Жизнь в авиации

      Мы быстренько открыли верхний лючок и за ноги стали вытаскивать оружейницу. Такие перелеты мы делали, когда отставали от своего батальона аэродромного обслуживания. Ведь поездом технический состав обычно долго добирался, поэтому крайне необходимых специалистов мы перевозили в бомболюках. Так вот, когда мы помогли вылезти Логуновой из люка, она встряхнула своими косичками и спрашивает: - Что, прилетели?
      Но когда увидела, что самолет не стоит на колесах шасси, а лежит на фюзеляже, упала в обморок.
      В Витболе нас разместили в местной школе. В классах были построены нары, и все летчики поэскадрильно легли спать.
      Полетов на боевые задания не было. Шли сильные дожди.
      Один раз, когда мы выходили с Сашей Марковым и Колей Буравиным из здания школы, к нам подошли болгарские мужчина и женщина и стали приглашать нас к себе домой. Это мы поняли быстро, так как болгарский язык во многом сходен с русским. Спросив разрешения у командира эскадрильи, мы пошли в гости. Нас посадили за стол прямо в саду на свежем воздухе и первое, что мы увидели, это большой бронзовый котел литров на пятьдесят с вином. По-болгарски он называется "бардачок".
      Пили вино, закусывали фруктами. Собралось много болгарских жителей, среди них и дети. Разговоры, шутки. Возгласы: "Гитлер капут!", "болгарские и советские на веки друзья!" Какое гостеприимство! Но пора и честь знать. Что-то в голове замутилось, да и ноги сделались ватными. Мы распрощались с болгарскими друзьями - и в школу.
      Очень часто вспоминаются те задушевные встречи с болгарами в годы войны. Что же происходит сейчас? То, что мы, воины бывшего СССР, освободили ряд стран Европы от фашизма, стало забываться. Хуже того, можно услышать и такое: - Мы вас не просили нас освобождать!
      Многие бывшие союзные страны потянулись к Западу. Невольно хочется задать вопрос самому себе: - Для чего же ты Василий Фролов, молодой человек, в двадцать своих юношеских лет лез в пекло, рисковал жизнью? Чтобы через несколько лет тебя называли оккупантом?
      И действительно, в последнее время своими глазами я видел и в Болгарии, и в Чехословакии, как по-разному относились к нам и к немцам местные жители.
      На пляже в Бургасе у пивного ларька в очереди могут стоять только наши туристы. Немцы, как правило, пьют без очереди. Продавец, видя перед собой немецкого туриста, сам предлагает ему кружку пива или сигареты.
      В Карловых Варах, например, в санатории "Империал" отдыхают граждане различных стран. В 1976 году, я встречал там отдыхающих из Советского Союза, ФРГ, Англии. Характерно, прием к врачу устанавливался в одно и то же время для всех отдыхающих. Мы приходили, занимали очередь, брали книгу или газету, читали и ожидали приглашения к врачу. Но немцы, как правило, проходили к врачу без всякой очереди, причем к их приходу выходила сестра и их приглашала. Или сцена в магазине. Разговариваем с продавцом о покупке. Если в это время заходят в магазин немецкие туристы, она прерывает с тобой разговор, тут же подходит к ним и, рассыпаясь в любезностях, обслуживает их, как правило, на немецком языке.
      Становится больно и обидно за то, что к освободителям такое хамское отношение, и совсем другое к тем, кто готовил для них рабство.
      Точно такое же отношение было раньше, да и сейчас к русскоязычному населению в Латвии, Литве и Эстонии.
      В чем же причина? Неужели мы действительно второсортные люди? Нет, не верю. И не хочется верить в это.
      Через несколько дней наш полк получил приказ перелететь в Югославию с посадкой на аэродроме Земун. Перед вылетом мне была поставлена задача произвести посадку на аэродроме Скопле вместе с моим напарником Анатолием Чемеркиным.
