Впереди горы. Снижаемся. Высота до земли остается небольшая, примерно 150-200 метров. Делаю доворот влево. Не успел опомниться - земля. Резко беру ручку управления на себя и чувствую, что самолет начал цепляться за какие-то неровности и бугры передовой оборонительной позиции немцев. В кабине пыль. Ничего не вижу. Хорошо, что был привязан ремнями к сидению самолета, а то бы меня выбросило из кабины, так как фонарь был открыт. Удар головой о приборную доску - не успел сделать упор рукой. Искры из глаз. Кровь из носа. Самолет остановился. Пыль рассеялась...
      Вылезаю из самолета. Кажется, нахожусь на своей территории. Плацдарм был после высадки наших войск очень маленький. Примерно 4 на 8 км. Вижу, хвостовая часть самолета осталась в воронке, образовавшейся от взрыва снаряда. Передняя часть самолета вместе с мотором остановилась на траншее окопа первой линии обороны. Спохватился, где же воздушный стрелок? Кричу: "Товарищ сержант". Ни фамилии, ни имени не знаю, так как со мной он полетел вне плана. Мой воздушный стрелок Николай Гилев в последний момент был включен в экипаж командира полка. Так на фронте, правда, нечасто, но было. В спешке я не спросил перед вылетом хотя бы его имя. Стрелок стонет и кричит, что ранен и не может вылезти из кабины. Быстро вскочил в кабину и помог ему выбраться наружу. В это время услышал автоматные очереди, разрывы снарядов недалеко от самолета. Оглянулся и увидел моряков. Они шли в атаку при поддержке артиллерии.
      Через некоторое время к нам подбежали моряки. Мы уже спустились в окоп. Я оказывал помощь стрелку. Моряки, увидев, что мы оба ранены, стрелка быстренько уложили на носилки и понесли в направлении Керченского пролива, где высаживались наши войска. Мое лицо было в крови, моряки наложили повязку мне на голову, продезинфицировали йодом правую щеку, изрезанную осколками от бронестекла кабины. Затем сказали, чтобы я быстро уходил с этого места, так как самолет находился непосредственно на передовой линии. Морякам я сказал, чтобы они взяли в кабине стрелка гранаты, там их было две, и подождали меня, пока я вытащу парашют из своей кабины.
      Только я полез в кабину, как началась опять стрельба из всех видов оружия. Заработала наша и немецкая артиллерия, минометы. Появились пулеметные трассирующие очереди. Свист, шум, взрывы. Моряки кричат, чтобы я бросал свой парашют и быстро вылезал. Но я все же успел взять его, а это необходимо было делать при всех вынужденных посадках, да еще и приемник обязан был снять, но тут было не до этого. Прихватил с собой и те две гранаты, которые были в кабине воздушного стрелка, и намеревался пойти в атаку с моряками. Однако моряки меня остановили: "Давай нам гранаты, а сам уматывай отсюда, ведь идет бой. Тебе надо воевать не на земле, а в воздухе". Я отдал им гранаты и, взяв с собой парашют, побежал по траншее в указанном моряками направлении.
      С воздушным стрелком мы потерялись, но спустя 40 лет после Победы встретились с ним на одной из полковых встреч. И только тогда я узнал его фамилию - Александр Федорович Аверьянов, родом из Челябинска. Конечно, меня не украшает тот факт, что я не разыскал его, хотя на это было потрачено немало усилий.
      Когда я приблизился непосредственно к пристани, то увидел жуткую картину. Огромное количество раненых ожидали прибытия катеров с "Большой земли" со стороны Таманского полуострова. Вдруг начали стрелять зенитки. На бомбометание заходили три немецких бомбардировщика Ю-88. Сбросили бомбы. Ужас охватил меня в этот момент. Открытое место. Раненым негде спрятаться. Взлетают в воздух вместе с землей разодранные человеческие тела.
      Вот я и подумал, как страшно воевать на земле. Хотя забыл, что меня только что сбили. "Юнкерсы" отбомбились. До сих пор этот кромешный ад стоит перед глазами.
