Однажды где-то…

— Вот что, — Стоян посмотрел мне в глаза спокойно и строго, как школьный учитель на хулигана, — за тын ни ногой. Внутри заставы старайся быть с кем-нибудь. Охрану я тебе вы делю

— А на озеро? Меня же русалки ждут!

— На озеро можно, — заступился Яська, — ни одна порядочная нелюдь Костею помогать не будет, даже кикиморы. А нас на золото не купишь! На озере Водяной Тату никому в обиду не даст. Наоборот, тайному ремеслу поучит, ей оно сейчас нужней нужного. А уж я постараюсь, чтобы все нелюди узнали про Костеевы проделки. Все Тату защищать будем.

Рысь слушал Яську с недоверием. А вот Нана с явным одобрением. Стоян, немного поколебавшись, с Яськой согласился. Только поставил условие, чтобы я ходила на озеро в сопровождении Вереска или Рыся. Вереск этому несказанно обрадовался, а вот Рысь, однако, не очень. Поговорили еще немного, порешали мелкие вопросы и на том разошлись. Я пристала было к Нане с расспросами, она обещала рассказать о древности подробнее обязательно, но не сейчас. Куда деваться — подожду.

И начались для меня дни учения. Яська учил меня тайному слову, по которому любая нелюдь будет мне помогать или хотя бы не тронет. Собственно, это было даже не слово, а какой-то мыслеобраз. После соответствующих тренировок я научилась представлять мысленно этакую загогулину, напоминающую не скажу чего, раскрашивать ее в голубой и зеленый цвета, а по том заставлять ее вспыхивать и гаснуть. От того, насколько правильно и быстро я это сделаю, возможно, будет зависеть моя жизнь. Я старалась изо всех сил, и скоро этот мыслеобраз стал возникать мгновенно, стоило мне о нем подумать.

Яська был доволен, но тут же принялся обучать меня наведению мороков. Штука забавная и полезная. Вот бы Ленке такое умение! Навела морок на приглянувшегося мужика, показалась ему прелестной феечкой, сразу же и муси-пуси. А чего Ленке с этим тянуть? Утром морок рас сеется! Вот бы у мужика шок случился! Хотя, нет, как бы его инфаркт разом не прикончил от такой метаморфозы. Учитывая Ленкины аппетиты, можно предсказать скорую гибель мужской половины населения. Нет уж. Пусть без мороков мужиков пугает!

Самым сложным в Яськином учении было умение мгновенно перемещаться в пространстве. То есть телепортация. С этим у меня как-то хреново получалось. Зато попутно я научилась левитации. Правда, недолго и невысоко. Левитация и телепортация съедали слишком много сил. Нана сказала, что такие вещи были не всем древним по плечу и сначала надо научиться черпать силы из доступных источников.

Жаль, что я не то что в метафизике, в. обычной-то физике не сильна. Точнее, круглый нуль. Вот и из ее объяснений мало что вынесла. Форсировать эту область умений я не стала, занималась понемногу, полагая, что, когда петух клюнет, тогда и подпрыгивать научусь.

Сама Нана учила меня врачевать. Заговаривать кровь, снимать боль, прогонять «лихоманку», сиречь воспаление, заживлять раны. Учила травознанию, простеньким заговорам. А еще как быстро восстанавливать силы, какой травой усиливать магические способности. И попутно раскрывала секреты магии древних и как блокировать чужое заклинание.

— Жаль, мало времени у нас. А может, и меньше, чем я полагаю. Так что твоя сила будет не в знании традиционной магии, на это многие годы ушли бы, а в синтезе магий разных племен и стихий. Учись всему, что доступно, у всех, кто может что-то дать, и создавай свое, неповторимое, нетрадиционное, неожиданное. Вероятно, это и спасет твою жизнь.

Блин, она меня как будто в смертники готовила! И даже не скрывала, что не очень-то верит в успех всего предприятия. Ну уж дудки! Я в камикадзе не записывалась! Хрен я какому-то Костею поддамся! И я училась, училась и еще раз училась. Ну, помните, как завещал великий… и т. д.

