Мой мысленный поиск натыкался не только на страх и общую подавленность, но и на какое-то самодовольство, злорадство и предвкушение победы. Был среди них кто-то, кто оказывал на степичей огромное влияние. И этот кто-то явно имел в рукаве туза. Не могли мы допустить, чтобы туз этот был явлен в пиковый момент. Уж слишком силы у нас не равны. Да, пока у нас нет потерь, только мы с Яськой изрядно подустали. Хотя еще не все из задуманного в ход пустили. Но время работало не на нас. И мы решили ударить первыми.

Согласовали планы со сказочными союзниками и ночью сделали вылазку. Так сказать, десант выбросили. Во-первых, прошли мы не через ворота, а через топь. Кикиморы, пусть и неохотно, но пропустили нас через свои владения. Больше того, они нас тропой провели безопасной. Нашего появления степичи не заметили. Да мы и не собирались им показываться. Не для того в рейд пошли, чтобы в бой лезть, у нас другая задача была.

Устроились мы недалеко от лагеря степичей. Леший постарался нас такой густоты кустами окружить, чтобы никто к нам сунуться не смог. Но вонь от степичей доставала нас капитально! Они же боялись далеко отходить, а такая масса людей. Хоть противогаз надевай. Едва мы утра рождались. Только-только небо сереть начало, мы приступили к работе. Ребята стояли «на стреме», а я принялась «колдовать». Стала представлять, как посреди лагеря степичей, там, где ощущала я нестандартные эмоции «карточного шулера», проваливается земля. Представила, как медленно появляется небольшая воронка, как постепенно оседает земля, как набирает скорость этот процесс. И вот уже земля проваливается на большой площади, все быстрее и быстрее, все глубже становится яма.

Из лагеря степичей донеслись крики, а потом раздался сплошной вопль ужаса. Хорошо, значит, процесс пошел! К хаосу, воцарившемуся в лагере, добавлял свою ноту хор лешачат. Эффект был потрясающий! Подавили незадачливые бандиты друг друга изрядно, потоптали конями, покалечили. Потом массово ломанулись в сторону дома. Уф! Удалось. Правда, в потемках многие со страху разбежались кто куда, мы еще неделю потом потратили на то, чтобы всех выловить и в нужную сторону пинками направить. А не разевай рот на чужой каравай!

Победа была полная! Жаль только, что «шулера» мы не нашли, то ли сбежал, то ли погиб. В лагере остались только те, кто уж совсем на всю голову деревянный, да увечные, что самостоятельно двигаться не могли. С ними мы по утру разобрались. Отряд воинов сам Стоян вел. Но степичи, натерпевшись немыслимых страхов и напастей, рады были людям сдаться. Только просили, чтобы их не отдавали дракону на съедение. Стоян сурово обещал на этот раз не отдавать, но не приведи Кедры, еще раз им на нашу землю с набегом сунуться! Кару обещал стр-р-рашную…

Я уже говорила, что отряду еще неделю вместе с Лешим и лешачатами пришлось вылавливать остатки банды, убирать убитых и задав ленных в панике, восстанавливать поломанный и порушенный лес и поляны. Короче, ликвидировать последствия набега. Заодно и с Лешим подружились. А мне некогда было ждать, когда все дела поправим, пришла пора и мне в путь трогаться — на поиски Костея и Наны.

Я нашла Стояна на гостевом дворе. Чего-то они с Рысем обсуждали.

— Командир, времени много потеряно. Нельзя дольше тянуть, пора…

Стоян помрачнел. Что-то в последнее время он перманентно мрачный. Явно не хотелось ему меня отпускать. Ну это я так подумала, Что именно меня. Может, и не во мне дело, но приятно же сознавать, что ты ему не совсем безразлична. А то все здесь ко мне если не с влюбленностью, то хоть с интересом, а для того, кто мне самой больше всех интересен, меня как будто и нет. Стоян неохотно кивнул: — Хорошо. Рысь, собирай десятников.

— Нет. Не надо десятников. — Сама не знаю, кто мне вздумалось так сказать. Будто подсказал кто. А может, так оно и было. — Обговорим все втроем. Кто ничего не знает, тот и под пытками ничего не выдаст, не так ли?