      Побежал к берегу. Парашют мешает. Хотел его бросить, но передумал. Подбегаю к пристани, вернее к месту высадки десанта. Там один подполковник и четыре автоматчика регулируют посадку на катера, идущие на "Большую землю". Доложил, что я летчик и только что был сбит. Подполковник выслушал меня и сказал, что видел это, и приказал пропустить меня на катер. Быстро занял место, и минут через пять мы отплыли от берега примерно три километра. Из-за облаков вынырнули два немецких истребителя "Фокке-Вульф-190". Вижу, как от одного самолета отделились две бомбы. Куда деваться? Некуда. Прижал к себе парашют. Съежился. Одна бомба взорвалась рядом с катером, и он, как спичечная коробка, перевернулся. Я оказался в воде. Хорошо, что парашют был в руках. Он меня и спас, вытащил на поверхность воды, пока был сухой и не успел намокнуть. На водной поверхности увидел многих раненых. Кто за что хватается. Многие утонули. Через 6-10 минут подплыл другой катер, подобрал кого успел, и мы поплыли к "Большой земле". Вот тогда я и подумал: хорошо, что не бросил парашют.
      Вышел на берег насквозь мокрый, но живой и на своей территории. Встретил попутную машину и поехал в полк. Всю дорогу гадал: попал или промахнулся, поразил или не поразил ту подозрительную цель, на которую пикировал. Приехал в станицу. Пешком пошел на аэродром. Подхожу к землянке, в которой размещалась наша эскадрилья, и вижу листок-молнию: "Бомбить так, как младший лейтенант Фролов!" Ага, думаю, значит, не промазал. Восстановил все в памяти. Когда я отстал от группы, что, конечно, было нарушением, заметил какое-то интересное сооружение, вокруг которого бегали солдаты. Несмотря на трассы "эрликонов", продолжал пикировать и сбросил все сразу бомбы аварийно и с небольшой высоты.
      В это время из землянки вышел начальник воздушно-стрелковой службы майор Галичев. Увидев меня, подошел и стал поздравлять с успешным вылетом. Майор сказал, что об этом сообщили из воздушной армии, а им поступили сведения от наземных войск: - Четвертый самолет первой группы эскадрильи 210-го штурмового авиаполка, который был подбит зенитной артиллерией и врезался в горах недалеко от населенного пункта Жуковка, сбросил все бомбы прямо на командный пункт противника, где в это время находились представители ставки Гитлера. Прямым попаданием бомб КП был уничтожен.
      За этот вылет, как тихонько сообщил мне один штабной работник, на меня направили материал с ходатайством о присвоении звания Героя Советского Союза. Но наградили орденом Красного Знамени, который мне был вручен через 15 дней. Чем я был очень доволен. А информацию штабного работника я принял за шутку.
      Об этом вылете при встрече в 1994 году рассказал мне Григорий Флегонтович Сивков, - ведущий группы, в которой я летел справа крайним в строю.
      ...Вызывает меня командир полка Галущенко и дает приказ: - Поведешь четверку. Цель - артиллерия на западном склоне высоты 175,0. Она ведет непрерывный огонь и доставляет немало хлопот морской пехоте, которая готовится к десантированию севернее Керчи.
      Взлетели. Взяли курс на Керчь. Зениток там уйма - примерно до 20 батарей. Будет жарко. Заходим с севера, со стороны моря. Погода хорошая. Высоту 175,0 видно хорошо. Решил нанести удар там, где сосредоточилась артиллерия противника. Входим в пикирование на цель с разворотом, не сбавляя оборотов двигателя. Вражеские зенитки пока молчат. Сбрасываем бомбы. Выходим из пикирования. Вот в это время немцы, видимо, опомнились и начали интенсивный огонь. Шапки разрывов снарядов среднего калибра, эрликоновские очереди трассирующих снарядов покрыли все небо. Оглянулся и увидел рядом с моим самолетом только два. Где же третий? Воздушный стрелок Пластунов передает по внутренней связи: - Командир! Самолет Фролова окутан разрывами снарядов и, видимо, подбитый, резко пошел к земле. Такое впечатление, что он врезался в землю. Прилетел на аэродром базирования в Ахтанизовскую. Доложил, что задание выполнено, но был сбит самолет Фролова и он, по-видимому, упал на территории противника...
