Танки оживали вновь

      Огромная роль во всей этой большой работе принадлежала партийной организации завода. Коммунисты были там, где всего труднее. Они показывали пример мужества, выносливости, самоотверженности. Находили в себе силы помочь товарищам, ободрить совсем ослабевших. Многие инженеры (М. Бойченко, С. Емельянов, Г. Мартьянов, А. Вихрев и другие) при необходимости становились слесарями и токарями. Перешли работать в цеха и некоторые заводоуправленцы. Когда линия фронта вплотную приблизилась к Ленинграду, на Металлический завод была переброшена часть оборудования и деталей танков KB с Ижорского и Кировского заводов. С Кировского пришли и бригады товарищей Потапова, Москвина, Задворного, знакомые с производством и ремонтом танков. Опираясь па них, главный конструктор завода Н. Богданов организовал подготовку необходимой технической документации в весьма короткие сроки...
      Все это я узнал, а многое и увидел во время моих неоднократных приездов на Металлический. А сейчас мне хотелось бы рассказать лишь об одном эпизоде на этом предприятии.
      Около шести часов утра я буквально вбежал в проходную Металлического завода - на дворе 30 градусов ниже нуля. Мне посоветовали так рано не ходить к военпреду Г. Е. Алексенко. Он всю ночь работал и только в пять утра пошел из цеха к себе. Поэтому больше часа я коротал в проходной. Она не отапливалась и, чтобы не замерзнуть, приходилось ходить из угла в угол. В душе я удивлялся терпению вахтерши, которая была уже в годах. Правда, на ней были валенки и тулуп. Втянув закутанную голову в воротник, а руки в рукава, она сидела, прислонившись к стенке, и дремала.
      Я облокотился на подоконник, подул на стекло, потер его перчаткой. В образовавшийся глазок увидел Неву, вдоль берега которой шел сюда еще затемно. Как раз напротив стоял вмерзший в лед военный корабль. Его иллюминаторы казались мне глазами, которые зорко смотрели на набережную, на завод и как будто говорили: "Корабль жив, он готовится к плаванию". Мимо корабля шли цепочкой люди. Шли медленно, с трудом переставляя ноги. С каждой минутой на протоптанных по льду Невы тропинках становилось все больше и больше людей. Приближалось время утренней смены. "Как им трудно, а живет, работает Ленинград", - с гордостью за ленинградцев подумал я.
      В проходной появились первые рабочие. Вахтерша встала, распрямилась, приветливо отвечала на "доброе утро" и внимательно проверяла пропуска. Она, конечно, каждого из них хорошо знала, но порядок есть порядок, и она его выполняла строго, по-военному.
      У меня пропуска не было, и я спросил: "Как быть?" Вахтерша показала на маленькое окошко в стенке и сказала: "Постучите, пожалуйста".
      Стучать не пришлось: я лишь слегка притронулся, и окошко приоткрылось.
      - Вы к кому? - спросили меня.
      - К военпреду, заявка должна быть.
      - Удостоверение, - попросили меня и тут же выписали пропуск.
      В приемной военпреда прохаживался инженер-майор Волков - военпред Кировского завода. Увидев меня, он подал руку, спросил:
      - Опять просить танки?
      - Нет, не просить. Помогать...
      - Это хорошо. Только как? Я вот тоже думал помочь, да ничего не получается. Какой-то заколдованный круг. Георгий Евгеньевич (он имел в виду Алексенко) совсем выбился из сил. Все заново замерил, перечертил, пересчитал, лично отрегулировал, а вот сегодня ночью опять вентилятор полетел. Не получается с центровкой двигателя. Теперь уже и вентиляторов на заводе нет. Что ж теперь делать? - спросил я Волкова.
      - Вот Георгий Евгеньевич и думает, - кивком головы на дверь кабинета указал А. Ф. Волков и добавил: - Наверное, придется начинать сначала.
      Дверь вдруг открылась.