Стоян с Рысем посмотрели на меня с удивлением: с чего это такие речи? Но возражать не стали. Совещание наше мы проводили в избе Наны и, разумеется, при Яськином участии.

— Почему ты так сказала? — был первый вопрос Рыся.

— Не знаю, но почему-то чувствую, что не надо никому знать, что мы собираемся делать.

— У нас предателей нет! — Рысь был уязвлен. Вообще-то я его понимала.

А вот Стоян не спорил. На его всегда сосредоточенном и спокойном лице явственно читались тревога и печаль. Ой, мамочки, неужто обо мне? Да не может быть!

— Я и не говорю о предательстве. Только чую, что это не последняя атака на заставу. Нельзя сейчас с заставы людей забирать, тут каждый на счету. Значит, идти либо мне одной, либо вдвоем с кем-то. И делать это надо тайно. Большой отряд и силой где-то пробьется, а маленький только хитростью. Способов вызнать у человека любую тайну — много. Поэтому нам надо втройне беречься. Понимаешь, о чем я?

Мужики поняли. Они же воины. Считай, всю жизнь на передовой, чего уж тут им было не понять. Да и события такие развернулись, что самый беспечный остерегаться начнет.

— С тобой пойду я, — решительно сказал Рысь после небольшого раздумья.

И я почему-то была уверена, что это правильно.

— И я, — подскочил Яська.

— Нет, Яся, нельзя заставу оставлять совсем без волшебников. Еще неизвестно, где будет труднее: здесь или в походе. Ты лучше объясни, куда идти. Где Древняя страна находится? Как туда попасть?

А вот этого Яська толком объяснить не мог. Пришлось нам топать на берег озера для совета к; Водяным. Водяной — поистине кладезь мудрости. Да и не всю же жизнь он в этом тихом озере просидел. Думаю, он весь здешний мир видел. Водяной нарисовал палочкой на песке примерную карту. И получалось, что попасть в древние места можно тремя путями: через горы или по морю, или сначала по степи, а потом еще немного морем.

Через горы нам было не пробраться, ясен пень. Даже если бы не воинственные горичи, что сейчас в состоянии войны с Полесовьем, мы не альпинисты. Стоян много лет жил в предгорьях, ходил походами на горичей, видел горы вблизи, и он поход через горы отверг сразу. Не пробраться нам этим путем. Не зря же зовут горы Неприступными.

Идти по Степи вдоль Гиблой топи не советовал Водяной. Краем Степи растут чахлые леса, а ближе к топи ямы да болота, там сплошь капища корявней. Как же там незаметно пробраться? Слева дикие орды свирепых степичей, что промышляют работорговлей. Справа стада корявней, что отлавливают людей для своих выродков. Никакое волшебство не поможет, схарчат тебя за милую душу.

Оставался морской путь. Тоже не торная до рожка, но попробовать можно. По Быстрой до моря добраться — без проблем.

— В Быштрой Водяной — мой брат. Любую лодку на воду шпуштите, он ваш на швоих водяных конях жа день домщит до моря, я ему вештощку передам — не подведет! Но по морю ему ходу нет, — Водяной грустно вздохнул, — там уж вы шами до оштрова Шошнового доберетешь. Его не минуешь, на жапад вдоль берега полдня пути. А там договаривайтешь ш поморищами…

— Матушка моя с острова Сосновый родом, — вмешался Рысь, — вот и повидаюсь с родичами. Если родство помнят — помогут.

Вот и шлавно. Поморищи должны жнать, как дойти до берега древних. А там уж я нишем вам не могу помощь. Лет уж вошемьшот я там не был. Одно могу подшкажать: идите на вошток до двойной шкалы. На этой шкале у Коштея жамок штоял. Думаю, туда он и жаявилша шнова, куда ешшо-то.