      Ну а что было дальше, читатель уже знает.
      После доклада командиру эскадрильи, что вернулся в полк, жив и здоров, готов выполнять очередное боевое задание, полковой врач Фима Фишелевич подошел ко мне и спросил о самочувствии. Чувствую себя хорошо.
      - А может быть, в лазарет тебя отправить, Вася?
      Я отказался. Обстановка на фронте была сложной. Наши войска наступали, и нужна была поддержка авиации. А самолетов и летчиков осталось очень мало. Мой патриотизм был скорее неосознанным. Я рассуждал так: недавно прибыл в полк. Мало вылетов. Тяжелая обстановка на фронте. Надо летать и летать.
      Начальник штаба майор Провоторов спросил, как я себя чувствую и что думает по поводу моего здоровья врач. Я ответил так же, как Фишелевичу. Через несколько дней Провоторов снова поинтересовался моим здоровьем.
      - Лететь можешь?
      - Да.
      - Тогда в паре с Лесняком на разведку. Задачу поставит командир эскадрильи капитан Сивков.
      Григорий Флегонтович очень подробно, можно сказать, по-отцовски заботливо, хотя он старше меня всего на два года, объяснял нам, как лучше выполнить поставленную задачу.
      Это было 6 декабря 1943 года. Он попросил Лесняка и меня достать из планшетов карты, чтобы нанести район разведки и обозначить места нахождения зенитных установок, и продолжил: - В районе восточной окраины Аджимушкая по предварительным данным, сосредоточено огромное количество немецких войск, прикрытых сильным огнем зенитной артиллерии и "эрликонов", которые при отступлении были стянуты в этот район из-под Керчи. В связи с тем, что намечается массированный удар штурмовиков всей 230-й штурмовой авиационной дивизии по противнику в этом районе, необходимо разведать расположение зенитных средств, которые прикрывали немецкие войска.
      Вот вы в паре под командованием младшего лейтенанта Лесняка и должны выполнить эту задачу. После прилета необходимо сразу же прибыть в полковую землянку и точно показать на карте зенитные батареи для передачи их расположения в штаб дивизии.
      Этими словами Гриша Сивков и закончил.
      Взлет по-одному. После взлета пристроился к ведущему. Лесняк мне показал пальцем, что все в порядке. Летим. Погода плохая. Низкие облака. Для меня облака - это страшное дело, так как по приборам водить самолет я не умел и этому мастерству нигде не обучался. Да и с малой высоты сбрасывать бомбы нельзя. Минимальная высота сброса 400 м. А мы летим на высоте 200-300 м. Подлетаем к линии фронта. Тихо. Никто не стреляет. Вдали виднеются окраины Аджимушкая. И вдруг самолет Симы Лесняка резко пошел вниз и врезался в землю. Впереди взрывы. Трассирующие снаряды "эрликонов" покрыли все небо. Ударила зенитная артиллерия. Теперь видно, откуда идет стрельба. Надо запомнить. Высота облаков увеличилась. Меня охватила злость. Ах, гады... Резко развернулся влево. Вижу вспышки огня из зенитных орудий. Ввожу самолет в пикирование, но поздно. Бомбы не попадут в цель. Иду на второй заход. Прицелился. Выпустил два реактивных снаряда. Мимо. Черт возьми! Бог любит троицу. Захожу в третий раз. Мимо пронеслись немецкие истребители. Отвлекся. Опять промазал. Делаю четвертый заход. Прицеливаюсь и бросаю аварийно сразу все четыре 100-килограммовые бомбы.
