Паpоль не нужен

- Меркулов говорил жарким шепотом, и глаза его, суженные по-татарски, светились, замерев острыми точками. - Я верю, понимаешь, верю в то, что грядет. Но ты помоги мне. В репрессиях против политических врагов дозировка не потребна. Время и точно понятые кандидатуры - вот главное, что обращает кровушку на пользу делу. Ты это запомни, это я тебе главное сейчас сказал. Тот станет у нас великим, кто пустит кровь вовремя и к месту, - тогда пущай ее хоть реки льются - это как избавление от болезни, это вроде как высокое давление спустить, страсть утихомирить, понял меня? Понял? Ну, иди, не сердись на старика, иди, красавец мой...
      Первый рапорт, который прочитал Гиацинтов, вернувшись к себе, был именно тот, какого он так ждал, но и боялся: филеры из третьего отдела доносили, что после встречи в порту с <неким Исаевым> Чен испортил танки, подлив воду с соляной кислотой в бензин.
      ГРАНИЦА МАНЬЧЖУРИИ И ДВР
      _____________________________________________________________________
      Когда поезд пересек границу и состав остановился у платформы для того, чтобы по купе смогли пройти таможенники, Блюхер приказал отцепить свой классный вагон и отогнать его на запасные пути.
      - Но, гражданин министр, - сказал ему начальник пограничного поста, было уже восемь телефонограмм от правительства. Вас ждут на заседание Совета Министров.
      - Я понимаю, - ответил Блюхер, спрыгнув с подножки на землю, чуть припорошенную хрупчатым, мелким снегом. - Где тут у вас ближайшие войсковые соединения?
      - В тридцати семи километрах, возле Чукри-Табы. Только они, вероятно, оттуда уже снялись.
      - Это почему?
      - Поступил приказ - снять регулярные войска с этой границы и перебросить их на фронт под Хабаровск.
      - От кого приказ?
      - Не знаю.
      - Когда поступил?
      - Третьего дня.
      - Извольте отвечать по уставу, гражданин командир.
      - Семнадцатого, в девять по нулям Читы.
      - Благодарю вас. Проводите меня к прямому проводу.
      - Есть, гражданин министр.
      В маленькой вокзальной комнатушке было сыро, холодно и грязно. Телеграфист, укутанный в бабий салоп, сидел возле окна и читал книгу. Руки у него в дамских перчатках - указательные пальцы на перчатках отрезаны, чтобы удобнее перелистывать страницы. Читал он, медленно шевеля губами, и Блюхеру видно было, как испуганно перескакивали его зрачки с буквы на букву.
      - Что читаем? - спросил Василий Константинович.
      - <Граф Монте-Кристо>, - ответил парень, не отрывая глаз от книги.
      - Понятно, - сказал Блюхер и тронул парня за плечо. - Давай, чтец-декламатор, к прямому проводу.
      Начав диктовать зашифрованный текст приказа, отменявшего распоряжение о переброске войск с границы на фронт, Блюхер то и дело хмурился, потому что в соседнем зале кто-то беспрерывно кричал сорванным истеричным голосом. Блюхер, досадливо морщась, продолжал:
      - Мы не можем оголять границы, потому что маньчжурская территория наводнена как белобандитскими шайками, так и агрессивными китайскими соединениями. В любой момент здесь, через маньчжурскую территорию, могут быть пропущены регулярные части каппелевско-молчановской армии. Тогда они легко войдут в наши тылы, тем более что сейчас здесь и так крайне мало войск. Посему приказываю: всем регулярным войскам, сосредоточенным в погранзоне, оставаться на своих местах в состоянии полной боевой готовности.
      Крик за стеной стал протяжным и длинным, словно вопль роженицы. Блюхер вскочил со своего места, бросился к двери, распахнул ее, чтобы навести тишину, и замер на пороге.
      Весь зал был заполнен инвалидами войны: безрукими стариками, молоденькими солдатиками без обеих ног на тележках, слепцами с черными повязками на глазах, паралитиками, которые лежали на голом полу, завернутые в драные шинельки.