      - А, фронтовик, здравствуй, - обратился ко мне Георгий Евгеньевич, заходи. Скажи мне, когда эвакуировали танк, он не попадал в какую-либо историю?
      - Какую историю вы имеете в виду? - не понял я.
      - Я его спрашиваю, а он меня. Видал, как получается? - обращаясь к Волкову, сказал Г. Е. Алексенко.
      - Прошу извинить меня, товарищ инженер-подполковник, я просто не понял вопроса, - сказал я, чувствуя, что Алексенко устал и поэтому немного взвинчен.
      - Значит, я неясно его задал, - уже спокойно сказал Алексенко. - Мне надо знать, был ли взрыв под днищем танка. Кроме пробоины в левом борту и сгоревшего мотора, других повреждений мы не обнаружили.
      - Как же, - ответил я, - у танка во время боя от взрыва фугаса была сильно повреждена ходовая часть. Прежде чем эвакуировать танк, мы неделю ее перебирали, работали под носом у противника, доставляя туда по одному катку и траку из других эвакуированных подбитых танков.
      - Значит, деформировалось днище, - как бы рассуждая с самим собой, произнес Алексенко. - Надо проверить. Пойдемте.
      - Может быть, передохнете немного, Георгий Евгеньевич? - предложил Волков. - Чайку попьем.
      - Нет-нет! Надо проверить, а потом уж займемся чайком.
      В цехе вокруг танка стояли рабочие. Им что-то говорил парторг Н. И. Хорьков. Увидев Алексенко, он обрадовался.
      - Мы вот, Георгий Евгеньевич, решили отремонтировать вентилятор на месте, не снимая его, - сказал он.
      - Думаю, лучше не торопиться. Давайте снова все проверим... Вот товарищ, кивнул на меня Алексенко, - говорит, что танк подорвался на фугасах. Надо проверить днище. Нарушение центровки при заводке двигателя, видимо, происходило из-за деформации днища. В этом, наверное, причина, а не в регулировке вентилятора с коробкой.
      - Выходит, надо снова снимать двигатель и коробку? - спросил Хорьков с тревогой. Дело в том, что подъемные крапы не работали из-за отсутствия электроэнергии и все приходилось делать вручную. А сил-то у рабочих в февральские дни 1942 года было очень и очень мало.
      - Может быть. Но предварительно надо осмотреть днище, - ответил Алексенко и полез под танк.
      Вылез оттуда он с трудом, постоял, прислонившись к танку, с закрытыми глазами. Очевидно, голова у него кружилась. Мы смотрели на него, и никто ничего не спрашивал. Понимали его состояние. Алексенко открыл глаза, обвел нас взглядом и сказал спокойно, будто ничего особенного и не произошло:
      - Либо взрывной волной днище деформировалось на большой площади, либо от взрыва что-то произошло со станинами, на которых крепятся двигатель и коробка. Руками определить вогнутость днища не удалось.
      И в том и в другом случае двигатель и коробку надо было снимать, так как причину неисправности танка легче всего было определить изнутри. А для этого по тем временам нужны были по крайней мере сутки. Я попросил поручить эту задачу моему экипажу, чтобы сохранить силы рабочих, которые потребуются позже, при центровке двигателя и обкатке танка.
      - Хорошо, - согласился Алексенко, - постарайтесь сделать к вечеру. Дополнительно выделим вам трех человек.
      Кроме экипажа, состоящего из механика-водителя сержанта Н. М. Орлова и башенного стрелка рядового П. Н. Новикова, остались рабочие Гвоздев, Никифоров и Петрова. Обязанности распределили так: мы занялись коробкой передач, а рабочие - двигателем.
      В моторном отделении работала Тоня Петрова, девушка лет шестнадцати-семнадцати. Она рассоединяла дюриты, снимала трубки топливной и масляной систем. Наверху трудились Никифоров и Гвоздев, а я с Новиковым - в трансмиссии. Инструмента, к сожалению, недоставало. Поэтому некоторыми ключами, особенно шведским разводным, работали поочередно.