      Вывожу самолет из пикирования. Гиленок (так ласково про себя звал Николая Гилева, воздушного стрелка) кричит: "Бомбы упали на зенитную батарею. Ура-а-а..." Но вторая батарея ведет интенсивный огонь. Немцы, наверное, подумали: вот нахал, этот Иван, не дает покоя. Снова захожу на батарею. Бомб нет. РСы выпущены. Остались только пушки и пулеметы. Пикирую. Открыл огонь из двух пушек, но снаряды легли левее батареи. Вижу при выходе из пикирования, как разбегаются немцы. Злость не покидает меня. Погиб командир. За него надо отомстить. Захожу еще и еще открываю огонь из пушек и пулеметов, пока не расстрелял весь боеприпас. Увлекся. Глянул на прибор. Бензина кот наплакал. Надо лететь домой. Вдруг вижу слева впереди самолет, похоже Ил-2. Даю форсаж. Подлетаю. Вижу на самолете знаки нашего полка. Приблизился вплотную и увидел лицо Миши Ткаченко. Обрадовался. Летим вместе. Миша думал, что летит с ним его ведомый. А когда приземлились, то оказался с ним ведомый Симы Лесняка.
      Что же случилось? У меня сбили ведущего, а у Миши ведомого. Ввиду того, что я сделал восемь заходов на цель, время ушло. И хотя мы вылетели на задание раньше Миши минут на тридцать, приземлились вместе.
      В скупых строках боевого донесения было написано: "Мл. лейтенант Фролов В.С. при выполнении боевого задания в районе восточной окраины Аджимушкая сделал восемь заходов на цель, вследствие чего уничтожил одну и повредил другую батарею противника, а также уничтожил до 15 солдат и офицеров немецких войск. Ведущий младший лейтенант Лесняк погиб, мл. лейтенант Фролов благополучно вернулся на свой аэродром." Последним обстоятельством я обязан комэску.
      Гриша Сивков был внимательным и душевным человеком. Прекрасно знал свое дело. Доходчиво передавал свои знания подчиненным. Его всегда было очень приятно слушать. После беседы с ним появлялась уверенность в собственных силах, войсковом товариществе. Помню, когда мы после войны ехали вместе в поезде из Австрии на парад Победы, он говорил мне: "Давай, Вася, поступим в академию имени Жуковского. После войны нужны будут хорошие инженерные специалисты". Я ему ответил, что буду поступать в Военно-воздушную академию. Тогда я окончательно понял, что он не только классный летчик, но и прекрасный друг, готовый постоять за товарища, оказать бескорыстную помощь.
      Так оно и получилось. Сивков после войны действительно поступил в инженерную академию имени Жуковского, а я в Военно-воздушную академию в Монино. Остались в Москве, получили квартиры и по настоящее время продолжаем дружить. Более тесная дружба началась после того, как мы познакомились семьями. Кроме того, мы буквально соседи, живем в одном округе Москвы. Гришина жена Катя Рябова - бывшая летчица 46-го гвардейского ближнебомбардировочного полка, Герой Советского Союза, прекраснейшей души человек, интересный собеседник, большой эрудит и к тому же красавица.
      Однажды Катя поделилась со мной мыслью, которая в какой-то степени не давала ей покоя. "Гриша - дважды Герой Советского Союза, кандидат технических наук, работает на генеральской должности, а генерала ему не присваивают. Безобразие". Через неделю после этой нашей встречи Катя умерла. Похоронили ее на Новодевичьем кладбище. Спустя примерно 15 дней после ее смерти Григорию Флегонтовичу Сивкову присваивают воинское звание генерал-майор. Очень жаль, что Катя не дожила до этого радостного дня.
      Несмотря на то, что Гриша стал генералом, он остался таким же простым и доступным человеком. Нет в нем надменности, как у других генералов. Все то же обаяние, общительность, прямолинейность, экспрессивность, увлеченность наукой и все то хорошее, что у него было до получения генеральского звания. Он продолжает интересоваться многими научными вопросами в различных областях.
      Однажды я пришел к нему по какому-то, не помню, вопросу, а он меня вдруг спрашивает: "Хочешь посмотреть фильм о летающих тарелках?" Это было его хобби в 60-70-х годы. И действительно, он так был увлечен этим до сих пор неизученным и загадочным явлением природы, что любые разговоры сводил к теме НЛО. За последние годы он немного поостыл и не так самозабвенно занимается "летающими тарелками", но все равно интерес к этим явлениям присутствует повседневно в его жизни.