Водяной же и тайный путь к Быстрой нам указал. Вот этим путем мы той же ночью и отправились. На озере у воинов была небольшая лодчонка, рыбу иногда ловили. Мы с Рысем загрузились в нее ранней ночью, меньше ненужных свидетелей, и поплыли на середину озера. С собой у нас был небольшой запас провизии и вся воинская справа. А еще я нарезала целую корзину цветов. Дно у корзины выстлала мокрым мхом, чтобы дольше не завяли. Это мне русалочки подсказали, что кикиморам цветы больно глянутся. Они хоть и злюки и страшилища, а тоже женского роду.

Вереск был с рейдом в лесу, вылавливал заблудившихся степичей. Провожал нас только Стоян. В темноте он позволил себе снять привычную маску невозмутимого спокойствия. Было видно, как ему не по себе отправлять нас в такой далекий и опасный путь вдвоем. Он молча шел рядом со мной, нес мою часть поклажи, а лицо было печальным и встревоженным, даже в сумерках я это ясно видела. И еще одна непривычная деталь — от Стояна тихо веяло светлой печалью и… нежностью. Я хотела получше просканировать его эмоции, но почему-то не посмела. Наверное, испугалась узнать нечто, что я и от себя-то скрывала.

Водяной провел нашу лодку через все озеро к дальнему болотистому берегу. Этот берег и днем плохо видно на расстоянии, а уж ночью никто бы не рассмотрел, куда мы оттуда двинулись. Скорее всего, любой наблюдатель решил бы, что мы отправились на Большую землю. А мы попрощались с Водяным и русалочками и поплыли по тайной протоке через вотчину кикимор прямо в Быструю. Кикиморы не посмели противиться тайному знаку, какому обучили меня Яська с Водяным — пропустили. А когда я подарила им корзину цветов, так еще и помогли нам протащить лодку в самом мел ком и узком месте. Рысь только крякнул да на меня с одобрением посмотрел. Ничего, можно и с кикиморами мирно сосуществовать. Хотя от ихней красоты иногда оторопь берет.

Нет уж, нечего пытаться Создателя переплюнуть. Кто бы и с какой целью ни создавал новых тварей, получались одни монстры. Вот ведь и в моем родном мире тоже все пыжимся природу покорить, не хотим ждать милостей от нее. Взять — вот наша задача! А что в итоге получили? Экологические катастрофы, природные катаклизмы, новые болезни, мутации и прочее. В гордыне своей тщимся стать выше Бога… Устроить бы экскурсию моим согражданам по такому вот болоту. Чтобы поглядели, к чему приводит гордыня и попытка превзойти Создателя. Наглядность-то доходчивее, чем слова a увещевания.

Так вот я и предавалась грустным размышлениям, пока мы по болоту плыли. Рысь очень настороженно себя вел, нервничал. Оно и понятно, кикиморы — не душка Водяной. А я по чему-то их не боялась. Чего бояться-то? Что страшны они, как смертный грех, так и мы им не красавцами кажемся. Это я по своей Росинке уже знаю. Что ненавидят они всех на свете, так против тайного знака не посмеют пойти, да и помнят, что мы их от ходячего бучила избавили. Бучило это их изрядно достало, прежде чем на нас напоролось. Кикиморы тоже не лишены чувства благодарности. А за цветы Они для нас даже маленький огонек затеплили перед лодкой, чтобы видели мы, куда плывем. Короче, все путем!

К утру добрались до Быстрой. Я даже вздремнуть успела, пока мы по болоту пробирались. К на Быстрой нас уже ждал брат Водяного. Только вырулили на речной простор, только я тайный знак мысленно нарисовала, возле лодки взбурлила вода. И предстал пред наши очи местный хозяин. С озерным Водяным они только глазами похожи. По могучим плечам струились роскошные голубые пряди искрящихся длинных волос. Голос был густым и рокочущим, как шум воды на перекатах:

— Вот вы какие — друзья моего старшего брата! Рад, рад познакомиться! Рад помочь! Эй! залетные, впрягайтесь, покатаемся!

Мы и слова не успели сказать, как рядом с бортами также взбурлила вода, и лодка, под хваченная неизвестными силами, полетела по реке. Ой! Держите меня семеро, я чуть на дно не улетела! Мы мчались по стремнине с такой скоростью, что берега слились в одну сплошную зеленую ленту. А я-то хотела рассмотреть как следует левый берег реки, не исследованный пока никем. Какое там! Мы даже поесть толком не могли, боялись на такой скорости от неловкого движения за борт вылететь. В конце концов, улеглись на дно лодки, все теплее. Хоть и лето стоит, а на реке при такой скорости — ветер все тепло уносит. Продрогли мы изрядно. А на дне лодки да после бессонной ночи уснули сразу и проспали до вечера.

