Танки оживали вновь

      Мы бросились за ним не сразу. Сначала обыскали участок - ведь могли быть и другие диверсанты. Но их мы не обнаружили, а на небольшой поляне нашли убитого шофера рядового Панченко и возле него пилотку с рассыпанными на траве ягодами.
      Продолжая прочесывать участок, мы вышли к озеру. Вокруг - пи души. Хотели уже возвращаться, как вдруг один из членов экипажа сказал с удивлением:
      - Смотрите, палка ходит по воде.
      Действительно, палка двигалась в сторону противоположного берега. От нас она была уже далековато. По моей команде одновременно выстрелили в палку. Она продолжала двигаться. Выстрелили еще раз, палка скрылась. Мы присели за камыши и начали ждать. Вдруг у берега показался человек, за которым мы гнались. Он выскочил из воды, сиганул за груду камней и - был таков. Для движения под водой у него, видимо, была трубка с наконечником, похожим на сломанную палку.
      Так состоялось наше первое знакомство с "кукушкой". Это были, как правило, снайперы финской армии. Они пробирались в наш тыл и с деревьев стреляли по нам. Приходилось быть очень осторожным. К сожалению, в то время немало диверсантов просочилось на полуостров, где мы строили оборону. И на борьбу с ними командованию приходилось выделять солдат, которые так были нужны на переднем крае.
      Выполнив задание комбата и поговорив с ним, мне удалось уяснить обстановку. Нашему 4-му танковому батальону было приказано прикрыть отход других частей. В батальон свели всего десять танков, причем почти все они были без горючего, а многие и неисправные. Поэтому их и закопали, превратив таким образом в мощные огневые точки. Те экипажи, которые остались без танков, составили группу под командованием воентехника 2 ранга Семкина.
      Мне же было приказано направиться в штаб 168-й дивизии в качестве офицера связи. Этой дивизией командовал полковник А. Л. Бондарев.
      * * *
      В штаб дивизии я прибыл 14 августа. У входа в одну из первых попавшихся мне землянок, наскоро оборудованных и еще не замаскированных, столкнулся со старшим офицером. Меня он никогда не видел, и поэтому его реакция была вполне объяснима.
      - Почему здесь? Откуда? Проверить! - приказал он сопровождающему его офицеру и ушел в другую землянку.
      Я представился.
      - Все в порядке. Находиться вон там и ждать распоряжений.
      На указанном месте уже сидело двое. Присел и я.
      - Тоже связной? - спросил один из них.
      - Вроде так.
      - Тогда закуривай.
      - Некурящий.
      Помолчали. Сосед несколько раз глубоко затянулся самокруткой, спросил:
      - Знаешь, с кем встречался?
      - Откуда мне знать.
      - Начальник штаба подполковник Борщев.
      - Ну и пусть себе.
      - Подожди. Он тебя еще вызовет. Мы уже по нескольку раз выполняли его приказания. В общем, узнаешь, что такое офицер связи.
      - С вами же ничего не случилось, - сказал я, - авось не случится и со мной.
      В тот момент и представить себе не мог, что с С. Н. Борщевым мне придется столкнуться еще раз, в самом пекле боев на переправе у Невской Дубровки, а потом, через двадцать лет, нас сведет совместная служба.
      Лишь на третьи сутки вспомнили обо мне и передали приказание начальника штаба дивизии командиру нашего батальона: уничтожить танки и с личным составом выйти в назначенную бухту для погрузки на баржу. Офицер штаба по карте показал мне, где находится эта бухта.
      Только к рассвету добрался до штаба своего батальона. Но там никого не оказалось. Пошел на передний край, где были закопаны танки, но вместо них увидел только развороченные взрывами изнутри башни. И - ни одного человека. Потом выяснилось, что приказание о подрыве танков и отходе было продублировано и комбат получил его через командира соседней стрелковой части.
