Жизнь в авиации

      В Орадеа-Маре
      Вернувшись в Орадеа-Маре, мы к общей радости вновь встретились с Надеждой снова и решили связать наши судьбы на всю жизнь.
      4 апреля 1946 года мы расписались в Бухаресте в советском посольстве. Затем была организована полковая свадьба.
      Когда узнали, что Вася Фролов женится, то к организации свадьбы подключились не только летчики нашей эскадрильи, но и полковое начальство. Володя Иванов, летчик нашей эскадрильи, сказав, что тоже женится, обратился с предложением отпраздновать вместе наши свадьбы. Таким образом, в Орадеа-Маре на моей квартире было организовано совместное торжество. Пришли командир полка А.Ю. Заблудовский с женой Натальей, начальник штаба полка Дмитрий Провоторов с женой Ольгой, командир эскадрильи Миша Ткаченко с Аней, врач Фима Фишелевич. Кстати, он все время говорил, что никогда свою Одессу не променяет ни на какие Нью-Йорки и Вашингтоны, но в 1990 году покинул родину и уехал в США, где как участник второй мировой войны получил пенсию в 650 долларов и поселился со своей семьей у старшего брата, покинувшего Одессу много лет назад. Конечно, на свадьбе была вся 1-я эскадрилья. Жаль, что не было с нами Г.Ф. Сивкова. Он уехал в Москву поступать в Военно-воздушную инженерную академию имени Жуковского, которую окончил по специальности "летчик-инженер-испытатель".
      Только что закончилась война. Везде разруха. С продуктами трудно. В магазинах бешеные цены. Помню, после свадьбы я купил ботинки за 18 млн. лей. Но все же не шикарный, но приличный стол был накрыт. И цуйка (местный румынский напиток) была на столе, которую где-то достал все тот же Вася Борщев, причем натуральную без табачного настоя. Румыны на базаре часто продавали цуйку с табачным настоем. Пьешь - продирает, на самом деле 18-20 градусов крепости, но зато потом голова разламывается. Свадьба прошла весело, организованно и даже, я бы сказал, торжественно. Песни, шутки, танцы под аккордеон, и самое главное, что все были свои - настоящие боевые друзья.
      Мне в то время было 23 года. Когда мы поженились, у меня была должность летчика, желание летать, летная и повседневная форма, а у Надежды - кирзовые сапоги, алюминиевые вилка с ложкой, юбочка в клеточку и гимнастерка, с которой были сняты погоны. При переезде не надо было укладывать багаж. Но мы были счастливы. Довольны. Не ворчали. Не хныкали. Радовались, что закончилась война и остались живы.
      1 сентября 1947 года у нас родилась дочь. Назвали Светланой. Какое счастье! В других семьях тоже рождались дети. Правда, семейных было тогда немного. Проблема регистрации детей как-то притупилась. Но о гражданском долге не забывали. Надо было зарегистрировать новорожденных. Только где? Этого никто не знал. И вот собрались мы, молодые папы, набралось человек десять, и поехали в Бухарест, где располагалось советское посольство. В консульском отделе в регистрации нам отказали, дескать, опоздали, раньше следовало это сделать. Один из посольских работников посоветовал нам поехать в г. Клуж (600 км от Бухареста) и обратиться с этим вопросом в генконсульство. Так мы и сделали. Приехали. Стали упрашивать, чтобы нас не штрафовали, а выдали свидетельства о рождении наших детей. Вопрос заключался в том, что после рождения ребенка по закону новорожденного надо регистрировать в течение месяца, а мы спохватились через четыре - пять, а некоторые даже через восемь.
      Консул сжалился над нами. Всем нам выдали свидетельства о рождении наших детей, но одним днем для всех. Хорошо, что после рождения моей дочери прошло меньше месяца, поэтому ей консул и оставил действительный день рождения.