      Выбор на него пал не случайно. Анатолий был очень уравновешенным, приветливым и симпатичным юношей. Самое главное, он понимал меня с полуслова. Он никогда механически не соглашался с моими предложениями, а мыслил вместе со мною, стремился как можно лучше выполнить поставленную боевую задачу. И если говорить о профессионализме, летном мастерстве, то эти данные у него были в полном объеме.
      Мне он нравился еще и тем, что был в противоположность мне, а спокойным, расчетливым. При вылетах с ним парой на свободную "охоту" он всегда подсказывал: при обнаружении цели не спеши сбрасывать бомбы, сначала выпустим РСы, а потом уже и отбомбимся. В строю он держался прекрасно и особенно когда на какое-то мгновение мы входили в облака. Летел так, как будто его самолет был привязан к моему шнурком. Я всегда был уверен, что Толя не подведет.
      После войны Анатолий окончил Воздушно-инженерную академию имени Жуковского, остался в рядах Советской Армии. Судьба забросила его в Ташкент. Перешел с летной на инженерную работу. Демобилизовался. Прибыл в Подмосковье. Получил квартиру за отработанные бесплатно дни в ЖЭКе. Затем соблазнился и поменялся на квартиру в Кишиневе. Я был у него в гостях. И что же?
      - Живем, как иностранцы. Боимся куда-либо ходить. Часто можно слышать слова "оккупанты". Думаем отсюда уезжать.
      Через некоторое время действительно уехал опять в Ташкент. При встрече говорит, что там лучше, чем в Кишиневе, но тоже чувствует себя чужим.
      Покинул Молдавию не только Чемеркин. Бывший командир авиаэскадрильи Павел Хлопин из-за невыносимых условий жизни всей семьей уехал в Америку к сыну, который ранее покинул Родину. Я его спросил - Почему же ты, больной человек, уезжаешь? - Пусть я умру на чужбине, но не при таком позоре, как в Молдавии, которая для меня тоже не Родина.
      Вот и получается, что многие мои сверстники, боевые друзья по оружию, отстоявшие Отечество, оказались изгнанниками освобожденной ими земли.
      Анатолий внимательно выслушал боевое задание. Подготовив все необходимое для полета, мы вместе доложили о готовности. Погода благоприятствовала вылету. Как говорится, "по газам" - и в воздух.
      Аэродром в Скопле расположен в гористой местности. Благополучно приземлились. Там уже ожидали. Передали пакет. Нас провели прямо в аэродромную столовую. Перекусили. За это время наши самолеты дозаправили. Погода что-то стала хмуриться. Нам предложили остаться на ночь и утром пораньше вылететь. Связи с Земуном не было. Подождали около часа и решили лететь. Я спросил мнение Анатолия.
      - Вася, если ты взлетишь, то я не подкачаю. Сколько сделали вылетов вместе.
      Решил, раз напарник готов, значит, вылетаем.
      Прилетели в Земун благополучно. Расставили самолеты в отведенных нам стоянках и отправились на отдых. Дело шло к вечеру. Нас поместили в одной вилле - очень красивой в архитектурном отношении. Наша комната располагалась на втором этаже. Прекрасные кровати, мягкие матрасы, пуховые подушки. В общем, все как во сне, или как в сказке. Не успели расположиться, позвали на ужин. Затем командир ставит задачу: - На отдых. Завтра, учитывая неблагоприятную погоду, вылеты на боевое задание будут эпизодическими. Всем быть готовыми к полетам парами и в основном на разведку.
      Через несколько дней мы перелетели в Венгрию и приземлились на аэродроме города Сегед, что южнее Будапешта. Как только зарулили на свои стоянки, была объявлена воздушная тревога. Вылез из кабины, стою на плоскости крыла самолета и вижу, как в пологом пикировании заходят в атаку два немецких истребителя. Огненные трассы полились к земле. Пулеметная очередь прошила рядом стоящий Ил-2 нашего полка. В это время в кабине сидел авиационный механик.
      Увидев это страшное зрелище, я спрыгнул на землю, подбежал к тому расстрелянному самолету. Механик, склонив голову, истекал кровью. Он был мертв. Пуля попала прямо в голову.
