Челюсть: охотник на тропе (5)

В агентстве по продаже недвижимости «Марианна» вряд ли когда-то принимали столь специфических клиентов. Четверо рослых мужчин вошли в помещение, которое моментально стало маленьким и тесным. Компьютеры стали гудеть тише, а лица сотрудников стали напряженнее. Отставной военный в камуфляжной форме с табличкой на груди «Охрана» пораскинул мозгами и предпочел заняться разгадыванием кроссворда.

Челюсть вошел пятым, определил взглядом главного среди притихших риелторов — это была худощавая брюнетка лет сорока — и сел перед ней. Женщина, чуя сердцем то ли большие прибыли, то ли еще большие неприятности, нервно улыбнулась.

— Я вас слушаю... — сказала она. — Что мы можем для вас сделать?

— Вы можете рассказать мне вот про эту квартиру, — сказал Челюсть и положил на стол бумажку с адресом.

— Вас интересует цена?

— Меня интересует, кто именно ее продает и кто сейчас имеет ключи от этой квартиры...

Просьба была не совсем обычной, однако женщина не стала об этом говорить, помня о наличии в офисе четверых здоровяков, которые вели себя так, будто пришли не покупать квартиру, а захватывать саму контору «Марианна».

— Что же... — Женщина взялась за «мышь» и вывела на экран компьютера нужный файл. — Эта квартира... А-а-а...

— Что «а-а-а»? — Челюсть начал нервничать.

— Эту квартиру Монин продает.

— Кто?

— Паша Монин. Парамоныч...

Четверо мужчин, стоявших по разным углам офиса, мгновенно повернулись к брюнетке, и та не на шутку испугалась, подумав, что ляпнула что-то опасное для собственного здоровья.

— Еще раз, — попросил Челюсть. — Может, мне послышалось... Кто продает эту квартиру?

— Монин. Паша.

— А кличка у него...

— Парамоныч. Он, что называется, независимый агент, но регистрируется он через нашу контору, чтобы спокойнее было клиентам, и вообще...

— Плевать на клиентов, — сказал Челюсть. — Почему?

— Что «почему»?

— Кличка у него такая почему? Он же не Парамонов, не... Или это из-за отчества?

— Парамоныч и Парамоныч, — пожала плечами брюнетка. — Павел Рэмович Монин, П. Р. Монин. Он же Парамоныч... А на что он вам сдался?

— Он нам пока еще не сдался, — ухмыльнулся Челюсть, чувствуя, как уверенность возвращается к нему. — Но на его месте... Так, сделаем вот что. Дайте мне адрес Павла Рэмовича... И еще распечатайте мне адреса всех квартир, которые он сейчас продает.

— Но это конфиденциальная информация...

— Я знаю. Если бы об этом кричали на каждом углу, я бы сюда не зашел. И действительно конфиденциальная информация — это то, что мы здесь были, и то, о чем мы здесь разговаривали. Это понятно?

Вместо ответа из принтера со стрекотанием пополз лист с распечаткой.

— Это понятно, — с удовлетворением произнес Челюсть. Выйдя из офиса, он заметил, что туман рассеивается, и понял, что сегодняшний день все же не пройдет безрезультатно...

Между тем Парамоныч, распрощавшись с Борисом и приехавшей за ним делегацией из «Интерспектра», поднялся к себе в квартиру и обнаружил на автоответчике звонок от соседей второй квартиры, которая была вписана в романовские письма. Парамоныч перезвонил и выслушал рассказ об имевшем место вторжении неизвестных вооруженных людей в масках. Парамоныч сопоставил события по времени и понял, что вторжение произошло в тот момент, когда он в компании Романова и Дарчиева стоял возле гаража, курил и принюхивался к подозрительному седому москвичу. То есть вел себя довольно беззаботно.

— Повезло, — сказал сам себе Парамоныч и решил в ближайшее время в районе той квартиры не показываться.

Затем он позвонил Олеське и кое-как, пыхтя, путаясь в словах и запинаясь, объяснил, что отца в ближайшее время не будет, потому что у него возникли кое-какие неотложные дела в Москве...

— Я чё-то не пойму, — сказала Олеська. — То он бежит оттуда сломя голову и говорит, что там опасно... А то он туда обратно едет, причем даже слова мне не сказав. Хотя это как раз и неудивительно... В чем дело-то, дядя Паша?