      Я пошел обратно, не совсем представляя куда. Хорошо, что вскоре повстречал колонну артиллеристов. С ними и пошел. К полудню добрались до какой-то бухты, начали грузиться.
      Противник, видимо, был где-то недалеко. Бухта подверглась артиллерийскому обстрелу. Снаряды рвались сначала в стороне, а затем прямо на месте погрузки. Возник пожар на одном из транспортов, но погрузка продолжалась. Я тоже поднялся на палубу баржи, которую вскоре потащил за собой катер по лазурной глади Ладожского озера.
      Плыли весь день. Вечером намеревались причалить в Приозерске (бывший Кексгольм), но город горел, и поэтому пришлось идти дальше. Лишь к утру вошли в необорудованную гавань Саунаниеми и начали разгружаться.
      Первым делом мне нужно было найти какой-нибудь штаб и стать на учет. К счастью, недалеко от берега стояли саперы. Там меня накормили и посоветовали идти в направлении Агалатово. Там, как мне сказали, стоят танкисты.
      Действительно, добравшись к вечеру до Агалатово, я попал в расположение 48-го танкового батальона, которым командовал майор И. Ф. Тимофеев. Рассказал, кто я и как сюда попал. Оказалось, что здесь есть еще кое-кто из нашего 4-го танкового батальона: встретил старшину Назарова. Он меня и проводил к старшему лейтенанту Е. К. Коваленко, командиру танковой роты Т-34. Я был искренне рад, что попал заместителем командира по технической части в роту, танки которой хорошо знал. Ведь я изучал их в училище. В моей полевой сумке находился училищный конспект по регулировкам двигателя В-2 и некоторым другим темам. Этот конспект особенно пригодился, когда приступили к обучению экипажей. После нескольких занятий по устройству и эксплуатации танков я прослыл знатоком. А когда отрегулировал как следует два топливных насоса, то почувствовал и уважение со стороны танкистов.
       
      Глава II. Враг остановлен
      Немного истории. - Неудачная поездка. - Под Красным Селом. - И мы можем наступать! - Подвиг генерала Лавриновича. - В кольце блокады. - Командировка на завод. - Герои-ижорцы. - Экранировка легких танков.
      Говоря откровенно, в те дни мы недостаточно глубоко и полно знали как общую обстановку на полях войны, так и, в частности, на Ленинградском фронте. Конечно, нас информировали о происходящих событиях и командиры, и офицеры вышестоящих штабов, и политработники. Я помню, с каким вниманием мы слушали их сообщения. Однако эти сведения были отрывочными и не всегда точными. Поэтому для читателя, мне думается, будет полезным ознакомиться с обстановкой тех первых месяцев войны уже с позиции истории. Это поможет глубже разобраться в происходивших событиях, понять серьезность положения наших войск, принимавших участие в обороне города Ленина.
      На ленинградском направлении немецко-фашистские войска, не считаясь с потерями, рвались вперед. 13 июля, преодолевая упорное сопротивление советских войск, они вышли к городу Сольцы и к реке Луга юго-восточнее Нарвы, по к 19 июля были остановлены на этом рубеже.
      Оборонительный рубеж советских войск на восточном берегу реки Луга вначале занимали 177-я и 191-я стрелковые дивизии, 1-я дивизия народного ополчения, горнострелковая бригада, курсанты Ленинградского пехотного училища имени С. М. Кирова и Ленинградского стрелково-пулеметного училища. Их поддерживала артиллерийская группа полковника Г. Ф. Одинцова. В резерве находилась 24-я танковая дивизия. К линии фронта выдвигалась также 2-я дивизия народного ополчения. В последующем лужская оперативная группа непрерывно усиливалась новыми соединениями и частями.
      Советские войска сделали все, чтобы сорвать замысел противника - с ходу прорваться к Ленинграду и захватить его. На этом рубеже наше командование выиграло почти месяц для дальнейшего укрепления обороны Ленинграда.
