Командир взвода, лейтенант *** антисемит. В первый день моего прихода сюда, когда я назвал во время записи в канцелярии роты свою фамилию, он спросил меня - "Ты не еврей, случайно?" Я ответил, что "да". И когда на второй день моей неявки на занятия он меня увидел недалеко от строя на улице - заставил встать в строй, хотя я и имел разрешение замкомроты остаться. Я не смел ослушаться приказания и пошел на занятия. Только случайная встреча с политруком позволила мне продолжить работу. Политрук заставил комвзвода, несмотря на все его нежелание, отпустить меня в казарму. Вчера на занятиях, мне рассказывали бойцы, он говорил заместителю командира роты по политчасти, чтобы тот любого, даже безграмотного человека заставил выпускать газету вместо меня. "Это хитрый народ - говорил он - они любыми путями увильнут от работы и занятий". Понятно кого он подразумевал под этим "они".
      А сегодня утром он долго искал меня и спрашивал бойцов "где Гельфанд?". И, когда я, наконец, встретился с ним в коридоре, он спросил: "Вы все еще пишите?". "Да" - ответил я. "До каких пор это будет продолжаться?". "А вот, пока закончу газету" - сказал я. Он ничего не ответил. После него помкомвзвод несколько раз спрашивал, когда я пойду на занятия. Я знаю, что комвзвода завтра будет меня гонять и мучить, но не пойти на занятия я больше не могу.
      Люди спят во время доклада замкомроты по политчасти. Устали.
      Сегодня произошел у нас серьезный случай, могущий повлечь за собой плохие последствия. Один из бойцов нашей палаты-комнаты поймался с шинелью, которую он стащил на днях из машины начальника управления штабом Южного фронта, майора. В ней (шинели) были секретные документы и майору объявили выговор, отдали под суд и, очевидно, исключат из партии. Он заявил этому бойцу Дмитриеву, что застрелит его собственными руками, если не получит документов.
      15.04.1943
      Готовлю материал в следующий номер газеты. Шура тоже симпатизирует мне и исполняет все мои желания, касающиеся редактирования газеты. Командир роты назвал сегодня меня своим корреспондентом:
      - Где мой корреспондент? - спросил он, и, когда нашел меня глазами, пригласил пройти с ним к газете. Там указал на необходимость заклеить надпись старого ***
      Вечер. Ротное собрание. Присутствует какой-то капитан. Командир роты ведет вступительную речь. Рядом со мной сидит Шура. Она только пришла сюда.
      Закончил командир роты. Говорит политрук. Он малограмотен, но речь его пафосная.
      - Трогает за сердце нас матушка Украина, ждет нас, сынов своих... неоднократно повторял он вчера, и сейчас повторяет. Он украинец и любит свою Родину. Эта любовь его к своей (и моей так же) Украине, очень трогательна и понятна мне.
      Капитан Кучеров Сергей Иванович - командир второго батальона - держит слово. Он говорит о необходимости учиться даже для бывалых людей, фронтовиков. Лейтенанта Авраменко он называет Авриенко - не знает еще своих людей, видно недавно здесь. Говорит, что он депутат. Зачитал телеграмму, присланную ему с производства. Говорит складно, умно, грамотно, убедительно и просто. Хорошо слушать, приятно даже.
      16.04.1943
      Вчера после собрания поздно легли спать, а встали сегодня - еще темно было. Часы, по своей неисправности, сильно забежали вперед, и подъем был у нас в четыре часа.
      Утром вышел на зарядку, затем на построение, как положено. Но после командир взвода не позволил мне остаться в казарме и, хотя идет дождь, заставил меня в валенках идти на занятия. Всем, особенно антисемитам, это доставило большое удовольствие и они не преминули произдеваться в этой связи надо мной: стали требовать, чтобы мне дали винтовку, нацепили противогаз. И, хотя противогазов на взвод всего пять штук, мне все-таки дали нести один. Помкомвзвод сбегал за винтовкой, и, за неимением таковой, принес карабин. Некоторые стали кричать, чтобы мне дали винтовку, и помкомвзвода исполнил и это их желание, заменив карабин винтовкой - все-таки тяжелей!
