Билл отрицательно покачал головой.

– Развестись с ней, – сказал Джил и громко рассмеялся. Билл тоже засмеялся. Джил подозвал официанта. Повернувшись к Биллу, он произнес: – Кстати, я так голоден, что мог бы съесть целую корову.

– Итак, все в порядке? – спросил Билл.

– Будь уверен, – Джил посмотрел ему в глаза. – Ни одному алчному еврею не удастся провести меня.

Элиз сидела напротив Лэрри на банкетке в ресторане гостиницы «Алгонквин» и нервно вертела в руках стакан, который оставлял мокрые круги на белой скатерти. Его длинное, как у спаниэля, лицо улыбалось. Он был очень красив и чертовски молод. Сколько ему лет? Он называл год своего рождения, но она не запомнила. Господи, пусть ему будет хотя бы тридцать.

Ему не должно быть меньше тридцати. Ожидая, пока им принесут омлет, она сделала глоток водки с апельсиновым соком. Элиз предпочитала пить водку неразбавленной, но не хотела этим шокировать Лэрри.

Элиз была смущена и признавалась себе в том, что воспользовалась предлогом обсуждения сценария, чтобы пригласить Лэрри на ленч. И хотя переделанный сценарий был важным моментом их встречи, она проявляла одинаковый интерес как к Лэрри, так и к сценарию. Она думала о Лэрри дни и ночи напролет. Решение позвонить ему было принято в отчаянной борьбе с собой. Она надеялась, что первым позвонит он, что он склонит ее к связи с ним, хотя и не была уверена в том, что хочет этого после их последней встречи. Похоже, Лэрри смирился с ее решением. Она с горечью подумала, что он настоящий мужчина.

Была ли она одержима желанием? В ней боролось чувство благодарности за его благородство с сильным желанием, чтобы ее добивались. Это была борьба прежней и новой Элиз. Тогда, в отеле «Карлайл», когда они отдались своим чувствам, все было просто, она не испытывала раздвоенности, ей было просто хорошо. Сейчас же этому мешал его сценарий.

Элиз улыбнулась.

– Эта концовка больше соответствует действительности. – Она положила на стол текст сценария в голубом переплете.

Лэрри гордо улыбнулся в ответ.

– Неужели? Давай начистоту. Концовка предыдущего сценария была сентиментальной чушью, но у меня не хватило смелости написать все, как есть. Это ты дала мне на это согласие.

– Такой конец очень печален, но зато он правдив, – сказала Элиз, сделав очередной глоток, хотя ей хотелось выпить всю рюмку залпом и заказать еще двойную порцию. – В жизни не бывает счастливых концов.

– Ты в этом уверена? Я нет.

– Я тоже не верила, когда мне было столько лет, сколько сейчас тебе. Понимание приходит позже, когда жизнь тебя уже изрядно потрепала.

– Да, но она и формирует человека. Я имею в виду то, что все в любое время может измениться. Ты только подумай, что произошло в моей жизни! Встреча с тобой в гостинице «Карлайл», затем идея написать сценарий, и вот мы уже завтракаем вместе! Господи, никогда не знаешь, что может случиться! Может быть, завтра вся твоя жизнь станет совсем другой!

Она завидовала его энтузиазму и огорчалась, что не может разделить его.

– Да, она может и измениться, но не исключено, что в худшую сторону.

Он нахмурился.

– Не верю, что ты и в самом деле так цинична. За цинизмом обычно скрывается отчаяние.

Элиз не нравился ход их беседы и то, каким разочарованным и уставшим был тон ее голоса. И когда официант принес их омлеты, она резко сменила тему разговора.

– Лэрри, я приняла решение. – Она взяла с тарелки стебелек петрушки, помяла его между пальцев и положила назад в тарелку. – Оно касается нас обоих.

Радостная улыбка на его лице придала ей уверенность.

– Я хочу сыграть эту роль, и если это предполагает еще и постановку, то мне придется взять на себя еще и роль продюсера.

Она не была готова к внезапному выражению печали на лице Лэрри.