Проснулись оттого, что лодка остановилась. Оказывается, мы уже до устья добрались. Скоро же! Водяной, страшно довольный прогулкой, дружески с нами распрощался, пожелал счастливого пути и умчался назад. А мы, пока еще светло, поплыли вслед за уходящим солнцем уже по морю.

Если честно, я до дрожи боюсь находиться ночью на большой воде. Судя по всему, до острова Сосновый мы должны были добраться только во второй половине ночи. Да и то, если впотьмах не промахнемся. Ну уж нет! Я со страху помру! А потому я немножко колданула. Поставили мы с Рысем парус, был небольшой та кой на нашей лодочке. И выдумала я легкий, но постоянный ветерок, наполнявший его. Уж простите меня, Великие Кедры, за использование вашего дара в личных целях. Хотя, если разобраться, то не только для себя я старалась. Чем скорее исполним свою миссию, тем лучше для всех. Просто наши интересы в данном случае совпадали.

Ветерок трудился усердно, лодочка двигалась ходко. Рысь только головой помотал, как, мол, у тебя это так ловко получается. А я и сама не знаю. У меня всегда было развитое воображение. Вот и сейчас я зримо представляю себе то, что нужно, а подаренная Кедрами сила воплощает это в реальный образ. Возможно, когда я выполню то, что от меня требуется, способность эта исчезнет. И буду я снова как все. Не знаю. Я стараюсь не думать о будущем.

Да и можно ли о нем думать? Нет здесь ни чего от моего привычного мира и привычной жизни. Я не знаю, что завтра-то будет, не то что в отдаленном будущем. О прошлом тоже стараюсь не вспоминать, вернуть меня туда не смогут, так чего ж душу травить. Стоит только о прошлом задуматься, родные лица детей и внуков перед глазами. Сразу такая тоска наваливается… Нет, нет! Не думать! Нельзя мне расслабляться. Особенно сейчас.

К счастью, довольно скоро на горизонте появилась темная полоска — остров Сосновый. Я мысленно устремилась вперед, осторожно разыскивая людей и прощупывая эмоциональный фон. Морские расстояния оказались обманчивыми. Остров был подальше, чем я предполагала. Но мысленный поиск, как выяснилось, возможен и на такие расстояния!… Я ощутила присутствие людей, довольно спокойный эмоциональный фон, ничего не предвещало опасность. И на том спасибо.

Все же засветло до острова мы добраться не успели. Темнота упала на землю, вернее на воду, сразу. Так темнеет только на юге. Будто штору на окно опустили. Ох! Я изо всех сил старалась не бояться! К счастью, остров был уже рядом. Вскоре из воды то там, то здесь стали появляться камни. Пришлось расставаться с ветерком, опускать парус, вывешивать перед лодкой огонек и тихонько двигаться вперед в поисках удобного для причаливания места. Что нас увидят, мы не боялись. Наоборот, мы хотели, чтобы нас увидели. Мы ведь не враги, мы ищем помощи. К сожалению, нас не заметили, а если и заметили — никак не проявились.

Мореходы мы были никакие, поэтому причалили круто. Прямо на подводный камень метрах в шестидесяти от берега. От резкого толчка я вылетела за борт. О-ой! Вода, хоть и не холодная, но приятного — мало! К тому же ободралась я об этот долбаный камень здорово. А вода-то соленая — щиплется! Короче, пока мы с Рысем со всем припасом на берег выбрались — благо там мелко было, — обогатила я лексику местного мира десятком новых слов, правда, не совсем благозвучных!

