Глава 31

Это был какой-то совершенно ненасытный мужчина. Эвери проснулась только в полдень. В нормальных условиях она не умела спать днем, но что делать, если всю ночь не дают сомкнуть глаз?

Проснувшись, она обнаружила, что лежит на краю кровати на животе, свесив руку, и что по спине что-то легко и щекотно движется. Оказалось, это пальцы Джона Пола. Он, что же, решил снова завести ее до неба? Или боится как следует дотронуться из-за шрамов?

Боже милостивый, шрамы! Даже Кэрри, при всей ее материнской любви, невольно кривилась, бросив на них взгляд.

— Ты спишь, Эвери?

Вместо «доброго утра» в ответ с языка сорвалось:

— Ну, и что ты думаешь?

— Насчет чего?

— Насчет моего вида сзади?

— А ты готова услышать правду?

Ну вот, так она и знала! Вопрос говорит сам за себя. Эвери немедленно ощетинилась.

— Представь себе, всегда готова! Давай, выкладывай!

— Зад у тебя — просто чудо, маленький и тугой. Она возвела глаза к небу.

— Между прочим, это первое, что я отметил, когда ты вышагивала там, на курорте, как по подиуму.

— И не думала вышагивать! — Но она против воли улыбнулась.

— Не прикидывайся, я видел. Каждая рада покрасоваться, дай только возможность.

— Шовинист!

— А ты либерал! Это ничем не лучше, так что мы один другого стоим. Что касается шрамов…

— Да, что насчет их? — поощрила Эвери, все еще улыбаясь.

— Шрамы как шрамы, и нечего с ними так носиться. Это всего лишь незначительная деталь твоей внешности, а уж к характеру вообще не имеют отношения. Одевайся, завтрак на подходе! — Джон Пол спрыгнул с кровати. — Чего ждешь? Шевелись!

Он был совершенно голый, но держался вполне естественно, словно так и надо. Он был великолепен! Сплошные мышцы.

— Не хочешь одеться?

— Зачем это?

— Затем, что так не разгуливают. Или у себя на пустоши ты практиковал нудизм?

— Пару раз это приходило мне в голову, но увы, там полно дикой живности. Не ровен час…

Тем не менее он подхватил со стула джинсы и ушел в жилую комнату с ними под мышкой. Эвери приняла душ, надела шорты и блузку, заправила волосы за уши, чтобы не мешали, и вышла к столу.

Джон Пол появился из кухонного проема с тарелкой и каждой руке. На столе уже красовались плетенка с хлебом, стаканы сока, соль и соус табаско.

На завтрак полагалась яичница, так щедро посыпанная перцем, что первый же кусочек заставил Эвери схватиться за свой стакан.

— Вижу, ты любишь острое!

— Как всякий уроженец Луизианы. Там без специй не бывает блюда.

— А каково это было? Я имею в виду, расти в городке вроде Боуэна, у отца вроде Большого Па?

— Пожалуй, занятно. Отец — человек с фантазией и неуемной энергией, из тех, кто вечно берется сразу за десять дел и ни одно не доводит до конца. Аферист, но с золотым сердцем.

Снова пошли истории из детства. Эвери забывала жевать, слушая о том, какие проказы выдумывали Джон Пол и его брат Реми. Было что послушать и о младшей сестре Мишель. Стоило упомянуть о ней, как голос рассказчика смягчался.

— Мы зовем ее Майк. Это давно повелось, еще с детства. Она любит командовать, потому и выбрала себе мальчишеское имя. — Он произнес это с улыбкой, как комплимент. — Муж, между прочим, упорно зовет ее Мишель, один-единственный. В сентябре они ждут первенца.

— Муж? Ты имеешь в виду Тео, того самого, что работает в министерстве юстиции?

— Ну да.

Случай за случаем — и наконец тарелки опустели. Эвери и Джон Пол плечом к плечу, по-домашнему, вымыли посуду.

