Глава 16. МОРОЗ И СНЕЖИНКА

Ориэлла изумленно уставилась на обладательницу коричневых крыльев. В ее облике было что-то неуловимо знакомое, только Ориэлла никак не могла понять, что…

Зато девушка, ни мгновения не колеблясь, вскочила и с радостной улыбкой воскликнула:

— Госпожа! Какое счастье, что вы вернулись! Наконец-то мои надежды сбываются! — Она хихикнула. — Никогда не думала, что сюда попаду. И я бы, конечно, не попала, а погибла бы в море, если бы мне не подвернулся корабль мастера Яниса.

Только тут Ориэлла обратила внимание, что крылья девушки — в пятнах крови, на одном не хватает нескольких маховых перьев, а другое торчит под неестественным углом, так, что его кончик едва не волочится по полу. Она внимательно вгляделась в лицо отважной летуньи и наконец вспомнила эти каштановые кудряшки.

— Я тебя знаю! — сказала вдруг Ориэлла. — Ты — та самая девочка, которая нашла Хризу в развалинах храма?

— Точно, госпожа! Я…

— Послушай, Липнет, — перебила ее Занна, — где же твое гостеприимство? Дай госпоже Ориэлле и ее друзьям хотя бы отдохнуть с дороги — успеете еще обменяться новостями. Сбегай-ка лучше на кухню, скажи, что у нас пятеро голодных гостей, да приведи сюда Дульсину.

Линнет сразу же приуныла.

— Хорошо, Занна. — Она бросила на волшебницу еще один долгий взгляд и вышла, приподнимая волочащееся крыло.

Ориэлла была ошарашена.

— Занна, дорогая, скажи мне, откуда она взялась?

— Контрабандистам нередко встречаются в море прелюбопытнейшие находки, — усмехнулась Занна. — Но эта потрясла даже нас. Был жуткий шторм, где-то месяц назад, и Янис попал в самую гущу. Но, хвала богам, он хороший моряк и спас корабль, а вместе с ним и Линнет, которая откуда ни возьмись приземлилась на палубу. Сражаясь с ветром, она совсем обессилела и до берега точно бы не дотянула.

— Но что, ради всего святого, заставило ее вообще пуститься в это опасное путешествие? — недоумевала Ориэлла. Занна пожала плечами:

— Как ни странно, она искала тебя. И страшно расстроилась, когда я сказала ей, что ты исчезла. Но пусть лучше она сама тебе все объяснит… — Занна помрачнела. — Весь последний год нас преследовали несчастья.

Ориэлла взяла ее за руки:

— Да, я уже знаю о том, что случилось с Ваннором, Занна. Мне очень жаль…

— Ваннор сам навлек на себя беду — и не только на себя, но и на всех нас, — прозвучал чей-то скрипучий голос.

Волшебница обернулась — и не смогла совладать с печалью, охватившей ее при виде Дульсины. «Она же совсем не была старой!» — подумала Ориэлла. Но, увы, больше это не соответствовало истине. Дульсину почти невозможно было узнать. Под тяжестью горя плечи ее ссутулились, блестящие темные волосы, всегда аккуратно подобранные, стали белее снега и торчали в разные стороны, а гладкая кожа, которой она так гордилась, теперь была испещрена морщинами горечи и гнева.

При виде Ориэллы глаза Дульсины вспыхнули, и она откинула голову, словно хотела плюнуть ей в лицо.

— Ты слишком поздно вернулась, волшебница, — прошипела она. — Ты освободила фаэри на наше горе, а потом сбежала, чтобы не видеть того, к чему привела твоя слабость! И теперь уже ничего не поправишь. — Она сунула скрюченный палец под нос Ориэлле. — Ты уже разрушила все, что могла, и всей твоей магии не хватит, чтобы вернуть к жизни павших.

Ориэлла попятилась от нее, потеряв дар речи. Да что тут говорить? Как можно даже сердиться на жалкую, постаревшую женщину, убитую горем?

