Клуб Первых Жен

Секретарша объявила о приходе мистера де Лос Сантоса. Аарон подтянул узел на галстуке, поправил рубашку и направился к двери.

Мигель де Лос Сантос был удивительно хорош собой. Мужская красота всегда привлекала внимание Аарона. Он ожидал увидеть зануду-бюрократа, а вместо этого перед ним стоял человек, в котором ощущалась энергия и сила; на нем был дешевый костюм, но лицо было выразительное, а плечи широкие, и походка как у спортсмена. В общем, совсем не то, что представлялось Аарону. Немного сбитый с толку, он снова подумал о Батче Кэссиди и о Солнечном Мальчике, вернее, о том, как их накрыли Пинкертоны. Что хочет от него этот парень?

– Как поживаете, мистер де Лос Сантос? – Это не прозвучало как вопрос. Отличное начало разговора – вежливое и в то же время лишенное интереса.

– Добрый день, мистер Парадиз. Как поживаете? – Здесь также не слышалось интереса.

Де Лос Сантос рассматривал Аарона с ног до головы. Тот пожалел, что надел слишком узкие брюки. Аарон твердо решил, что сделает этого парня другом.

– Прекрасно. Присаживайтесь, прошу вас.

– Благодарю. – Де Лос Сантос не стал садиться на барселонские кресла вокруг журнального столика, хотя сам Аарон сидел там. Он подошел к окну и оперся о подоконник.

– Классный офис, – сказал он, осматривая просторную комнату.

– Вы очень любезны. Мне он тоже нравится, – улыбнулся Аарон. Определенно придется входить в новую роль: общение неформальное, как равный с равным.

Аарон закинул ногу на ногу и посмотрел на де Лос Сантоса. «Парень неглуп. Но, черт возьми, я не сделал ничего особенного. Разве противозаконно терять деньги?»

– Итак, чем обязан, мистер де Лос Сантос?

– Как я уже говорил вам по телефону, я расследую дело Неистового Морти. Сейчас я на стадии сбора улик и вот рыскаю повсюду. – Он помолчал. – Имеются кое-какие жалобы.

– Что-то связанное с налогами? Насколько я знаю, у мистера Кушмана проблемы с налогами.

– Все в мире взаимосвязано, так ведь, мистер Парадиз? Да этот парень еще и философ. Рука Аарона непроизвольно сжалась в кулак. «Расслабиться, – приказал он себе. – Проявить интерес. Заставить его чувствовать себя как дома. Наконец, вызвать симпатию у этого щенка».

Аарон скрестил руки на груди, откинулся в кресле и улыбнулся де Лос Сантосу.

Тот как будто не заметил этого.

– Насколько мне известно, вы являетесь одним из владельцев рекламного агентства, которое делало материал Неистового Морти.

– Ну да. Совершенно верно. У нас сохранились соответствующие документы.

«Стоп, приятель, ты как будто оправдываешься». Аарон снова улыбнулся.

– Хорошо, но вы ведь и лично знакомы с Мортоном Кушманом?

Этот тип начинал действовать ему на нервы. Аарон едва сдерживался, чтобы не сказать что-нибудь резкое.

– А приходилось вам встречаться в неофициальной обстановке?

– В общем нет.

– Как это «в общем»?

– Время от времени нас можно было увидеть в одной компании, но не потому, что мы к этому стремились. Мы не были друзьями.

– А раньше?

– Разве что много лет назад. Скажем так, я не избегал его – он ведь важный клиент.

– А говорил ли вам когда-нибудь Мортон Кушман, что он продает свою долю?

– Никогда. – С удивлением Аарон почувствовал, как легкая испарина выступила у него на лбу. Снова и снова он задавал себе вопрос, откуда мог взяться этот парень. «Черт возьми, он мне все меньше нравится». – Это ведь противозаконно, – добавил он.

– Любой может совершить ошибку.

«На самом деле во взгляде этого парня горит ненависть или мне это только кажется?» – мелькнуло у Аарона.

