6

К середине следующего дня они благополучно обогнули Карлайль, не встретив представителей ни одной из воюющих сторон, и углубились в графство Камберленд. Кэтрин много раз бывала в Лондоне раньше, но всегда путешествовала более восточным маршрутом: либо морем из Инвернесса, либо наземным путем, через Эдинбург и Ньюкасл. В Англии она никогда не бывала западнее Бата,[15] поэтому ее до глубины души поразила несравненная красота Озерного края.[16] Ей нелегко было в этом признаться даже самой себе (разумеется, не Бэрку!), но Озерный край ни в чем не уступал ее обожаемому Нагорью. Разумеется, он был не столь суров и неприступен, но все же дикая красота горных озер и накисающих над ними каменных утесов, сумрачных долин, усеянных валунами, и открытых всем ветрам вересковых пустошей вызвал отклик в ее душе. Она всегда питала слабость к мрачным и грозным пейзажам. Оставалось только сожалеть, что все это великолепие находится на английской земле.

Мысли о событиях вчерашнего вечера посещали ее время от времени, но Кэтрин сама поражалась тому, как мало они ее затронули. Казалось бы, вчерашнее столкновение с трактирщиком должно было вызвать у нее в памяти целый поток невыносимо болезненных воспоминаний, но этого почему-то не случилось. Самым ярким из ее впечатлений было вовсе не внезапное пробуждение среди ночи, когда мужская рука зажала ей рот, а хриплый, задыхающийся голос прошептал в ухо: «Не бойся, милочка, Джонас тебя не обидит!» Нет, живее всего ей вспоминалось, как она потом лежала в крепких объятиях майора Бэрка, ощущая его дыхание в своих волосах, его надежные руки, его сердце, сильно бьющееся под ее ладонью. Никогда в жизни ей не было так хорошо и спокойно.

«Спокойно»? Что за нелепая мысль! Кэтрин поспешила выбросить ее из головы. Неужели всего за одну ночь она успела превратиться в глупую гусыню? Однако воспоминание, пришедшее на смену, расстроило ее еще больше. Увы, оно тоже было связано с Бэрком! Она вспомнила, как он выглядел прошлой ночью в лунном свете: словно разгневанный Ахилл из греческого мифа, неистовый и непобедимый. Его тело как будто светилось в неземном серебристом свете, голубоватые тени рельефно обозначали псе выпуклости и впадины, образованные хорошо развитыми мышцами груди, живота и длинных стройных ног. Какая мощь исходила от ее обнаженного тела. Ее сердце воспряло, как только она его увидела.

Кэтрин вздрогнула, сама не зная почему. Ей хватило внутренней честности признать, что нагота Бэрка не вызвала у нее отвращения. Это само по себе казалось непостижимым: ведь до сих пор весь ее опыт общения с мужчинами сводился лишь к одному – давать отпор насильственным и скотским приставаниям. Она думала, что так будет продолжаться всегда. Теперь пришлось признать, что существует и другая возможность. Все ее чувства были безнадежно запутаны. В каком-то потаенном уголке ее души пробуждалось робкое и радостное волнение, но мысль о том, что англичанин – да не какой-то там, а именно этот англичанин – может вызвать у нее иные чувства, кроме отвращения, приводила ее в ужас. Нет-нет, это совершенно невозможно! Лучше об этом не думать.

Кэтрин решила в это утро обновить одно из купленных ей Бэрком платьев. Льняное платье цвета ржавчины было искусно украшено рисунком в виде белых и синих цветов, а открытый вырез щедро отделан белым кружевом. Вытащив шелковую ленточку из ворота порванной вчера сорочки, девушка завязала ею заплетенные косами волосы в некое подобие свободного узла на затылке. Конечно, шпильки были бы лучше, но приходилось довольствоваться тем, что нашлось под рукой. Взгляд, брошенный ею перед отъездом в волнистое старое зеркало, одновременно обрадовал и встревожил ее. Она показалась сама себе свежей, как роза, и чистенькой, как обточенный морем камешек. Именно так ей хотелось бы выглядеть, находясь дома в полной безопасности или отправляясь, к примеру, на прогулку вместе с матерью. Увы, совсем не так надо было бы выглядеть сегодня! Но что же ей оставалось делать? Не надевать же еще раз «костюм шлюхи»! Бэрк не допустил бы этого. Он, наверное, разорвал бы это платье в клочки и сжег бы его, если бы увидел его на ней еще раз. Судя по тому, как он вытаращился на нее этим утром, ее вид ему понравился. Он даже пробормотал что-то одобрительное (она не разобрала, что именно) по поводу ее волос, и его восхищенный взгляд выбил ее из колеи. Она вовсе не должна искать одобрения майора, напомнила себе Кэтрин, наоборот, ей следует добиваться его неодобрения. Что ж, хотя у нее нет возможности нарядиться шлюхой, никто не помешает ей разыгрывать из себя таковую.

