Кенжи повернулся ко мне. Я проглотил слюну и прошептал:
— Госпожа Маруяма?
— И давно ты понял? — улыбнулся Шигеру.
— С той ночи, когда мы встретили госпожу в гостинице в Шигаве.
Кенжи, впервые с тех пор, как я знаю его, выглядел до глубины души удивленным.
— Женщина, которую вожделеет Йода, на которой он хочет жениться? И как долго это между вами продолжается?
— Ты не поверишь мне, — ответил Шигеру.
— Год? Два?
— С того времени, как мне стукнуло двадцать.
— Около десятка лет! — Кенжи поразила не только сама новость, но и факт, что ему об этом ничего неизвестно. — Еще один повод для тебя ненавидеть Йоду, — покачал он головой.
— Это больше, чем любовь, — тихо произнес Шигеру. — Мы к тому же еще и союзники. Она и Араи контролируют Сейшу и юго-запад. Если к ним присоединятся Отори, мы сможем победить Йоду. — Он замолчал, затем продолжил: — Если клан Тоган приберет к рукам домен Отори, нас ждут те же преследования и жестокость, от которых я спас Такео в Мино. Я не могу молча смотреть, как Йода навязывает моему народу свою волю, опустошает земли, сжигает деревни. Мои дяди — да и сам Йода — знают, что я на это никогда не соглашусь. Поэтому они собираются убрать меня с поля битвы еще до ее начала. Йода пригласил меня в свое логово, где наверняка попытается убить. Я намереваюсь воспользоваться ситуацией по-своему. Разве есть лучший способ попасть в Инуяму?
Кенжи нахмурился и уставился на него. В свете лампы я наблюдал за широкой улыбкой Шигеру. Было в моем приемном отце нечто притягательное. От его смелости загорелось и мое сердце. Я понял, почему его любит народ.
— Все это не имеет никакого отношения к Племени, — наконец сказал Кенжи.
— Я был откровенен с тобой и надеюсь, что сказанное не выйдет за пределы стен моего дома. Дочь госпожи Маруямы живет у Йоды заложницей. Помимо твоего молчания, я был бы благодарен за твою помощь.
— Я никогда не предам тебя, Шигеру, но иногда, как ты сам сказал, мы становимся меж двух обязательств. Я не буду лгать тебе, что не предан Племени. Такео — Кикута. Рано или поздно семья потребует его. И я с этим ничего не могу поделать.
— Когда настанет время, выбор будет за Такео, — ответил Шигеру.
— Я присягнул клану Отори, — проговорил я. — Я никогда не оставлю вас и сделаю все, что вы попросите.
Я представлял, что уже нахожусь в Инуяме, где на соловьином этаже не дремлет господин Йода Садаму.
Каэдэ покинула замок Ногучи без сожалений и со слабой надеждой на благополучное будущее. Поскольку она не покидала его стен восемь лет неволи, а было ей всего лишь пятнадцать, то все, представавшее перед глазами девушки, приводило ее в восторг. Первые несколько миль ее с госпожой Маруямой несли команды носильщиков в паланкинах, но от качки Каэдэ затошнило, и на первом же привале она настояла на том, что пойдет пешком с Шизукой. Лето было в разгаре, пекло солнце. Шизука обвязала голову своей госпожи платком и держала над ней зонт.
— Госпожа Ширакава не может появиться перед мужем такой же коричневой, как я, — хихикнула служанка.
Они передвигались до полудня, остановились на пару часов в гостинице и до вечера прошли еще несколько миль. К тому времени голова Каэдэ кружилась от увиденного: бриллиантовая зелень рисовых полей, гладких и пышных, будто мех животного;
белые, искрящиеся брызгами реки, стремительно несущиеся вдоль дороги; представшие перед ними горы, хребет за хребтом, одетые в богатый летний ковер, вытканный малиновыми дикими азалиями. А люди на дороге, всех мастей и видов: воины в броне, с мечами на боевых конях, фермеры, несущие разные незнакомые ей предметы, тележки, запряженные волами, вьючные лошади, попрошайки и коробейники.