      Сейчас лежим в поле. Я решил все снести и выполнить, что прикажут. Проклятая жизнь!
      17.04.1943
      Вчера мне все же удалось не пойти на занятия, и я написал несколько статей для газеты, одну большую, под названием "Обзор боевых листков".
      Сегодня утром командир роты всех без исключения, даже девушек, выгнал на занятия. Но было уже поздно и пока мы дошли занятия окончились. Все вернулись обратно.
      После завтрака опять пошли на занятия.
      Сейчас беседа санинструктора. Хабибуллин - сержант-самозванец, страшно нахальная сучка. Маленький, заносчивый татарин со звонким голоском дворняги-собачонки. Он ко всем лезет, со всеми ругается и всеми командует. Из Сальска он вместе со мной в одной команде был направлен сюда. В дороге он утверждал, что является младшим сержантом и на петлицах у него было по одному секильку. Придя сюда, он вызвался быть командиром отделения. Когда спрашивал его командир, он заявил, что сержант, и через день прицепил себе еще один секилек. Когда я спросил его для чего он это сделал (документов на сержанство у него никаких нет), он ответил, что сейчас и средние командиры не имеют никаких документов, оправдывающих их звание.
      А сейчас он пристал ко мне: "Сними винтовку!". Я, конечно, не выполнил его глупого и незаконного требования, не снял винтовку. Тогда он стал вырывать ее у меня. Завязалась борьба, после которой ремень на винтовке был оборван. Я привязал ремень, а он, ругаясь: "Еврей!, я тебя застрелю! говно!", производил жалкое впечатление. Но я только смеялся над ним. Смеялись бойцы и командиры, которым он уже надоел своим лающим голосом и склочным существом. "Дурашка ты, собачонка лягавенькая, и ты берешься быть командиром?!" Он не нашелся что ответить, и еще долго и исступленно лаялся. Вот так их, гадов, обуздывать надо!
      23.04.1943
      Ростов. Запасной с.п. В поле на занятиях.
      На днях получил зарплату - 125 рублей. Какова же была досада многих младших командиров, и в том числе Хабибуллина, получивших всего по 20 рублей.
      Вчера у меня был крупный неуспех, или, вернее, ряд неуспехов в быту и учебе. Стрелял на 200 метров - плохо. Из 10 патронов ни одним не попал в цель.
      Получил два наряда вне очереди от комроты за то, что купил стакан семечек. Он запрещал покупать их. Многие бойцы и командиры покупали их до и после меня, и ни одному не досталось за это. А на меня донесли свои же бойцы, товарищи. Хочу поговорить с замкомроты, написать рапорт о своем желании на фронт.
      Вчера написал письмо в Магнитогорск с фотокарточкой.
      24.04.1943
      Дмитриев отделался строгим выговором с предупреждением на ротном комсомольском собрании. На днях его выпустили и он ходит на занятия.
      Сегодня купил еще семечек. Лущу их так, чтоб никто не видел.
      Вчера дезертировал или исчез каким-то образом старший сержант, медаленосец, член ВКП(б), агитатор нашего взвода Гайсек. Лейтенанта, командира нашего взвода, направили на пересыльный пункт как красноармейца, рядовым. Документов у него, что он имеет звание нет. Только в красноармейской книжке написали, что занимал должность в ЗСП командиром взвода. Так ему и нужно мерзавцу, антисемиту. Помкомвзвода теперь комвзвода. Свое назначение он ознаменовал двумя нарядами вне очереди одному красноармейцу. Приказал ему две ночи подряд не спать и работать, а после этого ходить на занятия за то, что тот не вовремя вышел на построение. Помкомвзводом назначен сержант-орденоносец Маслов.
      Сейчас готовлюсь к выступлению на полковом партсобрании. Сержант Маслов освободил меня от занятий ради этого. Он хороший парень, хотя и старше меня намного. С ним я поделился сегодня своими бумажными переживаниями.