Она оглянулась через плечо. Бэрк изменил порядок следования: теперь он ехал в четырех шагах позади и чуть слева от нее. Чтобы легче было на нее пялиться, с досадой подумала Кэтрин. Он все утро только этим и занимался, действуя ей на нервы. Сначала она пыталась не обращать па него внимания, потом нарочно уставилась прямо ему в глаза, чтобы его смутить. Напрасный труд! Этот человек был начисто лишен стыда. Он просто улыбался в ответ своей ленивой и нахальной улыбкой, глядя на нее в упор, пока она сама не отвернулась, краснея от смущения, потому что видела в его глазах нечто такое, для чего даже не могла подобрать названия. Вернее смогла бы, если бы постаралась, но ей вообще больше не хотелось занимать голову мыслями о майоре Бэрке.

И все же этим утром он показался ей настоящим красавцем. Не стал надевать мундир («Военная форма слишком сильно разжигает страсти, Кэт, – пояснил он. – Все сразу бросаются тебе на выручку») и вместо этого нарядился в охотничью куртку из оленьей кожи поверх белой батистовой рубашки и в черные панталоны. Ей казалось, что выглядеть более мужественно, чем Бэрк в своем мундире, просто невозможно, но теперь она вынуждена была признать, что ошибалась. Хорошо еще, думала Кэтрин, что на нее такие легкомысленные мелочи, как мужская красота, совершенно не действуют, по крайней мере, когда речь идет об англичанах. В противном случае майор Бэрк мог бы, пожалуй, вскружить ей голову.

Они ехали по высокой и узкой горной дороге вдоль гряды утесов, со всех сторон обступивших лощину, на дне которой тускло, как слюда, поблескивало круглое, заполненное чернильно-черной водой озерцо. От дороги по направлению к озеру ответвлялась едва заметная овечья тропка. Внезапно Бэрк направил лошадей по этой тропке прямо в лощину. Кэтрин не могла понять, что им тут делать, но он остановился и, сняв с вьючной лошади один из узлов, развернул его на плоском камне.

– Проголодалась?

Бэрк протянул руки, чтобы помочь ей спешиться, но она решительно спрыгнула с седла прежде, чем он успел к ней прикоснуться.

– До смерти! – ответила Кэтрин, подходя поближе и с жадным интересом разглядывая содержимое узелка. – Мясной рулет! Где вы его взяли? И сыр, и яблоки… Бэрк, но это же замечательно!

– Ну вот, – довольно заметил он в ответ, – наконец-то я нашел способ вызвать у тебя улыбку.

Пропустив это замечание мимо ушей, она принялась делить еду на две порции.

– Хотите съесть яблоки прямо сейчас или позже? Ой, тут еще и фруктовый пирог! Какой вкусный! Я свой оставлю на потом. Почему бы вам не сесть?

Он не последовал ее совету, и тогда Кэтрин наконец повернулась к нему лицом, уперев руки в боки и укоризненно качая головой. Его назойливый взгляд вынудил ее потерять терпение.

– Вот уж не думала, что вы просто хотите заставить меня улыбнуться, майор Бэрк, – огрызнулась она. – Если так, то вы выбрали странный способ добиться цели, и неудивительно, что мясному рулету больше повезло!