      После смерти Кати, которую он безумно любил, Гриша 15 лет жил один. Вел активнейшую работу в совете ветеранов 210-го штурмового авиаполка. 30 лет тому назад его избрали председателем совета, и он все эти годы бессменно и активно выполняет возложенные на него функции. И здесь проявляются его неуемный характер, огромный энтузиазм, большое желание вести ответственную работу. Как бы то ни было, но проведено более тридцати полковых встреч ветеранов нашего полка по всей стране. Совет полка работает плодотворно на пользу ветеранам. В этом заслуга его председателя.
      Прямо надо сказать. Если бы не Гриша, то не было бы у нас столько встреч. Не построили бы монумент погибшим воинам 230-й штурмовой авиадивизии в Керчи. Не получили бы квартиры и не улучшили свои жилищные условия 15 ветеранов полка.
      Однажды, это было в июне 1994 года, раздался телефонный звонок. Снимаю трубку и слышу голос Гриши: "Вася, ты меня приглашал к себе в гости. Так вот через полчаса буду у вас, и не один, а со своей женой Олей". Я ответил, что очень рад видеть их вдвоем у нас дома, к этому приглашению присоединяется и моя жена Надежда Максимовна.
      Когда они пришли к нам, то я увидел молодую, красивую, высокого роста и спортивного телосложения девушку. Это была Оля, дочь начальника факультета Воздушно-инженерной академии имени Жуковского. Гриша и ее отец, генерал, были знакомы. Олю он знал еще девчушкой. Много лет прожил Гриша холостяком, не хотел жениться. И вот, видимо, настало время. Неважно, что он намного старше Оли. Дай бог, чтобы они были счастливы. Счастье в своей жизни Гриша заслужил.
      Штурм Севастополя
      После освобождения Керчи советские войска стали стремительно продвигаться в направлении Симферополя. Нашему полку была поставлена задача после выполнения боевого задания летчикам произвести посадку на аэродроме Чонграв, что в 45 км северо-восточнее Симферополя. Предстояла операция по освобождению Севастополя. Как сейчас помню Керчь с воздуха. Город казался грудой развалин. Коробки домов, заваленные обломками, стояли без окон и крыш, словно немые свидетели проходивших здесь жестоких и кровопролитных боев. Это было прекрасно видно с высоты 800 метров.
      Город Керчь переходил из рук в руки трижды, поэтому он был разрушен до основания.
      Противник отступал в панике. Погода позволяла осуществлять несколько вылетов в день. С рассвета до темноты продолжались полеты. Только 11 апреля наш полк совершил 60 боевых вылетов в район станции Семь Колодезей. Там было много автомашин, повозок, артиллерии и пехоты противника. Все это двигалось в беспорядке на запад.
      В эти дни я находился в составе группы летчиков нашего полка в Воронеже. Туда мы прилетели для получения новых самолетов - двухместных Ил-2.
      Когда вернулись из командировки, узнали, что в районе населенного пункта Семь Колодезей произошел трагический случай. Над целью в воздухе столкнулись самолеты штурмана полка майора Панина и летчика младшего лейтенанта Жданова. Мне сразу же припомнился день, когда мы втроем прибыли в полк. Тогда я почувствовал сердечную теплоту в словах Панина: "Вот этого шустрого ко мне в эскадрилью". Но недолго пришлось воевать под его командованием. Панина не стало.
      После перебазирования полка на аэродром Чонграв начались интенсивные боевые полеты в район Севастополя.
      Немецкое командование стремилось удержать как можно дольше подступы к Севастополю, чтобы получить возможность эвакуировать свои войска морем в Румынию. Подступы к городу были укреплены очень сильно. Инженерные сооружения были сплошь из металла и бетона.
      Полк получил задание поддерживать наземные войска с воздуха. Они вели напряженные бои.