Берег встретил нас мощным сосновым лесом. Вглубь мы в темноте не полезли. Насобирали сучьев, развели костерок, обсушились, сколь возможно, поели чего-то и легли спать. Вернее, я завалилась спать. А Рысь нарисовал обережный круг и остался сторожить первым. Если бы я не проснулась за полночь сама, он бы так и просидел всю ночь в карауле один. Тоже мне рыцарь благородный! Что теперь, вообще без сна обходиться будет? Короче, заставила я его лечь спать, а сама осталась у костерка ночь слушать.

В ночном лесу шла своя жизнь, что-то там шелестело, постукивало, попискивало. Но ни чего угрожающего я не улавливала. Колокольчик тревоги помалкивал. Ни людей, ни нелюди. Странно, даже местный Леший не пришел проверить, кто это рядом с его владениями костерок запалил? Я привалилась спиной к камню, возле которого мы развели огонь, и дремала вполглаза, пока не рассвело.

Едва рассеялась ночная темень, я осторожно прошлась мысленно по окрестностям — по-прежнему ничего опасного. И тихонько отправилась искать воду для чая. Остров не зря назвали Сосновым, таких роскошных сосен в моем родном мире, наверное, уже не осталось. Неохватные стволы стройных, как свечи, деревьев возносились ввысь на недоступную глазу высоту. Кроны уже золотило солнце, а на землю солнечные лучи упадут еще только через час, не раньше. Чувство было такое, будто ты в священном храме — восторг и трепет! И хотелось молиться. Что я и сделала:

— Отец наш, существующий везде! Тебе пою молитву сердцем. Прекрасен мир, что создал Ты, и жизни свет неугасимый! Прекрасен шум листвы и шелест трав, и пенье птиц, и неба синь, грозы раскаты и рокот волн, и радуга цветов, ажурной тени благодать и солнца жар полдневный! Все то, что ты даешь — и радости, и беды, любви восторг и боль разлуки, покой души и горькие страдания, — приемлю все без ропота, но лишь с любовью. И с благодарностью за все, что в жизни мне дано. Ведь каждому дано лишь то, что сам он заслужил деяниями своими. А ты, Отец наш благодатный, не оставляй меня, не дай мне оступиться и отступить с пути, что мне определен! Прости мое несовершенство и глупости мои, не дай ни гневу, ни унынью, ни жадности, ни лености, ни равнодушно душой моею завладеть хотя на малый миг. Пусть сердце мое полнится любовью ко всему и к каждому, в ком есть Твоя частица. Люблю Тебя, мой Боже всемогущий, превыше всех мирских желаний и наслаждений, и благ, и удовольствий, превыше самой жизни и себя, и всех, кого люблю — превыше, ведь Ты — основа и начало всего, и жизни самой податель! Отец наш, существующий везде, открой мне путь, позволь коснуться Первоистоков, понять свое предназначение и выполнить его согласно Твоей воле. Мне светом предвечным озари души потемки, к Тебе стремлюсь, Тебе с восторгом и благодарностью внимаю. И пусть на все Твоя свершится воля!

А когда я закончила молитву, то почувствовала присутствие гостя. Да нет! — не гостя, а хозяина. Я мысленно нарисовала опознавательный знак, что дал мне друг Яська. И тогда из-за ближнего ствола выступил местный Леший.

— Поздорову тебе, хозяин! Все ли в порядке в твоем прекрасном лесу? Не обидели ли мы тебя вторжением в твои владения? Если так, то уж прости усталых путников.

— И вам, гости, поздорову! Хорошим людям я рад и обид чинить не стану. А гостям, знающим наш тайный знак, я рад вдвойне. Откуда будете? И куда путь держите?

— Ночью лодку разбили о камни. А плыли мы к людям и теперь даже не знаем, где их искать.

— Поселье у людей с той стороны острова, на безлесном берегу. Пешком идти далеко, но тем, кто знает тайный знак, я помогу. Открою ближний, тайный путь. А ручей с хорошей водой вон там, за тем камнем.

Леший по виду такой же, как и в нашем лесу — пенек старый, неприметный. Присядет, глаза закроет — нипочем не догадаешься! И та кой же, как наш, миляга. Мы с ним минут двадцать проболтали. Он мне о местных жителях рассказал, я ему о последних событиях на материке, особенно в нашем лесу. Расстались мы страшно довольные друг другом.

Когда я вернулась с водой, Рысь уже проснулся и подновил костерок. Сварили мы с ним похлебку, чай закипятили, а пока завтра кали, я ему новости рассказывала:

— Поселье на противоположном берегу. Раньше оно было большущим, а лет тридцать на зад налетела на них шайка пиратов. Почти всех мужиков перебили, многих женщин тоже — они не хуже мужчин сражались, молодых в рабство угнали. В живых остались лишь те, что были 'в море, да те, что в лесу спрятались. С тех пор от поселья и половины не осталось. Но живут. Маленькие выросли, жен и мужей с других островов привезли. Оттуда едут охотно, остров богатый, места много. А на других островах тесно становится. Так что прежний род успешно восстанавливается.

— В тот набег матушку в рабство и увезли. Если прежний род сохранился, то нам помогут. — Рысь говорил уверенно. — Вот этот талисман мне матушка дала. Наш родовой знак и тайное слово рода. Талисман можно украсть, можно снять с мертвого, но тайное слово рода и истинное имя не выкрадешь, ни под пытками не вырвешь. Нас примут и помогут.

— Дай-то бог! А то мы с тобой теперь безлошадные. Ну, давай двигать, Леший нам тайную тропку откроет, к полудню будем у твоих родичей.

И мы двинули. Повторилась та же история, что и с моим выходом из Заповедного леса. Под ногами открывалась ровная и удобная тропа, а позади нас снова стояла непримятая травка. Идти было легко, лес был великолепен по рода замечательная, беседа с Рысем интересная, тревожный колокольчик молчал. В общем, жизнь давала нам передышку. Мы даже и не устали, когда к полудню вышли из леса.

Я повернулась к лесу лицом, поклонилась в пояс и поблагодарила лесного хозяина за добрый путь. Рысь тоже неловко поклонился. В ответ неприметный пенек вдруг приподнялся из травы и весело помахал нам какой-то веточкой. Рысь только крякнул и с уважением посмотрел на меня. Ой, не только уважение было в его взгляде! Не надо, Рысь, только не влюбляйся в меня. Ты замечательный, и я люблю тебя как друга и брата. Но не больше того. Не больше того! Не осложняй жизнь и себе, и мне.

Ни отца своего, ни мать я не помню. Все, что у меня осталось в памяти о родителях из прожитой жизни, — это детская игрушка, которую мне сделал отец. То, что это отец сделал, я помню точно. Игрушка простенькая — волчок, из дерева вырезанный и пестро раскрашенный. Наверное, родители за мной следили из посмертья. Перед всякой бедой я во сне этот волчок видел. Сколько раз меня такое предупреждение от смерти спасало. Как Татка говорила: «Предупрежден — значит вооружен». У нее самой перед опасностью колокольчик звенел в голове, предупреждал. А я вот волчок во сне видел.

Каких только переделок в последнее время с нами ни случалось, а волчок не снился. Я уж подумал, что мне дали сестрицу по просьбе родителей, чтобы не был я один на белом свете. И теперь уж со мной, с нами ничего не случится. Даже когда на нас степичи двинулись силой несчитанной, я знал, что все будет хорошо. И все обойдется, потому что с нами Татка. Так оно и вышло.

Мы бы ни в жизнь не додумались сдружиться с нелюдью. А Тата и сама с ними подружилась, и нас с ними сдружила, и со степичами воевать с их помощью надоумила. А ведь, если вдуматься, чем нелюдь людей хуже? Уж коли их Пресветлые боги или, как Нана говорит, Создатель сотворил и на земле жить им определил, так не нам решать, кто достоин жить, а кто нет. Кто лучше или хуже. Пред Богами мы все равны. А значит, не враждовать надо, а жить в дружбе. Дом-то у нас один — земля наша, и места всем хватит.

Вот мы все вместе и взялись степичей прогонять из леса обратно в ихнюю Степь. Тата и Лешего с лешачатами, и кикимор, не говоря уж о Водяном с русалочками и Яське, к этому делу пристегнула. Ох, и попугали же мы их! Вовек больше к нам не полезут. Тата с Яськой и Змеем чудострашным огнедышащим их пугали, и кикиморы на них из болота лезли, и Леший со своими подручными их по лесу гонял, и Тата с русалочкой водой подземной стрелы горящие гасили, и молниями Тата в них бросала… А в конце концов землю под ними стала проваливать. Этого степичи уже не смогли вы держать — сыпанули домой так, что коней на смерть загоняли, только бы из леса скорей убраться.