      На партсобрании записался в прениях по докладу полковника. (Полковник Аликанов). Но было очень много выступавших, а я записался одним из последних. Половину из списка не пропустили решением общего собрания. Лейтенант Авраменко выступил. Ему пришлось самому отдуваться за дезертирство и другие безобразия в роте. Позже он мне сообщил, что ему дали восемь суток ареста только потому, что вместо заслужившего наказание среднего командира назвали его, Авраменко фамилию. Замкомроты лейтенант Авраменко вообще очень простой и сердечный человек. И, имей он образование, он бы высоко поднялся по служебной лестнице.
      Вчера отобрали девять человек из нашей роты для отправки в училище на средних командиров. Однако сегодня, оказывается, отменили эту посылку. И все из-за этого проклятого карантина.
      Еще 24-го мы вышли на полковые учения, на расстояние в 19 километров отсюда к Новочеркасску. Вчера мы отправились сюда. Я ехал на машине. Сегодня пришла рота. Кузин, боец по прозвищу Рыжий, долго кричал, что я симулянт, что нас, евреев, давно следует перестрелять, что я "проклятая еврейская морда". А когда я сказал ему, что он не соображает что говорит, и это будет говорить потом, в другом месте, он стал бросаться, душить меня, пока я его не оттолкнул как следует. Большинство сочувственно ему ухмылялось, а некоторые, как Хабибуллин и один поляк, открыто поддерживали его.
      29.04.1943
      Три дня назад составляли на полковых учениях списки кандидатов в училище на средних командиров. Я был болен - 38,5?. Но когда замкомроты попросил меня составить характеристики на этих лиц, я, скрывая болезнь, решил написать. Когда написал - замкомроты, по моей просьбе, записал в школу и меня.
      Сегодня после бани ожидаем на ОВС своего дообмундирования. За эти два-три дня отдохнул и хорошо поел. Только этой ночью не спал, ибо всех курсантов командир роты выставил для усиления караула, во время формирования и отправки маршевых рот из батальона.
      Выпустил стенную газету и наполовину подготовил третий номер (майский).
      Сегодня купил три булочки за 50 рублей. Итого: за два дня потратил 125 рублей.
      Вчера записывали в училище. Записался в минометное отделение. Здесь в запасном полку был один лейтенант-еврей. Сегодня его отправили отсюда в штаб. Он побывал в плену, сумел скрыть свою национальность, фамилию - и спасся. Он много рассказывал об ужасах плена.
      Написал вчера два письма в Дербент отцу и в Среднюю Азию матери.
      30.04.1943
      Возле штаба училища. Прошел "медкомиссию". Я пишу в кавычках потому, что это был всего-навсего поверхностный осмотр врача. Писарь записывал некоторые данные из автобиографии. Отсюда, оказывается, выпускают сержантов и младших сержантов тоже, не только средний комсостав. Многих отсылают в штрафные роты за малейшее нарушение дисциплины.
      Узнал адрес этой части: полевая почта 05958.
      01.05.1943
      Письмо в редакцию газеты "Сальский большевик".
      Уважаемый товарищ Бадальян! Прошу переслать мне опубликованный в вашей газете отрывок из моей "Сталинградской эпопеи" и причитающийся мне гонорар. Также очень прошу сообщить, какие из оставленных мною стихов Вы опубликовали. Я сейчас на курсах средних командиров обучаюсь минометчиком. Стихи я и сейчас пишу. Смогу также присылать Вам корреспонденцию с курсов. Отвечайте, пожалуйста, как можно быстрее. Поздравляю Вас с днем 1 мая и желаю Вам большой плодотворной работы на благо Родины. Уважающий Вас глубоко и искренне, Владимир Гельфанд.
      Весь день сегодня отдыхал. Пища вкусная и сытная. Концерт артистов Госэстрады. Выступали: Тамарина, Кириллова, Жаров и другие.
      Написал письмо в Среднюю Азию с фотокарточкой и в Магнитогорск родным со справкой для мамы, в редакцию "Сальский большевик", в госпиталь села Карпенки, в Дербент папе с фотокарточкой.