      Блюхер пробился к окошку кассира, вокруг которого бесновались инвалиды, и спросил:
      - В чем дело?
      Кассир вздохнул и молча развел руками.
      - Не отправляют пятый день! - закричали инвалиды.
      - Жрать нечего!
      - На полу спим, мерзнем!
      - Заперли, боятся, что заграница нас увидит!
      - Как последние отбросы гнием! Завезли с фронта в тупик, вывалили на станцию и бросили!
      - К стене бы этих комиссаров!
      - Братцы, да он сам комиссар!
      Блюхер поднял руки над головой и крикнул?
      - Товарищи! Дайте слово сказать!
      - Чего ты скажешь?!
      - Слыхали мы говорунов!
      - Тихо! Только тихо! Сейчас вы все уедете по домам.
      Все смолкли. Враз, будто поперхнулись криком.
      - Начальника станции сюда! - грохотом среди наступившей тишины раздался голос Василия Константиновича.
      - Он сейчас не может, - сказал кассир. - Он сейчас международный состав отправляет.
      - Вот так всегда! - сразу закричали инвалиды.
      - Международный!
      - А мы дохни!
      - Тихо! - снова крикнул Блюхер. - Командир погранпункта!
      Из комнатки телеграфиста вышел командир пограничников.
      - Задержите отправление поезда до моего особого распоряжения. Высадите всех без разбора, наши ли, иностранцы ли, подсоедините мой вагон и посадите всех инвалидов, чтобы здесь ни одного не осталось. И обеспечьте людей пайком на дорогу. Выполняйте немедленно!
      - Есть, гражданин Блюхер, - ответил командир и вышел медленным, строевым шагом.
      - Братцы! - заорал кто-то высоким голосом. - Это же герой Перекопа военный командир Блюхер!
      - Ура главкому! Да здравствует Блюхер!
      ФРОНТ
      _____________________________________________________________________
      Полки Восточного фронта отступали под натиском белых. Бойцов валил тиф; они обовшивели, деревень на пути отступления не было, а если вдруг и встречались, то комфронта Серышев не разрешал останавливаться на отдых, стараясь как можно дальше оторваться от противника, чтобы занять оборону под Хабаровском и там, став под защиту бронепоездов, постараться отбить белых.
      Снег засыпал армию, по таежным тропкам к Амуру пробирались смертельно уставшие, обмороженные люди, многих несли на самодельных носилках - сыпняк свирепствовал вовсю; тащили на себе пушки, потому что лошади пали от бескормицы.
      Постышев осунулся, щеки запали, в усах стала пробиваться седина, и шея из гимнастерки торчала по-цыплячьи жалобно.
      Огромной, редкой и рваной цепочкой растянулась армия по тайге, отступая к Хабаровску.
      ...А Блюхер сидел в Чите, в штабе, в комнате радистов, у Прямого провода с Хабаровском.
      - Записывайте разговор, - попросил он дежурного, - копию - в ЦК.
      У аппарата член Военного совета Приамурского военного округа Мельников.
      Б л ю х е р. Бегло ознакомившись с обстановкой, замечаю ряд крупных недостатков в управлении, требующих немедленного устранения.
      1. Отсутствие мер охранения и разведки как по фронту, так и на флангах. Ссылка на отсутствие конницы не оправдательна, это можно организовать на подводах, беря их у населения.
      2. Отсутствие маневрирования, доходящее до того, что появление в тылу 60 человек влечет к отходу всей группы. Такое положение, если оно будет продолжаться, приведет к окончательной деморализации и полной потере уверенности частей в своей силе.
      3. Оставление противнику целым железнодорожного пути говорит о растерянности командования, не принимающего мер к подрыву и разрушению путей, мостов и водоемных зданий, даже тех, кои уже заминированы.
      4. Отсутствие связи Хабаровска с фронтом, последнего с отдельными частями.