Девушке не следовало пялиться на них, а они должны были кланяться до земли при виде процессии, но Каэдэ украдкой бросала взгляды по сторонам.
Процессию сопровождали вассалы госпожи Маруямы, главный из которых, по имени Сугита, обходился с госпожой с отцовской непринужденностью. Каэдэ решила, что он ей нравится.
— В твоем возрасте я тоже любила ходить пешком, — сказала госпожа Маруяма за ужином. — Мне это до сих пор нравится, но, по правде говоря, я боюсь солнца.
Она смотрела на упругую кожу Каэдэ. Маруяма была добра к ней весь день, но девушка не могла забыть первое впечатление, которое убедило ее в дурном расположении госпожи, словно она чем-то успела провиниться перед ней.
— Вы ездите верхом? — спросила Каэдэ, всегда завидовавшая мужчинам на лошадях, которые казались столь могущественными и свободными.
— Иногда езжу, — ответила госпожа Маруяма. — Однако, путешествуя по землям Тогана, я чувствую себя бедной беззащитной женщиной, и предпочитаю паланкин.
Каэдэ удивленно посмотрела на нее.
— Госпожа Маруяма считается сильной женщиной, — пробормотала она.
— Я должна скрывать свою силу от мужчин, иначе они, не колеблясь, уничтожат меня.
— Я не садилась на лошадь с детства, — призналась Каэдэ.
— Но ведь всех дочерей воинов обучают ездить верхом! — воскликнула госпожа Маруяма. — Ногучи не делали этого?
— Они ничему меня не учили, — с горечью сказала Каэдэ.
— Ни владеть мечом и ножом? Ни стрелять из Лука?
— Я и не знала, что женщин обучают таким вещам.
— В Западном Крае это так.
Последовало короткое молчание. Проголодавшаяся Каэдэ взяла еще риса.
— Ногучи хорошо обращались с тобой? — спросила госпожа.
— Поначалу нет, отнюдь нет. — Каэдэ колебалась между обычным острожным ответом и желанием довериться женщине, принадлежавшей к тому же сословию, с ней-то она могла разговаривать на равных. Они были одни в комнате, если не считать Шизуки и служанки госпожи Маруямы, Саши. Обе они сидели так тихо, что Каэдэ едва замечала их присутствие. — После несчастного случая со стражником меня поселили в резиденции.
— А до этого?
— Я жила в замке с прислугой.
— Какой ужас, — проговорила госпожа Маруяма, и в ее голосе звучало негодование. — Как Ногучи посмели? Ты же Ширакава… — Глядя в пол, она добавила: — Я переживаю за собственную дочь, которая находится заложницей у господина Йоды.
— Когда я была ребенком, мне жилось не так уж и плохо, — сказала Каэдэ. — Слуги жалели меня. А потом наступила та весна, когда я была уже не девочкой, но еще и не женщиной, никто не мог защитить меня. Пока не умер мужчина…
К удивлению самой Каэдэ, ее голос задрожал. От неожиданного наплыва чувств глаза наполнились слезами. Нахлынули воспоминания: руки мужлана, твердая, прижимающаяся к ней плоть, нож, кровь, смерть прямо на глазах.
— Простите меня, — прошептала она. Госпожа Маруяма села рядом и взяла руку Каэдэ.
— Бедняжка, — пробормотала она, гладя пальцы девушки. — Все бедные дети, бедные дочери. Если бы я могла освободить вас всех.
Каэдэ так хотелось выплакаться, но она взяла себя в руки.
— После того случая они поселили меня в резиденции. Мне дали служанку, сначала Юнко, затем Шизуку. Там жилось намного лучше. Меня должны были выдать за старика. Он умер, и я сильно радовалась. Но затем люди стали говорить, что знаться со мной, вожделеть меня — значит приближать смерть.
Она услышала, как всхлипнула госпожа, и обе замолчали.
— Я не хочу быть причиной смерти какого бы то ни было мужчины, — тихо сказала Каэдэ. — Я боюсь замужества. Не хочу, чтобы господин Отори погиб из-за меня.
Повисла тишина.
— Ты не должна говорить такие вещи, даже думать о них забудь, — наконец сказала госпожа Маруяма. — Я очень устала сегодня, — продолжила она. — Прости, что больше не могу разговаривать с тобой. Нам еще предстоят долгие дни пути.
Она позвала Саши. Служанка убрала подносы и постелила постель.
— Чем я обидела ее? — прошептала Каэдэ. — Я ее не понимаю: то она добрая, то уставится на меня, словно на отраву.
— Ты все выдумываешь, — тихо сказал Шизука. — Госпожа Маруяма очень любит тебя. К тому же, если не считать дочь, ты ее ближайшая родственница женского пола.
— Да? — удивилась Каэдэ, и, внемля уверенному кивку Шизуки, спросила: — Это имеет большое значение?
— Если с ними обеими что-нибудь случиться, то Маруяму унаследуешь ты. Тебе об этом никто не говорил, потому что клан Тоган хочет завладеть доменом. Потому Йода и настоял, чтобы тебя взяли заложницей Ногучи.
Каэдэ молчала, и Шизука продолжила:
— Моя госпожа намного важней, чем думает!
— Не дразни меня! Я чувствую себя потерянной в этом мире! Такое ощущение, что мне вообще ничего не известно!
Каэдэ приготовилась ко сну, но голова шла кругом. Она слышала, как ворочается в постели госпожа Маруяма, а утром увидела ее уставшее, осунувшееся лицо. Однако она разговаривала с Каэдэ по-доброму и, когда они отправились в путь, распорядилась, чтобы девушке выдали спокойную коричневую лошадку. Сугита поднял Каэдэ в седло и поручил одному из вассалов идти рядом. Девушка вспомнила пони, на которых каталась ребенком, и к ней стала возвращаться сноровка. Шизука не позволила ей ехать весь день, сославшись на то, что будут болеть мышцы и она сильно устанет.
Каэдэ понравилось сидеть верхом на лошади, и она не могла дождаться, когда взберется на нее вновь. Ритм поступи животного немного успокоил девушку, и она вернулась к раздумьям. Каэдэ ужасало собственное невежество и незнание мира, в который она вступала. Она была пешкой на доске великой игры, которую вели полководцы, но безропотно подчиняться — не в ее характере: ей хотелось разобраться в происходящем и принимать решения самостоятельно.
Произошло два события, которые еще больше взволновали девушку. Однажды после обеда они неожиданно остановились на отдых. На перекрестке к ним присоединилась малочисленная группа всадников, прибывших с юго-запада словно по предварительной договоренности. Шизука, как обычно, побежала поприветствовать их, переполненная желанием узнать, откуда они и что нового могут рассказать. Каэдэ лениво наблюдала, как она разговаривает с одним из мужчин. Тот низко наклонился с седла, чтобы передать ей что-то, Шизука кивнула и ударила коня по боку. Тот прыгнул вперед. Послышался гогот мужчин, за ним визгливый смех Шизуки. В тот миг Каэдэ увидела в своей служанке что-то особенное — страстность, которая озадачила ее.
Оставшуюся часть дня Шизука вела себя, как обычно: восхищалась красотами деревенской местности, собирала букеты диких цветов, здоровалась со всеми, кого встречала, а вечером, в доме, где они остановились на ночлег, Каэдэ застала ее за серьезным разговором с госпожой Маруямой.
Они тотчас перешли на тему погоды и приготовлений к следующему дню, но Каэдэ это насторожило. Шизука как-то сказала: «Такие люди, как я, не встречаются с такими, как она». Но между ними, очевидно, была какая-то связь, о которой девушка ничего не знала. Каэдэ стала подозрительной и в некоторой степени даже ревнивой. Она была вынуждена во многом полагаться на Шизуку, и не хотела делить ее с кем-то еще.
Жара усилилась, и путешествовать стало тяжелей. Каэдэ плохо спала, обеспокоенная не только своими подозрениями, но и комарами и другими ночными насекомыми. Девушка хотела, чтобы переезд поскорей закончился, и в то же время страшилась прибытия. Каждый день она собиралась расспросить Шизуку, но наступал вечер, и ей вечно что-то мешало. Госпожа Маруяма по-прежнему относилась к ней с теплотой, но Каэдэ не доверяла ей и отвечала с осторожностью, всегда сдержанно. У нее совсем пропал аппетит.