— Дульсина, ты сама не знаешь, о чем говоришь, — сказала Занна. — Ориэлла не должна отвечать за зло, причиненное нам фаэри, и тем более за безрассудство Ван-нора. Если кто и виноват во всем, так это несостоявшийся убийца, который своим ядом испортил отцу мозги. И твое поведение не делает чести ни тебе, ни нам с Тарналом.

Харгорн с потемневшим лицом встал между женщинами и взял Дульсину под локоть.

— Не расстраивайся понапрасну, старушка, — мягко проговорил он. — Лучше пойдем со мной, поболтаем о том о сем. Гебба заставила меня запомнить все городские сплетни… — Деликатно, но настойчиво он вывел Дульсину из комнаты.

Волшебница стояла не шевелясь; на ее внезапно побледневшем лице не отражалось ничего, и только Форрал, который знал ее много лет, понимал, какая печаль и тоска скрыты за этой внешней невозмутимостью. Он подошел и взял ее под локоть, безотчетно повторив движение Харгорна.

— Не расстраивайся, любимая, — сказал он в неловкой тишине. — Несчастная старуха повредилась в уме от горя и сама не понимает, что мелет ее язык. — Чувствуя, как дрожит все ее тело, он подвел Ориэллу к камину и усадил в кресло. — Присядь, отдохни немного. Мм все устали как собаки.

— Ориэлла, мне так стыдно… — Занна была в полной-растерянности. — Дульсина давно уже ведет себя довольно странно, но я не могла даже вообразить, что она выкинет такое… Я… я пойду взгляну, как там дела на кухне. — И она выскользнула из пещеры.

«Что все это значит?» — недоумевал Форрал, проклиная в душе Владыку Смерти, который запрещал ему глядеть в Водоем Душ, чтобы узнать, что происходит в мире. Как же все здесь непросто! Будучи начальником гарнизона он, например, даже не догадывался, что у контрабандистов существует такая отличная база, как этот Вайвернесс, как не подозревал и о том, что эти люди, всегда бывшие для него занозой в боку, окажутся в тесном общении весьма милыми и отзывчивыми.

А еще эта крылатая девица! Как-то раз он, правда, видел в Водоеме Душ Черную Птицу, соратницу Ориэллы, но оказалось, что это далеко не то же самое, что встретиться с легендарным Небесным Народом лицом к лицу. «Как я могу надеяться помочь Ориэлле, не зная даже половины того, что здесь происходит?» — с грустью думал Форрал.

Ну что ж, придется поступить так, как всегда, то есть делать все от него зависящее, а там видно будет. Оглядевшись, Форрал с некоторой тревогой заметил, что Гринц и так называемый Финбарр куда-то исчезли, но решил пока не заострять на этом внимания. Не считая пантер, они с Ориэллой впервые остались вдвоем после той памятной встречи в Башне Магов. Волшебница неотрывно глядела в огонь, и Форрал, не зная как еще ее утешить, опустился рядышком на колени и погладил ее по голове, как бывало в детстве. Ориэлла стремительно обернулась, но взгляд ее был не сердитым, а благодарным. Она со вздохом взяла его за руку и склонила голову ему на плечо.

— Я знаю, что по моему поведению этого не заметно, — тихо сказала она, — но я на самом деле очень рада, что ты вернулся.

Воспользовавшись общим замешательством, Гринц выскользнул из пещеры, чтобы самостоятельно провести рекогносцировку. «Волшебнице, конечно, легко говорить, чтобы я верил этим людям, — думал он. — Но сначала надо побольше узнать». Гринц весьма сомневался, что сможет найти себе здесь применение.

Он вернулся в большую пещеру, которая одновременно являлась и гаванью. Гринцу всегда нравились корабли, а таких, как эти, он ни разу не видел, даже когда в Нексисе был еще порт. К тому же не вредно заглянуть и а тюки, которые выгружают моряки.