      Гайки, болты, инструмент складывали аккуратно, чтобы ничего не затерялось и все было под рукой. Каждый знал, как трудно приходится при сборке демонтированных агрегатов, когда чего-то недоставало либо, еще хуже, оставалось что-то "лишнее". Затерявшуюся деталь рабочий, хотя и потеряет время, но найдет. А вот если обнаруживалась лишняя деталь, то приходилось весь агрегат разбирать и собирать заново.
      Нам нельзя было ошибаться. И поэтому каждый был требователен к себе и к товарищам.
      К вечеру двигатель и коробка были сняты. Алексенко и Хорьков не дождались, пока их позовут, пришли раньше и ждали, когда мы закончим работу.
      Пришел и Волков. Оказывается, он сходил днем на Кировский завод и раздобыл там три лопасти для вентилятора. Еще две надо было сделать на месте.
      Алексенко и Хорьков обследовали днище танка. Замеряли, простукивали.
      - Вот, - услышали мы голос Алексенко. Он сидел на корточках и, указывая ручником на середину станины, сокрушался: - Вот как это бывает!
      Оказывается, от удара взрывной волны сварочный шов станины, на которой устанавливается и крепится двигатель, дал трещину. Дефект серьезный и, как объяснил Алексеико, когда двигатель работал на больших оборотах, нарушалась центровка и вентилятор выходил из строя.
      - Ну что, Георгий Евгеньевич, варить? - спросил Хорьков, когда Алексенко вылез из танка.
      - Да, варить. Середина одной из станин вся в трещинах. Не знаю, как еще при заводке двигатель не сорвался с места.
      - Что ж, варить так варить. Только сварщика придется где-то искать. Нашего вчера отвезли в госпиталь: в тяжелом состоянии.
      - Нам бы агрегат скорее заправить да нужные электроды найти. А сварить сварим, - сказал Алексенко.
      Сварочный агрегат был здесь же, в цехе. Его не заправляли много дней. Варить было нечего. Карбид на, складе нашелся. В качестве электродов использовали куски сталистой проволоки. Когда все было готово, а на это ушло около трех часов, Алексенко для пробы приварил к броневому листу кусок рельса. Несколько раз ударили по нему кувалдой - держится прочно. Алексенко, поправив защитные очки, взял в руки несколько электродов и молча полез в танк. Сварка станины началась.
      Парторг пошутил:
      - Георгий Евгеньевич, не приваритесь сами, а то лишимся последнего сварщика, да, кроме того, и военпреда.
      - Ничего, товарищ парторг, за мной стоят гвардейцы. - Он имел в виду Волкова и меня.
      Примерно через полчаса Алексенко закончил работу.
      - Пусть теперь остынет, а потом проверим.
      Сварка получилась добротной, но от нагрева станину повело. Правая сторона ее оказалась выше левой и имела наклон к борту. Сначала хотели поставить под лапы двигателя прокладки. Но, взвесив все "за" и "против", решили шабером снять со станины несколько миллиметров металла.
      - Рабочий класс тоже кое-что умеет, Георгий Евгеньевич, - пошутил Хорьков и, взяв большой напильник, спустился на днище танка.
      - Все равно, дорогой парторг, я, как военпред, буду проверять, - ответил Алексенко.
      - Согласен. Но думаю, что поправлять не придется, - послышалось из танка.
      Хорьков из рабочих, он мастер на все руки и работу выполнял на совесть. Честный, работящий, общительный - таким знали парторга. И когда он крикнул: "Георгий Евгеньевич, можешь проверять, готово!" - то Алексенко просто дал команду опускать и устанавливать двигатель.
      Всю ночь от танка не отходили Алексенко и Хорьков. Дежурили они по очереди. И работа спорилась, и уверенность у людей была в том, что переделывать не придется. Они несколько раз уточняли, проверяли крепление агрегатов, давали поправки, советы. Волков тоже всю ночь возился с вентилятором и к утру принес его. Сам приклепывал лопасти.