      Истребители, сделав только один заход на стрельбу по нашим самолетам, улетели так же внезапно, как прилетели. Даже зенитки, которые были расположены на границе аэродрома не успели открыть по ним огонь.
      В Сегеде полк начал осуществлять интенсивные боевые вылеты. По числу сбитых наших самолетов и гибели летчиков Будапештская операция напоминала воздушные бои на Кубани.
      На станции наведения
      Наши войска стремительно наступали. Наземная обстановка быстро менялась. Подготовка к вылету и полет самолетов к цели занимали иногда 40 и более минут. За это время наши войска продвигались вперед или, напротив, отступали.
      Было принято решение из личного состава летных полков придавать офицеров наведения в распоряжение командиров стрелковых соединений, которые, находясь непосредственно на передовой позиции, могли бы корректировать нанесение боевых ударов нашей авиации.
      К сожалению, были случаи, когда наши Илы наносили удары по своим же войскам. Как правило, потери были значительными, так как солдаты и офицеры наших войск при наступлении, видя свои самолеты в воздухе, не прятались.
      Когда мы стояли на аэродроме Кишкунлацхаза в Венгрии, меня и Володю Иванова вызвали на КП полка. (После войны мы одновременно женились и вместе праздновали одну свадьбу в Орадеа-Маре). На КП с полковым руководством находился и начальник штаба авиадивизии полковник Шустер. Я был командиром звена, Володя рядовым летчиком, поэтому с разрешения Кондраткова доложил Шустеру: - Лейтенант Фролов и младший лейтенант Иванов прибыли по вашему указанию!
      Шустер, улыбнувшись, поставил задачу: - Послезавтра на трех спецавтомашинах связи мы втроем выезжаем на боевую позицию в распоряжение командира 21-го гвардейского стрелкового корпуса для наведения наших самолетов на цели. Конкретная задача будет поставлена по прибытии в корпус. Затем добавил: - Я буду находиться при командовании корпуса, вы, Фролов и Иванов, будете при дивизиях.
      Через день рано утром мы выехали на автомашинах радиостанций наведения. До передовой было километров сорок, поэтому в середине дня мы были уже на месте.
      Меня с радиостанцией направили в 252-ю стрелковую дивизию, штаб которой располагался в 10 километрах от штаба корпуса и примерно в 4-5 километрах от передовой.
      Адъютант командира дивизии генерал-майора И.А. Горбачева показал нам домик, вернее дом, в котором мы будем жить. Дом одноэтажный, кирпичный. Хозяйственное здание тоже кирпичное. Жителей в нем не было. Распоряжением командования все жители из этого района были выселены. При очередном налете немецкой авиации из помещений, расположенных недалеко от штаба дивизии, кто-то из них делал сигнальные выстрелы из ракетниц.
      Не успели мы расположиться, как была объявлена воздушная тревога. Я выбежал на улицу и увидел шестерку немецких истребителей "Фокке-Вульф-190", летящих примерно на высоте 1500 метров. Вдруг ведущий с резким разворотом влево стал пикировать на штаб дивизии. Наш дом был рядом. Самолет сбросил две бомбы. Мне показалось, что они летят прямо на меня. Я заметался. Увидев небольшую канавку возле дерева, которое росло рядом с кирпич, ной стеной соседнего дома, бросился туда и упал на спину, со стороны наблюдая, куда упадут бомбы. Одна упала во дворе соседнего дома, а вторая в ста метрах в другом месте. И надо же было мне подняться из канавки и прижаться к кирпичной стене. Ведь я впервые в жизни оказался в такой ситуации. Откровенно скажу, испугался здорово и второй раз подумал про себя: "Все-таки в пехоте воевать страшнее".
      В этот момент взрывной волной снесло часть стены, и на меня посыпались кирпичи. Пилотку где-то потерял. Может быть, она меня немного предохранила. Чувствую, струйка крови потекла по левой щеке. Сергей, шофер радиостанции, подбежал ко мне и спрашивает: - Голова-то цела?
      - Кажется...
