по булыжным мостовым, Элизабет оглядывалась вокруг со всевозрастающим интересом и удивлением. Полностью замороченная господствующими в Британии представлениями о том, что колонии — это дикая, нецивилизованная страна, она была ошарашена первыми впечатлениями, полученными в Филадельфии. Уже возле дома Бурков ее ждало много интересного. По соседству от их дома располагалась резиденция, известная, как сказала ей Дженни, под названием Общество Хилл. Дом стоял посреди ландшафтного парка, который, как сообщила ей та же Дженни, назывался Общественный Холм. Элизабет думала, что Филадельфия — маленькая невзрачная деревенька с грязными немощеными улицами и крохотными перенаселенными домами. Она совершенно не ожидала увидеть красивый город со множеством башенок и шпилей, с широкими вымощенными кирпичом улицами, пересекающимися друг с другом под прямым углом. Или это движение элегантных экипажей, которые вперемежку с простыми повозками деловито сновали в разные стороны по всему городу. Да еще огромное количество разнообразно украшенных домов и магазинов, обрамлявших главные улицы. Она с удовольствием вслушивалась в непривычные названия, по мере того как Дженни называла ей все новые и новые интересные места. Вот здесь, например, на улице Каштанов стоит величественное строение с высоким шпилем, часами и флюгером. Это Дом Республики Пенсильвания. Тот самый, в котором в 1776 году была подписана Декларация независимости и где встречались представители тринадцати колоний на первом и втором континентальных конгрессах. Дальше, за углом, на улице Орианна находится дом мистера Бенджамина Франклина. Пока экипаж быстро продвигался мимо прекрасных многочисленных церквей и массивных двухэтажных кирпичных таверн, Элизабет просто упивалась очарованием этого города. Дженни с гордостью рассказывала ей, что Филадельфия является одним из главных городов континента, не только политическим, но и финансовым центром Америки. Благодаря своему стратегически важному расположению на реке Делавэр город стал портом, а его верфь строит суда не только для морского флота штата Пенсильвания, но и для континентального флота. Элизабет была потрясена. Ничего удивительного в том, что Алекс и его семья живут так богато. Их верфь оказалась предприятием особой важности не только для их родного города, но и для всех остальных колоний.

— Вот уж не ожидала увидеть ничего подобного! — искренне воскликнула Элизабет. — Замечательное, необыкновенное место!

— Да, замечательное, — с улыбкой согласилась Дженни. — Особенно замечательным оно стало, когда нам посчастливилось принимать здесь в высшей степени интересных гостей. Например, год тому назад наш город посетил маркиз де Лафайет. Должна сказать, что от его присутствия многие сердца забились чаще!

— Лафайет! — воскликнула Элизабет. Она уже слышала об этом молодом, но чрезвычайно богатом французском дворянине, который бросил вызов своему королю и отправился в Америку, чтобы помогать колониям в их борьбе за независимость. Его имя было у всех на устах в Лондоне как раз в те дни, когда Элизабет собиралась отплыть в Калькутту. Все были согласны с тем, что трудно найти среди ныне живущих людей более романтическую фигуру, чем этот отважный и независимый молодой маркиз.

— А вы встречали его, Дженни? Правда ли, что он так красив?

— Да, я видела его как-то на обеде, но он вовсе не так уж красив, — в задумчивости отвечала она, стараясь вспомнить, каким ей показался француз. — Но я никогда не встречала человека более очаровательного, чем он. Лафайет начинал как простой капер и очень быстро дослужился до генерал-майора. Вскоре он стал близким другом генерала Вашингтона.

Генерал Вашингтон. Элизабет очень много слышала об этом неутомимом и хитром предводителе американцев. Англичане, особенно те, кто хотел поскорее закончить войну, всячески проклинали его, однако одновременно и глубоко уважали. Несмотря на невообразимые трудности, этот человек смог собрать воедино разрозненную оборванную армию, избежать множества всяческих ловушек, расставленных ему англичанами, и использовать любые преимущества, чтобы победить. Элизабет стала думать о том, на кого может быть похож этот человек и увидит ли она его когда-нибудь.