      И пусть никого не удивляет, что районный инженер и военпред Г. Е. Алексенко и парторг Н. И. Хорьков сами лично ремонтировали танк. Ведь это был первый танк, который давал завод после ремонта! И стремление во что бы то ни стало быстрее отремонтировать тяжелый танк, дать его фронту - это стремление было похвальным. В то время пример командиров производства можно было смело приравнивать к примеру фронтового командира, который поднимает воинов в атаку и первый идет вперед на врага.
      Когда установили двигатель и коробку, Хорьков предложил всем отведать чайку, а затем уже заводить танк и обкатывать его. Все охотно согласились, потому что очень устали - ведь работали всю ночь.
      Чаепитие проходило здесь же, в цехе. Тоня целый чайник натопила снегу, вскипятила воду на печке-времянке. Кипяток казался вкусным и душистым. И каждый хвалил Тоню за ее заботу.
      - Хорошо, что сахару нет, - шутя сказал Хорьков, - а то пришлось бы весь снег со двора перекипятить.
      - Что верно, то верно. Но время дорого, приступим к делу, - отставив в сторону кружку, сказал Алексенко.
      Заводить танк вызвался Хорьков. Минут пять он прогревал двигатель на малых оборотах. Мы с волнением прислушивались к рокоту стального сердца танка, волновались за исход испытания.
      Алексенко громко крикнул Хорькову:
      - Парторг, прибавь обороты!
      Двигатель начал медленно набирать обороты. Все шло нормально.
      - Дай первую скорость, - подал команду Алексенко.
      Хорьков при выжатом сцеплении включил и отключил первую, затем вторую передачи. Вентилятор при рассоединении двигателя с коробкой вел себя нормально.
      - Еще газку! - крикнул военпред.
      Танк взревел. Мы, специалисты, слушали ровную и чистую "песню" двигателя, которая сопровождает его при нормальной работе на полную мощность.
      Алексенко оглядел нас, улыбнулся. И все заулыбались ему в ответ.
      - Что ж, надо поставить на постоянные обороты, пусть двигатель еще немного поработает. А там и на обкатку! - распорядился инженер, сходя с кормы танка.
      Хорьков продолжал оставаться в танке, чтобы убедиться, что температура воды, масла и давление поддерживаются в норме. Минут через десять вылез из танка, подошел к Алексенко и с радостью сказал:
      - Принимай, Георгий Евгеньевич!
      - Добро. Через час на обкатку. А сейчас, - обратился он ко мне и Волкову, - зайдем ко мне, есть о чем поговорить.
      В кабинете Алексенко уже находилось несколько человек.
      Здесь кроме военпреда Кировского завода инженер-майора Волкова были военпреды других заводов: капитан Предатько и майор Чугунов, а также офицер управления бронетанковых войск инженер-майор Васильев.
      Г. Е. Алексенко открыл совещание. Он рассказал о случае, с которым нам пришлось столкнуться при ремонте тяжелого танка КВ. Одной из причин несвоевременного выпуска машины из ремонта он назвал отсутствие должной дефектации танка при поступлении на завод. Алексенко, как районный военпред, дал указание впредь на все поврежденные танки, поступающие из войск, прежде чем передавать в цеха для ремонта, составлять тщательную дефектацию. При этом следует осматривать не только явно поврежденные агрегаты, но и весь корпус танка, обращая внимание на возможную деформацию отдельных агрегатов и деталей. Ответственность за проведение дефектации танков на заводах Алексенко возложил на военпредов. Затем он предложил военпредам изучить совместно с дирекцией возможности каждого завода по изысканию инструмента, наиболее дефицитных материалов, агрегатов и деталей.
      После совещания опять вернулись в цех. Хорьков заканчивал политическую информацию, или, как ее называли иначе, "десятиминутку". Рабочие, собравшись в кружок, внимательно слушали последние известия. За десять минут они узнавали положение на Ленинградском и других фронтах, обстановку в городе и на заводе.