      Спрашиваю, где ребята. Их было двое. Сергей отвечает, что радист, несмотря на бомбежку, налаживает радиостанцию. Другой тоже при деле.
      Я оказался трусливее всех. Через несколько минут по радио связался с нами Шустер: - "Жасмин-2", Фролов, как у вас дела?
      Шустер работал позывным "Жасмин", Володя - "Жасмин-1", я - "Жасмин-2". Я ему ответил, что немного нас потревожили "фоккеры". Все живы и здоровы, и главное - радиостанция цела.
      Адъютант позвал меня к командиру дивизии. Пришел, доложил.
      - Какая у вас автомашина?
      Ответил, что ЗИЛ - фургон, трехоска. Если придется отступать, не подведет. И тут же добавил, что мы вызвали штурмовиков ударить по скоплению артиллерии и танков западнее нашего населенного пункта, в четырех километрах у лесочка, и предупредил, что обстановка постоянно меняется то в нашу пользу, то в пользу немцев. Штурмовики будут часа через два.
      - Связь держите непосредственно со мной, вернее я буду поблизости от вас и буду передавать команды согласно той информации, которую получу непосредственно с передовой. А что у вас с головой-то?
      Я сказал, что кирпичом ударило во время бомбежки.
      - Вот видишь, на земле не знаешь, чем тебя ударит, это не в воздухе.
      - Да, струхнул немного, когда "фоккер" сбросил бомбы, мне казалось, что он летит прямо на меня.
      Подошел Виктор, радист, и доложил, что радиостанция к работе готова. Время шло к вечеру. Слышу гул самолетов. Летят две шестерки. По радио связываюсь. Мне ответил ведущий. Это был Толя Синьков.
      - "Жасмин-2", Фролов, вас понял. Цель старая.
      - Работайте спокойно, в воздухе истребителей нет.
      Вижу, заходят. Командир дивизии рядом со мной. И вдруг откуда ни возьмись слева на попутных курсах заходят две пары "фоккеров". Я тут же по радио в открытую: - Толя! Четверка "фоккеров" слева сзади!
      Наши зенитки открыли по истребителям огонь. Они шарахнулись в сторону, а Синьков уже сбросил бомбы. Пролетая на обратном маршруте на бреющем полете, ведущий группы покачал самолет с крыла на крыло. Как было приятно, что все обошлось благополучно. Командир дивизии, обращаясь к адъютанту: Летчиков накормить - и на отдых. Завтра будет жарко. И действительно, на рассвете немецкие танки прорвали нашу оборону и перешли в местное наступление. Ребятам я крикнул: - Быстро в машину и уезжаем!
      Мотор радиостанции завелся с пол-оборота. Я почему-то стал волноваться. Сергей говорит: - Командир, не волнуйся, нашу ласточку ни один танк не догонит.
      Выехали на шоссейную дорогу. Проехали километров пять, машина еле тащится. Остановились. Выбежали и видим: задние два ската третьей полуоси спущены. Шофер привычно: - Командир, не волнуйся. Сейчас все сделаем. Мимо нас проезжает много других автомашин, предлагают помощь, но наш водитель благодарит: - Спасибо, справимся.
      Снял одно колесо, вынул камеру и в покрышке нашел сразу два гвоздя. Это диверсанты на дороге разбросали. При такой системе осей гвозди впиваются в задние колеса.
      Я нервничаю: немецкие танки вот-вот накроют нас. Прошу поторопиться.
      - Не волнуйся, командир!
      Вот такие были ребята, с которыми пришлось не только в воздухе, но и на земле воевать.
      Поставили оба колеса. И тут подъехал адъютант командира дивизии и говорит: - Ребята, возвращайтесь обратно, атака отбита.
      Вернулись в тот же населенный пункт. Хотелось вновь посмотреть на ту стенку из кирпича, которая меня спасла при разрыве бомбы, сброшенной с "фоккера".