Внезапно она почувствовала приступ вины. Как можно сидеть здесь так спокойно и восхищаться городом бунтовщиков, обсуждать колониальных героев? Ведь она англичанка, чужеземка, и вокруг нее враги. Нужно оставаться холодной и чуждой к тому, что ее окружает. Но Элизабет не могла. По какой-то странной, непонятной для нее самой причине в тот момент, когда Элизабет вступила на эту таинственную, новую землю, она была совершенно захвачена ею — Элизабет интересовало все, с ней связанное.

«Наверное, я предатель, — мрачно думала она про себя. — Куда подевалась, Господи помилуй, вся моя лояльность? Ведь я же люблю Англию — это мой дом, моя родина».

Она погрузилась в сосредоточенное молчание, которое продолжалось до конца поездки. В то время как Сара непрерывно чему-то радовалась и без умолку о чем-то болтала со своей матерью, Элизабет едва слушала, вся погруженная в столь потрясшие ее размышления.

Этот день оставил ей, однако, очень мало времени для переживаний собственной вины. Сразу же после второго завтрака приехала портниха — маленькая бесформенная женщина с седыми волосами и маленькими птичьими глазками. Она вприпрыжку вбежала в гостиную, где все пили кофе.

— Я так торопилась, миссис Уоррен, — заверила портниха с сияющим лицом. — Как только получила вашу записку, то сразу же поспешила сюда. Так где же эта молодая леди, которую я должна как следует одеть? Наверное, эта? Ну что ж, работать с такой прелестной фигуркой будет одно удовольствие, могу вас заверить. Не то что эти толстые старые вдовы, которые вбили себе в голову, что им нельзя носить ничего современного — только старый стиль. Не правда ли, Кэрри? Ты же видела их у меня множество раз, так что знаешь, что я имею в виду.

Последние слова были обращены к тоненькой хорошенькой девушке с длинными каштановыми волосами, прихваченными лентой. Она вошла в комнату вслед за портнихой, держа в руках целый ворох всяких свертков.

— Да, мисс Уайби, — послушно ответила та.

— Надеюсь, вы не будете возражать, — торопливо продолжала мисс Уайби, немедленно завладевшая всеобщим вниманием в гостиной и уже начавшая раскрывать принесенные Кэрри коробки и свертки. В них оказались разнообразные материи, которые она раскладывала на диване. — Кэрри учится у меня портновскому мастерству, поэтому я взяла ее с собой. Вы ведь знаете Кэрри, миссис Уоррен, не правда ли? — Она многозначительно приподняла брови. — Дочку Джона Петерсона?

— Да, я ее знаю. Как поживает ваша матушка, Кэрри? — любезно спросила Дженни.

— С ней все в порядке, спасибо.

Элизабет трогала в это время чудесный изумрудного цвета шелк. Она обратила внимание на полное спокойствие девушки, ей даже показалось, что на ее лице лежит отпечаток грусти. Очень хорошенькая девушка, с большими карими глазами, как у серны, в которых появлялось испуганное выражение, когда она смотрела на мисс Уайби. Казалось, что почтенная дама подавляет ее своим присутствием. И не зная почему, Элизабет непроизвольно пожалела девушку.

— Итак, мисс… Трент, если я не ошибаюсь? — продолжала портниха. — Разрешите мне показать вам некоторые из моих сокровищ. К примеру, эту ткань — какие изысканные полоски! Вы вряд ли отыщете лучше, даже если отправитесь в Лондон или Париж. А посмотрите на этот очаровательный дымчато-голубой шелк, он как нельзя лучше подходит к вашим глазам. Вы не согласны со мной, миссис Уоррен? Кэрри, ради Бога, отойди немного назад, девочка, чтобы мисс Трент могла лучше рассмотреть.

Мисс Уайби болтала без перерыва, ее пальцы при этом нервно трогали и гладили материю, а темные птичьи глазки критично и бесцеремонно разглядывали Элизабет с головы до ног. Она принесла с собой очень богатую коллекцию образцов. Дженни и Элизабет, совершенно очарованные предлагаемыми материями, стали разглядывать прекрасные струящиеся ткани завораживающих цветов. Сколько же времени прошло с тех пор, как Элизабет последний раз шила себе новый наряд! Она выбрала зеленый шелк для амазонки, голубое полотно для утреннего туалета, несколько чудесных пастельных муслинов, отороченных кружевами, на повседневные платья и богатый темно-голубой атлас для торжественных случаев. Потом, как будто что-то вспомнив, взяла изысканный испанский кружевной материал кремового цвета на шаль.

