Эрл Стенли Гарднер

      — Что-то подобное было и с вами?
      Она кивнула:
      — Я посмотрела на него и сказала: «Ну, давай, Алан, гипнотизируй меня…», а он вдруг заявил, что уже загипнотизировал меня, и я подумала, что это просто шутка, пока не взглянула случайно на свои часы и не осознала, что или кто-то перевел мои часы на сорок пять минут вперед, или уже прошло сорок пять минут, о которых я ничего не могу вспомнить.
      — И что потом? — спросил Мейсон.
      — Потом он как-то по-особенному на меня взглянул, и минут через пять мне в голову пришла абсолютно бредовая идея — мне захотелось… ну, кое-что сделать.
      — Что? — спросил Мейсон.
      Не ответив на вопрос, она покачала головой:
      — Это было полным сумасшествием, и тем не менее я это сделала, и… ну, теперь-то я знаю, что произошло.
      — Что?
      — Это было постгипнотическое внушение, — сказала она. — Гипнотизер может сделать так. Он подчиняет тебя своему влиянию и может не только заставить тебя что-то сделать, но может еще приказать сделать что-нибудь в постгипнотическое трансе, то есть он приказывает тебе проснуться и забыть о том, что тебя загипнотизировали, а потом, через пять или десять минут после пробуждения, ты совершишь какой-нибудь идиотский поступок. Именно так оно со мной и было.
      — Продолжайте, — сказал Мейсон.
      — Через некоторое время мы поженились.
      — Гипнотическое воздействие продолжалось?
      — Он использовал гипноз, мистер Мейсон, гораздо чаще, чем я это осознавала.
      — Что вы имеете в виду?
      — Мне случалось иногда замечать, что я делаю что-то под влиянием постгипнотического внушения. И кое-что было такого рода, что мне не хотелось бы вдаваться в подробности.
      Мейсон, внимательно глядя на нее, сказал:
      — Мы будем очень вам благодарны за сотрудничество с нами, миссис Блевинс. Мы охотно возместим за причиненное вам беспокойство, которое…
      — Да, мистер Дрейк говорил мне об этом, но есть вещи, которые не купишь за деньги.
      — Не могли бы вы намекнуть попрозрачнее? — спросил Мейсон.
      Она замешкалась.
      Мейсон улыбнулся и сказал:
      — Вы ведь уже были замужем и…
      — Ну ладно, — выпалила она. — Я была дурой. Я позволяла Алану гипнотизировать меня. Если у меня болела голова, он погружал меня в сон на минуту или две, а когда я просыпалась, головная боль исчезала и я чувствовала себя просто великолепно, полностью отдохнувшей. Иногда, если, понервничав, я не могла заснуть, он устраивал короткий сеанс гипнотического лечения с постгипнотическим внушением. После этого я становилась такой сонной, что даже голову не могла удержать и… в общем, вот так все и происходило. А затем, как я вам уже сказала, прошло время, чары рассеялись, и… ну, я продолжала работать и… я не знаю, как вам об этом рассказать.
      — Появился другой мужчина? — спросил Мейсон.
      — Алан считал, что появился.
      — А на самом деле?
      — Алан считал, что появился, — повторила она без всякого выражения.
      — Продолжайте, — сказал Мейсон, — что произошло дальше?
      — Ну, однажды ночью, когда Алан работал, у меня неожиданно возникло сумасшедшее желание написать все о моей личной жизни, то, о чем я никогда и никому не стала бы рассказывать. Мне вдруг захотелось все это записать и спрятать написанное на дно ящика, под кипой фотографий… Я просто не могла удержаться от этого. Я много чего написала о моей личной жизни и о том, что у меня было, и спрятала все это под фотографии в ящик.
      — И что потом? — настаивал Мейсон.
      — На следующее утре я вдруг сообразила, какую сделала глупость, и решила достать эти бумаги и сжечь. Я поспешила к ящику и… в общем, вы уже догадались — там ничего не было.
      — Вы думаете, что сделали это в результате постгипнотического внушения?