      Немецкий генерал фон Бутлер в своих воспоминаниях признает, что группа армий "Север" не добилась желанных оперативных успехов, советские войска умело избегали окружения и, сохраняя целостность фронта, отходили на дальние подступы к Ленинграду. Кроме того, он отмечает, что мощные советские контрудары по войскам группы армий "Центр" вызвали среди гитлеровского командования сильное замешательство.
      Однако огромное преимущество в силах и средствах все же дало возможность немецко-фашистским войскам приблизиться к Ленинграду на 100 и менее километров.
      Среди других кадровых советских частей непосредственно у Луги действовала 24-я танковая дивизия под командованием полковника П. М. Чеснокова, В результате предыдущих боев в дивизии осталось не так уж много танков. Однако обстановка не позволяла вывести дивизию для пополнения людьми и боевой техникой. Шли ожесточенные бои. И те танки, которые потеряли ход, зарывали в землю, использовали как огневые точки.
      Окрестности Луги славятся красотой озер, пахучими сосновыми лесами, тихими водами извилистой реки Луга и лечебными учреждениями. Санатории "Красный Вал" и "Рапти" на Череменецком озере были любимым местом отдыха ленинградцев. Теперь там хозяйничали фашисты: вырубали яблоневые сады, разрушали лечебные павильоны, дачи, уничтожали мирных жителей. Варварства фашистов, о которых рассказывали беженцы и наши разведчики, вызывали гнев и ненависть в сердцах танкистов. Желание отомстить за поруганную землю придавало им дополнительные силы, мужество и отвагу в боях с превосходящим врагом. В середине августа, понимая, что прорыв обороны советских войск у города Луга сопряжен с огромными потерями, а успех проблематичен, гитлеровское командование решило вести наступление на направлениях Сольцы, Батецкая, Ленинград и Кингисепп, Гатчина, Ленинград.
      В районе Батецкая сложилась тяжелая обстановка. Командиру 24-й танковой дивизии было приказано частью своих сил усилить здесь оборону. Заместитель командира дивизии полковник А. Г. Родин возглавил небольшую подвижую группу танкистов, совершил ночной марш к станции Батецкая и удерживал позиции до подхода свежих сил. Выполнив свою задачу, танкисты снова вернулись в Лугу.
      Ожесточенные бои в первой декаде августа развернулись в направлении города Кингисепп. Здесь гитлеровцы наносили удар большими силами: около 300 тысяч солдат и офицеров, 6 тысяч орудий, 29 тысяч пулеметов и автоматов, 4,5 тысячи минометов, 1000 танков и бронемашин, около 1000 самолетов.
      В середине августа враг упорно рвался к Ленинграду с севера через Карельский перешеек (финские войска); с запада - через Котлы, Копорье, Петродворец; с юга - через Красногвардейск (Гатчину), Пушкин, Пулково; с юго-востока - через Любань, Тосно, Колпино. Советские войска под натиском превосходящего противника вынуждены были 16 августа оставить Кингисепп. Командование Северо-Западного направления бросило навстречу врагу 1-ю дивизию народного ополчения, 1-ю танковую, 281-ю стрелковую дивизии и учебный полк Ленинградских бронетанковых курсов.
      Тяжелые сдерживающие бои на красногвардейском направлении вели танкисты 1-й Краснознаменной танковой дивизии под командованием Героя Советского Союза генерал-майора В. И. Баранова. В дивизии, которая начала войну в Карелии у Алакуртти, было мало танков и приданной пехоты. Однако танкисты, проявляя массовый героизм, упорно сражались за каждую пядь земли.
      Советские войска изматывали и обескровливали противника, не давая ему возможности прорваться моторизованными колоннами к Ленинграду. Но силы были слишком неравными. Фашисты все ближе и ближе подходили к Ленинграду. Ко второй половине августа непосредственная страшная угроза нависла над городом. 23 августа гитлеровские войска подошли к Красногвардейскому укрепленному району. Шоссе Ленинград - Луга было перерезано.
