Герцогиня (№1) - Неукротимая герцогиня

Сердечный друг графини, паж-красавчик Робер хозяйским шагом, со скучающей миной на безусом лице направлялся в покои мадам Изабеллы.

«Опять эта липучка будет козочку изображать, дура старая», – привычно думал он, берясь за ручку двери и готовясь к тому, что мадам Изабелла, как обычно, бросится ему навстречу. На дверь не поддавалась – она была крепко заперта изнутри.

Полчаса Робер топтался у входа в спальню, не решаясь громко стучать, чтобы не разбудить нежелательных свидетелей.

После получасовых умственных и физических усилий он понял, что открывать ему сегодня не собираются, и в полном расстройстве чувств побрел обратно.

Барон преодолел последние метры до желанного окна и, подтянувшись на сильных руках, перекинул тело через подоконник.

Жанна лежала на широкой деревянной кровати, украшенной изящной резьбой, и, несмотря на теплую ночь, была до горла укрыта богато расшитым покрывалом монастырской работы.

Она не спала и внимательно смотрела на влезающего в комнату де Риберака.

Опытный в таких делах барон заподозрил, что здесь что-то неладно, но решил не отступать и бросился на колени у изголовья кровати. – Только преклонение перед вашей божественной красотой заставило меня совершить сей дерзкий поступок и явиться в ночной час в вашу спальню! – пылко воскликнул он.

– Господь с вами, барон! – насмешливо улыбнулась Жанна. – Если бы все, кто преклоняется перед моей божественной красотой, повинуясь этому благородному порыву, пробрались сюда, то здесь дышать было бы трудно. Так что, смею надеяться, вас привело желание не только преклоняться?

Сбитый с толку де Риберак замер, не зная, как расценить такое заявление: как поощрение его действий или наоборот.

Жанна откинула покрывало, и барон с удивлением увидел, что она лежит полностью одетая – в домашнем, но достаточно строгом платье безо всякого намека на фривольность.

Поднявшись с кровати, Жанна аккуратно обошла коленопреклоненного кавалера и остановилась у окна. Посмотрев на луну, она села в стоящее рядом с окном кресло, расправила подол платья и приказала:

– Рассказывайте, зачем вас сюда занесло. Пытаясь правильно сориентироваться в ситуации, де Риберак очень медленно поднялся с колен и опустился в кресло напротив.

– Я прошу вашей руки, графиня! – торжественно-печальным голосом возвестил он.

– Очень хорошо… – Судя по ее тону, это сообщение Жанну ничуть не удивило, не огорчило и не обрадовало. – И как вы представляете нашу совместную жизнь? Вы понимаете, о чем я говорю?

– Понимаю, графиня. У меня прекрасный замок и неплохие земли, дающие хороший доход, С вашим приданым получится солидный фьеф. В Аквитании вам не будет равных, и вы сможете держать не очень большой, но изысканный двор, – в тон Жанне официально ответил барон.

Жанна ласково улыбнулась де Рибераку и спросила!

– Значит, как я поняла, дальше Гиени ваша мысль не уносится, и вы не считаете, что в нашем краю кое-что можно было бы изменить? Ведь графства как такового уже больше нет, и большая часть земель, которые я могла унаследовать, после войны отошла короне. Но дело не безнадежно…

– Зачем? Я люблю наш край виноградников и песчаных дюн и ненавижу все эти придворные штучки-дрючки. Что корона захватила, то она не отдаст. А наши соединенные земли значительно перекроют бывшие размеры графства. Но вы меня, право, поразили, госпожа Жанна! Редко встретишь женщину такой красоты и такого ума!

Успокоенный барон решил от скучных деловых переговоров (кстати, довольно странных для юной девушки!) перейти к более волнующим темам. «Скорее всего, Жанна просто из тех девиц, которым прежде всего нужны уверения в законности галантных намерений со стороны кавалера. Боится продешевить, вот и предприняла такой экстравагантный демарш, маленькая дурочка!» – насмешливо подумал он.