      Прошли здесь большую программу. Заниматься будет трудно. Все будет зависеть исключительно от меня самого. Партийная и общественная работа, а также стихи и проза могут тормозить ход моей учебы. Об этом приходится задумываться. Посмотрю завтра на занятиях как обстоит дело.
      Хозяева на квартире хорошие. Водку сегодняшнюю и спички (коробку) я отдал им. Ребята на курсах как-будто тоже неплохие.
      03.05.1943
      Закончились майские праздники. Вчера был концерт самодеятельности. Я записался в программу последним. Однако выступал первым, открыв своими стихами концерт. Имел большой и шумный успех. Комсостав подошел в конце моего выступления, все офицеры восторгались стихами. Командир нашего взвода с гордостью рассказывал, что я в его подразделении. Ротный тоже остался доволен и пожал мне руку. Не понимаю, почему стихи мои кажутся несовершенными и недоработанными только литераторам-профессионалам, таким как Шихтер и Ор, а народу всегда нравятся.
      Евреев и здесь не любят. Дразнят "Абгам и Йошка". Поэтому, когда я сказал что я еврей, на меня многие неприязненно посмотрели, некоторые с тех пор стали дразнить. Только стихи сгладили (надолго ли?) антагонизм между мной и коллективом.
      Сейчас в степи. Занятия по баллистике прошли неплохо. Пока мне все понятно и доступно.
      07.05.1943
      Вчера исполнилась годовщина моего пребывания в армии.
      Вечером был на репетиции. Репетировали только мое выступление. Со мной полковник, подполковник и капитан - начальник клуба.
      Сейчас занятия по тактике. Перерыв.
      08.05.1943
      Вчера весь взвод наш выделили в наряд. Я остался, так как меня вызывал полковник на репетицию. Однако она не состоялась.
      Вчера отослал письма маме, папе. Сейчас тороплюсь, ибо замкомроты хочет использовать меня в писарском деле. Сказал, чтобы я явился к нему через два часа после завтрака.
      09.05.1943
      Вчера был на совещании агитаторов. Подполковник выдал всем агитаторам по две тетради. Провел инструктаж относительно бесед, которые мы должны будем провести.
      17.05.1943
      Несколько дней не писал - совсем не было времени. За этот период написал ряд писем маме, папе, в Магнитогорск, в Сальск - в редакцию газеты, в госпиталь.
      Сейчас политподготовка. Большинство курсантов не интересуется политикой и вспоминают о ней только перед уроком. Несколько раз мне пришлось проводить занятия, во время которых нужно было упрашивать курсантов прослушать приказы т. Сталина за № 195 и 95. Но мало кто захотел прослушать их. Теперь карлик-уродец, кривляка Попов, стал жаловаться преподавателю, что я не читал и никому не давал читать приказы. А на дом я дал как минимум семерым.
      Командир расчета нашего сержант Костенко - ужасный мерзавец, расист и беспардонный юдофоб. Ежедневно он издевается надо мной, заставляет постоянно таскаться с минометом и прочее. Однажды он открыто заявил, что я "еврейская морда, что Абрамы все хитрые и скользкие" и т.п. В другой раз, на заданный ему вопрос "Чем я хуже тебя?" во время новых издевательств его, ответил надменно и нагло, глядя мне в лицо: "Как чем? Ведь я русский, а ты кто?!..."
      Курсант Кружилин сочетает в себе еще больше мерзости и расизма. Тот и "Кукурузой" меня через "г" называет, и "Абрамом" через то же "г", и "Кривой винтовкой", которую, якобы, любят носить евреи не желая по-настоящему воевать...
      Однажды после беседы с агитаторами, которую проводил подполковник, я заявил ему об этих фактах. Он обещал ликвидировать подобные безобразия. И действительно, об этом говорили на комсомольском собрании. Об этом узнали от секретаря партбюро капитан Захаров, командиры роты и взвода. Меня вчера вместе с парторгом вызвали к капитану, где он опросил меня подробно (и парторга) о положении в роте. Я рассказал ему все, но просил не винить нашего командира, лейтенанта Сатарова, со стороны которого я никогда не встречал антисемитизма, а напротив, всестороннюю поддержку и доброе ко мне отношение.