      Обкатка танка прошла благополучно. С завода провожали нас, пожалуй, все рабочие смены. Каждый пожимал нам руки, желал счастливого пути и успехов в быстрейшем разгроме врага. На проводы пришли Алексенко, Хорьков, представители дирекции завода. Получилось что-то вроде праздника, хотя никакой торжественной части, как говорится, не было. Трогательные проводы запали в сердце. В них, как в фокусе, отразилось нерушимое единство армии и народа, их общие интересы, общие помыслы и стремления - сделать все для скорейшей победы над врагом.
      * * *
      Еще осенью 1941 года на 27-м ремонтном заводе возникла идея - производить ремонт непосредственно в поле. На фронте в частях было немало поврежденных в боях танков, но не хватало тягачей для доставки их на завод. Да и сама буксировка по размытым и разбитым дорогам занимала очень много времени: по 5-6 дней. Стали думать об организации выездных ремонтных бригад, чтобы монтажно-демонтажные работы производить непосредственно в частях, а в цехах ремонт агрегатов и деталей. Диспетчерскую связь с рабочими бригад можно было осуществлять на "пикапах" ГАЗ-А, которые были получены в автогараже Главпочтамта в период формирования завода. Начальник ремонтного отдела АБТУ фронта Д. П. Карев поддержал эту идею. Вопрос о частичной перестройке работы обсудили на заседании партбюро. Докладывал главный инженер завода капитан-инженер А. Ф. Пехотин. Он изложил сущность нового метода ремонта танков продуманно, с глубоким знанием всех подробностей, уделив особое внимание устройству жизни и максимально возможной безопасности работы людей. Выступили почти все члены бюро.
      В результате были скомплектованы выездные бригады рабочих под руководством А. В. Кудрявцева, П. И. Баранова, В. П. Шпакова, С. П. Петрова. Кстати говоря, Шпаков и Петров пришли на завод недавно. Их направил райком партии после выполнения задания у партизан. Эти волевые товарищи умели руководить людьми, да и сами за короткое время хорошо освоили ремонт танков. Для ремонта вооружения и электросварочных работ были организованы "скользящие" бригады, которые выезжали по мере необходимости. Бригады оснастили подвижными домиками, установленными на танковых катках, а затем, с наступлением зимы, на санных полозьях. Снабдили их необходимыми приспособлениями, инструментом и подъемными талями. Для бригады сварочных работ был изготовлен сварочный агрегат, то есть спаренная установка двигателя ГАЗ-АА с электросварочным генератором. Эта установка много раз выручала в период блокадной зимы 1941/42 г.
      Связь с бригадами, доставку ремфонда и отремонтированных агрегатов и деталей осуществляли Виктор Рогов, Николай Сафронович и неутомимые шоферы "пикапов" Александр Васильевич Коробков и Николай Максимович Максимов. Это опытные шоферы - мастера своего дела, прекрасно знавшие г. Ленинград, его окрестности и все дороги, ведущие к частям, что было немаловажным в проводимой работе.
      У нас в батальоне работала бригада ремонтников 27-го ремзавода. Ее возглавлял бригадир слесарей но ремонту бронетанковой техники Петр Иванович Баранов.
      Обстановка была тяжелая. На пятачке каждый метр земли простреливался противником. Поэтому работали в основном ночью. Менее опасно, но более трудно: работать приходилось в темноте - малейший свет, даже огонек от папиросы, - и тут же обстрел или из пулемета, пли из миномета. Приспосабливались по-разному, удавалось даже пользоваться электричеством от аккумуляторов. Делалось это так: танк накрывали брезентом, заделывали все отверстия и там работали, стараясь не греметь - враг стрелял и на звук. И все же, несмотря на предосторожности, бригада в Невской Дубровке несла потери.