Водяной меня учил, как почуять подземный источник на любой глубине и как вызвать его на поверхность. И, наоборот, как затворить источник. Как сделать воду твердой, чтобы идти по ней, аки посуху. Как сотворить из воды щит и меч. Оружие, скажу я вам, убийственной силы! Жаль, недолговечное. А еще сообщил мне тайное слово Водяных, навроде Яськиного, но узкоспециализированное, так сказать. Это слово, вернее, мыслеобраз, гарантировало мне свободный проход в любых чистых водах и помощь их обитателей. Дедушка Водяной сказал, что даже кикиморы — существа неприятные и злые, не посмеют пойти против тайного слова. Вот только есть воды нечистые, где живет не нелюдь, а не пойми что — чужь беззаконная. Такую воду лучше обойти стороной. А появились такие воды после катастрофы, что обрушилась на светлый мир за грехи Костея и ему подобных.

Да что же это за злодей такой и что же за грехи смертные за ним тянутся?

Попутно со всеми этими университетами я не прекращала тренироваться в воинских умениях. Ребята обо всех этих делах толком ничего не знали, но то, что охота была за мной, поняли или сказал кто. Так что меня учили всерьез и сражаться врукопашную, и на мечах, и другим хитростям-премудростям. Что ни говори, а повезло мне с компанией. Меня неназойливо опекали и оберегали. А моя дружба с нелюдью и мой переполох на приснопамятном концерте были записаны мне в плюсы. Полесичи вообще народ незлобивый и добродушный, а Стоянова команда особенно. Жилось мне, одним словом, неплохо. А если еще добавить роскошную весну и прекрасную погоду, можно сказать, что я была на курорте. Если бы… Если бы не тягостное ожидание беды.

Пришел обратный караван степичей, что, отгостив полгода в Стольном Граде и хорошо поторговав, отправлялся назад в Степь с другими товарами. Я благоразумно не показывалась проезжему люду на глаза. С ним вернулся десяток воинов из отпуска, замена недавно ушедших с памятным караваном. Где-то дорогой караваны встретились, и прибывшие были в курсе случившихся событий. Старший над десятком — седой, как лунь, кряжистый и неторопливый в движениях и суждениях Ус пришел вечером со Стояном к нам в избу. Вести принес странные и тревожные. Рассказывал он неторопливо, прихлебывая чай и с любопытством, не скрываясь, рассматривал меня.

Как я поняла, горичи своими набегами на предгорные поселения полесичей всех вконец достали. И в начале зимы на их усмирение была послана дружина под началом старшего княжича по имени Соколок. (Или по прозвищу? Хрен их тут разберет.)

— Отправлялись с пением да плясками, ров но на пир собрались… Тьфу!… — Ус все больше мрачнел. — Вот и пируют до сих пор! Полдружины уж положили, а толку-то! Половину поселий оставили!… Новую дружину собирают, еще веселей прежнего, остолопы!… Пропируют и эту…

— Отчего такое? Куда старый князь смотрит, он ведь воин знатный и умом не обделен? — Стоян тоже сидел мрачнее тучи.

— Что старый князь? Он как с осени занедужил, так уж почти совсем от дел отошел. Поговаривают, что князя нарочно чем-то поят под видом лекарства, чтобы он по немощи не мешал молодой жене развлекаться. А княжичи… Сам знаешь, они только пировать и горазды. У горичей вождь объявился — большого таланта, говорят! Сумел все их племена примирить и на войну с нами объединить. Так что не набеги там, а война идет. Ох, напьемся мы кровушки своей с такими-то правителями…

— Твой Вьюн там?

— Там. Месяц назад весточка была, что жив и не ранен даже, да не верится что-то… Мать глаз не сушит, только на Великих Кедров надежда, что уберегут сыночка…

Теперь мне стали понятны и его печаль, что глубоко пряталась за внешним спокойствием, и то, с каким трудом давалось ему это спокойствие. Да, мужества старому воину не занимать. А он рассказывал о том, что творится в Граде:

— Пиры что ни день! Всю казну пропировали. Новые налоги один за другим придумывают. Простой люд нищает. Ты видел раньше попрошаек на улицах? А теперь на каждом углу нищие милостыньку просят! Курильни пооткрывались, какую-то дурь там курят, а потом по полусуток в сладких грезах валяются. До того привыкают, что за это зелье зарезать любого могут. А что за непотребства творятся на тех пирах! При девке и сказывать не стану — срам! И все это на глазах у люда! Молодежь валом валит посмотреть, а им там это зелье раздают. Сначала бесплатно, а потом… — Ус замолчал, от горечи даже горло перехватило.