— Рано утром была гроза, да такая, что дом весь трясся.

— Надо же, а я не слышала!

— Я тебя совсем замучил.

Это прозвучало без малейшего раскаяния. Эвери как-то не захотелось сбивать с Джона Пола законную мужскую спесь.

— Это правда. — Она пристроила полотенце на вешалке и сменила тон: — Пора нам подумать о будущем.

— Можно, — согласился он.

Они вернулись в жилую комнату. Эвери свернулась калачиком в одном углу дивана, Джон Пол сел в кресло, сбросил обувь и скрестил вытянутые ноги в другом углу. Он был такой громадный, что казалось, кресла ему едва хватает.

— Но сегодня мне что-то не хочется строить планы, — сказал он. — Займемся этим завтра.

— Тогда о чем же мы будем говорить?

— Не о чем, а о ком. О Джилли.

Эвери хотела запротестовать, но вечно отнекиваться не годилось.

— Что ж, о Джилли так о Джилли. Кэрри вела дневник. Начала еще девочкой, в одиннадцать лет, только это не была история обычных девчоночьих надежд, стремлений и разочарований — там было все о Джилли, и только о Джилли. Не проходило дня, чтобы к списку не прибавился еще один зловещий инцидент. Это напоминало историю болезни из дома для умалишенных. По-моему, Кэрри хотела создать что-то вроде… я не знаю… вещественного доказательства, что ли, если когда-нибудь встанет вопрос о психической ненормальности Джилли. Думала, наверное, что доктора, прочтя ее дневник, поймут, насколько Джилли опасна, и упрячут ее подальше до скончания жизни.

— Не сладко ей жилось, — заметил Джон Пол.

— Когда Джилли уехала из города, нечего стало записывать, но Кэрри берегла дневник на случай, если «полоумная сестрица» снова объявится. Я о нем знала и не раз просила почитать. Кэрри не позволяла.

— Но ты все равно его прочла, верно?

— Верно, и очень об этом сожалею. В то время я была уже не маленькая и думала, что совладаю со всем, с чем угодно, но те страницы были полны такого ужаса!

— Сколько же тебе было?

— Четырнадцать. Я прочла дневник и потом месяцами не могла избавиться от кошмаров. Кэрри не пожалела подробностей. Чего только я не узнала о Джилли!

Эвери прижимала диванную подушку к груди так, словно хотела расплющить. Боль в ее глазах трогала до глубины души.

— Ненавижу говорить о ней!

— Понимаю.

— В этом мире порой рождаются настоящие чудовища… — вздохнула она, поникая. — Хищники, только внешне похожие на человека. Такова Джилли. Знаешь, что меня испугало больше всего?

— Что?

— Что однажды поутру я проснусь и пойму, что стала точно такой же! Помнишь, как это — доктор Джекилл и мистер Хайд? Генетически я ведь навеки с ней связана.

— Ничего подобного не случится.

— Кто знает…

— Невозможно иметь совесть и вдруг лишиться ее. Совесть или дается от рождения, или нет. Ты не имеешь с Джилли ничего общего.

— Так утверждал и доктор Хан.

— Кто такой доктор Хан?

— Психиатр. Я каждую ночь просыпалась с криком, в ледяном поту, так что в конце концов Кэрри повела меня к психиатру. Мне пришлось пообещать, что я не упомяну об этом ни единой живой душе, чтобы не пошли разговоры, что и со мной не все в порядке.

— Выходит, твою тетку волнует мнение других людей? — удивился Джон Пол.

Эвери пропустила вопрос мимо ушей.

— Доктор Хан был очень добр ко мне, и он мне в самом деле очень помог. Я научилась… жить с этим. Кэрри понятия не имела, почему у меня кошмары, но где-то на третью или четвертую встречу доктор пригласил ее и предложил мне объяснить, в чем дело. Она ужасно вспылила, но когда наконец успокоилась и доктор спросил, нельзя ли и ему прочесть дневник, она согласилась. Кэрри готова была на все, лишь бы избавить меня оттого, что называла «ночными припадками».