      20.05.1943
      После беседы об этом мы перешли к политическим, насущным вопросам. Я рассказал, что собираюсь провести беседу о борьбе в Тунисе и успешном завершении ее. Капитан обещал дать материал для беседы и сказал, чтобы я сообщил ему о дне и времени, чтобы он смог присутствовать. Это будет очень удачно для меня: создаст тишину, порядок и смирение.
      После этого разговора капитан Захаров привел меня к себе на квартиру, где вручил богатый материал - статью "Победоносное завершение союзниками войны в Северной Африке" полковника М. Толченова в "Красной Звезде" за 13 мая.
      Капитан Захаров - высокий, чернобровый, с мужественным и спокойным лицом. Толковый, политически развитый (что редко встречается теперь), образован и сердечен. Подполковник - еще выше ростом, лыс, усат - похож на старого генерала. Раньше он был редактором центральных газет СССР. Знает Суркова лично и многих других, печатавшихся у него поэтов. Это в высшей степени образованный человек, особенно в литературе. Он взял у меня стихи для просмотра. Много стихов прослушали они вместе: полковник и капитан начальник клуба. Чтение затянулось до позднего вечера.
      Полковник же - толстый, низкого роста, почти шарообразный человек, весь морщинист лицом. Он полная противоположность подполковнику и капитану Захарову - высоким, стройным и худым.
      Начальник клуба капитан Горовцев - в прошлом кинорежиссер. Отлично поет, образован и ... с бритой головой (очевидно плешь). Первое впечатление - наш географ в 8 классе, завпед 80 школы, что был до Исаака Абрамовича Инбера. Горовцев похож, и сочетает в себе этих двух, хотя, конечно, и имеет свои отличительные черты.
      22.05.1943
      Петр Иванович - так зовут капитана Горовцева.
      Вчера он вызвал меня на репетицию - курсы дают сегодня концерт для райкома ВЛКСМ. Это будет - сказал капитан - репетицией для выступления на концерте самодеятельного армейского масштаба. На концерте будет много девушек-комсомолок.
      Читал стихи "Глаза большие, синие", "Мы пройдем" и ? часть поэмы. В этом концерте принимает участие курсант ***, в прошлом кинорежиссер. Он хорошо, со вкусом умеет читать стихи. Просил ему дать прочесть мои. Я согласился, но переписанных начисто у меня не оказалось.
      Сейчас в средней школе. Мало молодежи. Одни девушки. Человека три юноши. Все они или калеки, или слепцы. Один из них, комсомолец, читает доклад по какой-то теме, мне непонятно даже по какой. Тут и об успехах Красной Армии, и об англо-американских успехах, и желаниях Германии заключить мир, и о вассальных странах, и о кризисе в них, но, в общем, получается обо всем и ни о чем.
      Некоторые девушки довольно таки красивы.
      Вышло не так, как думали комсомольцы (комсомолки) - они хотели встретиться с нами как друзья, потанцевать, повеселиться. А мы явились сюда в роли артистов.
      Сейчас мы расселись в зале, где проходит собрание. Девушки рыщут глазами по нам, улыбаясь. Вошел капитан - начальник клуба и девушки заулыбались еще сильней. Здесь сидят многие наши преподаватели, в том числе капитан (преподаватель танка) и старший лейтенант Губарец (тактики).
      Позже выступил. Шумно аплодировали. Конферансье, кинорежиссер ***, назвал меня красноармейским поэтом. Остальные все тоже хорошо выступили, тем более что слушатели неприхотливы. Особым успехом пользовались капитан и помощник ***
      ХХ.05.1943
      В школе сегодня, на занятиях курсант Малометкин продолжал строить козни против меня. Он подговорил некоторых неустойчивых курсантов и те, во время урока иной ***
      Левицкий - хороший парень. Я с ним до этого ничего не имел. Однако сейчас, когда мы были должны идти обратно в расположение роты, и я сказал Бекасову (у нас такой порядок носки) чтобы он нес ствол орудия (я нес сюда) - все стали шипеть что я хитрый, что евреи вообще такие, а Левицкий выкрикнул несколько раз: " Що казати, комерцiйний народ!"