      5. Отсутствие мер, направленных к приведению частей в порядок и восстановление утраченной дисциплины. Ваше заявление о том, что части дерутся хорошо, мало правдоподобно. Непрекращающийся отход без хотя бы одного боя, в котором бы противнику было нанесено поражение, является доказательством вышеизложенного.
      6. Неиспользование всех имеющихся в вашем распоряжении средств борьбы и обороны, в частности так называемых конных батарей, применение которых в условиях вашей местности крайне полезно.
      7. Неумение примениться к тактике противника, действующего небольшими обходными колоннами на тыл и фланги ваших частей, парировать которые следует выделением небольших резервов, располагая их в тылу и уступами на флангах. Вот ряд правил и необходимых мероприятий, обусловливающих успех, если они выполняются, и разгром, деморализацию, постоянный отход из-за угрозы быть обойденными, если ими пренебрегают. Кроме того, судя по сводкам, ваша группа, отходя, никак не может расстаться с эшелонами. Это напоминает мне войну в начале 1918 г., которую вели красногвардейские части в Советской России. Все это следует учесть и немедленно принять меры к устранению указанных мной недостатков. Кроме того, немедленно же примите действенные меры к приведению в порядок и сбору рассеявшихся партизан Приморья, дав им задачу непрестанными набегами разрушать ближайший тыл противника, действуя на его пути, линии снабжения, на отдельные двигающиеся части, разрушая связь и изыскивая меры лишить противника видов снабжения на местах, до ближайшего тыла, примерно от ст. Уссури и севернее в полосе Уссурийской дороги, и беспокоить отдых противника, совершая ночные нападения на места его ночлегов и расположений. Также надлежит положить предел нападению противника на ваш тыл и фланги. В этом отношении необходимо вырвать у противника инициативу и своим контрнападением на фланги и тыл противника через Уссури прекратить его нападения.
      Теперь еще два вопроса.
      Кто командует Амурским районом и где проходит его граница с Хабаровском? Вообще, сообщите завтра, как полагаете организовать безопасность своего тыла и покрылась ли льдом река Уссури?
      М е л ь н и к о в. Командует Амурским районом комполка тов. Фадеев в пределах административных границ области. Лед на Уссури достаточно крепок для продвижения всех родов оружия. Все ваши указания принимаю к исполнению, по некоторым пунктам имею разъяснения, которые прошу разрешения сообщить завтра.
      Б л ю х е р. У меня вопросов больше нет. По приезде тов. Серышева в штаб ознакомьте его с нашим разговором, и если у него возникнут новые вопросы или будут новые сведения с фронта, то меня можете вызвать в 24 часа, т. к. этот промежуток времени уйдет у меня на заседание с Мининделом. Во всяком случае, завтра передайте тов. Серышеву, что мне с ним необходимо поговорить, примерно часов в 12 по читинскому времени. Пока же желаю вам успеха, бодрости и твердой решительности. Не отдавать Хабаровска, помня, что потеря Хабаровска для нас будет иметь неисчислимые тяжелые политические последствия в Вашингтоне и Дайрене, где при условии занятия Хабаровска меркуловское правительство может быть признано равноценным с Правительством ДВР. Всего хорошего, успеха вам и привет тов. Серышеву и тов. Постышеву.
      ПЛАЦ ЧИТИНСКОЙ ОТДЕЛЬНОЙ БРИГАДЫ
      _____________________________________________________________________
      Каждый день ранним утром, когда еще не рассвело, Блюхер проводит с войсками строевые учения: учатся люди брать укрепрайоны, рвать проволоку, биться в траншеях. А после - занятия на плацу.
      Гремит духовой оркестр. Медь труб аж синяя от мороза. Замер на кауром жеребце Василий Константинович. Мимо него, печатая шаг, идут бойцы Читинской отдельной бригады, одетые в добротные полушубки и <богатырки> высокие шапки, точь-в-точь буденовки. Бойцы так сильно вколачивают шаги в землю, что даже лица их трясутся и штыки при каждом новом шаге чертят воздух - вниз-вверх, вниз-вверх!