Некоторое время длилось молчание. Неожиданно Эвери улыбнулась и села на диване.

— После прочтения дневника у доктора тоже начались кошмары. Ты не можешь себе представить, что там понаписано! Я росла, зная, что родилась от психически ненормальной женщины, но и помыслить не могла, что она собой представляет на самом деле.

— Почему ты решила, что у доктора Хана начались кошмары? Он что-то говорил об этом?

— Он был вне себя. При этом он страшно сожалел, что не может изучить ее подробно как пациентку. Не часто ведь встретишь законченного психопата. По его предварительному заключению, Джилли морально и эмоционально недоразвита и потому не способна на чувство вины или жалости. Чужая боль для нее — источник неиссякаемого развлечения. Зато другим она не прощает ни малейшей обиды и часто даже выдумывает проступки, за которые должна «покарать». Ее способность менять лица не знает сравнений.

Джон Пол тоже опустил ноги на пол, уперся локтями в колени и наклонился вперед, ближе к Эвери.

Та продолжала:

— Поразительно, как Джилли умеет заставить других плясать под свою дудку! Если ей нужно, чтобы ее любили, ее любят невзирая ни на что.

— Например?

— Еще в детстве Джилли выказала интерес к домашним животным — особого рода интерес. Например, она замучила котенка Кэрри до полусмерти, потом облила бензином и подожгла. Кэрри она со смаком описала подробности, но перед матерью рыдала взахлеб, от жалости к «несчастному котику, которого так любила». Соседка, что была при этом, так расчувствовалась, что купила ей мороженое, чтобы утешить. Подрастая, Джилли сделалась только хуже, но в школе, разумеется, была самой популярной девочкой. Все ее обожали. Однако на конкурсе красоты победила другая ученица, некая Хизер Митчелл. Ее нарекли королевой школы, а Джилли достался только титул первой фрейлины. Ты не знаешь, в какой ярости она вернулась в тот день домой, хотя в школе проглотила поражение с милой улыбкой. Дом едва-едва уцелел. Больше всего досталось комнате Кэрри — там как будто прошелся смерч. К ужину Джилли успокоилась, только в глазах затаился особенный хитрый блеск.

Эвери умолкла, чтобы перевести дух. Мышцы рук болели. Она взглянула вниз и увидела, что снова комкает подушку.

— На другой день в школьной лаборатории недосчитались колбы с серной кислотой. Позже Кэрри видела, что Джилли под руку уводит Хизер Митчелл в укромный уголок. Видишь ли, Джилли пригрозила, что Хизер пожалеет, если явится на коронацию. Бедняжке и без того приходилось несладко: за полмесяца до этого ее мать внезапно умерла от аневризмы аорты, и потрясение еще длилось. Угрозы Джилли заставили ее запереться в спальне. Она отказывалась выходить, пока отец не выманил у нее признание. По словам Хизер, Джилли похвасталась насчет кражи кислоты и обещала когда-нибудь подстеречь ее после школы и облить этой кислотой лицо.

— Сурово.

— Я это к тому, что Кэрри не просто домысливала то, что писала. Это были факты. Насчет кислоты она знает от самой Хизер.

— Что же отец?

— Пошел к директору и потребовал исключения Джилли. В полицию он тоже обратился.

— Ну?

— Ничего не вышло, ни там, ни там. Шеф полиции был близким другом бабушки Лолы и не совершил бы ничего, что могло повлиять на их отношения. И потом, что такое слово девочки? Подростковое соперничество в порядке вещей, а Джилли, конечно, все отрицала. В тот день вечером мать повела ее к директору и заставила Кэрри пойти тоже.

— Но Джилли не исключили?