      Находясь на передовой, я видел в каких условиях приходилось воевать пехоте. Грязь, недосыпание, вши и другие напасти. Летчики же находились на войне в привилегированных условиях. Батальон аэродромного обслуживания заранее перебазировался на новый аэродром и готовил все необходимое к приему полка. Теплые помещения. Столовая. Ради справедливости нужно признать, что у летчиков во время войны не было оснований обижаться на быт.
      После одномесячной командировки мы с Ивановым вернулись в полк. Шустер остался на передовой.
      Прибыв в полк, снова приступили к полетам. 11 января 1945 года была поставлена задача: группой в составе 8 самолетов под прикрытием четверки наших истребителей Ла-5 нанести удар в районе Замоль. Противник сосредоточил большие танковые силы и намеревался молниеносным ударом сорвать готовящееся наступление наших войск.
      Как правило, если задание выполнялось сразу после получения приказа, то переживаний было меньше, вернее их почти не было. Приказ зачитывался или устно доводился по самолетам, которые, зачастую, были рассредоточены в разных местах аэродрома. Подбегаешь к самолету, выслушав доклад механика, надеваешь парашют - и в кабину. А вот когда приказ получен для нанесения удара по аэродрому, то в этом случае подготовка к заданию длится несколько дней. В этот период переживания были.
      Итак, уяснив поставленную задачу на боевой вылет, нанесли маршрут полета на карту. Во время подготовки к нам подошел Гриша Сивков, уже штурман полка, и, как всегда, дал нам ценные советы. Главное - грамотно наметить маршрут полета и порядок захода на цель.
      После приказа времени на подготовку к вылету было мало. Подготовив карты, разбежались по самолетам. В кабинетах ожидаем сигналов: зеленая ракета - запуск моторов, красная - выруливание. Взлет по одному. Собрались на кругу и легли на маршрут. Танковые скопления, как правило, прикрывались зенитной артиллерией и истребителями. Подлетаем к цели. Заметили истребители противника, не менее двадцати. Среди них были и мессершмитты и фоккеры. Пара немецких истребителей начала заходить к моей четверке в хвост, с задней полусферы, откуда удобнее всего поразить цель и не быть подвергнутым ответной атаке. Киль самолета не позволял беспрепятственно вести огонь по противнику. Были случаи, когда воздушные стрелки, увлекаясь стрельбой, при неожиданном маневре, простреливали или киль своего самолета или стабилизатор. Тогда приходилось или садиться вынужденно или погибать, так как самолет становился неуправляемым.
      Гиленок предупредил меня: - Командир, заходят.
      Звено идет в плотном строю. В свою очередь я, обращаюсь к летчикам звена: - Истребители сзади снизу. Спокойно. Сомкнутый строй. И вдруг, как по команде, все воздушные стрелки звена открывают огонь по самолетам противника. Истребители поняли, что здесь так просто не удастся подойти для атаки. Бросили нас и улетели, а может быть, горючее у них было на исходе. Только истребители отвалили, и тут же но нам ударили зенитки. Вот здесь-то и стало все ясно. У противника был разработан специальный план. На таком-то рубеже атакуют истребители, а ближе к цели вступают в работу зенитки и "эрликоны". Начался шквальный огонь. Пришлось рассредоточиться. Но цель уже видна. Даю команду приготовиться к атаке. Высота примерно 500 м. Самолет загружен ПТАБами. С первого захода вышел на цель. Вижу танки. Прицеливаюсь и с горизонтального полета бросаю бомбы. Ведомые экипажи сделали то же. Бомбы легли точно в цель, что было подтверждено фотоаппаратурой. Так была сорвана атака танковой группировки противника.
      Выполняем второй заход. Перешли на бреющий полет. Видно, как немцы мечутся, перебегая с одного места на другое. Погода-то была плохая, и противник не ожидал такого дерзкого налета. В боевом донесении сообщалось, что группа в количестве 8 самолетов в сложных метеоусловиях под командованием лейтенанта Фролова нанесла внезапный удар по танкам противника. Уничтожено 6 танков и до 50 солдат и офицеров.