      Мирная жизнь продолжалась. Жили мы на частных квартирах. Полк располагался в одной из школ города, который разрушению в годы войны не подвергался. Все здания целы. Магазины работают. Продукты мы получали в батальоне аэродромного обслуживания. Дочь растет. Полеты продолжаются. Но и в мирное время тоже потери были. Летчик второй эскадрильи Спродис, молодой, красивый юноша, погиб в тренировочном полете на УИл-2. Остались жена, сын. Через некоторое время начальник строевого отдела полка Головко предложил свою руку и сердце Кате Спродис. Так у маленького Коли появился новый отец, причем Головко оказался не только хорошим отцом, но и мужем. В 1953 году, когда я учился в Военно-воздушной академии в Монино, мы встретились с семьей Головко. У них уже был не один сын, а два. Вот какая была полковая дружба. В это же время у нас должен был появиться новый ребенок - 2 сентября 1953 года родился сын и мы его назвали Виктором. Сейчас дети уже совсем взрослые, у них есть свои семьи.
      Возвращение на Родину
      В 1948 году полк вылетел из Орадеа-Маре и произвел посадку на аэродроме Одессы. Вначале в Советский Союз были отправлены наши семьи. Для них был выделен товарный с теплушками поезд. Не доезжая до Унген, он потерпел аварию. Во время движения поезд сошел с рельсов, и некоторые вагоны перевернулись. Из-за очень малой скорости движения жертв не было. Но пострадавших много, в том числе и моя Надя. С дочкой было все в порядке. Из опрокинувшихся вагонов людей и вещи вытаскивали через сделанные пробоины. Была ли в данном случае диверсия, трудно сказать. Причиной скорее всего явилась плохая укладка полотна. В Одессе жилья для семей не было. Разместились в сохранившемся в целостности гараже на школьном аэродроме. На другой день вместе с детьми пошли на строительство 4-этажного жилого дома на окраине аэродрома, который начали строить еще немецкие военнопленные. Дом уже почти был готов. Через несколько дней мы в него вселились. Нам досталась в общей трехкомнатной квартире на три семьи одна комнатка размером 11 квадратных метров. Мы были довольны. Предел мечтаний. Молодость. Одесса. Привоз с огромным количеством продуктов и причем с регулируемыми ценами. На прилавках прибиты таблички: яблоки "Антоновка" не дороже 2 руб., мясо, говядина, - не дороже 6 руб. и так далее. Но это было до денежной реформы.
      Соседом по квартире был заместитель командира эскадрильи нашего полка капитан В.В. Гладилин. Вновь встретились мы с ним в 1995 году, когда Владимир Васильевич был уже в звании генерал-лейтенанта в отставке, выйдя на заслуженный отдых с должности первого заместителя командующего военно-транспортной авиацией. На его долю выпало участвовать во многих локальных войнах в 50-80-е годы, перечень которых составит не один десяток.
      На аэродроме жизнь идет своим чередом. Полеты. Но уже не боевые, а учебные с бомбометанием и стрельбой на полигоне.
      Через несколько дней после нашей эвакуации из Румынии самолетом ЛИ-2 прибыла семья моего бывшего командира эскадрильи в период войны Героя Советского Союза Михаила Ткаченко. Только Мишу привезли в гробу, его сопровождали жена и сын. Учитывая, что Ткаченко - воспитанник нашего полка, а в Брашове он прослужил всего полгода, было принято решение привезти его в Одессу и похоронить здесь со всеми почестями на гражданском кладбище.
      На погребении собрался выступить, но почти ничего не мог сказать, так как какой-то ком подступил к горлу. Я заплакал, что редко бывало со мной. Кое-как справился с чувствами, сбивчиво пересказал обо всем, что связывало нас в боевые годы и в послевоенный период. Ведь в Орадеа-Маре мы жили в одном доме. Дружили семьями.