– Что случилось?

– Ничего, – произнес он, но взгляд его заметался по комнате, избегая взгляда Элиз.

– Ты говоришь неправду.

Лэрри опустил глаза вниз, держа руки на коленях. Не поднимая глаз, он произнес:

– Я думал, ты говоришь о своем личном решении, связанном со мной.

– Это и есть личное решение, касающееся тебя. Разве ты не хочешь, чтобы фильм сняли?

– Конечно, хочу, но это для меня не самое главное. Я могу ошибаться и даже показаться наивным, но думаю, что смогу снять фильм и без твоей помощи. – Теперь он смотрел прямо ей в глаза. – Я все время думаю о тебе. Я больше не могу жить без тебя.

Элиз покачала головой.

– Не нужно продолжать, Лэрри. Мы ведь уже обо всем договорились, поэтому прекрати эту никому не нужную лесть.

Лэрри откинулся назад, как будто его ударили по лицу. От резкого движения стакан Элиз опрокинулся, пролив водку на стол и ей на колени. Водка была настолько холодной, что Элиз задержала дыхание.

«Поделом мне, – подумала она. – Я это заслужила». Она быстро взяла себя в руки. Лэрри же все еще не мог оправиться, пытаясь побороть гнев, растерянность и тревогу.

– Боже мой, извини… – начал было он.

Промокая юбку салфетками, которые принес официант, Элиз сказала:

– Лэрри, извини. Я сказала обидные слова. Я не всегда так бесчувственна, просто я боюсь.

– Меня? – спросил он с сомнением.

– Нет, не тебя. Своих чувств. Ты должен понять меня. Я всегда страшилась дурной славы, и поэтому мне будет слишком больно оказаться предметом для чьей-то насмешки.

– Почему ты решила, что над тобой смеются? Неужели у меня такая дурная репутация? Я действительно еще не снял ни одного фильма, но зато я вполне приличный фотограф.

– Да, великолепный тридцатилетний фотограф.

– Двадцативосьмилетний, если точнее. Элиз опустила голову и произнесла:

– О Боже.

Она подняла глаза и увидела, как Лэрри постепенно осеняет догадка.

– Элиз, неужели во всем повинен мой возраст? Боже, неужели ты из-за этой ерунды хочешь отказаться от такой радости?

– Тебе легко говорить, – сказала она, но уже не так убедительно.

– Да и тебе легко так говорить, Элиз. Послушай, неужели ты позволишь пятидесятилетним идиотам, которые сами не прочь встречаться с одиннадцатилетними девчонками, если у них это выйдет, устанавливать нормы поведения в обществе?

– Нормы поведения уже установлены. И не только пятидесятилетними мужчинами. Но и женщинами. Такими, например, как моя мама.

– Да и, вероятно, как моя мама тоже. Но эти правила не на камне высечены. Все меняется, и мы меняемся.

Он перегнулся и взял ее руки в свои.

– Элиз, я был бы так горд возможностью быть с тобой. Мы бы прекрасно проводили время. И смогли бы сделать нашу работу.

Он замолчал.

– Боже, у тебя ледяные руки.

– Знал бы ты, что внутри меня.

– Как раз об этом я и толкую.

Элиз рассмеялась против своей воли. Наконец это пришло, и она молила Бога, чтобы в отеле «Алгонквин» оказался свободный номер.

– Официант, принесите, пожалуйста, счет, – позвала она.

Аарон с важным видом вошел в гостиную Рекламного клуба, помещавшегося в бывшем особняке Фиппса в парке Грамерси. С ним был Неистовый Морти, его звезда, триумф его рекламного бизнеса, с которым он носился как с писаной торбой, и восходящая звезда, его сын Крис. Аарону нравилось думать о Морти как о своем творении, и он ждал того же от других. Следуя за мэтром, Морти и Крисом к своему столику, он чувствовал на себе пристальные взгляды людей. Усевшись и заказав напитки, Аарон сказал:

– Морти, ты реализованная мечта специалиста по рекламе! Посмотри, как все на тебя смотрят.