      — Верно. Я даже не знала, что он меня загипнотизировал. Я до сих пор не знаю, когда он успел меня загипнотизировать, но постгипнотическое внушение осталось. Таким образом, мне стало известно, что у него есть эти бумаги, и все, что там было написано, он мог бы использовать как свидетельство против меня.
      — В случае развода?
      Она вспыхнула:
      — Да.
      — И что вы предприняли?
      — Черт возьми, я просто чуть с ума не сошла от ярости, я думала, что убью его, но к тому времени я была уже ученая. Есть такие игры, в которые можно играть вдвоем. Я и виду не подала, что знаю о пропаже этик листков. Я подождала пару дней, а потом принялась обыскивать весь дом. Я отпросилась на день с работы и, можете мне поверить, перетряхнула весь дом сверху донизу. В конце концов я нашла их.
      — Где?
      Она засмеялась:
      — Он был хитер. Он оторвал угол коврового покрытия на полу, засунул под него бумаги и приделал все обратно.
      — И что вы сделали с этими листками?
      — Уничтожила, а сразу после этого ушла из его дома, направилась к юристу и написала заявление о разводе. Обратно я уже не вернулась и постаралась сделать так, чтобы у Алана никогда больше не было возможности уставиться на меня своими серо-стальными глазами.
      — Он мог быстро вас загипнотизировать?
      — Очевидно, ему было достаточно щелкнуть пальцами, и я уже попадала под его влияние.
      — Продолжайте, — сказал Мейсон.
      — Ну, Алан считал что я у него в руках. Он думал, я ничего не смогу предпринять, но когда он пошел за своим козырем, там ничего не оказалось и… в общем, я обвинила его в духовном насилии, и поскольку он был заинтересован в том, чтобы на поверхность не всплыло слишком многое, то… ну, в общем, я получила решение суда о разводе.
      — И вторично вышли замуж? — спросил Мейсон.
      Она слегка покраснела и сказала:
      — Еще нет. Решение пока не вступило в законную силу.
      — А когда оно вступит?
      — На следующей неделе.
      — И тогда вы снова собираетесь выйти замуж?
      — Да.
      — За мужчину, которого вы знали уже какое-то время?
      — Да.
      — Я полагаю, он-то не гипнотизер? — спросил с улыбкой Мейсон.
      — Нет, мистер Мейсон. Можете спорить на любые деньги.
      Мейсон раскрыл свой бумажник, достал четыре пятидесятидолларовые банкноты и сказал:
      — Здесь двести долларов, миссис Блевинс, — компенсация за потраченное время и причиненное вам беспокойство. Это пригодится вам в качестве приданого.
      Она взяла деньги, сложила их, спрятала в свой кошелек и взглянула на Мейсона глазами, полными благодарности.
      — Мистер Мейсон, это… Ну, в общем, это так мило с вашей стороны.
      — Мы, разумеется, высоко оценили вашу откровенность, — сказал Мейсон, — а теперь скажите нам: не случалось ли, что Алан когда-нибудь гипнотизировал вас и заставлял вспомнить то, чего не было на самом деле?
      — О да. Это был един из его любимых трюков. Он гипнотизировал кого-нибудь и плел всякие небылицы о том, что якобы произошло, а потом приказывал человеку проснуться и не думать об этом в течение часа или двух, но сохранить в памяти все, что ему было внушено, словно бы это произошло с ним на самом деле, а потом, через два часа, в результате постгипнотического внушения, начать об этом рассказывать.
      — И это у него получалось?
      — С некоторыми — да. Конечно, не каждого можно загипнотизировать, мистер Мейсон, и…
      — Понимаю. Да, вот еще что: вы не знаете, доводилось ли ему когда-нибудь гипнотизировать Джозефину Кемптон, экономку мистера Эддикса?
      — Я думаю, доводилось. Я помню, он как-то раз упомянул о том, что с ее помощью продемонстрировал что-то мистеру Эддиксу.
      — Известно ли вам еще что-нибудь, что могло бы нам помочь? — спросил Мейсон.
      — Нет.
      — Ну что ж, огромное спасибо. Я думаю, нет больше никакой надобности вас задерживать, миссис Блевинс, но возможно, потом у нас возникнет необходимость побеседовать с вами.
      — В любое время, — сказала она, — в любое время после четырех часов. Вы мне позвоните, и я приду когда вам угодно. У мистера Дрейка есть мой номер.
      — Благодарю вас, — сказал Мейсон.
      Она встала со стула и направилась к двери, потом неожиданно сделала крюк, подошла к Мейсону и взяла его за руку.
      — Вы просто прелесть, — сказала она. — Да, вот еще что, может, это вам пригодится. Его настоящая фамилия не Эддикс. Мне точно известно — Алан его как-то раз загипнотизировал и узнал, что его на самом деле зовут Барнуэлл. Если вам еще что-нибудь будет нужно, вы только дайте мне знать.
      И, глядя на Мейсона благодарными глазами, она широко улыбнулась, затем открыла дверь и так стремительно повернула, выходя в коридор, что ее юбка взметнулась вверх с озорным хлопком.
      — Ну что, был хоть какой-то прок от нее? — спросил Дрейк.
      Мейсон усмехнулся и сказал:
      — Пол, за последние несколько минут я действительно узнал массу полезного. Отдай приказ — пусть твои ребята начинают работать в Неваде, а сам иди домой, погрейся хорошенько в горячей ванне, залезай в кровать и отсыпайся.
      — Ты серьезно? — спросил в изумлении Дрейк.
      — Серьезнее не бывает, — сказал Мейсон и быстро вышел из офиса Дрейка.
      Пройдя по коридору, Мейсон открыл дверь своего личного кабинета.
      Делла Стрит, стоявшая у его стола и перебиравшая какие-то бумаги, взглянула на адвоката.
      Мейсон подскочил к ней двумя огромными прыжками, обхватил ее, оторвал от пола, потом развернул и прижал к себе.
      — Малышка, — сказал он, — мы напали на золотую жилу.
      Она посмотрела на него с легкой печалью:
      — Только на счет которой, я полагаю, и можно отнести это неожиданное проявление восторга.
      — Это не восторг, — сказал Мейсон, прижимая ее к себе, — это страсть.
      — Ну что ж, — сказала она, — значит, это чрезвычайно важная информация.
      — До газет дозвонилась? — спросил Мейсон.
      — Да. Репортеры уже едут сюда. Я сказала, что это не терпит отсрочки, и они мчатся на всех парах.
      — Молодец, — сказал Мейсон и пристально посмотрел ей в глаза.
      Она положила руки ему на плечи, и ее лицо запрокинулось. Мейсон нежно склонился над ней.
      Их губы слились в долгом поцелуе, потом она неожиданно оттолкнула его, вытащила из косметички бумажный носовой платок и вытерла с его губ помаду.
      — Шеф, — воскликнула она, — ты что, забыл, что целая свора наблюдательных, глазастых газетчиков может ворваться сюда в любую минуту?
      Мейсон улыбнулся, потрепал ее по плечу и сказал:
      — Хорошо, Делла. Мы им выдадим такое, что хорошенько встряхнет мистера Сиднея Хардвика и поставит его на место.
      — Отлично. Надеюсь, так оно и будет. Как мой рот? Помада смазалась? А, ты все равно ничего не замечаешь!
      — Я все замечаю ничуть не хуже любого глазастого газетчика, — сказал Мейсон.
      Она рассмеялась, подошла к зеркалу, чуть тронула губы помадой и сказала:
      — Кто-то стоит у двери в приемную.
      — Я буду разговаривать с репортерами там, — сказал Мейсон.
      Он вышел следом за ней в приемную и поприветствовал двух прибывших одновременно газетчиков. Пока он угощал их сигаретами, подошел третий, а потом и четвертый.
      — Ну и что за грандиозные новости вы собираетесь нам сообщить? — спросил один из репортеров. — Надеюсь, это действительно интересно. Ей-богу, мы чуть шеи себе не свернули, пока мчались сюда. Ваша секретарша заявила, что это просто сенсация.
      — Так оно и есть, сенсация, — подтвердил Мейсон.
      — Ну и в чем дело?
      — Вам известно о собственноручно написанном Бенджамином Эддиксом завещании?
      — Черт побери, конечно. Я надеюсь, вы не собирались сообщить нам эту новость. «Хардвик, Карсон и Реддинг» дали информацию об этом два часа назад. Она уже попала в последний выпуск.
      — Прекрасно, — сказал Мейсон, — но завещание недействительно.
      — Что вы имеете в виду, почему это недействительно?
      — Именно это и имею в виду, — ответил Мейсон. — Он не оставил никаких распоряжений относительно своей жены.
      — Жены? Бенджамин Эддикс был холостяк.
      — Кое-кому нужно, чтобы вы именно так и думали.
      — Вы хотите сказать, что он был женат?
      Мейсон кивнул.
      — Какого черта?.. Не дурите нас, Мейсон. Господи, да Бенджамин Эддикс был слишком заметной фигурой. Конечно, он был ужасно скучный тип и вдобавок свихнулся на своих экспериментах с гориллами, но, в конце концов, парень он был известный. Если бы он на ком-нибудь женился, это попало бы в газеты. Не думаю, что это вызвало бы какой-то особенный интерес, но в газеты бы попало. Единственное, что его занимало, — это состояние своего банковского счета и личного зоопарка с гориллами.
      — Вы забываете, что в его биографических данных есть большие белые пятна, — заметил Мейсон. — Он был женат.
      — Где он женился?
      — Где-то, во всяком случае, женился.
      — Давайте, давайте, выкладывайте нам всю подноготную!
      — У Бенджамина Эддикса, — сказал Мейсон, — была женщина, с которой он жил как со своей женой.
      — Где он с ней жил?
      — Некоторое время в своем собственном доме.
      — Не хотите ли вы сказать, что Джозефина Кемптон…
      — Не надо так спешить, — сказал Мейсон, — его женой была Элен Кэдмас. Я могу, господа, предоставить вам адреса некоторых мотелей, в которых они регистрировались как муж и жена, и могу вас уверить, что их абсолютно безошибочно опознали на фотографиях. Можете взять фотографию Элен Кэдмас и проверить, если хотите.
      — Ну-у, бросьте вы это, — разочарованно протянул один из репортеров, — он всего лишь крутил шашни со своей секретаршей. Это еще не значит, что он был на ней женат или что его завещание от этого недействительно.
      Мейсон усмехнулся.
      — Вы, господа, опытные сыщики. Так что обратите внимание на тот факт, что в мотелях эта пара регистрировалась как мистер и миссис Б. Ф. Барнуэлл.
      — Барнуэлл?
      — Совершенно верно.
      — Ну и что же, — сказал один из репортеров, — вот вам и ответ. Чтобы признать законным незарегистрированный гражданский брак, необходимо доказать…
      — А кто говорит о гражданском браке? — спросил Мейсон.
      — Вы и говорите, разве нет? И вообще, как я понимаю, в нашем штате это не имеет никакого значения. Даже если все так и было, он должен был пользоваться своей настоящей фамилией и…
      — И какова же настоящая фамилия Эддикса? — спросил Мейсон.
      — Ну, конечно же, Эддикс.
      — А это точно?
      — Ну разумеется. Он… постойте-ка, а откуда вы вообще выкопали это имя — Барнуэлл?
      Мейсон лишь улыбнулся в ответ.
      — Так что там насчет гражданского брака? — спросил один из них.
      — В некоторых штатах он признается, — сказал Мейсон, — а в некоторых — нет. Но если мужчина путешествует с женщиной, которую называет своей женой, в один прекрасный момент он может оказаться в штате, где гражданский брак считается вполне законным. И вот еще что вы, господа, упустили из виду: здесь, у нас в штате, если двое живут вместе как муж с женой, возникает спорная ситуация с признанием брака законным. Дело может быть разрешено в суде, по показаниям свидетелей.
      Репортеры переглянулись.
      Мейсон раскрыл солидный том и положил его на стол:
      — Вот это место, раздел тридцатый параграфа тысяча девятьсот шестьдесят третьего Гражданского процессуального кодекса.
      — А что тогда с его завещанием? — спросил один из репортеров.
      — Он не упомянул Элен Кэдмас. Если они жили вместе как муж и жена, то брак дает ей основания претендовать на наследство в качестве наследника первой очереди. Следовательно, завещание вполне может быть оспорено.
      — Но он не мог упомянуть Элен Кэдмас. Она уже была мертва.
      — Кто вам это сказал?
      — Похоже, вы считаете, что она просто прогулялась по воде. Давай нам факты, если хотите, чтобы мы хоть что-то напечатали.
      — А мне, черт возьми, плевать, будете вы что-нибудь печатать или нет, — сказал Мейсон, — но Элен Кэдмас не кончала жизнь самоубийством.
      — Вы хотите сказать, что она была убита?
      — Она не была убита.
      — Так что же вы тогда, черт возьми, хотите сказать?
      Мейсон ответил:
      — Я хочу сказать, что по некоторым причинам, представлявшимися вескими Бенджамину Эддиксу и Элен Кэдмас, она решила скрыться. Выводы вы можете делать сами.
      На мгновение воцарилось гробовое молчание.
      — Вы имеете в виду, она решила скрыться на какое-то время, чтобы родить ребенка? — спросил один из них.
      — В конце концов, — пожал плечами Мейсон, — я занимаюсь этим делом всего лишь несколько часов, но я непрерывно получаю новую информацию, которую мне приходится проверять и анализировать. Я решил, что вы, господа, захотите для начала нацарапать пару слов в связи с этим и…
      — Нацарапать для начала пару слов — это все прекрасно. Если у вас есть хоть что-то в подтверждение этой теории, заголовки на всю полосу гарантированы. Черт возьми, какая душещипательная история, настоящая сенсация!
      — Отлично, — сказал Мейсон, — судите тогда сами. Кто видел Элен Кэдмас на борту яхты в ту штормовую ночь? Кто видел Элен Кэдмас после того, как яхта отчалила?
      — Кто-то из экипажа, разве нет?
      — Можно назвать только одного, — сказал Мейсон, — кто утверждал, что видел ее. Это Бенджамин Эддикс.
      — И Джозефина Кемптон.
      — Нет, миссис Кемптон ее не видела, — возразил Мейсон, — она слышала стук пишущей машинки в соседней каюте. Потом машинка перестала стучать. На ней мог печатать кто угодно — Эддикс, например. Миссис Кемптон приняла дозу снотворного и заснула. А когда утром она проснулась, то услышала о том, что Элен Кэдмас якобы исчезла.
      — Вы можете это хоть чем-то подтвердить? — спросил один из репортеров.
      — Конечно, — сказал Мейсон, — вспомните, у меня ведь есть дневники Элен Кэдмас.
      — И она написала что-нибудь по поводу того, что ждет ребенка?
      — Я покажу вам это место, — сказал Мейсон.
      Он взял дневник и открыл его на странице, обнаруженной Деллой Стрит и помеченной закладкой.
      — Вот здесь. Это написала Элен Кэдмас собственноручно:
      «Я сообщила сегодня Б. эту новость. Сначала он очень разволновался, а затем, когда всерьез над этим задумался, я поняла, что все будет в порядке. Он будет им гордиться».
      Газетчики самым тщательным образом изучили эту страницу.
      — Послушайте, — сказал один из них, — одолжите-ка нам эти дневники. Мы можем пролистать их прямо здесь, в вашей библиотеке, и, может быть, нам удастся найти что-нибудь такое…
      Мейсон отрицательно покачал головой.
      — Только то, что я вам показал. Это сгодится в качестве эпиграфа к статье.
      — Да не получится из этого никакой статьи. Это голая теория, практически ничем не подтвержденная. Мы не можем такое напечатать.
      — Черт побери, оказывается, вы не можете! — воскликнул Мейсон. — А много ли у вас собрано доказательств для того, чтобы обвинить Джозефину Кемптон в убийстве Элен Кэдмас?
      — А никто и не говорил, что она убила Элен Кэдмас. Мы написали, что власти проводят расследование.
      — Отлично, — сказал Мейсон, — а теперь вы можете заверять читателей, что на основании цитированной записи из дневника несколько дюжин сыщиков «Детективного агентства Дрейка» прочесывают эту часть страны с целью подтверждения моей теории о том, что запись в дневнике обозначает нечто совершенно определенное. А если вы вернетесь к себе и заглянете в дело Элен Кэдмас, то обнаружите, что ни один человек из команды не видел Элен Кэдмас после отплытия яхты. Более того, и это очень важно, никому не известно, какого рода конфиденциальную работу она якобы выполнила для Бенджамина Эддикса. Эддикс сказал, что, когда он уходил, она печатала на машинке в своей каюте. Позднее его спросили, получил ли он отпечатанные документы, и он ответил, что конечно нет и что в последний раз он ее видел, когда она расшифровала стенографическую запись, обратите на это особое внимание. Если она покончила жизнь самоубийством, она не стала бы, прыгая за борт, брать с собой перепечатанные страницы. Если бы она собиралась покончить жизнь самоубийством, она не стала бы вообще их перепечатывать. Она просто прыгнула бы за борт, оставив записи нерасшифрованными в своем блокноте для стенографии. С той самой минуты, когда я взялся за расследование дела, мне очень хотелось выяснить, что случилось с документами, продиктованными ей Эддиксом в ту ночь, когда она исчезла. Есть фотографии каюты, в которой, как полагали, она находилась после того, как яхта вышла в море. А теперь, господа, рассмотрите как следует эти фотографии и вы заметите две или три необычные вещи. Машинка стояла на столе, как и положено, и вокруг были разбросаны какие-то бумаги, но я до сих пор не слышал, чтобы кто-нибудь нашел блокнот для стенографии с расшифрованными записями, и мне до сих пор не удавалось найти никого, кто видел в каюте хотя бы какой-нибудь отпечатанный документ. Но особенно меня заинтересовала вот эта фотография. Она была сделана после того, как яхта пришла на Каталину, и на ней изображена каюта Элен Кэдмас. Дверь в душ открыта, и можно даже увидеть с противоположной стороны кусочек интерьера каюты, которую занимала Джозефина Кемптон. Ну а теперь, господа, всмотритесь хорошенько — не замечаете ли вы чего-нибудь странного?
      Газетчики тщательно изучали фотографию.
      Мейсон сказал:
      — Полотенца на одной из вешалок были использованы, Это полотенца, висящие рядом с дверью в каюту Джозефины Кемптон. К полотенцам у дверей в каюту Элен Кэдмас никто даже не притрагивался. Вы полагаете, что она находилась на борту яхты, стенографировала, много печатала на машинке и ни разу даже не помыла руки, даже не развернула полотенце?
      Один из репортеров тихонько присвистнул, а затем сказал Мейсону:
      — Послушайте, да вы и в самом деле отличный сыщик.
      Мейсон усмехнулся:
      — Господа, вы стартуете одновременно с полицией. Было бы просто чудесно, если бы вы сами нашли Элен Кэдмас. И если вы подтвердите правильность моих догадок… Ну, тогда у вас будет материальчик намного ценней, чем пустые обвинения заинтересованной стороны. Я не знаю, насколько велико желание ваших редакторов раздобыть исключительное право на интервью с Элен Кэдмас и подлинную историю ее предполагаемого самоубийства, но я полагаю, что тот, кто все это раскопает, может рассчитывать на серию статей за своей собственной подписью, особенно если он раскрутит ее на эксклюзивное интервью. Вот почему я ставлю вас всех в равные условия. Здесь названия двух мотелей, где они регистрировались как мистер и миссис Б. Ф. Барнуэлл, а вот несколько фотографий, чтобы вы не тратили попусту время в ваших редакционных архивах.
      — Барнуэлл, — задумчиво произнес один из них. — Послушайте, а ведь этот Хардвик получил телеграмму от Германа Барнуэлла. Он…
      Он вдруг замолчал на полуслове. Какое-то мгновение репортеры стояли словно в оцепенении, затем один из них рванулся к двери. И тут же все четверо помчались как сумасшедшие по коридору.
      Мейсон улыбнулся Делле Стрит:
      — Завтра утром пошлем мистеру Сиднею Хардвику парочку газет и сообщим ему, что мы и сами умеем действовать быстро.

14

      — Ну что ж, неплохо, — сказала Делла Стрит, когда стихли последние звуки бегущих ног. — Вот уж действительно, ты взял пуговицу и пришил к ней жилет.
      Мейсон улыбнулся.
      — Шеф, а ты не рискуешь, устроив все это?
      — Что значит — рискую?
      — Черт возьми, ты заявил, что у этой девушки ребенок и что она была гражданской женой Бенджамина Эддикса. Боже мой, ну а предположим, что она жива?
      — Ну и что?
      — А если она подаст на тебя в суд?
      — В таком случае, — сказал Мейсон, — Джозефина Кемптон тотчас же сможет вздохнуть посвободнее. Мы ничего не добьемся, находясь в обороне и просто уклоняясь от ответов и отрицая все подряд. Это как раз тот случай, когда нам необходимо перенести сражение на территорию противника.
      — Но ты ведь не имеешь права выходить за пределы доказанных фактов.
      — Это верно, — сказал Мейсон. — А теперь давай-ка рассмотрим все эти факты. Совершенно очевидно, что они жили вместе. Я полагаю, у них была любовь. Еще когда я впервые принялся просматривать дневники Элен Кэдмас, меня поразили две вещи. Первое — никто из членов команды не упоминал о том, что видел Элен Кэдмас на борту яхты после выхода в открытое море. А второе — неизвестно куда пропали бумаги, которые она напечатала. Или она отнесла их Бенджамину Эддиксу, и тогда объяснения Бенджамина Эддикса полиции были лживы, или бумаги остались в каюте, и тогда их кто-то тайком забрал. Едва ли профессиональная стенографистка настолько любит печатать на машинке, чтобы перепечатать важный документ, а затем прыгнуть за борт, сжимая его в руках.
      — А если ее случайно смыло за борт?
      — Волны были не настолько огромными, чтобы захлестывать судно, Делла. Ночь была неспокойной, ветреной, кое-где на палубе стояла вода, и было довольно много брызг, но это отнюдь не был один из тех все сметающих на своем пути штормов, когда огромные массы воды, то и дело обрушиваясь на палубу, могли бы сбить девушку с ног.
      — Ну, как бы то ни было, ты определенно заварил кашу.
      — Что я и собирался сделать, — согласился Мейсон.
      — А теперь чем мы займемся?
      — Ты отправишься домой, — распорядился Мейсон, — а я усядусь поудобнее. Мне предстоит напряженная работенка.
      — И что за работенка? — подозрительно спросила Делла Стрит.
      — Я собираюсь изучить дневники самым внимательным образом, с учетом того, что нам теперь известны две даты, когда она останавливалась в мотелях. Я уверен, что между строк можно вычитать какие-то намеки, которые дадут мне своего рода ключ, и, получив этот ключ, я проверю все остальные даты.
      — Подвинься, — сказала Делла Стрит. — Я не собираюсь бросать тебя на полпути.
      — Нет, тебе нужно отправиться домой и немного отдохнуть.
      — Вздор! Я собираюсь довести дело до конца.
      — Ну ладно, уж если ты так настаиваешь, то тогда хотя бы сходи поужинай.
      — А ты что, собираешься сидеть голодным?
      — Ну, я попрошу, чтобы мне принесли снизу, из буфета, кофе и чизбургер.
      — Попросите два, — сказала она. — И давайте приступим.
      — Вот и отлично, — сдался Мейсон, не скрывая радостной улыбки. — Делла, как ты думаешь, может ли девушка, которая ведет дневник, как это делала Элен Кздмас, влюбившись в своего шефа, писать так, что об этой любви в дневник не просочилось ни слова?
      — Многое зависит от характера любовной связи. Я думаю, что женщина, любившая по-настоящему, остерегалась бы писать что-нибудь такое, что могло бы не понравиться ее возлюбленному. С другой стороны, влюбленная женщина всегда склонна исповедоваться своему дневнику.
      Мейсон кивнул:
      — Вот я как раз и собирался заняться поисками шифра. У нее должно было быть какое-то условное выражение или слово, которое она использовала, когда хотела написать, что была с любимым человеком.
      — Если, конечно, предположить, что она его действительно любила, — сказала Делла Стрит.
      — Прочитав ее дневники, я стал испытывать к Элен Кэдмас симпатию, — сказал Мейсон. — Она была искренняя, цельная, прямодушная девушка, и, как мне кажется, очень преданная. У нас есть две даты, Делла. Давай-ка найдем их в дневнике и внимательно изучим все записи.
      — Если он действительно любил ее, то почему он не женился? — спросила Делла Стрит.
      — Да, — сказал Мейсон, — это и есть одна из загадок нашего дела. Ты ведь не хочешь, чтобы в расследуемом деле вовсе не было никаких загадок?
      Она улыбнулась и покачала головой.
      — Ну что ж, — сказал Мейсон, — примемся за наше исследование.
      Мейсон внимательно читал и перечитывал все записи, относящиеся к той дате, когда они впервые зарегистрировались в мотеле.
      Делла Стрит подошла сзади, заглянула ему через плечо, и какое-то время они в полном молчании читали вместе.
      Неожиданно она рассмеялась.
      — В чем дело? — спросил Мейсон.
      — Ты смотришь под тем числом, когда они зарегистрировались в мотеле.
      — Ну и что? — спросил Мейсон.
      — Это не то число, — сказала она. — Она просто не могла ничего поведать своему дневнику, пока не вернулась обратно на следующий день. Так что, скорее всего, когда они ехали домой, Эддикс и предложил…
      — Вот это в самую точку! — сказал Мейсон. — Я чувствую, что все мои романтические чувства погребены под снежными заносами деловых соображений. Для юриста дата — это дата. Отлично, давайте-ка взглянем на следующий день.
      Они прочли запись за следующий день, и указательный палец Деллы Стрит тут же ткнул в строчку на странице дневника.
      — Вот оно, шеф. Яснее и быть не может.
      Мейсон прочитал:
      «Говорят, что счастье там, где ты его сам найдешь, так оно со мной и произошло. Я хочу положиться на судьбу и, конечно, не стану пытаться ускорить развязку, пока она сама не станет неизбежной».
      — Боже мой, — воскликнул Мейсон, — я ведь сам это читал! Эту тетрадь я сам проверял, Делла, и тогда не смог осознать всю важность написанного.
      — Ну что ж, все правильно, — заметила Делла Стрит, — запись имеет отношение к тому, что произошло предыдущей ночью. Очевидно, это у них было уже не впервые. Она совершенно явно решила положиться на судьбу и наслаждаться счастьем, пока не наступит развязка.
      — Отлично, — сказал Мейсон, — давай-ка вернемся к той, второй, тетради, Делла. Посмотрим, нет ли интересных записей накануне того дня, когда об этом важном событии стало известно Эддиксу.
      Делла Стрит принесла тетрадь и положила ее на стол.
      — Подвинь стул и садитесь, — предложил Мейсон.
      — Нет, спасибо. Мне и так хорошо. Отсюда мне удобнее смотреть вниз на страницу.
      Ее щека была совсем рядом со щекой Мейсона; через какое-то время Мейсон протянул правую руку, обнял Деллу за талию и прижал ее ближе к себе.
      — Ну вот, и здесь есть об этом, — сказал он, показывая абзац в тетради. — Теперь, когда у нас есть шифр, все совсем просто. Вот, послушай:
      «Мне все еще не хочется приближать развязку, но теперь она неизбежна».
      — Да, это ее шифр, — согласилась Делла Стрит.
      Мейсон отодвинул стул, встал, повернул к себе Деллу так, что она оказалась лицом к лицу с ним, и сказал:
      — У нас появилось неотложное дело.
      — Какое?