— Ситуация несколько изменилась, — многозначительно объявил Парамоныч.

— И что это значит?

— Ну... — Парамоныч представил себе тринадцатилетнюю девчонку, оставшуюся в чужом городе, в пустой квартире, без отца, без матери и без какого-либо понимания происходящего. Ему стало жалко Олеську, и ему захотелось ее успокоить. — Короче, нашлись кое-какие люди, которые помогут Борьке вытащить твою маму. Вот они вместе и поехали.

— Какие-то люди... — с сомнением произнесла Олеська. — А они не кинут папу?

— Черт его знает... То есть нет, конечно же, не кинут. Все будет в порядке.

— Хорошо, если так... — нехотя согласилась Олеська. — Побыстрее бы все это закончилось...

Парамоныч не мог с ней не согласиться и пообещал, что к обеду заедет к ней, привезет чего-нибудь поесть. До обеда Парамоныч занимался своими делами, ездил по городу — но, памятуя об утреннем налете, ездил не просто так, а с охотничьим ружьем в багажнике. Он посматривал по сторонам, пытаясь узреть на улицах города чужих людей, но так их и не заметил, после чего пришел к выводу, что налетчики убрались туда, откуда прибыли, то есть в столицу нашей родины.

Но когда в начале третьего Парамоныч приехал на квартиру, где отсиживалась Олеська, и открыл дверь своим ключом, он понял, что ошибался.

Это понимание оказалось очень болезненным.

Борис Романов: сделка (2)

Когда разговоры закончились и Борис залез в машину, он тут же очень хорошо прочувствовал, насколько все изменилось. Борис не просто сидел в машине, он сидел, зажатый плечами двух крепких парней, и это двустороннее давление ежесекундно напоминало ему: «Все, парень, кончилось твое вольное житье... Как там дальше будет — неизвестно, а сейчас: шаг влево, шаг вправо считается за побег, прыжок на месте — провокация...»

А напротив сидела эта женщина и довольно бесцеремонно разглядывала Бориса.

— Что? — не выдержал он.

— Да вот гляжу на человека, из-за которого столько шума...

— Много шума?

— Достаточно.

— Я не хотел. Я хотел тихо и спокойно уйти. Не получилось...

— Бывает, — сочувственно качнула головой женщина. — Борис Игоревич, может быть, мы заедем за вашей дочерью?

— Ее здесь нет, — слишком поспешно, а потому подозрительно ответил Борис. — Я ее отправил... К бабушке.

— Тогда ее уже нашли люди «Рослава», потому что у них есть данные на всех ваших родственников. У нас, естественно, тоже такие данные есть.

— Значит, действительно большой шум...

— Большой. Так что насчет вашей дочери? У нас ей будет безопаснее, чем у этого вашего Парамоныча.

Борис вздрогнул:

— Откуда вы знаете, как его зовут?

— Это знают в «Рославе». К счастью, знают только саму кличку и больше ничего. Если бы они знали больше, Парамоныч не гулял бы так спокойно по Балашихе... Да и вас сейчас с нами не было бы. Вы находились бы совсем в другом месте... Парамоныч — это тот бородач, что строил свирепые рожи из-за вашей спины?

— Без комментариев, — пробормотал Борис.

— Не вздумайте так сказать на пресс-конференции...

— Какой еще пресс-конференции?! — Борис изумленно подался вперед, но тут-то и сказалось двустороннее давление: Борис не смог сдвинуться со своего места. Оставалось только сидеть и слушать. А женщина говорила:

— У вас, Борис, свои проблемы, у нас свои. Вы же понимаете, что мы не благотворительная организация, которая оказывает безвозмездную помощь всем несчастным клеркам, которые крадут триста тысяч долларов и пытаются избежать преследования за это. Мы вам поможем, мы вытащим у «Рослава» вашу жену, мы поможем вам с семьей уехать за границу, но взамен...

— Я помню, — сказал Борис. — Я расскажу вам про свою работу.

— Не только нам.

— Как это?

— Когда мы решим вашу проблему и вытащим Марину из «Рослава», мы займемся нашими собственными проблемами. У нас есть кое-какие требования к руководству «Рослава». И мы выдвинем ультиматум — или они выполняют наши требования, или мы начинаем раскручивать вас, Борис.

— Раскручивать? То есть у меня будут брать интервью, показывать по телевизору, фотографировать для журнальных обложек? — криво усмехнулся Борис.