Но Жанна выпрямилась в кресле и, холодно глядя в лицо де Рибераку, отчеканила:

– Земли ваши не так обширны и дела в ваших владениях не так блестящи, как вы это представляете! А при отсутствии честолюбивых устремлений вы на всю жизнь останетесь всего-навсего захолустным дворянином даже с моим неплохим приданым! Меня это не устраивает, и я отказываю вам! Покиньте мои покои!

– Жанна! – воскликнул ошарашенный барон. – Вы рассуждаете не как юная благородная девица, а как старый ломбардский купец! Брак – это соединение двух сердец, а не двух кошельков! Подарите мне эту ночь, и утром, клянусь, вы измените свое решение!

– Или месяца через три-четыре, когда новенький барончик де Риберак будет весело прыгать в моем чреве! – ехидно подхватила Жанна. – Большое спасибо!

– Пресвятая владычица Эмберская! Подобные слова больше пристали прачке, чем графине! – рявкнул взбешенный отпором де Риберак.

– Я не знаю, как отвечают прачки на подобные предложения… – абсолютно спокойно отпарировала Жанна. – Но, судя по всему, вы частенько слышали из их уст отказы, поэтому я охотно вам верю. Спокойной ночи, барон! Долг учтивого кавалера – повиноваться желаниям дамы, а мое желание вам известно.

Благородный барон был учтивым кавалером лишь до определенного предела. Он небрежно развалился в кресле и надменно спросил:

– Прошу прощения, прекрасная дама, но я немного запамятовал, о каком желании идет речь?

– Господин де Риберак! Не будьте смешным и не заставляйте меня прибегать к крайним мерам. Если сегодня я не высплюсь, то завтра меня будет шатать от усталости. И я, конечно же совершенно случайно, могу задеть ваш шлем, выставленный перед турниром (за день до начала турнира рыцари выставляли свои щиты с гербами и шлемы для всеобщего обозрения в зале).

Угроза была очень серьезной: такой поступок Жанны был бы равен публичному заявлению, что де Риберак вел себя недостойным для рыцаря образом, и по строгим правилам турнирного искусства ни один уважающий себя рыцарь не скрестил бы с бароном копья. А если бы барон все же рискнул показаться на ристалище, то его бы прилюдно опозорили.

Поэтому барон процедил сквозь зубы:

– Прощайте, прекрасная дама! – и направился к окну.

Когда уже все его тело переместилось наружу, на стену, и только голова торчала над подоконником, де Риберак напоследок сообщил Жанне:

– Хотя всю вашу женскую породу я изучил вдоль и поперек, но в жизни такой расчетливой и холодной особы не встречал. С подобными замашками вы далеко пойдете, божественное создание! Или может дьявольское?

Невозмутимая Жанна подошла к окну со словами:

– Я так и сделаю, барон! – и нежно поцеловала его в лоб и очень обидно рассмеялась.

– Ну и ведьма! – только и нашелся де Риберак.

Глава V

Когда Жаккетта думала, что предыдущий день был тяжелым, то она глубоко заблуждалась.

Чуть свет всех камеристок созвали в кладовую нарядов. Заспанные, зевающие во весь рот девушки медленно собрались, недоумевая, что они тут забыли в такую рань?

Появилась свежая, как после прогулки, Жанна и велела:

– Маргарита! Неси одеться и причеши! Остальные доставайте все мои платья, отрезы шелков! Да быстрей шевелитесь, куры заспанные!

Под ее ледяным взглядом проснулись даже самые невыспавшиеся и кинулись открывать сундуки.

Голосом полководца на поле брани Жанна командовала:

– Оставьте синее, лазоревое тоже, зеленое не пойдет, белое обязательно… Куда, дура, понесла?! Оставь, говорю! Розовое положи рядом с белым!

Когда платья были отобраны, пришел черед и шелкам.

Подбирая подходящие по цвету к нарядам, Жанна рассуждала вслух:

– У меня на завтра четыре платья. По два рукава – это восемь штук. Так. Более менее приличных рыцарей на турнире будет около тридцати, значит, двадцать пять минимум.

– Никак у госпожи Жанны крыша поехала! – шепнула злая от недосыпа Маргарита нервно хлопающей глазами Аньес. – С чего это она так уверена, что господа ринутся за ее рукавами, словно за пасхальными булочками?

Тем временем Жанна закончила расчеты и приказала:

– К синему и лазоревому – по три пары рукавов, к белому и розовому – по четыре. Отправляйтесь наверх, и, пока работу не закончите, чтобы ни одна и носа не смела высунуть! И никому не открывайте, кто бы ни стучал!

– А госпоже Изабелле? – пискнула испуганная Аньес.

– Матушке – в первую очередь! – отрезала Жанна. – Молчите, словно вас и нет!

– Да мы же с голоду помрем! – заявила хмурая Маргарита.

– Не помрете! Обед тетушка Франсуаза вам принесет. А я приду с ней и проверю, заслужили вы его или нет. Да смотрите мне! Чтобы швы были аккуратными, а к платьям приметывайте на самый тонкий шелк, чтобы сразу отрывалось, не как у, дурочки Бланки!

Камеристки, взяв в охапку платья и ткани, понуро побрели наверх.

Весь день насмарку – и это когда в замке актеры! Ну не подло?

– А что это за дурочка Бланка? – тихонько спросила Жаккетта у Аньес.

– Да в прошлом году был большой турнир в Бордо. А эта Бланка поздно узнала, и ей не успели рукава специальные сделать, над какими мы сейчас до утра пластаться будем. А платье, мне потом ихняя кухарка говорила, ей из бабушкиного перешили. Шелк-то поизветшал за столько лет. Стала она избраннику рукав отрывать, да с рукавом весь перед и оторви! Вот смеху-то было!

Но сейчас девушкам было не до смеха.

Маргарита с ожесточением кромсала шелка и парчу, кроя заготовки. Жаккетта крупными стежками сметывала, а Аньес, Шарлотта и Бриджитта в три иглы стачивали рукава. Но все равно дело двигалось очень медленно.

– Когда настроения нет, так хоть не берись… – Шарлотта со вздохом стала вдевать новую нитку в иглу. – Сегодня даже пальцы как чужие! Так мы и за три дня не управимся. Везет же Анне-Мари: сегодня она госпожу Изабеллу утром оденет и до вечера свободна…

Маргарита выкроила последний рукав и с яростью шваркнула ножницы о каменный пол.

– Мы – как каторжники на галерах! Тех хоть за преступления взяли, а нас за что?! Я есть хочу, провалиться им всем со своим турниром! Вон уже к завтраку трубили…

– Вот погоди, скоро хозяйка заявится и скажет, что наша работа никуда не годится. Она явно что-то задумала, видели, как из глаз молнии бьют? – «утешила» ее Шарлотта, с пятой попытки попав ниткой в ушко.

– А может, и госпожа Изабелла нагрянет… Вот скандалу-то будет! Госпожа Жанна не зря нас раньше не дергала так бы и дала ей госпожа графиня лучший шелк на ветер пускать. А теперь госпожа Изабелла занята… И такое обилие рукавов у дочки будет на турнире для нее бо-о-ольшим сюрпризом, вот увидите! Она эти шелка хотела на парадное платье пустить, а мы виноваты будем!

Уныние облаком нависло над комнатой. Казалось, девушки шьют не воздушные одеяния, а грубые паруса. Почему-то ломались иголки, рвались нитки, и работа продвигалась вперед черепашьими шажками. Низко склонив головы над ненавистной работой, камеристки молчали.

– Пресвятая Анна! Глазам не верю – целая куча скромных овечек шьет и молчит! Чур меня, чур! Это колдовство! – раздался знакомый веселый голос.

Как по команде подняв головы, девушки увидели удобно расположившегося на подоконнике фокусника с большой корзинкой в руках. От неожиданности они побросали шитье и с визгом кинулись врассыпную.

Но бежать было некуда: Жанна лично заперла дверь, и камеристки сгрудились в самом дальнем от окна углу комнаты. Все, кроме Жаккетты, сразу узнавшей своего постояльца Франсуа.

– Чего вы? – крикнула она подругам, спокойно продолжая шить. – Это ведь фокусник, ему раз плюнуть.

– Моя маленькая швея, меня восхищает твоя слепая вера в мои безграничные возможности, на увы… Это не чудо а работа моих же бедных усталых конечностей! – отозвался с окна Франсуа и спрыгнул на пол. – Я надеялся на более теплый прием. Ведь, кроме того, что я доставил вам счастье лицезреть меня, я также доставил подкрепление для ваших голодных животиков.

Услащав последние слова девушки с точно таким же визгом кинулись обратно.

Франсуа с блаженным видом принимал их восторги и подставлял щеки для поцелуев.

Через минуту все рукава были сброшены со стола и на их месте развернулся веселый пир. Горести вмиг забылись, и жизнь опять стала прекрасной!

Фокусник королем сидел в торце стола и, подкрепляя свои слова винцом прямо из фляжки, рассказывал:

– Этим утром я проснулся, томимый двумя нуждами. Первую я скромно опускаю, нечего про малую нужду распространяться, тем более что я давно ее справил. А вот вторая нужда была куда величественней: восславить доброту приютившей меня Жаккетты! Но принцессы не было в замке, и кровать ее давно успела остыть…

– Держать ночью надо было крепче! – ввернула пришедшая в прежнее жизнерадостное состояние Маргарита.

– Милая дама, вы меня обижаете! Я честно предложил Жаккетте галантный турнир, но она отказалась, слава Богу, чему я был очень рад, так как сил поднять копье у меня не было… Увы! Но сегодня я грозный боец и предлагаю всем желающим дамам поединок во имя Любви! Это к слову, а наша баллада продолжается. Томимый голодом, я спустился в кухонный рай, где добрая женщина по имени Франсуаза поведала мне грустную историю о том, как злой дракон похитил и заточил в неприступную башню пять наипрекраснейших дев. Мое горячее сердце не могло не возмутиться такой несправедливостью и, подкрепившись восхитительным местным блюдом – бобами с «гасконским маслом», я преисполнился решимостью проникнуть в цитадель и спасти плененных дев от тоски и голодной смерти. К вашим услугам, прекрасные дамы, я – ваш преданный рыцарь и трубадур:

Боярышник листвой в саду поник,

Где донна с другом ловят каждый миг,

Вот-вот рожка раздастся первый клик!

Увы, рассвет, ты слишком поспешил…

Я хотел бы усладить ваш слух подобными балладами и канцонами, но, увы, цитра в корзину не влезла. Позвольте же стать вашим менестрелем и развлечь вас прелестной и поучительной историей о Флуаре и Бланшфлер! Берите-ка в свои крохотные проворные пальчики иголки и разрешите покорному слуге занять вон ту симпатичную подстилку.

– А что сегодня в театре будет? – спросила Аньес, опять загружая стол шитьем.

– О! Сегодня мы продолжим пьесу о Ливистре и Радомне, и там я буду играть далеко не последнюю роль, советую посмотреть – король бы не отказался!

Франсуа растянулся на коврике в углу, где громоздились кучи лоскутов, подложив под голову мешок с тряпьем.

– Ну да! – отозвалась Маргарита. – Король, может, и не отказался, а мы от силы семь рукавов сделали. Еще больше двадцати осталось. Не успеем!

– С такой прекрасной историей, как моя?! – возмутился фокусник. – Вы и опомниться не успеете, как нашьете платьев на всю округу! Это вам не какое-нибудь простонародное фаблио[4], а настоящий благородный рыцарский роман!

– Ух ты! – воскликнула Бриджитта. – Я страсть как люблю такие романы слушать. Сразу представляешь себя королевой или там прекрасной дамой, и рядом красавчик рыцарь в разноцветных перьях, совсем как мессир де Риберак на прошлом турнире!

Она приложила к себе белое платье, к которому пришивала рукав, и подражая походке мадам Изабеллы, павой прошлась по комнате.

– А по мне лучше простые истории… – пробурчала себе под нос Жаккетта. – Веселей слушать, а в этих романах одни вздохи да слезы рекой!

Но ее никто не услышал.

– В давние-давние времена жила-была в Риме благородная супружеская пара, – начал свой рассказ Франсуа. – Все у них было: и любовь, и достаток, но не имели они детей. И печальные муж с женой уже готовились встретить одинокую старость…

– Бедненькие-е… – шмыгнув носом, прошептала Аньес. – И то правда, счастье не счастье без детишек.

– Но однажды супругам было чудесное видение во сне к обоим спустилась с золотого престола Пресвятая Дева, протянула им прекрасную белую розу и сказала: «Если вы совершите паломничество к святому Жаку в Компостеллу, то он даст вам дитя!» А когда они проснулись, то увидели, что на розовом кусте, стоящем на окне спальни, распустилась белая роза! Возблагодарив Господа и Деву за это чудо, супруги с небольшой свитой присоединились к паломникам, идущим в Компостеллу.

Вот теперь иголки действительно мелькали в руках. Затаив дыхание, девушки слушали звучный голос Франсуа.

– Но только паломники прошли перевал, на них напал свирепый король сарацин Филипп и всех их захватил в плен. Муж не вынес тягот плена и скончался, а его благородную супругу взяла простой служанкой сарацинская королева Лариса. Королева почувствовала в своей горничной знатную даму и приблизила ее к себе. В одно время они родили: королева мальчика, а римлянка девочку. Но королева родами умерла, и римской синьоре пришлось выкармливать сразу двух младенцев. Помня о своем видении, о Деве и Белой Розе, она назвала дочку Бланшфлер, а новорожденного принца назвали Флуаром. С рождения они росли вместе и, повзрослев, пылко друг друга полюбили. Но свирепый и коварный король сарацин взбесился от ярости, когда узнал о дружбе своего сына с дочерью пленницы – служанки. И решил навсегда разъединить влюбленных!

– Подлюка! – смахнула слезу Бриджитта, у которой в жизни была подобная драма, если заменить прекрасного принца краснощеким увальнем, а свирепого сарацина пузатым мясником.

– Король призвал к себе Флуара и повелел ему направиться в соседнее королевство, населенное такими же неверными, и при тамошнем дворе учиться благородному искусству править государством. Не смея отказаться, Флуар в великой печали пошел к любимой с грустной вестью. Обливаясь горькими слезами, они сидели в саду у фонтана и прощались. Бланшфлер дала возлюбленному волшебное кольцо, которое тускнело, когда ей грозила беда, и они поклялись друг другу Пречистой Девой, что будут верны своей любви до гроба.

Уже не одна Бриджитта украдкой смахивала слезы. Крепилась только Маргарита, но и она покусывала губы.

– Не успел принц со свитой выехать за ворота города, как кольцо стало тусклым, как старая миска. Вихрем вернулся Флуар во дворец и в ужасе увидел, что его любимая стоит на костре и палач готовится поджечь поленья. Разметав стражу, принц освободил уже бесчувственную девушку и понес ее к королю, требуя справедливости. Хитрый король сказал, что одна из служанок обвинила Бланшфлер в колдовстве. Но добрые люди притащили эту мерзкую старуху к трону, и все увидели, что настоящая ведьма она сама! Королю Филиппу ничего не оставалось делать, как снять с девушки обвинение и затаить свою злобу под добрым обхождением. Успокоенный принц уехал, не подозревая об отцовском коварстве.

Король сарацин дождался, пока не прибыл гонец с известием что принц благополучно добрался до соседнего королевства, а потом тайно продал Бланшфлер левантийским купцам. И когда Флуар, предупрежденный кольцом, добрался до дома, его любимая была уже далеко. Безутешный юноша пустился в долгое странствие, чтобы отыскать свою даму сердца. Много стран, населенных самыми разными людьми, прошел он, пока, наконец, не достиг великого города Вавилона. Там, на базаре, он услышал рассказ о прекрасной, как белая роза, девушке-пленнице, которая отвергла любовь грозного эмира и теперь заточена в высокую башню. Каждое утро эмир посылает красавице корзину цветов, стремясь смягчить неуступчивое сердце. Флуар бегом направился к башне эмира и там, подкупив за сто золотых флоринов стражников, забрался в корзину.

Счастью Бланшфлер не было предела, когда она увидела своего любимого среди колючих роз. Забыв обо всем на свете, они бросились друг к другу в объятия и предались самой упоительной, самой сладостной любви, которую только можно представить!

Франсуа сам увлекся своим рассказом и уже не лежал на подстилке, а вихрем носился по комнате, размахивая руками и гримасничая, чтобы лучше изобразить описываемые события.

– Но в разгар страсти в комнату ворвались стражники с эмиром во главе. Эти продажные твари, иуды, не имеющие понятия о чести и истинной вере, отправив Флуара в башню, тут же ринулись к своему хозяину, надеясь и от него получить сто монет. Разъяренный эмир приказал сжечь влюбленных на костре в присутствии всего города. Их облачили в грубые дерюги и сковали одной цепью. Посадили в грязную повозку и под нещадно палящим солнцем повезли на базарную площадь, где уже горел костер высотою с ваш донжон!

Слезы по нежным щечкам текли рекой. Девушки, заслушавшись, незаметно завершили работу и теперь полностью упивались рассказом, искренне переживая все злоключения героев.

– Эмир повелел явиться на казнь всем придворным, всем зажиточным людям той страны, всем иностранным послам и купцам. Янычары приготовились кинуть пленников прямо в огонь, как вдруг из толпы вельмож выступил посол из страны короля Филиппа. Он узнал давно пропавшего принца! Посол загородил янычарам путь и спросил эмира, по какому праву он наследника престола его, посла, государства и невесту наследника?

В коридоре раздались негромкие шаги, и чуткое ухо актера уловило их. Прервавшись на полуслове, он громким шепотом объявил:

– Кажется, идет огнедышащий дракон! Милые дамы, разрешите откланяться!

Франсуа схватил корзинку с пустыми фляжками и мисками и исчез за окном. И когда уже даже вихров его не стало видно над подоконником, девушки услышали последние слова:

– Влюбленные поженились и жили долго и счастливо. А Флуар стал королем!

Когда Жанна вошла к своим узницам, даже в ее непробиваемом алмазном сердце шевельнулась жалость: девушки сидели с грустными, залитыми слезами лицами над грудой сшитых рукавов, а в углу красовались четыре полностью готовых платья.

– Ну, чего разнюнились? – холодно бросила она, стараясь скрыть чувство неловкости. – Идите-ка на кухню, Перекусите, а вечером скажете Большому Пьеру, что я разрешила, и он проведет вас на балкончик.

Вот так, благодаря вовремя пущенной слезе, камеристки получили возможность не хуже самых благородных особ насладиться спектаклем.

Поскольку девушки не были вчера на представлении, свободный от караула Большой Пьер охотно остался с ними и объяснил им сюжет и характеры действующих лиц:

– Вот эта вертлявая – главная и есть. Ейный папаша, ну вон тот толстяк, что сейчас на подмостках торчит, полностью у дочурки под каблуком. Кинулся ей женихов искать, да, видать, бестолковый совсем: нашел какого-то хмыря тощего, да басурмана к тому же! Дочка-то давно поняла, что на старика надежда слабая, засела на самой верхотуре и давай молодцов выглядывать. Вон тот размалеванный, в кудрях, мимо проходил. Отдохнуть остановился – она шасть к нему и охмурила враз. А тут папаша с хмырем подоспели. Эта стерва женихов лбами и столкнула: желаю, говорит, посмотреть, кто из вас меня поболее достоин! Они друг дружку мутузили-мутузили, но размалеванный дохляка хмыря все-таки одолел. Тут папаша малость ожил и молодца с дочкой повязал, обвенчал то есть.

Получив такую исчерпывающую информацию, девушки уже не путались в героях и наравне со всеми с интересом следили за дальнейшим развитием событий.

Как и было обещано ранее, сюжет опять завернулся в тугую петлю.

Тощий хмырь – египетский король Вердерих – не забыл ни чар красавицы, ни обиды поражения и коварно похитил прекрасную Родамну из супружеских объятий.

Как точно заметил Большой Пьер, Родамна, несмотря на красоту, была сама хозяйкой своей судьбы. Менять прекрасного Ливистра на полудохлого египетского владыку она совсем не желала, невзирая на все его сказочное богатство и безграничную власть. Ничуть не запугали ее и угрозы, визгливо выкрикиваемые Вердерихом. Улучив удобную минутку, она поменялась со служанкой плащами и спокойно покинула место заточения.

В это время возле серебряного же дворца Аргирокастрона шел военный совет. Ливистр решил отправиться в дальний путь в сопровождении вовремя появившегося друга Кливтоса.

Покинув дворец Вердериха, практичная Родамна не кинулась наобум в родные земли, а решила немного поправить свое финансовое положение и в относительном комфорте дождаться любимого супруга. Поэтому из гордой принцессы она безболезненно превратилась в бойкую хозяйку придорожной гостиницы на оживленном перекрестке. Расчет Родамны был верным: каким бы путем супруг ни направился на ее поиски, миновать перекресток он не мог.

Тем временем доблестные освободители находились уже в непосредственной близости от гостиницы, но упорно не глядящий под ноги Ливистр запнулся о единственный булыжник на сцене, да так и остался лежать около него, томно стеная прямо в зал.

Кливтос кинулся за помощью к гостинице, но, увидев там смазливую хозяюшку, решил чуть подзадержаться и познакомить ее с интересными эпизодами своей биографии. Родамна вполуха слушала, больше озабоченная, если верить ее лицу, расчетами, сколько же содрать за ночлег с подвернувшегося постояльца, но при упоминании имени Ливистра дикой кошкой кинулась на ошарашенного Кливтоса. «Где он?! Где он?! Как ты мог бросить его одного, о чужеземец?!» – кричала Родамна, вцепившись в испуганного такой реакцией Кливтоса, и, внезапно вспомнив, что она еще и принцесса, лишилась чувств.

В конце концов, благодаря титаническим усилиям друга Ливистра, супруги смогли соединиться вновь и обрести столь долгожданное счастье.

Такой хороший финал зрители встретили бурными воплями одобрения, и большая часть зрителей уже обдумывала, как на протяжении долгих лет они будут много-много раз рассказывать эту прекрасную историю по вечерам у очага, каждый раз добавляя: «И клянусь Святым Причастием, я видел это сам, в театре, в тот год, когда госпожа Жанна вернулась из монастыря!»

– Глядите, глядите! Этот Кливтос-то – Франсуа! – Маргарита все-таки разглядела под толстым слоем грима истинное лицо Кливтоса.

Девушки загомонили. Теперь пьеса показалась им еще интересней, если это только возможно: ведь такую важную роль в ней сыграл человек, который еще утром спас их от голода и скуки.

Чудеса, да и только!

– Пойдемте, красавицы, пойдемте! Вам завтра еще раньше вставать, чем сегодня! – Большой Пьер каким-то загадочным образом знал все, что происходит в замке, но предпочитал особо не распространяться…

Вслед за ним камеристки заторопились с балкона. Всем им резко захотелось спать. Причиной тому была даже не физическая усталость, а соприкосновение за один день аж с двумя произведениями искусства.

Глава VI

Наконец наступил долгожданный день турнира. После скоротечной утренней мессы благородное общество устремилось на ристалищное поле, безупречно подготовленное по самым строгим турнирным правилам.

На огороженном вытянутом прямоугольнике было где развернуться и паре рыцарей, и всем участникам сразу (в стычке отряд на отряд). Двойная изгородь надежно защищала участников от азартных зрителей, а трибуны для знати и скамьи для простого люда позволяли в полную меру насладиться захватывающим зрелищем (да и себя показать во всей красе).

Для рыцарей-участников были поставлены шатры, а сразу за почетными трибунами такие же шатры были раскинуты для полуденного отдыха дам.

В рыцарских шатрах оруженосцы последний раз проверяли доспехи и оружие своих господ, наводя окончательный лоск на и без того сверкающую амуницию; А в роскошном шатре графини де Монпеза (над которым гордо реял фамильный белый единорог) уже с раннего утра сидели камеристки Жанны и в тайне от остальных держали наготове платья, нитки и иголки – оружие, которым их хозяйка намеревалась сразить собравшихся.

Все трибуны, скамьи и пространство за оградой быстро заполнились народом. Дамы уже успели осмотреть друг друга, но лишь так, на скорую руку, потому что на поле выехали разодетые герольды.

Герольды объявили условия турнира и рыцарей-участников. Главным рыцарем – зачинщиком был конечно же не кто иной, как барон де Риберак: он считался не только отъявленным сердцеедом, но и лихим рубакой. Поэтому он первым появился на ристалище и направился к трибунам собирать сладкую дань рукавов и сердец.

Зрители приветствовали его восторженными криками, отдав должное как былым турнирным подвигам барона, так и его роскошным доспехам и наряду. Облаченный поверх отполированных лат в яркую красно-желтую тунику, всю в фестонах и зубчатых вырезах, в шлеме, увенчанном султаном из великолепных страусовых перьев, также выкрашенных в алый цвет, барон казался объятым пламенем.

Трепещущие дамы отвязывали, отпарывали, с мясом отдирали свои рукава и вешали их на копье рыцаря. Их красноречивые взгляды говорили, что в придачу к этим кусочкам парчи, шелка или бархата они отдают красавцу воину и свои нежные сердца.

Объехав половину трибун, барон собрал неплохой урожай, в его турнирное копье стало напоминать палку-вешалку какого-нибудь торговца вразнос женскими финтифлюшками.

Наконец, неаполитанский боевой жеребец (разукрашенный не хуже хозяина) неторопливым шагом доставил барона к центральной трибуне, которую занимали хозяйки праздника.

На фоне кричащего разноцветья трибун Жанна резко выделялась из общей пестрой массы. Она была одета в ослепительно белое платье с тонкой золотой вышивкой, стянутое тяжелым золотым поясом, а ее роскошные локоны, перевитые жемчужными нитями, падали на грудь и были единственным, но неотразимым украшением.

– Фи… Будто в траур вырядилась, крыса белобрысая! – прокомментировала этот наряд Бланш де Монфуа с соседней трибуны. – Тоже мне, Белая Королева[5]. – Но в ее словах зависти было больше, чем правды.

Мужской же половине Жанна казалась ангелом, спустившимся с небес. Между тем барон де Риберак поравнялся с трибуной, почтительно приветствовал мадам Изабеллу и, держа копье вертикально вверх, подчеркнуто пренебрежительно проехал мимо Жанны.

В наступившей тишине отчетливо донесся стук конских копыт. Подъехав к соседней трибуне, де Риберак медленно склонил копье перед растерявшейся от такого неслыханного счастья Бланш.

Даже если бы в центре поля шлепнулось невесть откуда взявшееся раскаленное ядро, это не произвело бы такого переполоха. Еще бы! Почти готовый жених первой невесты округи демонстративно ее объезжает! Пахнет пикантным скандалом!