Военные приключения - Отвага и риск

Этот мир без тебя – просто голые скалы,

От палящего зноя не спрятаться в тень.

Здесь душманские пули летят с перевала

И в тревожных рассветах рождается день.

Этот мир без тебя перечеркнут ракетой

И погибшим друзьям не закончился счет.

Здесь отмеряна жизнь пулеметною лентой,

Караванной тропою и чем-то еще…

Этот мир без тебя – от полетов усталость,

Недописанных писем скупые слова.

Здесь в сердцах уживаются ярость и жалость

И в сердцах огрубевших надежда жива.

Этот мир без тебя – весь пропитан войною,

Эхо множит раскаты по склонам крутым.

Этот мир без тебя – все же полон тобою,

И становишься ближе, далекая ты!

Белицкий умолк, а наградой стали бурные аплодисменты. Со всех сторон послышались возгласы:

– Леша, еще!

– Давай про любовь!

Алексей задумался, привычно перебирая струны пальцами. Снова подтянул вторую и третью струну. В комнате притихли летчики, только монотонно гудел кондиционер, да глухо доносился привычный шум аэродрома.

– Новая песня, – сказал Белицкий.

Он взял первые аккорды и голос его, с легкой хрипотцой, зазвучал проникновенно и трогательно:

Не спрашивай у женщины о прошлом,

О чем она не хочет говорить.

Не унижай ее вопросом пошлым,

Не рви судьбы связующую нить.

Не порождай тревогу и сомненья

В своей душе на многие года,

Ведь теплоту в сердечных отношеньях

Не восстановишь больше никогда!

Пускай она кого-то и любила

И засыпала на другой руке.

Но все, что было, навсегда уплыло

В далекий край по жизненной реке.

Не спрашивай у женщины о прошлом,

У женщины, которая с тобой.

Не унижай ее вопросом пошлым,

Не разрушай душевный свой покой.

Не спрашивай у женщины о прошлом!

Белицкий, будто отвечая на свои внутренние переживания и волнения, будто успокаивая себя, еще несколько раз пропел главные, по его мнению, слова песни:

Не спрашивай у женщины о прошлом,

Не разрушай душевный свой покой!

И, резко оборвав песню, отложил гитару. В комнате воцарилась тягостная тишина. Потом раздались аплодисменты, одобрительные возгласы. Песня попала в самую болезненную точку, в сердцевину душевного беспокойства многих. Как там, в Союзе, ведут себя их жены?

Александр под впечатлением песни сидел молча, нахмурился и смотрел перед собой, уставившись в одну точку на противоположной стене. А в голове повторялись одни и те же слова: «Не спрашивай у женщины о прошлом, не спрашивай…» А он-то рвался в Союз, в родные края, чтобы все выяснить, до всего докопаться – когда, где, с кем? И невольно возникал сам собой встречный вопрос: зачем? Какой резон копаться в том, что давно прошло? Чего он этим добьется? Какие, после таких разборок, будут у него с Леной отношения? Надо думать, а не соображать. Впереди целая жизнь. Прошлого не вернуть, оно ушло навсегда.

Беляк даже и не предполагал, что в будущей своей жизни он не один раз будет вспоминать эти слова песни и останавливать себя от выяснений и разбирательств, от заглядывания в прошлую жизнь близкого его сердцу человека.

2

Из воспоминаний бортового техника А.И. Артамонова.

«Когда учился в МАИ (Московском авиационном институте), у меня и в мыслях никогда не было, что в скором будущем попаду на настоящую войну. Проходили сессии, сдавали зачеты и экзамены, студенческая жизнь текла своим чередом. На военной кафедре нас готовили в качестве техников по обслуживанию самолетов и вертолетов.

Родителям говорил:

– Служба в армии будет легкой и безопасной. Подготовил самолет, отправил его в полет и сиди, играй в домино.

По окончании института нам присвоили лейтенантское звание и одновременно с вручением дипломов выдали предписания о призыве в армию на два года и направление в Закавказский военный округ. Нас, счастливчиков, было пятеро. Радость переполняла. Нам завидовали. Еще б: задарма ехать на Кавказ и два года проходить службу на курорте!