      - Отставить! - протяжно командует Блюхер. - Вторая шеренга, плохо мысок тянем. Не годится. И равнение не так держите - плечами, как волнами, ходите, граждане бойцы. Не годится. А ну еще раз! Шагом а-арш!
      И снова гремит оркестр, и снова бойцы идут церемониальным маршем мимо главкома, который сидит в седле как гранитный и честь отдает рукой без перчатки, а мороз - тридцать три ниже нуля.
      - Отставить! - яростно кричит Блюхер. - Последняя шеренга: не яйца несете, а винтовки! Потуже их к боку прижимайте, не побьются. Шагом а-арш!
      Грохочет оркестр, трубачи посинели с натуги, губы примерзают к трубам, идет бригада церемониальным маршем мимо Блюхера, а он слышит, как за его спиной командиры глухо ропщут:
      - Наших под Хабаровском бьют, а он тут гусиному шагу учит.
      - Балуется в войну. Проиграем то, что завоевали партизаны в двадцатом году!
      А Блюхер, не поворачивая головы, командует:
      - Отставить! Граждане бойцы второго батальона, не бойтесь ногу повыше поднимать, от этого, кроме пользы, ничего не будет! Ну-ка, ша-агом арш!
      РАЗВЕДУПР ВОЕННОГО МИНИСТЕРСТВА
      _____________________________________________________________________
      Блюхеру сообщили, что пришла шифровка из Владивостока чрезвычайной важности. Василий Константинович прервал совещание по снабжению армии продовольствием - оно шло уже пятый час кряду, сразу же пошел к шифровальщикам. Обхватив свою громадную, бритую голову сильными пальцами, он начал читать сообщение Владимирова о готовящейся зимней кампании, он читал сообщение о количестве бронепоездов, орудий и солдат, которые подтягиваются к фронту, он узнавал все то, что составляло важнейшую государственную тайну белого движения.
      Он читал это сообщение и видел за колонкой цифр и строчками текста лицо того разведчика, с которым Дзержинский познакомил его перед отъездом из Москвы. Тогда лицо Владимирова показалось ему чересчур молодым, слишком улыбчивым и холеным. И вот сейчас, читая его донесение, которое поможет ему, Блюхеру, построить свою оборону так, чтобы она оказалась роковой для белых, он видел совсем иное лицо Владимирова, он только сейчас угадывал в нем и понимал те черты, которые тогда, в Москве, казались ему неинтересными и ничего не значащими. И чем дальше читал Блюхер, тем острее в нем рождалось чувство мужской, доброй любви к тому человеку, который сейчас там, за кордоном, один, совсем один.
      - Пожалуйста, - сказал Блюхер одному из своих помощников, заготовьте приказ о награждении орденом Красного Знамени и золотым оружием.
      - Кого?
      - Товарища номер девятьсот семьдесят четыре, - ответил Василий Константинович.
      - А фамилия?
      - Это и есть сейчас его фамилия, - ответил Блюхер. - Прекрасная фамилия - <товарищ 974>.
      ПРИЕМНАЯ БЛЮХЕРА
      _____________________________________________________________________
      Василий Константинович вызвал для беседы двух бывших генералов царской армии и одного полковника генштаба. Адъютант извинился за опоздание военного министра - еще не кончилось заседание Совета Министров.
      - Я попрошу вас подождать гражданина Блюхера.
      - По какому поводу я вызван сюда? - спросил генерал, одетый в потрепанный штатский костюм.
      - По-видимому, речь пойдет о нашем возможном участии в работе штабов? - уточнил полковник генштаба.
      - Да, по-видимому, - ответил адъютант.
      - Если я сейчас уйду, это не повлечет за собой физическое уничтожение моей семьи?
      - Нет, не повлечет, генерал.
      - В таком случае всего хорошего.
      И генерал в штатском вышел из кабинета.