      25 августа была захвачена станция Любань, 28 августа - станция Тосно, 29 августа - Котлы, 1 сентября - Копорье.
      Лужская группировка наших войск оказалась под угрозой окружения. В этих условиях командование фронта отдало ей приказ отойти к Ленинграду. В трудном положении были танкисты. Без горючего и снарядов боевая техника была бесполезна. Выполняя приказ, танкисты уничтожили технику и тяжелое оружие, а кое-какие запасы зарыли недалеко от шоссе у реки Ящур.
      Полковник Родин вывел лесами и болотами личный состав 24-й танковой дивизии к Ленинграду. Несмотря на тяжелый и опасный путь, отсутствие продовольствия, потери были ничтожны. Больного командира дивизии полковника Чеснокова несли на носилках.
      По нескольку раз в день фашистское командование бросало в бой свои механизированные части, пытаясь прорваться к Ленинграду. Но все попытки врага разбивались о железную стойкость обороны.
      В этой трудной для Ленинграда обстановке партийная организация города мобилизовала все силы на борьбу с врагом. 20 августа в актовом зале Смольного состоялось собрание актива Ленинградской партийной организации. Выступления главнокомандующего войсками Северо-Западного направления Маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова, секретаря ЦК КПСС А. А. Жданова, секретаря Ленинградского горкома КПСС, члена Военного совета А. А. Кузнецова были выслушаны с величайшим вниманием. Со всей правдивостью они изложили обстановку, которая была под Ленинградом. Четко и ясно поставили перед Ленинградской партийной организацией задачи по борьбе с врагом.
      21 августа было опубликовано Обращение ко всем трудящимся города Ленинграда:
      "Встанем как один на защиту своего города, своих очагов, своих семей, своей чести и свободы. Выполним наш священный долг советских патриотов, будем неукротимы в борьбе с лютым и ненавистным врагом, будем бдительны и беспощадны в борьбе с трусами, паникерами и дезертирами, установим строжайший революционный порядок в нашем городе. Вооруженные железной дисциплиной, большой организованностью, мужественно встретим врага и дадим ему сокрушительный отпор".
      Обращение подписали К. Е. Ворошилов, А. А. Жданов, П. С. Попков (председатель горисполкома). Это обращение глубоко взволновало защитников города. В ответ на него танкисты Репин, Шелков и другие писали в свою фронтовую газету "На страже Родины": "Никогда не ступать немецкому сапогу на широкие улицы и проспекты Ленинграда. Никогда не владеть гитлеровцам индустриальными гигантами этого города. Мы, танкисты, только что вели упорные и ожесточенные бои с немецкими фашистами. Мы снова готовы в бой. На подступах к Ленинграду танки снова покажут врагу, что значит ненависть советских патриотов. Ленинград будет защищен. Предстоит упорная борьба, но победа будет за нами!"
      Эти слова звучали клятвой всех воинов Ленинградского фронта!
      В начале сентября меня и старшину Назарова, как человека, знающего Ленинград, послали в штаб бронетанковых войск фронта за нарядом на запасные части, которые потом следовало получить на складе. Поехали на грузовом автомобиле. От Агалатово до Ленинграда ехали более полутора часов. По пути в Осиновой Роще подобрали двух "голосовавших" девушек, которые возвращались в город, кажется, из-под Черной Речки, где они рыли окопы. Звали их Надя и Тоня. Молодые, неунывающие, уверенные в том, что фашистов разобьют, и очень скоро, они как бы олицетворяли собой общее состояние ленинградцев, их высокий моральный дух, готовность отдать все свои силы делу победы над врагом.
      Когда подъехали к Петропавловской крепости, завыли сирены - воздушная тревога. Захлопали зенитки. Небо покрылось разрывами снарядов. Послышался вой бомбы, и все мы метнулись в подъезд дома. Где-то ухнуло раз, другой, и вдруг стало тихо. Значит, сбили вражеский самолет. И все сразу повеселели.