— Как можно! — фыркнула Эвери. — Ведь директор был мужского пола. Некий мистер Беннет, солидный человек, очень несчастливый в браке. Если судить по записям Кэрри, он был женат на холодной и сварливой особе.

— Чем же все кончилось?

— Кэрри стала свидетелем того, как Джилли соблазнила мистера Беннета. Ловко, так что не придерешься: устроила истерику, рухнула, заливаясь слезами, на диван в директорском кабинете. Само собой, он бросился к ней со стаканом воды, сел рядом, обнял за плечо… и тут уж осталось только читать речь тела. Кэрри пишет, что это был спектакль не хуже, чем на сцене. Ты когда-нибудь обращал внимание, как ластится кошка? Так вот, Джилли именно это и делала: терлась о мистера Беннета без малейшего стыда.

— Но ведь там была ее мать.

— Наивная, как всегда… во всяком случае, так считает Кэрри. В тот момент бабушка Лола бегала в школьный медпункт за валерьянкой, но даже сиди она рядом, не заметила бы ничего, потому что не хотела замечать. В процессе утешений как-то само собой вышло, что Джилли рыдает у директора на груди. В какой-то момент она посмотрела через его плечо на Кэрри и улыбнулась улыбкой одновременно торжествующей и плотоядной. Позже, провожая всех до дверей, мистер Беннет обещал исключить Хизер за наговоры.

— Ого!

— Говорю тебе, Джилли всегда умела вертеть мужчинами. Большинство из них теряли из-за нее голову, звонили в любое время дня и ночи. Иногда Кэрри пробиралась в бабушкину спальню, к другому аппарату, и подслушивала. Мужчина плакал и унижался, а Джилли, бросив трубку, хохотала, довольная. Ей нравилось играть мужскими сердцами. Секс — одно из самых действенных орудий манипуляции. Больше всего ей нравилось разбивать семьи. Нетрудно догадаться, чья была первой.

— Мистера Беннета?

— Именно.

— И все это еще в школе? Эвери молча кивнула.

— А как потом обернулось дело с Хизер?

— Понятно, что она не явилась на коронацию и по традиции корону присудили первой фрейлине. Думаешь, Джилли на этом успокоилась? Как бы не так! Ей была не в радость корона, на которую имела шансы и другая. Эту другую следовало наказать за дерзость, и потому втайне она при каждом удобном случае изводила несчастную Хизер. У нее была на это своя метода: жертве дается передышка, и когда та вздохнет свободно, думая, что мучение кончилось, все начинается снова. Как-то раз после такого вот затишья Хизер вернулась домой из школы и нашла свою любимую детскую игрушку в жутком состоянии — ее щедро полили кислотой. Понятно кто?

Джон Пол кивнул.

— Узнав об этом, на другой день Кэрри зашла домой к Митчеллам. Отец был дома, вынужден был остаться, поскольку дочь была на грани нервного срыва. Кэрри прямо сказала ему, что Джилли не остановится и что единственный шанс для него помочь Хизер — это увезти ее из города и никому не говорить куда. К тому времени бедняжка уже ходила на курсы психотерапии. Психотерапевт тоже считал, что ей полезно сменить обстановку, так что после зимних каникул она не вернулась в Шелдон-Бич.

— Надеюсь, это поставило точку на всей истории?

— Не надейся. Некоторое время спустя отец Хизер подал жалобу в полицию: у него то и дело пропадала корреспонденция. Он решил выследить вора и обнаружил, что это Джилли. Открыв почтовый ящик, она просматривала письма, выясняя, где теперь Хизер.

— Упорная особа.

— Еще какая! А расчетливая просто на удивление. Вообрази, она не позволяла вольностей ни единому парнишке в школе и слыла недотрогой. Никто ни на минуту не усомнился в физической чистоте самой безнравственной девицы в городе, и только среди более старшего поколения ходили кое-какие слухи. В результате история с Хизер еще больше укрепила ее популярность. Ту заклеймили, а Джилли превознесли до небес, как оболганную добродетель. Тебе это нравится?