– Мне известно, что в сентябре вы ликвидировали фонд вашей дочери и закупили акции Неистового Морти, это так?

Аарон почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Он не верил своим ушам: как этот человек мог узнать об опекунском фонде? Кроме Анни и Лесли, о нем не знала ни одна живая душа. Лесли, конечно, никому ничего не говорила. Она зла на него, но не до такой же степени, чтобы потерять рассудок. Неужели это Анни насылает на него неприятность за неприятностью?

– Мистер Парадиз?

«Боже, ведь нужно что-то ответить. Возьми себя в руки», – приказал себе Аарон.

– Да, – наконец сказал он.

– Вы купили акции на семьдесят шесть тысяч пятьсот шестьдесят долларов. Было это третьего сентября.

Аарон кивнул. Он весь покрылся холодным потом.

– Итак, до этой даты вы вообще не интересовались акциями. А те, кто купил их до третьего сентября, сорвали солидный куш. Вы купили свои акции прямо перед тем, как начались игры, связанные с падением Неистового Морти. Как так получилось?

– Что «как»? Как я остался без штанов? С каких это пор потерю капитала можно рассматривать как признак того, что некто имеет доступ к внутренней секретной информации?

– Я ничего не говорил о выдаче секретной информации.

– Вы это подразумевали. Что ж, моя потеря капитала служит доказательством того, что я не причастен к делам такого рода. Те, кто торгует секретами фирмы, не проигрывают.

– Ну почему же. Ваши потери могут в равной степени означать, что ситуация сложилась не так, как вы планировали. Как большие доходы, так и большие потери могут означать то, что секреты фирмы кое для кого не являются секретами, – произнес де Лос Сантос. Лицо его было бесстрастно.

– Я рассказал вам все, что знаю. – Аарон попытался успокоиться и выдавил из себя невинную улыбку.

– Благодарю, мистер Парадиз, – сказал де Лос Сантос с тем же непроницаемым выражением лица. К огромному облегчению Аарона, он встал.

– Возможно, нам придется еще повидаться, – проговорил де Лос Сантос.

– Когда вам будет угодно, – ответил Аарон, поднимаясь с места.

– Вы не планируете в ближайшее время покинуть страну? – неожиданно спросил де Лос Сантос.

Аарон в изумлении уставился на него: это что, шутка?

– Нет, – сказал он неуверенно.

– Отлично. Если куда-нибудь соберетесь, дайте нам знать. Договорились?

Они обменялись рукопожатием. Аарону пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы его рукопожатие было твердым, но никакими усилиями нельзя было заставить ладонь не вспотеть. Он проводил молодого человека до двери и наблюдал за ним, пока тот не скрылся из виду. Затем он вернулся к письменному столу и буквально упал в кресло.

Аарон закрыл лицо руками. Он был опустошен и напуган, напуган больше, чем когда-либо в своей жизни. Такого чувства страха он не испытывал с тех пор, как ушел из отцовского дома. Удастся ли им вынюхать, что Морти возместил ему часть его убытков? Адвокат недавно сказал, что Морти в порядке. Однако до сих пор тот был в тюрьме. Неужели им все-таки удастся загнать его в угол?

Аарон снова подошел к зеркалу. Он выглядел старым. Его костюм никак не подходил для следующей встречи – слишком уж он был консервативным. Аарону показалось, что он очень смахивает на неудачника.

И тут неожиданно к нему пришла идея. Он встал, надел пиджак и вышел, сказав секретарше, что скоро вернется.

Миновав Двадцать третью улицу, он зашел в магазин Пола Смита, самый шикарный в этой части города.

– Мне нужна рубашка, галстук, брюки, которые я смогу сразу надеть, – сказал он продавцу. – Тридцать пятый размер.

Аарон перевел дыхание. Да, сейчас он вернется в агентство и изложит свой план перед правлением. Он обязательно их убедит. Они непременно его поддержат. Да что они все стоили бы без его таланта! Он когда-то взял их на работу. Все они, так или иначе, ему обязаны. Если пойдут против него, пусть пеняют на себя. И все-таки его не оставляли сомнения. Это поколение такое странное – кто мог знать, что они выкинут. Существуют ли вообще для них такие понятия, как преданность и чувство долга?

