Tales of the Otori - Через соловьиный этаж

— Не сегодня, — ответил Кенжи.

Погружаясь в дремоту и пробуждаясь вновь, я думал о его словах. Трудно было найти удобное положение, чтобы спать со связанными ногами и руками. Значит, Кенжи думает, что я все еще могу убежать, если уж боится меня развязать. А если мой учитель считает, что побег в моих силах, то, скорее всего, оно так и есть. Этот вывод служил мне единственным утешением, но недолго.

Ближе к рассвету начался дождь. Я слушал, как наполняются сточные канавы, как капает с карнизов вода. Закричали петухи, и город проснулся. В доме зашевелились слуги, на кухне разожгли огонь, и до меня донесся запах дыма. Я слушал голоса и шаги, считал их, рисовал в голове план дома, его расположение, здания справа и слева от него. Судя по звукам и запахам рабочего утра, меня спрятали внутри пивоварни, в одном из крупных имений купцов, что располагаются на окраине города-замка. Комната, где я сидел, не имела внешних окон. Она была узкой, словно жилище угря, и оставалась во мраке еще долго после рассвета.

Свадьба назначена на послезавтра. Доживет ли до нее Шигеру? А если его убьют раньше, что станет с Каэдэ? Подобные мысли непрестанно раздирали меня. Как проведет Шигеру следующие два дня? Что он делает сейчас? Думает ли обо мне? Меня бросало в жар оттого, что он мог предположить, будто я сбежал по собственной воле. А какого мнения обо мне его люди? Наверное, презирают меня.

Я крикнул Кенжи, что мне нужно облегчиться. Он развязал мне ноги и повел меня вперед. Мы вышли из каморки в комнату едва просторней, затем вниз по ступеням в сад за домом. Появилась служанка с водой и помогла мне вымыть руки. Я оказался перепачканным в крови, столько крови не могло вытечь от одного пореза гвоздем. Должно быть, я зацепил кого-то ножом. Интересно, где сейчас мой нож?

Затем мы вернулись в тайную каморку, и Кенжи не стал снова связывать мне ноги.

— Что со мной будет? — спросил я.

— Попытайся поспать подольше. Сегодня ничего не случится.

— Поспать! Мне кажется, я никогда больше не засну!

Кенжи внимательно посмотрел на меня и коротко сказал:

— Все пройдет.

Будь мои руки свободны, я бы убил его. Я прыгнул на него, оттопырив кверху связанные руки, чтобы схватить его сбоку. Я застал Кенжи врасплох, и мы покатились по полу, но он вывернулся из-под меня, как змея, и прижал меня к доскам. Если раньше только я находился в состоянии сумасшествия, то теперь и он вышел из себя. Я не раз видел его гнев, но он ничто в сравнении с накатившей на него яростью. Кенжи дважды ударил меня по лицу, со всего размаху, так, что чуть не выбил мне все зубы; у меня закружилась голова.

— Признай поражение! — закричал он. — Если придется, я это в тебя силой вобью. Ты этого хочешь?

— Да! — завопил я в ответ. — Давай, убей меня! Только так ты сможешь удержать меня здесь!

Я изогнул спину и откатился в сторону, избавившись от его веса. Я лягался и пытался укусить его. Кенжи хотел снова ударить меня, но я увернулся и, бешено крича, кинулся на него.

Снаружи послышались быстрые шаги, и дверь отодвинулась. В комнату вбежала девушка из Ямага-ты и один из юношей Племени. Втроем они в конце концов укротили меня, но я находился в состоянии нечеловеческого буйства, и им пришлось немало потрудиться, чтобы связать мне ноги.

Кенжи кипел от гнева. Девушка и юноша смотрели то на него, то на меня.

— Учитель, — сказала она, — оставьте его нам. Мы присмотрим за ним. Вам нужно отдохнуть.

Их, очевидно, поразило, что Кенжи потерял самообладание.

Мы провели вместе много месяцев как учитель и ученик. Кенжи научил меня почти всему, что я знал. Я подчинялся ему беспрекословно, мирился с его подтруниванием и сарказмом, терпел жесточайшие наказания. Я отбросил свои сомнения и полностью доверился ему. Все это разлетелось в пух и прах, ничего уже не восстановишь.