Ой-ой-ой! Что-то мне это здорово знакомо! Ни фига себе! Закинуло меня незнамо куда, а как будто дом рядом, в Граде!

— Чем еще порадуешь? — Стояна таким я еще не видела. — Что младший княжич?

— Младшего Забавича в деревню отправили к родичам матери. Да и к лучшему. Мал он еще, не надо ему непотребство это видеть, да с ним Многомудр, он хоть и стар, да из ума не выжил. Авось сумеет хоть из одного княжича человека вырастить. А вот княжна Талинка сгинула куда-то. Ее мачеха вздумала замуж выдать за своего дружка, против воли собирались отдать. Вот она и сбежала из дому. Месяц уже никаких вестей о княжне нет. Я поначалу-то как о вашей находке услыхал, думал, Талинка это к вам добралась, обрадовался, что в надежном месте княжна. А теперь вижу — нет, не Талинка у вас. Да и по времени не сходится.

— Неладно, неладно это, — Нана тоже встревожилась не на шутку. — Все к одному складывается. А не было ли нападений на поселья какой нечисти?

— Как не было, волколаки мелкие выселки беспокоят, на одиноких путников нападают. Давно уж такого не случалось. В придорожных посельях шепотом рассказывают о каких-то волосатых людях, что по ночам стали к жилью выходить. Одежду не носят, все дурным волосом заросли. А ростом в полтора человека будут. Силища у них — кулаком быка с одного замаха Убивают. И огня не знают. Баб воруют, скот. А мужиков убивают. Бегают так скоро, что и на лошади не сразу догонишь.

Ой, родите меня обратно! Йети! Здесь? Я от удивления аж чаем поперхнулась:

— А что за молодая жена, откуда она взялась?

— А никто и не знает толком. Княгиня-то умерла, когда Забавича рожала. Князь лет пять вдовел. А эту откуда-то из набега на горичей привез, но только не горянка она, больше на поморичей похожа. Молодая да красивая, кто князя осудит, что снова жениться захотел. Не так уж и стар. Да только с той свадьбы и начались беды-несчастья. Скоро два года тому будет, и все хуже и хуже становится.

— Думаю, не в княгине дело, — Нана о чем-то сосредоточенно размышляла. — Кто-то за ней стоит. А вот кто? Толком бы разузнать, где и как князь ее добыл.

— Что скажешь, Тата? — Стоян давно на меня посматривал, но он со мной после той выволочки за самовольную вылазку за тын вообще не разговаривал. А тут все же соизволил ко мне, с вопросом обратиться.

— А то и скажу, что больно ваши проблемы с нашими схожи. Конечно, и масштабы, и условия разные, но аналогия прослеживается. Даже волосатые люди — у нас их йети называют.

— У нас их и покруче обзывают, — хмыкнул Ус, — не при девице повторять.

Знал бы он, сколько у «девицы» внуков и какие слова ей приходилось в жизни не раз повторять…

— А вот это совсем беда, — встревожилась Нана, — значит, ткань мироздания не раз была порвана. Вот что: здесь сидючи, ничего я не узнаю наверняка. Надо в дорогу собираться.

— Куда ты, старая, собралась? — встревожился Стоян, — неспокойно в лесу, а большой охраны я не смогу выделить.

— Не нужна мне охрана, — отмахнулась бабка, — у меня свои пути. Да и ненадолго я, дня через три-четыре вернусь. Потом и договорим.

Гости перечить не стали и скоро попрощались. Меня Нана тоже отправила спать. В до рогу она собиралась отправиться поутру. Но ни утром, ни через день никуда она не отправилась.