      Однажды во время ремонта снаряд упал совсем рядом с танком. Когда ремонтники пришли в себя, то оказалось, что Григорий Морозов сильно контужен: кровь шла из ушей и носа. Ехать в госпиталь отказался, попросил отправить домой, к родным. На попутных машинах Г. Морозова довезли до улицы Дзержинского, где он жил, под руки привели домой. Он приглашал товарищей прийти к нему на следующий день и отметить день рождения. Но Г. Морозов ночью умер - контузия и голод сделали свое дело. В этот раз ремонтники потеряли пятерых своих товарищей.
      Бригада Баранова неоднократно выезжала на передний край в районы Невской Дубровки, Колпино, Красного Бора. Непосредственно в боевых порядках, под огнем противника она за период блокады отремонтировала более сорока боевых машин. Кстати, к моменту, когда писалась эта книга, П. И. Баранов жил в Ленинграде и работал слесарем-дефектовщиком.
      Во время ремонта танков в частях были случаи, когда рабочим бригад приходилось участвовать и в боях по отражению атак фашистов. В таких боях погибли начальник отдела технического контроля завода капитан Козаков, двое рабочих и был ранен техник-лейтенант В. В. Габринец. Вместо Козакова начальником ОТК был назначен капитан-инженер Неаскин Виктор Владимирович, молодой, энергичный, хорошо знающий материальную часть танков и технические условия ремонта (позднее он станет секретарем партбюро нашего 118-го отдельного танкового батальона). Он не ограничивался контролем, много сам помогал и в ремонте, и в испытании танков.
      Уехавших мужчин заменяли девушки и женщины. Одной из первых освоила специальность слесаря-ремонтника танков Таня Васильева - секретарь комсомольской организации завода и Ольга Филипповна Филиппова. Их инициативу поддержали другие. Обучение проводил начальник цеха Н. И. Абрамов. Таня обучалась монтажу танков, центровке моторов и вождению танков при их испытании. Она стала квалифицированным ремонтником. Ольга Филипповна, усердная, внимательная и аккуратная в работе, стала бригадиром женской бригады но ремонту агрегатов танков и умело сочетала техническое руководство с материнской заботой о членах своей бригады. Ее бригада не раз отмечалась за высокое качество ремонта.
      И все это - в неимоверно трудных условиях. Уже осенью 1941 года появились первые перебои в подаче электроэнергии. Стало очевидным, что дальше может быть еще хуже. По предложению секретаря парторганизации М. Д. Ковалева собрали по этому вопросу расширенное заседание партбюро. В ходе обсуждения остановились на двух вариантах решения проблемы электроэнергии: А. С. Хопров предложил использовать обнаруженный на территории завода локомобиль. Правда, он требует большого ремонта, но можно немедленно приступить к работам и параллельно доставать генератор. А. Ф. Пехотин предложил в качестве привода генератора использовать тракторный дизель. Главный инженер подчеркнул, что при этом конструкция всей станции будет компактнее, подвижнее да и в качестве топлива можно использовать отходы сливаемого дизельного топлива из ремонтного фонда танков. Партбюро приняло решение начать работы по обоим предложениям. Но когда Пехотин и энергетик А. Б. Руднев приехали на завод "Электросила", где надеялись достать генератор, их там ждала приятная неожиданность:
      - Есть такая электростанция, которую вы ищете, - сказал директор завода, но она разукомплектована, да и двигатель требует ремонта.
      Станция была получена под расписку с обязательством: вернуть после войны спаренный дизель ЧТЗ с электрогенератором в 60 кВт. В течение трех дней электростанция была приведена в порядок и смонтирована в углу слесарно-механического цеха (как основного потребителя электроэнергии), около электрораспределительного щита, чтобы избежать дополнительных работ, связанных с проводкой. Завод стал сам себя обеспечивать электроэнергией в часы перебоев подачи из города, а когда в самое тяжелое время блокады подача электроэнергии совсем прекратилась, завод продолжал бесперебойно работать. В монтаже и пуске станции особо отличились энергетики Руднев и В. И. Груздев. Они же обеспечили и ее надлежащую эксплуатацию.