— Не слишком.

— Выпить не хочешь?

Джон Пол поразмыслил. Странное дело, после услышанного сама мысль об алкоголе была противна. Он взял себе и Эвери по бутылке воды, чтобы смыть неприятный привкус во рту.

— Послушай, неужели родители Джилли не видели, что с ней что-то не в порядке? — спросил он, когда они снова уселись.

— Родители! Отец бросил семью, когда дети были еще маленькие, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу, а мать, то есть моя бабушка Лола, жила в воображаемом мире, мире розовых красок и идеальных людей. Что бы Джилли ни натворила, у нее всегда находилось для этого извинение.

— Даже когда она забеременела еще в школе?

— Конечно. Между прочим, эта беременность и спасла бедняжку Хизер — у Джилли появились другие заботы, и она оставила мысли о дальнейшем преследовании. О ребенке и речи не шло, но когда она наконец обратилась к доктору, для аборта было уже слишком поздно. Пришлось рожать. Едва покончив с этим, Джилли сбежала неизвестно куда. На этом дневник кончается.

— А ребенок… то есть ты?

— Меня забрала из роддома бабушка. Это был тяжкий удар, после которого она наконец прозрела: собрала вещи Джилли и выбросила в мусорный бак. Опустошая платяной шкаф, она обнаружила на самом дне в углу коробку с письмами Хизер отцу и… угадай что?

— Кислоту?

— Правильно. В колбе оставалась еще половина — более чем достаточно, чтобы изувечить или даже убить человека. Джилли никогда окончательно не отказывалась от мысли о мести. Она и теперь просто ждет подходящего момента.

Неожиданный удар грома заставил Эвери подпрыгнуть и сжаться. Она бросилась к окну. Небо обложили тяжелые темные тучи. Молнии сверкали еще в отдалении, но гром звучал все ближе. Не отрывая взгляда от этой мрачной картины, Эвери продолжала:

— Кэрри считает, что при всей своей ловкости Джилли была тогда не слишком умна — просто у нее в распоряжении был хороший арсенал, и она без зазрения совести им пользовалась. Но с годами ее дьявольская натура созрела, а гнусные таланты отточились. Кэрри думает, что теперь ни один мужчина не устоит перед ней.

— Ты не можешь в это верить!

— Сама жизнь показывает, что это так. Взять хоть Скаррета. Наверняка Джилли вертела им, как хотела. Мне было пять лет, когда они вдвоем явились забрать меня у бабушки. Джилли предложила ей откупиться, если хочет, чтобы я оставалась в доме. К счастью, Кэрри еще не уехала, хотя именно в тот день собиралась в Калифорнию. Она без долгих слов вытолкала Джилли за дверь. Хотя скандал был ужасный, Скаррет остался в стороне… до поры до времени. Помню, Джилли кричала: «Тебе конец, Кэрри!»

— А где была ты?

— Понятия не имею. То есть знаю, конечно, но только со слов Кэрри. Она нашла меня под кроватью. У меня у самой это выветрилось из памяти, видимо, от ужасного потрясения. Кэрри пообещала тогда, что это не повторится.

Эвери выпила воды, чисто механически закрутила крышку, отставила бутылку и снова устремила взгляд в окно. На ладони — там, где она сжимала пробку, — остался глубокий след.

— Но повторилось?

— Да.

Джон Пол молча выслушал рассказ о том, что случилось четырнадцатого февраля, много лет назад. Закончив, Эвери выпила еще воды и повернулась к нему с бледной улыбкой.

— Ну вот, теперь ты знаешь.

— Да уж…

— И что скажешь?

— Что ей место в психушке строгого режима.

— Я не об этом.

— Тогда о чем?

— О том, не жалеешь ли ты.

Они как будто играли в вопросы и ответы, и найти правильный ответ было не легче, чем человека, который прячется где-то в забитой вещами комнате: холодно, холодно, еще холоднее…

— Жалею о чем?