– Чушь собачья, – произнес Морти, склонившись над меню. – Это они на тебя смотрят и тебе завидуют. – Отложив в сторону меню, он посмотрел на Аарона. – Ты – гений. Ты сделал нас обоих богатыми, ты сделал из меня идола. Я хорошо заплатил тебе, но ты оправдал каждый цент.

Аарона охватил прилив гордости, когда он заметил, как на него смотрит Крис.

Крис откинулся назад в своем кресле и погладил Аарона по спине: «Вот какой у меня папочка».

Осматривая бывший танцевальный зал особняка, Аарон подумал, что он был отделан с хорошим вкусом. Повернувшись к Морти, он увидел, что за соседними столиками следят за ними. Да, он сделал их обоих богатыми, а взамен Морти вверг его в бедность. Сегодня он нуждался в двух вещах: в уверенности, что Морти значительно увеличит бюджет на рекламу, и в подтверждении того, что Морти возместит ему убытки.

Он по-настоящему нуждался и в том, и в другом. Аарон до сих пор не мог оправиться от того, что потерял заказ Объединенных фондов. Управляющий по делам рекламы фондов даже не объяснил, почему ему отказали в праве работать на них. А Джил Гриффин не отвечал на его звонки. Казалось, что между Объединенными фондами и его агентством выросла глухая стена. Аарону отчаянно было нужно, чтобы Морти удвоил бюджет, что возместило бы убытки, понесенные им из-за потери заказа в фондах.

«Господи, Морти мне нужен для того, чтобы возместить все мои убытки», – думал он.

Аарону будет нелегко сдвинуть с места Морти. Нужно окружить этого ублюдка любовью и посмотреть, на что его можно раскрутить. В конце концов, близится День благодарения, и даже Морти должен быть в хорошем настроении. «Кроме того, я птица-феникс, готовая взмыть ввысь из руин отчаяния». Он ждал прилива адреналина от этой мысли, но получилась всего лишь маленькая струйка. И он подумал, что феникс, похоже, уже изрядно потрепан и испачкан грязью.

Лесли восприняла весть о потере акций без воодушевления. По сути, этого и следовало ожидать от этой сучки. Конечно, Аарон был готов признаться себе, что он и сам порядочная дрянь, но он не был готов признаться в этом Лесли. И уж тем паче он не был готов к тому, чтобы его называл так кто-нибудь другой. Что и удивляться, Анни также была разгневана. Она грозилась пойти к Джилу Гриффину, устроить скандал, нанять адвоката. Он пообещал ей, что вернет все деньги через шесть месяцев, но не знал, как это сделает.

Он посмотрел на Морти, сидящего напротив. Жирный ублюдок. Интересно, сколько времени у него уходит на бритье всех его подбородков. Но Морти был его единственной надеждой. И если он даст деньги, то Аарону удастся уладить дела с Анни, выкупить долю Джерри и ублажить Лесли. Он почувствовал, что у него саднит в желудке. Все оттого, что ему претит быть в такой степени зависимым от кого-то. Он вновь напомнил себе, что он феникс. Он заставит этого шута сделать то, что ему нужно, и по ходу, быть может, научит Криса, как это делается.

– Я сильно погорел из-за этого чертова Юэлла. Но дело процветает и будет процветать впредь. Шелби вся в мыслях о своем новом шоу. Ну, а ты как?

– Да так, ничего, – ответил, улыбнувшись, Аарон. – Однако, Морти, – добавил он, отрезая кусок от полусырого ростбифа, заказанного всеми троими, – нам нужно обсудить расширенный бюджет на рекламу на следующий год. Ты ведь понимаешь, что остаться богатым можно только приумножая богатство. – Он подмигнул Крису. На Криса все это производило сильное впечатление.

Морти отправил в рот кусок йоркширского пудинга, не обращая внимания на каплю подливки на подбородке.