Среди ночи я проснулась с тягостным чувством, что в мире что-то случилось, что-то очень неправильное. Я села на постели и, еще не понимая зачем, стала быстро одеваться. Одевалась и пыталась понять: откуда идет беда. Мысленно находила дорогих мне людей, прикасалась к ним чуть-чуть и, убедившись в их спокойствии, искала других. Моя ошибка, что я начала с людей. В гарнизоне было все в порядке, я скользнула мыслью дальше, за тын — спокойно, чужого разума нет или хорошо за крыт. Нет, я бы и закрытый почуяла, это не трудно, как бы темное пятно образуется на ткани мироздания. Тьфу ты! Я прямо как колдун какой говорить стала. Ой, мама, роди ты обратно свою дочь!

Потом я послала мысль к моим русалкам. Полнолуние — они сейчас на берегу нежатся под лунным светом, может, чего видели? И тут меня словно кипятком ошпарило! Неда!! Беда с Недой! Я взвыла и ринулась на улицу, за мной переполошно выскочила Нана, еще не понимая спросонья, что и где, но тоже уже учуяв беду. Я мчалась к калитке, а навстречу мне спешил кто-то из караула — будить нас, а за тыном, над озером, уже звенел, горестно надрываясь, серебряный русалочий голос:

— Беда! Беда! Тата, помоги-и-и!!

Из общинного дома выскакивали полуодетые воины, но с оружием в руках. Возле калитки меня догнал Рысь — самый быстроногий из воинов. В калитку нас выпустила стража, следом, чуть отстав, бежали другие. Кто-то из стражи торопливо рассказывал Стояну, что видел со стены, из-за чего переполох. На серебристой от лунного света поверхности озера металась с плачем Леда.

— Леда, девочка моя, что случилось?! Где, Неда?

— Корявни! Корявни подкрались, когда мы танцевали… Они унесли Леду туда! Туда! О-о-о… сестричку Неду… — Леда показывала в сторону дороги на Град.

— Корявни здесь? Ты не ошиблась, девочка? — Рысь недоверчиво смотрел то на Леду, то лесистый холм в полукилометре от тына. — Нет, туда… Спасите!! А-а-а… — Да, корявни. Часовой успел заметить, когда они уходили в лес. Рысь, бери свой десяток, Сом ты тоже со своими. На лошадях догоните. — Стоян, как всегда, отдавал распоряжения не громко, но слышали все.

Мгновенно установился порядок. Кто-то уже бежал к конюшне, кто-то торопливо одевался, кто-то довооружался. Я, поспешая к конюшне, уже мысленно звала Росинку, старалась передать ей свою тревогу и желание догнать корявней. И получила в ответ радостную готовность помочь, нетерпение и гнев на врага, посмевшего обидеть меня. Росинка нетерпеливо заржала, встречая меня, и с готовностью подставила спину под седло. Рысь было возразил против моего участия в погоне, но я и не слышала его, я уже верхом, я уже мчалась к воротам — скорей, скорей! Где-то там Неда, девочка моя, малышка с нежной перламутровой кожей в лапах этих уродов с лошадиными копытами. У ворот задержалась на пару минут, дожидаясь остальных. Но не больше, чем на пару. Молодцы, быстро они собрались.

Мы скакали к лесу, а я мысленно молила:

— Лес-батюшка! Помоги догнать, помоги выручить русалочку, задержи мерзкое отродье. Не дай погибнуть озерному дитя! О, Великие Кедры, услышьте меня!

И лес услышал и ответил! Травы стлались к самой земле, чтобы не путать ноги коням. Кусты расступались с дороги, деревья поднимали ветви. Мы скакали будто и не по лесу, а по ровному и гладкому полю. Моя Росинка мчалась впереди всех, почти ухо в ухо шел Ветер Рыся, а с другой стороны Вереск на Гнедом. Я искала глазами корявней, они не могли уйти пешком далеко. Но я слышала две группы корявней: одни уходили дальше, другие были не далеко и сосредоточились в одном месте. За сада! И пахнет волшбой, чужой волшбой — грязной, злой!

— Рысь! Впереди засада!