Теперь Кенжи сел передо мной, схватил мою голову и заставил смотреть на него.

— Я пытаюсь спасти тебе жизнь! — крикнул он. — Ты можешь вдолбить это в свой туго думный череп?

Я плюнул ему в лицо и подставил себя для удара, но вмешался юноша.

— Идите же, учитель, — поторопил он. Кенжи отпустил меня и поднялся.

— Что за упрямый сумасбродный нрав ты унаследовал от матери? — прорычал он. Подойдя к двери, он обернулся и сказал: — Глаз с него не спускайте. И не развязывайте ни под каким предлогом.

Когда он вышел, я захотел закричать и забиться в истерике, как ребенок. Слезы ярости и отчаяния кололи глаза. Я лег на матрац и отвернул лицо к стене.

Девушка ушла и вскоре вернулась с тряпкой и холодной водой. Она посадила меня и вытерла лицо. Губа была разбита, вокруг глаза и на скуле проступали синяки. Ее нежность убедила меня в сочувствии, хотя она ничего не сказала.

Юноша тоже наблюдал молча.

Потом принесли чай и еду. Я выпил чай, а есть отказался.

— Где мой нож? — спросил я.

— У нас, — ответила она.

— Я задел тебя?

— Нет, ты задел Кейко. У нее и у Акио раны на руке, но не очень глубокие.

— Жаль, что я не смог убить вас всех.

— Понимаю, — ответила она. — Никто не скажет, что ты не оказал сопротивления. Но против тебя дрались пять членов Племени. Ничего постыдного.

Именно стыд струился по моим жилам, пачкая чернью белую кость.

Длинный день подошел к концу, вечерний колокол зазвенел в храме в конце улицы, когда к двери подошла Кейко и шепотом заговорила с двумя стражниками. Я прекрасно расслышал ее слова, но по привычке притворился, что ничего не ведаю. Кто-то пришел повидать меня, кто-то по имени Кикута.

Через несколько минут в комнату вошел стройный мужчина среднего роста, за ним последовал Кенжи. Между ними чувствовалось сходство: тот же бегающий взгляд, делающий их незаметными. Кожа незнакомца была темней, приближаясь по цвету к моей. Его волосы оставались черны, хотя мужчине и было уже около сорока лет.

Пару секунд он стоял и смотрел на меня, потом подошел и опустился рядом на колени, а Кенжи, впервые за наше с ним знакомство, взял мои кисти и повернул ладонями вверх.

— Почему он связан? — спросил незнакомец. Его голос был ничем не примечателен, хотя интонация выдавала в мужчине северянина.

— Он пытается сбежать, учитель, — ответила девушка. — Сейчас он утихомирился, но ранее показал дикую прыть.

— Почему ты хочешь сбежать? — спросил он меня. — Ты наконец там, где должен находиться по происхождению.

— Я не должен быть здесь, — ответил я. — Еще до того, как я впервые услышал о Племени, я дал присягу господину Отори. Я законно принят в клан Отори.

— Ух! — вздохнул он. — Я слышал, что господа Отори зовут тебя Такео. А как твое настоящее имя?

Я молчал.

— Он вырос среди Потаенных, — тихо сказал Кенжи. — Имя, которое ему дали при рождении, Томасу.

Кикута зашипел сквозь зубы.

— Такое имя лучше забыть, — сказал он. — Пока пойдет и Такео, хотя Племя им никогда не пользовалось. Ты знаешь, кто я?

— Нет, — ответил я, хотя и догадывался.

— Нет, учитель, — не удержался юный стражник. Кикута улыбнулся.

— Ты не учил его манерам, Кенжи?

— Вежливость для тех, кто ее заслуживает, — сказал я.

— Ты скоро убедишься, чего я заслуживаю. Я глава твоей семьи, Кикута Котаро, двоюродный брат твоего отца.

— Я никогда не знал отца и не носил его имени.

— Однако многие черты изобличают в тебе Кикуту: острота слуха, артистичность, да и все другие таланты переданы тебе с лихвой, как и линия на ладони. Это ты не можешь отрицать.