– Малыш, ты мне нравишься. Всегда нравился. Я с тобой. Я когда-нибудь подводил тебя? – Он направил свою вилку на Аарона и, повернувшись к Крису, сказал: – Мы – неплохая компания, я и твой папа. Вместе мы станем еще богаче. – И Морти вновь предался еде, а Крис извинился и вышел.

Аарон решил воспользоваться случаем.

– Кстати, – произнес он, заставляя свой голос звучать непринужденно, – нам нужно поговорить о махинации, которую я пытался тебе обеспечить. И о моих убытках. В сущности, мы об этом еще не говорили, Морти. – Отложив вилку, он добавил: – Я понес крупные убытки по твоей милости, Морти.

– Чем я мог помочь тебе, если ты вовремя, как я тебе велел, не избавился от этих акций? Кто же в этом виновен? – спросил раздраженно Морти. Он пожал плечами и сделал глоток сельтерской.

От этого пожатия плечами в Аароне вскипело негодование. Но он подавил свой гнев и сказал монотонным голосом:

– Ты просил, чтобы я прикрыл тебя, я так и сделал, Морти. Но ты обещал, что и я с этого что-то поимею, но до сих пор не выполнил своего обещания. – Нужно контролировать свои эмоции и не выходить из себя. И применить новую тактику. Аарон смотрел прямо Морти в глаза.

– Морти, это на тебя не похоже. Ты всегда был честен со мной. – Нагнувшись немного вперед, он ласково спросил: – Что это, Морти? Неужели ты спасовал перед налоговой службой?

– Нет, нет, это совсем не то, что ты думаешь, – ответил Морти, быть может, слишком поспешно. – Конечно, с ней нельзя не считаться, но не так уж она могущественна. – Он выдавил из себя широкую улыбку. – Этим сейчас занимаются мои адвокаты. – У Лео был приступ бешенства, когда он узнал, что у Морти есть счета в Европе. Он визжал как недорезанный поросенок.

Морти продолжал:

– Послушай, малыш, я сказал, что позабочусь о тебе, и я это сделаю. Я увеличу бюджетный счет и возмещу часть твоих убытков, поверь мне. Дай мне только время. И потом, ты же все равно не в состоянии справиться с этим сам. – И он улыбнулся Аарону.

Аарон заставил себя улыбнуться в ответ. «Да, он прав, – думал Аарон. – И все же мне не хотелось бы, чтобы у Морти были проблемы с Федеральной налоговой службой. И чтобы он был сбит этим с толку».

Вернулся Крис, и Аарон сказал:

– Ты прав, Морти, самому мне с этим не справиться.

Бренда была счастлива видеть Диану, но ей не нравились места для ленча, которые та выбирала.

– Эй, Диана, ты не забыла, что я не индианка? Я полуеврейская, полуитальянская девушка из Бронкса, и к тому же не очень благочестивая. – Она задвинула свой стул. – «Нирвана», – произнесла Бренда, – что это за хреновое название? – Она разглядывала нелепый интерьер ресторана. – Диана, давай я сразу все уясню для себя, чтобы не путаться в дальнейшем. Значит, я, еврейка, собираюсь пробовать еду, приготовленную индусами в ресторане для странников, не так ли?

Громко рассмеявшись, Диана сказала:

– Да, ты абсолютно права, Бренда. Итак, мне заказывать для нас обеих?

– Да, конечно, заказывай все, кроме зеленого и коричневого.

Диана заказала много индийских вегетарианских блюд, названия которых, по мнению Бренды, звучали не очень аппетитно. Бренда думала, что это как нельзя кстати, так как ей нужно посидеть на диете. Когда официант удалился, Диана переключила внимание на Бренду.

– Бренда, ты почти ничего не рассказывала о своей работе у Дуарто. Тебе она нравится?

– Просто находиться рядом с Дуарто – это уже великолепно. Мы постоянно смеемся. Для него нет запретных тем.

Бренда заметила, что Диана кивком головы просит ее продолжать.