      9 мая 1944 года двенадцать Ил-2 нашего полка бомбили и штурмовали огневые средства противника в районе Мекензиевы горы. Подлетаем к цели. Вижу, как полевые орудия, расположенные на боевых позициях, ведут по нашим войскам огонь. При бомбометании по артиллерийским орудиям рекомендовалось делать заходы индивидуально на цель. Ведущий дал команду: "Замкнуть круг". Я вел третью четверку. Моя задача заключалась в том, чтобы круг получился замкнутый, тогда и истребители не смогут зайти в хвост к нашему штурмовику. Задняя сфера получается защищенной сзади идущим Илом, и есть возможность бомбить индивидуально. При групповых же бомбометаниях если ведущий промазывает, то и остальные тоже сбрасывают бомбы мимо цели. Недостаток боевого круга в том, что при выходе из атаки, как правило, самолеты быстро в единый строй собраться не могут и их здесь часто поджидают истребители противника. В этом боевом порядке нужна очень хорошая слетанность. Вижу слева батарею. Ввожу самолет в пикирование, прицеливаюсь, но в это время по мне стреляет зенитная артиллерия. Шапки разрывов окутали самолет. Но самолет начал быстро снижаться, разрывы стали оставаться вверху. Высота 600 м, перекрестие, какое там перекрестие, на глазок (по сапогу) нажимаю на кнопку "Бомба" четыре раза, самолет вздрогнул, и бомбы полетели. Сзади идущий летчик кричит: "04, попал, попал!". На фюзеляже моего самолета, как и на других, рисовались цифры и полосы на стабилизаторах. По радио слышу "сбор". Прилетели на аэродром без единой потери. Эту группу водил Миша Ткаченко. Из авиадивизии позвонили и сообщили, что при нанесении бомбоштурмового удара был применен очень хороший маневр. Бомбили из боевого порядка "круг" и уничтожили одну батарею полевой артиллерии и до 25 солдат и офицеров.
      По складу боеприпасов
      В этот же день состоялся второй вылет. В составе пары. Ведущий Василий Фролов, ведомый Анатолий Ренев. Погода плохая. Низкая облачность с разрывами. Полет в тот же район. Подлетаем к цели, левее нас пролетела пара истребителей противника. Думаю, что сейчас зайдут в хвост. Предупредил об этом воздушного стрелка. Но они, видимо, не заметили нас. Вдруг справа потекли струйки "эрликонов". Значит, что-то есть, раз появились выстрелы. И точно. Слева вижу что-то наподобие дровяного склада. Но когда присмотрелся, понял, что это склад боеприпасов. Бомбить с первого захода опасно. Высота 400-500 м. Если точно попаду, то вместе со складом отправлюсь к всевышнему. На мое счастье появилось над целью окно. Набрал немного высоту и в пикирование. Бомбы сбросил все сразу. Самолет резко подбросило. Ура-а-а! Попал!
      После нескольких боевых вылетов на Мекензиевы горы полку была поставлена задача сосредоточить свои усилия на поддержке наземных войск, которые начали штурм Сапун-горы в предместье Севастополя. 7 мая полк совершил 33 боевых вылета. В одном из этих вылетов принимал участие и я со своим воздушным стрелком Николаем Гилевым. Группу из восьми самолетов (две четверки) вел Миша Ткаченко. Облачность была низкая. Миша завел группу на цель на высоте 600 м. В люках самолетов были подвешены 100-килограммовые фугасные бомбы, которые надо было бросать с высоты не менее 400 м, в противном случае осколками могут быть повреждены самолеты. Слышу команду ведущего общей группы: "Доворот влево. Приготовиться к атаке". Пологое планирование и бомбы полетели на цель. В это время зенитные батареи открыли ураганный огонь. От разрыва одного зенитного снаряда загорелся самолет Ткаченко. Тут же я увидел два парашютных купола. Высота примерно 500 м. Я подумал, не дай Бог ветер подует в сторону противника и наши летчики приземлятся на их территории. Если они попадут в плен, их тут же растерзают, так как бомбометание было удачное.