Во время мытья Шизука бранила девушку:
— Госпожа, у вас все кости выпирают. Вам нужно кушать! Что подумает ваш муж?
— Не говори мне о муже! — поспешно прерывала ее Каэдэ. — Мне все равно, что он подумает. Может, я придусь ему не по вкусу, и он оставит меня в покое!
Наконец они прибыли в горный город Цувано, куда под вечер их привела узкая дорога. Хребты чернели на фоне заходящего солнца. Бриз пробегал по рисовым полям на террасах, словно волна по воде, лотосы подняли огромные лазурно-зеленые листья, вокруг полей пестрели всеми оттенками дикие цветы. Косые лучи солнца окрасили белые стены города в розово-золотой.
— Тут, похоже, райское местечко! — не переставала восклицать Каэдэ.
Госпожа Маруяма обернулась к ней.
— Мы выехали с территории Тогана. Это начало феода Отори, — сказала она. — Здесь мы будем ждать господина Шигеру.
Следующим утром Шизука принесла Каэдэ вместо обычной одежды какое-то странное одеяние.
— Вы должны научиться орудовать мечом, госпожа, — сообщила служанка, показывая, как надеть необычный костюм.
Одобрительно оглядев хозяйку, она добавила:
— Если бы не волосы, госпожа Каэдэ сошла бы за мальчика, — и подняла тяжелые локоны, завязав их сзади кожаным шнуром.
Каэдэ прошлась руками по телу. Одежда была из грубой пеньки, выкрашенной в темный цвет, и сидела свободно. Ничего подобного она ранее не носила. Формы скрылись под толстой тканью, двигаться в которой было удобно и легко.
— Кто решил, что мне это необходимо?
— Госпожа Маруяма. Мы остановимся здесь на несколько дней, может, на неделю, до приезда Отори. Она хочет, чтобы вы были заняты делом и не переживали.
— Госпожа очень добра, — ответила Каэдэ. — Кто будет обучать меня?
Шизука хихикнула и ничего не сказала. Она провела Каэдэ через дорогу в вытянутое приземистое здание с деревянным полом. Там они сняли сандалии и надели башмаки. Шизука дала Каэдэ маску, чтобы защитить от повреждений лицо, и достала с подставки у стены две длинные деревянные палки.
— Госпожа когда-нибудь дралась на них?
— Конечно же, в детстве, — ответила Каэдэ. — Как только начала ходить.
— Тогда вы запомните эту последовательность.
Шизука передала один шест Каэдэ и, крепко держа другой обеими руками, выполнила ряд движений. Шест мелькал в воздухе быстрей, чем мог уследить глаз.
— Но такого я не умела! — изумленно глядя на девушку призналась Каэдэ.
Она удивлялась, что Шизука вообще смогла поднять шест, а тут такая сила и сноровка.
Шизука снова хихикнула, на глазах Каэдэ превращаясь из собранного воина в несмышленую служанку.
— К госпоже Каэдэ все это вернется! Давайте начнем.
Несмотря на теплое утро, Каэдэ стало холодно.
— Ты — учитель?
— Ой, я умею лишь немногое, госпожа. Вы, скорей всего, умеете то же самое. Вряд ли я способна научить вас чему-либо.
Хоть Каэдэ и вспомнила некоторые движения и обладала прирожденной способностью и высоким ростом, мастерство Шизуки превосходило любое ее умение. Шизука, которая служанкой изо всех сил старалась угодить Каэдэ, оказалась безжалостным учителем. Каждый взмах должен был выполняться безукоризненно: снова и снова, когда Каэдэ казалось, что она наконец улавливает ритм, ее останавливала Шизука и вежливо указывала, что госпожа опирается не на ту ногу или оставила себя незащищенной от смертельного удара сбоку. В конце концов она дала знак, что пришло время заканчивать, положила шест обратно на подставку, сняла маски и протерла лицо Каэдэ полотенцем.
— Прекрасно, — сказала Шизука. — У госпожи Каэдэ великий дар. Мы быстро восполним потерянные годы.
Физическая нагрузка, новая роль Шизуки, утреннее тепло, необычная одежда — все соединилось, чтобы вывести Каэдэ из равновесия. Она схватила полотенце и уткнулась в него, всхлипывая.
— Госпожа, — прошептала Шизука, — госпожа, не плачьте. Вам нечего бояться.
— Кто ты на самом деле? — рыдая, спросила Каэдэ. — Зачем притворяешься другим человеком? Ты сказала мне, что не знакома с госпожой Маруямой!
— Я хотела бы рассказать вам все, но пока не могу. Моя задача — защищать вас. Меня для этого послал Араи.
— Ты и Араи знаешь? Раньше ты говорила, что живешь в том же городе.
— Да, но мы не чужие друг другу люди. Он глубоко вас уважает, считает себя вашим должником. Когда господин Ногучи выгнал его, гневу Араи не было предела. Его оскорбило как недоверие Ногучи, как и плохое обращение с вами. Узнав, что вас посылают в Инуяму, где состоится свадьба, он подстроил все так, чтобы я сопровождала вас.
— Почему? Мне что-то угрожает?
— Инуяма — опасное место. Тем более сейчас, когда Три Страны находятся на грани войны. Как только ваш брак скрепит союз с Отори, Йода выступит против Сейшу в Западном Крае.
В пустой комнате солнечные лучи косо светили сквозь пыль, поднятую ногами девушек. За решетчатыми окнами текла вода каналов, кричали уличные торговцы, смеялись дети. Мир казался простым и открытым, лишенным темных тайн.
— Я всего лишь пешка на доске, — с горечью сказала Каэдэ. — Вы пожертвуете мной столь же быстро, как это сделали бы люди Тогана.
— Нет, Араи и я — ваши слуги, госпожа. Он поклялся защищать вас, а я во всем подчиняюсь ему.
Шизука улыбнулась, ее лицо неожиданно ожило страстью.
Они любовники, подумала Каэдэ, и ее снова охватил приступ ревности. Она хотела спросить: «А как же госпожа Маруяма? Какова ее роль в игре? Кто человек, за которого я иду замуж?», но боялась ответов.
— Сегодня слишком жарко, чтобы заниматься дальше, — сказала Шизука и забрала полотенце, смахнув слезы с глаз Каэдэ. — Завтра я научу вас пользоваться кинжалом.
Они продолжали стоять, и Шизука добавила:
— Не относитесь ко мне как-то иначе. Я всего лишь ваша служанка.
— Мне стоит извиниться за те моменты, когда я нехорошо обходилась с тобой, — смущенно сказала Каэдэ.
— Такого не было вовсе! — рассмеялась Шизука. — Вы слишком милосердны. Может, Ногучи вас ничему полезному и не научили, так хотя бы вы не переняли их жестокость.
— Я научилась вышивать, — сказала Каэдэ, — но иголкой никого не убьешь.
— Убьешь, — непринужденно возразила Шизука. — Я вам как-нибудь покажу.
Неделю они ждали приезда Отори. Погода становилась все более знойной и несносной. Вокруг горных вершин каждый вечер собирались грозовые тучи, вдалеке сверкала молния, а дождя не было. Каэдэ училась драться на мечах и ножах с самого рассвета до начала жары. С лица и тела девушки струился пот.
Наконец однажды утром, когда они ополаскивали лица холодной водой, среди привычного уличного шума раздался топот копыт и лай собак.
Шизука подозвала Каэдэ к окну:
— Смотри! Они приехали! Отори приехали.
Каэдэ всматривалась вдаль сквозь решетку.
Трусцой приближалась группа всадников. На большинстве шлемы и доспехи, но среди них был юноша с непокрытой головой, почти ее возраста. Она увидела изгиб его скул, блеск шелковистых волос.
— Это господин Шигеру?
— Нет, — рассмеялась Шизука. — Господин Шигеру едет впереди. Юноша — его подопечный, господин Такео.
Служанка выделила слово «господин» ироничным тоном, как потом вспоминала Каэдэ, в тот миг едва обратившая на это внимание, потому что юноша, словно услышав свое имя, повернул голову и посмотрел в их сторону.