– Помнишь, я рассказывала тебе, что Дуарто заключил с Джилом и Мэри Гриффин контракт на выполнение отделочных работ в их новой квартире на Пятой авеню. Вчера мы с Дуарто там побывали. Я ведь его ассистент, что ни говори. Там были одни рабочие, и я кое-что разнюхала. – Бренда заметила, что Диана от удивления подняла брови. – Ты не одобряешь мой поступок? Неужели тебе не хочется узнать, что я прочла в ее дневнике? – спросила Бренда с притворным удивлением.

Диана не смогла устоять.

– Ее дневник? – произнесла она с сомнением. – Ты прочла ее дневник, Бренда? И что же в нем было?

Бренда смотрела в пространство, притворяясь, что не слышит Диану.

– Ладно, я не осуждаю тебя. Я умираю от желания поскорее все узнать. Ну, давай же, рассказывай.

Бренда захихикала.

– Это был не дневник, я не нашла его. Зато я обнаружила прошлогодний толстенный регистрационный журнал, из тех, которые обычно заводят эти ребята-профессионалы. – Теперь Бренда говорила подчеркнуто выразительно. – Почти каждая его страница была исписана закорючками Мэри, гласившими: Миссис Джил Гриффин; Мэри Бирмингем Гриффин; Джил любит Мэри. Прямо как в институтском конспекте! Цирк, да и только! – сказала Бренда, ударив по столу рукой.

Диана откинула назад голову и засмеялась вместе с Брен-дой.

– Бренда, никогда не меняйся, ты такая одна на целый миллион! А вот и наш ленч, – сказала она, увидев подошедшего официанта.

– В это трудно поверить, но еда действительно что надо, – заметила Бренда после того, как попробовала каждое блюдо.

Диана, наблюдая за тем, как Бренда уписывает вкуснятину, которую она для нее заказала, не удержалась и добавила:

– Я же говорила тебе, что еда вкусна и понравится тебе.

– Сейчас ты говоришь, как моя школьная учительница, миссис Вассерштейн, которая вела нас в четвертом классе. Она нас спрашивала: «Дети, назовите четыре важнейших группы продуктов». – Бренда говорила, подражая своей учительнице. – Я обычно называла эти продукты сидящей рядом со мной Джинни Скелтон: солодовый шоколад, чизбургеры, жареный картофель по-французски и шинкованная капуста. Я могла рассмешить Джинни так, что она мочила свои штанишки.

Диана улыбнулась, потом сделалась серьезной. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Потом Бренда опустила глаза и принялась взволнованно перебирать столовые приборы.

– Знаешь, Бренда, ты стала много значить для меня. – Диана помолчала. – В прошлый раз ты прервала меня, когда я пыталась рассказать тебе о том, что ты для меня значишь. Ты какая-то особенная.

Бренда взяла руки Дианы в свои.

– Не нужно ничего говорить, Диана. Я знаю. Я и сама постоянно об этом думаю после нашего прошлого разговора. Никто и никогда не был ко мне так внимателен и не располагал к себе так, как ты. Все это время я не переставала думать о тебе. Ты действительно помогла мне, и я люблю тебя за это.

– Это как раз то, что и я хотела сказать. Я люблю тебя. Бренда почувствовала, как забилось в груди ее сердце. Она хотела сказать: «Я тоже». Но слова застряли в горле. Она прокашлялась и, наконец, смогла услышать свой голос, который произнес:

– Я тоже люблю тебя, Диана. – И ей сразу стало хорошо. Диана улыбнулась, и они какое-то время молча сидели и смотрели друг на друга. Потом Бренда, вспомнив о еде, прервала молчание.

– Коль скоро мы все выяснили, давай есть. Интересно, что индусы едят на десерт?

Шелби Кушман завтракала с Джоном Розеном. Конечно, это будет деловой завтрак, за который заплатит она. Она пригласила его в «Бокстре» не только потому, что это был очень дорогой ресторан, но и потому, что там было очень интимно. А Джон Розен был не только самым выдающимся искусствоведом и критиком Америки, но и весьма интересным мужчиной.