4

ЗА ГРАНИЦЕЙ – АВУАРЫ, В КАМЕРЕ – НАРЫ

В центре Нью-Йорка, у Гудзона, в Федеральной тюрьме Морти Кушман, лежа на нарах, размышлял о том же. Эта проблема занимала его мысли уже в течение двух недель, с тех пор как его привезли сюда.

Процедура приема была до тошноты медленной. Он бесконечно переходил из одной очереди в другую. Целью этого могла быть только проверка терпения. Попав сюда, он рассматривал все, что здесь находилось. В непременный серый тюремный цвет было окрашено буквально все: стены, столы, стойки, рубашки охранников. Ему велели пройти по одной из разноцветных линий на полу – он прошел вдоль коричневой. Вновь прибывшие заключенные были одеты в комбинезоны, цвет которых каждый выбирал сам. Почему он выбрал голубой, он сам не знал.

Теперь, надев голубую униформу, он лежал на нарах и ждал. Он проклинал Лео Джилмана за то, что тот не добился, чтобы его выпустили под залог. «Я сделаю все возможное, – сказал тогда Лео. – Просто на это уйдет время. Мне же нужно убедить их, что ты не сбежишь. С твоей стороны было огромной глупостью столько вкладывать за границей. Теперь они боятся, что ты скроешься. Им все это не нравится, Морти».

Поначалу Морти не поверил, что его не выпустят под залог. Теперь, после двух недель заключения, идея сбежать из страны стала для него очень заманчивой.

Попав сюда впервые, он стал приглядываться к заключенным, искать родственную душу. Впереди него стоял парень, у которого, казалось, не было никаких забот и проблем. Морти почувствовал к нему симпатию. Симпатия улетучилась, когда выяснилось, что этот парень похитил девушку, которая когда-то его бросила, и ее нового друга. Похищение произошло в Бронксе, убил он их в Нью-Джерси, выбросил тела из машины в Мэриленде.

Парень позади него пытался угнать самолет из аэропорта Кеннеди, угрожая бомбой. Морти передернуло. Он подумал: существует ли тюрьма-клуб для преступников-аристократов, преступников с чистыми руками? Он был рад, когда охранник запретил им переговариваться. Упаси Господи, чтобы такие парни узнали, что он здесь за уклонение от уплаты налогов. Уважения у них это не вызовет.

Во время врачебного осмотра служащий, заполнявший бланк, спросил, нет ли у него вставных зубов. Когда Морти ответил, что нет, служащий пожал плечами, что должно было изображать сочувствие. Морти насторожился. Это что еще значит? Какой-нибудь условный язык, тюремный жаргон?

В конце концов его повели по длинным коридорам, каждый из которых заканчивался постом охраны. Охранник с шумом закрывал за ними дверь. После нескольких переходов Морти и других вновьприбывших разместили в камеры, которые должны были стать их временным пристанищем. Когда их вели вдоль решеток, заключенные из других камер окликали тех из них, кого они выбрали себе в качестве будущих партнеров. Все, кто находился в тюремном корпусе, высыпали к решеткам и наблюдали за парадом новичков.

– Ути-ути-ути, лапоньки. Вот ты, круглозаденький, ты только мой. Всем говори, что ты принадлежишь Элу. Эл тобой займется. Ты – для меня, я – для тебя. Запомни меня, мой сладкий, а я уж тебя не забуду.

– Эй, пухленький мой, беленький, зубки вставные вынул? У меня найдется для тебя работа. С такими протезами ты будешь работать днем и ночью. Меня зовут Травка. Я – Травка, ты – моя затравка. – Так вот на что намекал тот служащий.