В Тбилиси у массивного здания штаба ЗакВО собралась большая группа выпускников, прибывших из различных вузов страны. Все были радостно взволнованны. В сутолоке чувствовалось волнение, кого и куда направят. Шло распределение по воинским частям. В отделе кадров разговор был коротким. Распределение шло четко, по-военному. Спрашивали о специальности, которую приобрел в вузе, и о специальности, по которой обучался на военной кафедре. И в соответствии с этими данными выписывали направление для прохождения воинской службы.

Гражданская специальность у меня, как значилось в дипломе, – инженер-механик по вертолетостроению. Нас было пять человек с одного курса – Александр Кузнецов, Сергей Поспелов, Михаил Друзский, Сергей Кунаковский и я, которые прибыли в Тбилиси.

Ждем своей очереди, вернее, вызова, волнуемся. Хотелось нам, чтобы распределили в одну воинскую часть. Подходит майор в авиационной форме.

– Откуда, ребята?

– Из Москвы, окончили МАИ! – сказал за всех Поспелов. – Инженеры по вертолетостроению.

– Инженеры с высшим образованием! – оценил нас майор и вдруг спросил издалека:

– Ребята, а полетать на вертолетах не хотите?

Мы опешили, переглянулись. Поспелов опять выступил вперед, и сказал то, что у каждого вертелось на языке:

– А каким образом? Мы же не летчики!

– Будете служить бортовыми техниками, – заверил майор.

Наша пятерка переглянулась.

– В одной части?

– В одном полку, – уточнил майор.

Мы согласились. Конечно, чувства и радостные эмоции переполняли нас. Мы первый раз на Кавказе, а тут сразу еще и такое. Летать над горами Кавказа! Над морскими пляжами!

Формальности прошли быстро, и мы прибыли в Цхинвали, в отдельный вертолетный полк. Распределили нас, как и мечтали, в одну эскадрилью.

Первый день в воинской части не забуду никогда. Нас разместили в общежитии холостяков в разные комнаты. В память врезалась такая картина первых часов поселения. Нахожусь один в комнате, другие обитатели – на полетах. Неторопливо распаковываю свои вещи. Открывается дверь и забегает незнакомый человек в летной форме и спрашивает:

– Канистра пустая есть?

– Не знаю.

– Поищи!

Поискали канистру, не нашли.

– Ну, ладно, обойдемся, – сказал незнакомец.

Он соорудил затычку и ей закупорил раковину, закрыл крепко кран.

– Обойдетесь пока без воды!

И выливает в раковину почти доверху светло-коричневую жидкость.

– Передай привет и скажи, что обещал, то привез!

И удалился. В комнате запахло спиртным. Попробовал – коньяк! В раковине больше пяти литров коньяка! У меня глаза округлились от таких обычаев. Дальше – больше. Зашел грузин представился:

– Будем знакомы, я Гелу Сулакоберидзе!

Сунул свой горбатый нос в раковину:

– Наконец-то! – и повернулся ко мне. – Чего смотришь, черпай кружкой и пей! Зови своих технарей, что с тобой прибыли!

Я позвал ребят. Они обалдели от такого изобилия. Потом знакомились с летчиками. Все было хорошо, но несколько дней умываться пришлось в другом месте. Так мы сразу, вчерашние студенты, влились в холостяцкую офицерскую жизнь.

И завертелась воинская служба. Сдали зачеты по всем системам вертолета Ми-24, прошли медицинскую комиссию, прошли стажировку на земле и в полетах, а потом первый раз в жизни прыгали с парашютом. И 21 июня, в свой день рождения, по приказу командира полка я был допущен к самостоятельному обслуживанию боевого вертолета! Зачислен в экипаж старшего лейтенанта Александра Беляка, орденоносца, который уже побывал на войне в Афганистане! Мужик он нормальный, хотя и требовательный.

Практически сразу же, едва мы освоились, в полк пришел приказ о командировании вертолетной эскадрильи в Афганистан. И мы попали в список отбывающих в Афганистан. Это было так неожиданно, что каждый из нас, «студентов», – нас, двухгодичников, в полку называли «студентами» – не знал: радоваться или сокрушаться. Но во всяком случае, было любопытно и интересно побывать за границей.

В полку проходил торжественный вечер в честь отбывающих на «юга». Счет боевым потерям тоже уже был открыт. Это была уже вторая эскадрилья, которая отправлялась на засекреченную войну. Летчики храбрились. Нужно было видеть глаза матерей и жен в тот вечер; слова застревали у них в горле, а слезы тихо текли по щекам.