Мортону бы стало плохо, если бы он увидел счет, но он его никогда не увидит. Шелби расплачивалась своими деньгами. Да, теперь это были действительно ее деньги. Несколько последних месяцев Шелби на свои деньги приобретала картины у художников, затем повышала на них цену и продавала в галерее Мортона, имея от этого изрядную прибыль.

Готовясь к завтраку и нанося тушь на свои длиннющие ресницы, Шелби думала, что девушка должна делать то, что ей положено делать. Никто не выходит замуж на веки вечные, а Мортон к тому же был еще и скрягой. Это факт, что он выписывает чеки со скандалом. Она была просто вынуждена заняться своим делом.

Деньги были увезены и спрятаны в надежный депозитный ящик в Цюрихе. Согласно договоренности, их туда доставил курьер. А ключ от ящика был спрятан в галерее. В некотором смысле Шелби была старомодна. Она не признавала банковских счетов, влекущих за собой целый сонм запутанных бумаг и доходы, облагаемые налогами. Она полагала, что одной галереи для их совместного супружеского имущества было достаточно. Если эти деньги и пойдут прахом, она об этом ничуть не пожалеет, так как это не ее деньги.

По сути, дела шли не так, как она рассчитывала. Ей не удавалось заполучить богатого зрителя, несмотря на усилия мамаши, рекламирующей ее галерею в Атланте, и ее собственные усилия по привлечению всех, кого только возможно, в Нью-Йорке. Она не могла понять причину. Был ли виной тому Мортон? Но ведь другим удалось преодолеть свое еврейское происхождение. Не негром же он был, в самом деле!

Шелби, закончив красить глаза, взбила свои длинные светлые волосы. Она выглядела хорошо, даже отлично. Проведя языком по сочным и ярким губам, она почувствовала, что ей нестерпимо захотелось увидеть Джона Розена.

Мэри Бирмингем Гриффин была в солнцезащитных очках, а ее светлые волосы были собраны на затылке в тугой хвост. Широкое дорожное пальто для езды в транспорте и старые джинсы завершали ее легкомысленный облик, обычно ей не свойственный, и помогали, как она надеялась, ее конспирации. Выйдя из такси, она бросила на сиденье водителю пачку смятых однодолларовых бумажек. На счетчике набежало восемь долларов с мелочью, а у нее было только одиннадцать долларов. Десять тысяч в новых хрустящих стодолларовых бумажках лежали у нее в пальто. Для себя она уяснила, что богатые никогда, похоже, не носят с собой много наличных денег. Обратный путь она, если придется, проделает на маршрутном автобусе. Она и раньше ездила на нем, Бог тому свидетель.

Мэри пересекла дорогу и ступила на замусоренный тротуар Амстердам-авеню. Слева от нее возвышался величественный шпиль собора святого Джона, а рядом у его ограды стоял грязный бродяга. Еще какое-то человекоподобное существо, сжавшись, сидело у входа. Она прошла мимо них быстрым целенаправленным шагом. Она не хотела лишаться десяти тысяч долларов наличными, если вдруг кому-то из этих двух вздумалось бы проявить агрессивность.

Несколько больших шагов, и вот уже дверь ресторана. Она остановилась и нажала кнопку дверного звонка. Мэри надеялась, что десяти тысяч будет достаточно. Она была готова дать ему в десять раз больше, если бы он потребовал, но не хотела, чтобы он об этом знал.

Мэри толкнула стеклянную дверь и вошла. Здесь почти ничего не изменилось: тот же потертый линолеум, те же клеенчатые скатерти, те же дешевые и мрачные деревянные панели на стенах. Передняя комната, предназначенная для курящих, была отделена от дальней комнаты невысокой, до бедра, перегородкой, на которой помещались кашпо с пластмассовыми оранжевыми и желтыми цветами, даже отдаленно не напоминавшими живые цветы. Интересно, сколько лет с них не снимали пыль? Они были такими же, как и в те годы, когда она училась в университете и получала диплом. С тех пор здесь все осталось без изменений. Та же фреска с вулканом Везувием на стене, те же капитанские кресла «под дерево» и тот же Бобби.