      Двое оставшихся, стараясь не глядеть друг на друга, сели в кресла. Глухо ударили часы - высокие, из черного резного дуба. На столе адъютанта то и дело звонили телефоны, в приемную заходили секретари, работники отделов, курьеры с фронта. Они переговаривались с адъютантом Блюхера тихими, смертельно усталыми голосами - когда армия отступает, в штабах страдают бессонницей.
      Блюхер появился стремительно; ни на кого не глядя, прошел в свой кабинет. Полковник и генерал переглянулись.
      - Кто этот молодой человек? - спросил генерал, кивая головой на дверь, только что закрывшуюся за Блюхером.
      - Военный министр.
      Адъютант скрылся за дверью. Через мгновение он вышел.
      - Министр приглашает вас, граждане.
      - Присаживайтесь, - сказал Блюхер вошедшим.
      - Благодарю, - сухо ответил полковник.
      - Спасибо, гражданин министр, - чуть улыбнулся генерал.
      - Вам известно об аресте группы бывших военных во главе с Гржимальским? - глухо спросил Блюхер.
      - Что?!
      - То! - рассвирепел Блюхер. - То самое!
      - Генерал Гржимальский честный человек.
      - Я воевал с ним в Галиции...
      - Ладно. Я пригласил вас не за этим. Просто мне полчаса назад об этом сообщили из госполитохраны - они сейчас заканчивают аресты белых заговорщиков, а я давеча генерала Гржимальского внес первым в список побеседовать и постараться найти платформу для совместной работы.
      - Здесь не могло быть ошибки? - спросил полковник. - Генерал Гржимальский всегда был вне политики, он кадровый военный и патриот.
      Блюхер стремительно глянул на собеседника, свел брови в одну мохнатую линию, хмыкнул.
      - Граждане кадровые военные, - сказал он после паузы, - позвольте мне перейти к главной части нашего разговора. Поскольку вы часто божитесь своей любовью к матушке-России, я хотел бы ознакомить вас с тем ультиматумом, который Япония выдвинула нам в Дайрене. Мы не приняли его. Вот, извольте.
      Генерал и полковник жадно прочитали документ и возвратили его Блюхеру.
      - Когда мы отказались принять эти позорные для русских условия, против нас по приказу японцев выступили белые во главе с Молчановым. Итак, вопрос на сообразительность: с кем сейчас должен быть русский патриот, любящий <матушку-родину>, - с меркуло-молчановцами или с большевиками? Отвечать прошу по принципу <да - нет>, всяческая хреновина надоела - спасу нет.
      - Позвольте, не отвечать на ваш вопрос, ибо Молчанов мой боевой друг, я с ним вместе мерз в окопах.
      - Хотите быть чистеньким, генерал?
      - По отношению к другу я обязан быть чистым.
      - А по отношению к родине?
      Молчание.
      - Хорошо. Можете не отвечать. Благодарю вас за то, что нашли время прийти. Всего хорошего.
      Молчание.
      - Я вас больше не держу. Вы вольны уходить.
      Но генерал не уходил. Он поглаживал костлявые колени худыми, длинными пальцами, смотрел мимо Блюхера в стену, на оперативную карту, изрезанную острыми синими стрелами.
      - Ну а вы, полковник? - спросил Блюхер. - Если согласны помочь нам, то завтра же получите назначение в оперативный отдел штаба Восточного фронта.
      - Я не могу преступить грань. Большинство моих друзей находится в рядах тех, кто против вас. Я - ни за них, ни против вас. Я за родину, простите великодушно за драматизм ответа.
      - Понятно. Всего хорошего. Вы свободны.
      Генерал и полковник вышли из кабинета. В приемной возле адъютанта стояли три человека в кожаных куртках.
      - Генерал Табаков?
      - Да.
      - Полковник Бахнов?
      - Совершенно верно.
      - Следуйте за нами, вы арестованы.
      Полковник скривил губы в презрении:
      - Боже, какую комедию разыгрывал этот мальчик!