Морти поддерживал дух воспоминаниями о детстве в Бронске. Тогда он научился ходить вразвалку. Такую манеру ходить ребята возводили в ранг искусства. Он чувствовал себя полным идиотом, когда сейчас шел вразвалку по тюремному коридору, но – что поделать – он решил выжить. Он вспомнил, как в детстве в Кингсбридже ему не раз попадало от ирландских сверстников, потому что тогда он еще не знал, что, для того чтобы тебя считали крутым, надо ходить как крутой. Он, пожалуй, был крутым, насколько им может быть еврей. «Господи Иисусе, дай мне сил пережить все это», – взмолился Морти.

Морти привели в камеру последним. От его напускной смелости не осталось и следа, как только он увидел своего соседа: тело, казалось, выточенное из черного дерева, возлежало на нижних нарах. Такой не привидится в самом страшном сне: рост – под два метра, вес – около ста килограммов, одежда трескалась, обтягивая колоссальные мускулы; бритая голова и гладкая блестящая кожа довершали картину, усиливая впечатление чего-то угрожающе-жуткого. На мгновение Морти застыл на пороге камеры. С таким типом он даже не вошел бы в лифт.

Охранник втолкнул его и закрыл дверь камеры.

– Наркуша, смотри, кого я тебе привел. Вставных зубов у него, правда, нет, здесь ты сам что-нибудь придумаешь. Зато твой сосед – настоящая знаменитость. Слышал о Неистовом Морти? Это он и есть. Только теперь он не Неистовый Морти, а Хренистовый Морти, – охранник засмеялся и ушел.

Морти всегда считал, что со знаменитостями так не обращаются. Боэски наверняка бы предоставили отдельную камеру. А перед ребятами из Готти-шоу расстелили бы здесь красный ковер. «Уклонение от уплаты налогов, – снова подумал он. – Да, никакой изюминки, слишком по-еврейски».

Амбал Наркуша продолжал с шелестом перелистывать страницы «Плейбоя». Наконец он поднял свои темные глаза и посмотрел в сторону Морти. Лицо его смягчилось. Удивленно подняв брови, он спросил:

– Тебя, что ли, я видел по телеку? Ты продавал портативные телефоны и всякое такое дерьмо.

Почувствовав облегчение от того, что Амбал Наркуша не проявил в отношении него открытой враждебности, Морти стал играть свою старую роль.

– Это я, Неистовый Морти, – закричал он голосом, хорошо известным по рекламным роликам. Он протянул Наркуше правую руку. Тот по-простецки дважды тряхнул ее своей лапой. Морти сделал вид, что всю жизнь здоровался именно так.

Наркуша был далеко не дурак – крупный торговец героином, сутенер, даже поджигатель, но не дурак. И все-таки на него не могло не произвести впечатление то, что лицо, которое он раньше мог видеть только на экране телевизора, теперь он видел здесь в тюремной камере. Этот маленький еврей и был Неистовый Морти. Наркуша ухмыльнулся.

– Ну, раз ты знаменитость, слушай про здешние правила. – Наркуша отложил журнал. – Я Амбал Наркуша. Я все держу здесь под контролем. Если дружишь с Амбалом Наркушей – к тебе никто не полезет. Так что, если понадоблюсь, – дай знать. Ведь рука руку моет, так, малыш Морти?

Наркуша подвинулся на нарах, освобождая немного места для Морти. Это было очень кстати, так как дрожащие ноги Морти уже не держали его. Тем не менее спектакль продолжался. Морти решил, что он станет закадычным другом Амбала Наркуши.

– Наркуша, для тебя я разобьюсь в лепешку, – ответил Морти.

– А я этом не сомневался. Знаешь, моя подруга сидит дома одна, страдает по мне. Может, подаришь ей что-нибудь хорошее, что напоминало бы ей обо мне?

– Есть как раз то, что нужно, дружище, – телевизор с тринадцатидюймовым экраном и встроенным видеомагнитофоном. Классная вещица, размером не более тостера. Как тебе?

Амбал Наркуша задумался, потом отрицательно покачал головой, как бы желая сказать, что Морти его не понял.