— Элизабет, вам нужно бальное платье! — воскликнула внезапно Дженни. — Ведь действительно, Джоффри Гренгер упомянул о том, что ходят слухи о предстоящем бале. У вас должно быть нечто особенное для этого случая.

Элизабет вспомнила серебряное газовое бальное платье, привезенное из Англии. Вспомнив о нем, она мысленно вернулась к тому моменту, когда упаковывала чемодан и пребывала в нерешительности, брать ли его с собой или нет. Господи, как давно это было! Может быть, наконец настал час его надеть?

Мэри достала платье из гардероба, и все внимательно его осмотрели. Оно все еще было прекрасным, серебряная материя сверкала изысканно и мило.

— Пожалуй, вам не надо в таком случае шить новое платье, — предположила Дженни. — Это прекрасно подойдет.

Мисс Уайби принялась упаковывать свои сокровища обратно по коробкам, но Элизабет снова посмотрела на серебряное платье. До чего оно нежное, девически наивное! Она вспомнила, что когда-то платье представлялось ей самым лучшим, какое только можно себе вообразить. Теперь оно тоже казалось красивым — платье для невинной, беззаботной юной девушки! Но ей оно вряд ли теперь подойдет.

— Подождите, — вдруг сказала Элизабет, когда мисс Уайби уже закрывала последнюю коробку. — Мне хочется еще кое-что посмотреть… нечто особенное.

Глаза портнихи засветились.

— Конечно, мисс. Разумеется. — Она щелкнула пальцами, и Кэрри достала одну большую коробку.

Мисс Уайби вытащила из нее рулон желтой органзы.

— Если ее украсить бусинками, возможно, это будет то, что надо, — предположила портниха.

— Нет, — покачала головой Элизабет.

— А что вы думаете об этом шелке, мисс Трент? Цвета орхидеи. Вы сможете заколоть в волосы орхидеи…

— Нет.

Краем глаза она вдруг заметила одну ткань, выглядывающую из-под всех остальных, и нагнулась вместе с портнихой, чтобы вытащить ее с самого дна. В отдельной плоской белой коробке был упакован прекрасный малиновый бархат. Цвет его был глубокий, насыщенный, почти вызывающий. Сам бархат на ощупь напоминал нежный лепесток. Это было именно то, что ей нужно. И она уже знала, какое платье следует из него сшить.

— Мисс Уайби, сможете ли вы сшить платье, в точности следуя моим указаниям?

— Ну разумеется! Почему бы и нет?

— Прекрасно. В таком случае я беру этот малиновый бархат, если вы не возражаете.

Среди общего хора счастливых восклицаний по поводу сразившего всех великолепия этой ткани, в дверь неожиданно постучали.

— Войдите, — воскликнула Дженни, поглаживая мягкий бархат о свою щеку.

— Прошу простить меня, уважаемые леди, — раздался из дверей хорошо знакомый голос. Элизабет стремительно повернулась и увидела Бена Тукера, неуклюже вступающего в комнату.

— Бен! — бросилась она к нему и дружески схватила его за руки. — Откуда ты? Как ты прекрасно выглядишь!

И действительно, это было правдой — все его шесть футов, казалось, просто излучали довольство и радость. Копна длинных соломенных волос была изысканно причесана, озорные голубые глаза весело сверкали, лицо покрывал здоровый румянец. На нем были надеты белая полотняная рубашка, замшевая куртка, коричневые шерстяные брюки, казавшиеся абсолютно новыми. «Точно так же, как сияющие кожаные ботинки на ногах», — заметила про себя Элизабет.

— Так гораздо лучше, чем в тряпье, которое пришлось носить на корабле, вам не кажется? — Бен усмехнулся. В свою очередь, он тоже восхищенно изучал ее внешность. — О, ты выглядишь совершенно сногсшибательно, Лиз… мисс Трент. — Он внезапно смутился и оборвал себя, вспомнив, что в присутствии других людей нужно придерживаться другой истории. От смущения густо покраснел.