      Что же произошло? После объявления приказа о расформировании авиационной части, дислоцировавшейся на аэродроме города Брашов, предстоял отъезд всего личного состава на родину, но не организованно, а кто как мог. Или другими словами, как принято у нас в армии, "сделал дело - гуляй смело". Миша вернулся на квартиру, сказал жене о предстоящем отъезде. Собрали нехитрые пожитки. Все было готово. Миша отправился к друзьям попрощаться. Решили отметить отъезд. Немного выпили. Слово за слово. Воспоминания. Планы. Договоренность о будущих встречах. Кто-то собирался продолжать службу, кто-то решил уволиться из рядов Советской Армии и перейти работать в Аэрофлот. Многие мечтали об учебе. Дружеская компания обычное дело для фронтовиков - не предвещала никаких неожиданностей, тем более трагедии. В какой-то момент Миша решил выйти на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. На время про него забыли. В том, что он вышел, не было ничего особенного. Потом хватились. Кто-то вспомнил, что Ткаченко долго не возвращается с улицы. Вышли посмотреть. Было уже темно. Стали звать. Никто не отзывается. Минут через десять Мишу нашли мертвым у соседнего дома. В том месте, где курил Миша, провисали электропровода. Они были оголены и под током. Он схватился за эти провода, и его убило. Прошла экспертиза. Заключение врачей гласило: смерть от несчастного случая.
      Об этом мне рассказал командир эскадрильи Миша Немцов, у которого Ткаченко был заместителем.
      Миша Ткаченко - человек-легенда. Достойно жил, прекрасно воевал. Трагически погиб. О нем можно было бы написать интереснейшую книгу. Помню, отличился Миша во время штурма Севастополя нашими войсками. Водил на боевое задание группы самолетов. Перед штурмом ему попалась газета, в которой он случайно обнаружил фотографию своего брата - узника фашистского концлагеря в полосатой тюремной одежде. Это был младший брат, которого Михаил очень сильно любил.
      Миша стал просить командование разрешить ему делать несколько боевых вылетов в день. Ткаченко пренебрегал всякой осторожностью, лез в любой огонь, не считался с опасностью. Он совершал по истине героические подвиги. Не взирая на сильнейший заградительный огонь зениток и "эрликонов", Миша стремился во что бы то ни стало поразить цель и выйти из боя победителем.
      7 мая 1943 года его самолет подожгли зенитки противника, сам он выбросился с парашютом, благополучно приземлился на нашей территории. На следующий день пришел пешком в полк. 20 апреля 1944 года Мише Ткаченко было присвоено звание Героя Советского Союза.
      Недолго мне пришлось прослужить в должности заместителя командира эскадрильи в Одессе. В 1949 году направили на высшие летно-тактические курсы командиров авиационных эскадрилий в Таганрог. В этом городе в 1940-1941 годах я учился в военной авиационной школе. Выехали всей семьей. Жена, дочь. Частная квартира. Интенсивные занятия. Трудности с продуктами питания. Но духом не падали. Часто ходили в театр, кино, на концерты.
      На курсах назначили командиром учебной группы. Я отвечал за дисциплину и успеваемость. Построения. Строем на занятия. Доклад на каждом шагу по любому поводу.
      Напряженная учеба. Одиннадцать месяцев не прошли, а пробежали. Снова сборы в путь-дорогу. Но куда? Может быть, на Дальний Восток или в Среднюю Азию. Эти районы не исключались и для меня. Тягостное ожидание. Нетерпение.
      Настал день, когда должны были объявить о назначении. Во время учебы, да и после ее окончания меня все время мучила мысль о том, что я не имею среднего-образования, а значит, и не могу поступить учиться в военную академию. Состоялось общее построение. Начальник курсов полковник Коротков зачитал приказ. Я получил назначение в город Дубно Львовской области в один из штурмовых полков на должность заместителя командира авиационной эскадрильи. Собрали свои немногочисленные пожитки - и опять вперед.
      Прибыли в Дубно. В полку еще не было приказа о моем назначении. После учебы на курсах я должен был уйти в отпуск, но куда ехать, к тому же зимой? Решили прибыть в полк и там за счет отпуска заняться обустройством.
      Прибыл в штаб воздушной армии во Львов. Мне посоветовали поехать вместе с семьей в трускавецкий санаторий. Выделили нам две путевки. Кстати, в Дубно нас ожидал сюрприз. Здесь находился штаб штурмового авиационного корпуса. Командовал им генерал Н.П. Терехов, который в феврале 1945 года в Австрии в местечке Гетцендорф сообщил мне о том, что он подписал материал на присвоение мне звания Героя Советского Союза.
      При первой встрече с Николаем Павловичем разговор о Герое не шел. Я посчитал, что генерал Терехов в Гетцендорфе пошутил. Об этом забылось, и никто разговора на эту тему не вел. Жаль, что Николай Павлович ушел из жизни за год до присвоения мне звания Героя. Простой, душевный был человек. Пригласил нас к себе в гости. Николай Павлович и его жена принимали нас как давнишних друзей. Нечасто бывает такое во взаимоотношениях начальников и подчиненных. Но поведение Николая Павловича для меня всегда пример интеллигентности, военной этики.
      Начались обычные летные дни. Служба на новом месте. Должность заместитель командира авиационной эскадрильи, а образование - неполное среднее. Резюмирую: текстильный техникум не смог окончить, то же получилось и с таганрогской военно-авиационной школой пилотов, Краснодарское военно-авиационное училище опять же не по своей воле не окончил. В итоге неполное среднее образование, хотя и много учился. Вывод - надо получить высшее образование. Особенно оно нужно в мирное время. С неполным средним, как говорят, далеко не уедешь. Но чтобы поступить в военную академию или в институт, надо иметь среднее образование. Замкнутый круг. Так складывались обстоятельства, связанные с войной.
      И вот купил велосипед и после работы стал ходить в девятый класс Дубновской вечерней школы рабочей молодежи. И пошло-поехало. Окончил десятилетку с отличием. Неплохо. Все идет по плану.
      В 1953 году поступил учиться в военно-воздушную академию в Монино на командный факультет. Опять частная квартира. В этом же году родился сын. Взаимоотношения в коллективе хорошие. Доверяют. В течение трех лет избирают секретарем партийной организации учебной группы. После окончания академии в 1955 году меня направили заместителем командира 686-го штурмового авиационного полка по летной подготовке в город Лиду Гродненской области. В этот же полк из нашего выпуска прибыли два Героя Советского Союза Родин и Иван Фатеев. Родин прибыл на должность командира полка, а Фатеев, как и я, на должность заместителя. И Родин и Фатеев были подполковниками. Я же всего-навсего капитан. Таким образом я оказался в неравном положении с Фатеевым. Он Герой и подполковник. Я капитан. Командир 1-й авиаэскадрильи был тоже Герой Советского Союза в звании подполковника. Штурман полка майор и тоже Герой Советского Союза.
      Началась моя служба не очень удачно. Родин почему-то сразу невзлюбил меня, а с командиром авиационной дивизии полковником Колесниковым, Героем Советского Союза, у меня произошло недоразумение. Колесников спросил меня, летал ли я на МИГ-15. Он имел в виду, летал ли я самостоятельно. Я же понял, летал ли вообще. Поэтому я и ответил утвердительно.
      Затем, как мне стало известно, командир дивизии спросил Родина о моих полетах. Родин ответил, что я самостоятельно не летал на самолетах МИГ-15. На другой день Колесников увидел меня, подозвал к себе и стал отчитывать как мальчишку за бахвальство. Что же произошло на самом деле?
      ...Перед окончанием Военно-воздушной академии в конце последнего курса обучения, всех слушателей-выпускников направили в город Каменск на переучивание с самолета Ил-10 на самолет МИГ-15. Я прошел "вывозную" программу. Перед самостоятельным вылетом у меня случился приступ аппендицита. С аэродрома был направлен на санитарной машине в местную поликлинику. Оперировали. Занесли инфекцию. В итоге после операции я проболел более 6 месяцев. Срок переучивания закончился. Все слушатели вернулись в Монино, кроме Героя Советского Союза подполковника Алексея Кривоноса и его инструктора по переучиванию.
      Они вылетели на самолете УТИ-МИГ-15 в зону. В кабине курсанта находился подполковник Кривонос. Инструктор решил показать Герою отдельные фигуры высшего пилотажа. Ведь на Ил-10 такие фигуры не выполнялись. Боевой разворот, штопор, переворот, бочка и т.д. Облачность была 1500-1800 м. Начали с переворота. Чтобы его выполнить, нужна высота минимум 2000 м. Сделали переворот. Пикирование. Вывод из пикирования с запозданием. Высоты не хватило, самолет задевает крылом за дерево, затем цепляется за крышу одного из домов деревни и врезается в землю. Это произошло недалеко от аэродрома. Тела двух летчиков были смешаны в общей куче обломков самолета. Затем я увидел сапог, торчащий из обломков. Потянул за него и вытащил... вместе с ногой. Как я в обморок не упал, не знаю. Но тошнота подступила к горлу. Отдал сапог вместе с ногой врачу и отошел в сторону. Прошло много лет с тех пор, когда на всю страну известили о гибели первого космонавта планеты Юрия Гагарина. Он погиб во время полета на самолете УТИ-МИГ-15 с инструктором Серегиным.
      Я полагаю, что они погибли, как и Кривонос, при выполнении такого же переворота - очень коварной фигуры. И та же недостаточная для ее выполнения высота. Этот переворот унес много жизней. Такие фигуры требуют высокой квалификации, а достаточного опыта ни у инструктора Кривоноса, ни у Серегина, видимо, не было.
      Шла обычная полковая жизнь. Подошло время приступать к переучиванию и мне. По штатному расписанию было два заместителя командира полка по летной подготовке. Иван Фатеев и я. Иван - изумительной души человек. Хороший товарищ, прекрасный летчик. Когда я ему рассказал о том случае с командиром дивизии, он мне посоветовал не расстраиваться и прямо сказал: - Вася, три к носу и все пройдет, это тебе говорит Герой Советского Союза, военный летчик, пилот... Я тебя хорошо знаю и по согласованию с командиром полка буду тебя в летном деле, как говорится, доводить до "кондиции". Дам несколько провозных полетов и выпущу самостоятельно.
      Иван был уже инструктором и имел такое право. Я очень был доволен его предложением. На другой день небольшое количество провозных полетов, и через пару дней я вылетел самостоятельно на самолете МИГ-15. Затем стал так же, как и Иван, инструктором. Летное дело пошло у меня как по маслу. Колесников, как-то увидев меня, спросил о моих полетах. Я сказал, что летаю самостоятельно и обучаю летному мастерству других летчиков. Он ответил: Знаю, товарищ майор, что вы летаете неплохо. Так держать.
      Я уже был в звании майора. На этом наше недопонимание закончилось.
      Дела по службе шли хорошо. Мне поручали руководить полетами. С семьей проблем нет. Жена - надежный помощник. Дочь и сын подрастают. Летное дело с каждым днем стало увлекать все больше и больше. Даже по ночам во сне стал летать.
      В один из майских дней начальник штаба полка майор Нечаев сообщил, что со мною желают побеседовать представители Генерального штаба Советской Армии. В кабинете меня ждали два полковника в общевойсковой форме. Промелькнула мысль, неужели им что-то нужно от меня, связанное с фронтом. И вспомнил те три дня, когда мы были с воздушным стрелком в тылу противника. Но мне предложили сесть, один из полковников, увидев на моем лице смущение, тут же успокоил. Мол, прибыли в полк и решили после ознакомления с вашим личным делом, поговорить и предложить учиться в одной из академий Советской Армии. После ряда вопросов другой полковник обратился ко мне по имени и отчеству: - Василий Сергеевич, вы желаете дальнейшую службу в Вооруженных Силах посвятить новой специальности? Для этого вам предлагаем поступить учиться в Академию Советской Армии. Вы пройдете курс обучения в течение трех лет, и вам предложат работать за границей. Изучите один-два иностранных языка - они будут очень необходимы в будущей работе. Я ответил, что подумаю над этим предложением. - Да-да, - согласились полковники. Посоветуйтесь с женой и желательно только с ней. Друзей и товарищей не посвящайте в это дело. Если надумаете, то позвоните.
      На том и расстались. Они оставили мне московский телефон. Я вышел из кабинета под впечатлением разговора с представителями Генштаба. Вернулся к себе в кабинет. Сел и стал мысленно анализировать сделанное мне предложение. Задумался. Разобрал все по мелочам. Только что окончил академию, назначен на неплохую должность. Летное дело настолько увлекло меня, что я ему стал отдаваться весь без остатка, тем более с ним все было благополучно, если не считать контузий, которые были во время войны. Они-то и беспокоили в том плане, что из-за них меня могут списать с летной работы в любое время. Но все же решил: если будут во второй раз спрашивать, то откажусь.
      Прощание с летной работой
      Будничные дни. Но вот наступил день интенсивных полетов. Меня направили руководителем на полигон, где летчики обычно производят бомбометание по искусственно выложенному кругу с крестом в центре. Полигон был расположен на опушке леса в 30 километрах от аэродрома. Первая пара отбомбилась, и я пошел на цель, чтобы проверить результат бомбометания. И когда подошел к кругу с крестом, то у меня начался приступ почек. Помочился и увидел на снегу вместе с мочой кровяные пятна. Пришлось лечь в машину. Пригрелся, полежал немного, и, кажется, все прошло. Через два месяца я был назначен руководителем полетов на аэродроме. Полк построен. Обычно перед началом полетов даются последние указания. Информация о погоде и другие данные, которые могли измениться после принятого накануне решения на шолеты. Подул ветерок. Я почувствовал, что-то заныло в правом боку. Затем нарастаюшая боль. Пришлось руководство передать другому лицу. Врач увез меня в санчасть. После сделанного укола мне стало легче. И я решил рассказать полковому врачу о моих ранениях во время войны. Он выслушал внимательно, а на другой день пришел ко мне на квартиру и вручил направление на обследование в окружной госпиталь в город Минск. В результате врачебная комиссия сделала заключение: "Майор Фролов В.С. по состоянию здоровья ограниченно годен для полетов на реактивных самолетах". Возвратился в часть. Доложил командиру полка о результатах лечения. Он спрашивает: - Что будешь делать? - и, не дождавшись ответа, ушел на доклад к командиру дивизии.
      На другой день пришел приказ об откомандировании меня начальником штаба в один из истребительных полков. На душе стало муторно. В войну рвался в бой, мечтал о командирской карьере, а тут штабная работа, с которой, к сожалению, мало знаком. Тем более в истребительный полк. Там свои, отличные от штурмовиков, обычаи. Это мне крайне не понравилось. Хотелось летать, учить молодых летчиков, которые начали поступать в полк. И вот по воле врачей все рухнуло. Написал рапорт, в котором высказал свое несогласие с окружной врачебной комиссией и просил направить меня в Центральный научно-исследовательский авиационный госпиталь в Москву. На следующий день меня направили на очередное медицинское обследование. Прибыл в институт. В палате, куда меня поместили, было три человека, тоже прибывших на обследование. Прошло несколько дней. Меня не обследуют. Я начинаю волноваться. А врач мне и говорит: "Дорогой товарищ, войны-то нет. Куда вы спешите. Обследуем. Проверим все досконально. К обследованию надо подойти внимательно. Может, врачи окружного госпиталя были правы, когда принимали решение о списании вас с летной работы".
      Так и произошло. Центральная врачебная комиссия подтвердила заключение окружной комиссии. Я загоревал. Что же, думаю, делать? Вот тогда и вспомнил о беседе с полковниками, приезжавшими в Лиду, и об оставленном номере телефона. Решил позвонить. На другой день прибыл из Главного управления кадров один товарищ, фамилии его не помню, и говорит: - Не расстраивайтесь, товарищ Фролов, что вас списали с летной работы. Подумайте еще раз о сделанном вам предложении и через 2-3 дня дайте ответ.
      Дней через пять я дал согласие поступить на учебу. Мне ответили, чтобы я ждал вызова в полку. Выписался из госпиталя и прибыл на службу. Доложил. Стал собираться в истребительный полк. И тут вызов из Москвы откомандировать в распоряжение Генерального штаба Вооруженных Сил СССР.
      Собрал самые необходимые вещи - и вместе с женой и детьми в Москву, в неизвестность. Первое, с чем пришлось столкнуться, - это проблема жилья. Как-никак, а жену, двоих детей на улице не оставишь. Начались поиски. Из дома в дом. Из подъезда в подъезд. Нашел небольшую комнатушку на две солдатские кровати. Но освободится только через 2-3 месяца. Договорились с хозяевами и решили - будем ждать. Но где жить эти месяцы? В этом доме пустовала ленкомната в подвале. Председатель домкома оказался хорошим, понимающим человеком и разрешил временно в ней поселиться.
      Пришел на первое собеседование в академию. Сразу вопрос, какой иностранный язык изучал ранее. Ответил, что немецкий. Меня сразу предупредили, что буду изучать испанский язык, который через три-четыре месяца буду знать лучше, чем немецкий, который изучал всю жизнь. Второй язык - английский.
      Проходят два года напряженной учебы. Со всеми дисциплинами было нормально, а вот с языком - трудности. В языковой группе четыре человека. Преподавательница меня чаще всех спрашивала. Была очень волевым человеком. В период испанской войны работала переводчицей, сражалась на стороне республиканцев.
      Учеба учебой, но у меня была семья. Из подвала ленкомнаты мы переселились в квартиру Львовых. Виктор и Нина - добродушные люди, у которых тоже было двое детей, да еще сосед в третьей комнате с женой. Всего в малогабаритной трехкомнатной квартире нас жило десять человек. Теснота неимоверная, особенно на кухне, не говоря уже о туалете и ванной. Виктор и Нина через полтора года заикнулись о том, что хорошо бы нам подыскать другую квартиру, дескать, категорически настаивают соседи. Возможно, оно так и было. От соседей не было спасения. Они беспробудно пьянствовали, скандалили. Часто сосед приставал ко мне, чтобы я с ним выпил, а я отказывался. Мне надо было заниматься. Тогда он обижался, гнусавил, что я его не уважаю. Пришлось заняться поиском новой квартиры. Но не так-то просто было ее найти.
      Намечалось партийное собрание. На нем я прямо сказал, что слушатели находятся в крайне тяжелых жилищных условиях. Также в моем выступлении были предложения и по совершенствованию учебного процесса, методики языковой подготовки. Начальник курса слушал меня внимательно и, когда я упомянул его фамилию, что-то записал в блокнот.
      Буквально через два дня меня вызвали к начальнику академии. Генерал спросил, как дела с испанским языком. Я ответил, что нормально. Есть трудности, но стараюсь. "А с квартирой как?" - поинтересовался он и добавил, что через несколько дней все кто имеет детей, будут переселены в барачное строение на территории академии, а после окончания строительства пятиэтажного дома получат нормальную квартиру. В завершение разговора начальник академии посоветовал: - В будущей работе, к которой вы готовитесь, надо быть вдумчивее и самокритичнее.