Матросы были заняты своими делами, и на Гринца никто не обращал внимания. К большому разочарованию вора, тюки сгружали не распаковывая, и их содержимое осталось для него загадкой. Поэтому он вскоре утратил к ним интерес и пошел вдоль берега. Гринц обошел сторонкой старика, который чистил целую гору пахучей скользкой рыбы, посмотрел, как чинят сети, но все это было невыразимо скучно и скоро ему надоело. Он как раз собирался покинуть гавань и пойти на кухню поискать чего-нибудь съестного, когда его внимание привлек поток сочных ругательств, донесшихся с палубы одного из кораблей.

— Да чтоб тебя! Этот проклятый гафель опять запутался!

— Ну так залезь и распутай.

— Я? Ну уж дудки, приятель. Я свое отлазил. Это забава для молодых.

— А вон тебе молодой, на берегу. Эй ты! Давай-ка прыгай в шлюпку и дуй сюда!

К своему ужасу Гринц понял, что это относится к нему.

— Я? — Он поспешно отошел от воды. — Но я не умею…

Два старых матроса обменялись недовольными взглядами.

— Ну, ты сам за ним иди, — сказал один.

— Нет, ты иди! — возразил другой. Тут седобородый потрошитель рыбы отложил нож и, сплюнув в воду, заявил:

— Ладно, не спорьте, я привезу вам мальчишку. — И не успел Гринц опомниться, как он схватил его в охапку и понес в шлюпку. Через пару минут они уже были возле корабля, и матросы, не обращая внимания на протесты воришки, вытащили Гринца на палубу.

— Парень, ты чей? — спросил один из них и повернулся к товарищу:

— Я же не могу так запросто взять и…

— Да ладно тебе, Джескин, — перебил его тот. — Так мы до утра здесь проторчим. Какая тебе разница, чей это парень? Главное, чтобы на мачту влезть смог. — Он смерил Гринца оценивающим взглядом. — Ты лазать умеешь?

— Я-то? — Гринц невольно заулыбался. — Умеет ли рыба плавать?

Но его гордые слова не произвели на моряков особого впечатления.

— Ну так лезь на мачту и обрежь гафель.

Гринц моментально пожалел о своем бахвальстве. Знать бы еще, что это за гафель и почему он застрял на верхушке мачты… А сама мачта казалась ужасно высокой, а корабль покачивался на волнах…

Но вора уже охватил азарт. Здесь никто не знал, кто он, никто не интересовался его прошлым, и ему отчаянно захотелось показать этим людям, на что он способен. Он зажал в зубах нож, размял пальцы и, отринув страх, начал карабкаться на мачту.

Поначалу все было довольно просто. Цепляясь за ванты, Гринц поднимался все выше и выше, пока не остановился передохнуть и, не подумавши, посмотрел вниз. Во рту у него мгновенно пересохло, а руки вспотели. Он добрался уже до середины, и здесь мачта раскачивалась так, что Гринцу казалось даже, не что он вот-вот свалится, а что он уже летит на прибрежные камни. В его практике такого не встречалось, и Гринц перепугался. Он полез дальше, а руки скользили, и мачта становилась все тоньше и раскачивалась все сильнее…

Только профессиональная гордость не позволила Гринцу сдаться, но когда он достиг хитросплетения канатов, в котором запуталось какое-то бревно, ему стало казаться, что он добирался сюда не меньше года.

— А это, я так понимаю, гафель и есть, — промычал он сквозь стиснутые зубы и принялся пилить канаты ножом, освобождая бревно.

Как он спустился вниз, Гринц уже не запомнил. Освобожденный гафель здорово саданул его по плечу, едва не задев голову, и в себя вор пришел только на палубе. Собственно говоря, в чувство его привели дружественные похлопывания матросов, от которых у него клацали зубы.

— Молодец, парнишка!

— Ты славно поработал — на это стоило посмотреть!

— Пошли, Джескин, надо угостить героя глоточком! Гринц надеялся, что ему удалось скрыть свою радость при виде твердой земли. Матросы, оживление переговариваясь, привели его на кухню, где было тепло и пахло стряпней.

Расталкивая поварят, новые друзья Гринца направились прямо к хозяйке.