      Девушек высадили на Малой Подъяченской улице, пообещав заглянуть к ним, если удастся, а сами поехали в штаб бронетанковых войск фронта, который размещался на Невском проспекте у Дворцовой площади. Дело наше решилось не сразу. Сказали, что наряд и запасные части мы получим утром.
      Свободное время решили посвятить осмотру города. Хотя Ленинград уже подвергался налетам авиации, следов больших разрушений не было видно. Город жил своей размеренной, спокойной жизнью.
      Неожиданно Назаров сказал:
      - Тут недалеко, в Пушкине, моя семья. Хочется увидеть... Уже два месяца никаких известий не получал.
      - Время есть. Поехали.
      У развилки дороги возле мясокомбината находился контрольно-пропускной пункт. Нас остановили, спросили, откуда и зачем едем, проверили документы. Я, как старший машины, отвечал на вопросы дежурного прямо и откровенно. Он выслушал нас и порекомендовал ехать в Пушкин не через Пулково, а через Шушары.
      - Всего двадцать пять километров. Быстро доберетесь.
      Однако дорога была буквально забита войсками. С трудом со скоростью 10-15 километров в час мы наконец добрались до Пушкина.
      Назаров жил неподалеку от Екатерининского дворца. В квартире никого не оказалось. Вышли во двор. Назаров обратился к какому-то старому человеку. Тот объяснил, что все жильцы дома, в том числе и Назаровы, выехали, но куда, он не знает.
      Нам ничего не оставалось делать, как возвращаться. Выбрали дорогу через Александровское, Пулково. Но вот внезапно появился фашистский самолет, пронесся над шоссе бреющим полетом, обстреливая из пулеметов. Мы успели выскочить из машины и скатиться в кювет. Самолет улетел, оставив на дороге несколько пылающих машин. Сгорел и наш грузовик. Только теперь стало понятным, какую глупую оплошность мы совершили, предприняв эту самовольную поездку! Где теперь взять машину? На чем везти запчасти?!
      Тронулись дальше пешком. Вскоре нас, как и других "одиночек", остановил капитан и предложил следовать в составе его подразделения.
      - Идем к Красному Селу, - сказал он. - Там сейчас решается судьба Ленинграда.
      Наши заявления о том, что имеем свое задание, были оставлены без внимания.
      Примерно через два часа подошли к горящей деревне в полутора километрах от Красного Села. Где-то справа сквозь гул артиллерийской канонады слышалось "ура-а-а!". Попало под обстрел и наше подразделение. Совершили стремительный марш-бросок и остановились только на гребне крутого ската недалеко от Красного Села. Внизу темнело железнодорожное полотно, горели вагоны. Справа заметили большую группу офицеров. И тут по рядам пронеслось: "Ворошилов! Там Ворошилов".
      Действительно, это был К. Е. Ворошилов. Не обращая внимания на огонь противника, он отдавал какие-то распоряжения. Эту группу охраняли автоматчики, веером рассыпанные по земле.
      Подана команда. Одни, у кого имелись лопаты, начали рыть окопы, другие занимали воронки, ямы. Но каждый из нас, выполняя свою работу, то и дело поглядывал туда, где находился К. Е. Ворошилов...
      Почти сутки удерживали мы занимаемые позиции. Потери были большие. Пришлось отойти на новый рубеж, который обороняли ополченцы. Остатки подразделения отвели под Пулково, видимо, на формирование". Здесь мы со старшиной Назаровым снова предъявили свои документы и получили разрешение направиться в Ленинград.
      В штабе рассказали все, как было. Конечно, всыпали нам, как говорится, по первое число за самовольство, за потерю автомашины... Пришлось выделять нам складскую автомашину. Загрузили ее запасными частями и уже к ночи прибыли в Агалатово, где стоял наш батальон.