— Входи же, Бен, — пригласила его Элизабет, стараясь скрыть неловкость за проявлениями чрезмерной радушности. — С Дженни ты знаком, а это мисс Уайби, это Кэрри… Петерсон, не так ли?

— О да, я уже знаком с этими леди, — весело начал Бен, поочередно кланяясь Дженни, мисс Уайби и наконец Кэрри. На Кэрри взгляд его остановился неожиданно долго. — Кэрри Петерсон? — воскликнул он с сомнением в голосе.

Она подняла на него свои невинные карие глаза.

— Да, сэр.

— Я… вас помню. Ведь ваш отец владеет бакалейной на Второй улице? Когда я вас видел последний раз, вы были совсем маленькой!

— Это было больше года тому назад, Бен, — напомнила ему Дженни и мягко добавила: — К сожалению, недавно мистер Петерсон был убит в сражении с британцами на острове Минкок в Нью-Джерси. Он был приписан к милиции, если ты помнишь.

— О! Я не знал, что все так произошло! Я не мог себе даже вообразить!.. — Бен смотрел на Кэрри, которая стояла, опустив голову. Казалось, она изучает что-то на полу. — Очень сожалею, мисс Петерсон. Я вовсе не хотел вас расстраивать.

Во время этой сцены мисс Уайби смотрела на Бена с явным неодобрением. Разболтанный, нахальный молодой человек, пришла она к выводу, основываясь на том, с какой фамильярностью обращался он к мисс Трент и как бесцеремонно разглядывал Кэрри. Воистину просто нахал — не сводит с нее глаз с того самого момента, когда они были друг другу представлены! Право, пора со всей этой ерундой кончать. И она знает, как положить этому конец!

— Миссис Уоррен, — произнесла мисс Уайби с важным видом. — У меня, к сожалению, есть дела, я должна посетить еще и другие дома. Так что, вы понимаете, если молодой человек не возражает, я бы предпочла начать обмерять вашу кузину, чтобы не терять времени зря. Время не стоит на месте.

— Разумеется! Вы совершенно правы! — Дженни повернулась к Бену, который все еще стоял и смотрел восхищенно на Кэрри. — Бен, у вас был какой-то повод посетить нас сегодня? — спросила она его, подавляя желание рассмеяться.

— Ах да! — ответил он, как будто очнувшись. — Я ведь пришел сюда с верфи. Мистер Уоррен прислал меня передать, что он задержится сегодня до поздней ночи и его не стоит ждать с обедом. Мы слегка отстаем от графика, и он намеревается несколько поднажать в этом смысле.

— А, так ты работаешь у… моего кузена, Алекса, на его верфи? — спросила Элизабет, постепенно складывая отдельные разрозненные куски сведений в одну общую цельную картину.

— Да, я корабельный плотник, или, лучше сказать, был таковым до тех пор, пока капитан Бурк не взял меня с собой в каперский поход! — Бен ухмыльнулся, глядя на нее. — Теперь, когда я вернулся, мне здесь очень скучно. Вот на море были настоящие приключения!

— Можно себе представить, — любезно пробормотала Элизабет, но в ее непринужденном тоне уже слышались предостерегающие нотки. — Как я рада, что мое путешествие из Нью-Джерси уже закончилось.

— Да-да, конечно, разумеется! — заверил ее Бен с озорным блеском в глазах. — Все складывается как нельзя лучше. К тому же такой славной молодой леди, как вы, ни в коем случае не понравились бы некоторые тяжелые моменты нашего путешествия! Каперский корабль не место для леди, это уж точно!

— Бен, я думаю, что вам лучше теперь идти, — торопливо сказала Дженни, заметив холодный неодобрительный взгляд, которым одарила его мисс Уайби, к тому же опасаясь, что его слишком уж старательная игра может привести к плачевным результатам.

— Да, — согласилась Элизабет. — У меня совершенно нет времени слушать сейчас про ваши подвиги, мистер Тукер!