— Эмми! Эй, Эмми! Не найдется ли у тебя капелька рома для этого проворного паренька?

— Мальчики, имейте совесть! Вы же видите, что я занята! Гринц взглянул на стройную женщину и на мгновение увидел в ней хрупкую девушку, почти девочку — единственного человека, который был по-настоящему добр к нему. Он словно вновь возвратился в детство.

— Ты! — ахнул он. — Эмми! Я уже думал, что больше никогда не увижу тебя!

Женщина озабоченно сдвинула серебристые брови.

— Разве я тебя знаю?

Гринц раскрыл уже рот, чтобы начать объяснения, но тут из-под стола вылезла огромная белая собака, и он забыл обо всем на свете. У него перехватило дыхание, на глаза навернулись слезы. Собака была как две капли воды похожа на его потерянного друга, его ненаглядного Воина.

Гринц не мог говорить, сердце его сжималось от боли и радости одновременно. А собака, видя, что человек принадлежит к числу друзей ее хозяйки, решила с ним познакомиться и, виляя хвостом, ткнулась холодным носом Гринцу в ладони. Гринц упал на колени и, обхватив лохматую шею, залился слезами.

Эмми во все глаза смотрела на странного незнакомца, пытаясь вспомнить, где его видела. Но воспоминания ускользали от нее. Несомненно, парнишка старше, чем кажется, но все равно ему никак не больше двадцати. И почему он расплакался, увидев Снежинку? Наверное, белая собака много для него значила… Поколебавшись, Эмми подошла и осторожно тронула юношу за плечо.

— Успокойся… Ну, успокойся же.

Парнишка поднял голову, и взгляд его постепенно прояснился. Он шмыгнул носом, вытер лицо рукавом, а потом, ухватив Эмми за руку, неожиданно сказал:

— Эмми, ты не узнаешь меня? Я же Гринц, из Нексиса. Ты мне дала щенков…

— Гринц? — Внезапно Эмми вспомнила несчастного голодного ребенка, которого привела когда-то в приют Джарваса. Гринц вдруг помрачнел и отвернулся с независимым видом.

— Да, ерунда… — пробормотал он. — Забудьте об этом. С чего бы вам меня помнить?

— Нет! Подожди! Гринц, я тебя помню! — Он сопротивлялся, но Эмми схватила его за плечи и повернула к себе. — Честное слово, помню! — Она ласково дотронулась до его щеки. — Ты достал из кармана нож и велел мне убираться, а…

— А ты повела меня смотреть белую собаку и ее щенков! — закончил за нее Гринц. — И была первым человеком, который был ко мне добр… — Голос его от волнения сорвался.

— Я все эти годы считала, что ты погиб. — Эмми потянула его за руку. — Пойдем ко мне. Мы столько пережили — я хочу узнать о тебе все. Боги, даже не верится, что ты сумел выжить в ту ужасную ночь! — Она сгребла со стола только что вынутые из печи пирожки и завернула их в салфетку. — А остальные пусть ужинают без нас.

Занна шла по коридору в сопровождении двух болтливых девиц, которые несли чистое постельное белье, швабры и тряпки. Она намеревалась привести в порядок комнаты для гостей и сама хотела руководить уборкой в надежде, что это поможет ей избавиться от жгучего чувства стыда. «Это я во всем виновата, — в сотый раз повторяла она себе. — Знала же, в каком состоянии сейчас Дульсина, и должна была понять, что к Ориэлле ее подпускать нельзя!» На нее вновь навалилась тупая боль, как всегда при воспоминании об отце. «Я потеряла его раньше, чем его забрали фаэри, — думала она. — После того как его отравили, он поправился, но уже перестал быть прежним».

Занна покачала головой и постаралась отвлечься от грустных мыслей. В конце концов, ей грех жаловаться, у нее есть Тарнал и два чудесных мальчугана. Воланду было восемь, а Мартеку — шесть, и оба росли славными ребятами, она могла ими только гордиться. Поскольку у Эмми с Янисом детей не было, предводитель Ночных Пиратов выбрал себе в качестве преемника Воланда, и мальчик показал себя прирожденным моряком: его уже два раза ловили на корабле, когда он пытался уйти в море вместе со взрослыми.