Его глаза скрывали глубину чувств, но Каэдэ увидела в его чертах и силу, и печаль одновременно. Это разожгло в ней некий огонь, любопытство, которого она ранее не испытывала.
Мужчины поехали дальше. Когда юноша исчез из виду, Каэдэ словно ощутила утрату. Она машинально пошла за Шизукой обратно в гостиницу, но когда девушки добрались туда, Каэдэ дрожала как в лихорадке. Шизука, совсем не ведая, в чем дело, попыталась успокоить ее.
— Господин Отори — добрый человек, госпожа. Не нужно бояться. Никто не причинит вам вреда.
Каэдэ промолчала, не посмев открыть рта, потому что единственное слово, которое она хотела произнести, было имя юноши.
Такео.
Шизука пыталась заставить девушку поесть — сначала подала горячий суп, чтобы согреть ее, затем холодные макароны, чтобы остудить — но Каэдэ ничего не могла проглотить. Шизука уложила ее в постель. Госпожа дрожала под стеганым одеялом, глаза светились, кожа высохла, тело жило какой-то своей, неведомой жизнью.
В горах гремел гром, воздух пропитался влагой.
Встревоженная Шизука послала за госпожой Маруямой, которая привела с собой старика.
— Дядя! — восторженным криком поприветствовала его Шизука.
— Что случилось? — спросила госпожа Маруяма, села на колени рядом с Каэдэ и положила руку на ее лоб. — Она вся горит. Наверное, простудилась.
— Мы тренировались, — начала объяснять Шизука, — увидели, как приехали Отори, и ее словно молнией ударило.
— Можешь дать ей что-нибудь, Кенжи? — спросила госпожа Маруяма.
— Она боится свадьбы, — тихо сказала Шизука.
— Я могу вылечить лихорадку, но это мне не подвластно, — ответил старик. — Я прикажу заварить травы. Чай успокоит ее.
Каэдэ недвижимо лежала с закрытыми глазами. Она четко слышала все слова, но для нее они доносились из другого мира, из того мира, откуда ее вырвали, когда она поймала взгляд Такео. Она поднялась попить чаю, Шизука держала ей голову, а затем погрузилась в беспокойный сон.
Ее разбудил прокатившийся по долине гром. Наконец разразилась гроза, и забарабанил дождь, звеня по черепице и заливая мощенные булыжником дороги. Девушке снился яркий сон, улетучившийся, как только она открыла глаза, но оставивший смутное понимание, что родившееся в ней чувство — любовь.
Сначала она изумилась, затем заликовала, потом отчаялась. Она подумала, что умрет, если увидит его еще раз, и тут же поняла, что умрет, если не увидит. Каэдэ корила себя: как можно готовясь выйти замуж за одного, влюбиться в другого?
Замуж? Я не могу выйти за господина Отори. Я не выйду ни за кого, кроме Такео.
Так подумала Каэдэ и засмеялась над собственной глупостью. Будто кто-то женится по любви. Это катастрофа, подумала она. Но мысль тут же сменилась другой: как такое чувство может быть катастрофой?
Когда пришла Шизука, Каэдэ заявила, что совсем поправилась. В самом деле, температура спала, оставив после себя страсть, от которой горели глаза и пламенела кожа.
— Вы прекрасней, чем когда-либо! — воскликнула Шизука, умыв ее и одев в одежды, приготовленные для помолвки, для первой встречи с будущим мужем.
Госпожа Маруяма заботливо поинтересовалась ее здоровьем и с облегчением вздохнула, узнав, что Каэдэ выздоровела. Однако девушка почувствовала, как нервничает госпожа, сопровождая ее в лучшую комнату гостиной, занятую господином Отори.
Слуги открыли двери, и Каэдэ услышала, как разговаривают мужчины, но они замолчали, едва она вошла. Девушка поклонилась до пола, ощущая на себе взгляды, но не смела посмотреть ни на кого из присутствующих. Каждой жилкой она чувствовала биение сердца, которое стучало все быстрей.