      За этот вылет всем летчикам, выполнявшим задание, командующим 4-й гвардейской армией и военным советом фронта была объявлена благодарность. Я был представлен к награждению орденом Красного Знамени, который вручил мне командир нашей дивизии полковник Николай Павлович Терехов. После вручения пришлось выступить.
      - Спасибо за высокую награду. Приложу все силы и умение для скорейшего окончания войны. За Родину, за Сталина, за полный разгром врага.
      Когда же мне вручали орден Александра Невского, то от выступления я отказался. Вспомнил, что командира 3-й эскадрильи Дедова сбили через несколько дней после вручения такого же ордена. Я не суеверный, но в данном случае от выступления отказался.
      Воздушные стрелки
      Безусловно, центральной фигурой в штурмовой авиации был летчик. Он завершал трудный и длительный процесс подготовки Штурмового удара по врагу. Он реализовывал усилия тысяч человек, как работающих в тылу, строивших самолеты, изготавливающих его вооружение, так и обеспечивающих их подготовку к боевым вылетам на фронте. Но успех выполнения боевого задания зависел не только от мастерства летчиков, но и во многом от умения воздушных стрелков, которые стали входить в состав экипажа после поступления на вооружение двухместных самолетов Ил-2.
      Хотелось бы после долгих лет размышлений более подробно написать о воздушных стрелках штурмовой авиации.
      Первые самолеты Ил-2 были с одной кабиной для летчика. Штурмовики несли огромные потери от истребителей противника. Срочно внесли в конструкцию самолета изменения и сделали вторую кабину для воздушного стрелка. Его задача - отражать атаки истребителей противника с задней полусферы. Но поскольку эта военная специальность раньше отсутствовала, то в полки присылали абсолютно неподготовленных молодых людей, сажали их в кабину и на задание. Многие воздушные стрелки не выдерживали во время полета резкие маневры штурмовика. Некоторые простреливали стабилизатор своего самолета и погибали вместе с летчиком. Но в основном это были дисциплинированные воины, мастера своего дела.
      Взять воздушного стрелка Колю Гилева, с которым я совершил более 100 боевых вылетов. Сколько раз он спасал мне жизнь. Маленький, щупленький паренек, но настолько сообразительный, что всегда удивлял своей смекалкой. Садился в кабину всегда спокойно. На ремне вместе с пистолетом у него развешаны различные приспособления для устранения в воздухе задержек пулемета. А неисправностей у крупнокалиберного пулемета было очень много, да и воздушные стрелки, плохо обученные, не всегда могли правильно его эксплуатировать. Главная ошибка - это стрельба длинной очередью. После чего и отказ в работе пулемета.
      Так вот Гиленок, как мы его любовно звали, всякую задержку мог устранить в воздухе. Не имея летной практики, тем не менее часто подсказывал мне: - Командир (к летчикам стрелки обращались только так), подверни влево, я врежу по зенитке. Или: - Спокойнее, командир. Истребители ушли.
      Гиленку, да и другим воздушным стрелкам - низкий поклон. Настолько я уважал Колю, что ни разу даже голоса на него не повысил. Не говоря уже о ругани.
      Из тех происшествий, которые имели место со мной, видно, какому риску подвергались воздушные стрелки во время боевого задания. Конечно, легче списать все на войну. Но на душе у меня все время что-то неспокойно, будто бы есть и моя вина в их гибели. Особенно это гнетущее чувство возникает на встречах однополчан.
      Сейчас я размышляю о гибели Мардера. Если бы я произвел посадку сразу же после линии фронта, пока еще сам не истек кровью и оказал ему помощь, то он, может быть, и сейчас был бы жив. Но я считал, что у Мардера ранение легкое, вблизи аэродромов не было, а садиться в поле небезопасно, поэтому и принял решение лететь на свой аэродром. Во втором случае если бы я успел убрать шасси, то "капота" бы не было и воздушный стрелок остался бы жив, мог бы приходить, как и я, на встречи однополчан.
      В гибели двух воздушных стрелков есть и моя вина, я ее чувствую. Но все же была война. Хочется отдать должное всем воздушным стрелкам штурмовой авиации. Многие из них совершили действительно героические подвиги, но, к сожалению, среди них нет Героев Советского Союза.