При мысли о детях Занна немного воспряла духом и ускорила шаг, но, проходя мимо пещеры, где жили они с Тарналом, услышала раздраженные голоса и, нахмурившись, остановилась.

— Начните без меня, девушки, и не теряйте времени. К ужину все должно быть готово. Я на минутку.

Когда они отошли подальше, она открыла дверь и, встав на пороге, прислушалась к разговору.

— А я говорю, не нужны они нам! Нечего им туг делать!

— Геван! Ориэлла и Анвар — наши друзья! Они имеют полное право здесь находиться. — Тарнал старался говорить спокойно, но по некоторым признакам Занна определила, что его терпение подходит к концу. Она вздохнула. Если ее обычно сдержанный муж дошел до такого состояния, значит, они собачатся уже не первый час.

— Да будь они прокляты, эти маги! От них одни неприятности, Она нам и так их уже немало доставила — в последний раз явилась с волками, и неизвестно, чего еще от нее ждать. А этот Анвар — ты заметил, что он сам на себя не похож? Помяни мое слово, здесь что-то нечисто. А этот, закутанный, который все время молчит? Я уж не говорю о том щенке, которого они с собой прихватили! Мы еще хлебнем с ними горя, помяни мое слово! Надо бы покрепче запереть кладовые, вот что я тебе скажу!

— Все, Геван, ХВАТИТ! — Тарнал все-таки вышел из себя. — Позволь напомнить тебе, что в отсутствие Яниса здесь командую я. Так что делай, что тебе говорят, или убирайся на все четыре стороны!

Занна затаила дыхание. Эти слова частенько произносил Янис в разговоре с Геваном, но тогда они действовали, потому что говорил их сын Леонарда, а Геван был прежде всего человек Леонарда. А вот как он отнесется к тому, что их говорит Тарнал…

— Ну что ж, ладно, раз так. Только, помяни мое слово, ты еще об этом пожалеешь! — Белый от ярости, Геван распахнул дверь, грубо оттолкнул Занну и пошел по коридору. Тарнал устало потирал лоб. Занна подошла к нему и обняла за плечи.

— Не обращай внимания. Геван просто горлопан и дурак. Он никогда не изменится. Тарнал нахмурился.

— Значит, ты слышала?

— Только заключительную часть концерта.

— Тогда ты, пожалуй, пропустила самое интересное: мы здесь беседуем с того момента, как я привел Ориэллу. — Тарнал вздохнул и подошел к столу, чтобы налить себе вина. — О боги, башка раскалывается!

Занна вдруг ощутила легкий укол беспокойства.

— Тарнал, как ты думаешь, он действительно уйдет?

— Кто его знает? Уйдет или останется — еще неизвестно, что хуже.

Когда они пришли к Эмми, белая собака деловито юркнула за занавеску, Эмми начала растапливать очаг, а Гринц, ни разу еще не видевший, как живут Ночные Пираты, принялся с любопытством осматриваться.

Комната была уютной и ничуть не похожей на пещеру в представлении Гринца. С потолка на длинных цепях свисали лампы, пол был застлан цветными коврами, а стены завешены яркими портьерами. Мебель была деревянная и очень простая, но на каждом стуле лежала подушечка, набитая мягким сеном.

— Встречу надо отметить! — заявила Эмми, доставая бутылку вина и разворачивая пирожки.

Это была лучшая трапеза в жизни Гринца. Пока они ели, Эмми рассказывала о том, что с ней приключилось и как она в конце концов попала сюда.

— А здесь столько дел, что я решила остаться, — говорила она. — Хотя остальные беженцы скоро вернулись в Нексис. Ночным Пиратам очень не хватает целителей, так что мне нашлось применение. И потом, здесь был Янис… — К удивлению Гринца, Эмми вдруг покраснела. — Он хороший человек, сердце у него доброе — ему только не хватало верной жены. — Эмми пожала плечами. — Ну что я могла сделать? Он ходил за мной по пятам, пока я не сказала «да». Ну а ты, Гринц? Как тебе удалось спастись? И чем ты занимался все эти годы?