– Нет, приятель, нужно что-то, что заставило бы ее все время помнить обо мне. Я мужик крупный. Что мне тридцать дюймов. Так что телевизор размером с тостер не подойдет.

Желая показать Морти, что он здесь не последний человек, Амбал Наркуша вытащил из-под нар бутылку виски. Морти в жизни не слышал о существовании такой марки.

– Попробуешь? – спросил Наркуша. – А может, – хочешь затянуться? – Он протянул Морти открытый золотой портсигар с идеально закрученными сигаретами.

Морти снова вспомнил Лео Джилмана. С каким удовольствием он бы его прикончил. Почему-то для Морти Лео был больше виноват в том, что с ним случилось, чем он сам.

– Сделай для нее экран – гигант, пятьдесят четыре дюйма, а? Когда выйдешь отсюда.

Морти благословлял всех богов за то, что они подарили ему такого соседа.

– Я обо всем позабочусь. Предоставь это мне. Скажи только, куда доставить телек, и он там будет через два дня. Я даже приложу дарственную.

– Вот это деловой разговор, парень, – воскликнул Амбал Наркуша.

После пары глотков виски Амбал Наркуша и Морти стали друзьями навеки.

– Никогда не встречался с настоящими знаменитостями, – говорил Наркуша, – ты первый.

И здесь Морти не упустил свой шанс.

– Хочешь познакомиться с другими знаменитостями? Когда выйдешь отсюда, поведу тебя в такие места, о которых ты даже не подозреваешь. – Подражая манере Наркуши, Морти произнес: – Дружба навек, парень.

– Согласен, малыш Морти. – Великан растянулся на нарах.

Морти залез наверх и уставился на нависавший прямо над ним потолок. Он был в ужасе. Он вынужден был признаться себе, что страшно напуган. И еще он был очень зол, хотя точно не знал, на кого и за что. На Лео. Конечно, на Лео. И на Билла Атчинсона. И Джила Гриффина. Да и на Бренду. На Шелби. Все из-за них. Сволочи все.

Морти забылся беспокойным сном. Как ему недоставало в жизни друга!

* * *

Морти сидел за пуленепробиваемым стеклом, которое отделяло его от посетителей, и наблюдал за группой женщин, вошедших в дверь в дальнем конце комнаты.

Вот и она. На ней платье его любимого цвета. В этот момент он не думал о том, что оно стоило ему почти четыре тысячи долларов; он думал только о том, как он рад ее видеть.

Он наблюдал за Шелби: она шла вдоль ряда кабинок; вот она увидела его, улыбнулась. Морти всегда любовался Шелби, но сегодня она казалась ему богиней солнца. Он глубоко вздохнул. На душе стало легко и спокойно. Конечно, ее любовь покупалась, оплачивалась, но теперь, увидев ее здесь, посреди этого дерьма, он вновь обрел надежду. Он почувствовал, что о нем помнят, заботятся. Он нуждается в заботе. Господи, ему показалось, что он нуждается сейчас в матери.

* * *

Шелби уселась и тут же расплакалась. Ну что ж, это знак того, что она его любит. Морти жестом попросил ее взять телефонную трубку и попытался успокоить.

– Все хорошо, Шелби. Очень скоро я буду дома. Пожалуйста, не плачь.

Но Шелби не унималась. Когда она все-таки заговорила, Морти услышал град упреков в свой адрес:

– Мортон, ты знаешь, каким унижениям меня тут подвергли, прежде чем дали с тобой увидеться, – лепетала она. Сейчас ее южный акцент стал особенно явным. – Я жда-ала, жда-ала, потом меня обыска-ала какая-то женщина – вылитый Арнольд Шварценеггер. Там были еще другие. Меня смешали с грязью. От них так воняло, дети были завернуты в грязные пеленки и… – Шелби по-настоящему разрыдалась. – Я этого не вынесу, Мортон. Я умру. – Она хватала ртом воздух, пытаясь успокоиться. Морти холодно наблюдал за ней. – Еще они обыскали квартиру. Эти – из налоговой инспекции. Я думала, они никогда не уйдут. Они обыскали все-все.

«Боже мой, – подумал Морти. Эти сволочи заползают в каждую щель в Нью-Йорке. Что же дальше? – Пот выступил у него на лбу. – Как глубоко они будут копать?» – Морти чувствовал свою уязвимость. Его охватила паника. Он проглотил застрявший в горле комок и проговорил:

– Шелби, говорю тебе, все образуется.

– Тебе легко говорить. Иметь дело с властями приходится мне. Я вынуждена отвечать на вопросы наших друзей. – Она снова стала вытирать слезы. – Тебя-то здесь никто не видит, – хныкала она. – А каково мне?

Морти никогда не имел иллюзий насчет Шелби. Шелби не Бренда. Содержал он Шелби не ради ее преданности. Сейчас, когда он слушал ее жалобы, в то время как в тюрьме был он, Морти почувствовал горький привкус во рту. Он был в отчаянии. Но это быстро прошло, ведь Морти был реалист. «Получаешь то, за что платишь», – напомнил он себе. И впервые за долгое время он подумал о Бренде. Он точно знал – она поняла бы, как тяжело ему здесь, что он переживал. Вспомнить хотя бы ее заботу об отце. Того отправляли в тюрьму, и в душе она стыдилась этого, но не пропустила ни одного дня посещений, каждую неделю посылала вещи, каждый месяц клала на тюремный счет отца деньги. А кто утешит Морти в его беде? Анжела вообще исчезла, и он даже не надеялся, что Тони оставит свою шикарную школу. Где они, те, кто раньше обращался за деньгами или услугами?

– Зачем ты пришла, Шелби, – спросил он, устав от ее нытья, – раз для тебя это так тяжело?

У Шелби тут же высохли слезы. Она стала еще сильнее растягивать гласные:

– Я должна поговорить с тобо-ой, Мо-ортон. Ты не представляешь, как мне сейчас тяжело. Все твои деньги аре-стова-ны, у меня нет ни гроша. Надо что-то делать. Я не могу перестать бывать в свете – у меня есть определенные обязательства. Никто не будет управлять моим делом вместо меня. Вспомни, ведь ты финансировал меня, пока мое дело не окупилось.

Она снова поднесла платок к глазам. Морти показалось, что этот жест был рассчитан на то, чтобы придать больше веса словам.

– Где двадцать пять тысяч долларов, которые Лео положил на твой счет? – Морти уже не пытался скрыть раздражения.

– Морти, на сколько, по-твоему, может хватить двадцати пяти тысяч долларов? Все разошлось по мелочам.

Раздался звонок – сигнал конца свидания. Поднявшись с места и направляясь в свою камеру, Морти вдруг ясно понял то, о чем всю жизнь только подозревал: он одинок. Его одиночество было как бесконечная пустота, которую ничто никогда не могло заполнить. Он снова взглянул на Шелби и вздохнул:

– Обратись к Лео Джилману. Он поможет тебе выпутаться.

* * *

Но Джилман тоже принес плохие новости:

– Значит так, Морт. Они не отпускают тебя под залог.

– Ты что, спятил? На каком основании?

– По-моему, они уверены, что у тебя большие тайные вклады за границей.

– Что, что? – Ну хорошо, был он замешан в одной мошеннической сделке, назовем ее манипуляцией с налогами. Но ведь он заявил свои вложения и доходы в Европе. Где он нарушил закон?

– Они провели обыск в твоей квартире. Я не мог помешать – они предъявили ордер.

– Ну?

– Ну и кое-что нашли. Морти лихорадочно соображал.

– Что? – воскликнул он.

– Ключ. Ключ от банковского сейфа. Банк в Цюрихе. У тебя там счет. Незаявленный. – Лео покачал головой. – Морти, сколько раз я просил тебя, не лги мне. Я не могу работать в темноте.

Что, черт возьми, происходит? Нет у него никакого счета в Цюрихе. Это же преднамеренная подтасовка улик. В одном в швейцарских банков у него открыт номерной счет, открыт на абсолютно законных основаниях. Да, здесь его держат из-за его заграничного капитала. Но сейчас Лео говорит даже не об этом. Его не отпускают под залог. Что за чушь? Какой еще Цюрих? Какой банковский сейф?

– Нет никакого сейфа! – закричал Морти. – Нет!

* * *

Мигель де Лос Сантос вошел в комнату допросов в Федеральной тюрьме. Морти Кушман уже ждал его. Морти не произвел на Мигеля впечатления чего-то могущественного и грозного. Мигель увидел маленького, толстого человечка, который был убит горем и полностью ушел в себя. Морти сидел, обхватив голову руками.

Мигель понимал, что рискует. Но если помогут парни из Бюро контроля за доходами и сработает информация, полученная им от этого слизняка Джилмана, кое-что может получиться.

– Добрый день, – сказал Мигель. Кушман поднял голову.

– Вы из налоговой инспекции? Если да, я требую присутствия моего адвоката.

– Нет, я не из налоговой инспекции, – успокоил его Мигель. – Но я государственный служащий и хочу вам помочь.

«Да с него пот течет ручьями. Он просто куча дерьма», – подумал Мигель и улыбнулся.

– Вы шутите. Ваши условия?

– Совершенно верно. Сейчас как раз время оговорить условия. Поэтому я здесь, Морти. Итак, сядешь ты в любом случае. Вопрос только – надолго ли и в каких условиях ты будешь мотать срок. Налоговая инспекция действительно взяла тебя за зад.

– Иди ты… – бросил Морти, но Мигель заметил, что он навострил уши.

– Недвижимость за границей, незаявленные сбережения в банках, а уж неуплата налогов… Так вот, тебе надо сделать выбор. Между грудным сроком и легким. Аллендейл – прелестное местечко. Сбросишь вес, поиграешь в теннис, загоришь на солнышке. Можно отправить тебя в местечко похуже. Будешь там при каком-нибудь парне. Вряд ли он окажется таким же покладистым как Амбал Наркуша.

– Кто ты такой?

– Я – Мигель де Лос Сантос из Комиссии по контролю за инвестициями. У меня к тебе несколько вопросов о твоем капитале. Если ты поможешь мне, я поговорю со своими друзьями из налоговой инспекции. Выступишь свидетелем против Джила Гриффина – к тебе будут снисходительны. И так, мистер Кушман, начинается игра «Заключим сделку».

5

ДЕРЬМОВЫЙ БРАК

Крис поздоровался с отцом и с Лесли, невестой отца. Пробормотав поздравления, он прошел в глубь зала и взял с подноса бокал шампанского. После первого же глотка он поставил бокал на место – все казалось ему горьким.

Пока собирались гости, Крис осмотрел квартиру Лесли. Странно быть гостем на свадьбе у собственного отца, в его новом доме, который был так непохож на дом в Гринвиче, в котором вырос Крис, непохож и на квартиру его родителей – он поправился – его матери – на Грейси-сквер.

«Ну и компания», – подумал Крис.

Здесь был Розен, брат Лесли, который уже положил глаз на Карен.

«Мешок с дерьмом, – подумал Крис про него. – Остальные не лучше».

Крис встретился взглядом с Лесли и попытался улыбнуться. Не мог он понять отца. И дело было не только в любви к матери. Неужели отец не видит, как холодна эта женщина. Вчера на мальчишнике Аарон показался ему таким мрачным. После первой же рюмки Аарон отвел Криса в сторону и сказал, что, возможно, эта женитьба – ошибка.

– Отложи бракосочетание, отец, – посоветовал ему Крис тогда.

– Не могу, Лесли убьет меня. В глазах общества она будет выглядеть нелепо. Мы будем выглядеть нелепо.

По мнению Криса, это не могло быть основанием для женитьбы. До него доходили разные слухи, которые также ставили под вопрос здравый смысл отца. По офису шли разговоры, что Аароном интересуется полиция или что-то в этом духе. Еще он слышал, что якобы отец присвоил деньги компании. Крис не знал, чему и верить.

В одном он был уверен: ему противен этот праздник. Все это совсем непохоже на свадьбу. Ни Лесли, ни его отец не выглядели счастливыми. Что до гостей – он никого толком не знал. Не пришли бабушка и дедушка. Отец никого не пригласил из агентства, даже Джерри. Крис совсем не был уверен, что Карен была здесь желанным гостем, но без нее Крис бы не пришел.

Через какое-то время Крис, взяв Карен за руку, начал продвигаться к выходу. У самой двери он повернулся. Встретившись взглядом с отцом, Крис показал на часы и вышел.

К тому моменту, когда он, предварительно завезя Карен домой, подъезжал к Отоманелли, Крис почти забыл о свадьбе отца. Он был искренне рад видеть Анни, когда она вошла вслед за ним.

– Я рад, что мы здесь, мама, – сказал Крис, – хотя я, наверное, слишком вырядился для пиццерии, – добавил он, осматривая свой фрак.

– Ты говорил, что хочешь съесть хороший гамбургер. Лучше, чем здесь, ты не найдешь. А я закажу пиццу. Так что и ты, и я будем довольны.

Крису принесли пиво, Анни – диеткоку.

– У меня хорошие новости, мама. – Он отхлебнул пива и поставил кружку. Глядя матери прямо в глаза, Крис сообщил:

– Мы с Карен скоро поженимся.

– Я рада за вас обоих.

– Мама, пожалуйста, не надо так мило вести себя. Я знаю, она гораздо старше меня. Мне нужно только твое одобрение, искреннее одобрение. – Они некоторое время смотрели друг на друга. Анни заговорила:

– Ну так ты его не получишь. Ни одобрения, ни порицания. Это никого не касается, кроме вас с Карен, в том числе и меня. Я хочу одного – чтобы ты был счастлив, Крис; разница в возрасте – не помеха, если, конечно, вы не собираетесь иметь детей. – Она провела своей прохладной рукой по его щеке. – Ты ведь счастлив, Крис?

– Да, я люблю ее. Она замечательная.

– Я знаю. – Анни улыбнулась и добавила: – По выражению твоего лица никогда не скажешь, что ты счастлив.

– Я ведь пришел прямо со свадьбы отца.

– Она была так великолепна, что вдохновила тебя и Карен?

– Это было ужасно. Перед самой церемонией – наверное, потому, что Алекс не смог приехать, – я получил статус любимого сына. Знаешь, как отец обычно говорит об Алексе, на этот раз он сказал обо мне: «Крис сделал то, Крис может это, Крис строит такие-то планы». Мне было страшно неуютно. – Крис посмотрел на гамбургер, который официантка поставила перед ним, и попробовал жареный картофель.

– Но ведь он гордится тобой, Крис. Ты же знаешь, как он рад, что ты работаешь у него.

– Все это так непохоже на него. Как будто отец дает мне взятку. – Крис откусил кусочек гамбургера. – Что-то происходит в агентстве. У отца нет былой популярности. Он ведет себя так, как будто он один тянет все, как будто он один знает, как делать дело, а другие ни на что не способны. У него уходит масса денег на подготовку нового контракта. Не знаю, может, вся причина в его связи с Лесли, но, по-моему, у него просто звездная болезнь.

Крису показалось, что при упоминании о Лесли ресницы матери дрогнули. Возможно, только показалось.

– Нельзя как-нибудь накинуть на него узду? – спросила Анни. – Мне казалось в агентстве так хорошо идут дела. Только бы Аарон держал себя в руках.

– Все было бы хорошо, если бы у нас был более сильный администратор. Или не было бы отца. – Крис вытер рот бумажной салфеткой и бросил ее на тарелку. – В агентстве все поделились на группировки. Пойми, мама, я не могу быть за него.

– Прежде всего, будь за себя, Крис. Делай то, что считаешь нужным, даже если это не отвечает его интересам.

– Ходят разные сплетни. Об опекунском фонде Сильви, о каком-то расследовании. Это правда, что отец присвоил деньги компании?