      Мы, конечно, поведали товарищам, что видели Маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова. Командир батальона майор И. Ф. Тимофеев вызвал к себе, выслушал рассказ, потом спросил:
      - Правда ли это?
      - Правда, - подтвердил я. - Все так именно и было.
      - Ну что же, это хорошо, - произнес он с удовлетворением. - Раз маршал Ворошилов сам на фронте, значит, порядок будет.
      Последняя фраза комбата относилась, пожалуй, не столько к общей обстановке, сколько к нам лично. Многим из батальона было непонятно, что в такое трудное время наши десять Т-34 стоят "на приколе". Всем хотелось идти в бой, громить врага, тем более что Т-34 - и мы знали об этом - были сильнее танков противника. А сидеть в лесу мы считали "непорядком". Откуда нам было знать замыслы командования?...
      * * *
      Весть о том, что наш 48-й танковый батальон будет участвовать в освобождении Белоострова, быстро облетела весь личный состав. Собственно, мог пойти не батальон, а, по существу, одна лишь рота - ведь танков было только десять.
      Подготовка к бою велась тщательно и скрытно. Сначала убыли на рекогносцировку в район сосредоточения майор Тимофеев вместе с командирами рот. Вернулись они через сутки. Затем начались занятия "пеший по-танковому". Проводились они так: танкистов подвозили ближе к району действий, а затем каждый командир во главе своего экипажа шел пешком по намеченному маршруту движения танков, изучая местность, намечая ориентиры, расставляя вехи (для ночного движения они покрывались мелом). Проводились и ночные занятия по вождению.
      Из Агалатово батальон ночью двинулся в район Черной Речки, что на направлении к Белоострову. На марше соблюдались все меры предосторожности. Прибыв в указанный район, экипажи тщательно замаскировали танки. Днем никакого движения. Только ночью еще и еще раз изучали свои маршруты. За сутки до выдвижения на исходный рубеж майор Тимофеев вместе с командирами взводов и танков побывали на переднем крае, уточнили цели, составили маршрутные и огневые карточки. Настроение у танкистов поднималось. Наконец-то бой!
      Много хлопот было и у меня - заместителя командира танковой роты по технической части. И не только по обслуживанию боевой техники, подготовке ее к бою. Я изучал маршруты движения каждого танка, характер местности, возможность своевременного прибытия к подбитому танку для его ремонта на месте или эвакуации. Рассчитывал, сколько будет израсходовано горючего при выдвижении к переднему краю и в ходе боя, когда, куда и сколько надо подвезти горючего для заправки, а также боеприпасы. Объем работы немалый, а для его выполнения в моем распоряжении была лишь одна грузовая автомашина. Но как-то справлялся, выходил из положения.
      Бой начался с артиллерийской подготовки. Именно в это время и началось выдвижение наших танков на передний край. Видно было, что все точно рассчитано и согласовано: когда начинать артиллерийскую подготовку и какой продолжительности, когда переносить огонь в глубину, чтобы не поразить свои танки.
      У самого переднего края на боевые машины сел десант. Я с двумя ремонтниками тоже примостился на корме одного из танков. Вслед за танками выскочили из окопов пехотинцы и, ведя огонь на ходу, пошли в атаку.
      Сопротивление противника резко возрастало с приближением к окраине Белоострова. Казалось, стрелял каждый дом, каждая развалина. Десант спешился. Ремонтники тоже двигались теперь за танками.
      Вот видим - один из наших танков остановился. Тут же побежали к нему. Осмотрели танк вместе с членами экипажа. Надо же такому случиться: неразорвавшийся снаряд угодил между бортом и ведущим колесом и заклинился там. Что делать? Как его оттуда извлечь? Проще всего было бы буксиром стронуть танк с места, чтобы снаряд либо выскочил, либо взорвался. Опасность от взрыва невелика - перебьет только гусеницу, которую исправить можно быстро. Но тягача у меня не было. Все другие танки ушли вперед и вели бой-После короткого совещания решили подорвать снаряд ручной гранатой. Наше устройство сработало. Повреждения, как мы и предполагали, оказались незначительными. Вскоре танк был на ходу. Мы с ремонтниками взобрались на него и двинулись туда, где шел бой.