— Насчет обложек не знаю, а вот насчет всего остального — в точку. Вы выступите на пресс-конференции, где расскажете обо всех противозаконных финансовых операциях, которые проводил «Рослав». Вы расскажете все о «Рославе», что может быть обращено против этой корпорации. Весь негатив, который знаете, — а вы должны знать много...

— Допустим, что я знаю много, — сказал Борис, глядя в пол. — Но ведь после этого... Но ведь... Этого они мне точно не простят! Они могут простить триста штук, они могут забыть про побег... Но если я в открытую вякну против них — тут мне уже ничто не поможет. Они найдут меня за границей, и тогда...

— После того как вы выступите, у них будут другие проблемы.

— Но нельзя же просто так облить дерьмом фирму и смотаться! От меня потребуют фактов, доказательств, а у меня их нет! На меня «Рослав» подаст в суд, и что тогда я буду делать?!

— Вы уедете за границу. И вообще — будем надеяться, что до пресс-конференции дело не дойдет. Мы выдвинем ультиматум, мы дадим понять, что вы у нас, что вы даете информацию...

— И они испугаются? Ха!

— Не «ха», а испугаются, — сказала женщина и обернулась к водителю. — Карабас, почему мы еле тащимся?

Борис услышал эту кличку и снова подумал о том, что эта СБ то же самое, что и другая СБ, и что это не больше чем две враждующие банды, оттого они и носят клички вместо имен.

— Давай побыстрее! — скомандовала женщина.

Водитель стал оправдываться:

— Я думал, может, мы перекусить остановимся...

— Остановимся дома, — резко оборвала его женщина. — Жми давай, чтоб не меньше сотни до самой Москвы...

Под ворчание водителя машина стала разгоняться. Женщина больше ни о чем не разговаривала с Борисом, и он стал проваливаться в дремоту. До Москвы он трижды просыпался, вздрагивал, оглядывался по сторонам, обнаруживал себя зажатым все в тех же тисках, видел перед собой все те же внимательные глаза женщины, возглавлявшей эту банду... И снова засыпал.

Потом он проснулся в четвертый раз, увидел слева парк, справа жилые массивы и понял, что они уже в Измайлове. Больше он уже не засыпал.

— И когда мы будем все это делать? — проговорил Борис, обращаясь к женщине, которая все так же сидела напротив, сосредоточенная, погруженная в какие-то свои мысли. — Вот этот обмен, ультиматум... Когда?

— Скоро. Сегодня Драчиев передаст руководству «Рослава» ваше предложение о встрече...

— Дарчиев тоже работает на вас?

— Нет. Как он утверждает, он просто пытается помочь вам, Борис. Сначала он помог нам найти вас, теперь вот устраивает встречу... Мне кажется, он увлекся, — женщина улыбнулась краем рта. — Это же все так затягивает — заговоры, засады, интриги. Особенно если тебя вот-вот снимут с руководства отдела, заняться тебе нечем... Впрочем, возможно, у него есть другая причина делать гадости корпорации «Рослав». Личная причина.

Борис хотел спросить, что же это за личная причина (и подумал про себя: «Надо же, какие информированные, сволочи, я с Дарчиевым сколько лет знаком, ни о каких личных причинах не догадываюсь, а эти все знают...»), но тут машина остановилась, и водитель по прозвищу Карабас сказал:

— Все, приехали...

Это был дворик стандартного панельного дома, и Борис не сразу понял, куда это они приехали и зачем они сюда приехали.

— Ключи у кого? — посмотрела женщина на тех двоих парней, что давили с двух сторон на Бориса.

— У меня, — сказал тот, что слева.

— И у меня, — сказал тот, что справа.

— Вообще-то и у меня есть от этой квартиры, — не отстал от остальных Карабас.

— Отлично, — подвела итог женщина. — Выходим. Дровосек, проверь территорию...

Борису полегчало — парень справа вылез из машины, потянулся и неторопливо направился к подъезду, поглядывая по сторонам.

— Монгол, — сказала женщина, — выводи товарища из машины...

Парень по кличке Монгол слегка двинул Бориса плечом, Романов спрыгнул на асфальт и тут же почувствовал на своем локте хваткое прикосновение Монгола.

— Без резких движений, — прошептал он. — Просто стоим и ждем...

Они стояли и ждали, а женщина повернулась к водителю и сказала:

— Карабас, выходи из машины.