      Панов сейчас, когда я пишу, тоже болтает: "Вот я знаю, этот воевать не будет, им только писать..." И ко мне обращаясь: "Вот ты не серчай, но ты почему пишешь? Это люди больные в тылу могут сидеть, но не ты. Ты же здоровый человек, а пишешь. В тылу хочешь отсидеться?". "Послушай! - отвечал я ему - разве мне нельзя писать, и почему ты так необдуманно бросаешь слова: в тылу, тыл... Ведь ты не знаешь где я был. Я, возможно, больше тебя воевал. И как ты можешь говорить о человеке, не зная его нисколько? Я так же, как и ты был на фронте, как и ты, нахожусь здесь, учусь...". "Ты был в тылу. Кто видел тебя на фронте? Там вашего брата нет, и никто вас там не видел, хотят ***
      Халкин - полковник.
      Неподчинение командирам - Карымов.
      Полий - массовая работа.
      Дезертирство, шпионаж, многие не являются на занятия. Кража рыбы.
      Шатилов.
      Никому (кроме Подойникова) ничего не давать. Пропажа дневника на тактике, случай с таблицей и карандашом - Замула. Лопатка - Бекасов.
      Тщательно беречь свои вещи (3 линейки, карандаши пропавшие и проч.)
      Стараться сдерживаться при выкриках Панова. На выкрики Костенко не обращать внимания, точно его совсем не существует. С Малометкиным избегать споров.
      На занятиях в строю и вообще, где бы то ни было, прекратить грызть семечки.
      Лейтенанту не отвечать на придирки, а поговорить с ним отдельно.
      Не глядя ни на кого, приносить с собой все - скатку, лопату, противогаз.
      Систематизировать свои действия, не распыляться в работе по мелочам.
      Натренироваться в наводке прицела и корректировке огня (Подойников и пр.)
      07.06.1943
      Вчера написал и опустил в ящик два письма - маме (в Среднюю Азию) и Магнитогорск.
      Сейчас в поле после стрельбищ. Все ушли обедать, а я остался ждать машину.
      Тринадцатого будет шесть месяцев моего нахождения в тылу. Командир взвода у нас теперь старший лейтенант Захаров. Написал письмо в Карпенский госпиталь. Пишу письмо папе.
      Мне идет смена - прервусь.
      12.06.1943
      Под выходной. В карауле.
      С курсантами имел целый ряд столкновений. Анищенко - помкомвзвод. Ничего себе парень, но со мной не ладит, любит делать мне замечания, назначать посыльным и прочее. Он младший сержант, но решил, что он самый высокий начальник среди прочих курсантов.
      Подойникова я всегда уважал, да и он тоже относился ко мне с уважением. Но когда я попал к нему в расчет, поведение его резко изменилось. Он кричит и, я думаю, не уважает меня ни на йоту. А жаль, очень жаль, его мнением я дорожил.
      24.06.1943
      От папы получил уже девять писем. Послал сегодня ему еще одно письмо я много пишу. От мамы, родных и знакомых до сих пор ответов нет.
      Позавчера исполнилось два года войны нашей страны с фашистской Германией. День этот ничем особенным не выдавался над остальными. Даже еда была повседневная: суп с галушками, тюлька, суп с рисовой кашей и колбасой.
      Вечером было партсобрание. Присутствовал ответственный секретарь партбюро капитан Захаров. Он выступил с докладом о роли партийной организации роты в боевом и политическом воспитании курсантов. Много ругал Малометкина и Беловсета за нарушения воинской дисциплины, Баерстанова и Пташкина за неуспеваемость.