А я уже знала, что должна сделать против их мерзкой волшбы. Не иначе готовят свою магическую сеть. И я уже представляла ветвистые грозовые молнии и шептала простенькое Яськино заклинание огня. Только не пропустить миг, когда корявни окажутся достаточно близко, только не пропустить! И Росинка мне помогла, передала мне: «Враг здесь, перед нами!» И я ударила! С вытянутой вперед ладони сорвались разом десятки ослепительно голубых ветвистых молний, сжигая яростью чистого небесного огня уже готовую упасть на наши головы живую коряжью сеть и опаляя мерзких тварей, затаившихся в кустах на вершине не высокого холма.

Запахло отвратительно какой-то горелой па далью, паленой шерстью. Корявни верещали и хрюкали, пытались кто убежать, кто нападать со своей острой пикой-палкой. Но что они мо гут без своей сети против двух десятков настоящих воинов?

— Тата, здесь нет русалки!

— Они уносят ее вперед! Я их чую! Рысь, я не могу там ударить огнем — с ними Неда! И их много! Боже, их там целая стая впереди!

— Понял! Вперед! Не зацепите русалку!

И снова мчимся сквозь помогающий нам лес, проходя самые неудобные места, как нож сквозь масло. И снова Росинка предупредила — враг близко!

Впереди густые кусты между стволами, купы Деревьев на склоне очередного холма.

— Лес-батюшка, помоги! Не дай свершиться злому! Спаси русалочку!

И лес снова помог, густые кусты вдруг опустили, прижали к земле свои ветви, открывая врага, а позади него вставая непролазной чащей, стеной. Воины ударили дружно. Ох, как много здесь корявней, сдурели они, что ли? Со всего леса собрались здесь? Подумалось об этом мельком, потому что я уже видела мою русалочку в центре плотной группы корявней, а там… А там снова творилась грязная волшба, ударить огнем я не могла, там Неда… Вода! Где-то близко вода! Ну да, вот здесь, под землей, прямо под копытами коней! Не зря Водяной учил меня своим водяным заклинаниям. Скоро же пригодилась его наука! Наверх, ко мне, ко мне! Я спрыгнула с Росинки, прижала ладони к земле, и холодная влага упруго толкнула мою ладонь.

Теперь меч. Водяной меч и щит. Краем глаза я замечаю, что Вереск рядом, защищает спину. Хорошо, теперь вперед! Водяной меч живет своей жизнью, я только чуть направляю его, и вперед, вперед! Корявней меч вспарывает легко, словно острый нож жирную глину. Кругом кипит бой. Корявни неожиданно упорно сопротивляются. Но мой меч без особых усилий с моей стороны крошит корявней, и я бегу вперед, вверх по склону. И травы упруго подталкивают мои босые ноги, чтобы легче бежалось. Вперед, вперед! Неде угрожает смертельная опасность! Что они там затевают, это порождение кошмара, эта мерзость?

Вот они! Я их достала! И меч, почуяв главного врага, закружился в пляске смерти. Десяток пик ударило в меня и переломилось о тонкую пленку воды, что почти незаметной завесой-щитом меня окружала. А сзади, защищая спину, рубился Вереск и кто-то еще. В стороны летели отрубленные водяным мечом лапы со щупальцами или одни щупальца и тыковки голов с неуспевающими потухнуть красными буркалами. Кругом предсмертные хрюканья и визг. И вдруг враз установилась тишина, слышался только храп коней да еще крики воинов, в запале продолжающих искать живых врагов.

И меч разом упал на землю струйкой воды. Я бросилась к лежащей на земле Неде. И одного взгляда было достаточно, чтобы понять: Неда умирает. Ее перламутровая кожа посерела, утратив живое сияние, губы тоже стали серыми, носик заострился, роскошные зеленоватые волосы были похожи на мочалку. А главное, ее опутывала проклятая сеть корявней, прочно приклеив Неду к земле.

Великие Кедры, вразумите! Чистый огонь сжег коряжью сеть в секунду, но здесь Неда — Дитя водной стихии, извечного врага огня. Она погибает. Вот если… Я не успела додумать мысль, а руки уже сами плели узор водного заклятия. Вода услышала и подчинилась: потянулась вверх, пробиваясь сквозь толщу земли к моим рукам. Я ощущала ее ток, ее ускоренный бег к позвавшей и торопила, торопила живительную влагу. Наконец в изголовье Неды вверх ударил невысокий, но обильный фонтан. Вода, взметнувшись над землей, омывала хрупкое тело, удерживая в нем готовую упорхнуть жизнь.