      В десять вечера Блюхера снова вызвали к радистам на связь с Хабаровском.
      У аппарата заместитель Главнокомандующего Народно-революционной армии Серышев.
      Б л ю х е р. Примите ряд указаний, необходимых для срочного проведения их в жизнь.
      1. Мобилизуйте партийные силы обеих областей и вливайте их в части для придания им устойчивости.
      2. Немедленно приступите к сокращению тылов до минимума и таким образом выделяемые силы также направьте на укомплектование частей.
      3. В целях придания подвижности артиллерии и пополнения конским составом полевых частей произведите мобилизацию конского состава в городах Хабаровске и Свободном, и если по условиям явится возможным, то и в крупных селах, уездах. Немедленно верните в войска уволенных по семенным обстоятельствам в Приморской и Амурской областях. В целях лучшего руководства мобилизацией, а также для организации тыла необходимо часть штаба округа перебросить в Благовещенск.
      4. Примите исключительные меры к сбору рассеявшихся приамурских партизан, дав им задачу нападения на ближайший тыл наступающих частей противника, примерно на участке ст. Уссури и севернее, а также примите меры к интенсивной организации партийных ячеек.
      5. Ускорьте эвакуацию Хабаровска.
      6. Укажите комсоставу на необходимость маневрирования, обеспечивающего от обхвата флангов и нападения на тыл их, что можно достигнуть путем выделения небольших отрядов уступом за своим флангом. В целях лучшей разведки и охранения недостаток конных частей заменяйте пехотой, сажая ее на подводы, взятые у населения.
      7. Прибывающий Амурский полк не распыляйте выбрасыванием на фронт отдельных рот и батальонов, а держите его сосредоточенно для удара по противнику.
      8. При отходе позаботьтесь о порче пути железной дороги.
      9. Историю с боем под Лончаковом, где, судя по потерям, комсоставом не было проявлено должной распорядительности в организации разведки и мер охранения, не следует оставлять без наказания.
      10. Для лучшего использования всех средств обороны, а также в целях достижения твердого управления войсками и тылом назначаю вас командующим войсками Приамво.
      11. В целях большего придания бодрости вашим частям мною приказано начальнику снабжения немедленно выдать жалованье начиная с декабря месяца. Деньги для этой цели в сумме 40 000 в золотом рубле на декабрь месяц высылаются завтра. Меры к обеспечению вас деньгами также принимаю. Пока же договоритесь о получении из Хабаровского госбанка 16000, кои будут мною возвращены Правительству здесь. Для обеспечения вас продовольствием завтра в распоряжение Рябова в Благовещенск будет выслано 200 тысяч рублей, и, наконец, Военсовет и Дальбюро настоятельно требуют от вас принятия всех мер и использования всех средств в целях обороны Хабаровска, который вы должны во что бы то ни стало удержать в своих руках, помня, что потеря его влечет тяжелые политические последствия для республики, Желаю вам успеха и победы вашим частям.
      ТЮРЬМА
      _____________________________________________________________________
      Поздняя ночь. По длинному тюремному коридору, жутко-гулкому, полутемному, освещенному подслеповатым светом керосиновых ламп, Блюхер шел в сопровождении двух работников госполитохраны. Возле камеры, где содержатся арестованные генералы и офицеры, Блюхер остановился. Обитая толстым железом дверь с маленьким глазком тяжко визжала, когда ее распахивал охранник. Блюхер вошел в камеру. Арестованные лежали на скрипучих нарах, укрывшись шинелями.
      - Принесите лампу, - попросил Блюхер охранника.
      Генералы поднялись с нар, кто-то тяжело вздохнул. В камеру принесли три лампы, стало светлее. Благообразные лица, седые усы, бородки клинышком, пенсне, порода в осанке - все это увидел Блюхер и вдруг, неожиданно для самого себя, добро и очень грустно улыбнулся.
      - Перепугались? - спросил он. - Ничего, сейчас будем разбираться.