— А я-то зачем?

— Выходи.

— Ну ладно...

— Борис Игоревич...

— Да?

— Садитесь в машину.

Удивился не только Борис, удивился придерживавший его за локоть Монгол, удивился только что выбравшийся из «уазика» Карабас, и даже Дровосек, красовавшийся у подъезда, обернулся, почуяв неладное.

— Зачем ему снова садиться в машину? — спросил Монгол.

— Отпусти его, пусть садится...

— Но...

Борис растерянно уставился на пистолетный ствол, который внезапно возник в руке этой странной женщины. Она целилась в точку посредине между Монголом и Дровосеком, так что оба они предпочли резких движений не делать.

— Отпусти его, — попросила женщина, и Борис почувствовал, как пальцы на его локте разжались. Борис недоуменно хмыкнул и полез в «уазик», стараясь держаться подальше от пистолетного ствола.

— Эй, что за дела? — крикнул Дровосек, а Карабас просто стоял, раскрыв рот.

— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — спокойно сказал Монгол.

— Тут ты не волнуйся, — сказала женщина. — Теперь все отойдите от машины на десять шагов.

— Ради бога, — сказал Монгол и отошел, а напуганный Карабас отбежал даже не на десять шагов, а на двадцать по крайней мере.

Женщина перелезла на переднее сиденье, включила зажигание и, управляясь одной рукой, вывела машину со двора, после чего выжала педаль газа до отказа.

Борис вытер неожиданно выступивший на висках пот и покачал головой: он ничего не понимал в той игре, в которую ввязался. Впрочем, кажется, теперь он был такой не один: оставшиеся во дворе трое мужчин имели весьма удивленные и озадаченные лица.

И только женщина за рулем «уазика» крепко знала свое дело, гоня машину с собой и Борисом Романовым в одном ей известном направлении.

Дарчиев: посредник

Лицо генерала Стрыгина напоминало Дарчиеву модель из школьного кабинета анатомии, ту модель, где показаны все лицевые мышцы, где все функционально, жутко и совершенно нечеловечески. А еще у Стрыгина были глаза, и сейчас эти глаза неласково смотрели на Дарчиева.

— Я всегда удивлялся, — медленно произнес генерал, — что такие, как ты, доживают до совершеннолетия. И живут дальше. Мне кажется, вас должны убивать в детстве, как только выясняется это ваше отклонение от нормы... Причем убивать должны ваши же собственные родители.

Дарчиев видел генерала раз десять, но лишь дважды видел его так близко и разговаривал с ним. Сейчас был третий раз, четыре года спустя после первого, и Дарчиев увидел абсолютно то же самое, ни на день не состарившееся лицо, с теми же самыми холодными кристаллами зрачков, тот же самый лоб, за напряженными морщинами которого шла безостановочная дьявольская работа... Дарчиев предпочел бы никогда не видеть этого человека, который из своего глубокого подземелья старался влиять на многое и на многих. Однако у Дарчиева было дело.

— И все это тем более отвратительно, — продолжал говорить Стрыгин, — что тебе уже не двадцать и не тридцать. Любая страсть в преклонном возрасте омерзительна, но твоя — в особенности...

У Дарчиева на языке вертелось: «А страсть к власти — тоже? Ну тогда посмотрись в зеркало...» Однако инстинкт самосохранения посоветовал Дарчиеву оставить иронию при себе, чем глубже, тем лучше.

— А мне омерзительно чувствовать себя твоим покровителем... Хотя все имеет границы, и ты должен понимать, что после побега Романова я не могу оставить тебя руководить отделом. Ты хреновый руководитель, и это уже ни у кого не вызывает сомнений. Но тебе подберут должность, достойную и по деньгам, и по положению. Так что твое самолюбие не пострадает. Но ради бога! — Генерал вдруг повысил голос, и Дарчиев, вздрогнув, поднял глаза. — Ради бога, оставь моего сына в покое! Ты слышишь?

Дарчиеву понадобилось некоторое время, чтобы сориентироваться — настолько сказанное генералом было из другой жизни.

— Стоп, — сказал Дарчиев. — При чем здесь это? Что значит — оставь в покое? Я, кажется, свое обещание выполняю...