Издалека послышался легкий шум — стук в дверь магазина внизу. Человек вошел и завел разговор о вине. Голова Кикуты тоже повернулась. Я почувствовал, что начинаю признавать его.

— Вы все слышите? — спросил я.

— Не так много, как ты, но почти все. С годами умения сглаживаются.

— Когда я был в Тераяме, один молодой человек, монах, сказал «как собака». — Язвительность вкралась в мой голос. — «Полезное свойство для твоих хозяев», сказал он мне. Вы поэтому украли меня? Чтобы пользоваться мной?

— Речь идет не о пользе, — ответил он. — А о рождении членом Племени. Ты принадлежишь ему. Ты бы принадлежал ему, даже не обладая никакими талантами. Но если б ты был самым одаренным в мире человеком, но в тебе не текла бы кровь Племени, мы бы никогда тобой не заинтересовались, и ты бы не смог стать одним из нас. Так оно есть: твой отец Кикута — ты Кикута.

— У меня нет права выбора?

Он снова улыбнулся.

— Такое не выбирают, как и остроту слуха.

Этот человек действовал на меня успокаивающе.

Я раньше не встречал никого, кто знал бы, что такое быть Кикутой. И ощутил, насколько это притягательно.

— Предположим, я признаю свое происхождение. Что меня ждет?

— Мы найдем тебе безопасное место в другом феоде, вдалеке от клана Тоган, и ты закончишь обучение.

— А я больше не хочу ни учиться, ни тренироваться. Мне хватило учителей!

— В Хаги отправили Муто Кенжи ввиду его давней дружбы с господином Шигеру. Он многому тебя обучил, но Кикуту должен воспитывать Кикута.

Я более не слушал его.

Давняя дружба? Он обманул и предал его!

Голос Кикуты стал тише:

— Твои навыки достаточно хорошо отточены, Такео, и никто не сомневается в твоей храбрости и сердечности. Главная проблема — в твоей голове. Тебе нужно научиться контролировать свои чувства.

— Чтобы предавать друзей с такой же легкостью, как Муто Кенжи?

Мимолетное спокойствие прошло. Я вновь почувствовал подступившую к горлу ярость. Хотелось полностью ей отдаться, потому что только она могла заглушить мой стыд. Юноша и девушка сделали шаг вперед, приготовившись удержать меня, но Кикута жестом велел им отступить. Он сам схватил мои связанные руки и крепко их сжал.

— Посмотри на меня, — сказал он.

Сам того не желая, я взглянул ему в глаза. Я тонул в вихре своих чувств, и лишь его глаза не давали мне пойти на дно. Постепенно гнев спал, его сменила непреодолимая усталость. Я не мог бороться со сном, накатывавшим на меня, как облака на горы. Кикута держал мой взгляд, пока мои глаза не закрылись и меня не проглотил туман.

Проснулся я следующим днем, солнце косо освещало комнату, соседнюю с моей каморкой, отбрасывая на меня тусклый оранжевый свет. Не верилось, что уже опять послеобеденное время: я проспал ночь и почти целый день. Девушка сидела на полу, поодаль от меня. Я догадался, что только что закрылась дверь, которая меня и разбудила. Мне сменили охрану.

— Как тебя зовут? — спросил я хрипло и почувствовал боль в горле.

— Юки.

— А его?

— Акио.

Значит, его я ранил.

— Что со мной сделал тот Кикута?

— Учитель? Он просто усыпил тебя. Это умеет любой Кикута.

Я вспомнил собак в Хаги. Кикута может сделать…

— Который час? — спросил я.

— Первая половина Петуха.

— Какие новости?

— О господине Отори? Никаких. — Она подошла чуть ближе и прошептала: — Хочешь, я отнесу ему послание?

Я уставился на нее.

— Ты это можешь?

— Я работаю горничной в доме, где его поселили, как и в Ямагате. — Она многозначительно посмотрела на меня. — Я могу попытаться поговорить с ним сегодня вечером или завтра утром.

— Передай ему, что я пропал не по своей воле. Попроси его простить меня… — Мне хотелось выразить намного больше. Я замолчал. — Зачем ты это делаешь для меня?

Она покачала головой, улыбнулась и дала знак, что нам нельзя говорить. В комнату вернулся Акио. У него была перевязана рука, и он отнесся ко мне холодно.

Потом они развязали мне ноги и отвели в ванну, там раздели и помогли залезть в горячую воду. Я двигался как калека, каждый мускул тела невыносимо болел.

— Такое случается, когда бесишься от ярости, — пояснила Юки. — Ты и не представляешь, какую боль можно причинить себе своей силой.

— Поэтому нужно учиться самообладанию, — добавил Акио. — В противном случае ты опасен для себя и для других.

Когда они привели меня обратно в комнату, он сказал:

— Своим непослушанием ты нарушил все правила Племени. Пусть это будет тебе наказанием.

Я понял, что он не просто обиделся за ранение: я не нравился ему, он испытывал ревность. Мне было все равно. Голова раскалывалась, хоть гнев и покинул ее, опустевшее место заполнилось печалью.

Мои надзиратели, кажется, поверили, что достигнуто перемирие, и оставили меня несвязанным. Я был не в состоянии куда-либо идти. Я едва мог передвигаться, не то что пролезать через окна и перепрыгивать заборы. Я мало ел после двухдневного голодания. Юки и Акио ушли, их сменили Кейко и еще один юноша, которого звали Ешинори. На руках Кейко белели повязки. Новая пара была настроена ко мне столь же враждебно, как Акио. Мы и словом не перекинулись.

Я думал о Шигеру и молился, чтобы Юки удалось поговорить с ним. Я заметил, что читаю молитвы в манере Потаенных. Слова сами сыпались с языка. Я впитал их с кровью матери. Ребенком шептал их самому себе, и, наверное, они приносили мне утешение, потому что вскоре я снова заснул, крепко.

Сон освежил меня. Проснулся я утром, телу немного полегчало, движение не причиняло боль. Вернулась Юки. Увидев, что я не сплю, она послала Акио по какому-то поручению. Юки выглядела старше других и, видимо, имела над ними некую власть.

Она тотчас рассказала мне, что я жаждал услышать:

— Вечером я пошла в дом и поговорила с господином Отори. Его успокоило, что ты цел и невредим. Больше всего он боялся, что тебя поймали и убили люди клана Тоган. Он написал тебе письмо в слабой надежде, что ты когда-нибудь ответишь.

— Оно с тобой?

Юки кивнула.

— Он велел передать тебе кое-что еще. Я спрятала в шкафу.

Она отодвинула дверцу шкафа, где хранилось постельное белье, и из-под стопки одеял достала сверток. Я сразу же узнал ткань: то была старая походная одежда Шигеру, возможно, та, в которой он спас мне жизнь в Мино. Девушка протянула мне ее, и я прижал ткань к лицу. В нее было завернуто нечто твердое. Я сразу догадался что. Развернув платье, я вытащил Ято.

Я думал, что умру от горя. Из глаз потекли слезы, их было невозможно остановить.

Юки нежно сказала:

— На свадьбу они должны идти безоружными. Шигеру не хотел, чтобы меч потерялся, если он не вернется.

— Ему не вернуться, — произнес я, глотая реки слез.

Юки забрала у меня меч, завернула его и положила обратно в шкаф.

— Почему ты сделала это для меня? — спросил я. — Ты наверняка нарушаешь законы Племени.

— Я из Ямагаты. Я была там, когда убили Такеши. Я выросла в семье, погибшей вместе с ним. Ты видел, что творилось в Ямагате, как люди любят Шигеру. Я одна из них. Я считаю, что Кенжи, учитель Муто, плохо поступил по отношению к вам обоим.

В голосе девушки звучал вызов. Я не хотел расспрашивать ее далее, будучи неописуемо благодарным за то, что она для меня сделала.

— Дай мне письмо, — сказал я, несколько погодя.

Господина Шигеру обучал Ихиро, и почерк отличался витиеватостью и смелостью, каким должен был бы стать и мой.

Такео, я очень рад, что ты в безопасности. Тебе не за что просить прощения. Я знаю, что ты никогда бы не предал меня, и понимаю, что Племя и должно было попытаться забрать тебя. Подумай обо мне завтра.

Затем следовала основная часть…

Такео, пусть нам не удалось довести игру до конца, но я спокоен, что мне не придется посылать тебя на смерть. Если ты в руках Племени, то твоя судьба от меня не зависит. Тем не менее ты мой приемный сын и единственный законный наследник. Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь получить то, что принадлежит тебе по праву. Если я умру от руки Йоды, то завещаю тебе отомстить за мою смерть, но не оплакивай меня, потому что я большего достигну своей гибелью, нежели жизнью. Будь терпелив. Прошу тебя позаботиться о госпоже Ширакаве.

Связь из предыдущей жизни, должно быть, скрепила наши чувства. Я рад, что мы встретились в Мино. Обнимаю тебя.

Твой отец, Шигеру.

Внизу стояла печать.

— Люди Отори полагают, что ты и учитель Муто убиты, — сказала Юки. — Никто не верит, что ты мог уйти по своей воле, если тебе важно это знать.

Я вспоминал их, людей, которые меня дразнили и баловали, учили меня и терпели мою неумелость, гордились мной и до сих пор верили в меня. Они шли на верную смерть, но я завидовал им, ведь они умрут за Шигеру, а я буду обречен жить, думая об этом ужасном дне.

Я вздрагивал от любого звука снаружи. Как-то после полудня мне показалось, что я слышу лязг мечей и крики людей, но никто не вошел сообщить мне новости. Город погрузился в гнетущую противоестественную тишину.

Моим единственным утешением был Ято, спрятанный неподалеку. Несколько раз, находясь на грани отчаяния, я порывался вскочить, схватить меч и вырваться наружу, но Шигеру завещал мне быть терпеливым. Ярость сменилась горестью, но когда высохли слезы, горесть уступила место решимости. Я не отдам свою жизнь просто так, я заберу с собой Йоду.

Приближался час Обезьяны, когда в магазине внизу раздался чей-то голос. Сердце остановилось, я знал, что человек принес вести из замка. Меня караулили Кейко и Ешинори, но через десять минут вошла Юки и попросила их удалиться.

Она опустилась на колени рядом со мной и положила руку мне на плечо.

— Шизука прислала записку из замка. Сейчас придут учителя поговорить с тобой.

— Он мертв?

— Нет, хуже: взят в плен. Тебе все расскажут.

— Он должен сам убить себя?

Юки молчала, потом все же решилась сказать мне:

— Йода обвинил его в укрывательстве одного из Потаенных и в том, что Шигеру сам является Потаенным. Андо имеет к нему личные притязания и требует возмездия. Господина Отори лишили привилегий сословия воинов, его будут судить, как простого преступника.

— Йода не посмеет, — сказал я.

— Уже посмел.

По жилам моим понеслась волна неистовой ярости, но тут со стороны внешней комнаты послышались шаги. Я ринулся к шкафу и достал меч, тут же вытащив его из ножен. Он слился с моей рукой. Я поднял Ято над головой.

В комнату вошли Кенжи и Кикута. Завидев в моих руках Ято, они окаменели. Кикута полез за ножом под плащом, Кенжи стоял недвижимо.

— Я не собираюсь нападать на вас, — сказал я, — хоть вы и заслуживаете смерти. Я убью себя…

Кенжи закатил глаза, Кикута мягко произнес:

— Надеемся, тебе не придется прибегнуть к этому. — Через мгновение он зашипел и добавил, выходя из себя: — Сядь, Такео. Мы поняли твою позицию.

Мы все опустились на пол. Меч я положил рядом с собой на циновку.

— Вижу, Ято нашел тебя, — сказал Кенжи. — Следовало этого ожидать.

— Его принесла я, учитель, — призналась Юки.

— Нет, это меч воспользовался тобой. Так он переходит из рук в руки. Я знаю: он заставил меня найти Шигеру после Егахары.

— Где Шизука? — спросил я.

— В замке. Она не пришла. Даже послать сообщение довольно опасно, но она хотела, чтобы мы знали, что произошло, и интересуется, как мы намереваемся поступить.

— Расскажите мне все.

— Госпожа Маруяма пыталась вчера бежать из замка с дочерью. — Голос Кикуты звучал ровно и беспристрастно. — Она подкупила лодочника, чтобы тот переправил ее по реке. Он предал ее, и их почти перехватили, но они прыгнули в воду. Госпожа с дочерью утонули, а их служанку Саши спасли. Лучше б она погибла, потому что ее пытали, пока она не рассказала о любовных отношениях госпожи с Шигеру, ее связи с Потаенными и об их союзе с Араи.

— Видимость предстоящей свадьбы сохранялась, пока Шигеру не вошел в замок, — сказал Кенжи. — Затем людей Отори перебили, а его обвинили в государственной измене. — Он замолчал, затем тихо добавил: — Он уже на стене замка.

— Его распяли?

— Подвесили за руки.

Я на мгновение закрыл глаза, представив боль, словно сам ощутил, как постепенно выходит из сустава плечевая кость, наступает удушье, ужас унижения.

— Смерть воина, быстрая и достойная? — предъявил я обвинение Кенжи.

Тот ничего не ответил. Его лицо, обычно столь подвижное, абсолютно застыло, бледная кожа потеряла живой оттенок.

Я протянул руку, дотронулся до Ято и сказал Кикуте:

— У меня есть предложение Племени. Вы работаете на того, кто вам больше заплатит. Я выкупаю у вас собственные услуги тем, что вы, кажется, немало цените, — своей жизнью и послушанием. Пустите меня сегодня в замок освободить его. Я обещаю отказаться от имени Отори и присоединиться к Племени. В противном случае я покончу с собой прямо сейчас и из этой комнаты не выйду.

Учителя переглянулись, Кенжи едва заметно кивнул. Кикута сказал:

— Я вынужден считаться с изменившейся ситуацией,

С улицы послышалось неожиданное шевеление, топот бегущих ног и крики. Мы оба прислушались. Звуки стихли, и Кикута продолжил:

— Я принимаю твое предложение. Даю тебе разрешение пойти сегодня вечером в замок.

— Я пойду с ним, — сказала Юки, — и приготовлю все, что нам может понадобиться.

— Если учитель Муто не возражает.

— Не возражаю, — ответил Кенжи. — Я тоже пойду.

— В этом нет необходимости, — сказал я.

— Есть или нет, я иду.

— Нам известно, где Араи? — спросил я.

— Даже если он будет двигаться всю ночь, — ответил Кенжи, — ему не добраться сюда до рассвета.

— Но он в пути?

— Шизука считает, он не станет осаждать город. Его единственная надежда — спровоцировать Йоду дать бой на границе.

— А Тераяма?

— Тераяма восстанет, как только узнает об этом позоре, — сказала Юки. — Город Ямагата тоже.

— Любой мятеж будет подавлен, пока жив Йода, да и впрочем, это не наша забота, — прервал Кикута. — Ты можешь снять тело Шигеру, наше соглашение более ни на что не распространяется.

Я промолчал. Пока жив Йода…

Снова пошел дождь, и мелодичный звон окутал город, вымывая черепицу и булыжники, освежая затхлый воздух.

— А как там госпожа Ширакава? — поинтересовался я.

— Шизука говорит, что она потрясена, но спокойна. В отношении нее никаких подозрений не возникло. Люди болтают, что она проклята, но к заговору не нричастна. Саши, служанка, оказалась слабее, чем предполагали люди Тогана, и освободилась от мук, уйдя в мир иной, раньше, чем выдала Шизуку.

— А обо мне она что-нибудь сказала?

Кенжи вздохнул.

— Ей ничего не было известно, кроме того, что ты один из Потаенных, спасенный некогда Шигеру, а это Йода и сам знал. Он с Андо считает, что Шигеру усыновил тебя, чтобы просто нанести ему оскорбление, а когда тебя опознали, ты сбежал. Они не догадываются, что ты принадлежишь к Племени и обладаешь некими талантами.

Это одно из преимуществ, помимо которого на моей стороне была погода и ночь. Дождь перешел в морось, стоявшую непроницаемой завесой, густые тучи спустились низко, полностью закрыв луну и звезды. К тому же во мне произошла колоссальная перемена. Нечто внутри, находившееся в состоянии полуопределенности, выплавилось в нужную форму. Взрыв сумасшедшей ярости и глубокий сон Ки-куты выжгли слабость моей души и оставили сталь. Я узнавал в себе некогда открывшуюся мне суть Кенжи, во мне ожил Ято.

Мы втроем отобрали снаряжение и одежду. Затем я провел час в тренировке. Мышцы до сих пор оставались скованным, но болели меньше. Меня тревожило мое правое запястье. Когда я схватил Ято, в локоть выстрелила боль. Заботливая Юки перевязала мне руку до локтя кожаным ремнем.

Во второй половине часа Собаки мы перекусили и в молчании уселись на пол, замедляя дыхания и поток крови по венам. Окна завесили плотной тканью, чтобы обострить свое ночное видение. Был установлен ранний комендантский час, стража патрулировала быстро опустевшие улицы. Наш дом пел вечернюю песню: убиралась посуда, кормили собак, стражники устраивались на ночной караул. Я слышал шаги горничных, которые стлали кровать, и щелканье счетов в передней, где кто-то подводил итоги дня.

Постепенно песня города стихла до нескольких несмолкаемых нот: глубокого дыхания спящих людей, редкого похрапывания и однажды даже мужского стона физической страсти. Меня растрогали эти земные человеческие звуки. Я подумал об отце, о его желании жить обычной людской жизнью. Стонал ли он так же, когда зачал меня?

Кенжи попросил Юки оставить нас на пару минут наедине и сел рядом со мной. Тихим голосом он спросил:

— Обвинение в связи Шигеру с Потаенными — насколько оно оправдано?

— Он никогда не упоминал о них при мне, кроме того случая, когда изменил мое имя и попросил не молиться.

— Ходит слух, что он отказывается отречься от них и осквернить образы.

Голос Кенжи звучал озадаченно и даже раздраженно.

— Когда я в первый раз встретил госпожу Маруяму, она пальцем нарисовала на моей ладони знак Потаенных, — вспомнил я.

— Он так много скрывал от меня, — сказал Кенжи. — Мне казалось, что я его знаю!

— Ему сообщили о смерти госпожи?

— Очевидно, Йода сделал это с превеликим удовольствием.

Я задумался. Я знал, что Шигеру не отречется от веры, которой придерживалась госпожа Маруяма. Разделяет он ее или нет, он не поддастся на запугивания Йоды. А теперь держит слово, данное ей в Шигаве. Он не женится на другой женщине и не станет жить без нее.

— Я не думал, что Йода так обойдется с ним, — сказал Кенжи.

Я чувствовал, что он хочет как-то оправдаться, но предательство было слишком велико, чтобы я простил его. Я был рад, что Кенжи пойдет со мной и благодарен за помощь, но после предстоящей ночи больше не хотел его видеть.

— Пойдем, снимем его, — сказал я, поднялся и тихо позвал Юки.

Она вернулась, и мы надели черную одежду Племени, закрыв лица и руки тканью так, чтобы ни дюйма не выглядывало. Мы взяли гарроты, веревки и захваты, длинные и короткие ножи, капсулы с ядом, которые в случае необходимости принесут нам быструю смерть.

Я достал Ято.

— Оставь его здесь, — посоветовал Кенжи. — Ты не сможешь забраться на стену с таким мечом.

Я проигнорировал его совет. Потому что знал, зачем мне понадобится меч.

Дом, в котором меня держали, находился на западе, вдалеке от замка, среди жилищ торговцев на южном берегу реки. Район пересекало множество аллей и улочек, благодаря чему можно было передвигаться незамеченными. В конце улицы стоял храм, где до сих пор горели свечи: жрецы готовились к ритуалу в полночь. За каменным фонарем сидела кошка. Она не шевельнулась, когда мы проскользнули мимо.

Когда мы приближались к реке, я услышал звяканье стали и топот ног. Кенжи сделался невидимым, мы с Юки запрыгнули на крышу и слились с черной черепицей.