Обошлась нам эта война дешевле дешевого. В другое время все бы мы полегли, пока подмоги с Большой земли дождались. А сколько бы они безвинных мирных жителей побили да в рабство поугоняли, через нас прорвавшись?! А так, у нас даже раненых не было, да и у степичей потери малые. Около сотни убитых — свои же подавили — да покалеченных сотни три. А ведь мы, случись настоящая схватка с ними, не меньше пяти сотен поубивали бы. Нет, хорошо вот так «воевать», чтобы все живы были.

Мы потом еще неделю степичей, разбежавшихся по лесу, вылавливали. Спасибо Леший помогал. Мы им мозги-то прочищали, что бы они вовек больше к нам не совались да и отправляли обратно восвояси. А покалеченных так еще и лечили, чтобы они дорогой не откинулись от боли и голодухи. Так Тата велела.

Вот в таком рейде мне ночью волчок и приснился. Весь день я настороже был, все ждал беды какой-нибудь. Но все прошло тихо. Степичей, каких в тот день нашли-выловили, до мой отправили. Они все тихонькие да робкие такие были. Просили только, чтобы мы их своему Змею ужасному не скармливали. А как узнали, что мы их отпускаем домой, так землю у наших ног целовать кинулись.

Тоже мне — герои. Как мирных жителей убивать да грабить, так летели соколами. А столкнулись с сильным противником, так полные штаны наделали, готовы на брюхе ползти, лишь бы жизнь свою сохранить. Что же вам родители ваши ничего не смогли в головы путного вложить? Разве затем человек на землю приходит, чтобы горе да зло множить? Чтобы сладко пожрать да мягко поспать? А потом сдохнуть где-нибудь и Доброго следа по себе на земле не оставить?

Мы в тот день больше двух десятков этих остолопов отловили. Их сперва лешачата хорошенько попугают, погоняют по лесу, чтобы они за оружие не хватались зазря, как нас увидят, а потом на нас их выгоняют. Они уже до того бывают перепуганы, что рады людям сдаться. Не все, конечно. Бывали и такие, что до смерти готовы были биться, ну да мы — воины, тоже не зря хлеб едим. Собрали мы их всех до кучи, мораль прочитали, дескать, на чужой каравай — рот не разевай, без зубов останешься. Проводили до дороги и направили в сторону Степи. А чтобы особо «умным» не пришло в голову назад воротиться, их до конца леса лешачонок провожать пошел. Мастера они на та кие проводы. То дерево заскрипит жутко и начнет ветками людей да лошадей стегать, то в чаще обочь дороги незнамо кто завоет, заухает, то вдруг пень из земли начнет выворачиваться, только земля комьями отлетает. От таких проводов всякое желание воротиться напрочь пропадает.

Три дня еще мы по лесу мотались, три дня ничего страшного с нами не случалось. Я уж стал думать, что на этот раз волчок мне зря приснился, что все обойдется. На четвертый день, а как из дому уехали — это уже шестой был, повернули мы к дому. Сам Леший к нам явился и сказал, что больше степичей в лесу у него не осталось. Еще возле Быстрой несколько человек блуждает, но там другой отряд ходит — скоро выловят и этих. Нам же можно домой отправляться.

А Леший ничего дед, как и Водяной. Веселый и не злой нисколько. Посидели, поговорили перед дорогой. Он нас ягодами угостил. А мы все не столько сами поели, сколько кто во что для Татки насобирали. Любят мою сестрицу на заставе, ничего не скажешь. Да и как же не любить. Я, как ни кручу, никаких изъянов в ней не нахожу. Я как-то Татке об этом сказал, так она засмеялась только. Конечно, говорит, ворона и та своего вороненка беленьким зовет, а ежиха ежонка — гладеньким.