      По-видимому, это пожелание было сделано не без помощи начальника курса.
      Новые горизонты
      Академию я окончил с отличием и сразу же после учебы был направлен на работу в Мексику. Дочь определили в интернат. С женой и сыном направился на новую работу. Летели через Париж на самолете авиакомпании САС. Нас провожала дочь. Прощания. Слезы. В аэропорту в Мехико нас встретили и привезли в одну из небольших гостиниц недалеко от советского посольства. Проживая в гостинице пришлось самому искать квартиру. Но здесь проще и легче. Вся необходимая информация публиковалась в специальных каталогах. Выбор огромный, находи подходящий вариант и договаривайся с хозяевами. Квартиру, двухкомнатную, удобную во всех отношениях, я нашел рядом с нашим посольством. В нем же было и мое рабочее место.
      Мой начальник Лев Глебович Михайлов относился к подчиненным с большим уважением. Понимал с полуслова. Основную работу приходилось вести в вечернее время. Надо было хорошо знать город. Приходилось изучать его досконально до отдельного переулка. Но главное в этой работе - люди, с которыми у тебя должны быть особые отношения, так как без их доверия, дружбы, помощи ничего не сделаешь.
      Чтобы не быть голословным, приведу один пример. Познакомился с одним иностранцем. Подружились. Вскоре он проинформировал о том, что в период празднования 26 июля в Гаване на площади Хосе Марти правительственные трибуны будут заминированы. И во время митинга в честь дня "Штурма казармы Монкада" трибуны взлетят на воздух. Иностранец передал мне схему и сроки заложения взрывчатки, а также фамилии лиц-исполнителей. Он входил в группу террористов. Но раскаялся и сообщил мне об этом, зная, что я немедленно проинформирую соответствующие инстанции. Указанные лица были арестованы. При аресте у них были обнаружены взрывчатые вещества и все необходимые к ним принадлежности. Арестованные на суде признались в том, что они планировали теракт. В эту группу входили граждане и других государств. Учитывая, что самого взрыва не последовало, а также чистосердечные признания подсудимых, кубинское правосудие сочло возможным сохранить жизнь террористам.
      Я не могу, да и не имею права раскрывать содержание своей новой работы. На ней я пробыл недолго. Несмотря на это, я твердо убедился, что моя профессия сложная, ответственная и к тому же очень опасная. Но об этом как-то и не думалось. Все, как на фронте. Там тебя могли сбить в каждом боевом вылете. Так и на этой работе. Знаешь, что не сегодня, так завтра столкнешься с большой для тебя неприятностью, но об этом не думалось. А напрасно. Сейчас по прошествии многих лет понимаю, каким был беспечным.
      Познакомился с одним работником МИД Мексики. Интересный во всех отношениях человек. Знакомство состоялось на одном из дипломатических приемов в советском посольстве. Завязалась дружба. Познакомился с его женой, затем с его братом и женой. Поездки на пирамиды в Куатемок. Неоднократно был у них в гостях. Все шло, казалось бы, хорошо. Многое узнал о его работе. Дружба продолжалась более года. Об этом регулярно информировал своего руководителя. На очередной из встреч разговор коснулся вопросов международного положения и роли США. Я признался, что участвовал в боевых операциях на фронте. Был несколько раз сбит. Дважды тяжело ранен. По состоянию здоровья ушел из рядов Советской Армии в запас. И сейчас, работая в гражданских условиях, не хочу, чтобы была развязана новая мировая война, да еще с применением ядерного оружия. Мой собеседник был полностью согласен со мной и тут же спросил: что он конкретно может сделать для этого? Я ему ответил, что для меня война очень хорошо знакома, поэтому все, кто не хочет очередного кровопролития должны объединяться и помогать друг другу в предотвращении новой войны. Он сказал, что готов помогать во всем, в чем может. Я ему ответил, что если возникнет такая необходимость в дальнейшем, то можно будет вернуться к этому разговору.