      В коридоре слышны шаги и крики. В камеру втолкнули князя Мордвинова. Его держали два жилистых надзирателя. Лицо у князя белое, плоское, перекошенное тиком.
      - Кто знает этого человека? - спросил Блюхер,
      - Я, - ответил седоусый старик,
      - Ваша фамилия?
      - Гржимальский.
      - Кто этот ваш знакомый?
      - Князь Мордвинов, поручик.
      - Когда он последний раз виделся с вами?
      - Он служил в моей дивизии во время войны против германцев, честно и храбро служил...
      - Я спрашиваю, когда он видел вас здесь, в Чите, во время совместной работы по организации контрреволюционного путча.
      - Я отказываюсь отвечать на провокационные вопросы.
      - Мордвинов, - попросил Блюхер, - скажите, когда вы в последний раз виделись в Чите с руководителем белого заговора Гржимальским? Вы не хотите отвечать? Вы не будете отвечать? Хорошо. Гражданин следователь, покажите генералу Гржимальскому показания Мордвинова.
      - Бесполезно. У меня изъяли очки, - сказал Гржимальский.
      - А мы вам прочтем.
      - <Генерал Гржимальский, - начал читать Блюхер страничку из показаний Мордвинова, - закончив организацию заговора, назначил день выступления, сигналом к которому должно быть убийство министра Блюхера, подготовленное Табаковым и полковником Бахновым>.
      Генералы и Гржимальский усмехнулись, а полковник Бахнов тяжело опустился на табурет.
      - Это вы писали, Мордвинов? Снова молчите? Ладно. Не отвечаете мне ответьте вашим друзьям.
      Молчание; так тихо стало, что слышно было, как соломенная труха шелушилась в тонких матрацах.
      - Хорошо, - сказал Блюхер, - мы сейчас уйдем из камеры. Но я прошу генерала Гржимальского или любого другого выборного из вашей среды выяснить у Мордвинова, он ли давал эти показания.
      Блюхер и его спутники вышли из камеры. Они молча прохаживались по длинному полутемному коридору.
      - Бросили бы вы курево, право слово, - раздраженно сказал Василий Константинович госполитохрановцу, который беспрерывно пыхал трубочкой, себя ж травите и людям дышать не даете.
      - Так ведь греет... И от голодухи, обратно спасает.
      - Сволочь какая, а? - удивленно, словно разговаривая с самим собой, сказал Блюхер и завертел головой из стороны в сторону, будто ему воротничок жал.
      - Это вы про кого?
      - Про князя. А табак нисколько не греет, это вы напрасно. Пошли, время.
      Гулко загрохотали быстрые шаги: по коридору бежал адъютант Блюхера. Запыхавшись, он нагнулся к Блюхеру и тихо сказал:
      - От Постышева шифровка. В партизанских частях восстание.
      Блюхер на мгновение замер, потом резко - ногой - толкнул дверь камеры. Спросил с порога:
      - Ну?
      - Мы верим князю, - ответил Гржимальский, - он честный офицер. Вся эта история с заговором - грязный фокус ЧК.
      - Ясно. Мордвинов, вот листок бумаги и ручка, извольте написать на имя военного министра, что вас оклеветали в госполитохране и вынудили дать ложные показания против кадровых военных. И подпишитесь. Виновные будут наказаны по закону военного времени.
      Мордвинов размашисто написал на листке бумаги несколько строчек и подписался под ними. Блюхер взял листок, подул на него и сказал - тихо и свирепо:
      - Ах ты, сволочь! Хитер, хитер, а дурак. Завтра же этого князя к стенке. Нечего с ним чикаться, с негодяем. У кого из вас есть очки? спросил он генералов.
      Никто не отвечал.
      - Я спрашиваю! - кричит Блюхер. - У кого из вас есть очки?! Если у вас нет зрячих - тогда черт с вами со всеми! Некогда мне с вами разводить канитель! Вот показания Мордвинова, которые он против всех вас писал здесь, в тюрьме. Вот его донесения во Владивосток к Гиацинтову, а вот что он сейчас написал! Зрячие увидят - все написано одной рукой! Извольте убедиться перед тем, как я вас всех отпущу по домам!