— Госпожа Ширакава Каэдэ, — произнесла госпожа Маруяма холодным тоном, и девушка снова не поняла, отчего ее родственница так злится. — Госпожа Каэдэ, я представляю вас господину Отори Шигеру, — продолжила она столь тихо, что ее едва можно было расслышать.
Каэдэ поднялась.
— Господин Отори, — проговорила она и подняла глаза, чтобы лицезреть мужчину, женой которого ей предстояло стать.
— Госпожа Ширакава, — вежливо сказал он. — Мы слышали, что вы неважно себя чувствуете. Вам уже лучше?
— Спасибо, мне действительно хорошо.
Каэдэ понравилось его доброе лицо. Он стоит своей репутации, подумала она. Но как могу я выйти за него?
Румянец подступил к ее щекам.
— Эти травы никогда не подводят, — проговорил мужчина слева от Отори. Она узнала старца, который приготовил ей чай, Шизука назвала его дядей. — Госпожа Ширакава славится своей красотой, но ее слава ничто по сравнению с явью.
— Вы льстите ей, Кенжи, — сказала госпожа Маруяма. — Если девушка не мила в пятнадцать, то никогда не будет красивой.
Каэдэ снова вспыхнула.
— Мы привезли вам подарки, — начал господин Отори, — поблекшие рядом с вашей красотой. Однако примите их в знак нашего почтения и преданности клана Отори. Такео, приподнеси подарки госпоже.
Каэдэ показалось, что господин Отори произнес эти слова равнодушно, и она решила, что так он к ней будет относиться всегда.
Поднялся юноша с лакированным подносом, на котором были разложены свертки в светло-розовой гофрированной бумаге с гербом Отори. Встав рядом с Каэдэ на колени, он подал ей поднос.
Она благодарственно поклонилась.
— Это приемный сын и подопечный господина Отори, — сказала госпожа Маруяма. — Господин Отори Такео.
Каэдэ не посмела взглянуть в его лицо, и вместо этого спокойно рассматривала руки юноши: длинные пальцы, гибкие, прекрасной формы. Цвет кожи — между медом и чаем, лилового оттенка ногти.
Она почувствовала в Такео покой, словно он слушал, всегда слушал.
— Господин Такео, — прошептала она.
Он еще не вырос до мужчины, которых она боялась и ненавидела. Он был ее возраста, волосы и кожа состояли из тех же волокон юности. К Каэдэ вернулось любопытство, уже испытанное накануне. Ей хотелось знать о нем все. Почему господин Отори усыновил его? Кто он на самом деле? Что так печалит его? И почему он словно слышит ее мысли и биение сердца?
— Госпожа Ширакава.
Его голос был низким, с легким акцентом Восточного Края.
Каэдэ должна была взглянуть на него. Она подняла глаза и встретила взгляд юноши. Такео смотрел на нее почти озадаченно, и девушка почувствовала, что между ними что-то случилось, словно они соприкоснулись, несмотря на разделявшее их пространство.
Недавно прекратившийся дождь снова полил с барабанным ревом, в котором тонули их голоса. Ветер тоже усилился, заставляя плясать огни ламп, тенями отражавшиеся на стенах.
Нельзя ли остаться здесь навсегда? — подумала Каэдэ.
Госпожа Маруяма продолжала:
— Вы уже встречались, но не были представлены друг другу: это Муто Кенжи, старый друг господина Отори и учитель господина Такео. Он будет помогать Шизуке тренировать вас.
— Господин, — поздоровалась Каэдэ.
Он восхищенно смотрел на нее, покачивая головой, словно не верил своим глазам. Он, кажется, неплохой старик, подумала Каэдэ и поняла, что он не так уж и стар. Лицо менялось у нее на глазах.
Ей показалось, что пол трясется под ней мелкой дрожью. Все молчали, но откуда-то донесся удивленный крик. Затем остались лишь ветер и дождь.
Девушку бросило в холод. Она должна скрыть свои чувства. Все иначе, чем ей представляется.
После моего официального принятия в клан я стал чаще встречаться со своими ровесниками из семей воинов. Ихиро считался хорошим приятелем, и, поскольку ему пришлось преподавать мне историю, религию и классиков, то он согласился набрать еще учеников. Среди них был Миеси Гемба, который вместе со старшим братом Миеси Кахеи потом стал моим лучшим другом и союзником.