Патруль состоял из всадника и шестерых пеших солдат. Двое несли по яркому факелу. Они продвигались вдоль дороги, идущей параллельно реке, освещая каждую аллею и всматриваясь вглубь. Солдаты сильно шумели и абсолютно меня не напугали.

Черепица, к которой я прижался лицом, была мокрой и скользкой. Дождь все моросил, заглушая шум.

Он сейчас омывает и лицо Шигеру…

Я спрыгнул с крыши, и мы направились к реке.

Вдоль аллеи располагался узкий канал. Юки привела нас туда, где он нырял в канализацию. Мы проползли по ней, разбередив спящих рыб, и вышли там, где сточные воды вливались в реку. Вода смягчила наши шаги. Перед нами чернел замок. Облака спустились так низко, что верхушки башен почти не было видно. До стены нам предстояло перебраться сначала через реку, а затем через ров.

— Где он? — прошептал я Кенжи.

— На восточной стороне, ниже дворца Йоды. Там, где мы когда-то видели железные кольца.

К горлу подступила желчь. Глотая ее, я спросил:

— А стражники?

— В коридоре прямо над ним, на посту. По всей территории внизу ходит патруль.

Как и в Ямагате, я присел и долгое время смотрел на замок. Мы молчали. Я чувствовал, как во мне просыпается темная сущность Кикуты, как она наполняет вены и мускулы. Я проникну в замок и заставлю его отдать мне то, что он хранит.

Я отстегнул от ремня Ято и положил его на берег, спрятав в высокой траве.

Подожди здесь, сказал я про себя, я доставлю тебе твоего хозяина.

Один за другим мы соскользнули в реку и поплыли под водой на другой берег. Я услышал патруль в саду за рвом. Мы лежали в камыше, пока солдаты не прошли мимо, затем перебежали через узкую полоску болота и переплыли ров.

Первая фортификационная стена поднималась прямо из рва. Вверху виднелась стена, покрытая черепицей. Она окружала сад перед резиденцией и узкую полосу земли за ней. Кенжи спрыгнул на землю, чтобы предупредить, когда появится патруль, а мы с Юки крались по черепичной крыше к юго-восточному углу. Дважды мы слышали предупредительный свист сверчка от Кенжи и становились невидимыми, пока внизу проходил патруль.

Я встал на колени и посмотрел вверх. Надо мной виднелся ряд окон заднего коридора резиденции. Все окна были закрыты и зарешечены, кроме одного, самого ближнего к железным кольцам, за которые был подвешен Шигеру, веревка стягивала каждое запястье. Его голова опустилась вперед, и я подумал, что Шигеру уже мертв, но затем заметил, что его стопы слегка упираются в стену, снимая некоторый вес с рук. Я услышал медленный хрип дыхания. Шигеру был еще жив.

Запел соловьиный этаж, и я прижался к черепице. Кто-то высунулся из окна, и Шигеру закричал от боли: дернули веревку, и его ноги потеряли опору.

— Танцуй, Шигеру, сегодня твоя свадьба! — хохотал стражник.

Во мне медленно разгорался огонь ярости. Юки положила мне на плечо руку, но я не собирался взрываться. Мой гнев стал холодным, прибавив тем силы.

Мы долго прождали. Внизу более не появлялся патруль. Неужели Кенжи усыпил их всех? Лампа в окне мигнула и погасла. Кто-то подходил к нему почти каждые десять минут. Как только страждущий человек на конце веревки находил опору, один из стражников дергал ее и сбивал его вновь. Крик боли с каждым разом становился слабее, и Шигеру все дольше нащупывал выступ.

Окно оставалось открытым. Я прошептал Юки:

— Нам нужно забраться наверх. Если сможешь убить их, когда они вернутся, я займусь спуском. Перережь веревки, когда услышишь крик оленя. Я спущу его вниз.

— Встретимся у канала, — беззвучно шевельнула она губами.

Сразу же после очередного визита мучителей мы спрыгнули на землю, пересекли узкую полоску земли и начали взбираться по стене резиденции. Юки влезла в окно, а я, цепляясь за подоконник, достал веревку и продел ее через одно из железных колец.