— Ну хорошо, может быть, ты когда-нибудь зайдешь проведать Генри, — пригласил он ее, пока Дженни почти насильно вела его к двери. — Он теперь на нашей ферме, на берегу Шуликина и счастлив, как щенок, надо вам сказать. Генри хочет тебя увидеть.

— Я загляну в скором времени, — пообещала Элизабет.

Уже стоя в дверях, Бен помедлил и в нерешительности обернулся через плечо.

— Всего хорошо, Кэрри, — произнес он медленно, как будто пробуя каждое слово на вкус.

Кэрри подняла глаза и ослепительно улыбнулась ему в ответ.

— Всего хорошего, мистер Тукер, — сказала она тоненьким сладким голосом, который как будто загипнотизировал Бена. Глаза их встретились, и щеки его густо покраснели.

— До свидания, Бен, — твердо произнесла Дженни, выталкивая его в прихожую и весьма решительно захлопывая за ним дверь. Они обменялись с Элизабет веселыми взглядами.

— Мисс Уайби, я очень сожалею, что нас прервали, — сказала Дженни.

Портниха, возбужденная и взъерошенная, громко засопела в ответ.

— Хм! — произнесла она сварливо. — До чего же нахальный молодой человек! Я совершенно не понимаю, почему вы не дали ему хорошую нахлобучку, миссис Уоррен, после всего, что он тут наговорил и отнял у вас столько времени. До чего невоспитанны стали молодые люди в наши дни…

— Мисс Уайби, — перебила ее Элизабет холодно. — Бен Тукер — самый очаровательный и вежливый молодой человек, которого я когда-либо видела, и более того — это один из моих лучших друзей. Так что давайте приступим теперь к нашим делам!

Мисс Уайби плотно сжала губы и бросилась к коробке с булавками.

Уже позже Элизабет и Дженни обсуждали все подробности этой сцены.

— Я думаю, Кэрри сразила Бена наповал! — с удовольствием провозгласила Элизабет. — О, эта хитрая молодая особа! И все же она выглядит такой несчастной!

— Смерть отца была для нее большим ударом. Теперь ее мать осталась с пятью детьми, из которых Кэрри, я полагаю, самая старшая. Бедный ребенок! Больше всего мне ее жаль за то, что ей приходится работать на мисс Уайби.

— Возможно, какой-нибудь красивый молодой человек облегчит груз этих несчастий, — предположила Элизабет с сияющими глазами.

— Например, такой, как Бен Тукер, если я правильно понимаю? Вы считаете, что Кэрри он понравился?

— Понравился? Да она просто потеряла от него голову! — заявила Элизабет решительно. — Бен очень мил и привлекателен, и к тому же она не могла не заметить, как он на нее смотрел — как глупый щенок! А вы заметили, как Кэрри вспыхнула? Я твердо убеждена, что они оба влюбились с первого взгляда!

— Вы по натуре безнадежный романтик, Элизабет, — смеялась в ответ Дженни. — Откуда вам может быть столько известно о любви?

Элизабет ничего не ответила.

— О, я прошу прощения, моя дорогая, — Дженни бросилась к ней и схватила ее за руку. — Мое замечание было абсолютно бестактным. Простите меня.

— Так что же все-таки вы имели в виду? — непринужденно спросила Элизабет.

— Вы прекрасно знаете, что я имела в виду.

Их глаза встретились, и Элизабет первая отвела взгляд.

— Я сделаю все, что смогу, чтобы вам помочь, — произнесла Дженни спокойным голосом. Однако Элизабет, сокрушенная тем обстоятельством, что ее чувства оказались понятны чужому человеку, едва покачала в ответ головой и ничего не ответила.

Уже позже, вечером, она сидела в своей спальне на сосновом кресле-качалке возле окна и смотрела на улицу. Там открывалась совершенно сказочная картина: белый снег укутал спящую землю, деревья были покрыты серебряной изморозью, на черном небе таинственно блистал желтый ломоть луны. Элизабет неотрывно смотрела на черное небо и думала при этом о Бене Тукере, о том времени, которое они проводили вместе на «Шершне». Она вспомнила ту ночь, когда он ее поцеловал, — это было прошлой зимой, под звездами, год тому назад. Тогда Элизабет вскружила ему голову. Когда она вспомнила ту ночь, из груди ее вырвался сладкий вздох. А потом вспомнила все, что за этим последовало: Алекс нашел их в объятиях друг друга и страшно разгневался. Затем наступил приступ неистовой горячей страсти. Это была та самая ночь, когда она потеряла свою девственность и открыла в себе глубину страсти. Это была первая ночь, когда Элизабет почувствовала его горячие, алчные поцелуи, нежность его рук на своем избитом и измученном теле. При этом воспоминании ее обдало жаром. И вдруг она ясно осознала, что очень благодарна Бену за все, что он для нее сделал: благодарна именно за его поцелуй под звездами. Ибо это был именно тот самый поцелуй, который заставил Алекса потерять голову от ревности. А теперь ревность должна стать главным действующим лицом ее плана. Ревность — самое древнее и самое действенное оружие женщины, когда-либо изобретенное в извечной войне между полами.

Элизабет еще раз мысленно вернулась к своему плану. Здесь, в собственном доме, окруженный близкими ему людьми, Алекс не посмеет снова мучить ее. Она свободна и может делать все что ей заблагорассудится, без всякого страха расплаты, и собирается использовать свою свободу в полной мере. Элизабет слегка усмехнулась про себя. Возможно, только сведя его с ума от желания, от ревности, притом что он ничего не сможет с этим поделать, она принудит его прийти к какой-то определенности в своих чувствах к ней. Если Алекс не любит ее и никогда не любил, то ей никто и ничто не поможет. Но если в самой глубине его сердца все же скрываются нежные чувства, то ее способ борьбы — и никакой другой — вынесет их на поверхность.

Она улыбнулась, снова вызывая в памяти приступы его ревности. Надо воспламенить Алекса, свести с ума. Какой очаровательной будет ее месть за все бессонные ночи, которые она провела благодаря ему, ночи, когда она рыдала от горя и одиночества, вызванных его холодностью. Пусть эта ревность станет острым мечом, который насмерть сразит Алекса. Пусть она медленно пожирает его до тех пор, пока он, не в состоянии дольше терпеть, должен будет либо провозгласить Элизабет своей женой, либо отказаться от нее навеки. Пусть, потому что все то время, когда она будет тайно охотиться на него, она будет страдать точно так же, как и он. Даже теперь до чего же она тоскует по нему, по его сильному большому телу, по его поцелуям, по его рукам. Как ей хочется дотронуться до его груди, до его волос, губ… Но тут Элизабет стукнула себя по губам и вытерла набежавшие было слезы. Она мысленно прокляла Алекса именно за то, что он заставил ее так в нем нуждаться. Как никогда ранее ей нужно быть терпеливой и очень, очень внимательной, потому что ставки в этой игре слишком высоки — пугающе высоки. Если она проиграет свою партию, то потеряет все.

Глава 20

Сильный пронизывающий ветер завывал в кронах деревьев, заметал падающий густыми хлопьями снег, который перешел в неистовую, ослепляющую метель. Снежная буря бушевала последние три часа и совершенно завалила дороги, сбивая с ног одинокого путника, который отважился подвергнуть себя жестокому испытанию непогодой. Его лошадь по колено увязала в снегу и с трудом продвигалась среди сугробов, пытаясь нащупать тропинку. Наездник — закутанная в черный плащ фигура, согнутая почти пополам на черном крупе коня, — вслух чертыхнулся, потому что конь двигался едва-едва, но когда он принимался подгонять животное громкими подбадривающими криками, их относило ветром в сторону.

Прошло довольно много времени, прежде чем человек и животное добрались наконец до трехэтажного кирпичного здания, окруженного живописным кольцом деревьев, которые теперь были едва видны сквозь ослепляющую безумную пляску пурги. Всадник спрыгнул с коня и, низко наклонив голову против ветра, повел его в конюшню, помещавшуюся за домом. Он долго возился с замерзшей на морозе щеколдой, пока наконец дверь с трудом открылась и из глубины помещения на него взглянула с удивлением чья-то подслеповатая изможденная физиономия.

— Мистер Бурк! — воскликнул старик, и за его спиной послышалось движение: еще одна фигура появилась из темноты и столь же удивленно уставилась на путника.