А дальше была дорога, вернее, перелеты. С аэродрома Вазиани, что под Тбилиси, на транспортном Ил-16 в Карши, затем в Каган и Чирчик для короткой тренировки, и снова на Ил-16, через горы, в Кабул.

Для нас, вчерашних студентов, все происходящее было похоже на приключенческое кино. Но кино быстро закончилось. Приняли вертолеты, получили оружие, бронежилеты, защитные шлемы, и уже на следующий день был первый боевой вылет.

На рассвете опробовали вертолеты и почти сразу приказ на вылет. Пара Беляк – Корняхин. Я в экипаже Беляка штатным борттехником, а Курнаковский – в экипаже Корняхина.

Десантная группа зажала духов в «зеленке», наша пара должна была обработать эту «зеленку». Авианаводчик с земли дал указания на цели. Мы сделали четыре захода с разных курсов. Я впервые с азартом стрелял из пулемета живым врагам, гильзы падали под ноги.

– Все, – сказал командир пары Александр Беляк. – Отработали нормально, уходим на базу!

А с земли спросили:

– Хотите посмотреть на свою работу?

Бесспорно, нам было интересно взглянуть, как мы отстрелялись ракетами. А я тем более, в первый раз. И командир ответил:

– Конечно, хотим!

– Облетите гору и всё увидите!

Когда мы сделали круг вокруг горы, то увидели гору трупов, которую десантники собрали специально, чтобы показать нам. Оставшиеся в живых духи стояли на коленях с поднятыми руками. Когда мы сделали еще круг, то и эти духи уже лежали в общей куче.

Для усиления из Кабула прилетела еще одна пара, не помню, чья. После выполнения задания возвращались на свою базу. С земли нас предупредили, что в этом районе действует банда, что в горах сидят духи с ПЗРКа – переносными зенитно-ракетными комплексами.

Четыре вертолета – цель заманчивая. При полете ракеты виден очень характерный белый шлейф, ни с чем не перепутаешь. Командир пары Александр Беляк засек пуск ракет. К нам устремились, как хвостатые змеи, три ракеты.

– Отстрелять ловушками! – приказ командир пары.

Каждый вертолет отстрелял ловушками АСО – 2В. Пока ракеты летели в наше направление, в эфире стояла полная тишина. Наша техника, и мы с ней, держали экзамен. Ракеты, оставляя белый шлейф, прошли мимо и улетели в небо, где самоликвидировались.

А если бы защитная техника подвела? Как минимум, одного нашего экипажа могли бы не досчитаться. Единоборство технических средств длилось считанные секунды, нервы у всех были на пределе, а ракеты летели, как при замедленной съемке.

Этот первый боевой вылет запомнился на всю жизнь. Было страшно. Но потом как-то незаметно и быстро привыкли к опасности, и уже через пару недель ходили на полеты, как на работу».

3

Едва подполковник Аболакин появился в штабе полка, как его вызвал к себе Крушицын.

– Вы слышали, какие песни распевают летчики?

– Нет, не слышал.

– Пойдите и разберитесь. А кассеты отберите!

– Песни и пляски, если я не ошибаюсь, в компетенции начальника политотдела Мостовидова, – ответил Аболакин, сдерживая улыбку.

– Мостовидов в штабе армии! – отчеканил Крушицын и повторил: – Кассеты отберите!

Аболакин пошел к модулю второй эскадрильи. Еще издали услышал знакомую модную мелодию и песню, которую пел Александр Малинин. Только слова в песне были совсем иные. Летчики переделали песню на свой лад и крутили ее на магнитофоне. Аболакин прислушался.

Уходят вертушки опасным кордоном

Туда, где в Афгане крутая война.

Поручик Крушицын, раздайте патроны!

Корнет Аболакин, налейте вина!

Геннадий Васильевич прослушал песню до конца, улыбнулся: Крушицын – поручик, а он, Аболакин, корнет! Песня как песня. Ничего предосудительного или порочащего нет. И голос подобрали, словно сам Малинин исполняет. Подполковник не стал заходить в модуль, тревожить летчиков, а тем более запрещать крутить песню, лезть в магнитофон, отбирать кассету.

Вернулся в штаб, доложил командиру полка, что ничего политически опасного в песне нет.

– А запрещать, отбирать кассету бессмысленно. Их в каждой эскадрилье много!

– Вы так считаете?

– Да! – ответил Аболакин, – наш запрет вызовет только повышенный интерес к песне.

– Распустились! Сплошное безобразие! – хмуро произнес командир полка и повернулся к начальнику штаба. – Вы свободны!

Аболакин из кабинета командира полка зашел на КП – командный пункт полка – главный нервный узел, непрерывно тревожный и пульсирующий. Здесь в курсе всех событий, которые происходят в воздухе и на земле. Постоянно идет радиообмен с экипажами, отдаются команды, принимаются донесения. На пультах сидят офицеры с темными наушниками на головах, у каждого свой микрофон.

Дежурил подполковник Екимов.

– Привет! – сказал Аболакин. – Как дела?

– Нормально, как обычно, в жестком ритме, – ответил Екимов и тут же обратился к начальнику штаба. – Геннадий Васильевич, не в службу, а в дружбу.

– Слушаю!

– Мне отлучиться надо. Замени меня минут на двадцать, – сказал Екимов. – Сбегаю в буфет, перекусить чего-нибудь.

– Лады! – согласился Аболакин.

Геннадий Васильевич занял место Екимова. Включился в работу. Утвержденный график полетов ему знаком, сам составлял его накануне. Полк выполнял боевые задачи, пары и звенья в разных регионах страны, одни сопровождали колонны, другие вели бои, а тут еще поступали вводные на подъем дополнительных экипажей. Напряжение большое.

И в этот момент на командный пункт заходят посторонние, двое. Оба одеты в новенькую зеленую форму, какую носят в Афганистане советские военные советники, без погон. Ведут себя по-хозяйски, самоуверенно.

– Кто вы такой? – спрашивают у Аболакина.

– Начальник штаба полка подполковник Аболакин.

– Чем занимаетесь?

– Что, не видно, чем занимаюсь?

– Какую задачу в данный момент выполняет полк? – посыпались вопросы один за другим.

– Не мешайте, пожалуйста, видите – времени нет на посторонние разговоры, – ответил Аболакин.

– А вы знаете, кто мы?

– Нет, не знаю! Вы не представились, и погон у вас нет.

– Хорошо, мы сейчас улетаем в Джелалабад. Вам срок – неделя, чтобы вы узнали, кто мы такие. Через неделю вернемся к вам!

– Хорошо, постараюсь выяснить.

Когда вернулся Екимов, рассказал ему обо всем. Владимир Николаевич усмехнулся.

– Знаю обоих! Который повыше ростом, инспектор-летчик из ВВС полковник Тарасов, второй – инспектор инженерно-авиационной службы полковник Щеглов. Оба дотошные и въедливые. Заявятся обязательно!

Через неделю оба полковника, прилетев их Джелалабада, появились в штабе полка. Зашли на командный пункт, где снова встретили дежурившего Аболакина.

– Ну как, узнали, кто мы? – спросил Тарасов.

– Так точно, товарищ полковник! – отчеканил Аболакин.

– Надо с начальством быть повнимательнее, да и повежливее.

– Командный пункт – строго секретный объект, тот день был очень напряженным, а вы зашли и даже не представились. Так что прошу меня понять. Вот сейчас нет такой напряженной обстановки, и я в вашем распоряжении.

– Не только сегодня, но и завтра тоже, – многозначительно сказал Тарасов.

«Понял!» – мысленно произнес Аболакин, но вслух ничего не сказал.

На следующее утро полк получил задачу: вертолетами доставить афганский батальон в район боев под Асадабадом. Полковник Тарасов вникал во все тонкости.

– Где будете производить погрузку десанта?

– С командованием афганских войск мы спланировали произвести погрузку десанта на наши вертолеты на рулежке афганского вертолетного полка, так им удобнее, тем более что время на переброску батальона ограничено.

– Понятно, – сухо произнес Тарасов и спросил: – Порядок погрузки личного состава расписан?

– Расписан и детально согласован с афганским командованием не только сам порядок, но где и как надо построить десантные подразделения.

– Я с вами на аэродром!

На аэродроме, в облаке пыли объехав стоянки наших самолетов, приехали на рулевую дорожку афганского вертолетного полка. Аболакин и проверяющий полковник, каждый про себя, отметили, что рулевая дорожка афганцев находится в лучшем состоянии, чем у наших вертолетчиков. Свежий асфальт тускло поблескивает, кругом чистота. Солнце еще не показалось из-за вершины горы; стояла предутренняя прохлада. Солдаты батальона уже были построены и готовы к посадке. По согласованному плану наши вертолеты будут подруливать по парам, и каждый возьмет на борт по десять десантников.

Операция началась в назначенный час. Подрулила первая пара властно рокочущих вертолетов. Лопасти замедленно вращались, образуя полупрозрачный круг. Погрузкой руководили наши прапорщики из десантного полка. Полковник Тарасов, взглянув на свои часы, записал в журнал время начала погрузки афганского десанта.

Громко раздавались команды и ругань афганских офицеров. Солдаты, испуганно косясь на вращающиеся лопасти, втянув головы в плечи, как овцы в стаде, жались друг к другу. Офицеры кулаками и пинками принуждали и подгоняли их, и они друг за другом полезли в грузовой отсек первой пары вертолетов.

Пара тут же отруливала и на ее место подкатывала вторая пара винтокрылых машин.

– Они что, эти афганские десантники, никогда не летали на вертолетах? – удивленно спросил Тарасов.

– Думаю, что не только не летали, а и вблизи не видели вертолет да еще с вращающимися винтами, – ответил Аболакин, нутром чувствуя, что надвигается какая-то неприятность.

Началось все после отруливания третьей пары вертолетов. Построение десантников было нарушено. Кто-то из солдат испуганно прокричал. Строй рассыпался: одни десантники стали сбиваться в группки, другие испуганно забегали. Офицеры и сержанты кричали, ругались, щедро раздавали тычки и пинки. Солдаты, с ошалело выпученными от страха глазами, кучно побежали к хвостовой балке, где буквально над их головами бешено вращались винты. До их голов не хватало нескольких сантиметров, чтобы полетели брызги.

– Кошмар! – выдохнул Тарасов и схватился за голову, закрыв глаза. – Сейчас винты перерубят их!

Аболакин, не раздумывая, бросился отгонять солдат от хвостовой балки.

– Назад! Нельзя!

Хорошо, что большинство из них были небольшого роста, это спасло солдат от верной гибели. Они испуганно метались, не понимая, что требует русский командир, метались в поисках дверей. Наконец погрузка этой пары вертолетов была завершена, они отрулили.

– Кошмар! – повторил Тарасов. – Какой кошмар!

Подкатила следующая пара винтокрылых машин. Очередная группа десантников, подгоняемых громкой руганью, пинками и тычками офицера, полезла внутрь грузового отсека. В вертолет запрыгнули десять солдат и полез одиннадцатый. Бортовой техник его не пускал, а тот настырно лез. Вертолет начал рулить, бортовой техник оттолкнул солдата и захлопнул дверь. Десантник упал на бетон прямо перед левым шасси. Сейчас колеса его раздавят!

Аболакин среагировал мгновенно. В прыжке с места он одолел несколько метров и оказался рядом с афганским солдатом. За доли секунды успел схватить солдата и одним резким рывком выхватить его из-под наезжавших тяжелых колес вертолета и оттолкнуть в сторону.

«Успел! – радостно мелькнуло в голове подполковника. – Спас!» Афганец, косясь на русского офицера, поспешно отполз на безопасное расстояние. И там он, еще не придя в себя от перенесенного страха и не понимая, что же произошло, поднял ладони к небу, забормотал молитву.

Отправив последнюю пару вертолетов с афганскими десантниками, Аболакин облегченно улыбнулся и сказал:

– Теперь можно ехать в штаб!

Форменная рубаха на спине и под мышками потемнели от пота.

В машине некоторое время ехали молча. Потом Тарасов задумчиво, как бы подводя итог, сказал:

– Теперь я понимаю, каково вам тут приходится служить! – и тут же добавил: – Извините, Геннадий Васильевич, что я раньше с вами так…

– Да ничего страшного, – ответил Аболакин. – У нас бывает и похуже!

Оба переглянулись и впервые понимающе и дружески улыбнулись друг другу. Над снежной вершиной взошло солнце, и сразу все вокруг озарилось ярким светом наступившего летнего дня.

На командном пункте полка Тарасова и Аболакина ждало неприятное известие из штаба армии: «В городе Мазари-Шариф бандой душманов захвачены шестнадцать человек гражданских советских специалистов и увезены в горы».

Тарасов тут же стал соединяться по телефону со штабом ВВС армии и согласовывать свой срочный перелет в город Кундуз, расположенный недалеко от Мазари-Шарифа, где базировался наш вертолетный полк.

А Геннадий Васильевич подумал о том, какая трудная задача встала сейчас перед вертолетчиками кундузского полка. И еще о майоре Валерии Щербакове, своем знакомом, который служил в том полку заместителем командира эскадрильи вертолетов Ми-8, на плечи которых и ляжет основная нагрузка по поиску, обнаружению и освобождению из плена захваченных советских специалистов.

Глава шестая

1

Майор Валерий Сергеевич Щербаков, как и многие офицеры полка, был взволнован известием о захвате душманами наших гражданских специалистов. Из Кабула, из штаба армии, на рассвете поступило распоряжение немедленно направить группу из одного звена вертолетов Ми-24 и трех звеньев Ми-8 для участия в операции по поиску и спасению советских специалистов.

Не теряя времени, в полку начали готовить боевую технику к полету.

Рано утром в Кундуз, в штаб полка, по военным каналам спецсвязи пришло второе, более подробное сообщение из Мазари-Шарифа. Захват советских гражданских специалистов произошел глубокой ночью. Операция по захвату, как показывают факты, была заранее хорошо продумана, тщательно спланирована и проведена успешно, неожиданно и дерзко.

Советские гражданские специалисты находились в Афганистане, в городе Мазари-Шариф по соглашению между правительствами Советского Союза и Демократической Республики Афганистан и работали на строительстве гражданских объектов. Они проживали в спецгородке, который тщательно охранялся. Ежедневно утром их увозили на работу из городка на строительный объект и привозили обратно в городок по окончании рабочего дня. За неделю до этого события был заменен водитель специального автобуса, закрепленного за этой группой. На это никто из наших советников не обратил на это особого внимания. Городская администрация одного шофера-афганца заменила другим.

Накануне днем в городе Мазари-Шариф проводилось праздничное мероприятие – митинг в честь завершения строительства и сдачи в эксплуатацию первого крупного хлебозавода. Жители города, веками употреблявшие лепешки, впервые пробовали на вкус душистый русский хлеб, поджаристые батоны, ароматные булочки, пряники… Губернатор провинции по такому случаю устроил пышный прием. По восточному обычаю, столы ломились от изобилия еды и питья, европейской и восточной кухни, играл оркестр народных инструментов, певцы исполняли афганские и русские пени. Застолье затянулось до глубокой ночи. Веселую компанию до автобуса провожал сам губернатор.

Обратно в свой городок специалисты не приехали. Автобус с ними пропал в темной афганской ночи.

Оружия в группе специалистов не было. Вооружен был только охранник группы, и пистолет имел один инженер. Охранник был убит и труп его выбросили на дорогу…

2

Вертолетный полк, который размещался в городе Кундуз, имел свою специфику. Он базировался на двух аэродромах. Транспортная эскадрилья вертолетов Ми-6 и основная часть вертолетов эскадрильи Ми-24 и Ми-8 базировались непосредственно на аэродроме в городе Кундузе, и по два звена вертолетов Ми-24 и Ми-8 на аэродроме в городе Файзабаде, на самом востоке Афганистана.

Основное руководство полка располагалось в Кундузе. Но в связи с тем, что в Файзабаде базировались экипажи двух различных типов вертолетов, старшим авиационным начальником был назначен командир эскадрильи Ми-8 майор Балобанов. А командование основной частью вертолетов Ми-8 было возложено на его заместителя – майора Щербакова.

Кроме вертолетного полка, в Кундузе располагалась мотострелковая дивизия. Она как магнит притягивала к себе руководителей разного ранга из Москвы, из штабных кабинетов Сухопутных войск, и Ташкента, штаба Туркестанского военного округа.

Аэродром города Кундуз ближе всех других аэродромов расположен к границе с Советским Союзом. И все «высокое» начальство, главным образом общевойсковое, прилетало и останавливалось в Кундузе с тем, чтобы в личном деле и послужном списке было отмечено «пребывание в районе боевых действий». Естественно, что дальше аэродрома и штаба дивизии многие не отваживались показываться. Но зато каждый из них считал своей прямой обязанностью нагрянуть с проверкой в расположение вертолетного полка с целью «выявления недостатков». А это, естественно, вело к авральному устранению указанных «недостатков» и проведению целого ряда «необходимых» мероприятий.

Но при всем этом основная работа летного состава полка общевойсковыми генералами во внимание не принималась. Они в нее не вникали по банальной причине полной неграмотности в авиационной технике и незнания особенностей службы подчиненной им армейской авиации. Генералы шастали по казармам и палаткам солдат и прапорщиков, не стеснялись проверять и общежития офицерского состава, бесцеремонно копались в личных вещах, лазали по тумбочкам, выискивая «криминал». А так как экипажи от восхода до заката были задействованы на выполнении боевых заданий, то уже одно это позволяло им вести себя уверенно, чувствовать себя «при исполнении». И естественно, после таких проверок следовало ЦУ – ценное указание.

Один высокопоставленный чин из столицы узрел в офицерских комнатах непорядок в том, что летчики у своих кроватей на стенах прикрепили фотографии своих близких – жен, детей, родителей, любимых. Последовало строжайшее указание:

– Всю эту порнографию немедленно убрать!

Жить и служить в Кундузском полку под постоянным «давлением сверху» и «проверками» было непросто и многие экипажи просились, чтобы их отправили в отдаленный от центра и затерянный в глухих горах Файзабад. Там условия пребывания были намного хуже, климат суровее, банды душманов более активны, но зато служить и воевать спокойнее и без нервотрепки.

3

О чрезвычайном происшествии в афганском городе Мазар-Шариф, похищении моджахедами шестнадцати наших гражданских специалистов, по дипломатическим и военным каналам в ту же ночь стало известно в Москве, доложено Генеральному Секретарю ЦК КПСС, Главнокомандующему Вооруженными Силами СССР товарищу Андропову.

Андропов возмущенно хмыкнул и приказал:

– Найти, освободить, примерно наказать похитителей и доложить об исполнении.

Глава страны установил сроки освобождения наших специалистов, и довольно жесткие.

4

Над аэродромом в Кундузе еще плыл предрассветный туман, а винтокрылые машины, нагруженные боезапасом, с грозным гулом двигателей, неторопливо выруливали на стартовую дорожку и, замерев на минуты над землей, одна за другой уходили в небо.

Звено «полосатых» Ми-24 возглавил заместитель командира эскадрильи майор Сергей Прохоров. Вслед за ними взлетели три звена «зеленых». Двенадцать вертолетов Ми-8 повел сам Валерий Щербаков, исполнявший обязанности командира эскадрильи.

Шестнадцать винтокрылых машин взяли курс на Мазари-Шариф.

Им предстояло не только огнем сверху поддерживать задействованные мотострелковые части, но и выполнить свои задачи. На плечи вертолетных экипажей легли основные тяжести по выполнению операции, а именно – ведение разведки, поиск банды, обнаружение захваченных специалистов, переброска в тот район десантных групп, ведение целеуказаний, доставка боеприпасов, вывоз раненных и многое другое, что могли выполнить лишь экипажи винтокрылых машин.

Утреннее солнце осветило снежные вершины, и они обрели светло-розовую окраску, четко выделяясь на голубом фоне безоблачного неба. Начинался новый день. Щербаков, управляя своим вертолетом, с грустью и сожалением подумал о том, что сейчас, в это утро, после веселого и радостного праздничного застолья, испытывают наши гражданские специалисты, пережившие ужас захвата и угона автобуса, пережившие ночь кошмара? Где они сейчас? Живы ли? В какую земляную нору или горную пещеру насильно загнали, затолкали их озлобленные моджахеды?

Майор закусил губу и сосредоточил свое внимание на показателях приборной доски, на полете боевой машины. Лопасти над головой старательно прессовали утренний воздух, двигатели ровным басовитым гулом вселяли уверенность и надежность. По внутреннему переговорному устройству спросил штурмана:

– Как маршрут?

– Выдерживаем по карте!

Спросил бортового техника.

– Как двигатели?

– Все в норме, командир! – ответил тот.

Щербаков, переключив на внешний вывод, выйдя в эфир, запросил у своего ведомого.

– У меня все в полном порядке! – бодро ответил капитан Ворошилин.

Майор Щербаков по очереди запрашивал командиров звеньев и от каждого из них получал удовлетворительный ответ.

При подходе к городу Мазари-Шариф майор Щербаков насторожился. В наушниках зазвучали тревожные голоса, в основном на русском. Прислушался. По радиообмену в эфире понял, что где-то вблизи идет боевое столкновение. Бой ведут вертолетчики Мазари-Шарифа. По хрипловатому голосу узнал майора Тагира Вяльшина.