При виде вошедшей в комнату Мэри ее бывший муж улыбнулся. На его темном лице по-прежнему выделялись белизной прекрасные зубы. Но волосы были подстрижены по-другому. Он больше не носил прическу «Афро», которую носило большинство американских негров. Теперь у него была новая модная стрижка.

– Привет, – холодно поприветствовала его Мэри.

– Привет, крошка, рад тебя видеть.

Он поднял на нее глаза, приводя в действие свой шарм. Голос его теперь звучал как теплая черная патока. Глаза смотрели с мольбой, как глаза щенка. Все тот же старина Бобби. Он взял ее руку в свою, что усилило разницу между белизной ее руки и его рукой цвета эбенового дерева. Она бы погрешила против истины, если бы сказала, что ее не волнует это рукопожатие. Да, у них никогда не было проблем с сексом. Были проблемы со всем остальным.

– Что тебе от меня нужно?

– Ничего, крошка. Просто хотел повидать тебя. И поболтать. Ты ведь знаешь, что сейчас праздник.

– Прекрати паясничать и разыгрывать из себя пай-мальчика.

Он улыбнулся.

– Та же старушка Мэри. Может, присядешь и закусишь со мной?

Мэри села. Она остановила свой выбор на этом ресторане, так как было маловероятно наткнуться здесь на своих новых друзей или знакомых. Открытие тайны о ее первом браке было для Мэри самой нежелательной вещью. Браке очень непродолжительном, бурном и к тому же с негром. Боже, Джилу хотелось, чтобы она была девственницей, так себя вели женщины его круга. Они никогда не поймут, что для нее когда-то сделал Бобби.

Бобби протянул ей меню. Оно были липким. Мэри посмотрела его. Когда-то, когда она была замужем за Бобби, этот ресторан был их вожделенной мечтой, которую они могли себе позволить лишь изредка. Сейчас же она смотрела на большой ассортимент тяжелой неаполитанской пищи и подавляла в себе дрожь. Теперь она предпочитала кухню Северной Италии.

– Я ничего не хочу, – сказала она Бобби. – А что хочешь ты?

С его красивого лица сошла, наконец, улыбка. Мэри наблюдала за этим ожидаемым ею переходом от Бобби шутливого к Бобби серьезному.

– Я все думал, крошка, и решил, что мне надо начать все сначала.

Бобби опять улыбнулся.

– Понимаешь, как это сделала ты. Сделать шаг в сторону, а затем наверх.

– Ну и дальше? – Мэри решила не проявлять заинтересованности. Она знала, что Бобби верил в то, что говорил, и поэтому мог говорить дни напролет. Но сегодня он казался каким-то неестественным: слишком напряженным и скованным. Мэри старалась не показать своего беспокойства по этому поводу.

– Я подумал, может, мне попробовать в Лас-Вегасе. У меня есть друг, который уверен, что это место как раз для такого парня, как я… с амбициями и первоначальным капиталом.

– Как зовут эту твою подружку?

Бобби опять улыбнулся своей медленной улыбкой.

– Никогда не удавалось тебя дурачить долго, Мэри. Ее зовут Тамайра, она работает «В песках».

– Прекрасно, Бобби. Но только какое это имеет отношение ко мне? Мы с тобой разведены. Это все равно что мы и не были женаты. И я хочу, чтобы ты это помнил. Итак, зачем же ты мне позвонил? – спросила она, хотя знала ответ сама. Для нее этот звонок не был неожиданностью, она ждала его все это время и поэтому даже почувствовала облегчение.

– Увидел твою фотографию в газете. Там было указано, где ты работаешь. Вспомнил прошлое. Подумал, а не посетить ли мне тебя? – И он улыбнулся по-волчьи. Эта улыбка привела Мэри в дрожь. – Потом я подумал, что, наверное, не стоит этого делать.