А я представила, что держу в руках большую мягкую губку, и принялась осторожно оттирать опутавшую Неду скверну. Скверна отливала тускло-багровым светом. А я все терла и терла, и приговаривала простенький земной заговор-оберег, с каким, наверное, еще моя пра-пра-прабабка купала внуков:

— Матушка Вода, Государыня Вода, смой-сполощи скорби, болезни, уроки, призоры, ночные переполохи…

И эта долбаная сеть поддалась! Истончилась, побледнела и, наконец, исчезла. А жизнь в русалочке едва теплилась.

— Надо плащ! Завернуть в мокрый, иначе не довезем.

Но плаща ни у кого не оказалось. Какие там плащи, ладно штаны успели надеть, главное было — оружие захватить. Рысь, не раздумывая, стащил с себя рубаху, протянул мне. Вереск уже на лошади, протягивает руки за Недой. Завернула я ее в мокрую рубаху, и Рысь передал ему драгоценный груз. А потом легко поднял меня и посадил в седло к подбежавшей на зов Росинке. И снова лес устилал под копыта коней ровный путь, и снова мы мчались — скорей, скорей! С каждой секундой шансы спасти жизнь маленькой русалке уменьшались, но мы успели!

В общем-то, мы не так уж долго и отсутствовали, часа два или три. Нас ждали. У берега из воды торчала зеленая голова Водяного, — на берегу Нана обнимала Леду, а воины стояли с оружием наизготовку, охраняя женщин. Рысь первым спрыгнул с лошади, принял из рук Вереска бесчувственную Неду и бережно понес ее к воде. Нана знаком велела Водяному держать девчушку на поверхности воды и быстро ее осмотрела. Леда, зажимая рот руками, чтобы не закричать в голос, прижалась ко мне. Голова Неды безжизненно запрокинулась, видно было, что искорка жизни почти угасла. Мне стало так страшно, как никогда еще не было. Я обнимала Леду, гладила ее по волосам и шептала молитвы всем богам и святым подряд, и своим, и местным.

Нана начала волшбу. Великую волшбу! Та кую, что на мир опустилась ватная тишина, а У меня вдоль спины потянуло ледяным сквозняком. Шуточки ли, Нана хотела отнять у смерти добычу, которую та, наверно, уже считала своей. ' Под протянутыми над Недой ладонями появилось неяркое зеленоватое свечение. По том тысячи тысяч крохотных зеленых искорок, изливаясь из этого свечения, окутали недвижимое тело и закрутились вокруг него спиралями. Мы затаили дыхание, глядя на этот мед ленный и торжественный танец волшебных по токов. Сколько времени это длилось — час, два или один миг — не знаю.

Но вот искорки погасли. И стало ясно, что Нана победила. Тело Неды снова неярко светилось перламутровым блеском в лунном свете. На щеках появился румянец, а потрескавшиеся серые губы вновь стали розовыми и капризно-пухлыми. Неда легко дышала во сне.

— Неси ее, старый, в свою хату, пусть девочка выспится, — сказала Нана и попыталась выпрямиться.

Рысь — молодец, успел подхватить оседающую бабку на руки и понес ее к воротам. Леда порывисто обняла меня и унырнула. А меня наконец-то оставило напряжение, державшее меня, как пружину на взводе, последние часы. И сразу навалилась необоримая усталость. Ватные ноги никак не хотели идти, цеплялись одна за другую. А травка на берегу показалась такой мягкой и привлекательной, что хоть ложись и засыпай. Меня поднял на руки кто-то из молодцев Рысева десятка и понес к воротам вслед за Рысем. Так нас с Наной и донесли не только до избы, но до самых постелей. Вот бы Ленка видела! Точно лопнула бы от зависти. Но додумать это я уже не успела. Уснула, не раздеваясь.