      После бомбометания самолеты должны были переходить на бреющий полет в направлении моря чтобы избежать мощного зенитного обстрела. Что мы и сделали. Но здесь немцы нас перехитрили. Во время полета над морем вражеская береговая артиллерия открыла ураганный огонь. Снаряды разрывались впереди летящих самолетов. И вот столб воды от разрыва. Это самолет Исмаила Алиева рухнул в морскую пучину. Мы развернулись и взяли курс на свой аэродром.
      9 мая 1944 года Севастополь после длительного и упорного штурма был взят. Нашему полку было присвоено звание Севастопольского.
      На новый фронт
      После освобождения Крыма наш полк вывели из состава 230-й штурмовой авиационной дивизии. Самолеты приказали сдать другому полку, погрузились мы в товарный поезд и поехали в Кировоград к новому месту назначения. Там, на базе управления нашего полка и еще двух, летавших на самолетах ПО-2, формировалась новая 136-я штурмовая авиационная дивизия 17-й воздушной армии.
      После укомплектования новой дивизии и переучивания двух полков с ПО-2 на Ил-2 начались очередные боевые действия по разгрому немецких войск в Ясско-Кишиневекой операции.
      Вспоминается один боевой вылет по нанесению штурмовых ударов по отступающим немецко-румынским войскам.
      Группу из 12 самолетов возглавил новый для нас командир дивизии Н.П. Терехов. Перед переправой через реку Днестр скопилось много различной боевой техники противника. По дороге Кировоград - Кишинев к Днестру двигалось огромное количество автомашин, артиллерии и танков.
      Со станции наведения, на которой был заместитель командира дивизии Самохин, слышно было, как Терехову передавали: нанести удар по двигающейся колонне. Терехов, боясь ударить по своим, решил убедиться в том, что действительно двигается техника противника. На первом заходе он не стал бомбить и обстреливать реактивными снарядами колонну противника, а снизился и сделал холостой заход. Замкнув круг из 12 самолетов, мы начали штурмовать колонну. Только я стал вводить свой самолет в пикирование, вижу, как взорвалась автоцистерна или какая-то другая машина. Пришлось перенести прицел немного вперед и выпустить сразу два реактивных снаряда. Левый снаряд взорвался рядом с автомашиной. Она опрокинулась. Немцы стали разбегаться в разные стороны. Вывожу самолет из пикирования, вижу разрывы снарядов, выпущенных из пушек сзади летящего самолета.
      Сделали еще два захода. Сбор. Возвращаемся на аэродром.
      На разборе вылета Терехову задали вопрос: - Товарищ полковник, а почему вы на бреющем летали над колонной?
      - Убеждался в том, что под нами действительно был противник. - И добавил: - Рассматривал кресты на бортах танков.
      Выдержка и осмотрительность на войне - ценные качества.
      Операция в районе Яссы - Кишинев была стремительной. Наши войска завершили свой сокрушительный удар. Под Кишиневом была окружена крупная группировка немецко-фашистских дивизий. Противник в панике отступал. Наши танковые и механизированные части, продолжая преследовать отходящие войска противника, ворвались на территорию Румынии.
      Это было очень важное событие. Наступил час изгнать врага за пределы нашей Родины. Авиация за стремительным наступлением наземных частей не успевала перебазироваться.
      В полку был организован митинг, посвященный освобождению Молдавии и перелету нашего полка в Румынию.
      Очень жаль, что торжества, которые состоялись в Кишиневе в честь 50-летия освобождения Молдавии от фашистских захватчиков в 1944 году, прошли очень скромно. Роль Красной Армии при освобождении молдавской территории в выступлениях отдельных деятелей преуменьшалась, и очень значительно, а иногда и замалчивалась.
      Капитан Носов, только что назначенный заместителем командира полка по политической части вместо тяжелораненого майора Куща, сказал: Ясско-Кишиневская операция закончилась. Войска 2-го и 3-го Украинских фронтов полностью освободили от фашистских войск Молдавию. Румыния, союзница Германии, объявила Германии войну. Решением командования мы перелетаем в Румынию. Долгожданное время настало, когда наша истерзанная, но сильная духом Родина освобождена от вражеского нашествия. Мы идем освобождать от фашистского рабства братские нам народы. Докажем это не на словах, а на деле. Покажем свою организованность, дисциплину, гуманизм. Мы идем не как поработители, а как освободители от фашизма.