      Вероятно, пока мы занимались ремонтом, произошла какая-то задержка с наступлением: пройдя метров четыреста, мы увидели, что пехота залегла, а танки ведут огонь с места. Мы с ремонтниками спешились и залегли в траншее, отбитой у противника. Рядом с нами пристроились артиллеристы с радиостанцией. Не отрывая бинокль от глаз, офицер четко диктовал радисту координаты целей, а тот уж повторял их в микрофон. Спустя минуту-другую впереди от разрывов снарядов поднялась стена земли. Туда сразу же устремились танки. Мы поспешили вперед и вскоре увидели танк командира роты Е. К. Коваленко. Из машины валил дым. Через люк механика выходил экипаж. К счастью, все были живы. Приоткрыли моторный люк. Под двигателем горело масло. Огонь быстро загасили землей, однако танк вышел из строя: снарядом зацепило двигатель, и мы ничего не могли поделать. Коваленко пошел вперед, чтобы пересесть на другую машину и взять управление ротой в свои руки. Я со своими ремонтниками - тоже за ним. У подбитого танка остался экипаж.
      У крайних домов начинающейся улицы стояли два наших танка и обстреливали длинное здание, из которого противник вел интенсивный огонь, прижимая пехоту к земле. Залегли и мы. Но вот танки двинулись в сторону этого здания, стреляя на ходу. Вслед за Коваленко мы огородами поспешили наперерез им. Вдруг видим, что один из танков разворачивает пушку в нашу сторону. Мелькнула мысль: "Уж не нас ли признал за чужих?"
      - Ложись, - крикнул Коваленко.
      И вовремя. Снаряд разорвался где-то за нами. Оглянулись и увидели, что снаряд угодил в сарай, из дверей которого выглядывала пушка противника. Молодцы танкисты!
      Коваленко подбежал к танку. Приоткрылся люк механика-водителя, и было видно, что старшего лейтенанта о чем-то спрашивают. Вдруг Коваленко вытянулся, отдал честь и повернулся обратно.
      - Кто там? - спросили мы его.
      - Генерал Лавринович.
      * * *
      Танкисты знали о том, что командующий бронетанковыми и механизированными войсками 23-й армии генерал-майор Вацлав Брониславович Лавринович на передовой. Перед боем он беседовал с каждым экипажем, спрашивал о готовности танков, интересовался, как уяснена задача.
      Мне хорошо запомнилась встреча в канун боя. Он пригласил к себе всех командиров и их заместителей. Расспросил, как идет подготовка, затем по памяти повторил приказ на наступление. Я тогда очень удивился, что человек вот так легко может запомнить всю обстановку, название рощ, маршрутов, целей и так стройно, логически и последовательно рассказать, что, кому, когда и как делать перед подготовкой к бою, с началом наступления и в ходе его, при выполнении ближайшей и последующей задач.
      Генерал Лавринович на специальном ящике с песком, сооруженном тут же в лесу, на небольшой полянке, проиграл несколько вариантов (в зависимости от того, какая сложится обстановка). Говорил он своеобразно, словно вел беседу. Сделает небольшую паузу и задает как бы сам себе вопрос:
      - А что будет, если противник не позволит нам выполнить вот эту задачу? Он показывает указкой на определенный рубеж выхода танков. Подумает чуть-чуть и сам же отвечает: - В таком случае надо немедленно вводить резерв, который должен следовать вот в этом направлении, не задерживаясь нигде ни минуты. А если пехота вот здесь будет отрезана от танков огнем противника, что бы вы сделали, товарищ старший лейтенант? - вдруг спросил он, обращаясь к Коваленко.
      Коваленко не ожидал вопроса, немного растерялся.
      - Не спешите, товарищ старший лейтенант, подумайте.