— Тебя видели! — тоном обвинителя на судебном процессе инквизиции произнес Стрыгин. — Тебя видели две недели назад в этом гребаном театре, ты подстерег там моего сына, ты хочешь, чтобы он снова слетел с катушек, чтобы он снова потерял голову! Ты не знаешь, сколько мне стоило сил и денег, чтобы вырвать из него эту заразу, чтобы вылечить его, чтобы сделать его нормальным человеком, нормальным мужиком!

— Проще и дешевле было бы его сразу убить, — не сдержался Дарчиев. — И это была совершенно случайная встреча. Держите его взаперти тогда уж... Хотя мы говорим не о том, о чем следовало бы...

— Что это значит? — насупился генерал.

— Я пришел говорить не про свою должность и не про вашего сына...

— О чем же ты еще можешь говорить?

— О Романове.

— О Романове поздно говорить, потому что ты проворонил...

— Романов связался со мной вчера.

Стрыгин хотел что-то сказать, раскрыл рот, но потом медленно сомкнул губы и просто покачал головой.

— Он прислал мне письмо, — продолжил Дарчиев. — И он хочет заключить сделку.

— Какую еще сделку?

— Ему нужна его жена. В обмен он возвратит часть денег и даст письменные гарантии того, что никогда и нигде не будет разглашать секретную информацию касательно работы в «Рославе».

— А что уж он там такого секретного может знать? — скептически начал генерал, но затем лицо его помрачнело. — Ах да... «Охота на крыс» и все такое прочее... Ну-ну. И сколько денег он готов вернуть?

— Триста тысяч он вернет, а остаток ему понадобится для обустройства за границей. Там то ли пятьдесят, то ли семьдесят тысяч останется...

— Триста тысяч и молчание в обмен на бабу... Нормально. Я должен обсудить это с начальником Службы безопасности. Посиди, сейчас я его вызову.

— Есть еще два условия, — сказал Дарчиев, когда генерал снял трубку внутренней связи. — Романов лично придет на встречу при условии, что там буду присутствовать я, а от Службы безопасности — Сучугов.

— Это заместитель начальника? Толковый парень, толковый, — одобрительно закивал головой генерал. Особенно толково Сучугов проявил себя в деле Васи Задорожного, однако и об этом Дарчиев не стал упоминать вслух, следуя инстинкту самосохранения.

— Так сам Романов захотел? Странно... С чего это он вдруг воспылал доверием к Сучугову?

— Кажется, они как-то беседовали. Сучугов показался Романову порядочным человеком.

— Ну пожалуйста, пожалуйста...

— Встреча должна произойти на открытом людном месте.

— Это уже третье условие, — проявил математическую хватку генерал. — Впрочем... Это пусть Служба безопасности занимается деталями.

Начальник Службы безопасности выслушал Дарчиева и согласился на все детали. Уже наедине со Стрыгиным начальник СБ позволил себе довольно ухмыльнуться.

— Жену привести... Да хоть Аллу Пугачеву, лишь бы сам Романов показался хотя бы на минуту. Больше нам и не надо. Сучугов обеспечит...

Полчаса спустя Сучугов выслушал начальника СБ.

— Хорошо, — сказал он. — Людное место — не помеха. У нас другая проблема.

— Какая? — нахмурился начальник, только что заверивший Стрыгина, что операция пройдет как по маслу.

— У Романова больше нет жены, — сказал Сучугов и кивком головы подтвердил то, о чем подумал начальник Службы безопасности.

Это было за двадцать часов до назначенной встречи с Борисом Романовым.

Дровосек: все под контролем (2)

И вот тогда он решил: "А ну ее на хер! Раз и навсегда! «Ее» подразумевало и персонально Боярыню Морозову, и работу в команде вообще.

Несколько секунд он обалдело смотрел вслед отъезжающей машине, а потом подбежал к Монголу, который — поистине редкий момент — выглядел растерянным.

— Это, блин, что еще за... Это что еще с ней за загибоны?!

— Наверное, так надо, — подал голос Карабас, но его-то никто не спрашивал, о чем Дровосек тут же и напомнил.

— Ты понимаешь? — продолжал допытываться у Монгола Карабас. — Ты — вот это — понимаешь?! Лично я — ни хера!

— Не буду тебя обманывать, — медленно произнес Монгол. — Но со мной тоже не консультировались. Если тебя утешит — мы оба с тобой в идиотском положении.