Нет-нет, опять она взяла неверный тон, это было совсем не то, что сказала бы в подобных обстоятельствах Кэтти Леннокс. Но Бэрк так заразительно расхохотался в ответ, что Кэтрин вскоре оставила всякие попытки выглядеть рассерженной и рассмеялась вместе с ним. Собственные слова вдруг показались ей безумно смешными. Отсмеявшись и усевшись наконец за завтрак, оба почувствовали, что примирились друг с другом впервые за все утро.

Наевшись, Бэрк прислонился спиной к скале и принялся аппетитно хрустеть яблоком.

– Стало быть, ты из Эдинбурга, – с полным ртом проговорил он.

– Что?

Он проглотил и повторил вопрос.

– Да, – ответила она, ничуть не встревожившись.

Поднялся свежий ветерок. Он понемногу разогнал утренние облака, и в черной ряби на поверхности озера отразились островки синевы.

– Ты была там, когда принц Чарли вторгся в город?

– «Вторгся?» Ха! – презрительно откликнулась Кэтрин. – Скажите уж «вошел». Никто не стал с ним драться.

– Неужели? Я слышал, были грабежи.

– Вот уж нет! – горячо возразила она. – Шотландские полки вымуштрованы так, что солдаты отказывались даже от бесплатной выпивки, когда горожане их угощали.

– Да что ты говоришь!

– А вот представьте себе. А после битвы при Престонпанзе[17] принц распорядился, чтобы раненым англичанам была оказана такая же помощь, как и его собственным солдатам…

Кэтрин вдруг опомнилась.

– Я… я в политике не разбираюсь, – запоздало прибавила она, – я же вам уже говорила, но думаю, нельзя отрицать, что армия повстанцев проявила доблесть. Сама я, конечно, судить об этом не могу, но так мне рассказывали. Наверное, вам лучше знать.

Бэрк усмехнулся.

– Интересно, почему он все время передвигается пешком? Просто какой-то вечный пешеход!

Кэтрин вспыхнула, но удержалась от ответа.

– К тому же не могу сказать, что я в восторге от его ума, Кэт, – как ни в чем не бывало продолжал Бэрк. – Ему давно уже следовало понять, что его затея обречена на провал. У него слишком мало почвы под ногами. Мало кто из местных лордов его поддержал, да и те скорее из чувства долга и чести, из жажды приключений…

– Чувство долга и чести! Конечно, англичане в большинстве своем этого не понимают! – перебила его задетая за живое Кэтрин.

– Но многих принудили силой, – продолжал он, ничуть не смущаясь, – к примеру, в Атолле, где спалили дома вместе с жителями.

– Это ложь! – вскричала она в негодовании.

– Нет, Кэт, это не ложь, – тихо возразил Бэрк.

Голубизна неба отразилась в его глазах, высвечивая горечь, какой она никогда не видала раньше.

– Думаешь, на одной стороне воюют только хорошие, а на другой только плохие? Так не бывает, милая. Просто солдаты убивают друг друга, и чем дольше они дерутся, тем непонятнее – за что именно.

Кэтрин была поражена его тоном.

– Но вы же воюете! И убиваете, надо полагать.

Что-то странное промелькнуло во взгляде Бэрка.

– Это верно, мне приходилось убивать. Я сотни раз видел, как люди умирают. Было время, когда меня увлекал азарт боя, необходимость рисковать жизнью, меряясь силами с противником… Но оно давно миновало. Как ни банально это звучит, я устал воевать.

Кэтрин вовсе не казалось, что это звучит банально. Она тоже видела, как убивают, и раз увиденного ей с лихвой хватило на всю жизнь. Больше она не хотела видеть смерть. Никогда. Она ждала, что Бэрк еще что-то скажет, но его внезапная исповедь на этом закончилась.

– Но как можно хранить верность королю, который даже не умеет говорить по-английски? – спросила она наконец.

– Ты его путаешь с его отцом, – улыбнулся майор. – Насколько мне известно, Георг II изучает английский.

– Но… он же немец. – В ее устах это слово прозвучало как окончательный приговор, включающий в себя все то, что ее не устраивало в правящем монархе. – Он даже не англичанин.

– Погоди, Кэт, – возразил Бэрк, – уж если на то пошло, Стюарты тоже не англичане. Они наполовину французы, наполовину шотландцы. В них нет ничего английского.