      - Я бы продолжал наступать не останавливаясь, - ответил Коваленко.
      - Похвально, похвально. Ну а дальше что может получиться? - спросил генерал Лавринович.
      - Точно вышел бы на указанный вами, товарищ генерал, рубеж, - бойко отчеканил Коваленко.
      - Допустим, - рассуждал генерал Лавринович. - Но ведь вы один. Теперь надо закрепить рубеж. Иначе противник, отрезав вас от пехоты и уничтожив ее, расправится и с вами, товарищ старший лейтенант. Не так ли?
      - Виноват, товарищ генерал, не подумал.
      - А думать надо. - И уже обращается ко всем: - Нельзя, товарищи, забывать о взаимодействии. В бою это главное. С нами действуют пехота, артиллерия, авиация, связисты, инженерные подразделения. Все должно быть согласовано. Только вместе можно добиться успеха.
      Я слушал его доводы, восхищался логикой генерала, но не представлял, что именно так, как он говорит, может случиться в предстоящем бою. Но чувство предвидения не обмануло генерала. Четкая согласованность действий танкистов, пехоты, артиллеристов, представителей других родов войск, быстрое решение возникающих в ходе боя задач, взаимодействие и помощь друг другу - все это во многом было обусловлено той подготовкой, которую провел В. Б. Лаврипович с командирами незадолго до начала наступления.
      ... Вернулся Коваленко и приказал мне с одним ремонтником наблюдать за танком генерала, а сам со вторым ремонтником огородами пошел догонять свою роту.
      Танк генерала Лавриновича в сопровождении пехотинцев снова двинулся вперед. Я старался не выпускать его из виду.
      Накал боя возрастал. Противник попытался минометным огнем отсечь пехоту от танков. Из этого ничего не получилось. Пехотинцы броском преодолели участок огня, видимо заранее подготовленный противником. Потери, конечно, были. Задело осколком плечо и моего ремонтника старшего сержанта А. Т. Ставницкого. Рана была легкая, можно сказать, царапина. Я перевязал его, и мы вновь пошли вслед за наступавшей цепью.
      Вдруг под первым и тут же под вторым танками раздались взрывы. "Мины", пронеслось в голове. Через несколько метров и танк генерала Лавриновича вздыбился, окутался клубами пыли и дыма. Мы побежали к машине. Люк механика-водителя был приоткрыт, я заглянул внутрь и увидел сидящего на месте радиста генерала. Его голова была запрокинута, глаза закрыты.
      Со слезами на глазах механик-водитель рассказал, что перед самым взрывом генерал приказал приоткрыть люк, чтобы посмотреть, где пехота, и осколком в голову был убит наповал.
      Генерал убит... Не хотелось этому верить. Казалось, вот он сейчас встанет и скажет: "Товарищи, вот мы и решили первую задачу. Теперь давайте отработаем вторую, дальнейшую задачу..."
      Подошли оставшиеся в живых члены экипажа двух других подорвавшихся на минах танков. Старший лейтенант Г. Лукашенко, заместитель командира роты, был перевязан. Он получил касательное ранение осколком в горло. От потери крови был очень бледен. Говорить не мог. И навзрыд заплакал, увидя мертвого генерала.
      Тело генерала оставили в танке. Вскоре подогнали к нему другую боевую машину, у которой заклинило пушку. Командир танка лейтенант М. А. Фролов снял пулемет, взял гранаты и остался на месте с башенным стрелком, а механику-водителю приказал отбуксировать танк генерала В. Б. Лавриновича в тыл.
      Весть о смерти генерала В. Б. Лавриновича быстро облетела не только танкистов, но и все войска 23-й армии. Генерал пользовался большим авторитетом среди солдат и офицеров. Его смерть была для всех нас тяжелой утратой.
      Город Белоостров 20 сентября 1941 года был фактически уже освобожден. Это - первая победа в наступательном бою с начала войны на нашем направлении.