— Что связался со мной? Не то чтобы у этого могло быть продолжение, но даже временно…

— Не жалею.

— Только не нужно меня щадить, — очень твердым тоном потребовала Эвери. — Антипатия к дочери маньяка — вещь естественная.

— Ну, значит, я извращенец.

— Будь же серьезнее! — рассердилась она. — Ты происходишь из совершенно нормальной семьи, я — из семьи со сдвигом по фазе. Генетический мусор — вот что я такое!

— Давай обойдемся без мелодрамы, без всех этих сочных эпитетов, ладно? И не кричи так, со слухом у меня все в порядке.

— Не смей улыбаться! Что смешного?

— Что ты пытаешься пришить себе целую кучу чужих преступлений.

Для ушей Джона Пола это звучало в высшей степени логично, но Эвери, как видно, махнула рукой на логику.

— По крайней мере ты должен понимать, почему я шарахаюсь от брака!

Улучив минуту, Джон Пол заключил Эвери в кольцо рук и привлек к себе. Она уперлась ладонями ему в грудь.

— Понимаешь?!

— Нет.

Она забилась, но вырваться не удалось.

— Не понимаю и не пойму, — продолжал он. — Хочешь сказать, что твой здравый рассудок держится на волоске и может улетучиться, скажем, от сильного кашля или чихания?

Чихнешь вот так — и пойдешь губить народ толпами? — Нет, но дети мои могли бы, и даже если…

— Помню, — перебил он. — Даже если бы ты могла их иметь, то не завела бы, чтобы исключить всякий риск.

— Бесплодных не берут в жены… — тупо произнесла Эвери.

— Кто не берет, а кто и берет.

— Да, но дети! Каждый мужчина мечтает о детях!

— Не каждый.

— А… ты?

— Не скажу, что не подумывал однажды завести семью и парочку ребятишек, но никогда не уточнял, что они будут плоть от плоти, кровь от крови моей. Детей в мире хватает, а вот семей, где они могут быть счастливы, к сожалению, меньше.

— Усыновить? — Эвери сделала круглые глаза. — И ты думаешь, об этом встанет вопрос, после того как проверят мою наследственность?

— Что-нибудь можно придумать.

— Брак не для меня!

Голос звучал все так же твердо, и глаза смотрели с вызовом, но это была лишь тяжелая броня на хрупком, ранимом сердце.

— Знаешь, давай пока на этом закончим, — сказал Джон Пол примирительно. — Сменим тему и все такое. Впереди целый день, я еще успею поднять тебе настроение.

Эвери с удивлением подумала, что это не просто поза. В точности как и ее шрамы (шрамы, отравившие столько чудесных минут, перечеркнувшие столько светлых надежд), страшные истории о Джилли нисколько не тронули этого человека.

Что с ним такое?

— Тебе стоит переключиться, Эвери. Расслабиться.

— Я займусь йогой… — прошептала Эвери.

— Есть и получше способы.

Он расстегнул свои шорты и сделал движение стянуть их по бедрам. Она ухватила его за руки.

— Что это ты задумал?

Он только улыбнулся. Улыбка заставила ее забыть все возражения. Когда одежда оказалась на полу, Джон Пол подмигнул.

— Давай отправимся в наше, общее «счастливое место».

Глава 32

Горести быстро тают среди жарких объятий. Они любили друг друга, ласкали и целовали каждый сантиметр тела друг друга и в конце концов откинулись на подушки, опустошенные.

— Теперь ты не можешь жаловаться, что я обратил мало внимания на твой вид сзади…

Эвери засмеялась, не столько шутке, сколько самодовольному виду Джона Пола.

— Ты — ненасытное животное! — поддразнила она.

— Только с тобой.

И снова она подумала: никогда и никто еще не сделал ей такого чудесного комплимента. У Джона Пола это выходило естественно, как дыхание, может, потому, что так он и чувствовал.

— Подвинься, не то я свалюсь с кровати.

— В самом деле, в такой только спать, да и то вытянувшись в струнку. Придется купить «сексодром».

— Купить? — с подозрением спросила Эвери, настроение у которой менялось в этот день с пугающей быстротой.

— А что? Знаешь, бывает такая штука — мебельный магазин. Есть еще каталоги…

— Зачем ты все это говоришь? Наш роман долго не продлится.

— Увидим.

— Эти разговоры о совместных покупках!..

— Милая моя, расслабься наконец. Ты чересчур беспокойная.

Эвери не могла не признать правоту этого замечания. Она вечно тревожилась, мысленно перебирала возможности, представляла то одно, то другое, чаще всего в мрачных тонах, потому что больше всего на свете боялась все испортить, — ну и, конечно, портила этим своим беспокойством. Неожиданно разразившаяся любовь не столько радовала, сколько пугала. Что с ней будет, когда они расстанутся? Сможет ли она жить, словно ничего не случилось?

— Беспокойная, да… но разве брак — не повод для беспокойства? Смотри, что он делает с людьми!

— С какими это? — Ну, хотя бы с той парой из магазинчика у реки.

— Тоже мне люди!

— А Парнеллы? Хозяин дома «Два озера» и его жена?

— Еще хлеще!

— Однако ты должен признать, что разводы происходят сплошь и рядом, чаще всего со скандалом.

— Вокруг них всегда шум, вот и кажется, что кругом одни разводы. А между тем много пар живет мирно и счастливо.

— Не каждый создан для брака. Я — нет.

Ответа не последовало. Эвери подождала-подождала, потом приподнялась на локте взглянуть, не уснул ли собеседник.

— Ты слышал, что я сказала?

Джон Пол только улыбнулся. От него распространялось чувство восхитительной уверенности в себе и в том, что все будет хорошо, если только он за этим присмотрит. Этот человек никогда не оглядывался на других, в то время как она ради других и жила — чтобы не обмануть их ожиданий, чтобы их порадовать. Они были как два полюса, она и Джон Пол. Джон Пол, который жил просто ради того, чтобы жить.

— Ты не слишком веришь в себя, ведь так? — вдруг заметил он. — Ничего страшного. Моей самоуверенности хватит на двоих.

Эвери с тихим вздохом уронила голову ему на грудь и расслабилась. Он умел представить все таким доступным, таким простым.

Он был чудо, непостижимое чудо в ее напряженной, трудной, нестабильной жизни. Он был как столп Вселенной, и казалось, стоит прижаться к нему, как наполнишься силой, физической и моральной. Никогда еще с мужчиной она не чувствовала себя подругой на равных и даже не думала, что это возможно. Он действовал на лучшее в ней, поднимал ее над собой, но самое главное, принимал ее такой, какая есть: его не нужно было ублажать, под него не требовалось подстраиваться, вечно думать, правильно ли то и это и нельзя ли было сделать иначе, лучше. С ним можно было просто быть собой. Однажды доверившись, она готова была доверять ему всю жизнь, полностью и абсолютно. Он научил ее этому — поистине бесценный дар.

— Джон Пол!

— М-м…

— Спишь?

— Засыпаю.

— Знаешь, я хочу…

— Хорошо, только дай мне немного времени. Пять минут — и буду как новенький.

— Я не об этом! — засмеялась Эвери, все еще переполненная чувством довольства. — Я хочу ответа на один очень важный вопрос.

— Ладно. Ты — само совершенство.

— И не об этом тоже! — Она ущипнула кожу на округлости мышцы. — Скажи, почему ты оставил службу? — Судя по тому, как сразу замкнулось лицо Джона Пола, он готовил отговорку, и она поспешно продолжала: — Я рассказала о себе все, что только можно, и не уклонялась от вопросов. Теперь твоя очередь. Итак, почему ты оставил службу?