      28.06.1943
      Вчера был концерт. Я выступал со своими стихами. Читал "Глаза большие, синие", "Девушкам". Третье не разрешили читать - кто-то, откуда-то посторонний приказал капитану. После концерта я спросил подполковника, в чем причина запрета на третий стих. Он ответил что "оно вульгарно, в нем отсутствуют рифмы". Насчет первого я еще могу согласиться, но насчет второго мог бы поспорить.
      На концерт я предложил пойти хозяйке, но навязалась Дора, эта домашняя проститутка. Неудобно было отказать, пришлось взять и ее с собой.
      02.07.1943
      Кино. В клубе. О Сталинграде. День, по сравнению с другими, прошел у меня неплохо.
      Знания у меня без плана и порядка уложились в голове, образовав там такой сумбур, усугубленный, кроме того, какой-то скрытой болезнью парализующей мой мозг, что только привычка моя и потребность оставлять все на бумаге, быть может, дадут мне возможность, вернувшись к этому когда-то потом, вспомнить и понять сегодняшнее, страшное и непонятное.
      ХХ.07.1943
      *** на партсобрании говорили обо мне. Началось с выступления капитана Клименко, и за ним всех, под одну с ним, заводилой, дудочку. Малометкин особенно. В своем выступлении он бил себя в грудь и кричал (вслед за похвалой капитана) - я исправился! В то же время он предательски говорил о своем друге "этого ничем не исправишь, на него ничего не действует (о Костенко), этот никак не реагирует..." и закончил мною.
      Было неловко слушать и то, как капитан Клименко и все партсобрание, так безответственно отнеслось к его восклику: "Гельфандом нужно закончить!"
      И это сказал не кто-либо, а Малометкин, тот, который сидел на ротной гауптвахте, тот, который, после того как его выпустили, попал на городскую гауптвахту, а придя оттуда, заслужил новую, ротную; о котором говорят на всех партсобраниях как о самом первом нарушителе дисциплины, который, несмотря на свое хвастовство и вранье перед членами партии насчет улучшения своего поведения - сегодня не явился на проверку, зарядку, политподготовку. И придя, наконец, после завтрака на огневую - спал, потом ел абрикосы. На тактике, во время занятий лег в окоп и до окончания их проспал, игнорируя преподавателя старшего лейтенанта Губарца, за что получил предупреждение. Винтовки он, как правило, не носит. И этот человек был удостоен права так нагло заявить обо мне собранию. Не знаю, что уж дальше можно сказать. А ведь это пример не единичный.
      08.07.1943
      Весь день сдерживался. Все курсанты, которым приходится вести занятия по тактике, уже по привычке при разборе называют мою фамилию. Только Подойников вчера не затрагивал меня ни одним словом. Занятия прошли вчера неплохо, но Замула, который был назначен командиром расчета, установил миномет совсем в противоположную сторону от противника. И вел стрельбу, отлично зная, где находится "противник".
      Сегодня на уроке Малометкин спал. Из-за него подняли на ноги взвод. Спал Замула, спал Анищенко. Вторично его вместе с Чухлебовым из третьего взвода заставили выйти на середину и его строго отчитывал преподаватель бронетанковых войск майор Авденин.
      Только что получил два наряда вне очереди. Опять незаслуженно. Еще когда мы становились в строй и была отдана команда: "Равняйсь!", Замула стал дергать за мою сумку руками. Я сказал ему: ведь ты не маленький, понимаешь, что из этого может получиться неприятность. Он прекратил, но когда мы двинулись - подставил мне ножку. На вторичное предупреждение он не реагировал и вновь пытался подставить мне ножку, но, когда он подсунул свою ногу за мою, я неожиданно подсек и он упал на руки; вскочив, стал драться. Помкомвзвод сделал ему замечание и направил нас докладывать к командиру взвода. Замула доложил: "Помкомвзвод послал меня доложить, что я ударил Гельфанда".
      Два наряда вне очереди обоим - отрезал ст. лейтенант Захаров, и не дал мне даже рассказать, как что было и почему произошло.