— Она сдурела, — сделал единственный возникший в его голове вывод Дровосек. — Она просто рехнулась... Она вытерла об нас ноги. Небось поехала к Шефу хвастаться, что это она все сама провернула! Вот сука! Вот зачем ей и нужна своя команда — чтобы было об кого ноги вытереть, чтобы было на кого все проколы свалить! Если бы она сама по себе пахала, то сваливать было бы не на кого, а тут — как в прошлый раз — если пошло что-то через пень-колоду, то на тебе, Дровосек, по хлебалу! Ты назначаешься сегодня виноватым!

— Как ты много говоришь, — неодобрительно покачал головой Монгол. — И очень громко. А эта квартира у нас считается конспиративной. Какая же это конспирация, если ты стоишь под окнами дома и рассказываешь всем желающим о своих проблемах?

У Дровосека не было сегодня настроения выслушивать поучения от кого бы то ни было, в том числе Монгола.

— А ну вас всех на хер! — с чувством сказал он. — Одна обо всех ноги вытирает, другому, — он покосился на Монгола, — другому это по кайфу, потому что он то ли трахнуть мадам хочет, то ли карьеру делает... Третий...

Про Карабаса он вообще не нашел что сказать, плюнул, сунул руки в карманы куртки и решительным шагом двинулся со двора.

Метров через семь-восемь он остановился, обернулся и сказал, мало заботясь о конспирации:

— Между прочим... Все ломали голову, кто же на нас стучит. А куда вот сейчас Морозова повезла этого гаврика? А вдруг как в «Рослав» прямой дорогой? И отвадят ей там за это кучу бабок, а мы будем ходить как придурки... Вот!

— Ты куда собрался? — Монгол пропустил мимо ушей слова насчет кучи бабок за гаврика и спросил о главном, потому что посетившая Дровосека шиза и вправду могла его завести далеко. Учитывая завтрашний обмен, это было совсем некстати.

— Меня нет! — объявил Дровосек. — Я уехал, так всем и скажи! В Митино уехал, подруга у меня там. Вы меня задол-бали, и я уехал...

Монгол сказал ему в спину что-то успокаивающее и примирительное, однако никакого воздействия эти слова не оказали, и Дровосек скрылся из виду.

— Черт-те что, — сказал Монгол, забираясь в «уазик». Он едва сдерживал обуявшую его злость, но, в отличие от Дровосека, он ее все-таки сдержал.

— Митино, — пожал плечами Карабас. — Далось ему это Митино...

Но поехал Дровосек совсем не в Митино.

Парамоныч: лажа

Он открыл дверь своим ключом и предупредительно крикнул в дверной проем:

— Олеся, это я...

Парамоныч закрыл за собой дверь, разулся и потащил было пакет с продуктами на кухню, но тут навстречу ему вышел коротко стриженный парень в кожаной куртке. «Не местный», — автоматически отметил Парамоныч.

— А это мы, — сказал парень, возникший за спиной Парамоныча. — Проходи, не стесняйся. Чувствуй себя как дома.

— Без проблем, — сказал Парамоныч, отчаянно сожалея об оставленном в машине ружье. — Знаете, ребята, это вообще-то не моя квартира, я ее продаю...

— Мы знаем.

— Так что если есть интерес...

— У нас тут совсем другой интерес, — сказал один из парней. — Ты проходи в комнату, садись...

Парамоныч вздохнул и потащился в комнату, сел на кровать, обняв свой продуктовый набор и настроившись на неприятное развитие событий.

— Где Романов? — спросили его.

— Какой Романов? — прикинулся дурачком Парамоныч. — У меня тут девчонка знакомая жила, это да, а вот Романовых никаких здесь не было...

Парни переглянулись, один из них достал мобильник, набрал номер и пожаловался кому-то далекому:

— Мы тут уже дождались одного... Дурака валяет. Что? А, ну как скажете... А потом? Понятно.

Парамоныч с интересом ждал завершения этого разговора, и парень не замедлил с объявлением результатов:

— Знаешь что? Мне велели из тебя вышибить информацию про Романова...

— Какие вы тут серьезные, — покачал головой Парамоныч. — Чего вышибать-то? Я и так все скажу. Был у меня Романов, просился на квартиру, да только я его не пустил. И он ушел. Куда — не знаю.

После этих слов Парамоныч слетел с кровати, сброшенный ударом ноги в лицо. Лежа на полу, среди высыпавшихся из пакета продуктов, Парамоныч понял, сплевывая кровь из разбитого рта, что эти парни нравятся ему даже меньше, чем он думал вначале.