      Сложнее и труднее была другая проблема - обеспечение людей продуктами питания. Нормы выдачи продуктов уменьшались. Все ощутимее становился упадок физических сил работников завода, хотя все они продолжали выполнять задания фронта. Заболел Хопров. Руководство заводом принял Пехотин. В этих условиях Пехотин, комиссар В. Г. Нестеров и Ковалев решили организовать стационар пункт отдыха ослабевших от голода рабочих. Для этого переоборудовали помещения отдела снабжения и прилегающего к нему склада. Установили печи-времянки, поставили койки с постельными принадлежностями. Поручили нескольким коммунистам обойти квартиры тех работников, которые по нескольку дней не выходили на работу, выяснить причину и взять на учет заболевших. Всех больных свезли в организованный стационар. Заведовать им поручили врачу Галине Максимовой, а помогать ей (после работы) - комсомолкам Кате Головниной кладовщице-комплектовщице, Зине Серегиной - крановщице, Лизе Степановой слесарю-электрику и другим девушкам. Удалось несколько усилить и питание для больных. На складах эвакуированного экскаваторного завода обнаружили мешок картофельного крахмала, несколько бидонов мучного клея и банок натуральной олифы и неизвестно каким образом попавшие в склад технического имущества полмешка сушеных яблок. По тем временам это был целый клад. Все тщательно оприходовали и выдавали в столовую.
      Таким образом был спасен от голодной смерти не один десяток работников завода, в том числе секретарь парторганизации Ковалев, коммунисты А. А. Гордеев и И. Кузнецов, которые делились своим скудным пайком хлеба с ослабевшими товарищами, пока сами не стали дистрофиками.
      Тогда же, зимой, завод организовал у себя ремонт и изготовление многих самых дефицитных запасных частей и обеспечивал войска по нарядам АБТУ фронта. Особенно в тяжелых условиях оказались и сам завод, и войсковые части из-за отсутствия блока шестерен 1-й и 2-й скоростей коробки передач. Для изготовления новых шестерен не было нужного зуборезного станка. Из-за этого задерживался выпуск из ремонта танков БТ-7 и Т-34 и невозможно было поставить на ход ряд танков в частях. Получалось: сколько будет обнаружено при разборке коробок передач годных этих шестерен, столько будет и отремонтировано танков.
      И вот по предложению рабочих под руководством Пехотина был произведен эксперимент: наплавка изношенной части зубьев шестерен твердым сплавом "Сормайд-2" с последующей обработкой профиля зубьев шлифовальными кругами. Сварщик Алеша Соколов взялся за освоение процесса наплавки зубьев. Наплавка производилась в водяной ванне, и требовалось очень точное выполнение соответствующих режимов нагрева и наплавки "сормайда". Долго ничего не получалось. Кое-кто уже разочаровался. Но все-таки труд увенчался успехом.
      Реставрированные таким путем несколько шестерен установили в коробки передач трех танков и испытали на дальность пробега, делая частые переключения скоростей в тяжелых условиях движения. Испытания показали, что шестерни выдерживают 150-200 км движения танка под нагрузкой. Доложили результаты испытаний в АБТУ фронта. Поскольку это был единственный выход и учитывая малые расстояния движения танков во время боя в условиях Ленинградского фронта, командование разрешило временно использовать такие шестерни.
      О качестве отремонтированных танков, по-моему, хорошо свидетельствует вот такой эпизод.
      Весной 1942 года бригада ремонтников закончила ремонт нескольких танков в батальоне, где заместителем командира по технической части был капитан Тышко. Приехал на своем "пикапе" Пехотин, чтобы на следующий день перебросить бригаду в другую часть, и стал свидетелем необычного случая. Батальон успешно провел разведку боем. И вот, когда наши Т-34 уже отходили обратно, один танк застрял в лощине на ничейной земле и после неоднократных попыток выбраться заглох в тот самый момент, когда около него разорвалось, один за другим, несколько снарядов. День был на исходе. Потревоженные немцы непрерывно освещали ракетами местность и периодически вели пулеметный огонь. Ночью экипаж танка не прибыл в расположение батальона. Думали, что он погиб. Наметили эвакуировать танк на рассвете, когда лощину покроет туман. Но немцы, оказывается, опередили нас. Сначала послышался шум танкового мотора, а затем в утренней дымке стал заметен танк противника, который на большой скорости подошел к нашему Т-34.