      Вспоминая эти слова, сейчас до глубины сердца больно слышать по телевидению, в радиопередачах и даже из уст простых людей и руководящих чиновников различные сквернословные ярлыки: "красно-коричневые", "фашисты" и т. д.
      На другой день после состоявшегося митинга в аэропорту Тараклия перелетели на аэродром Сечелену в Румынии. Гладкое поле, как будто специально предназначенное для посадки наших самолетов, принадлежало королю Румынии Михаю. Здесь были видны строения, где размещались племенные королевские лошади. Вот она заграница.
      В Румынии пробыли всего несколько дней. На задания не летали. Полк опять отстал от наземных войск. От бездействия всегда бывают какие-то казусы. Так вот в один прекрасный день кто-то из ребят полка привез на румынской подводе вместе с ее хозяином бочку цуйки - местной водки. Поставили ее прямо на землю, и румын, открыв пробку, стал ковшом черпать этот напиток и угощать собравшихся. Попробовал и я. Крепкая, но только запах сильнее, чем наш самогон, изготовленный без перегонки через древесный уголь.
      Все радостные, пробуют заграничный напиток. Но тут появился командир полка Кондратков. Увидев эту картину, он возмутился. Подошел к румыну и сказал: "Мульцумеску". Откуда он это слово выкопал? Все удивились. Хозяин поклонился, сел на повозку и уехал. А Кондратков как закричит на нас: Завтра перелет на следующий аэродром, а вы здесь организуете "чаепитие"! Взял пистолет и прострелил деревянную бочку в нескольких местах.
      Мы все, как тузики, поджав свои "хвосты", стали быстренько расходиться.
      На другой день вылет не состоялся по причине неготовности нового аэродрома, куда планировалась наша очередная посадка.
      Только через четыре дня мы перелетели в Болгарию и произвели посадку на аэродроме Цибр-Варош, на берегу Дуная, восточнее города Лом. Аэродром расположен на заливном лугу этой полноводной реки. Земля мягкая, черноземная. Зарулив на стоянку, я вышел из самолета и увидел глубокую колею от шасси своего самолета. И тут же подумал: "Не дай бог пойдет дождь, тогда мы и взлететь не сможем".
      Но через три дня произошло другое непредвиденное событие. Полеты не производились, так как была плохая погода. Шли дожди. И вот сильный ветер. Дунай вышел из берегов. Тревога. Прибежали на аэродром. Вода в некоторых местах уже приближалась к самолетам.
      Прибежали мирные жители. Стали сооружать плотину. Но ветер усиливался, причем попутный при взлете самолета. Это очень плохо, так как площадка для взлета очень мала, а попутный ветер увеличивает дистанцию взлета. Встречный же ветер уменьшает взлетную дистанцию. Поступил приказ: - Срочно по самолетам! Перелет на аэродром Витбол. Я подбегаю к своему самолету. Техник докладывает: - Самолет готов к полету.
      Обернулся и вижу, как взлетающий самолет в конце разбега разрезает водную стихию, как глиссер. Думаю, неужели взлетит? Взлетел.
      Я быстро запустил мотор и порулил на старт. Стал взлетать, но немного левее того самолета, который взлетел раньше. В этом месте воды поменьше и я взлетел благополучно. Но взлетали уже без воздушных стрелков, не говоря уже об авиамеханиках или оружейницах, так как такие взлеты производить с полной загрузкой очень опасно. К примеру, когда мы перелетали из Румынии на этот аэродром, то летчик Сева Леонов при заходе на посадку забыл выпустить шасси и сел на фюзеляж. Когда мы подбежали, то Севка, побледневший, кричит: Побыстрее открывайте бомболюки, так как там находятся вместо бомб оружейница и авиамеханик.