Кэтрин торжествующе усмехнулась.

– Верно, но тем-то они и хороши, что в них есть шотландская кровь!

Она решила, что не стоит даже и пытаться делать вид, будто наследственные права Стюартов ее совершенно не интересуют: ей ни за что не удалось бы последовательно выдержать эту роль. Нет, лучше притвориться, что она – истинная дочь Шотландского нагорья, наделенная всеми местными предрассудками и болезненной обидчивостью, но все-таки не лазутчица якобитов.

Несколько мгновений Бэрк наблюдал за нею в полном молчании, потом покачал головой и встал, потягиваясь.

– Пошевеливайся, женщина, а не то не добраться нам засветло до Уиндермира.

Они под уздцы провели лошадей по узкой тропке обратно к дороге, а там Кэтрин позволила Бэрку подсадить себя в седло. Она почувствовала, что его пальцы сжали ее лодыжку куда горячей, чем в первый раз, и он бросил на нее взгляд, который можно было назвать каким угодно, но только не равнодушным. Казалось, он видит ее в новом свете, но она, хоть убей, не могла понять, в чем тут дело, и твердо знала лишь одно: в таком свете ей не хотелось предстать перед ним.

– Расскажи мне еще немного о себе, Кэт, – миролюбиво предложил он после долгого молчания.

Они огибали какие-то каменные руины, заросшие куманикой и ползучими розами. Показалось солнце, под его лучами пожухлая трава на склонах зазеленела, как изумруд. Луговые птички, трепеща крылышками, перепархивали с куста на куст.

– Нет, майор, уж лучше вы мне расскажите что-нибудь о себе. Обо мне вы уже довольно наслышаны, не так ли? Да разве мою жизнь можно сравнить с жизнью военного? Вы небось и за границей бывали не раз. Вот и расскажите мне обо всяких незнакомых местах.

– Ты меня не проведешь, Кэт. Я вижу тебя насквозь.

– Понятия не имею, о чем вы толкуете. Вот скажите: вы и вправду герцог?

Он засмеялся.

– Нет, всего лишь виконт.

Она вытянула губы трубочкой:

– Виконт! Подумать только! Это считается выше графа?

– Нет, но мне предстоит унаследовать графский титул после смерти отца.

– А ваш папаша, стало быть, все-таки граф?

Бэрк кивнул.

– Как здорово! А как надо обращаться к графу? Как его величать?

– Ну, если речь о моем отце, то он – граф Ротбери.

– А сами вы, значит, виконт Ротбери?

– Нет, я виконт Холистоун.

Кэтрин кокетливо тряхнула головкой.

– Так как же мне вас величать? Сэр или милорд, или…

– Ваше Королевское Высочество вполне подойдет.

– Вы шутите. Как, должно быть, здорово быть богатым и иметь титул!

В ее голосе прозвучала грусть, смешанная с легкой завистью.

– В этом есть свои преимущества.

– Но зачем вы пошли служить в армию? Почему бы не жить в свое удовольствие в собственном поместье?

– Для разнообразия. Моя душа жаждала приключений, и мне вовсе не хотелось заниматься политикой, как того желал мой отец. И уж тем более мне не доставляло удовольствия шататься по гостиным, отражая атаки бойких мамаш с дочками на выданье.

– А почему нет? Мне кажется, это довольно забавно.

– Нет-нет, это смертная тоска. К тому же я думал: а ну, как одна из них мне и вправду понравится? Тогда мне пришлось бы на ней жениться!

Его надменные брови сошлись с выражением величайшего отвращения.

Кэтрин засмеялась.

– Это так ужасно?

– Чудовищно. Конец всему. Видишь ли, Кэт, в романах обычно пишут: «И жили они долго и счастливо». А знаешь, почему? Авторы просто не могут придумать, что бы такое интересное могло приключиться с героями после того, как они сунут шею в брачную петлю.

– Не могу с вами согласиться, – сказала Кэтрин после минутного раздумья. – Мне кажется, нет на свете ничего более увлекательного, чем попытаться прожить долгую и счастливую жизнь с тем, кого любишь.