      Командир батальона решил послать взвод Т-34 на выручку, но немецкие танкисты уже зацепили тросами тридцатьчетверку. Они протащили было наш танк метров 10-15, как вдруг он ожил, и танк противника, словно споткнувшись, остановился. Оба танка, сцепленные тросами, замерли на месте, слышен был только рев моторов. С нашей и вражеской стороны все с волнением следили за единоборством танков.
      Вот потащил вражеский танк, и юзом поползла тридцатьчетверка. Затем рванул на себя Т-34 и немного протащил противника. Так повторялось несколько раз. Моторы ревели всеми своими "лошадиными" силами. И вот видим, как Т-34, улучив момент (механик-водитель танка противника, видимо, переключал скорость), рванулся вперед и... потащил врага к нашим позициям. Уже не останавливаясь, все быстрее и быстрее... Немцы открыли бешеный огонь по танкам. Выскочивший из башни немецкий танкист тут же был сражен своими же минами, а остальные два предпочли смерти пленение. Наши минометные батареи открыли ответный огонь. Т-34 притащил танк противника в расположение батальона.
      Как потом рассказал экипаж нашего танка, во время перехода ничейной земли через лощину на препятствии заглох мотор, а из-за слабых аккумуляторов и малого давления воздуха в баллонах для воздухозапуска двигателя невозможно было его завести. Экипаж решил не покидать исправную машину, зная, какую ценность она представляет на Ленинградском фронте. Надеялись ночью доставить баллон с воздухом, но вылезти через десантный люк оказалось невозможно, так как танк "сидел" на грунте, а выход через башенный люк привел бы к напрасной гибели от интенсивного обстрела. Экипаж решил ждать нашего тягача. Противник же, как показали пленные немецкие танкисты на допросе, подумал, что экипаж Т-34 покинул танк ночью, и поэтому смело предпринял попытку отбуксировать наш танк к себе.
      Как позже выяснилось, дизель В-2-34 и сам танк Т-34 были отремонтированы на 27-м ремзаводе.
      В конце февраля 1942 года я снова выезжал на 27-й завод. Корпуса цехов были разрушены еще больше, чем прежде. В окнах - ни одного стекла. Холодно, голодно.
      Продовольственные карточки почти не отоваривались: не было продуктов. В столовой выдавали лишь 500 граммов дрожжевого супа. И это на весь день.
      Но люди держались стойко, работая по 18-20 часов в сутки. Начальники цехов по нескольку суток не покидали своих рабочих мест. Они не только руководили, по и сами выполняли наиболее ответственные работы. Вспоминается характерный пример.
      На завод было доставлено десять самоходных установок. Специалистов по восстановлению этих машин на заводе не было. И тогда начальник первого цеха Н. И. Абрамов и рабочий М. Я. Давыдов сами взялись за работу. Они решили вдвоем сверх плана отремонтировать эти боевые машины. Работали бессменно, оставаясь на местах даже тогда, когда рабочие уходили на свой короткий отдых. И часто, придя на следующий день на работу, товарищи видели своего начальника у боевой машины. Его койка, стоявшая в небольшой каморке тут же в цехе, нередко оставалась неразобранной.
      - Ничего, после войны отоспимся, - отшучивался Абрамов на замечания друзей.
      В течение месяца все десять самоходных установок были отремонтированы, испытаны и немедленно отправлены на фронт.
      Вспоминается встреча с рабочим Григорием Елькиным. Увидя его у танка измотанного, уставшего, еле передвигавшего ноги, я спросил: