Благодарю Вас за любезное предоставление нам копии адресованного суперинтенданту фон Эйцену письма от 14 октября 1556 года, которое неожиданно обнаружилось в фондах Северо-Эльбской церковной библиотеки города Гамбурга и, по-видимому, связано с проведенной некогда в Альтоне «диспутацией»; речь идет, по Вашим словам, о собственноручном письме Вечного жида.

Не буду ставить под сомнение подлинность письма, однако хочу призвать Вас к осторожности по отношению к автору. По получении письма я немедленно ознакомил с ним наш коллектив, попросив сотрудников высказать свои суждения; в результате обмена мнениями мы пришли к единодушному заключению, что имеем дело с мистификацией, причем мистификацией старой. Надеюсь, дорогой коллега, Вы понимаете, что мы, марксисты, настаиваем на отрицании чудес, а следовательно, на непризнании Вечного жида в качестве реального человека. Но это означает, что писем, сочиненных или написанных таковым, существовать не может. По соображениям, которые можно разделять или оспаривать, Вы не желаете принять гипотезу Пауля Йохансена об идентичности объявившегося в середине XVI века в Гамбурге Агасфера с прозорливцем Йоргом Мейссенским (см. том XLI «Трудов Общества по изучению истории Гамбурга»), поэтому возникает вопрос, кем же был в действительности тот «бедный и несчастный еврей», который подписывался Агасфером, завел под этим именем знакомство с суперинтендантом фон Эйценом и позволил себя использовать последнему в качестве свидетеля на вышеупомянутой Альтонской диспутации.

Выяснение этого вопроса, а также дальнейшей судьбы «бедного и несчастного еврея» послужило бы благодатной задачей в равной степени как для криминалистов, так и для историков, однако приходится опасаться, что за давностью лет ни серьезных улик, ни весомых доказательств найти не удастся. Так или иначе, здесь был замешан весьма ловкий мошенник, это явствует хотя бы из того, что на его удочку попался такой известный и по тогдашним понятиям высокообразованный человек, как Эйцен; так называемый Агасфер, то есть мнимый Вечный жид, попросту не мог обойтись без мошенничества, что, однако, поймите меня правильно, дорогой коллега, отнюдь не бросает тени на Вашего друга, торговца обувью, носящего то же имя.

История знает множество примеров, когда мелкие проходимцы выдавали себя за личностей, живших в фантазии или памяти народной; вспомните, сколько было Лже-Неронов, сколько Лже-Дмитриев, вспомните легендарного Капитана из Кепеника, который, будучи, кстати, сапожником, как и Агасфер, воспользовался почтением добропорядочных бюргеров к мундиру прусского офицера. Далее у апостола Иоанна, о котором, как Вы помните, в Новом Завете (см. Иоанн, 21, стихи 20-23) говорится, что он не умрет, а пребудет, пока Христос не приидет, объявлялся двойник, который был сожжен в Тулузе в конце XVI века.

Я уже имел возможность изложить в разделе «К вопросу о Вечном жиде» моей книги «Иудео-христианские мифы в свете современного естествознания и исторической науки» ряд соображений о том, что апостола Иоанна, объявленного в Евангелии любимым учеником Христа, можно считать одним из первых прообразов Агасфера. Здесь я подхожу к главному тезису, не получившему, возможно, в моей прежней работе должного освещения; теперь же, по зрелом размышлении и после консультаций с моими сотрудниками, я хотел бы особо подчеркнуть значимость этого тезиса: Агасфер, при всей его легендарности, не был реальной исторической личностью, как, например, Фридрих I Барбаросса, и уж тем более не был современником и Пилата, и профессора Иоханаана Лейхтентрагера одновременно; он являлся фигурой символической, причем весьма типичной.

Если для германцев символом вечно юного героя служил Зигфрид, убитый трусливым и коварным врагом, то символом вечно блуждающего, всюду бездомного, всеми подозреваемого, а нередко гонимого и преследуемого еврея оказался Агасфер. Подобный метафорический элемент прослеживается во многих конкретных еврейских судьбах. Так, С. Морпурджо приводит в своей, наверняка небезызвестной Вам книге «L'Ebreo errante in Italia» (Флоренция, 1891 г.) свидетельство некоего Антонио ди Франческо из Сан-Лоренцо, который рассказывает о своей встрече с Вечным жидом, состоявшейся в 1411 году, следующее: «Больше трех суток в одной и той же провинции он не выдерживает, а уходит прочь и странствует зримый и незримый; одет он только в хламиду с капюшоном, подпоясан вервием, ноги босые; нету у него ни мошны, ни кошелька, зато денег в достатке. Зайдя в харчевню, ест и пьет всего вдоволь, а потом откроет ладонь и дает хозяину плату щедрую; откуда у него деньги берутся, никто не видел, и никогда у него их не остается...» Эти сведения совпадают с тем, что повествует фламандская народная книжица середины XVII века, выпущенная анонимом, без указания года и места издания; книжица сия объявляет себя переводом с немецкого, но на самом деле была, видимо, первоначально переведена на французский. Там говорится: «А богатства у него всего пять штюберов, только они не кончаются, сколько их ни раздавай». Во многих изданиях «Повествования краткого о жидовине по прозванию Агасфер», первый дошедший до нас вариант которого был напечатан якобы в 1602 году «в Лейденской печатне Кристофа Кройцара», однако странным образом имел под текстом помету «Шлезвиг, 9 июня 1564 года», рассказывается о том, что сей жидовин часто появлялся в каком-либо городе нищим и оборванным, однако уже очень скоро его там видели богато и модно одетым.

Здесь, конечно, сказывается наблюдение авторов народных книжек, что еврейские торговцы не ездили, подобно купцам-христианам, с деньгами в кошельке, а пользовались безналичным расчетом, так сказать — тогдашними кредитными карточками, чтобы избежать ограбления разбойниками с большой дороги и прочими лихоимцами; то есть еврей, взяв доверенность от соплеменника А. из города X., приезжал к соплеменнику В. в город Y. и сразу же получал там наличные деньги, что казалось непосвященным «гоям» буквально чудом.

В заключение позвольте мне резюмировать точку зрения нашего института: мы признаем Агасфера в качестве символической фигуры еврея. Все же остальное, несмотря на Вашу убежденность, дорогой коллега, и вопреки всем Вашим стараниям уверить нас в обратном разными не относящимися к делу, а то и вовсе абсурдными аргументами, мы считаем, извините за прямоту, вздором.

Остаюсь с наилучшими пожеланиями,

преданный Вам

(Prof.Dr.Dr.h.с.) Зигфрид Байфус

Институт научного атеизма

Берлин, ГДР.

Господину профессору

Dr.Dr.h.с. Зигфриду Байфусу

Институт научного атеизма

Беренштрассе, 39а

108 Берлин

Германская Демократическая Республика

3 июля 1980

Дорогой друг и коллега Байфус!

В Вашем письме от 9 июня с. г., которое я прочитал сразу же по получении с большим вниманием и удовольствием, Вы пишете, выражая мнение Вашего института, что видите в Агасфере фигуру символическую и к тому же особо типическую. Раисе Вы были готовы «признать за Агасфером существование реальное», хотя и «никак не вечное», а кроме того, Вы говорили, что он представляется Вам «комплексом, имеющим ряд недостаточно изученных компонентов».

Восстановив всю последовательность Ваших рассуждений, я пришел к выводу, что Вы и Ваш институт пусть медленно, но верно приближаетесь к фактическому признанию реального существования Вечного жида, поэтому я размышляю теперь, не стоит ли мне попытаться уговорить моего друга на поездку в Восточный Берлин, чтобы Вы могли познакомиться с ним лично и задать ему вопросы, способные прояснить «недостаточно изученные компоненты» этой вполне живой, хотя, возможно, и символической фигуры. Разумеется, мне понадобится немалое красноречие, ибо не подумайте, что господин Агасфер, повидавший Германию не всегда с лучшей стороны, возвратится туда с легким сердцем.

Но вернемся к Вашим новым аргументам, хотя, признаться, подверстывание Агасфера к юному герою Зигфриду, столь превознесенному во времена национал-социализма, пришлось мне не по вкусу. Конечно же, Агасфер, кроме всего прочего, является еще и символической фигурой; он был и остается евреем, поэтому судьба у него еврейская, взгляд на мир еврейский, отсюда недовольства наличным бытием, стремление изменить его. Он служит олицетворением, воплощением душевного беспокойства, хотя это не только еврейская черта; установленный порядок вещей неминуемо должен, как ему кажется, подвергаться сомнению и время от времени переделываться.

У меня же в этом отношении совершенно иной характер, тут я хотел бы сразу успокоить и Вас, и Ваш коллектив, и Ваши власти, которые, видимо, проявляют особую осторожность при выдаче виз гражданам Израиля. Я люблю порядок: чем больше где-нибудь порядка, тем уютнее я себя там чувствую.

Господь Бог, которого Вы отрицаете, создавая мир, создал заодно и законы, по которым живет этот мир, и с тех пор все подчиняется этим законам, заведенному распорядку и плану, и слава Богу. Моего друга Агасфера это сердит, но я утешаю его аргументом, который, несомненно, соответствует Вашим диалектическим убеждениям: каждый тезис несет в себе антитезис, отрицание, нужно только уметь ждать, однако у него, фигуры символической, — истинно еврейский нетерпеж.

Впрочем, что касается символичности, то тут есть свои закавыки. Как я уже имел честь упомянуть в моей скромной работе об Агасфере, опубликованной в «Hebrew Historical Studies», а Вы сделали это гораздо более развернуто в главе «К вопросу о Вечном жиде» в Вашей замечательной книге «Иудео-христианские мифы в свете современного естествознания и исторической науки», легенда об Агасфере сложилась из весьма разнородных элементов, объединенных лишь одним общим мотивом — проклятием на вечную жизнь, на вечные скитания и муки вплоть до окончательного пришествия Иисуса Христа. Вы сами вспоминаете в своем письме слова реббе Йошуа, как это с ним нередко бывало, довольно двусмысленные, которые были адресованы апостолу Иоанну, его любимому ученику (Иоанн, 21, стихи 22 и 23): «...если Я хочу, чтобы он пребыл, пока прииду, что тебе до этого?» Эти слова содержат зародыш мысли о том, что один из современников Распятого доживет до его окончательного пришествия.

Апостол Иоанн, как и сапожник Агасфер, были евреями, это несомненно; зато остается под вопросом, были ли евреями все те, остальные, о которых рассказывается, что они подгоняли Христа по его пути на Голгофу или даже били его, за что и были прокляты. Был ли евреем Малх, он же Марк, полицейский сыщик, которому Петр в Гефсиманском саду отсек ухо и которому Иисус тотчас приживил это ухо, после чего тот на следующий день бил своего целителя железным кулаком в лицо на допросе у первосвященника Каифы?

До создания современного Государства Израиль еврейской полиции никогда не было, если не считать гетто, где еврейскую полицию организовали нацисты; согласно еврейской традиции, грязная работа перепоручалась иноземцам, как это было при царе Соломоне, у которого для подобных дел имелись хелефеи и фелефеи, то есть выходцы с Крита и палестинцы. Или взять Картафилуса, что значит по-гречески «многовозлюбленный», служившего «привратником» (начальником преторианской стражи) у Понтия Пилата и обошедшегося с Христом весьма неласково. Совершенно невероятно, чтобы столь важное доверенное лицо римского наместника в Иудее оказалось евреем; судя по имени, он был греком, то есть язычником, хотя позднее, согласно преданию, тот же самый Анания, который крестил апостола Павла, обратил в христианскую веру Картафилуса, принявшего имя Иосиф. А неизвестный, которого потом назвали в Италии Джованни Боттадио, или Буттадиус, то есть «ударивший Бога», разве он был евреем? По рассказам австрийского барона Торновица, в 1643 году иерусалимские турки показывали ему за изрядный бакшиш Малха, которого содержали в «вымощенном камнем подземелье, где пленник, одетый в свое старое римское платье, расхаживал взад-вперед, бил своей дланью то о стену, то о собственную грудь, дабы показать раскаяние за то, что некогда посмел коснуться святого лика Христа, ударив безвинного». О Картафилусе же, принявшем позднее имя Иосиф, пишет английский монах Роджер Уэндиверский в своей хронике «Flores Historiarum», посвященной событиям от сотворения мира до 1235 года, где говорится, что в 1228 году в английский монастырь Св. Альбана приехал армянский архиепископ, который на расспросы об Иосифе-Картафилусе ответил, что незадолго до своего отъезда трапезничал вместе с ним за одним столом. Дескать, епископы Армении и других восточных стран уважают этого благочестивого человека, который иногда рассказывает о подробностях распятия и воскресения, не утаивая своей прискорбной роли в этих событиях. Джованни Боттадио («ударившего Бога») видели на паломничестве к св. Иакову в 1267 году в итальянском городе Форли, о чем свидетельствует житель этого города, астролог Гвидо Бонатти, человек тогда небезызвестный, недаром Данте упоминает его в Песне двадцатой своего «Ада» рядом со знаменитым Микеле Скотто, который «в волшебных плутнях почитался докой».

Однако по-настоящему обширная литература об Агасфере возникла, как Вы знаете, лишь после Реформации, а именно к середине XVI века, причем стоит задуматься о том, почему наибольшим авторитетом в данном вопросе прослыл столь ревностный протестант, как суперинтендант Гамбурга, позднее Шлезвига, Пауль фон Эйцен. (Отчет о судебном процессе против советника императора Юлиана Отступника, с которым я ознакомился в архиве Великой Порты, или кумранский свиток 9QRes в расчет можно не принимать, ибо они не оказали никакого влияния на создание легенды об Агасфере, поскольку первый документ веками держался в секрете, а второй был найден лишь недавно.)

Первые публикации об Агасфере появляются с 1602 года, зато потом число их резко возрастает, они начинают переводиться на разные языки и наводняют всю Северную Европу. Почему? Почему Агасфер возникает как самостоятельная фигура, обособившаяся от апостола Иоанна, сыщика Малха, стражника Картафилуса и паломника Боттадио, лишь после Лютера, зато сразу же с четкими указаниями на особенности финансового поведения? Не связана ли актуальность такой фигуры, как Агасфер, с изменившейся ролью евреев в экономическом устройстве протестантских районов Европы? Вот вопрос, который должен был бы вызывать совершенно особый интерес именно у Вас, дорогой профессор Байфус, коль скоро Вы так охотно ссылаетесь на свои марксистские убеждения.

Разумеется, Лютер вряд ли был совсем уж безразличен к возможности существования живых очевидцев трагической судьбы реббе Йошуа (он же Иисус Христос); церковь, безусловно, надеялась использовать их свидетельства против сомневающихся, еретиков и, естественно, против евреев. Но подобные мотивы имели ограниченное значение, к таким очевидцам обращались редко, если обращались вообще, поскольку существовала опасность, что они зайдут слишком далеко, противопоставляя в своем религиозном рвении слова и мысли Распятого реальной практике тогдашней церкви. Ведь ни один из претендентов на роль очевидца, как бы они себя ни именовали, не сумел стать фигурой символической, не говоря уж о символе еврейства.

Такой фигурой стал Агасфер, сумел ею стать, но лишь после Реформации, которая уничтожила на завоеванных ею территориях монополию католической церкви и ее крупнейших банков, Фуггера и Вельзера, на кредитно-денежные операции. Ведь церковь давно преступила через заповедь Моисея из Второзакония (23:19), запрещавшую ростовщичество, т. е. предоставление ссуд под проценты. Лютер же, выступая против торговли индульгенциями, настаивал на соблюдении библейских заповедей, чем подрывал сложившиеся финансовые структуры, поэтому благочестивые, блюдущие заповеди протестанты остались без банкиров. Но, как Вам известно, дорогой коллега, Моисей запрещает во Второзаконии (23:19) брать проценты с брата, зато с иноземца их можно драть за милую душу (23:20); эта оговорка подталкивала тех, кому едва аи не все окружающие приходились чужаками, а именно еврейское меньшинство, к финансовым делам, чем евреи и занялись, поскольку они все равно были лишены прав на иное имущество или ремесла.

Таким образом, именно Лютер заставил и князей, и крестьян обратиться к неугомонному еврею, чтобы потом тем громче проклясть последнего за ростовщичество, разжигая погромные настроения, которые оказались настолько живучими, что ими сумели воспользоваться нацисты. До Реформации антисемитизм носил преимущественно религиозный характер, ибо кто как не евреи распяли Христа и до сих пор отказываются признать его Мессией? Теперь же антисемитизм приобрел ярко выраженную экономическую основу, да еще воплотился в символической фигуре, которая могла вызвать ненависть, а кроме того, отвечала извечным страхам перед чужим, непонятным, еврейским, — такой фигурой стал Агасфер.

Я вполне отдаю себе отчет, дорогой профессор Байфус, что те же проблемы, которые возникали у Вас с реально существующим Агасфером, ожидают Вас в силу вышеизложенного и с символической фигурой. Однако к этому понятию в ходе нашей дискуссии прибегли Вы, мне же не оставалось ничего другого, как отреагировать соответствующим образом.

Сердечно и дружески кланяюсь Вам,

Ваш Иоханаан Лейхтентрагер

Еврейский университет

Иерусалим.

Товарищу профессору

Dr.Dr.h.с. Зигфриду Байфусу

Институт научного атеизма

Беренштрассе, 39а

108 Берлин

8 июля 1980

Дорогой товарищ Байфус!

Вновь рассмотрев твою переписку с профессором Лейхтентрагером из Еврейского университета города Иерусалима, вынуждены констатировать, что дела приобретают все более нежелательный оборот. Отстаивая в полемике с израильским партнером наши научные позиции и достижения, ты одновременно подпадаешь под его влияние, идешь на уступки, тем самым оказываешься в ловушке, из-за чего позднее тебе приходится отказываться от своих собственных слов. Но еще серьезнее то обстоятельство, что вместо разведки замыслов израильского империализма, планирующего с помощью дискуссии об Агасфере очередную идеологическую диверсию, ты позволяешь проф. Лейхтентрагеру втянуть тебя в обсуждение ненужных частностей и неопределенностей, что при продолжении подобной линии поставит тебя в оппозицию по отношению к политике нашей партии и правительства.

Особенно подчеркнем неуместность дискуссии о Лютере, в которую вовлекает тебя твой «дорогой коллега» и которая полностью противоречит нашим интересам накануне приближающегося юбилейного 1983 года, когда в чествовании Лютера примут, как известно, участие высшие представители нашего государства.

Сегодня господин Лейхтентрагер напоминает тебе об антисемитских высказываниях и писаниях Лютера, а завтра он процитирует лютеровский памфлет времен Крестьянской войны против «разбойничьих и грабительских шаек крестьян», которых он призывал «рубить, душить и колоть, тайно и явно, так же, как убивают бешеную собаку», что поставит в неловкое положение не только тебя, но и всех, кто работает над успешным проведением запланированных торжеств.

Рекомендуем тебе сделать проф. Лейхтентрагеру деликатный намек на то, что его визит в ГДР, особенно в сопровождении господина Агасфера, является нежелательным, после чего переписку надлежит прекратить.

С компетентными органами вопрос согласован.

С социалистическим приветом,

Вюрцнер,

начальник управления

Министерства высшего и среднего

специального образования.