Бобби заерзал на стуле. Мэри все смотрела на него. Решившись приехать сюда, она была уверена, что возьмет над ним верх. Но Бобби казался теперь другим. Сильным. Он был местным парнишкой, выросшим в Гарлеме и посещавшим Колумбийский университет на свою атлетическую стипендию. Он хотел одного: играть в баскетбол и посещать веселые вечеринки. Когда она приехала в Нью-Йорк и увидела его во время матча, она была поражена мастерством его игры. Как любовник он был еще искуснее. Она надеялась, что он попадет в Национальную сборную, станет звездой, черной лошадкой, на которой она помчится к своему успеху. Но он не умел всецело отдавать себя тренировкам и занятиям и вскоре был исключен. Он был неудачником, она же не хотела делить с ним эту участь. Она решила, что ему не удастся ее сломить. Сейчас он представлял для нее опасность. Теперь-то она знала, что он действительно неудачник. И ее темная лошадка превратилась в темную тайну.

– Хорошо, Бобби. Я могу выручить тебя, но только один раз. Клянусь Богом, что напущу на тебя полицию, если ты еще раз вздумаешь позвонить мне. Ты знаешь, что я на это способна.

– Эй, крошка, не люблю, когда меня запугивают. Это никому не нравится, понимаешь, что я хочу сказать?

Мэри понимала, но не хотела признаться в этом.

– Вот, Бобби. Тут все мои сбережения. Возьми их и уходи. И никогда больше не звони мне.

Она бросила ему конверт с деньгами. Глаза Бобби расширились, когда он в него заглянул. Мэри видела, как напряглись мускулы на его лице и слышала, как заскрипели зубы.

– Ну, что я могу сказать? Ура!

– Скажи «ура» себе, Бобби.

– Ты замужем за одним из богатейших людей с Уоллстрит, крошка. У тебя квартира на Пятой авеню. Так пишут газеты. – Он перешел почти на шепот. – Поэтому не морочь мне голову «сбережениями», которые ты собирала всю жизнь. – Он сунул конверт в карман.

– Скажи лучше, что это вся наличность, которая у тебя имеется в настоящий момент. Или еще лучше: «Это все, что ты от меня получишь, Бобби». Но только не прибедняйся передо мной.

Он откинулся назад и улыбнулся.

– Думаю, мы понимаем друг друга. Он внимательно посмотрел на нее.

– Ты была хороша, Мэри. Мы были хороши, не так ли, крошка?

Она кивнула.

– Хочешь вспомнить былое?

Она почувствовала напряжение в низу живота. Это было как раз то, что ей сейчас требовалось. Но она покачала головой.

– Жаль, крошка, потому что ты самая соблазнительная белая бабенка, которую я когда-либо имел.

Она встала, с силой оттолкнув от себя стул.

– Счастливого тебе Дня благодарения, Бобби, – произнесла она и вышла из ресторана, надеясь никогда больше не увидеть его. Но было очевидно, что Бобби пока не ушел из ее жизни навсегда.

Мигель де Лос Сантос находил определенное удовольствие в том, чтобы подразнить Анни. Зная, что это не лучшее из его достоинств, он тем не менее иногда позволял себе этот прием. Если не считать той смешной шляпки, эта женщина по фамилии Парадиз действительно понравилась ему. Даже в их первую встречу, когда она все ходила вокруг да около темы их разговора, она, без сомнения, выглядела привлекательной. Они уже дважды завтракали и один раз обедали вместе. Но все это происходило на ее территории. Теперь же приглашение исходило от него. Он позвонил сегодня, чтобы подтвердить свое желание позавтракать вместе, решив, что они пойдут в «Эйше де Куба». Он хотел проверить ее реакцию. Это был кубино-китайский ресторан с доступными ценами в Вест-Сайде, ближе к тому месту, где жил он. Конечно, он не надеялся на то, что после ресторана они зайдут к нему. Он выбрал именно этот ресторан для того, чтобы посмотреть, как она на него отреагирует, и, может быть, еще для того, чтобы увидеть, как ее при этом передернет.

– Я никогда не была здесь прежде, – сказала Анни, усаживаясь в кабинку напротив Мигеля.

– Я в этом не сомневался, и поэтому позвольте объяснить, где мы находимся. Это кубино-китайский ресторан.