Любое волшебство, даже самое простенькое, требует расхода энергии, как и физические на грузки. Чем сложнее заклятие, тем больше надо сил. А я вчера работала, считай, напрямую со стихийными силами, заклятия были лишь под поркой. Потому и вымоталась я до предела. Если же учесть еще непривычную для меня двухчасовую скачку на лошади да рубку мечом, можно представить, как долго я отсыпалась. Короче, глаза я открыла к вечеру. Яська тут же сунул мне чашу с каким-то темным и пахучим зельем. Я покорно выпила эту горечь:

— Ты чем это меня травишь, Авиценна?

— Я им ноги мою, одеялом укрываю, сон охраняю, охранные заклятия всю ночь твержу — не сплю. Зелье чудодейное варю все утро, а она меня непотребными словами… — всерьез разобиделся Яська.

Авиценна, друг мой Яся, это прославленный врач древности. В моем мире его много-много веков помнят и чтят. Так что ты зря не пыхти, я тебе комплимент сделала.

— А-а… Так бы сразу и сказала, — заулыбался Яська.

— Ох, сгубит тебя любовь к лести, — подала голос со своей постели Нана. — А что, ночью неспокойно было? Зачем охрана понадобилась?

— Сирин над заставой кружила. Зачем кружила? Я ее лет уж триста не видел-не слышал, а тут явилася. — Яська уже поднес такую же чашу Нане. — На, выпей.

— Крепкое зелье ты сварганил. — Нане пришлось пить с Яськиной помощью. — Что еще было?

— Да так, ничего особенного.

— Кого ты обмануть хочешь? — Нана обессилено опустилась на подушку. Видно, крепко ее вчерашняя волшба вымотала.

— Вести пришли, которых ты ждала. — Яська сразу пригорюнился. — Не хотел ничего говорить. Ишь ведь чего удумали — какую волшбу затеяли. Что стар, что млад — совсем ума нет! Одна еще ничего толком не умеет, а стихиями давай управлять, что заправский маг. Другая с самой смертью спорить вздумала, а ну как она бы тебя взамен русалки потянула!

— Ну, не потянула же, — миролюбиво ответила Нана. — Ты зубы-то не заговаривай. Что за вести? При Тате говори, ей это тоже важно.

— Вести, вести… Плохие вести! Точно, Костей это орудует. Он, гад беспардонный, по порталу ушел в другой мир, когда здесь из-за него все рушиться начало. Зачем вернулся — не знаю. Может, там нагадил опять, может, портал открыть не мог. Появился он год назад. Спрятался в своем старом замке и начал втихую вокруг себя нечисть собирать. Что-то у него неладно, а что, не понять. Зачем он в чужой мир полез, зачем ему Тату надо было выдернуть? А как сорвалось, стал он на люди появляться, всякое отребье подкупать, да и нечисть свою на людские земли погнал. Тут его и рассекретили.

— Что это он так засуетился? Тысячу лет ждал, а здесь не мог и года погодить, пока силы восстановит? Что его так могло припечь? Для бессмертного один год — не срок. Нет, от сюда не узнать.

— Ты чего это удумала, — всполошился Яська, — не пущу! Тебе лежать и лежать! Я сам пойду!

— Вместе пойдем. С недельку отлежусь и пойдем. Недели хватит.

Такой оборот дела Яську, похоже, устроил. А я чувствовала себя вполне сносно, особенно после Яськиного пойла. Так что лежать не собиралась. Да и надо было проведать озерных жителей — как там Неда, все ли в порядке? Я и пошла, не слушая Яськиных причитаний и угроз напоить меня еще чем погорше. Ладно, хоть что выпью, только на озеро сначала схожу. Возле дома сидел тот молодец, что донес меня вчера до постели. Увидел меня и расплылся в улыбке, просиял прямо.

— А меня Стоян охранять тебя приставил.

— Ну, пойдем на озеро русалок проведать. Не боязно?

— Не-а. Раньше боязно было, а после вчерашнего — ни капельки. Пойдем, узнать надо — как они там?

— Тебя как зовут-то, добрый молодец?

— А так и зовут — Добродь. А твои цветы-то, глянь, расцвели ведь сегодня. Ты поди и не видала еще?