      Из числа погибших в полку воздушные стрелки составляли 55%, летчики 45%, обслуживающий персонал - 5%.
      Ради справедливости необходимо сказать, что от воздушных стрелков во многом зависел успех выполнения боевого задания. Хорошо подготовленный к воздушной стрельбе, храбрый, инициативный, как часто говорят, толковый, всегда отразит атаку истребителей противника. Таким был Коля Гилев. После войны он демобилизовался из рядов Советской Армии, проживал и работал в Свердловске. В 1985 году умер.
      Так вот за Колю я всегда был спокоен, а следовательно, за себя тоже. Это был настоящий воздушный боец с выдумками. Он иногда брал с собой ракетницу. В критических моментах, когда отказывал пулемет, Коля выстреливал в направлении заходящего в атаку истребителя противника из ракетницы - и тот в испуге выходил из атаки. Для повторной атаки надо было строить новый маневр. Для этого требовалось время и другие благоприятные условия. Ведь первая атака для штурмовиков со стороны истребителей противника была самой опасной.
      Так это было во время боевого вылета в район северо-западнее Будапешта, во время нанесения бомбоштурмового удара южнее населенного пункта Байна, о чем я постараюсь рассказать подробно в следующей главе.
      В бою любая хитрость годится. Особенно если благодаря ей будет сорвана хоть одна атака истребителей. Таких моментов в боевой биографии Коли Гилева было много. Он не один раз спасал мне жизнь. Низкий поклон тебе, Коля, и в твоем лице другим бесстрашным воздушным бойцам: Василию Желудкову, Леониду Татаренко, Сергею Пластунову, Василию Пинчуку, Валерию Маслову, Николаю Акопяну, Василию Ясько, Георгию Кренкусу, Николаю Пиленко, Семену Русинову, Борису Трофимову, Сергею Ковалеву, Александру Аверьянову, Борису Есюнину, Али Фираджеву, Андрею Мардеру и другим.
      1984 год. Я находился в длительной служебной командировке. Приходит телеграмма от родственников Николая Гилева: - Коля умер. Василий Сергеевич, приезжайте на похороны.
      Но поехать на похороны я не смог по той причине, что был в Монголии, да и телеграмма задержалась. Похороны уже состоялись шесть дней тому назад.
      Я направил жене Николая телеграмму соболезнования и подробное письмо его родственникам, описав в письме довольно-таки детально о его боевых действиях. Ведь он из многих воздушных стрелков нашего полка единственный, кто был награжден орденами Красного Знамени, Отечественной войны 2-й степени, Красной Звезды и медалью "За отвагу".
      Бои под Будапештом изобиловали напряженными схватками на земле и в воздухе. Редкие страницы истории той войны могут сравниться с их драматизмом. Запомнился такой вылет.
      4 января 1945 года перед полком была поставлена задача нанести бомбоштурмовой удар по танкам и пехоте противника, которые в свою очередь готовились к нанесению контрудара по нашим войскам северо-западнее Будапешта в районе Байна.
      Я вел замыкающую в полковой группе четверку. Подлетаем к линии фронта. Вижу, впереди летит огромная группа немецких самолетов Ю-87. "Лаптежники" так прозвали эти самолеты наши летчики по той причине, что у них не убирались шасси и они висели из-под фюзеляжа подобно лаптям. Под прикрытием своих истребителей немецкие бомбардировщики летели для нанесения удара по нашим войскам. Встретились две армады в воздушном пространстве.
      Набираем высоту, всей группой пробиваем небольшой толщины слоистые облака, которые откуда ни возьмись появились над нами в районе цели. Самолет ведущего полковой колонны Сивкова, а за ним и остальные самолеты четверки сделали доворот влево, а я со своей четверкой немного отстал от общей полковой группы. Юнкерсы в это время уже успели отбомбиться по нашим войскам, правда, как потом стало известно, бомбы бросали беспорядочно. Истребители, которые прикрывали их, остались над полем боя с целью атаковать наши группы при выходе из пикирования.
      Пара истребителей, находясь сверху облаков, не заметила мою четверку и начала заходить для атаки предпоследней четверки, полагая, что она была последней в общем строю. В это время моя группа выскочила из облаков и я увидел впереди, прямо в прицеле моих пушек истребителя противника. Подвернув свой самолет влево, примерно с расстояния 300 м из обоих пушек открыл огонь. В это же время огонь открыл и мой ведомый Володя Иванов. Самолет противника загорелся и беспорядочно стал падать.
      В это время слышу команду Сивкова: - Приготовиться к атаке!
      Цель вижу, поэтому тоже даю команду: - Атака! Бомбы!
      Группа держится в строю хорошо. Подумал: как хорошо отбомбились. И вдруг сверху справа на третий самолет моей четверки наскочил самолет предпоследней четверки, отставший при маневре на бомбометание от своей группы. Они столкнулись. Самолеты, разваливаясь, вместе с экипажами рухнули к земле. Последнего самолета своей четверки не вижу. Его, оказывается, сбили истребители противника. Остались мы вдвоем с Володей Ивановым. Вдруг слышу голос воздушного стрелка Коли Гилева: - Командир! В хвост заходят два истребителя. Атакуют Иванова. Иванов подбит. Пошел вниз. Командир, доверни влево. Атакуют нас.
      Сделал доворот и слышу очереди из УБТ (крупнокалиберный пулемет). Затем увидел, как снаряды вражеского истребителя, вернее трасса снарядов прошла левее моего самолета. Слышу хлопок. Это Коля выстрелил из ракетницы. Помня о ненадежности УБТ, Коля брал ее с собой. Немцы, видимо, обалдели от непонятного выстрела из "илюхи", и истребители немного поотстали. В итоге я остался один. Нас продолжают атаковать. Перехожу на бреющий полет. Это когда самолет почти цепляется за ветки деревьев. Коля беспрерывно отстреливается.
      Необходимо заметить, что 12,7 мм пулеметы УБТ очень часто отказывали в бою. Качество изготовления оставляло желать лучшего. Но других пулеметов у нас не было. Самолет Ил-2 был мощным бронированным летательным аппаратом, поэтому немцы прозвали его "черной смертью". Но с точки зрения пилотирования он был, на языке летчиков, "дубом". Да и отделка была топорная. Один раз я взлетаю без перчаток. Стал давать газ, а сверху в кабине висела контровка. Я за нее зацепился левой рукой и в кровь разодрал кожу. Кровь полилась ручьем. И ничего не могу сделать - газ-то не бросишь. Самолет взлетает. Потом уже перехватил сектор газа в правую руку и языком зализал рану. После этого случая никогда уже без перчаток не летал.
      Продолжаю полет. Вот-вот зацеплюсь за деревья. Увлекшись маневрами, вдруг увидел впереди высоковольтную электролинию. Взять ручку на себя и перескочить провода - не успею. Мгновенно принимаю решение пролететь под проводами, как Чкалов в бытность под мостом, что и сделал. Истребители, видимо, испугались повторить маневр, полетели с набором высоты и потеряли меня из виду. Так на этот раз мы с Колей уцелели.
      В итоге полк за этот вылет потерял пять человек. Тяжелые потери. А уже шел 1944 год, близилось завершение войны. Терять за один вылет столько экипажей было непростительно. В этом была вина и Г.Ф. Сивкова. Безусловно, огромная вина лежит и на истребителях прикрытия, которые, как говорил представитель от истребительной авиации подполковник С.Н. Николаев, завязали бой с превосходящими силами истребителей противника, оставив штурмовики фактически без прикрытия.
      Вот что рассказал на встрече ветеранов полка об этом вылете сам Григорий Сивков: - Это был, пожалуй, самый неудачный боевой вылет за все годы войны. Наши наземные войска по-прежнему стремительно наступали. Мне было поручено вести группу из 18 самолетов в район западнее Будапешта и бить по танкам противника.