Сначала с большой неохотой, но потом, разговорившись, Грипп, поведал ей о своей жизни. Он никому еще не рассказывал о событиях той ночи, но тут слова словно лились сами. Он плакал, говоря о гибели матери и об ужасах, которые ему довелось пережить. Рассказывая о Воине, он не удержался и зарыдал снова. Эмми слушала его с большим участием, и у него возникло чувство, что до этого он жил с иглой в сердце, которую наконец-то вынула чья-то милосердная рука. Успокоившись, он вытер слезы носовым платком, который ему предусмотрительно сунула Эмми, и неловко улыбнулся.

— Прости…

— Нет-нет, тебе нужно было поплакать. — Эмми тепло улыбнулась. — Ты слишком долго носил в себе свое горе. — Она вздохнула. — Я говорю не только о твоей матери, но и о Воине тоже. Я знаю, каково это. Когда умерла Буря, я думала, что уже никогда не оправлюсь, такой это был удар… Надо мной даже смеялись, честное слово, — мол, потеряла мужа и двоих детей, а так переживает из-за собаки.

— Ах, это была не просто собака, — тихо проговорил Гринц. — Воин был моим другом. Эмми кивнула:

— Да, это верно. И лучшим из друзей, надо признать. Но все же я счастливее тебя — ведь Буря мирно умерла от старости, и у меня есть Снежинка, ее дочь. Вылитая мамаша, правда? И единственная, кто выжил из тех щенят. Словно Буря нарочно решила оставить ее мне на память… — Внезапно она широко улыбнулась и встала, отодвинув стул. — Гринц, иди-ка сюда. Я тебе кое-что покажу.

Сгорая от любопытства, Гринц тоже поднялся. Эмми отдернула занавеску, за которой оказался небольшой коридор и еще одна комната. Эмми распахнула дверь и жестом предложила Гринцу войти первым.

— Тут кое-кто хочет с тобой познакомиться.

Глаза ее лукаво блеснули, и Гринц, уже догадываясь, с замирающим сердцем вошел в комнату. Она напоминала небольшую лабораторию: у одной стены стоял стол, уставленный колбами, и полки с книгами, но у противоположной стены Гринц заметил два больших сундука и тяжелую тахту, а на тахте…

Свернувшись калачиком, на тахте сладко посапывала Снежинка, а рядом с ней сидело живое воплощение Воина.

Гринц замер, завороженный. Ему вспомнилось, как маленький мальчик и белый щенок вдвоем пробивали себе дорогу в мире, полном опасностей. Пес посмотрел на Гринца и звонко тявкнул. Потом соскочил с тахты, неистово махая хвостом, встал на задние лапы, положив передние Гринцу на плечи, и начал лизать его в ухо, пока юноша не рассмеялся.

— Надо же! Ты ему понравился, а ведь он никого к себе не подпускает, — послышался у него за спиной голос Эмми. — Ему пять месяцев, а зовут его Мороз. Если хочешь, возьми его себе, Гринц.

Последний раз Ориэлла лечила крылья много лет назад, и ей пришлось сначала тщательно изучить здоровое, чтобы восстановить сломанное по образцу. Наконец волшебница распрямилась и устало потерла глаза.

— Ну как? — спросила она Линнет.

— Кажется, лучше. — Девушка осторожно распрямила крыло и расправила оперение. — Да, действительно. — Она улыбнулась. — Совсем как новенькое!

— Ну, еще не совсем, — проворчала волшебница. — Тебе еще предстоит дождаться, пока отрастут маховые перья, потому что я не знаю, как это делается. — Глядя на Линнет, она покачала головой. — Ты чудом уцелела, просто чудом. Что же тебя заставило так рисковать жизнью?

Линнет пожала плечами и смахнула при этом со стола чашку, но даже этого не заметила.