      - А-а-а! - взвыл Мордвинов, бросившись к генералам. - Они били меня, они били меня, господа! Они вынудили меня написать это! Они втыкали мне иглы под ногти! Они мучили меня!
      - Когда вас арестовали?! - тихо спросил Блюхер. - Отвечать!
      - Три дня назад!
      - Руки на табурет!
      - Что?
      - Руки на табурет! Где иглы под ногтями?! Где следы?!
      - А-а-а!! - закричал князь и отбежал в угол камеры, в темноту.
      - Разденьте его! Если увижу хоть один след от побоев, следователя пристрелю здесь же, на глазах у всех, как злейшего врага революции!
      Мордвинов плакал, кричал, вырывался. Его раздели. На белом его гладком и ухоженном теле не было ни единой царапины.
      - Ну? - побелев от ярости, спросил Блюхер генералов. - У меня фронт, а я тут вами занимаюсь! А вы не можете мне слова сказать - <да> или <нет>! Боитесь обидеть вашего друга генерала Молчанова. А он вас хотел всех скопом с помощью Мордвинова нашими пулями сделать национальными мучениками. Не вышло, слава богу! Не будет из вас национальных мучеников, из вас получатся настоящие национальные обыватели. Тьфу! Хрен с вами! Плесневейте. Отпустить их всех домой! Или выдайте иностранные паспорта пусть уматываются в Японию или в Китай, - к черту!
      Мордвинов выл на полу, кусал ногти, вопил и хватал за сапоги уходящих из камеры генералов.
      У тюремных ворот Блюхера догнала группа генералов.
      - Министр, - обратился к нему Гржимальский, - когда мы будем вам нужны?
      - То есть как это <когда>? Сегодня, - ответил Блюхер не оглядываясь и быстро пошел по ночной улице - в министерство. Следом за ним по-военному быстро шли генералы. Они шли с пледами и подушечками-думками: прямо из тюрьмы - в штаб Народно-революционной армии.
      ПАРТИЗАНСКИЙ ШТАБ
      _____________________________________________________________________
      Над особняком, стоящим на окраине городка, вывешен красно-черный флаг, на котором белой масляной краской выведено: <Да здравствует Советская власть без коммунистов!> Здесь помещается штаб восставших партизан. У высокого крыльца щерятся фиолетовые рыла пушек. Сюда то и дело заходят люди, перепоясанные пулеметными лентами, у коновязи хрипят взмыленные кони с красными глазами, часовые с короткоствольными американскими карабинами замерли у тяжелых дверей; все в них недвижно, разве только семечки лущат, но они это делают прямо-таки артистически, работают только губы - стремительно и точно.
      Сейчас в особняке идет заседание <правительства>, только что <избранного> восставшими партизанами. Руководит работой правительства Колька-анархист, присвоивший себе звание <чрезвычайного и полномочного верховного комиссара на Дальнем Востоке, в Якутии и Камчатке>. При распределении должностей он заодно взял себе звание министра иностранных дел, заместителя председателя правительства, главного казначея и министра без портфеля.
      - Товарищи министры и члены, - говорит Колька собравшимся в комнате, - от имени нашего дорогого председателя правительства Ильича, первым заместителем которого я отныне являюсь, передаю вам, как очевидный факт, пламенный советский привет и ура!
      <Министры>, раскрыв волосатые рты, ревут что-то непонятное. Опохмелившиеся с утра никак не могут сдержать смеха, а те, которые потрезвее, быстро дожевывают хлеб, розданный партизанам по приказу Кольки-анархиста без всякого пайкового довольствия, а по принципу: кто сколько хочет.
      - Я получил сегодня много поздравлений, - говорит Колька и хлопает рукой по оттопыривающемуся карману, - от членов великого Коммунистического Интернационала!