Гемба был на год старше меня. Кахеи уже перевалило за двадцать — слишком солидный возраст, чтобы заниматься у Ихиро, — но он помогал ему обучать нас военному искусству.
Мужчины клана дрались на шестах и тренировались в искусстве боя в огромном зале напротив замка. В его южной крытой части располагалось широкое поле для верховой езды и стрельбы из лука. Я не слишком умело пользовался луком и стрелами, зато показал себя с лучшей стороны во владении шестом и мечом. Каждое утро, после двухчасового письма с Ихиро, я ездил в небольшой компании по извилистым улицам города-замка и около четырех-пяти часов проводил в изнуряющей тренировке.
Поздними вечерами я возвращался к Ихиро вместе с другими учениками, и мы изо всех сил пытались не сомкнуть глаз, пока он усердно передавал нам принципы Кунг Цу и историю Восьми Островов. Прошло летнее солнцестояние, закончился Фестиваль Звезды Ткачика, и установились дни великой жары. Проливные дожди прекратились, но было влажно, ожидались сильные грозы. Фермеры хмуро предвещали необычайно трудный сезон.
Мои занятия с Кенжи тоже продолжились, но ночами. Он не заходил в зал клана и предупредил, чтобы я не разглашал умения, переданные мне кровью Племени.
— Воины считают это колдовством, — сказал он. — Они будут только презирать тебя.
Мы выходили на открытый воздух, и я научился невидимым передвигаться по спящему городу. У нас с Кенжи были странные отношения. Днем я ему абсолютно не доверял. Меня усыновили Отори, и вся моя преданность предназначалась им. Мне не хотелось, чтобы что-либо напоминало, что я среди них посторонний, тем более необычный.
Но ночью все было по-другому. Умения Кенжи выходили за пределы возможного. Он хотел поделиться ими со мной, а я безумно желал научиться всему: я наслаждался познанием того, что удовлетворяло мою врожденную страсть к сверхъестественному, к тому же я понимал, насколько высоким мастерством нужно обладать, чтобы содействовать планам господина Шигеру. Хотя он ни разу не заговаривал со мной об этом, я не видел иных причин спасать меня в Мино. Я был сыном наемного убийцы, членом Племени, и ныне стал приемным сыном Шигеру Отори. Я ехал с ним в Инуяму. Без сомнения, мне было предназначено стать убийцей Йоду.
Большинство юношей приняли меня как своего ради Шигеру, и я понял, как высоко они и их отцы чтят его. Однако дети Масахиро и Шойки доставили мне немало неприятных моментов, в особенности старший сын Масахиро — Ешитоми. Я возненавидел их с той же силой, что и их отцов, и презирал за высокомерие и слепоту. Мы часто бились на шестах. Я знал, что они хотят моей крови. Однажды Ешитоми чуть не убил меня, я спасся благодаря тому, что отвлек его, раздвоившись. Он не мог простить мне этого и часто обзывал колдуном и обманщиком.
Я же боялся не собственной смерти, а того, что мне придется убить его в целях самозащиты или случайно. Несомненно, постоянное напряжение оттачивало мое владение мечом, но я облегченно вздохнул, когда настало время нашего отъезда.
То были не лучшие дни для путешествия — жаркое лето в зените, но мы должны были прибыть в Инуяму до начала Фестиваля Мертвых. Мы отправились не прямой дорогой через Ямагату, а на юг, в город Цувано, ныне самое отдаленное поселение феода Отори, лежащее на пути в Западный Край. Там мы встретим невесту и отпразднуем помолвку. Оттуда свернем на земли Тогана в Ямагату.
Путешествие в Цувано доставило мне удовольствие. Я отдыхал от наставлений Ихиро и утомительных тренировок. Словно наступили каникулы, которые я проводил верхом в компании Шигеру и Кенжи, забывших на несколько дней о своих опасениях и о том, что нас ждало впереди. Дождь никак не мог разразиться, хотя молния сверкала над горами всю ночь, освещая сине-фиолетовые облака. Пышная летняя листва лесов окружала нас океаном зелени.