— Это была наша единственная надежда, — объяснила она.

Ориэлла нахмурилась:

— Но королева Черная Птица не могла отправить тебя на верную гибель…

— Нет больше королевы Черной Птицы.

— Что?!

Липнет поморщилась.

— Нет, я не так выразилась. С ней все в порядке — по крайней мере было, когда я улетала. Только она больше не королева Аэриллии.

— Как это? — стараясь не выдать тревоги, спросила волшебница.

— Попробую объяснить — только я и сама толком не понимаю, — сказала Липнет. — Да и вообще, по-моему, никто не понимает, кроме жрецов.

Ориэлла закусила губу и про себя досчитала до десяти.

— Линнет, ты просто рассказывай все по порядку, пожалуйста!

— Я же и говорю, что не знаю, в чем дело. Скуа, он теперь Верховный Жрец, неожиданно обрел магические способности, которые считались нами утраченными. Он объявил, что Йинза вернул нам магию Инкондора и это знак свыше, говорящий о том, что Аэриллия должна управляться жрецами Йинзы. Он заручился поддержкой Солнечного Пера и Крылатых дружин, а потом между ними и Королевской гвардией вспыхнула страшная битва. Но Скуа начал метать огненные шары и перебил половину войска королевы. — Линнет содрогнулась. — Это было чудовищно. А королева вот-вот должна была родить, и им с господином Кондором пришлось спасаться бегством. В городе поселились страх и всеобщая подозрительность. Скуа объявил, что умеет читать мысли и от имени Йинзы будет жестоко карать тех, кто поддерживает королеву. Я была фрейлиной королевы, но, когда она бежала, я решила остаться, чтобы собирать сведения. А потом мне стало страшно. Начали пропадать люди. Этот Скуа, наверное, действительно мог читать мысли. Я хотела последовать на юг, за королевой, но тут вспомнила про вас, госпожа. Я была уверена, что никто, кроме вас, нам не поможет, и потому полетела на север.

— И, готова биться об заклад, по пути тебе встретилось немало испытаний, — улыбнувшись, заметила Ориэлла. — Впрочем, все это может подождать. Ты устала, иди-ка спать, а утром поговорим.

— Хорошо. Спасибо вам, госпожа, за то, что вы меня вылечили. — Линнет с мольбой и надеждой взглянула в глаза Ориэлле. — Госпожа, вы поедете со мной в Аэриллию, поможете нам?

Ориэлла вдруг почувствовала невероятную усталость. Когда же наконец ее перестанут просить о помощи? Но то, что она услышала от Линнет, навело ее на кое-какие подозрения…

— Очень может быть, — медленно проговорила она.

Погруженная в свои мысли, Ориэлла дошла до отведенной ей комнаты и остановилась у двери. Там сейчас Форрал, а ей хотелось подумать, а не отвечать на расспросы. Элизеф наверняка где-то на юге. Это в ее стиле — узурпировать власть чужими руками, самой оставаясь в тени. И кстати, то, о чем говорила Липнет, подозрительно смахивало на то, что произошло два года назад в Нексисе. Ориэлла пока не могла объяснить, какая тут связь, но готова была поклясться, что она есть.

Ну что ж, пора прибегнуть к помощи магии. Обычный магический кристалл в такой ситуации не подействовал бы, поскольку между Вайвернесс и Южными Царствами лежал океан, но Ориэлла рассчитывала с помощью Черного камня проникнуть в пространство Меж Двух Миров и оттуда выяснить, что происходит.

А заодно узнать, что с Анваром, — сказал в ее голове тонкий, словно чужой, голос. — Ведь именно ради него ты собираешься предпринять это безумное, опасное путешествие.

— Прекрати, — ответила голосу Ориэлла и пошла искать Шиа.

Глава 17. СКВОЗЬ КАМЕНЬ

Жуткая тьма сомкнулась над головой, лишив Ориэллу даже магического зрения. Ориентируясь только на плеск волн, волшебница осторожно двигалась в противоположную от прибоя сторону; Шиа сопровождала ее, держась чуть сбоку, и Ориэлла боялась, что они столкнутся в темноте и вместе скатятся в пропасть.