Домой мы добрались только поздно ночью. Я не стал сестрицу будить-беспокоить. А утром узнал, что уж три дня тому, как Тата с Рысем ушли, вернее, уплыли куда-то и не вернулись. Я к Стояну — куда, что?! А тот сам тучи мрачнее. Ничего, говорит, не знаю. Потом уж сказал мне под большим секретом, что пошли они разузнать про Нану. А как и что — ничего, мол, не знаю, и точка! Свет белый мне помутился! Вот зачем волчок-то приснился! Да как же это я сестрицу свою прозевал, Татку свою, Пресветлыми богами мне данную, не уберег! Так мне горе до сих пор грудь жжет.

Стоян же велел помалкивать про то. Как бы не навредить сестрице. Если кто пытать о ней будет, велел говорить, что с Рысем в Столицу пошли. Узнать, почему нет обоза, то да се…

Я поперву-то удивился. Да кто же Тате вреда захочет? А и месяца не прошло, как понял — почему меня Стоян предупреждал. Ох-ох-о-о!

Однажды утром с домашней стороны показался торговый караван степичей. Со стороны-то Степи каравана не было, хоть и сроки давно прошли. То ли из-за набега провалившегося, то ли из-за слухов, что на заставе чудище поселилось, то ли еще что… А этот караван в обратную сторону идет. Наторговались купцы, наших товаров закупили и восвояси двинулись. Пройдут через заставу, увидят, что все в по рядке, глядишь, снова караваны на Полесовье пойдут.

С караваном вернулся десяток Могута, который почти два месяца дома прогостил. Караван мы встретили, за воротами досмотрели и через крепость сразу на гостевой двор провели. Прибывшие немало подивились таким строгостям. Никогда обратные караваны так не досматривали. Они ж из нашего дома и с нашими воинами идут — какие такие опасности от них ждать? Но мы уже научены. А, как Тата говорила, береженого и Бог бережет. Даже в обиду Могут ударился, пока ему не рассказали, что с провиантским обозом произошло.

Самое-то интересное, что в Стольном Граде никто пропажей обоза и не обеспокоился, кроме родни возничих да десятника Могута. Когда Могуту рассказывали о тех делах, что на нашей заставе творились, пока его не было, он только головой крутил да крякал. А вот провианта на заставу опять не прислали. Понятное дело: если в Столице предательство завелось, то там уверены, что и заставы-то уж нет. Кому провиант теперь слать?

Я рядом со Стояном караван досматривал. Никакой вражды или неправды не почуял. А вот в десятке Могута было что-то не так. Я среди них походил, с тем — другим поговорил, и учуял я в двоих воинах какой-то изъян. В чем дело, не могу понять, а все одно — неладно что-то. Юдин, по кличке Сорочонок, уж больно любил всякие побрякушки — браслеты да кольца, будто девка красная, а не воин. А другой выпить не дурак, его за силу и малое количество мозгов Бугаем звали. Я их никогда не любил, может, думаю, и сейчас зря на них гоню. А покоя нет. Но Стояну пока ничего говорить не стал, решил сам за ними присмотреть. Не приведите Кедры своих начать подозревать, напраслину возводить! А на другой же день, как они стали про сестрицу мою выспрашивать — где она да когда вернется, — тут я не стал мешкать.

Рассказал Стояну о своих подозрениях, уж больно настойчиво они про Татку вызнают. Стоян Могута позвал, так, мол, и так — все ли ладно с воинами из твоего десятка? Не случилось ли чего в Стольном Граде за это время? И какие новости вообще? А Могут ему сразу и говорит:

— Ты, командир, не первый день меня знаешь, чего вокруг да около ходить. Сам к тебе хотел прийти с этим разговором, да ты опередил. Тебе о делах столичных еще Ус рассказывал. К лучшему там ничего не переменилось. Войне с горичами и конца не видать. Новое войско ушло, а успехи те же. Кто-то пирует, а кто-то сыновей оплакивает. Княгинюшка, чтоб ей в вине утонуть поскорее, своим распутством да бесстыдством ровно похваляется перед все ми. В народе вслух уже о предательстве говорят. Того и гляди бунт подымется. Тошно смотреть на все эти непотребства.