      Придя в строй, Замула хвалился, что ему десять суток ареста дали и мне тоже. Затем перешел на пять, а потом только признался что два наряда - весь подвиг его оказался незначительным. Он еще стал говорить, что вел себя мужественно когда получал наряд и даже обрадовался этому, а я, дескать, испугался, растерялся и струсил. Дурак.
      25.08.1943
      Вчера сдавал последний экзамен - огневую. Ответил, против ожидания, на все вопросы. Лишь дополнительно заданные о ШУ и КУ спутали меня. Получил "хорошо". Теперь у меня такие оценки:
      Политика - отлично
      Тактика - отлично
      Топография - отлично
      Танко-истребительное дело - отлично
      Артиллерия - отлично
      Уставы - отлично
      Химия - хорошо
      Огневая - хорошо
      Связь - хорошо
      Строевая - хорошо
      Военно-инженерное дело - хорошо
      Физподготовка - хорошо
      Испытания кончились; я - офицер! На испытаниях присутствовал капитан Клименко - командир нашей роты, старший лейтенант Захаров - командир взвода, и майор Козлов - преподаватель огневой.
      Вчера от Советского информбюро поступило радостное сообщение о взятии Харькова нашими войсками. В боях под Харьковом сражалась и моя дивизия 15-ая гвардейская, в которой я пребывал до госпиталя около шести месяцев. Жаль только, адреса ее не знаю, а то бы написал письмо туда.
      От тети Ани было позавчера письмо. От дяди Левы - сегодня. Он чудаковат немного. Когда ему написал, что капитан не отдает письма пока я не научусь строевому шагу, он (дядя Лева) решил, что то - его письмо, и написал специально капитану Клименко чтобы тот возвратил письмо, ибо "письмами не шутят". А письмо он мне возвратил на пятый день.
      Сегодня получил форму. Не знаю, даст ли мне капитан сапоги. Боюсь, не даст. Он вообще не любит меня.
      29.08.1943
      Крюково, Ростовской области.
      26 числа после зачтения приказа получил звание младшего лейтенанта. Теперь ношу звездочки на погонах. Как-то странно и непривычно: "Товарищ младший лейтенант" - это немного смущает, я не привык еще к этому званию.
      Когда меня одевали, старшина сказал выдать мне ботинки. Я отказался получать их и, когда пришел командир роты, я обратился к нему с просьбой выдать мне сапоги (он обещал раньше). Но теперь он и знать ничего не хотел об этом - "Сапог ты не получишь!" - отрезал категорически. Когда я стал настаивать - пригрозил револьвером, обругал хорошо при курсантах и приказал замолчать.
      Я отказался от ботинок и стал требовать только обмотки. Обмоток мне не давали. И я, несмотря на то, что был в наряде, остался ждать окончания выдачи обмундирования, чтобы все-таки добиться своего. О сапогах я уже и помышлять перестал.
      Пришел полковник и сразу обратил внимание на мой вид. Я объяснил ему все. Он, записав по памяти мою фамилию, распорядился выдать мне сапоги. Однако, как только полковник Шапкин ушел, они вновь принялись издеваться надо мной. Выдали 46 номер сапог, в то время как мне нужен был 43. После долгих споров и пререканий удалось получить 42.
      Победив там и отобедав, я отправился в строевую часть исполнять обязанности связного. Там делать было нечего и я попросил майора помогать ему в сортировке личных дел курсантов (для отсылки на присвоение звания).
      Все личные дела взвода были в моих руках, в том числе и мое. В моем листке поощрений и взысканий не было ни того и ни другого. Даже благодарность полковника приказом по курсам, не была внесена в мое личное дело. В партхарактеристике было, однако, написано, что имел я предупреждение на партсобрании за пререкания с командиром взвода. В остальном ничего плохого в моем личном деле нет, как говорится, "за исключением пустяка".
      На другой день после того как нас обмундировали, мы были собраны для отправки с курсов. Некоторые из нас по приказу направлялись в часть, в число этих попал и Подойников Миша и Левицкий. Я в числе почти всего нашего взвода, к великому сожалению своему попал в резерв. Теперь опять нас гонять будут.