Добравшись до места, откуда можно было начать восхождение, она опустилась на колени и ощупала почву. Пальцы коснулись мягкой травы, а не сухих, острых стеблей песчаных растений, следовательно, она достигла Святилища.

Волшебнице было не по себе. Раньше ее ни разу не подводило ночное зрение, а тут она почему-то словно ослепла. Над морем дул сильный ветер, но здесь не ощущалось ни малейшего дуновения. «Ну хорошо, а чего же ты ожидала? — сказала она себе. — Ты всегда подозревала, что Камень — это врата в Царство Смерти, место, где грань между мирами становится тонкой, и проницаемой, — а именно эго тебе и нужно. И странности, которые пугают тебя, лишь подтверждают твои догадки».

— Ориэлла, я не могу дальше идти, — сказала Шиа. — Магия — я никогда прежде не испытывала ничего похожего. Что-то не пускает меня вперед.

— Не волнуйся, — ответила, ей Ориэлла. — Туда, куда я иду, ты все равно не сможешь попасть. Если хочешь, оставайся здесь и подожди, пока я вернусь.

— Если ты вообще вернешься, — проворчала пантера. — Ты сама знаешь, что твоя затея — сплошное безумие.

— Ты права, — сурово сказала волшебница. — Но я должна это сделать, Шиа. Так или иначе, я должна поговорить с ним еще раз. Ничего, подруга, я скоро. — После этих слов Ориэлла выбросила из головы все посторонние мысли и целиком сосредоточилась на том, что ей предстояло совершить.

Чем выше она поднималась, тем больше ее одолевал страх. Вскоре она заметила, что дрожит. Сердце отчаянно колотилось, во рту пересохло.

— Это не более чем трюк, чтобы никто сюда не полез, — твердо сказала она себе. — Магический фокус. — Собрав волю в кулак, она постепенно вновь овладела собой.

Когда ее пальцы коснулись ледяной поверхности Камня, ужас опять вернулся, но теперь Ориэлла была к этому готова. Вытащив из-за пояса Жезл, она подняла его перед собой, словно отражая удар невидимого противника. Талисман вспыхнул изумрудным пламенем, и вершина скалы осветилась. Вместе с темнотой исчез и удушливый страх. К Ориэлле вернулось ночное зрение, и она снова увидела звезды над головой.

— Вот так-то! — буркнула волшебница, опуская обвитый змеями Жезл. Отыскав у подножия Камня ровное место, она легла на спину, скрестив на груди руки, закрыла глаза и приказала себе расслабиться.

Через некоторое время ее внутренняя сущность покинула внешнюю оболочку. Ориэлла села и открыла глаза. От звездного неба не осталось и следа, а ночная тьма сменилась ровным янтарным сиянием, источником которого, казалось, был сам Камень. Ориэлла встала, сжимая в руках Жезл, который тоже имел внутреннюю сущность и поэтому вместе с ней перенесся сюда. Даже не взглянув на собственное тело, лежащее на земле, она подошла вплотную к высокому черному столбу. На ощупь Камень остался холодным, но теперь это ощущение не было неприятным, а сила, исходящая от него, щекотала руки. Волшебница призвала магию — и под ее пальцами открылся узкий проем. Ориэлла вошла в эту дверь — и она моментально исчезла, отрезав ее от залитого красноватым светом плато.

Ориэлла очутилась в нешироком и низком туннеле. Стены его были черны, но пол мерцал серебром. Волшебница осторожно двинулась вперед, не выпуская из рук Жезла. Туннель постепенно сужался, и наконец впереди замаячила полоска слабого света, пробивающегося сквозь трещину в скале. Ориэлла боком протиснулась наружу и вступила в чужой мир, лишенный красок. Землю покрывал мягкий серый мох, а серый туман, клубящийся перед глазами, непрерывно менял очертания, хотя воздух был неподвижен. Стояла мертвая тишина.