Цветы и впрямь расцвели, да так пышно, как никогда не цвели дома. Не обманул Водяной, чудодейный ил у него. Я вдоволь налюбовалась астрами и ноготками, потом сорвала несколько цветков поярче и потопала к озеру. Мой телохранитель за мной. Часовые у калитки приветствовали нас прям с почтением. И с докладом, что в окрестностях все спокойно. Я им важно так кивнула, мол, благодарю за службу, орлы! Не выдержала и рас смеялась, разулыбались и парни. Нет, жизнь — штука приятная. На хрен сюда этот Костей вообще заявился? Козел бессмертный!

На берегу я позвала негромко девочек, и тот час вся троица вынырнула у самого берега — ждали, что ли? Увидели цветы, то-то писку да восторгов было! Тут же кинулись к своей клумбе — новый взрыв восторга! Пришлось мне лезть в воду и плыть к ихнему пятачку. Зацеловали меня девчонки. И Водяной с самой широкой улыбкой (уж куда бы шире) долго меня благодарил, а потом выбросил на берег целый ворох рыбы для воинов (обещал и впредь рыбой снабжать), а мне подарил нитку жемчуга. Небольшая нитка, но какой красоты жемчуг! Я даже брать не хотела, уж больно дорогой подарок. Но Водяной мог обидеться, пришлось взять. А жемчуг-то не простой, оказывается, волшебный. Как сказал Водяной, в трудную минуту надо просто порвать нитку. А что будет — увидишь.

Так вот мы и балдели на берегу озера до самых сумерек. Добродь сначала с опаской на нас посматривал, а потом купаться с нами полез. Девчонок на плечах по берегу таскал. Не зря его Добродем назвали. Парень добро душный и простой. Из таких веревки вить можно. Так хорошо отдохнули, и о вчерашнем совсем-совсем не думалось. Я была рада, что Неда без видимых последствий пережила вчерашний стресс. Очень расставаться не хотелось, но пришел Рысь и чуть не силой увел меня в крепость.

Не знаю, как бы складывались у меня от ношения на заставе, если бы не побратимство с Вереском. Вереска здесь все любили. Мало того, что он был сыном полка, точнее, гарнизона, но еще и боевым товарищем — лучшим разведчиком заставы. С самого сопливого детства по лесам — это ведь не по парку пригородному прогуливаться. А кроме того, был у Вереска особый дар — чуять ложь. Обмануть его было невозможно. При досмотре караванов они с Наной были незаменимы. Никакой контрабанды не утаится, никаких дурных помыслов против полесичей.

Но хотя Вересковой рекомендации поверили, поначалу относились ко мне с некоторым недоверием. И то сказать, я же в ихних глазах была в своем экзотическом наряде чем-то вроде эфиопа среди эскимосов, если не хуже. И когда я смоталась в лес, чтобы научиться стрелять из лука, за мной отправилась пара доглядчиков. А я-то, дура, думала, что меня никто не видел! Вот поди потешались над моими прыжками! Зато это упражнение почему-то всех окончательно убедило, что я свой человек. А уж совместная битва с корявнями и спасение русалочки подняло мой рейтинг на небывалую высоту. Теперь мне доверяли на все сто.

А поскольку я, спасибо Кедрам, была молодой и красивой, то, естественно, за мной стали ухаживать воины из холостяков. Будь мне восемнадцать, а не полсотни, я бы вела себя по-другому: влюбилась бы в кого-нибудь, кому-нибудь бы «шарики крутила», кокетничала. Но, слава богу, в моем настоящем возрасте я таких глупостей уже не делала. А к молодым я вообще относилась, как к сыновьям, так что отношения у меня со всеми установились ровные и дружеские. Думаю, что Рысь дышал ко мне не ровно, но вел он себя весьма корректно, упрекнуть не в чем.

И все бы хорошо. Но угораздило же Добродя влюбиться в меня безоглядно и безответно. И что мне теперь с его любовью делать прикажете? Добродь — светлая душа, беззлобный и абсолютно бесхитростный человек. Ему бы землю пахать, жену любить да кучу детей растить. Здоровый и сильный, как медведь, рядом со мной он становился ручным котенком. Смотрел ласковыми глазами да улыбался застенчиво. Ничего не добивался, ни о чем не просил, может, и ни на что не надеялся. Ему было достаточно видеть меня, слышать мой голос, знать, что я есть. Если бы хотела, я могла бы об него ноги вытирать.